Текст книги "Нечто (СИ)"

Автор книги: Юрий Муравьёв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 27 страниц)

– Он говорит по-французски? – гость повернулся к профессору.

– Принципиально не хочет учить. Говорит, что нет необходимости, поскольку почти половина населения Земли знает английский язык.

Разговор о племяннике, единственном его наследнике, всегда было больной темой для профессора.

– Интересно, каким вы были в его годы? – сказал гость, улыбаясь, и добавил: – У вас сохранились фотографии ваших студенческих лет?

– Да, конечно, у меня много фотографий того счастливого, благословенного времени. – И Смит направляется нетвёрдой походкой в соседнюю комнату.

Гость видит, что юноша опять появляется в саду и крадучись идёт вдоль стены дома, занимая позицию у окна.

"Болезненное любопытство или он действительно посещает курсы, где читают лекции на тему "Пособие для проведения скрытного наблюдения за объектом".

– Подходите, коллега, вам тоже будет интересно посмотреть, какой я был красивый и бесшабашный юноша, – раздался голос Смита.

Профессор улыбался, он не скрывал радости от предвкушения снова посмотреть старые фотографии своей молодости. Он положил на стол три толстенных альбома в тёмно-вишнёвом сафьяновом переплёте и открыл один из них.

Гость подошёл к столу и встал рядом, сбоку от кресла профессора, чтобы с высоты своего роста удобнее рассматривать фотографии. Он снял очки и положил в карман. Он заметно волновался.

Первая фотография была большого формата, размером на всю страницу альбома. Она была несколько пожелтевшей от времени.

– Это футбольная команда нашего университета. Мы показывали потрясающую игру, громили в нашем городе всех подряд. Футбольные агенты приглашали нас в футбольные профессиональные команды, но нас больше прельщала научная карьера, – говорил профессор, и голос его дрожал.

Молодые люди, ещё юноши, худые, тонконогие, в полосатых гетрах и тёмных майках смотрели в объектив фотоаппарата, запечатлевшего молодые лица навечно.

Первый ряд игроков полулежал на зелёном газоне, второй стоял во весь рост.

Ткнув указательным пальцем в крайнего игрока, стоявшего слева, профессор сказал с волнением в голосе: – Мне, грузному, лысому господину, трудно узнать себя в этом тощем, даже худосочном юноше. Неудивительно, это были военные годы. Играли часто и много, ели редко и мало. Но какие радостные лица и азарт во взглядах! – Глаза профессора повлажнели.

– У высокого юноши, стоящего рядом с вами, я не вижу радостного выражения лица. – Гость не мог скрыть своего волнения, и голос его дрожал.

– Это был единственный русский не только на нашем факультете, но и в университете. Насколько я помню, он был всегда грустен и не по годам серьёзен. Очевидно, тосковал по дому, в отличие от нас, бывавших дома каждые выходные. И это понятно, ведь он был на курсе моложе нас на три года, совсем мальчишка. И уже подавал большие надежды как перспективный учёный. Он называл себя русским князем, в шутку, конечно.

– Скорее витязем. Это непереводимое слово, в английском языке ему соответствует по своему содержанию слово "рыцарь", – поправил гость.

– Да, я вспомнил, именно так он и называл себя, – Смит произнёс это слово по-русски с большим акцентом.

– А как вы догадались? – и профессор, медленно повернувшись, пристально посмотрел на гостя.

– В этом возрасте юноши хотят выглядеть героями и подражают древним воинам, – уточнил он.

Смит задержал на госте свой недоверчивый взгляд, затем снова уставился на фотографию и некоторое время молчал.

– Должен вам сказать, что совсем недавно мне нанёс визит один джентльмен, отрекомендовавшийся работником департамента высшего образования. Он сказал, что собирает материал для освещения работы университетов в военные годы.

Рассматривая альбом, он заинтересовался как раз этой фотографией и спросил, кто из иностранных студентов учился в университете. Я показал на этого русского.

По просьбе этого господина я сканировал фотографию и передал ему. Сам визит и поведение джентльмена мне показались странным. Я не поленился и позвонил в департамент, где мне сказали, что никого не направляли в университет и вообще человек с такой фамилией у них не работает.

– И вы назвали господину фамилию этого русского студента?

– Да, назвал, но сейчас опять забыл. А вот имя помню. Его звали очень распространённым русским именем – Иван.

