Текст книги "Любовь — последний мост"
Автор книги: Йоханнес Марио Зиммель
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 37 страниц)
– Вы нервничаете, я понимаю, – по-отечески доброжелательно проговорил Марро, – но и вы должны понять загруженного сверх всякой меры адвоката, у которого нет даже времени поиграть на любимом кларнете… Но это вас не интересует. Вас интересует, что я успел сделать за прошедшие дни. Ну-с, Господь свидетель, хвастовство мне чуждо, но тем не менее: кое-что мне удалось, и я не могу этим не похвастаться. Я уже говорил вам, друг мой, что у меня есть связи повсюду. Их у меня и впрямь много, причем в самых разных кругах общества. Даже в таких кругах, которые… Однако это ни к чему. Короче, требования вашей невестки свелись вот к чему: либо я добьюсь, чтобы ее мужа завтра освободили из следственного изолятора и дело ограничилось денежным штрафом, либо это очаровательное существо завтра в десять утра подаст в полицию заявление о том, что вы ее изнасиловали. Она хочет, чтобы дело в принципе было решено уже сегодня, не позднее двадцати одного часа. Если вы не забыли, комиссар Барро из управления полиции, к которому попал ваш сын, объяснил вам, как сказал потом и мне – мы с ним добрые друзья, мы с ним поддерживаем и деловые и число приватные контакты, гм-гм, – он, значит, сказал вам, что в случаях, подобных делу вашего сына, наши законодатели достаточно великодушны. Если при аресте находят количество героина, равное примерно дневной дозе наркомана, арестованного вскоре выпускают на свободу, ограничиваясь наложением на него денежного штрафа… Припоминаете? Можете отвечать.
– Припоминаю. Однако…
– Этого достаточно. Однако, хотели вы сказать, доза, найденная у вашего сына при аресте, была большей, к тому же какое-то количество героина обнаружили в его гостиничном номере. Комиссар Барро допускает, что вашего сына нанял какой-то дилер и что этот самый дилер и оставил еще некоторое количество наркотика, предназначенного на продажу, в комнате вашего сына Кима. Гм-гм. Знаете, судьба иногда играет с нами в престранные игры. В числе моих клиентов чисто случайно есть именно такой дилер. Тяжелый случай, и перспективы у него невеселые, над ним висят как минимум пять лет отсидки, сейчас он в загородной тюрьме, в Пюпленже – вы бывали в Пюпленже, прелестное место, там очень вкусно готовят, не в тюрьме, конечно… Я на прошлой неделе побывал там трижды вместе с одним следователем, превосходнейшим человеком и ударником в нашем джазе – мы еще сделаем из вас нашего афисионадо!.. На чем я остановился? Ах, да, после того, как я хорошенько усовестил этого дилера, этот мой клиент признался, что дал вашему сыну героин на продажу и что спрятал некоторое количество героина в его номере… Я вот что хочу сказать: при том, в чем он обвиняется, причем все доказательства его вины есть, это чистой воды самаритянский поступок со стороны этого человека, и за это ему срока не добавят и даже могут несколько скосить наказание – за добровольное чистосердечное признание. А с вашего сына будет снято пренеприятнейшее подозрение. Совершенный им позорный поступок настолько потряс его, что он сразу после того, как его арестовали, не сообщил следствию, что невольно стал жертвой этого дилера. А возможно, он не сделал этого еще и потому, что не знал ни его имени и фамилии, ни его домашнего адреса… Тем самым инцидент исчерпан. Вашего сына завтра утром отпустят, и мы с вами можем заехать за ним в Пюпленж – ах, да, я забыл, вы же очень заняты. Тогда я это сделаю сам, это доставит мне удовольствие, вы же понимаете – Bona causa triumphal[68]68
Доброе дело восторжествует (лат.).
[Закрыть]!
Мэтр Раймонд Марро откинулся на спинку резного кресла, всем своим видом изображая человека, которому, благодаря своей правоте и благим помыслам удалось одержать победу, от чего однако он не возгордился, ибо никогда не забывал о том, что сам всего лишь смертный.
