Текст книги "Нечто (СИ)"

Автор книги: Юрий Муравьёв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 27 страниц)

Было десять часов вечера. Раздался звонок по внутренней связи корабля. Спасатель взял трубку и сказал: – Я на месте.

Проводилась обычная вечерняя проверка наличия пассажиров на судне. Если кто-либо из пассажиров отсутствовал в каюте в данный момент, то его местонахождение в другой части корабля определялось с помощью телефонов, которые были выданы каждому туристу. Через полчаса на судне раздался сигнал тревоги, зафиксировавший отсутствие одного пассажира. Фотографию этого туриста показали по внутреннему ТВ. Некоторые пассажиры по внутренней связи сообщили администрации судна, что видели его на острове в момент высадки с катера. Этим и ограничивались скудные сведения о пропавшем пассажире.

Капитан решил рано утром направить людей из команды корабля на остров на поиски пропавшего туриста. Аквалангистов решили не брать, так как этот мужчина не увлекался нырянием и плаванием, это было известно многим туристам, поэтому искать его в лагуне не имело смысла. Утром несколько десятков человек, доставленных на остров на катере, прошли по пляжному периметру острова и пересекли его по нескольким направлениям, издавая при этом звуковые сигналы – крики, свистки и холостые выстрелы. Подняться на известняковые останцы в виде скал и плато, разбросанных по всему острову, никто не удосужился или просто не захотел.

Поисковая группа работала весь день и вернулась поздно вечером. Капитан дал команду к отплытию, так как корабль уже сильно выбивался из расписания.

Большинство пассажиров да и команда лайнера склонялись к мнению, что турист решил на какое-то время ощутить себя Робинзоном и будет дожидаться захода другого круизного судна или яхты даже через годы. Главное то, что человек, оставшийся на острове, не погибнет от голода и холода или от нападения диких зверей. Но о существовании популяции крокодилов на острове не было известно даже учёным, занимавшимся изучением животного мира на островах Тихого океана.

Некоторые туристы, особенно молодые, даже завидовали ему, но рискнуть остаться на райском острове надолго не хватало смелости.

Для ленивого человека рай находится на корабле, разумеется, за деньги, где пассажирам предлагается качественное и разнообразное питание, великолепный сервис и спектр услуг.

А на острове нужно трудиться – поймать рыбку или краба, а затем, чтобы приготовить из них какое-то блюдо, необходимо разжечь костёр. Вот если бы рядом был Пятница, то куда бы ни шло. Он и на кокосовую пальму или хлебное дерево залезет и нарвёт плодов и пресной воды принесёт.

Роскошный лайнер, дав три продолжительных гудка, направился к конечному пункту своего круиза, Гонконгу.

Спасатель вошёл в свою скромную каюту и, сев в кресло, глубоко задумался.

Он только что вернулся из роскошной капитанской каюты, где состоялась их личная беседа. Капитан произвёл на него позитивное впечатление своим умом и всесторонними знаниями. Какую бы сферу современной жизни они ни затрагивали, у капитана всякий раз находились свои парадоксальные, оригинальные идеи.

Он тоже оказался полиглотом. Переход с одного языка на другой доставлял обоим огромное удовольствие. И всё-таки этот разговор вызвал у спасателя большое беспокойство и оставил неприятный осадок. Он понимал, что капитан пригласил его на беседу не случайно.

Спасатель сел за компьютер и вставил в разъём мини-видеокамеру, чтобы ещё раз, уже на экране, увидеть и услышать разговор двоих умных мужчин. Его интересовал эпилог беседы. Пролог был ему неинтересен. Он начал смотреть с нужных ему кадров.

Капитан смотрелся импозантно. Он сидел напротив за антикварным столом в глубоком кожаном кресле, попыхивая дорогой сигарой.

Его холёное лицо выглядело лет на шестьдесят. Хорошо сохранившаяся седая шевелюра на голове прекрасно гармонировала с аккуратно постриженными усами и шкиперской бородкой. Скуластое и широкое лицо, и удлинённый узкий разрез глаз свидетельствовали о далёких генетических предках этого человека, вышедших из Центральной Азии.