– Я попытаюсь настроить вашу память так, чтобы вы вспомнили фамилию.

Я задаю вам наводящий вопрос. Кого из американских писателей начала двадцатого века вы знаете, фамилия которого созвучна названию главного города Англии? – сказал гость, улыбнувшись.

– Вы сказали слово "наводящий". Значит, вы изначально знаете фамилию этого русского студента, – и профессор опять вопросительно посмотрел на коллегу.

Тот, однако, не смутился и сказал: – И всё-таки я настаиваю, чтобы вы вспомнили его фамилию, и задаю последний вопрос. Из какого города он приехал?

Профессор на мгновение задумался, затем с радостным выражением лица сказал: – Москоу, Москоу, значит, Московой.

– В русских фамилиях есть окончание "ин", поэтому мы поправим окончание, и фамилия будет звучать как Московитин, – гость с волнением произнёс это слово.

– Да, совершенно верно. – И Смит произносит фамилию с сильным акцентом. Сочетание "оу" всё равно прозвучало в его произношении – Москоувитин.

Профессор облегчённо вздохнул и тут же с удивлением спросил: – Каким образом вы узнали его фамилию, вы что, были знакомы с ним? Где он сейчас, какова его судьба? И вообще, жив ли он?

– К счастью, жив, несмотря на все перипетии судьбы, и он перед вами.

Взгляд профессора застыл, лицо покрыла бледность, голова стала медленно клониться, руки бессильно повисли у края стола. Гость сильными руками взял его за плечи и осторожно прислонил спиной к мягкой обивке спинки кресла. Глаза профессора были закрыты, на шее, на месте сонной артерии, был еле заметен пульс.

– Слава богу, не инфаркт, а лёгкий обморок, это от волнения, – гость облегчённо вздохнул. Он вынул из кармана очки и надел их.

Дотронувшись указательным пальцем до оправы у переносицы, он наклонился к лицу профессора и несколько секунд смотрел на его закрытые глаза.

Этого оказалось достаточно, чтобы рука Смита вздрогнула, глаза приоткрылись, лицо стало розоветь, и профессор прошептал: – У меня возникла догадка, когда я получил письмо от вас с просьбой о приглашении. Но смущала немецкая фамилия.

И когда вы появились на пороге моего дома, то догадка сразу испарилась. Я готовился встретить пожилого человека, а передо мной предстал мужчина в возрасте не старше сорока. Вы действительно Иван Москоувитин, а не Фишер? – еле слышно произнёс Смит.

Гость наклонился и, почти касаясь уха профессора, тихо сказал: – Да, это не подстава. Я действительно русский студент, твой однокашник. Но это длинная детективная история, а у меня нет времени, я должен ехать на вокзал.

– Но согласно приглашению вы можете жить в моём доме месяц, и вообще вы теперь мой самый желанный гость. Нам будет о чём поговорить, – голос Смита обрёл чёткость и нужную громкость.

– Извините, коллега, но приглашение явилось лишь поводом для быстрого оформления визы и выезда за границу. При этом, разумеется, посещение Оксфорда и визит к вам были одними из главных и первоочередных целей, но у меня обширная программа путешествия по Европе и по всему миру. Я буду навёрстывать невыездное время.

– Вы опубликовали своё выдающееся открытие? Теперь я верю в его реальность и завтра поделюсь со своими коллегами.

– Нет, не опубликовал. Я вовсе не собираюсь стать мировой учёной знаменитостью, и мне не нужна Нобелевская премия. Пусть мои открытия и изобретения останутся при мне. А вам следует забыть о содержание нашей беседы.

– Гость наклонился к профессору, коснулся пальцами оправы своих очков и произнёс: – Забыть, забыть. Я непременно забуду всё, о чём мы сегодня говорили. – Как эхо звучали эти слова в голове профессора – при этом он застывшим взглядом смотрел в очки гостя. – Извините профессор, но я не мог поступить иначе. А сейчас вы должны отдохнуть. – Гость откланялся и вышел.

Смит не ответил, он прислонился к спинке кресла, и голова его склонилась на грудь. Он сразу заснул.

В кабинет вошёл племянник. Увидев профессора в такой позе, он приблизился к нему и, коснувшись плеча, спросил: – Вам нехорошо? Может быть, вызвать доктора?

Профессор поднял голову и сказал: – Со мной всё в порядке, а в чём дело?