– Благодарю вас, мэтр, – проговорил потрясенный Филипп. – Не знаю даже, как мне вас благодарить. Я перед вами в неоплатном долгу…
– Ну уж нет, – возразил Марро.
– В каком смысле?
– Нет, месье, вы меня просто удивляете! Разумеется, юная дама с восхитительными ножками и… глазками требует гм-гм… компенсации за изнасилование. Не надо! Не говорите, что никакого изнасилования не было! Это мы уже проходили… Вдобавок, через десять минут придет мой следующий клиент. Все можно уладить только таким образом, и другого способа нет, месье. Дама получит возмещение за физическое и моральное оскорбление, вам вернут платье с пятнами крови, и вы получите нотариально заверенное заявление о том, что никогда и пальцем не дотронулись до этой восхитительной особы. Юная дама вместе со мной отправится в Пюпленж за вашим сыном. Сколь трогательна их любовь! Часто ли нам с вами, дорогой месье Сорель, приходится быть свидетелями такой самоотверженной любви жены к мужу! Гм, гм, гм… Следователь уже подписал документ об освобождении вашего сына – вот он, счастливый конец!
– Как только вы получите от меня двести тысяч франков, – сказал Филипп.
– Как только я… а, ну да, разумеется! – Марро позволил себе ухмыльнуться. – Еще немного, и я забыл бы об этом!
– Я…
– Месье…
– Я… Не находите ли вы требования этой… этой… дамы не то что неумеренными, а просто чудовищными!
– Честь женщины того требует, – Марро подчеркивал каждое слово кивком головы. – Вы совершенно правы, сумма это немалая. Однако это ничего не меняет, вы ее заплатите. Дама требует всего пятьдесят тысяч, еще пятьдесят тысяч составляет сумма штрафа вашего сына. Десять тысяч получит дилер. А оставшиеся деньги покроют мои накладные расходы и составят мой гонорар.
– Я вам уже выписал чек на пятьдесят тысяч. Ваш гонорар – сто сорок тысяч франков?
– Накладные расходы, месье! Не забывайте о накладных расходах! И не забывайте: не будь моих чудодейственных связей, не будь я таким мастером своего дела, не окажись у меня под рукой этого дилера, не только он, но и ваш сын получил бы пять лет. Вы не должны думать только о деньгах, месье! С моей точки зрения это было бы непростительным неуважением ко мне. Пардон!
– У меня есть небольшое поместье с виллой в Рокетт-сюр-Сиань, райском местечке неподалеку от Канн, где я собираюсь поселиться, уйдя на покой… А деньги? Почти все, чем я обладаю, вложено в ценные бумаги.
– Надеюсь, в очень ценные бумаги, месье. У вас есть в банке доверенное лицо, управляющее вашим состоянием?
– Да.
– Так в чем же проблема? Завтра утром позвоните ему и поручите продать часть этих бумаг – честно и благородно. Вот и все!
– Это затянется на несколько дней, не меньше.
– А разве я сказал, что требую денег не позднее сегодняшнего вечера? Я все предусмотрел. Сейчас вы просто дадите мне чек – чековая книжка у вас, надеюсь, при себе? Вот видите! Я вам всецело доверяю! Мы с вами еще увидимся.
– Увидимся?
– Вам нужна авторучка? Вот, пожалуйста… Да, мы с вами увидимся, я в этом совершенно уверен, месье Сорель. Чувство подсказывает мне это… А оно меня никогда не подводит. Спасибо за чек. Мы сочтемся.
– Это я должен вас благодарить, мэтр, – Филипп подумал: «Если я еще несколько раз встречусь с этим заступником и спасителем, я по миру пойду». А вслух сказал: – Еще один вопрос…
– Да.
– Вы хоть на мгновение допустили мысль, будто я изнасиловал эту особу?
– Да что вы, месье! За кого вы меня принимаете? Ничуть я в это не поверил, ни на одно мгновение. Но скажите мне по совести, как я мог иначе уладить это дело ко всеобщему удовлетворению?