– Уже на второй день вашего пребывания на судне у вас появилось прозвище Спасатель после спасения мальчика. Но у любопытных людей возникает вопрос, а возможно ли это даже для отлично физически развитого человека?

– И ваше мнение? – спросил гость.

– Однозначно, это невозможно. – И капитан положил сигару на пепельницу, тоже антикварную. – Кстати, вернёмся к прозвищам. В университете ко мне прилипло прозвище скиф. А вы в молодые годы имели какое-либо дружеское прозвище?

"Нет, господин капитан, я не проглочу вашу наживку", – сказал про себя гость, прежде чем ответить: – Не припомню, это было так давно. Скорее всего, прозвища не было, – спасатель улыбнулся.

– Странно, но для народов Восточной Европы это характерно. Кстати, мои предки вышли оттуда.

Спасатель напрягся, но мгновенно справился с собой.

– Я не занимался исследованием своего генеалогического древа", – сказал гость, не поднимая глаза на капитана, делая вид, что его интересует оригинальная пепельница.

Спасатель остановил кадр и увеличил его. Теперь было хорошо видно, как холодные светло-серые глаза капитана буквально сверлили своего собеседника.

"Да это же настоящий удав, но я не мышь. Но признаюсь, я не выдержал бы этого пронзительного взгляда", – усмехнулся спасатель и снова нажал на клавишу "пуск". Капитан как клещ вцепился в своего собеседника, продолжая задавать неприятные вопросы.

– В анкете пассажира в графе "Род занятий" вы представились членом Канадского географического общества. Но в Интернете, на сайте этого уважаемого общества, я не нашёл учёного под такой фамилией. – В глазах капитана светилась злорадная усмешка.

– Ничего удивительного. Я полагаю, что добрая половина пассажиров судна путешествует инкогнито, особенно это касается людей почтенного возраста. Кому из уважаемых людей хочется попасть на страницы жёлтой прессы после этого путешествия, во время которого каждый имеет право отдохнуть так, как он пожелает, то есть расслабиться, давая иногда свободу, скажем мягко, некоторым первобытным человеческим инстинктам. Насколько я знаю, правила внутреннего распорядка на судне этого не запрещают. – Спасатель победно посмотрел на капитана и, пожалуй, впервые за время продолжительной беседы задержал свой взгляд на его лице.

Капитан упрямо гнул свою линию.

– Вы игнорировали моё приглашение на вечернее шоу в ресторане, где должны были чествовать вас в связи с удивительным спасением ребёнка. Но это ваше право не посещать тусовки. Вы загадочный и закрытый человек, и меня не покидает уверенность, что вы знаете тайну исчезновения корреспондента, но я не следователь и не имею право задавать вам вопросы по этому поводу, на которые вы всё равно не ответите. Но после высадки в порту Гонконга вам всё-таки придётся ответить на вопросы полиции, вот тогда вы будете вынуждены раскрыть своё инкогнито. – Капитан встал с кресла, протягивая руку и давая понять, что беседа закончена.

Спасатель тоже встал и протянул руку, сказав при этом: – Со временем всё тайное становится явным, но как говорится – поживём, увидим.

Капитан и его стол исчезли с экрана, и появилась дверь с золочёной ручкой.

"Это значит, что я развернулся и направился к выходу из каюты, – спасатель улыбнулся. – Надёжная техника, но я нарушил закон".

Спасатель выключил компьютер. До Гонконга оставалось пять дней навигации без захода в другие порты. Есть время подумать о будущем и вспомнить прошлое.

Чем старше становится человек, тем чаще посещают его воспоминания о детстве, юности, о людях, которые непрерывной вереницей прошли рядом с ним. Всё это где-то глубоко спряталось в лабиринтах извилин мозга. Он уже довольно давно, вводя себя в полусонное, полудремотное состояние, когда одно полушарие мозга спит, а другое бодрствует, мог по желанию вызвать в памяти события из любого временного отрезка своей жизни и как бы заново пережить то время.