– Ваш гость сказал, что вы неважно себя чувствуете.

– Какой гость? У меня никого не было. Я вздремнул немного.

– Вы беседовали с ним более двух часов.

Смит не ответил, его внимание было приковано к фотоальбомам.

– Кто принёс альбомы? – спросил он, недовольно глядя на племянника.

Тот с удивлением смотрел на дядю и, не сказав больше ни слова, вышел из кабинета, крайне огорчённый.

"Посетитель был прав, профессору явно нездоровится, у него появились признаки старческой забывчивости, а может быть, симптомы серьёзного заболевания", – племянник ужаснулся от этой мысли.

Перед тем как повернуть за угол ограды, гость оглянулся.

У садовой калитки стоял юноша, провожая гостя любопытным взглядом.

"Племянник, если он мог слышать, едва ли что-либо понял из нашего разговора, не зная французского. Хотя мы периодически переходили на английский, но эти обрывки разговора некомпетентному человеку невозможно склеить, и я намеренно не сказал ни одного ключевого слова, а тем более предложения на английском, которые бы в какой-то мере дали пищу для размышлений о моих научных работах или о моём прошлом", – думал гость, успокаивая себя.

Он вышел на длинную улицу, по обеим сторонам которой стояли одноэтажные домики на небольших участках с крошечными цветочными клумбами. Всё это выглядело миниатюрно и красочно, как лубок. Вместо этих домиков было бы целесообразней построить несколько многоэтажных домов, а освободившуюся землю предоставить под скверы и спортивные площадки. Но в этом случае жители, живущие в многоэтажных домах, не могли бы с гордостью сказать – "мой дом – моя крепость" и традиция англичан жить в отдельных домах была бы нарушена.

Скорее всего, была другая причина, более уважительная. Жители этого старинного университетского городка хотели, чтобы их город и пригородный ландшафт по-прежнему сохраняли облик старой патриархальной Англии. И всё-таки эта длиннющая улица одноэтажных миниатюрных домиков, построенная недавно, входила в вопиющий диссонанс с кварталами старого города. Он вспомнил о своих прогулках по этим самым местам, которые в то время выглядели как луга, с пасущими на них овцами и козами. Иногда он останавливался и закрывал глаза, чтобы легче воспроизвести в памяти пасторальный ландшафт этой местности.

Водители и пассажиры проезжавших машин с удивлением смотрели на высокого мужчину, одиноко бредущего по улице, по которой не ходил общественный транспорт.

Вот уже близок старый город, и он обязательно войдёт во двор своего университета, а может быть, и заглянет в одну из аудиторий, хотя бы на несколько минут, чтобы вновь окунуться в студенческую ауру. Показались здания из красного кирпича, открытые старинные ворота, а за ними, внутри, поле для футбола и регби. И сердце бывшего студента взволнованно забилось.

....................................................................................................

Зазвонил таймер, и спасатель проснулся.

"Как не вовремя разбудил меня таймер! Какие волнующие моменты не удалось снова пережить! Но программа памяти уже не позволит вернуться в тот промежуток времени", – огорчённо подумал он.

Выпив бутылочку минеральной воды и подключив таймер, он снова лёг спать, чтобы посмотреть сон из другого цикла своей жизни.

СОН ПЯТЫЙ

С «головастиком» Алексеев встретился на небольшом озере, расположенном на континенте, метрах в ста от Озера. Рыбаки, посещавшие это озеро, называли его «аквариумом» за его округлые очертания и небольшие размеры.

Была тёплая июльская ночь. После купания Алексеев вышел на берег и сел на пень, чтобы обдумать своё очередное изобретение. Очаровательная ночь настраивала на это занятие.

Огоньки появились у противоположного берега неожиданно. Они словно вынырнули из-под воды. Учёный не испугался, более того, ему показалось, что подобное явление он когда-то уже видел.

"Неужели?" – его слабо кольнуло в левой части груди.

Огоньки повернулись в сторону, и он увидел в бледном, рассеянном свете луны огромную голову, возвышающуюся над водой. Голова стала стремительно двигаться по озеру, закладывая концентрические круги.

Затем из воды взлетело огромное веретенообразное тело и, пролетев несколько метров, тяжело плюхнулось в воду. Глаза его сразу потухли.

– Да это же "головастик"! Значит, не пропал, жив курилка! – громко сказал Алексеев и бросился в воду.

