Текст книги "Любовь — последний мост"

Автор книги: Йоханнес Марио Зиммель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 37 страниц)

Вдруг он понял, что слова эти произнесены не голосом Кэт, а голосом Клод, и что это Клод, а не Кэт стоит рядом с ним на холме и держит его руку в своей. Все тягости и все заботы, все страдания и все страхи исчезли, он нашел обратный путь в потерянный рай.

Но потом это мгновение отлетело, и Филипп зашагал сквозь толпу радующихся чему-то людей по направлению к своему отелю.

ГЛАВА ВТОРАЯ

1

В холле «Бо Риважа» было прохладно.

– Бонжур, месье Сорель, – сказал консьерж, – вас ждут два господина.

– Где?

– Вон там, в баре. Уже два часа.

Когда Филипп повернулся в ту сторону, двое поднялись со стульев. Они были в синих костюмах, черных туфлях, белых рубашках и синих галстуках. У старшего из них, на вид ему лет сорок, усы и бородка, а у младшего – совсем детское лицо.

Филипп подошел к ним.

– Моя фамилия Сорель. Мне передали, что вы ждете меня.

– Месье Сорель, – сказал тот, что с усами, – я инспектор Пьер Навиль, а это мой коллега инспектор Роберт Росси. Мы из уголовной полиции Женевы. – Они одновременно предъявили свои документы.

– Из уголовной полиции?

– Точно так, месье Сорель. Извините, что мы побеспокоили вас.

– А в чем дело?

Навиль огляделся.

– Может быть, мы присядем?

– Как вам будет угодно.

Они прошли к столику в углу холла.

– Итак? – сказал Сорель.

– У вас есть сын, месье? – спросил Росси.

– Да, – сказал Сорель. «Нет! – подумал он. – Неужели опять? Ну конечно, опять!» – Его зовут Ким.

– Когда вы видели вашего сына в последний раз? – спросил Росси.

«Неужели им обоим не жарко в таких костюмах? – подумал Филипп. – Да еще в закрытых туфлях и при галстуках? Я думал, что все сотрудники уголовной полиции ходят в джинсах и в поношенных ковбойках, давно не стриженные и не бритые – такими их, по крайней мере, изображают в телесериалах, чтобы никто не заподозрил, что они сыщики…»

– Месье Сорель.

Он очнулся.

– Да, я вас внимательно слушаю.

– Я спросил вас, когда вы в последний раз виделись с сыном?

– Точно сказать не могу, господин инспектор. Может быть, четыре года назад. Или пять лет назад. Мы очень давно не встречались. Ким не поддерживает отношений ни с моей женой, ни со мной.

– У нас тоже сложилось такое впечатление, – сказал Росси.

– Почему это? – левое веко Сореля задергалось. – Вы с ним говорили?

– Да, месье, – сдержанно, едва ли не смущенно проговорил Навиль.

– Здесь, в Женеве?

– Да.

– Когда?

– Со вчерашнего дня мы только тем и занимались.

– Он арестован?

– Да, месье.

– За что? «Бесполезно, все бессмысленно. Все повторяется!»

– Жандарм арестовал его перед гимназией на улице де л’Аорин, когда он предлагал школьникам купить у него героин.

Филипп судорожно сглотнул слюну.

– Весьма сожалеем, месье Сорель, что вынуждены огорчить вас этой новостью. – Усатый инспектор смотрел на него с сочувствием. – Вы очень побледнели. Не угодно ли стакан воды?

– Нет, благодарю. Это сейчас пройдет.

– Ваш сын, – объяснил Навиль, – доставлен в управление полиции и сейчас им занимается отдел по борьбе с наркотиками.

– Он до сих пор у них?

– Да, до сих пор. Мы вынуждены просить вас отправиться туда вместе с нами. Во время ареста у вашего сына не оказалось при себе документов. Закон требует, чтобы кто-то подтвердил его личность.

– Разумеется, – сказал Филипп. – Только схожу за своим паспортом.

Он направился к лифту, исчез в нем и довольно скоро вернулся.

– Я готов! – сказал он, передав ключ консьержу.

Когда они вышли на улицу, ослепительные лучи солнца будто оглушили его. «Словно молотком по голове ударили…» Он даже застонал.

