Текст книги "Лабиринты свободы"

Автор книги: Юрий Устин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 42 страниц)

X

а берегу реки Буг в шатре главнокомандующего армией Юзефа Понятовского с раннего утра собрались на совещание все командиры дивизий и полков. В связи с приближением русской армии в срочном порядке необходимо было решить главный вопрос: встретить русские полки у реки и принять бой либо отойти, сохранив армию для ведения дальнейших военных действий, но уже в более удобной в стратегическом плане обстановке.

Молодой главнокомандующий нервничал и горячился. Ещё недавно Юзеф Антоний Дмитрий Понятовский служил полковником императорских легкоконников в австрийской армии, был личным другом австрийского императора Иосифа II и его флигель-адъютантом. Но в 1789 году после того, как французы перевернули всё с ног на голову, совершив свою революцию, его дядя польский король Станислав Август Понятовский вызвал племянника на родину.

Юзеф Понятовский мечтал о независимости своей родины и был её истинным патриотом. Не долго раздумывая, как ему поступить, он вернулся в Польшу и сразу был назначен начальником штаба реорганизованной армии Речи Посполитой. Когда же началась война с Россией, племяннику короля доверили командование одной из армий. После этого назначения 29-Летний командующий оказался в гуще революционных событий, но уже по польскому сценарию.

После принятия сеймом Речи Посполитой майской Конституции 1791 года Россия потребовала от польского короля объяснений и немедленного отказа от этого важнейшего акта. Не получив ответа на свои требования, императрица Екатерина II решила подтвердить свои требования силой русского оружия.

С начала мая 1792 года армия Каховского в составе корпусов генерал-поручиков Кутузова, Дунина, Дерфельдена и Леванидова с самого начала вторжения в Польшу пыталась навязать главнокомандующему польской армией Юзефу Понятовскому генеральное сражение, чтобы покончить с ним раз и навсегда. Однако всякий раз, когда Каховский и его генералы пытались окружить армию противника, Понятовский уводил её из опасного положения, ограничиваясь небольшими боями местного значения. Более крупное сражение всё-таки произошло под Зеленцами, но и там Каховскому не удалось разбить полностью польские войска, которые с боями продолжали отступать под натиском более сильного и опытного противника. Растягивая южную армию русских, Понятовский пытался помешать Каховскому собрать все силы в единый мощный кулак. К тому же при отходе поляки сжигали мосты через многочисленные реки, что сильно затрудняло движение всей русской армии. Но русские солдаты упрямо двигались вперёд, и расстояние между противниками постепенно сокращалось. Наконец, на берегу Буга у Дубенки сосредоточилась вся армия Каховского, которая насчитывала 25 000 солдат при 108 орудиях. На другом берегу реки укрепилась армия Понятовского. Его армия в этот момент имела около 16 000 солдат и 42 орудия. Остальная часть армии, которая находилась под командованием князя, была разбросана по всей стране.

Стояла жаркая июльская погода. Юзеф Понятовский достал платок, вытер им потную шею и начал совещание:

– Паны офицеры, я собрал вас, чтобы сообщить о том, что вы и так знаете, – главнокомандующий посмотрел на молчаливых и хмурых полковников и генералов.

Вельгорский, Костюшко, Любомирский, Велевейский и другие командиры молчали. Они уже «устали» отступать, им хотелось в бой, но не такой, когда сотня польских улан меряется силой с сотней казаков, а пушки противников лениво плюют свои ядра на противоположные стороны реки. Все жаждали сражений и побед, а вместо этого уже около месяца их армия показывала русским только свои спины. При таком положении дел однажды Любомирский в ироничной форме высказал своё мнение Понятовскому. Между ними возник при всех присутствующих спор, в ходе которого было сказано немало обидных слов. И этот случай стал подтверждением того, что моральный дух польских солдат и многих командиров стал уже не таким, каким он был в начале войны. Нужна была хоть небольшая, но победа.

Генерал Костюшко внимательно смотрел на Понятовского. Молодой и красивый главнокомандующий уже доказал многим свою храбрость и доблесть. Костюшко относился к нему с большой симпатией не только потому, что Юзеф Понятовский напоминал ему его самого в молодости. При своей популярности и доблести племянник короля в общении с офицерами был не заносчив, его лицо выражало какую-то душевную доброту, а глаза при разговоре подтверждали его искренность.

– Русская армия совсем близко, и у нас есть все шансы завтра вступить с нею в сражение, – продолжал говорить Юзеф Понятовский. – Я хотел бы, Панове, услышать ваше мнение по сложившейся ситуации.