И тут же почувствовал холодное скользкое прикосновение чужого тела.

Он ухватился за широкий хвостовой плавник, как это он делал в океанариуме, и "головастик" стал возить его по озеру. Как только он отпустил плавник, "головастик" стал крутиться в воде, как юла, образуя при этом большую воронку, в которую втянуло и закрутило Алексеева. Подобное упражнение он проделывал и в океанариуме, но не такое мощное. Тогда он был гораздо меньше размером, да и глубина не позволяла ему развернуться во всю силу.

Голова закружилась, и учёный крикнул: – Хватит уже, ведь потопишь!

"Головастик" мгновенно прекратил вращение, что привело учёного в изумление.

"Поразительно, но я не учил его такой команде в океанариуме", – подумал Алексеев.

"Головастик" стал выпрыгивать из воды, демонстрируя своё огромное сильное тело. Радость его былы безмерна.

"Он ведёт себя как щенок, встретив своего хозяина после долгой разлуки. И как он вытянулся за год, в нём не меньше пяти метров длины, но голова так и осталась непропорционально большой в сравнение с размером его тела, за что он и получил кличку "головастик". Глаза стали больше и сильнее фосфоресцировать.

Ему сейчас около полутора лет, и он пребывает в детском возрасте по биологическим меркам...". – И тут учёный запнулся в своих рассуждениях.

Он тогда со своими коллегами так и не определил, к какому виду рыб или водных млекопитающих отнести это "генетическое существо", а следовательно, невозможно спрогнозировать его биологическую продолжительность жизни. То, что это существо способно двигать головой в вертикальной и горизонтальной плоскости, свидетельствует о том, что у него есть шейные позвонки, чего нет у рыб. А самое главное, что он легко поддавался дрессировке. Он очень понятлив, но эту понятливость нельзя ассоциировать с умом человека. У этого существа огромный мозг, правда, у слона не меньше, однако же мозг слона совершенно несравним с мозгом человека. То есть не всегда количество, в данном случае объём, переходит в качество.

"Но "головастик" имеет ген роста человека, и я не знаю, на что ещё способен этот ген, кроме стимулирования роста. Может быть, он стимулирует и мыслительную деятельность, тогда передо мной предстаёт огромное поле для исследования в этом направлении. И надо заняться этим, не откладывая в долгий ящик".

"Головастик" подплыл к Алексееву и стал нежно тереться своим прохладным телом.

– Какой же ты стал большеглазый! И как ты здесь оказался, в этом небольшом озере? – учёный поглаживал рукой его влажную огромную голову.

После этих слов голубоватые зрачки "головастика" сузились, и он нырнул. Через несколько секунд он снова появился на поверхности. Подплыв к учёному, он часто заморгал, и снова исчез под водой. Проделав так несколько раз, он, наконец, стал слегка подталкивать учёного головой.

"Он что, понял мой вопрос? Это существо читает мои мысли? Это невероятно, невозможно! Значит, за прошедший год его мозг сделал мощный рывок в своём развитии и совершенствовании, и это, очевидно, не предел. Впереди дальнейшее взросление этого существа. Поэтому необходимо с ним чаще общаться, и не только в воде, но и под водой".

И тут у учёного впервые возникла мысль о создании искусственных жабр.

Через несколько лет он изготовил жабры из искусственных материалов, но этот эксперимент оказался не совсем удачным. Такие жабры позволяли находиться под водой около десяти минут, а потом выходили из строя в течение нескольких секунд, что однажды едва не привело к гибели учёного, когда он захлебнулся, находясь на глубине десяти – двенадцати метров. Его спас "головастик", который находился рядом. Он быстро вытолкал учёного на мелководье. К тому же такие жабры вызывали сильное раздражение ротовой полости и гортани. После этого несчастного случая Алексеев решил провести новый генетический эксперимент. Он внедрил ген из жабр рыбы в стволовые клетки человека, в свои клетки, и в результате вырастил жабры для человека. Жабры хранились в специальном жизненном растворе, и, когда возникала необходимость, учёный вставлял их в ротовую полость. Основанием для успешного завершения эксперимента явилось открытие, когда он смог расшифровать участок ДНК рыбы перед геном, отвечающим за рост жабр.