– И что теперь?
– Теперь «преобразило солнце Йорка в благое лето зиму наших смут!» О, великий и неподражаемый Шекспир!
5Когда он оказался перед входом в отель «Бо Риваж», у него за спиной остановился большой синий «ягуар», из которого вышел Рамон Корредор, молодой испанец, заранее предвкушающий радость от того, что получит в Мадриде лицензию водителя такси.
– Добрый вечер, месье Сорель!
– Добрый вечер, Рамон! Вы и впрямь работаете днем и ночью.
– Сейчас проходит большой конгресс, месье Сорель. Да и этот шейх… Я только что свозил в Дивонн двух принцев крови, им захотелось поиграть в рулетку, в два ночи мне велено за ними заехать, – юноша-красавец рассмеялся. – Однако месье тоже не сидится на месте, извините меня за это замечание.
– Вы совершенно правы. Завтра утром я опять покину Женеву.
– Но вы вернетесь?
– Непременно.
– Счастлив слышать это, месье Сорель. Спокойной ночи!
Когда Филипп хотел войти в отель, его окликнула одна из проституток.
– Привет, малыш! Как насчет нас с тобой? Я сделаю все, что пожелаешь.
– Нет, – отказался Филипп. – Большое спасибо.
Она была высокого роста с огненно-рыжими волосами и огромных размеров ртом. Она облизнула полные губы.
– Я знаю много вещей, о которых ты и не подозреваешь.
– Не сомневаюсь. Однако… вынужден отказаться.
– Ты немец, да? У тебя такой мягкий акцент. Я год жила в Германии, в Дюссельдорфе. Так ты немец?
– Да.
– Я люблю немцев. Как тебя зовут, малыш?
– Адольф, – сказал Филипп, поднимаясь по ступенькам к входной двери.
– Ах, ты, паршивый кусок дерьма! – заорала рыжая, но тут же, спохватившись, убежала – как бы чего не вышло.
Оказавшись в холле, Филипп поднял голову и увидел, как из бара «Атриум» вышел Серж и помахал ему рукой.
– Слава богу, я жду вас тут уже больше часа, – сказал Серж, подойдя к нему. Он был в черном костюме и черной рубашке.
– Случилось что-нибудь? – проговорил Филипп, весь похолодев. – Что-нибудь с Клод?
– Я ничего не знаю, – мимо них прошла группа громко смеющихся гостей. – В восемь вечера у меня зазвонил телефон. Говорил незнакомый мне мужчина.
Он назвался доктором Жаком Лесепом из «Врачей без границ».
Филипп уставился на него.
– И что он сказал? Что-нибудь о Клод?
– Нет. Он очень спешил куда-то. Я, конечно, сразу спросил о ней. Она позвонит мне между девятью и десятью часами вечера, сейчас она никак не может, сказал Лесеп.
– Почему это?
– Занята так, что ни минуты свободной нет, сказал он. Я еще успел прокричать в трубку, чтобы она позвонила в «Бо Риваж», там она застанет нас обоих.
– Да, но что произошло?
– На этом связь прервалась. Представления не имею! Пойдемте, что ли, в ваш номер?
– Конечно, – сразу согласился Филипп. – Пойдемте!
В синем салоне было душно. Сорель распахнул настежь двери на балкон. Увидел огни вечерней Женевы, огни на озере и на белых судах, увидел золотые струи фонтана. «Я ненавижу этот фонтан, – подумал он и тут же одернул себя: – Рехнулся ты, что ли? Надо взять себя в руки».
«Клод… Клод…»
Он встал со стула и повернулся к Сержу.
– Что будете пить?
– Все равно. Виски.
Дрожащими руками налил в стаканы виски, бросил туда же кубики льда, долил содовой воды. Они выпили стоя.
– Еще по стаканчику, пожалуйста, – сказал Серж.
Филипп проделал все еще раз.
Они сели. С потолка комнаты на них смотрели единороги, эльфы, гномы, косули, птицы и ангелы.