Костюшко потрогал свой гладковыбритый подбородок. Положение было не из простых. Да и бывают ли во время войны простые? Любая неучтённая мелочь может привести к большим потерям либо к поражению. Это понимали, наверно, все, кто присутствовал на этом совещании. Возможно, поэтому никто не хотел брать на себя ответственность, почему все молчали и смотрели на молодого главнокомандующего.

– По нашим данным, у генерала Каховского около 25 000 солдат и более 100 орудий. И это, наверно, не все силы русских. Вступив в генеральное сражение, мы подвергнем всю нашу армию опасности потерпеть поражение, – Понятовский посмотрел на реакцию окружающих командиров на его слова, – либо можем понести тяжёлые потери, которые в самом начале войны нам ни к чему.

– Так вы предлагаете нам продолжать отступление? – опять горячился Любомирский.

Костюшко, в пример Понятовскому, достал платок и вытер им лицо, покрытое каплями пота.

– Ну и жара сегодня стоит,– вдруг сказал он, как будто был не на военном совете, а на летней прогулке, – а скоро ещё жарче будет. Я предлагаю всё-таки принять бой и не дать русским войскам перейти Буг.

Все присутствующие одновременно перевели взгляд на говорившего.

– Конкретно, что вы предлагаете? – нетерпеливо спросил главнокомандующий.

– У нас неплохое стратегическое положение и хорошо укреплённые позиции. Добавьте к этому нашу артиллерию... Я со своей дивизией приму бой и задержу русских у переправы, а остальная часть нашей армии за это время успеет отойти.

Теперь задумался Понятовский. «А ведь он прав, – оценил предложение Костюшко молодой полководец, с благодарностью глядя на генерала. – С одной стороны, мы даём сражение и сохраняем армию, а с другой – в случае успеха поднимется моральный дух нашей армии при минимальных потерях...»

Но вслух сказал другое:

– Я с уважением отношусь к вам, генерал, но мы, получается, опять отступаем.

– Воевать можно по-разному. Сила русских в их прямой атаке всей своей армией, и они стремятся к этому сражению! – пояснял Костюшко суть своей стратегии. – Хотят одним разом покончить с нами, а я предлагаю не идти навстречу их пожеланиям.

Костюшко посмотрел на окружающих его офицеров. Их лица были хмуры. Они уже теряли веру в победу, и это было видно по их молчанию. Однако никто из них не прерывал ни Костюшко, ни Понятовского.

– Если бы Вашингтон в первый год войны принял бой с основными силами англичан в открытом сражении всей своей армией, то был бы разбит уже в самом её начале, – напомнил свой военный опыт Костюшко и добавил: – Тогда бы не было ни Вашингтона, ни Соединённых Штатов.

Юзеф Понятовский колебался: как молодому полководцу, которому король доверил свою армию, ему также хотелось сражений и побед. Тем более что на этой стороне Буга у них была неплохая позиция. Но на карту поставлено слишком многое, чтобы тешить своё самолюбие. Здравый смысл и ответственность за исход противостояния двух армий превысили его амбиции. Он взвесил шансы оказаться победителем и шансы быть битым: во втором варианте шансов было больше, и от этого варианта Юзеф Понятовский решил отказаться.

– Хорошо. Мы принимаем ваше предложение, генерал, – после некоторых размышлений тихо, как бы нехотя, произнёс главнокомандующий. – Какими силами предполагаете вступить в бой? – спросил он Костюшко.

– У меня 5300 солдат и 24 орудия. Я думаю, что этого хватит, чтобы на день задержать Каховского за пределами наших укреплений, – не раздумывая, ответил Костюшко, трезво рассчитав возможные потери нападающих, а также стратегию и тактику обороны. – Главное, что русская армия не имеет своих главных преимуществ, позволяющих развить успех во время атаки: внезапность и возможность атаковать всей свой мощью... – Костюшко увлечённо продолжал рисовать перед собравшимися картину предстоящего сражения.

– Если удастся отбить первую атаку противника, то бой может принять затяжной характер, так как Каховский не рискнёт атаковать всеми силами нашу армию без разведки боем. В то же время ему вряд ли будет известно об отходе наших основных сил.