Когда ещё не была отлажена программа, эти воспоминания были хаотичными, в них не было стройности, они пересекались и прыгали во времени. Вероятно, это было связано с тем, что любому человеку хочется против его воли вспоминать наиболее радостные, приятные события, особенно когда это касается молодых лет. Спасатель открыл дверь каюты и на обратной её стороне прикрепил записку с текстом: "До Гонконга прошу не беспокоить".

В холодильнике было достаточно пищи и воды на пять дней, чтобы один раз в сутки принимать определённое количество. Он подсоединил датчик таймера к мочке уха и посмотрел на часы. Они показывали одиннадцать часов вечера.

"Спокойной ночи", – пожелал он себе и улыбнулся в ожидании радостного путешествия в прошлую жизнь.

СОН ПЕРВЫЙ

Выдался тёплый солнечный день. Воскресенье, выходной, который в то время был один раз в неделю.

Молодому человеку всего лишь двадцать лет. Он здоров и энергичен, а его голова заполнена всяческими умными идеями и планами. Он заплывает на байдарке в небольшую живописную речушку в стороне от Озера и, спрятав байдарку в густых береговых кустах, залезает на дерево. Удобно устроившись на толстой ветке дуба, он смотрит в бинокль на своих двух опекунов-охранников, которые под видом рыбаков постоянно "пасут" его. Он смеётся, когда они в растерянности мечутся на берегу, потеряв из вида своего подопечного.

И когда они уплывают, он спускается с дерева, вытаскивает байдарку на чистую воду и отправляется рыбачить в свои любимые укромные места, которых в этом озерном крае имеется превеликое множество, подальше от глаз надсмотрщиков.

Иногда он причаливал к берегу, чтобы посетить глухую, богом забытую деревеньку, состоящую из нескольких ветхих домов, и покупал у одинокой старушки крынку парного козьего молока с краюшкой домашнего ароматного ржаного хлеба и с превеликим удовольствием выпивал её на глазах старушки, с умилением смотревшей на парня. За молоко и хлеб он расплачивался деньгами, а большую часть своего богатого улова он отдавал старушке в качестве благодарности. Тогда она доставала из подпола бутылку самогона, припасённую на всякий случай и при этом говорила: – Это вместо денег. Самогон-то, проклятый, только и выручает. – Мужики-то, а их у нас в деревне раз-два и обчёлся, без бутылки ничего не делают. Мне вот сарай надо поправить, так они две бутылки требуют.

– Бабуль, оставь его себе, я непьющий. А в следующий раз привезу две бутылки "Столичной".

– Внучёк, да за такое добро мне мужики и крышу дома перекроют! – радостно говорила она и давала на дорогу несколько варёных яиц с щепоткой соли.

И он непременно своё обещание выполнял. Случалось знакомиться с местными девушками, приезжавшими на каникулы из города. Прогулки с ними затягивались до утра. Возвращался он на Остров только в понедельник к полудню невыспавшийся и усталый от многочасового махания веслом.

Там уже был вселенский переполох. Катер, рыскавший по многочисленным протокам и островкам, в конце концов прекращал поиски и встречал "беглого" за один-два километра от Острова на большой акватории плёса. Учёного-рыбака пересаживали на катер, грузили его байдарку и на максимальной скорости доставляли на Остров.

Затем происходило расследование чрезвычайного происшествия. Охранников сажали на "губу", а его наказывали, запрещая покидать Остров в следующее воскресенье.

Тогда он добивался приёма у своего куратора-генерала и во время беседы говорил: – Меня посещает вдохновение и озарение чаще всего на лоне природы в тишине и одиночестве. Кстати, на этой рыбалке я нашёл, наконец, решение одной научной проблемы, которую осмысливал почти месяц. И вы должны понять, что отлучение меня от любимого отдыха – рыбалки нанесёт непоправимый ущерб моему творческому процессу с вытекающими отсюда непредсказуемыми последствиями.

