Текст книги "Любовь — последний мост"

Автор книги: Йоханнес Марио Зиммель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 37 страниц)

2

Филипп вышел из «Бо Риважа» и по набережной Монблан направился в сторону дома Клод. Идти было недалеко. Открыв дверь ее квартиры ключом, который она дала ему, он услышал ее голос. На какое-то мгновение он подумал было, что Серж вернулся, и быстро пошел в спальню – на голос Клод.

Она сидела на разобранной постели, поджав под себя ноги, и говорила с кем-то по телефону. Бросив быстрый взгляд в его сторону, она продолжала разговаривать с кем-то, кого называла Грегори. Судя по ее вопросам, Филипп сообразил, что Грегори совсем недавно виделся с Сержем. Ни о чем серьезном они не говорили, и Грегори представления не имел, где Серж сейчас. Клод без конца задавала одни и те же вопросы, на которые, по-видимому, получала одни и те же ответы.

Металлические жалюзи на больших окнах в спальне Клод опустила еще перед отъездом в Ивуар, и с тех пор не поднимала. И в то время, как на улице вовсю светило солнце, спальня освещалась только электрическими лампочками в висевших на стенах больших белых раковинах. Филипп не сводил глаз с Клод. Впервые он заметил, что на лбу у нее тоненькие морщины, а от носа ко рту пролегли две складочки. Волосы она не причесала, глаза воспаленные, красные, голос звучит хрипло. Рукава пижамы под мышками потемнели от пота. В пепельнице на тумбочке у постели – горка окурков. Рядом с пепельницей – наполовину опустошенный стакан с вином.

С этим Грегори Клод говорила еще минут пятнадцать. Филипп все время смотрел в ее сторону, а она не взглянула на него ни разу. Он с горечью подумал о том, что хотя он очень хорошо понимает Клод, ее обиду и тревогу, его самого, если говорить, положа руку на сердце, мало трогает, что Серж оставил их.

«Давно ли мы с ним вообще знакомы? – размышлял он. – И что меня с ним, в сущности, связывает? Сочувствие к нему – вот и все», – подумал он и сам испугался этой мысли. Все остальное, что он якобы чувствовал по отношению к Сержу, показалось ему неестественным и лживым, да, лживым. «А какие чувства должен питать Серж ко мне? Что между нами возникло – дружба, мужская любовь? Какой вздор! Что мы можем испытывать друг к другу? Вся эта жизнь втроем – вещь неестественная, что бы мы там себе ни внушали. Серж ощутил это с особой остротой, первым. Он этого не выдержал – и ушел. Он поступил как человек достойный и верный себе! Конечно, Клод тоже заслуживает уважения: она верна себе и своим чувствам, она переживает за Сержа, она в тревоге, его неожиданный уход причинил ей неподдельную боль. Но у нее все иначе, чем у меня, их с Сержем связывает душевная близость, они столько лет были рядом. Я ворвался в их отношения, я все разрушил. Я виноват».

«Черт побери! – возмутился он тут же. – Почему, с какой стати я виноват? Разве я виноват в том, что она любит меня? Или в том, что я оказался невольно вовлечен в их отношения и вышло так, что я оказался победителем, а Серж – жертвой? Победитель… – усмехнулся этому слову Филипп, – разве у победителей такой вид?..»

Наконец, Клод положила трубку и посмотрела на него. Глаза ее потухли, кожа лоснилась, волосы торчали во все стороны.

– Доброе утро, Филипп, – сказала она.

– Я бы не пришел без твоего приглашения, но я очень беспокоился. Бог знает, какие мысли приходили мне в голову. Я больше не мог вытерпеть. Твой телефон был постоянно занят, и я не знал, почему. Не сердись на меня, Клод! Я сейчас уйду… – он поднялся со стула.

– Нет, останься!

– Я тебе только мешаю.

Она соскочила с постели, подбежала, обняла его крепко прижимаясь к нему.

– Умоляю тебя, Филипп. Ты знаешь, кем был для меня Серж… Понимаешь, мы с ним…

– Я люблю тебя, – сказал он. – Я люблю тебя, Клод. И за то, что ты сама не своя после того, как Серж уехал куда-то, тоже.