«Клод… Клод… Клод…»
– Что с Клод? – вскричал он.
– Ну, не знаю я! Этот Лесеп передал только, что она позвонит. Выходит, она жива, так ведь? Раз может позвонить, все в порядке, да?
– Если Лесеп не соврал.
– А зачем бы он стал врать? Какая ему от этого польза?
– Проклятие, вот проклятие! Хотите еще?
– Да. Подождите. Я сам все сделаю, – Серж встал.
Они снова выпили.
Потом некоторое время сидели друг против друга молча. С улицы доносился шум движения на набережной Монблан.
Когда ожидание показалось Филиппу совершенно невыносимым, как раз и зазвонил телефон. Он вскочил со стула. Серж тоже. Каждый из них схватил трубку стоявших в разных углах комнаты мобильных. Они одновременно крикнули:
– Да?
В ответ громко и отчетливо прозвучал мужской голос:
– Говорит Жак Лесеп. Месье Молерон? Месье Сорель?
– Да, – снова одновременно крикнули в трубки они.
– Начнем с того, что мадам Фалькон жива и даже не ранена. Так что вы не волнуйтесь. Но пока что она в состоянии, близком к шоковому.
– Да в чем дело? – заорал в трубку Филипп.
– Был очень сильный воздушный налет на то селение в джунглях, где как раз находились они. Все разрушено, все хижины сгорели. Много убитых и раненых. Армия предоставила нам вертолеты… Первым делом вывезли, конечно, раненых.
– Вывезли. Куда это, доктор?
– Во Франсевиль. Здесь у нас опорный пункт. И госпиталь здесь же. Мадам Фалькон пока в госпитале. Во Франсевиле.
– Франсевиль? – опять крикнул Филипп. – Где это?
– В Габоне, – ответил врач. Сейчас голос его прозвучал очень устало. – Это республика на северо-западе от Конго…
Филипп и Серж услышали в трубке слабый голос Клод.
– Что говорит мадам? – спросил Серж.
– Хочет непременно сказать вам несколько слов… Хотя врач не рекомендовал ей… у нее был шок, я уже упоминал об этом… но она настаивает… я не хочу волновать ее, передаю ей трубку… секундочку…
Послышался голос Клод, дрожащий, не слишком отчетливый.
– Филипп? Серж?
– Да, дорогая, да.
– This plase of smiling peace…[69]69
Место, где мир улыбается (англ.).
[Закрыть] Этой деревни больше нет! – она громко разрыдалась, громче, чем они могли ожидать. – Они прилетели сегодня… два истребителя-бомбардировщика… с ракетами… с бортовым оружием… Хижины, все-все, горели… все сгорело дотла! Много убитых!.. Очень много! Женщин, старух… и детей… Одна женщина только что родила… их убило обоих… и роженицу, и ребенка… и школьный учитель тоже погиб… а раненых сколько… Кто успел, бежал в джунгли… Мы… связались с Франсевилем… по радиотелефону… до прилета врачей умерло еще несколько человек из раненых… Потом все пошло очень быстро… Мы боялись, что эти истребители-бомбардировщики появятся еще раз… Когда мы улетали, внизу все догорало… догорало… догорало…
Филипп и Серж услышали, как врач уговаривал Клод:
– Заканчивайте разговор, мадам, вам нельзя так волноваться! Вы обещали мне, что скажете всего лишь несколько слов. Я за вас отвечаю, мадам, и поэтому прошу… Пожалуйста, мадам!
– Да, да… еще несколько секунд. – А потом уже в трубку: – Мы даже не знаем, чьи это истребители-бомбардировщики… все опознавательные знаки были закрашены… наверняка из Браззавиля… Их могли и те, и другие послать… Кто их разберет…
– Клод! – закричал Филипп. – Поклянись, что ты не ранена!
– Я… клянусь… А вот Генри Уоллес…
– Репортер из «Ньюсуика»?