Учёный старался говорить языком, близким и понятным по стилю чиновнику в погонах.

– К каким последствиям, хотел бы я знать? – куратор зло сверлил своим взглядом молодого учёного.

– К срыву сроков окончания работ по научной теме, имеющей для государства первостепенное оборонное значение, – сказал учёный с некоторым лукавством в глазах. Он знал, что слово "срыв" для генерала означало конец военной карьеры.

– Не надо меня шантажировать! – генерал перешёл почти на крик.

– Я рассматриваю нашу проблему в перспективе не очень приятную для нас обоих.

– Ошибаешься, в первую очередь для тебя, – неуверенно сказал генерал.

– В точности так, но наоборот. На ваше тёплое место можно посадить и сержанта, а вот меня заменить простым инженером невозможно, – сказал учёный и удивился своей смелости, больше похожей на дерзость.

– Вон! – генерал вскочил со стула.

Учёный встал и не торопясь пошёл к двери.

– Стой! – в голосе куратора уже не было жёсткости. – Ладно, но чтоб в последний раз. Следующего нарушения режима я не потерплю.

Но и в следующий раз всё повторялось.

И генерал во время очередной воспитательной беседы сказал: – Если у тебя появилась зазноба, так женись. И мы устроим пир на весь мир.

– Поймите, что смысл моей жизни – это научная работа. Убежать – значит убежать от себя, а это невозможно, просто бессмысленно, – сказал учёный с горечью в голосе.

– А ты меня тоже должен понять: если что-то, не дай бог, с тобой случится – утопнешь или в лесу заблудишься, тогда мне..., – и генерал красноречиво прикоснулся ребром ладони к своему выступающему кадыку.

После этой беседы охранники больше не докучали молодого учёного своим назойливым вниманием, а ждали его возвращения в протоке между двумя островками в двух километрах от Острова и спокойно при этом рыбачили. В итоге все были довольны. Однажды учёный пропадал два дня.

Генерал при встрече сказал, что за эти прогулы учёный может сесть в тюрьму, а его разжалуют в рядовые.

– За эти дни я решил задачу, над которой бился полгода, – сказал учёный и вынул из кармана листы, исписанные математическими формулами.

– Пришло вдохновение? – куратор с усмешкой посмотрел на учёного.

– Скорее озарение. – И учёный продекламировал.

Вдохновение, вдохновение – не заменит озарения.

Озарение жди – придёт, если ты не идиот.

– А в чём отличие? – спросил генерал с явным интересом.

– Озарение – это мгновенное мыслительное действие, краткий вывод, квинтэссенция предшествующих длительных размышлений и исследований. Яркий пример озарения – падающее яблоко на глазах Ньютона, после чего последовал мгновенный вывод учёного, что это произошло благодаря силе тяготения Земли. Так родилась теория тяготения и её математическая формула. Но я полагаю, что это красивый миф, придуманный самим учёным, и надо отдать должное его юмору. Цельную, законченную в математических и физических формулах теорию тяготения Ньютон рождал, конечно, в мучительных и длительных мыслительных процессах, в ходе которых ему приходило и вдохновение, – закончил учёный, и его взгляд был направлен куда-то сквозь стены этого помещения.

– Странно и удивительно, что озарение и вдохновение посещают тебя только в воскресенье, – генерал с усмешкой посмотрел на учёного.

– Они имеют временный цикл, как у любого творческого человека. У меня он равен неделе. А то, что максимум творческой активности наступает именно в воскресенье, я объясняю это простым совпадением.

Оба громко рассмеялись.

После ухода учёного генерал ещё какое-то время размышлял: "Да, я согласен с ним, что учёный не может распланировать творческую работу, эффективность которой зависит от этих двух составляющих, а приход их непредсказуем. А вообще нам, людям без талантов, трудно понять их, счастливчиков от рождения. Они считают, что талант и способности – это во многом их личная заслуга, а вовсе не подарок природы. Но это не что иное, как проявление крайнего самомнения".