– Что с вами? – встревожился Навиль.

– Ничего, это от жары… А вы в таких костюмах и при галстуках. Это что, предписание такое?

Молодой Росси открыл дверцы «ситроена», стоявшего во втором ряду перед входом в отель.

– Предписания такого нет, – сказал Навиль. – Но когда идешь к такому известному человеку, как вы, месье, – надо всегда соблюдать приличия.

– Главное, чтобы всем было удобно, – пожал плечами Сорель. – Я, например, сниму пиджак. Предлагаю последовать моему примеру…

– Это очень любезно с вашей стороны, месье, – сказал Навиль. Они с молодым коллегой тоже сняли пиджаки и распустили узлы галстуков. Росси вел машину, а Навиль сидел рядом с Филиппом на заднем сиденье. Боковые стекла они опустили.

– На кондиционер нам денег не выделили, – сказал Росси. – Все тратим на армию. «Да, – подумал Филипп, – на армию денег не жалеют».

С площади Роны Филипп увидел по правую руку мост Берг, по которому вчера после полудня поднимался в Старый город, потом они проехали еще один мост и увидели стоящую посреди острова башню, одряхлевшую от времени и непогоды.

– Там когда-то находилась крепость, – сказал Навиль. – Огромное было сооружение. Крепостная башня – Тур де л’Иль – это все, что от нее осталось. Построили ее в 1215 году, чтобы защищать въезд в город со стороны островных мостов. Остров довольно большой, как видите, он тянется до моста Кулювреньер. За Женеву часто шли бои, был случай, когда граф Савойский осаждал ее целых четырнадцать месяцев. Представляю, какой голод был в городе, как мерзли жители – только взять Женеву графу не удалось. А несколько столетий спустя крепость снесли, оставили только эту сторожевую башню. Перед ней есть еще памятник одному женевскому патриоту, имя которого вылетело у меня из головы. Ему по приказу этого самого графа Савойского отрубили голову, потому что он «защищал права и свободы своей отчизны», как выбито на монументе.

– Филибер Бертелье, – сказал Роберт Росси, когда они проезжали мимо большущего кладбища.

– Что? – переспросил Навиль.

– Так звали патриота, которого казнили по приказу графа, – сказал Росси. – А самого графа звали Амедей. Я в отличие кое от кого внимательно слушал, что нам объясняли в школе на уроках истории. Амедей V Савойский.

«Они хотят отвлечь меня от тяжких мыслей, – подумал Филипп. – Правильные ребята. Черт бы побрал этого Кима!»

– Мы уже почти на месте, месье, – сказал Навиль. – Вон там, впереди, видите?.. Там Рона сливается с Арвом. Рыболовы любят эти места… Черт побери, я же просил тебя не гнать машину! – За кладбищем Росси резко, так что завизжали шины, свернул на бульвар с оживленным движением, и испуганные пешеходы закричали что-то обидное вслед черному «ситроену». – Теперь ты понимаешь, почему нас никто не любит?

– Откуда они могут знать, что мы из полиции? – сказал Росси.

– Вечно он находит отговорки, – сказал Навиль Филиппу. – И с таким вот субъектом приходится работать пятый год.

2

Росси резко затормозил перед высоким зданием с фасадом из стекла и стали, построенном в стиле шестидесятых годов.

Молодой инспектор помог Филиппу выйти из «ситроена», как будто тот был стариком. Насколько блестящим был фасад здания управления полиции, настолько скучно и тоскливо выглядело все изнутри. Стены окрашены в грязно-желтый цвет, на полу – серые паласы из искусственного волокна, грязный лифт, на котором они поднялись на четвертый этаж, немилосердно скрипел. Под потолком лифта подрагивала слабая лампочка, в самой клетушке пахло сигаретным дымом.

На четвертом этаже они остановились перед дверью с обитой эмалированной табличкой «Отдел по борьбе с наркотиками». Навиль постучал в дверь.

– Войдите! – крикнули изнутри.

Они вошли в просторную комнату, стены которой были покрыты той же отталкивающей краской, что и коридор. Свет сочился в два окна из внутреннего двора здания. За деревянным письменным столом сидел седовласый худощавый чиновник. Держа сигарету «голуаз» в углу рта, он с отсутствующим видом печатал что-то на электрической пишущей машинке. Кабинет пропах табаком, хотя окна во внутренний двор были открыты.