Она, похоже, не расслышала его слов.

– Грегори, наш друг, он консультирует Сержа по всем финансовым вопросам. Живет он в Париже. Я звонила всем друзьям и приятелям Сержа, кого вспомнила. С большинством из них я не перезванивалась целую вечность. Я сидела на телефоне всю ночь. Один раз мне ответил совершенно незнакомый женский голос. Мне сказали, что Серж давным-давно умер… Не туда попала… А с Грегори мне повезло… Повезло! – она рассмеялась сквозь слезы. – Грегори сам позвонил мне и сказал, что совсем недавно, сегодня утром, разговаривал с Сержем…

– В Париже?

– По телефону. Грегори Грессон, так его зовут, сказал, что понятия не имеет, откуда ему звонил Серж. Говорит, что, судя по посторонним шумам, он мог быть, например, в аэропорту. Серж поинтересовался курсом принадлежащих ему акций и спросил, какие из них выгоднее всего немедленно обналичить. Серж просил его выяснить это как можно скорее, он еще перезвонит ему. Только и всего. Только Грегори хотел спросить, что случилось, как Серж уже положил трубку. После чего Грегори и набрал мой номер телефона. Ну а я рассказала ему обо всем, что произошло, и разговор получился таким долгим.

– Понимаю.

– Нет, ты не понимаешь.

– Ну, почему же, Клод?

– А если и понимаешь, то не по-настоящему.

«Этого я не выдержу!» – подумал он и, схватив ее за плечи, встряхнул:

– По-настоящему! – сказал он, а сам подумал: «Зачем эта ложь?» – А сейчас давай больше не будем об этом, дорогая! Перестань! Пойди, прими душ! А потом позавтракаем…

– Мне кусок в горло не пойдет.

– Кофе, – сказал он. – Кофе будет как раз кстати! А теперь иди!

Она кивнула. В дверях она оглянулась.

– Если он позвонит… – И оборвала себя на полуслове. – Я обалдела, честное слово! Извини!

Он поднял жалюзи в спальне, распахнул окно, чтобы проветрить комнату, снял с постели белье, сложил его в корзину и заправил постель свежим. Потом пошел на кухню, чтобы вскипятить воду для кофе.

3

Через два часа они в машине Клод ехали в галерею. За рулем сидел он, у нее слишком сильно дрожали руки, к тому же она только что приняла таблетки, чтобы успокоиться. Она была в больших солнцезащитных очках, которые запомнились ему с того самого дня «как давно все это было», – подумал он, – когда они вместе сидели в парке перед цветочными часами, и он сказал ей, что надо положить всему этому конец. Положить конец тому, что еще даже не началось. Дома она еще два раза хваталась за телефонную трубку, чтобы проверить, не забыла ли она включить автоответчик.

В галерее несколько посетителей рассматривали снимки из экспозиции Клод. Она о чем-то поговорила с молодым сотрудником Сержа, которого звали Поль, и девушкой-дизайнером по имени Моник. Выставка «Война» закрывалась 15 сентября.

– И потом что? – спросила Клод.

– Закроем залы для демонтажа, – отвечала Моник.

– И дальше?

– Новой экспозиции открывать не будем, – сказал Поль. – Мы с Моник уже обсудили это. До возвращения месье Молерона галерея будет закрыта. Без него мы не имеем права принимать никаких серьезных решений.

– Но мы, конечно, останемся здесь, – добавила Моник. – Мы сделаем все возможное, чтобы найти месье Молерона. Конечно, это будет очень сложно. Но все равно, мы постараемся – и сразу дадим знать вам, мадам Фалькон, если что-нибудь выяснится.

– Спасибо, – сказала Клод.

– А ваша зарплата… – Филипп вопросительно посмотрел на Моник. – Как насчет этого?

– Не беспокойтесь, – сказала Моник. – Деньги нам переводятся автоматически раз в месяц – до расторжения договора одной из сторон. – Она заставила себя улыбнуться. – Мы всегда готовы помочь вам, мадам Фалькон. – Моник поцеловала Клод в щеку. – Извините, – сказала она. – Мы очень сочувствуем вам. Мы понимаем, каково вам сейчас.