Внутренне генерал остался доволен собой, так как был уверен, что в глазах молодого талантливого учёного он не выглядел невежественным и недалёким человеком. После этой беседы конфликтов больше не возникало, более того, отношения между ними стали дружественными, а прогулки на байдарке в воскресенье с задержкой на один-два дня стали нередки и без дисциплинарных последствий.

Однажды генерал вызвал Алексеева к себе. Учёный вошёл в кабинет с явной тревогой, но, видя, что куратор пьёт чай и выражение его лица имеет благодушное настроение, сразу успокоился.

– Присаживайся, – генерал показал рукой на стул. Он выдвинул ящик стола, достал книжечку, похожую на какой-то документ, и положил на стол, за стопкой листов с деловой документацией.

Алексеев не заострил на этом внимания.

– Поздравляю тебя с началом работ в новой лаборатории. Эта лаборатория построена, как сейчас выражаются, по последнему слову техники. И создана она под твои новые фантастические проекты. Закуплено новейшее оборудование и аппаратура за рубежом за огромные деньги, считай за золото. Помощников сам подберёшь. Тебе виднее, кто из научных людей разбирается в этих областях науки. На кого ты укажешь, тех и доставим в лабораторию из других научных коллективов. Так что, сынок, страна ждёт от тебя отдачи, и как можно быстрее.

А в связи с новыми секретными исследованиями ты получаешь новый псевдоним без упразднения предыдущего.

Генерал взял из-за стопки бумаг книжечку и протянул учёному: – Ознакомься.

На красной корочке красовался герб и слово "Паспорт".

– Теперь я един в трёх лицах? – Алексеев вопросительно посмотрел на куратора.

Тот понял язвительный подтекст в этом вопросе и сказал: – Можешь понимать и в таком смысле.

– В таком случае, может быть, позволите мне иметь при себе хотя бы одно из трёх?

Генерал пристально посмотрел на учёного и вдруг неожиданно для него сказал: – А пожалуй, разрешу. Имей, пользуйся.

Алексеев раскрыл паспорт на странице, где была фотография. С фотографии смотрел симпатичный молодой человек с некоторой грустинкой в глазах.

– Да, это я, настоящий, и хорошо выгляжу. – Он вспомнил, как его фотографировал молодой офицер месяц назад. На этой же странице были его имя-отчество с новой фамилией.

– Новая фамилия созвучна с моим хобби. Мой куратор не лишён чувства юмора, – усмехнулся Алексеев.

Учёный держал паспорт в руках, не зная, что с ним дальше делать.

– Ну, ну, смелее. Клади его быстрее в карман, а то ведь раздумаю, – генерал снисходительно улыбнулся.

Алексеев дрожащими руками сунул паспорт в боковой карман пиджака и некоторое время возился с пуговицей, пытаясь застегнуть карман. Он в этот момент действительно думал, что это иезуитская шутка куратора.

Генерал с насмешливой улыбкой наблюдал за действиями учёного и в душе торжествовал: "Да, согласен, ты умнее меня, и тем не менее находишься в моём полном подчинении, и я решаю твою судьбу".

Но Алексеев обрёл самообладание и с ироничной улыбкой спросил: – А где находятся ещё два моих лица?

– Можешь не беспокоиться. Они хранятся в надёжном месте. – И генерал добавил: – Я сделал для тебя исключение, не вздумай бахвалиться паспортом перед своими друзьями и даже упоминать об этом.

С того счастливого дня он носил паспорт запечатанный в целлофан, как драгоценную реликвию, не расставаясь с ним даже на рыбалке. Теперь он ощущал себя почти полноправным гражданином.

....................................................................................................

Прошли первые сутки сна. Таймер не разбудил его. Программа памяти продолжала извлекать из "подвала мозга" прошлые события его жизни.