– Извините, шеф, – сказал Навиль. – Возвращения месье Сореля в отель пришлось ждать долго. – И, обращаясь к Филиппу, представил шефа: – Это комиссар Жан-Пьер Барро.

– …из уголовной полиции, – сказал худощавый криминалист с тем же отсутствующим видом.

– Из уголовной?

Комиссар встал, покачивая головой.

– Я в настоящий момент замещаю начальника отдела по борьбе с наркотиками. Его положили в больницу. Ничего страшного. Но работать сейчас он не может. – Барро, одетый в синюю с белыми полосками рубашку навыпуск, был очень высок.

– Добрый день, месье Сорель, – сказал он. – Прошу извинить за беспокойство, однако нам необходимо установить личность одного молодого человека, причем срочно.

– В каком смысле?

– Это я вам позже объясню, – высокорослый криминалист протянул Филиппу холодную сухую руку. – Кабинет выглядит ужасно, я понимаю, а что прикажете делать? Мебели получше нам не дают, – сказал он. И, повернувшись к инспекторам, добавил: – Благодарю вас, господа, – после чего Навиль и Росси вышли из кабинета. – Ну, а теперь к делу! Пройдемте со мной!

Он открыл одну из дверей и вошел в маленькую комнату без окон. В одной из стен была прямоугольная полоска стекла. Филипп глубоко втянул воздух. Сквозь это стекло он увидел своего сына. С ним беседовали двое полицейских. Они сидели за четырехугольным столом в рубашках с подвернутыми рукавами.

– С обратной стороны у этого стекла поверхность зеркальная, – сказал комиссар. – Там зеркало, а здесь – прозрачное стекло. Вашего сына как раз допрашивают два инспектора.

Филипп приблизился к стене и внимательно посмотрел на Кима. «Я не видел его не то четыре, не то пять лет, – подумал он. – В последний раз он показался мне очень стройным, у него были такие же сияющие голубые глаза, как у Кэт. У многих женщин при его виде туманились глаза. Внешне он совсем не изменился, ничуть. Выглядит по-прежнему великолепно, для него время словно остановилось; он в брюках и белой расстегнутой на груди рубашке. Как Ким напоминает Кэт, как он на нее похож…»

– Так что же?.. – спросил Барро.

– Да, – кивнул Филипп. – Это мой сын Ким.

– Вы уверены?

– Абсолютно. Он… совершенно не изменился за прошедшее время. Нисколько…

– Вы не подвергаете сомнению, что это ваш сын?

Филипп с нескрываемым неудовольствием посмотрел на инспектора.

– Я уже дважды подтвердил этот факт. С какой стати мне лгать?

– Извините, месье. Вы известный ученый. А вдруг кто-то, похожий на вашего сына, выдает себя за него, чтобы что-то выторговать для себя…

– Нет, это он, Готов поклясться.

– Послушайте еще его голос. Чтобы окончательно убедиться или… – Он включил какой-то прибор в стеклянном футляре. Из динамика послышался голос Кима. Он прекрасно говорил по-французски:

– …несчастье, вся моя жизнь была сплошным несчастьем. Мать умерла во время родов… Я рос в доме отца и сестры моей матери… когда-то она была знаменитой пианисткой, весь мир знал ее, Ирену Беренсен! У меня всего было вдоволь… Сначала полным-полно игрушек, потом меня поместили в самый лучший интернат, покупали самые дорогие тряпки, оплачивали тренеров по теннису и гольфу, словом – я получал все, что можно получить за деньги. Но любовь?.. Ее не было и в помине! Ни со стороны этой Беренсен, ни со стороны моего отца…

– Это вы рассказывали вчера, нам это уже известно, – сказал один из инспекторов, сидевших с Кимом за прямоугольным столом. Перед ними стоял включенный магнитофон.

– Хватит, месье, вешать нам лапшу на уши! За дураков вы нас считаете, что ли? Тоже мне – тяжелое детство, нечего сказать! Моя мама тоже как-то наступила на одну мою игрушку и сломала ее – так что ж из этого? На большую дорогу грабить выходить?

Над дверью соседней комнаты зажглась полоска света.