– Да… он стоял рядом со мной… когда… когда в него попало… Кровь… кровь… а я… я осталась в живых только потому, что…
Снова послышался голос врача:
– Довольно, мадам! Я настаиваю! Поймите, месье, мадам не должна много разговаривать…
– Мы понимаем, месье доктор, – сказал Серж.
– Надо немедленно освободить телефонную линию, это не спутниковая связь… Вы сможете позвонить ей позже. Я вам дам специальный код…
Филипп схватил блокнот, записал номер.
– Да вы особенно не беспокойтесь… это действительно всего лишь последствия шока. Мы о ней позаботимся, все будет в порядке. Спокойной ночи, месье!
Мужчины долго сидели в синем салоне молча.
Наконец, Серж сказал:
– Если человек хочет по какой-то причине закричать, и ему непременно нужно закричать, но он не может этого сделать, то его внутренний крик будет самым истошным изо всех, что можно вообразить.
Они опять помолчали.
– Клод жива, и у нее все будет в порядке, – первым прервал молчание Серж. – Я слетаю туда и привезу ее.
– Как ты туда попадешь?
– Через Либревиль, столицу Габона. Там есть аэропорт. В Габоне никакой войны нет. Сейчас у Клод последствия шока. Ты же слышал. Кто-то должен ее оттуда забрать. Дай мне номер телефона!
Они оба не заметили, как перешли на «ты».
– Я с тобой!
– Тебе нужно обратно, в Эттлинген!
– Плевать мне на Эттлинген!
– Не скажи! Что нужно, то нужно. Я справлюсь один. Я привезу Клод домой. Клянусь, я привезу ее! Полечу первым рейсом, и оттуда сразу позвоню тебе. И Клод тебе позвонит. Только так у нас все получится, как надо, согласись, Филипп!
Серж обнял его.
– Будь здоров, держись. Ну пока! – и Серж ушел.
Филипп прислонился к каменному камину. Он вспомнил о Местре и о Клод в объятиях Смерти.
6Два последующих дня он вечерами сидел в «Наследном принце» и тщетно ждал звонка.
Едва приземлившись в Штутгарте, он первым делом позвонил во франкфуртский банк своему доверенному лицу и попросил его перевести двести тысяч франков адвокату Раймонду Марро в Женеву.
Тот был несколько озадачен. Они хорошо знали друг друга много лет.
– Что с вами, господин Тауберт? Какие-либо трудности с переводом денег?
– Абсолютно никаких, господин Сорель. Но я… Но вы… Извините меня, господин Сорель, но я чувствую себя ответственным… За короткое время я по вашему поручению перевел весьма солидные суммы… Мне приходится постоянно продавать ваши ценные бумаги, господин Сорель… Это так настоятельно необходимо?
– Да. И должно быть сделано всенепременно, – в тон ему ответил Филипп.
– Мне остается только надеяться, что в ближайшее время это не будет иметь продолжения. Прошу меня простить… Это все потому… Вы такой хороший и такой давний наш клиент…
– Благодарю за заботу! Я постараюсь сделать все, чтобы это не повторилось! – сказал Филипп и подумал: «А что я могу сделать для этого?.. И на какое время хватит еще денег?»
В вычислительном центре на улице Отто Хана эксперты продолжали искать знакомые им участки в цифровых цепочках, чтобы взять в кольцо то место, где вирус проявил активность. Они систематически проверяли все «поле» с помощью своей аналитической программы, зная, что перед ними стоит задача, почти не имеющая решения.
Эта работа позволяла Филиппу хотя бы в течение дня не думать постоянно о Клод, о Серже, но по ночам было тяжело. Он почти не спал, а если забывался ненадолго, его мучили кошмарные видения. Вечером второго дня он несколько часов подряд пытался дозвониться до опорного пункта «Врачей без границ» во Франсевиле. Тщетно.
Лишь вечером третьего дня позвонил Серж.
– Извини, Филипп, раньше никак не мог. До Либревиля я добирался целую вечность. Пришлось четыре раза пересаживаться, а потом еще ждал самолета на Франсевиль. Габон переполнен беженцами из Конго. А самолетов раз-два и обчелся.