СОН ВТОРОЙ

Алексеев подошёл к Иванову, который лежал на спине на краю бассейна, при этом ладони его рук касались висков. Казалось, он пытается сжать свою голову. На лице застыла гримаса адской боли.

Архипов, стоя на коленках и прижав руки к вискам, крутил головой и громко хрипел, затем упал на живот и затих.

"Головастик" был необычайно возбуждён. Он закладывал круги и фыркал. Затем сильно разогнался и выпрыгнул из воды на высоту нескольких метров. Он приземлился вертикально на хвост, который согнулся, а затем словно мощная стальная пружина подбросила его вверх и в сторону. Раздался звон стекла. Часть стеклянной крыши разлетелась вдребезги, и "головастик" исчез.

Первая мысль – подойти к пульту и поднять тревогу, чтобы вызвать помощь.

Он подошёл к пульту, закреплённому на стене, открыл дверцу и приложил палец к кнопке, но тут же отдёрнул.

"Уже поздно, в лаборатории никого нет, прибежит внешняя охрана. По служебной инструкции можно вызывать только куратора, а сегодня выходной, значит, куратор в городе. И что дальше? А дальше катастрофа. Начнётся расследование, обвинение во вредительстве. Конец научной работе. Жизнь сломана", – так думал Алексеев, пытаясь найти выход из этой, по сути дела, безвыходной ситуации и не находил приемлемого варианта.

Иванов и Архипов тихо стонали.

"Пришли в сознание", – радостно подумал Алексеев.

Он уже всё понял – у них поражена нервная система, но это не угрожает их жизни, через несколько часов они будут в состоянии передвигаться. Значит, наиболее верный вариант для него – это бегство и возможная надежда не покориться судьбе. Он подошёл к лежащим у стены учёным и потрогал пульс у каждого. Пульс у обоих был почти в норме.

"Выкарабкаются, теперь я уверен. Друзья, простите меня, но на весах моя судьба, иначе я не могу поступить. Я неоднократно предупреждал вас, что на работу надо приходить чистыми, как стёклышко. Вы же знали, что он не переносит этого дурного запаха. Отмечать своё возвращение из санатория нужно было дома".

Алексеев окинул взглядом бассейн, посмотрел на разбитое стекло и подумал:

"Головастик", ты испортил нам жизнь, а какие были перспективы! И тебя жалко, в Озере ты пропадёшь, скоро зима".

Алексеев спустился в подвальное помещение, подошёл к стене и нажал на кнопку, искусно замаскированную под рисованный кирпич. Стена раздвинулась на ширину, достаточную для того, чтобы пройти человеку. Дальше была лестница с перилами, которая круто вела вниз. Он стал осторожно спускаться. В потолке горели тусклым светом лампочки, по ступенькам сновали крысы. Наконец, он ступил на цементный пол тоннеля, который вёл к секретной лаборатории. Алексеев подошёл к месту, где справа к тоннелю примыкал штрек, в который поворачивала узкоколейка, проложенная в тоннеле.

Он пошёл прямо, топая по шпалам узкоколейки. Под ногами хлюпала вода. Над сводом тоннеля с деревянной крепью залегала толща пород мощностью около двадцати метров, а над ней плескались воды Озера. Он много раз проходил этот путь, обычно с сопровождающим.

По деревянной крепи стекали струйки воды, кое-где крепь потрескивала.

Местами высокий Алексеев наклонял голову, так как свод был низок из-за дополнительных балок, установленных для жёсткости. Тоннель строился ударными темпами. На втором этапе строительства деревянную крепь должны были заменить бетонными блоками. Но, очевидно из-за отсутствия средств, эти работы откладывались.

До лаборатории оставалось несколько сот метров – это Алексеев определил по боковому тупиковому штреку. Он знал, что примерно в это время иногда встречался с группой рабочих под конвоем, которые возвращались после окончания рабочей смены. Сегодня ему нужно обязательно избежать встречи с конвоирами.