4

– Давай-ка навестим Давида, – предложила Клод, когда они вышли на улицу. – Он ведь сказал, что обзвонит знакомых в разных общинах.

Они прошлись немного по улице дю Солель-Левант и заглянули в лавку серебряных дел мастера. Седовласый старик в синей шапочке с узорами из тончайших серебряных нитей встретил их перед стойкой.

– Приветствую вас, друзья мои, – сказал он, когда они поздоровались с ним. – Ничем не могу вас порадовать. Увы, никто Сержа не видел и ничего о нем не слышал. Все обещали навести о нем справки, вот только поможет ли это?

Клод опустилась в одно из кресел. Филипп положил руку ей на плечо. Она этого, казалось, не заметила.

– Я, конечно, буду продолжать поиски. Не пропал же Серж бесследно! Если узнаю что-нибудь, сразу же свяжусь с вами. Будьте здоровы, друзья мои, и не теряйте надежды!

Они неторопливо шли по узкой старой улице, и после бесполезного визита к старику им нечего было сказать друг другу.

– Хорошо, что он не стал утешать нас и говорить всяких жалостных слов, – сказала Клод. Но он надежды не теряет, это точно, и это его чувство передалось и мне.

Филипп кивнул. «Чувства чувствами, но лучше бы он поскорее объявился», – подумал он.

5

Они вернулись в центр города, и Филипп начал уговаривать Клод перекусить где-нибудь.

– Не могу, – отказывалась она.

– Заставь себя, – сказал он. – Ты со вчерашнего дня не ела. А ты должна быть в форме. Мало ли что нам еще предстоит! Тебе и Серж то же самое сказал бы. Опускать руки нам нельзя ни в коем случае! Да что я тебя уговариваю – ты не маленькая…

Он притормозил и с трудом нашел место для машины на переполненной парковке перед отелем «Бо Риваж».

– Не пойду в ресторан в таком виде, сказала Клод. – Ненакрашенная и зареванная…

– Тогда пообедаем в «Набережной, 13», – взяв ее под локоть, он направился в сторону столиков, стоявших прямо перед отелем на набережной Монблан. Свободных мест оказалось предостаточно. Официант поторопился принять у них заказ.

– Вообще-то я здорово проголодалась, – Клод силилась выжать из себя улыбку. – А заметила это только сейчас. Спасибо, друг мой, – сказала она, глядя на него, на озеро, на суда на нем и на сверкающий в лучах солнца фонтан. Восточный ветер приносил мелкие ледяные брызги. Клод положила ладонь на его руку и проговорила:

– Прости меня!

– Не за что мне тебя прощать, – ответил он. – Для этого нет ни малейшего повода. Если хочешь знать, я так же расстроен и обескуражен, как ты.

Ели они молча, и Клод избегала встречаться взглядом с Филиппом; она делала вид, будто разглядывает прохожих. И вдруг она выронила нож и вилку, вскочила, опрокинув кресло, и побежала через толпу в сторону моста Монблан.

– Клод! – крикнул он в испуге. Он видел, как она остановилась перед каким-то мужчиной и заговорила с ним. У незнакомца в черном костюме были черные, вьющиеся волосы. Покачав головой, он продолжил свой путь.

Медленно, волоча ноги, Клод вернулась за столик и села в кресло, которое Филипп успел поднять.

– Что с тобой?

– Этот человек… Ну, тот, что прошел мимо… Мне показалось, будто это Серж. Конечно, я обозналась…

Появился официант, спросил, не желают ли гости чего-нибудь.

– Нет, благодарим, – Филипп положил на стол деньги. – Все было очень вкусно. Но, к сожалению, нам пора.

Он перевел взгляд на Клод, которая смотрела на него, моргая.

– Домой, – сказал Филипп. – Я отвезу тебя домой.

– Но…

– И немедленно! – он пошел к выходу.

Клод торопливо последовала за ним.

Открыв входную дверь, они услышали два телефонных звонка. И стало тихо.