– Ну, тогда действуйте... – Юзеф Понятовский дал понять, что совещание закончено, и приказал командирам полков оперативно подготовить основную часть армии к отходу. Оставшись один, он с облегчением вздохнул. Теперь, если дивизия Костюшко не выполнит своей задачи, в том будет только его вина. А если получится всё так, как он предположил, то Каховский опять растянет свою армию, и его можно будет бить по частям. У молодого Понятовского по-прежнему не хватало решительности предложить опытному Каховскому дать генеральное сражение.

Костюшко вышел из походной палатки главнокомандующего в возбуждённом состоянии от предстоящего первого и важного сражения с русской армией. Наконец-то он докажет всем, что не зря провёл восемь лет в армии Вашингтона. «Стратегия ведения боя с превосходящими силами противника, основанная на обороне на заранее укреплённых позициях, может не только лишить победы врага, но и принести ему поражение», – всегда доказывал генерал Костюшко особо горячим головам, которые рвались в бой, больше рассчитывая на свою храбрость, внезапность или везение. У каждого полководца своя тактика и стратегия, и каждый по-своему добивается победы... либо терпит поражение.

Генерал Костюшко внимательно изучил рельеф местности и берег реки, где ему предстояло в ближайшее время принять бой с неравными силами противника. Основные силы своей дивизии он распределил на возвышенности. С левого крыла это место огибала река, а с правого его солдат прикрывал густой лес. Болотистая местность между рекой и лесом должна была помешать русской армии быстро продвигаться и нанести неожиданный удар.

Основная часть армии под командованием Юзефа Понятовского в тот же день начала отход, а дивизия Костюшко заняла боевые позиции вдоль реки Буг на протяжении трёх километров. Особое внимание было им уделено переправе, где генерал приказал установить пять орудий, а мост через реку поджечь. Чтобы максимально задержать русских солдат при переправе, Костюшко приказал установить под водой ловушки, создавая для наступающих дополнительные препятствия.

Генерал Каховский не торопился начинать атаку польских позиций. Он не мог точно определить численность армии противника, которая находилась на другом берегу Буга, а об отступлении основных сил ему известно не было. Но сражение всё-таки началось, и началось оно с артиллерийского обстрела польских позиций русскими бомбардирами. Ядра перелетали на другой берег с неприятным для поляков свистом, но большого урона дивизии Костюшко они не принесли. Отвечая редкими выстрелами из своих пушек, польские бомбардиры на своём артиллерийском языке как бы говорили противнику: мы здесь, можете начинать, но основной заряд для вас ещё впереди.

Лишь после того, как Каховский сделал разведку боем, направив к левому крылу противника своих егерей и кавалерию, встреченных 6 эскадронами кавалерии Велевейского, командующий русской армией решил перейти в решительное наступление.

Только в три часа пополудни русская армия тремя колоннами двинулась на укрепления польской армии. При этом, не рискнув идти всей армией напролом через переправу, генерал Каховский часть войск под командованием Салтыкова с двумя батареями егерей и с тремя казачьими полками под командованием Орлова направил в обход влево на правый фланг польской обороны через австрийскую территорию. Не осталось без внимания Каховского и правое крыло атаки, куда двинулись в обход гренадеры Валерьяна Зубова и кавалерия Маркова, поддержанная залпами более двух десятков орудий.

С большим трудом на левом крыле атаки русским солдатам удалось выбить поляков из трёх шанцев из пяти и захватить два шанца на правом. Несколько атак были отбиты дивизией Костюшко с потерями с обеих сторон, но силы были неравны. В ходе боя возникла угроза окружения польских солдат, и Костюшко, выполнив основную задачу задержать русские войска, вовремя заметил опасность. Воспользовавшись густым лесным массивом, скрывавшим его солдат от противника, он приказал отходить и пробиваться с боем через замыкающееся кольцо вражеской армии.

В итоге, когда дивизия Костюшко вырвалась из окружения, Каховский понял, что русские войска задерживала лишь часть армии Юзефа Понятовского, но было уже поздно. Около 4000 русских солдат остались лежать на берегу Буга, навсегда успокоившись в чужой для них земле. А Костюшко, потеряв в этом сражении около девятисот человек, вскоре соединился с основными силами Юзефа Понятовского.

«Однако!..» – с удивлением и одобрением отметил про себя генерал Каховский после сражения позицию и тактику боя, которую выбрал его противник. Только поздно вечером Каховский сумел занять всю территорию, над которой ещё утром располагалась дивизия Костюшко. При этом Каховский не выслал в погоню за отступающими быстрых казаков, опасаясь новых засад и сюрпризов от вражеской армии.

Русская императрица и польский король одинаково положительно восприняли сражение под Дубенкой.