Впереди послышались голоса, беглец свернул в штрек, который не был освещён, и затаился. Шаги с хлюпаньем приближались. Раздалась команда остановиться.

В месте пересечения тоннеля и штрека в тусклом свете лампочек появилась фигура высокого человека в военной форме, очень знакомая Алексееву. До военного было не более пяти метров. Беглец ещё плотнее прижался к влажной стене штрека, держась за деревянный столб крепления. Военный повернулся в сторону штрека, и Алексеев узнал его. Это был майор, его опекун. К нему подошёл второй военный, чиркнул спичкой и дал прикурить майору. Тот жадно затянулся и выпустил струйку дыма. Дым затянуло в штрек, и у Алексеева защекотало в носу. Он с трудом сдержался, чтобы не чихнуть. Запах дыма был знаком ему. Майор курил папиросы "Беломор".

– Теперь ты знаком с объектом. Завтра я передам тебе все бумаги и познакомлю со специалистами. Пока научный персонал состоит из одного учёного, к которому, возможно, дадут двух лаборантов, – сказал майор.

– А аппаратуры и оборудования установлено на добрую сотню человек, – с удивлением заметил незнакомый военный.

– Так это на перспективу, всё зависит от количества научных умов, а этого у нас, слава богу, хватает, – сказал майор с явным удовлетворением. – Научные исследования в этой лаборатории только разворачиваются.

– Я смотрел на таблички, всё импортного производства, – сказал военный.

– Да, к сожалению, мы пока ещё не можем делать такую сложную аппаратуру. В большой степени помешала война, но, как говорится, дай время, и мы научимся делать подобные вещи, а может быть и лучше. – Майор жадно затянулся. – Если откровенно, то уезжать не хочется, работа нравится. Приятно находиться рядом с умными людьми.

– И сам невольно становишься умнее, – сказал военный и засмеялся.

– А вот семья с радостью узнала об отъезде. Им скучно на Острове. Элемент секретности накладывает много ограничений на быт, передвижение. Лейтенант, а ты доволен своим переводом из-за границы?

– Нет, конечно. Но мы народ подневольный, сами выбрали военную службу. Так что приказ не обсуждается, а выполняется, – сказал лейтенант, дымя вонючей сигаретой.

Беседа офицеров явно затянулась. У Алексеева от неподвижного стояния стали затекать ноги, а от табачного дыма двух курильщиков, который затягивало в штрек, щекотало в носу и вызывало позывы к чиханию. Для некурящего человека это было пыткой.

– Вперёд! – наконец скомандовал майор и первым направился по тоннелю с солдатом-конвоиром.

Лейтенант стоял, пропуская всю группу рабочих. Два солдата-конвоира замыкали группу. Офицер ещё раз жадно затянулся и, повернувшись, бросил в темноту штрека окурок, который упал перед ногами Алексеева. Тот инстинктивно дёрнул ногой, задев столб. Раздался глухой звук.

Военный на мгновение замер и прислушался, напряженно вглядываясь в темноту.

Его рука потянулась к кобуре. Беглец решил, что офицер разглядел его.

В этот момент над головой военного раздался скрип. Он чертыхнулся и быстро зашагал прочь, догоняя группу.

"Пронесло", – радостно подумал Алексеев и вытер ладонью испарину со лба.

Постояв ещё минуту, и, дождавшись, когда звуки от шагов перестали до него доноситься, он вышел из штрека. Ещё раз прислушавшись, быстро зашагал в сторону лаборатории.

Через несколько минут он услышал какой-то непонятный шум и слабые крики.

Шум усиливался, это была вода, и вот она уже подступила к ногам. Вода стремительно прибывала, наполняя тоннель. Алексеев бросился бежать, но вода опережала его. Вот она уже по колено, а затем по пояс, и он поплыл. Поток воды нёс его дальше. От поверхности воды до балок крепления оставалось менее полуметра. Свет погас, наступила абсолютная темнота. Он схватился за очередную балку. Туловище его отяжелело и приняло вертикальное положение.