– Автоответчик включен, – воскликнула Клод и поспешила в комнату мимо оторопевшего Филиппа. Несколько раз мигнула красная лампочка на телефонном аппарате. Сняв трубку, она, тяжело дыша, опустилась в одно из черно-белых кресел.

Мужской голос говорил:

– Если я ошибся номером, извините. Я хотел бы поговорить с месье Филиппом Сорелем. Мне сообщили этот номер в отеле «Бо Рива». Меня зовут Гастон Донне. К меня есть информация для месье Сореля. Мы однажды говорили с ним по телефону, он, наверное, помнит. Мы оба дружим с Максом Меллером, сейчас я живу в его доме и присматриваю за кошкой Макса. Примерно с час назад Макс звонил из Пекина. Он просил меня передать его другу Филиппу, что двадцать шестого сентября он собирается вернуться в Ментону…

– Макс! – обрадовался Филипп.

– На всякий случай оставляю вам номер телефона в Ментоне…

Он наговорил этот номер и связь прервалась.

Филипп сразу набрал этот номер.

– Кто это – Макс?

– Нет, его старый друг…

– Алло! Алло, месье Донне! Говорит Филипп Сорель. Я только что получил ваше сообщение. Так, Макс возвращается?

– Как я уже сказал, месье Сорель. Он вернулся в Пекин и позвонил оттуда мне, чтобы я знал, когда он приедет. Я сказал ему, что вы очень хотели поговорить с ним, и он передавал вам привет. Он будет к вашим услугам с двадцать шестого сентября. Просил, чтобы вы связались с ним. И чтобы потом приехали сюда.

– Благодарю, месье Донне!

– Не стоит благодарности, всего хорошего, месье Сорель!

Филипп положил трубку.

«Макс возвращается, – подумал он. – Макс возвращается. И я, наконец, смогу обо всем ему рассказать… о Клод… о Серже… об обеих катастрофах… и об этих вирусах…»

То, что Клод вышла из комнаты, он заметил только когда она вернулась с подносом, на котором стояла бутылка, несколько рюмок, графин с содовой и вазочка со льдом. Все это она поставила на стол.

– Тебе нужно выпить рюмку виски.

– Да, спасибо.

– И мне тоже.

6

Маленькая девочка в красном платье с портрета над камином очень серьезно наблюдала за тем, как Клод устроилась на диванчике, а Филипп уселся у нее в ногах. Он рассказывал ей, как все было два месяца назад, в тот июльский вечер, когда он пытался дозвониться до своего друга Макса Меллера, потому что был донельзя удручен после ссоры в галерее и хотел уехать к Максу, своему старому верному другу. Он даже заказал билет на самолет, улетавший утром следующего дня, а потом узнал от этого писателя Гастона Донне об отъезде Макса в Китай. А после этого до него дозвонилась она, Клод, и сказала, что хочет встретиться с ним. Несмотря на то, что у них вышло в галерее, точнее говоря, – вопреки этому.

– Вот с этого все и началось, помнишь, Клод?

Да, она все очень хорошо помнила, и сейчас, после всех переживаний, после всех поисков, оказавшихся тщетными, они странным образом ощутили умиротворяющее спокойствие. Они оба понимали, что оно дано им ненадолго, что они словно находятся в оке бушующего тайфуна, но обрели покой, мир, нежность и близость – пусть и на самое короткое время!

Клод вышла из комнаты, а когда вернулась, из маленьких репродукторов над камином тихо полилась фортепианная музыка Эрика Сати. Она села рядом с Филиппом, обняла его за плечи, и он вновь ощутил запах ее кожи и «In Love again»; они прослушали «Три сарабанды» и «Колокольные звоны Розы и Креста». Музыка еще звучала, когда Клод проговорила:

– А наш день, вспомни о «нашем дне», Филипп!

– Я ни о чем другом и не думаю, – ответил он.