– Ваш отец опознал вас. Только что…

Ким внимательно оглядел комнату, его взгляд остановился на зеркале.

– Он по ту сторону стены, да?

– Да.

– Отец! – закричал Ким так громко, что Филипп вздрогнул. – Отец, прости меня! – он бросился к зеркалу. Филипп невольно отпрянул от стены. От сына его отделяло всего несколько сантиметров. – Прости меня, отец!

Оба инспектора схватили Кима за плечи и силой заставили опять сесть на стул.

– Методы у вас как в гестапо! – кричал Ким. – Вы об этом еще пожалеете! Мой отец подаст на вас жалобу. Так что ждите беды, мясники!

– Это все будет записано на магнитофон, – сказал один из инспекторов. – Еще одна такая выходка, и мы прервем допрос. И, кстати, из страны палачей и «мясников» родом вы, а не мы!

– Можно мне поговорить с Кимом? – спросил Филипп у комиссара.

– Нет, – ответил Барро. – Вам запрещено вступать в контакт с ним до окончания следующей стадии допросов. – Барро положил руку Филиппу на плечо. – Я ваши чувства понимаю. Но у нас свои правила.

Ким перегнулся через стол и не сводил глаз с зеркала:

– Отец, – умолял он, – помоги мне… пожалуйста, помоги мне!

– Пойдемте, – сказал Барро.

3

Потом Филипп опять сидел перед деревянным столом в кабинете комиссара. Сигарета «голуаз» в уголке рта Барро потухла. Он достал из шкафа бутылку «Курвуазье» и налил в стакан.

– Выпейте это!

– Спасибо, не нужно, это пройдет.

– Не пройдет, – сказал Барро. – Вы бледны как смерть.

Филипп выпил. Коньяк обжег желудок.

– Спасибо, – сказал он.

– Лучше? – спросил Барро немного погодя.

– Да.

Комиссар взял из стопки бланк и заправил его в пишущую машинку.

– Позвольте ваш паспорт, месье.

Филипп протянул его через стол. Барро полистал документ и начал печатать на машинке. Затем он внес в бланк необходимые сведения о Киме.

Во время этой процедуры Сорель лихорадочно размышлял: «Почему Ким продавал героин? Потому что узнал, что я здесь и решил в очередной раз мне насолить?» Ему вспомнились Ратоф, Ирена и «Дельфи». Мысли его постоянно ходили по кругу, без конца повторяясь. «Надо перестать думать, – решил Филипп, – причем немедленно, не то я сойду с ума».

Барро отодвинул в сторону пишущую машинку и протянул Сорелю пачку сигарет «голуаз».

– Нет, благодарю.

– Но вы не будете возражать, если я…

– Курите, пожалуйста.

Прежде чем закурить очередную сигарету, Барро оторвал от нижней губы прилипшую к ней предыдущую и раздавил окурок в пепельнице.

– Но кое-что я не понимаю, господин комиссар.

– Не надо так официально, называйте меня просто «господин Барро».

– Месье Барро, моего сына арестовали вчера у гимназии.

– Точно так. В одиннадцать тридцать.

– А вы только сейчас вызвали меня для установления его личности.

– Потому что ваш сын до полудня сегодняшнего дня не желал сообщать нам свое имя и фамилию. Как и то, что вы его отец и проживаете в настоящий момент в Женеве, в «Бо Риваже». Это время мы использовали, чтобы выяснить, не является ли он сам наркоманом.

– И что?

– Ничего. Ни одной точки укола не обнаружили, анализ мочи отрицательный. Ваш сын наркотиков не принимает. Он только… очень сложный случай.

– Вы хотели сказать «очень мерзкий тип»?

– Я не посмел бы… Он постоянно повторяет, что ужасно страдает из-за того, что причиняет вам неприятности. Кого ему жаль больше всех, так это себя самого… Мы не верим, что для вашего сына так уж важно ваше спокойствие. Более того, мы считаем, что он вас ненавидит.

– Да еще как, – сказал Филипп.

– После допросов, которые мы провели, мы не исключаем, что он нарочно дал себя арестовать при продаже героина, чтобы поставить вас в сложное положение. Особенно сейчас, когда вам предстоит выступать с докладом в Международном центре конференций… У месье Сореля было при себе пять граммов героина и еще пять граммов наши сотрудники нашли в его гостиничном номере.