Каховский с подробным описанием своих «манёвров» доложил Екатерине II об очередной победе русской армии над поляками и дальнейшем её продвижении вглубь Польши ближе к Варшаве. Императрица осталась довольна действиями Каховского и велела подготовить новый указ о его награждении.

Станислав Август Понятовский сражение под Дубенкой также воспринял с удовлетворением. По факту, польская армия, даже находясь в меньшинстве, может оказать достойное сопротивление своим врагам. Он высоко оценил заслуги генерала Тадеуша Костюшко и наградил его орденом «Виртути Милитари», самой высокой боевой наградой Речи Посполитой. Генерал Тадеуш Костюшко стал национальным героем, а польские солдаты воспряли духом. Оказывается, успешно сражаться и побеждать противника можно даже в обороне. Но, к сожалению, этот боевой дух у них сохранился не надолго.

После очередного и последнего отступления Юзеф Понятовский получил от вестового офицера пакет из Варшавы. В своём послании король Польши сообщал племяннику, что в связи с возникшей угрозой разорения страны и в целях предупреждения новой гражданской войны он примкнул к Тарговицкой конфедерации. В извиняющемся тоне король предлагал Юзефу Понятовскому прекратить военные действия и в дальнейшем поступать по своему усмотрению, не предлагая ему брать пример со своего коронованного дяди.

XI

а новостями с полей сражений в Речи Посполитой внимательно следили и с другой стороны Европы. Революционная Франция после принятия депутатами сейма Речи Посполитой Конституции 3 мая считала, что с этого момента соседняя страна станет её активным союзником. Как-никак, а идеи, отражённые в этом документе, были близки французским Маратам, Дантонам и Робеспьерам. Этот факт вселял в них надежду, что республиканская Речь Посполитая в ближайшее время сможет при необходимости оказать военную помощь и Франции. Если, конечно, выстоит и победит в этой войне.

Когда на одном из заседаний Конвента докладчик сообщил о сражении под Дубенкой и роли генерала Тадеуша Костюшко в этом эпизоде войны, большой и грузный Дантон внёс историческое предложение:

– Граждане депутаты Конвента Франции! Генерал Тадеуш Костюшко уже был отмечен правительством Соединённых Штатов высшей наградой воинской доблести. Теперь же на полях новых сражений своим мужеством он удостоился права носить и высшую награду Речи Посполитой...

Присутствующий на заседании лидер якобинцев Марат нетерпеливо перебил будущего первого председателя Комитета общественного спасения:

– У вас есть конкретное предложение по этому генералу?

Дантон недолюбливал этого «друга народа» за его резкость и максимализм, но до какого-то момента они были всё-таки союзниками. Продолжая свою торжественную речь, Дантон вновь обратился ко всем присутствующим:

– Тадеуш Костюшко – человек, известный своими республиканскими взглядами, и он является примером борьбы за идеалы Республики. Тем самым, я считаю, он становится в ряд известнейших людей нашего времени.

Дантон прокашлялся, выпил воды и торжественно завершил свою речь:

– Учитывая заслуги этого человека, предлагаю принять резолюцию от 21 августа 1792 года о присвоении Тадеушу Бонавентура Костюшко звания Почётного гражданина Франции.

Марат опять не удержался и, как профессиональный журналист, язвительно спросил Дантона:

– А как на это посмотрит российский императорский двор? Не осложнит ли подобная резолюция наши отношения с Россией?

– А кто думал об осложнении отношений с Россией, когда революционные массы народа Франции штурмовал Бастилию? – загрохотал Дантон своим басом, известным всем парижанам, когда он выступал на площадях Парижа. – И почему мы должны оглядываться на Россию даже в таких вопросах, как объявление достойных людей почётными гражданами Франции?

– Но Пруссия и Австрия также могут высказать свою ноту протеста по этому поводу, – как бы оправдываясь, оказал последнее сопротивление Марат.

Но Дантона уже невозможно было остановить: он был опять в ударе.

– Мы же не спрашивали ни у кого разрешения, когда присваивали Вашингтону, Песталоцци и Шиллеру звание почётных граждан Республики, – продолжал звучать его трубный голос в овальном зале дворца, куда ещё недавно многих из присутствующих на заседании Конвента не допустили бы даже за оградительный забор. – Французы сами решают, что им делать и как поступать, не оглядываясь на волеизъявления других держав.