– Наш день – он никогда не кончится, пока мы этого не захотим, мы оба или один из нас. Пусть он длится и длится… Я так сказала однажды, и никогда от этих слов не откажусь. То, что Серж оставил нас, плохо, для меня много хуже, чем для тебя, потому что я люблю и его тоже. Ты должен набраться терпения, Филипп, и не психовать… Я должна продолжать поиски, хотя и представления не имею, что будет, когда я его найду, и он опять окажется рядом… и будет ли у нас все хорошо потом, если ничего не вышло сейчас, и выдержит ли он все это потом, если не выдержал сейчас – этой любви втроем, этой жизни втроем. Но даже если Серж, который умнее нас с тобой, окончательно и бесповоротно решил, что эти взаимоотношения для него невыносимы, даже в этом случае я не перестану искать его… Мы так давно знакомы и по-своему любим друг друга, что это никакого отношения к «нашему дню» не имеет… Ты меня понимаешь?

– Еще как, – негромко проговорил он.

– Когда кого-то хоронят… – она запнулась. – Во время похорон всегда замечаешь, что кто-то не пришел, правда? И если мы сейчас как бы хороним наши отношения, но Серж при этом отсутствует, потому что он вообще неизвестно где…

– Я тебя хорошо понимаю, mon amour adorée[89]89
  Драгоценная любовь моя (фр.).


[Закрыть], – сказал он.

Некоторое время спустя она встала с дивана.

– Ты куда? – спросил он.

– Пойду приму душ, дорогой, – она улыбнулась ему и сбросила халат.

Он смотрел ей вслед, когда она, нагая, выходила из гостиной, и подумал, что за то, что она сейчас сказала, он любит ее еще больше, если это вообще возможно. Какой она удивительный, какой замечательный человек! Как только она вернется, он обязательно скажет ей об этом, если найдутся нужные слова.

Однако Клод что-то долго не возвращалась. Он начал нервничать, потому что опасался, как бы после всех треволнений с ней чего не случилось. А вдруг она в ванной комнате потеряла сознание?..

Он не стал больше ждать, подошел к двери в ванную комнату и требовательно постучал, и когда ответа не последовало, резко рванул дверь на себя. В ванной комнате никого не было.

Его вдруг охватил настоящий страх: что с ней, где она? Мало ли на что она способна в таком нервном перевозбуждении! Побежал на кухню – там ее тоже нет, бросился обратно в гостиную – и там ее нет, как нет и в спальне. Резко дернув дверь фотоателье, он увидел ее сидящей за письменным столом в своем коротком махровом халате; прижав к уху телефонную трубку, она нервно и торопливо, будто ее подгоняли, говорила с кем-то по-итальянски:

– Ты уверен, Федерико? Совершенно уверен?.. На лестнице площади Испании?.. Когда это было?.. Я понимаю… вы не поговорили… но ты его видел…

Когда она заметила на пороге Филиппа, ее лицо исказилось. Дрожа от злости, она закричала на него:

– Шпионишь за мной! Как это подло с твоей стороны!

– Да у меня и в мыслях не было шпионить, – пробормотал он. – Просто, я испугался, потому что ты долго не приходила. Я искал тебя по всей квартире…

– Ну, а теперь ты успокоился? – продолжала кричать она. – Одну минутку, Федерико, – проговорила она в трубку, – одну минутку! – и снова повернулась к Филиппу. – Убирайся отсюда! Ты получил, что хотел! А теперь убирайся!

– Клод, послушай…

– Уходи! – выкрикнула она. – Оставь меня!

Из коридора он слышал, как она продолжает разговаривать с человеком, которого называет Федерико. В спальне он оделся, прошел через гостиную мимо камина, над которым висел портрет девочки с большими серьезными глазами, и вышел из квартиры, тихонько прикрыв за собой входную дверь.

Обратный путь в отель он проделал словно в беспамятстве. Ничего перед собой не видя и не замечая, миновал отель «Нога-Хилтон» и бар «Библиотека» в отеле «Англетер». Он то и дело сталкивался с прохожими, но их едких словечек и брошенных ему вдогонку ругательств не слышал.

В холле отеля, не здороваясь с портье, взял у него ключи от номера. Войдя в салон, распахнул настежь окно. Прошел на балкон, сел в плетеное кресло. И как всегда стал смотреть на озеро, на пассажирские суда, моторные и парусные лодки на нем, на дома в центре города и в Старом городе, на высокое чистое небо и на покрытую снегом далекую вершину Монблана. Вот бьющий в небо фонтан, вот старый-престарый каштан, протягивающий ему свои ветви – но все это, так хорошо ему знакомое, показалось сейчас чужим, он словно падал в какую-то бездну.