Учёный также сумел добиться двусторонней мыслительной связи между ним и его питомцем, когда оба стали понимать друг друга, разумеется, без звукового словесного обмена. И для этого учёный создал прибор, который назвал "мысска" – мысленный сканер, который расшифровывал биоимпульсы, посылаемые мозгом этого существа, и переводил их в слова.

С ноября по апрель "головастик" впадал в состояние анабиоза, отлёживаясь в полостях и тоннелях, которые, как кровеносные сосуды, пронизывали толщу глинистых и известняковых пород в широком диапазоне глубин от десяти до пятидесяти метров и соединяли многочисленные холмы-морены.

Это существо было двоякодышащим, об этой особенности учёный со своими коллегами знали ещё во время пребывания того в океанариуме.

Во время зимней спячки "головастик" терял до одной пятой своего веса, и его рост приостанавливался. Но в остальное время года благодаря богатой пищевой базе в Озере он быстро рос и снова набирал вес, ведя активную жизнь полурыбы, полу-животного.

Летом чаще всего они встречались на одном из любимых мест – в районе морены-пещеры. Там на плёсе было обилие рыбы и чистейшая вода, а самое главное – эту территорию редко посещали люди. "Головастик" буквально жировал, особенно после зимней спячки. Это место учёный называл санаторием для обоих.

С жабрами учёный мог долго и безболезненно плавать с этим существом под водой, цепляясь за его плавник и быстро перемещаясь по Озеру на большие расстояния, часто ставя в тупик знакомых рыбаков, когда они видели его в разных местах через небольшие промежутки времени.

Роль обычного рыбака по прозвищу Лещатник и обращение к нему Иваныч, были очень кстати, не выделяя его из общей толпы рыбаков и не вызывая вопросы у спецслужб на Острове. И до поры до времени это ему прекрасно удавалось, пока его "генетическое чудо" не стало проявлять свой беспокойный характер.

Его раздражение и агрессию вызывали в основном рыбаки, которые, как он, очевидно, считал, вторгались в его среду обитания и мешали ему отдыхать, или вели себя неподобающим образом браконьеры – глушили рыбу. Очевидно, взрывы в воде создавали болезненные ощущения в его барабанных перепонках, и вот тут как говорится он рвал и метал.

Но при этом он иногда и спасал людей. Он вытолкал на мелководье, упавший в озеро вертолёт с людьми и тем самым спас их, а годом раньше спас юношу-аквалангиста.

Он продолжал расти, хотя и медленно. Озеро становилось "тесным" для него. А резкое понижение уровня воды в Озере, которое случается раз в десять – пятнадцать лет, могло сделать тоннели между моренами и отдельными водоёмами естественными ловушками для его громадного тела.

Необычайно продолжительная засуха, случившаяся в первом десятилетии этого века, заставила учёного искать способ спасения своего питомца. Единственный способ – это вывести его в ближайшее море, а там и в Мировой океан. Но как?

Возможность плавания по рекам была исключена, водные артерии местами были мелки и узки и не везде смыкались между собой.

Для решения этой задачи учёному пришлось основательно изучить геологию и топографию. Сканером он прозондировал толщу пород и на глубине около километра обнаружил тоннели и желоба, ведущие к Балтийскому морю. В это время происходило цикличное повышение глубинных магматических вод и заполнение полостей этими водами, которое случается раз в пятнадцать – двадцать лет, поэтому учёный торопился воспользоваться этим подарком природы. Всю сеть тоннелей Алексеев нанёс на топографические карты, которые ему удалось приобрести за немалые деньги.

В голову питомца учёный вживил датчик-маяк, который принимал команды с поверхности земли, не давая тому заблудиться в лабиринте многочисленных ответвляющих тоннелей и тупиков. Алексеев двигался на машине по маршруту, который он предварительно нанёс на топографические карты. За неделю учёный вывел "головастика" в Балтийское море. В датчике-маяке находился миниатюрный суперкомпьютер с программой плавания этого существа в Мировом океане.

Датчик поиска включался один раз в сутки, давая сигнал о местонахождении его в океане, и учёный принимал этот сигнал, находясь в любой точке Земли.

Учёный не беспокоился за его судьбу. Это существо было, по сути, неуязвимо.