Камиль Демулен и другие сторонники Дантона одобрительно загалдели и закивали в знак согласия со своим лидером. Тот же Демулен обратился к депутатам с предложением проголосовать, и все присутствующие дружно подняли свои руки, включая Марата, вверх.

В доме Анны-Катрин на улице Сен-Анн было непривычно тихо. Такая же тишина сохранялась и в других домах французских аристократов. Часть из них покинули Париж и эмигрировали, но некоторые всё-таки остались. Они с тревогой ожидали конца этих ужасных событий, череда которых стремительно сменяла друг друга начиная со дня взятия Бастилии.

В тот злополучный для многих французских аристократов день 14 июля 1789 года Камиль Демулен прикрепил к своей шляпе зелёную ленту и повёл толпы народа, вооружённого ружьями, топорами и просто дубинами, к главной политической крепости Парижа. Бастилия без особого труда была взята, но с этого момента восстание только начало, как маховик, набирать обороты. Остановить его движение в это время не мог ни король со своей гвардией, ни сами руководители восстания, даже если бы и пожелали сделать это. Взяв пример с парижан, восставшие крестьяне начали свой кровавый поход на замки сеньоров, захватывая их земли, а заодно и земли монастырей.

Король признал Учредительное собрание как высший представительный и законодательный орган народа, а для наведения порядка в стране спешно создавалась новая вооружённая сила – Национальная гвардия. Во главе этой новой вооружённой силы стал ветеран Войны за независимость американских колоний бывший маршал Франции маркиз Лафайет[35]35
  Приставку «де» в своём имени маркиз убрал сразу после революционных событий в Париже.


[Закрыть].

Прошло чуть больше месяца после взятия Бастилии, когда 26 августа 1789 года Учредительное собрание приняло Декларацию прав человека и гражданина. В этом историческом документе было закреплено равенство всех перед законом, народный суверенитет, принцип «дозволено всё, что не запрещено законом» и другие установки революционного правительства. В городах по всей Франции создавались новые, выборные органы власти – муниципалитеты.

Про короля Людовика XVI новая власть тоже не забыла. Лафайету было приказано повести Национальную гвардию на Версаль, в результате чего король покинул свою резиденцию и переехал в Париж во дворец Тюильри. Но и там король со своей семьёй под защитой швейцарских гвардейцев не чувствовал себя в безопасности. Он понимал, что рано или поздно, но за ним придут. Причём придут без приглашения и заберут из дворца не для того, чтобы вести с ним какие-то мирные переговоры. Сознавая опасность, грозившую ему и его семье, Людовик XVI попытался бежать из страны и от народа, который его ненавидел. Он ещё надеялся с помощью иностранных войск подавить восстание и восстановить во Франции абсолютную власть.

В ночь с 20 на 21-е июня 1791 года король со своей женой Марией Антуанеттой тайно выехали из Парижа с паспортами на имя русских подданных – барона и баронессы Корф. И неизвестно, как бы повернулась история всей Французской революции, если бы не простой почтовый смотритель Друэ, который в городке Варени опознал королевскую чету и поднял тревогу.

Людовик XVI с женой были задержаны и отправлены под конвоем в Париж, а иностранные войска так и не были направлены соседями-монархами во Францию и не смогли прийти вовремя на помощь низложенному королю. А то, чего опасался Людовик XVI, всё-таки произошло: 10 августа 1792 года около 20 000 повстанцев окружили королевский дворец и штурмом взяли его. Верные присяге и долгу, несколько тысяч швейцарских гвардейцев пытались оказать сопротивление, но были все перебиты штурмующими. Французский король отрёкся от престола, но это его уже спасти не могло: Людовик XVI и его семья были арестованы и ожидали суда.

Весь в кровоточащих ранах, но чудом уцелевший в той бойне у дворца Тюильри, Питер Цельтнер под покровом ночи еле добрался до знакомого дома на улице Сен-Анн. Он долго пытался достучаться, но ему никто не открыл дверь. И только ранним утром служанка мадам Анны-Катрин нашла его без сознания от потери крови у дверей особняка. Убедившись, что на улице в такой ранний час никого нет, она с помощью дворецкого Шарля затащила бесчувственное тело швейцарца внутрь помещения. Поэтому в доме на улице Сен-Анн в эти тревожные дни революционных потрясений было особенно тихо.

При хорошем уходе и благодаря своему могучему здоровью Питер Цельтнер быстро пошёл на поправку. Уже через месяц с чужим паспортом, купленным за большие деньги, он пересёк французскую границу и вскоре оказался в родной Швейцарии в своей семье в Салюрне.