«К чему все это? – вопрошал он себя. – Для чего я живу? Кому от этого радость? И любит ли меня хоть кто-нибудь на белом свете?»

«И что теперь будет? Куда мне девать себя? Клод я больше не увижу. А если и увижу, это ничего не значит. Ни для нее. Ни для меня. Больше ничего не значит – и все. Будь оно проклято, хотел бы я, чтобы это для меня ничего больше не значило. Если это была любовь, то как же она была коротка и мимолетна! Она продлилась всего два месяца. А возраст ее любви к Сержу – одиннадцать лет. И это чувство живо! Больно ощущать это. Очень больно ощущать и знать это. Но это пройдет. Через некоторое время все проходит и забывается».

«Нет! – подумал он. – Этого я никогда не забуду! После той жизни, которую я прожил, в Женеве со мной случилось чудо. Меня полюбила женщина. После нашего недолгого счастья с Кэт я даже не надеялся ни на что подобное. Я изменил своей совести и работал на дьявола. До встречи с Клод я вообще никаких человеческих чувств не испытывал. Как я обращался с Иреной? И как обращаюсь с ней по сей день? Я ни разу не позвонил ей в Лондон. И звонить не собираюсь. Все, что я сказал бы ей, было бы ложью, потому что я никогда никаких чувств к Ирене не питал, и сейчас даже рад, что она ушла от меня. Если захочет, я дам ей развод, не захочет, обойдемся без этого, я перепишу на нее виллу со всей обстановкой…»

Телефонный звонок заставил его встряхнуться. Он взял трубку.

Не успев даже представиться, он услышал ее взволнованный голос:

– Филипп! Мой самолет улетает через десять минут. После всего случившегося я не могла еще раз встретиться с тобой…

– Что значит «самолет улетает через десять минут»? Куда?

– В Рим.

«Все равно, – подумал он. – Хоть в Рим, хоть в Рио, Токио или Вену. Все равно».

– Я в последние дни обзвонила почти все журналы и агентства, с которыми я сотрудничала. Во многих из них Сержа знают. Мы часто работали вместе… Когда ты вчера заглянул в фотоателье, я разговаривала с Федерико Жирола из «Оджи»[90]90
  Итальянский еженедельный журнал. – Прим. ред.


[Закрыть], и Федерико сказал, что он видел Сержа, это совершенно точно и никаких сомнений быть не может – это был Серж! Вчера. На лестнице у площади в самом центре Рима… Он окликнул его, но Серж, наверное, не расслышал. Он куда-то очень торопился, и Федерико его не догнал. Но он его видел. И сейчас ищет его. Значит, мне нужно быть в Риме. Может быть, Сержа найду я… Я сразу помчалась в аэропорт… Я позвоню тебе из Рима, любимый мой. Ты понимаешь, что иначе поступить я просто не могу?

– Конечно, – сказал он. «А почему бы не сказать этого? Зачем мне ей возражать?»

Зачем? Зачем?

В трубке стал слышен голос диктора аэропорта, который делал какие-то объявления.

– Мне пора на посадку, Филипп! Я… – и раздались короткие гудки.

Он вернулся на балкон, уставился на серебряные струи фонтана. И опять телефонный звонок!

Он подумал: «А вдруг это Клод? Передумала лететь или еще что-нибудь?.. Может, посадка уже закончилась?.. Но ведь ничего серьезного быть не может, не должно…»

Он сел и основательно прокашлялся, пока не прохрипел в трубку:

– Ал-ло, ал-ло?

И услышал в ответ ненавистный голос:

– Говорит Дональд Ратоф. Сейчас в Женеву летит самолет специальной комиссии. Он приземлится минут через сорок. Уложи свои вещички – и мигом в аэропорт! Возьми теплые вещи. Пальто не забудь. Здесь холодно. Низкая облачность. Но дождя нет. Это произошло в облаках…

– Что?..

– Над Ингольштадтом столкнулись два самолета. Ничего более ужасного я не видел, честное слово, правда!