Мощный биологический лазер и "силовой орган" давали ему способность справиться с любым хищником на любой глубине, будь то акула, или косатка, и даже кашалот, за исключением человека, если тот вооружён пушкой или глубинной бомбой. А пуля для него была, что для слона дробина. Действие силового органа учёный видел только один раз, когда "головастик" аккуратно вытолкал вертолёт с людьми на мелководье. И ещё был случай, когда он забросил пятидесятикилограммовый мотор на высокий берег. Но учёный не был свидетелем этого "циркового" номера". В период нахождения "головастика" в океанариуме учёные даже не догадывались о существовании этого органа.

....................................................................................................

Сработал таймер. Спасатель проснулся и посмотрел на часы – было ровно двенадцать часов ночи.

"Таймер разбудил меня преждевременно. В моём распоряжении ещё есть время". – Он установил время таймера на три часа ночи и снова заснул.

В этом сне не было последовательности и чёткости.

СОН ШЕСТОЙ

После катастрофы – разрушения подводного тоннеля руководство Острова, проверяя технический проект сооружения, посчитало, что лаборатория затоплена.

По отметкам высот выходило, что лаборатория со вспомогательными помещениями находится на пять метров ниже уровня воды в Озере. Но в документацию закралась ошибка, точнее опечатка. На самом деле отметка фундамента здания лаборатории находилась на пять метров выше уровня воды.

О восстановлении тоннеля не могло быть и речи. А проходка нового тоннеля и восстановление лаборатории требовало вновь огромных финансовых средств.

И кто будет работать в лаборатории? Ведущий учёный погиб.

Эти доводы перевесили, и руководство решило заморозить проект восстановления до лучших времён.

К моменту аварии лаборатория была готова для исследовательских работ. Это подземное сооружение было оснащено аппаратурой и оборудованием в соответствии с последними достижениями мировой науки и техники того времени. Аппаратура, которая в некоторых странах была запрещена к экспорту, закупалась через подставные фирмы в сочетании с подкупом чиновников в тех странах. Любые подземные сооружения подобного рода имели резервный выход на поверхность на случай аварий. И такой выход был предусмотрен. Он представлял собой стометровый тоннель небольшого сечения с деревянной крепью, который тянулся в толще глинистых отложений от лаборатории к небольшому озеру, называемому местными рыбаками "аквариумом", и там заканчивался выходом на берег. Выход представлял собой небольшую деревянную дверь из брусьев, искусно замаскированную кустами с толстым слоем дёрна. Через этот вход Алексеев выходил на поверхность и возвращался, но только в летние месяцы. В остальное время года он жил на съёмной квартире в городе.

После затопления тоннеля в лаборатории отсутствовала электроэнергия, которая до катастрофы подавалась по кабелю. Но в подземном сооружении имелась дизельная электростанция и запас дизтоплива на несколько месяцев на случай какой-либо аварии, и несколько комплектов свинцово-кадмиевых аккумуляторов, к которым подключались лампочки для освещения, которые и включил учёный, когда поднялся в лабораторию и в полной темноте наощупь нашёл выключатель. Имелись также два портативных бензиновых генератора, предназначенные для освещения помещений, подзарядки аккумуляторов, питания приборов, аппаратуры и других мелких потребителей тока, опять же на случай форс-мажорных обстоятельств. Учёный эксплуатировал дизельную электростанцию, пока не закончилось топливо. Затем для электроснабжения он вполне обходился генераторами, поскольку доставлять бензин канистрами было несложно через запасной выход.

Выхлопные газы он выводил через резиновые противопожарные шланги в незаполненную часть тоннеля, где они оседали и растворялись в воде. Шум от работающей электростанции не проникал на поверхность. Почти десятиметровая толща пород морены служила хорошим противошумовым экраном.

Непосредственно в помещении лаборатории работал кондиционер. Имелся туалет и ванная. Сточная вода после биологической очистки выводилась в Озеро.

Майор, его опекун, незадолго до аварии показал Алексееву запасной выход, поэтому учёного не терзал страх, что он погребён заживо в этом огромном научном склепе, тем более что здесь был многомесячный запас консервированных продуктов, которым он пользовался несколько месяцев, пока не перешёл на постоянное место жительства в съёмную квартиру. Да и задохнуться здесь было невозможно. Воздух в это подземное сооружение всё-таки поступал через запасной выход.

По воле случая единственный экземпляр технического проекта запасного выхода остался здесь, вероятно, как результат забывчивости майора, а это означало, что руководство Острова лишилось шанса проникнуть в лабораторию. Шли дни за днями, и Алексеев, поднимаясь изредка на поверхность, не замечал никаких работ, которые бы свидетельствовали о каких-либо действиях по проходке горной выработки в морене.