– А Клод? – нетерпеливо перебил Филипп, стоявший перед панорамным окном в своем номере, стекол которого касались ветви старого дерева. – Клод… что с ней?
– Все в порядке. Правда, Филипп! Во Франсевиле ей не могли предоставить нужного ухода. Вот я и перевез ее сюда, в Либревиль, в городскую больницу.
– В больницу? Значит, она все-таки ранена?
– Физически – нет. Когда она говорила с нами по телефону, последствия шока еще ощущались. А несколько часов спустя у нее был нервный срыв. Ей дали транквилизаторы, еще во Франсевиле…
– Какие транквилизаторы?
– Не из самых сильных. Сейчас она выздоравливает… отсыпаясь. Ее будят… для приема пищи. Ей можно принимать ванны и душ, прогуливаться по парку. Но от этого она быстро устает и потом подолгу спит.
– Где ты живешь?
– Мне предоставили комнату в общежитии врачей. Это совсем недалеко от Клод. В настоящий момент я стою посреди парка и говорю с тобой через «инмарсатфон», который одолжил у одного из санитаров. По обыкновенному телефону дозвониться почти невозможно. Клод невероятно повезло. Она еще велела передать тебе, что любит тебя и что все будет хорошо, когда мы опять будем вместе.
– Я тоже люблю ее, передай ей это, Серж!
– Я ей это все время повторяю.
– Что я ее люблю?
– Что ты ее любишь, и что я ее люблю…
– Прошу тебя, звони каждый день! А то я здесь не выдержу…
– Буду. Каждый день, вечером, обещаю…
– Спасибо, Серж, спасибо! Какой ты молодчина, что слетал туда! Теперь я за нее не боюсь…
– Нам обоим теперь не так страшно. Ну, ладно, пора прощаться. Обнимаю тебя. И от ее имени тоже.
– И я обнимаю вас обоих.
– Я молюсь за нас троих, – сказал Серж. – Я знаю, ты в Бога не веришь. А я все равно буду… Ладно, спокойной ночи!
На другой день в вычислительном центре обнаружили первые следы вируса, которые они так настойчиво и долго искали.
7Теперь все внимание было сосредоточено на винчестере компьютера, где нашли следы присутствия вируса. Как Филипп и объяснял прокурору Ниманду, около дюжины экспертов проверяли сегмент за сегментом этого диска с его миллиардами строк информации, с приказами и инструкциями. Целыми сутками они сверяли результаты поисковых программ.
По вечерам Филиппу звонил Серж. У Клод дела пошли на улучшение, но пока что врачи постельного режима не отменяли. И она подолгу спала.
– Все ее фотокамеры, все ее снаряжение, все, что она сняла, и даже ее «инмарсатфон» – все погибло во время налета. Все, что она успела снять и проявить, все пленки – все! – сказал ему Серж однажды вечером. – Она еще не знает об этом…
И все, что Филипп слышал, все, что происходило вокруг, снова показалось ему призрачным, совершенно нереальным. «Поймем ли мы, люди, – подумал он, поймет ли хоть один-единственный человек на земле когда-нибудь жизнь, в которой он живет? Ну, хотя бы одно ее мгновение?»
Утром 25 июля, в пятницу, он сидел перед своим компьютером-анализатором, уставившись – в состоянии бесконечной усталости и лихорадочного возбуждения – довольно взрывоопасная смесь! – на ряды цифр, которым не положено было стоять там, где они появились. Его руки дрожали, когда он волевым усилием вызвал в памяти десятичные соответствия цифровому коду:
На экране трижды подряд появилась цифровая цепочка: 110011001100.
Каждый второй ноль в цифровой цепочке означал лишь отбивку от следующего знака в цифровом ряду. Вот с этого самого места вирус и исчез куда-то, чтобы спрятаться в огромном лабиринте программ жесткого диска. Эта короткая цепочка была как бы его прощальным посланием.
И если бинарный ряд перевести в десятичный, послание это гласит: 666.