– В гостиничном номере? То есть вам известно, где он живет?

– Да, но на выяснение этого потребовалось время.

– Почему? Ведь он обязан был заполнить «карточку гостя»?

– В самых дешевых отелях это не обязательно. Конечно, не исключено, что он на крючке у какого-то дилера, который заставляет его продавать эту отраву, – но что-то подозрительно неловко он себя при этом вел.

– Какое наказание положено за продажу героина в данном случае?

– До пяти лет… Продолжительность срока зависит от многих факторов. Вашему сыну понадобится адвокат. – Барро пододвинул ему через стол листок бумаги. – Я тут выписал для вас адреса и фамилии некоторых адвокатов из числа самых опытных, конечно… Ролан, Фаракон, Дебевуаз, Марро… может быть, кто-нибудь из них работает и в воскресные дни. Поскольку в управлении полиции на выходные дни почти никто из наших работников не остается, мы вынуждены отправить вашего сына в тюрьму в Пюпленже, это примерно в пятидесяти километрах от Женевы. Попробуйте получить разрешение на свидание с сыном у следователя. От управления туда регулярно ходят машины. Наши paniers à salade ходят туда и обратно по расписанию. Извините за это выражение, месье, но так уж мы этот вид транспорта называем. А как это будет по-немецки?

– «Зеленая Минна»[37]37
  Автомобиль для перевозки арестованных в Берлине и некоторых других городах Германии. – Прим. ред.


[Закрыть].

– Зеленая…

– Minna Vert[38]38
  Зеленая Минна (фр.).


[Закрыть], – сказал Филипп и рассмеялся – нервы не выдержали.

– Minna Vert! – вслед за ним захохотал Жан-Пьер Барро. Но сразу перестал, заметив, что у Филиппа Сореля в глазах стояли слезы.

4

Дорогой месье,

Бежевый костюм, который Вы оставили в ванной комнате, нам пришлось отдать в химчистку.

Так как в воскресные дни она не работает, мы, к сожалению, не сможем вернуть Вам костюм раньше, чем во вторник – во второй половине дня. Надеюсь, я не слишком вас этим огорчила.

С уважение и почтением,

Ваша коридорная

Берта Донадье

Написанную от руки записку Филипп обнаружил на письменном столе в спальне, когда около семи вечера вернулся в свой номер.

Он прошел в салон, налил в стакан воды, одним глотком опорожнил его, налил еще и опустился в стоявшее перед камином кресло, где начал без разбора нажимать кнопки пульта управления телевизором, который через кабель принимал тридцать шесть программ. Меняющиеся картинки, обрывки фраз на разных языках… Но вот и знакомый фирменный знак ЦДФ[39]39
  Центральное телевидение Германии, государственная телекомпания. – Прим. пер.


[Закрыть] и знакомое лицо телеведущего, который возбужденно о чем-то говорил.

– …мы прерываем нашу передачу, чтобы сделать сообщение чрезвычайной важности. Берлин! На территории комбината лекарственных препаратов в Шпандау[40]40
  Один из районов Берлина. – Прим. пер.


[Закрыть] два часа назад по неизвестным пока причинам произошла серьезнейшая катастрофа. Из котла высокого давления в течение нескольких минут вырывалась струя хлористого газа. Была немедленно объявлена тревога, даны соответствующие сигналы, в ближайших к комбинату жилых массивах введено чрезвычайное положение. Все жильцы домов эвакуированы и размещены в школах и спортивных залах, где пройдут карантин. Полиция сообщает о гибели двадцати семи граждан. Около трехсот человек с опасными для жизни отравлениями помещены в различные лечебные заведения города. Начала расследование специальная комиссия уголовной полиции Берлина. Мы покажем вам кадры, снятые на месте катастрофы, которые мы получили несколько минут назад. Мы будем прерывать текущие телепередачи, как только получим новую информацию с места событий…

Филипп не отрывал глаз от экрана. Видел здания комбината, злополучный котел, полицейские и санитарные машины на территории комбината, пожарные машины с кучами шлангов и выдвижными лестницами, спасателей в защитных костюмах и противогазах. С вертолетов территорию поливали каким-то веществом, по-видимому, вяжущим, словно шел мелкий дождь.