"Значит, власти похоронили лабораторию и меня вместе с теми несчастными, которые погибли в тоннеле", – заключил учёный и успокоился. Отныне в его распоряжении эта великолепная лаборатория и полная свобода в творчестве и личной жизни.

"Свобода! Свобода! Оказывается, какое это сладостное слово!".

Несмотря на огромную, переполняющую радость, его беспокоила мысль, а как он будет жить наверху. Придётся встречаться с людьми, ездить по стране, ходить в кино, в театр. Он достаёт из кармана паспорт и целует его.

"Генерал при выдаче сказал, что он пока не внёс данные этого паспорта в реестр документов всех военнослужащих и гражданских лиц, находящихся на Острове. Следовательно, об этом документе знают только они двое. Жаль генерала. После этих двух катастроф, случившихся в один день, последуют жёсткие оргвыводы", – с искренним сочувствием подумал Алексеев.

Гораздо позже учёный с сожалением узнал, что сразу после увольнения у генерала случился инсульт, и он потерял дар речи и подвижность. Судьбу своих коллег-учёных Алексееву не удалось выяснить.

Первое время после своей "гибели" учёный пользовался паспортом осторожно, с опаской. Позднее, когда он перешёл определённый возрастной рубеж и ему заменили паспорт, он убедился, что получил из рук генерала настоящий документ и что его "биография-легенда" с этой фамилией надёжна. Шанс, что на улицах города его кто-то узнает, был крайне ничтожен. У него был очень мал круг знакомых в те времена, когда он работал на Острове. Семью он так и не завёл. Создать семью – значит рассекретить свою "подземную работу" и подвергнуться преследованию. Он легко знакомился с женщинами благодаря своей незаурядной внешности и уму, но эти романы были кратковременными.

В городской квартире, которую снимал, он практически не жил летом, а зимой, наоборот, по многу дней не выходил из квартиры, чем вызвал подозрение у бдительных соседей. Участковый милиционер, посетивший его квартиру, проверил паспорт и спросил, где он работает. Жилец ответил, что работает на режимном предприятии и таков у него характер работы. Участковый был удовлетворён этими объяснениями и больше его не беспокоил, а соседи умерили своё любопытство.

Этот паспорт позволял ему свободно перемещаться по стране. Но в первые же дни его пребывания в подземном сооружении возник вопрос, а на какие средства жить и как поддерживать жизнедеятельность лаборатории.

Репетиторские занятия со школьниками и будущими студентами, написание кандидатских и докторских диссертаций оказались для него наиболее приемлемым способом заработка. Основная клиентура была в обширном слое чиновничества. Очередь выстраивалась на годы вперёд. Ради получения научной степени они платили щедро. Учёный писал диссертации не только в сугубо технической сфере, но и гуманитарные темы были ему не чужды. Круг его интересов и объём знаний были всеобъемлющими. Но тем не менее иногда ему приходилось посещать и библиотеки. С появлением Интернета необходимость посещения библиотек отпала.

С октября по май учёный не работал непосредственно в лаборатории, так как уже изначально возникли проблемы с обогревом помещений. В этот период он напряжённо работал над диссертациями, зарабатывая такие деньги, что мог потом в течение года жить безбедно и полностью отдаваться своей научной работе, сочетая её летом с главным увлечением – рыбалкой.

Перестройка открыла перед ним новые возможности для научной работы.

Он купил участок в элитном охраняемом дачном посёлке, на котором по своему проекту построил большой дом с подземными помещениями и независимой инфраструктурой.

Для лаборатории, создаваемой в этих помещениях, требовались новые приборы и аппаратура, конструкция которых была у него в голове и чертежах. Детали конструкций и изобретений он, как и до перестройки, продолжал изготавливать на оборонных заводах, где была более высокая техническая культура инженеров и квалифицированных рабочих.

О назначении отдельных компонентов инженеры могли только догадываться, но у них не было перед глазами сборочного чертежа, да и зачем надо вникать, ведь им щедро платили, а самое главное, что это было не оружие. Хотя они ошибались, некоторые изобретения учёного имели двойное назначение и по злому умыслу могли использоваться как оружие. Сборку компонентов он производил сам в стенах лаборатории. Некоторые приборы он закупал за рубежом через свою венчурную компанию, созданную им в самом начале перестройки.