"Течение остановилось, и вода больше не прибывает", – решил он и поплыл дальше.

Вот он зацепился ногой за шпалу и встал. Вода была ему по пояс. И он пошёл.

Вскоре идти стало легче – узкоколейка закончилась, и он уже не спотыкался о шпалы. По его расчёту, лаборатория должна быть совсем рядом.

Устало переставляя ноги в воде и выставив вперёд руки, он вдруг коснулся перил.

Это были перила лестницы, которая вела в лабораторию.

"Счастливое спасение, значит, не судьба потонуть, – подумал он. – А люди погибли".

Ухватившись за перила и осторожно нащупав ногой ступеньку, Алексеев стал подниматься.

....................................................................................................

Минули вторые сутки. Таймер молчал, и сон продолжался.

СОН ТРЕТИЙ

Июль, четыре часа после полудня, душно.

В зал ожидания пассажиров железнодорожного вокзала вошёл высокий статный мужчина неопределённого возраста, что-то от сорока до пятидесяти. Правой рукой он тянул чемодан на колесиках довольно солидных размеров. Мужчина шагал уверенной поступью. Так ходят обычно целеустремлённые, успешные в жизни люди, не страдающие комплексами.

Он был одет в тёмно-серый костюм в полоску, белоснежную рубашку с галстуком синего цвета. На ногах были чёрные, хорошо начищенные ботинки на невысоком каблуке. Его густые тёмно-русые волосы с небольшой проседью были зачёсаны назад. Голова горделиво восседала на широких плечах. На красивом и благородном лице выделялись большие светло-серые глаза с пытливым и одухотворённым взглядом. В меру большой нос с чуть заметной горбинкой свидетельствовал о породистых корнях этого господина.

Он остановился в центре зала, высматривая свободное место в переднем ряду кресел. Его поза не выглядела искусственно показной, он стоял естественно и непринуждённо.

Он заметил свободное кресло и направился туда, сопровождаемый взглядами мужчин с некоторой долей зависти, женщин – с необычайным интересом и любопытством, пожилых людей – с безразличием.

Незнакомец взглянул на большое табло с расписанием поездов дальнего следования и на часы, расположенные на стене зала, напротив.

До отхода поезда оставалось пятьдесят минут, и состав ещё не был подан к платформе.

Билет и заграничный паспорт с визами нескольких стран лежали во внутреннем кармане костюма.

Незнакомец с любопытством стал рассматривать зал ожидания, изрядно замусоренный, хотя имелось несколько мусорных урн, а по залу слонялись два гастарбайтера в одинаковых фирменных робах, но которые почему-то не выказывали желания поднять с пола бутылки из-под напитков, бумажные стаканчики, окурки, газеты и другие предметы мусора. Особенно много подобных предметов валялось у барной стойки, где на высоких стульях восседали молодые люди, пившие из банок пиво и различные напитки типа колы и фанты.

В зале преобладала атмосфера сонливости и усталости, равнодушия и раздражения. У каждого пассажира имелись свои жизненные проблемы.

И неудивительно, в стране происходила ломка общественной жизни и перестройка в умах граждан.

По обе стороны бара, почти примыкая к нему, стояли аптечный и газетный киоски. Мужчина удостоил взглядом только газетный киоск, в котором из-за отсутствия покупателей болтала и смеялась молодая пара. Парень время от времени прикладывался к банке с пивом, а девушка лузгала семечки с такой скоростью, что буквально на глазах пол перед киоском покрылся слоем кожуры от семечек.

"В дорогу надо купить что-то для чтения", – решил незнакомец и направился к киоску, оставив чемодан у кресла.

Остановившись у прилавка киоска, он вынул из кармана большой чёрный очечник и, раскрыв его, извлёк очки с широкой массивной оправой странной конфигурации.

Оправа была изготовлена явно по заказу хозяина, сообразуясь с его вкусом.