В дверь номера позвонили.

– Кто там? – крикнул он.

Женский голос ответил ему:

– Это из бюро обслуживания, месье. Для вас сообщение.

Он встал, выключил телевизор и направился к двери, чтобы открыть. Мимо него в салон прошмыгнула молодая женщина. Он очень удивился.

– Вы не из бюро обслуживания!

– Да, – сказала молодая женщина, стоявшая уже посреди салона.

– Тогда кто же вы? – спросил он, думая обо всем сразу: о Ратофе, о «Дельфи», об очередной западне, о смерти.

– Я ваша невестка, – сказала молодая женщина. На вид ей было лет двадцать.

– Кто-кто?

– Я ваша невестка, господин Сорель, – по-немецки она говорила без акцента. – Меня зовут Симона… Извините за этот набег. Но я обязательно должна поговорить с вами. Насчет Кима.

Она стояла сейчас у камина – высокая, стройная и красивая. У нее были карие глаза, длинные каштановые волосы, которые она зачесала назад, перехватив заколкой; высокий лоб, большой рот с четко очерченными губами.

– Мало ли что вы говорите. Кто мне докажет, что это правда? – Он потянулся к телефону.

Она сняла золотое кольцо с безымянного пальца правой руки.

– Знакомо оно вам?

Филипп взял его. Его рука дрожала, когда он прочел выгравированные на внутренней стороне кольца слова: «Любимому Филиппу от Кэт – 12 апреля 1972 года». «Это было в день нашей свадьбы, – вспомнил Сорель. – Она тогда еще надела его мне на палец».

Кольцо Кэт! Он с ненавистью смотрел на стоявшую перед ним женщину. «Конечно, она могла украсть его, – подумал он. – Но у кого? Я подарил его Киму много лет назад. Она что, украла его у Кима? Идиотизм какой-то».

– Когда же вы сочетались с ним браком? – спросил он.

Ответ последовал незамедлительно:

– Двадцать четвертого мая 1994 года, больше трех лет тому назад.

Они словно застыли, стоя друг против друга.

– В Мюнхене, – сказала красивая молодая женщина.

– Что «в Мюнхене»?

– Мы поженились.

Он сказал:

– Ким арестован.

– Я знаю. Я была поблизости. Поэтому-то мне и необходимо с вами поговорить.

– Вас наверняка ищет полиция.

– Я явлюсь туда добровольно, как только поговорю с вами.

Он смотрел на нее с отвращением. «Она действительно жена Кима. И носит кольцо Кэт, кольцо, которое Кэт подарила мне двадцать пять лет назад».

– Можно, я сяду?

– О чем вы намерены говорить со мной?

– Мне нужно сесть, извините! Мне плохо!

Он указал рукой на одно из кресел.

– Спасибо.

На ней было светло-розовое платье с глубоким вырезом, маленькая сумочка через плечо, на ногах – светло-розовые туфли на высоких каблуках. Материал, цвет и покрой платья были такими, что больше подчеркивали, чем скрывали. Сев в кресло, она затараторила:

– Я ждала вас внизу, в холле… долго… потом увидела, как вы появились… Ким показывал мне вашу фотографию… Вы взяли ключи у консьержа. Его стойку из холла не увидишь, не видела я и того, как вы садились в лифт. Но я видела, где вы вышли из лифта. Из холла видны коридоры всех этажей, вы же знаете… Я видела, какую дверь вы открыли. И чуть погодя я поднялась сюда. Никто меня не заметил. Мне очень повезло.

– Да, очень.

– Еще бы! Меня мог перехватить кто-нибудь из персонала отеля и не пустить к вам. Или арестовали бы полицейские. Вы же сами сказали, что меня ищут, – она тяжело дышала. – Мне действительно очень плохо… Нельзя ли попросить стакан воды?

– Нет! Убирайтесь отсюда! И немедленно!

– Ну пожалуйста!.. Ведь я здесь из-за вашего сына!

Он подошел к покрытому белой скатертью столу, налил в стакан минеральной воды и протянул ей.

– Спасибо… большое спасибо!

– Итак, что вам угодно?

– Киму нужен адвокат. Денег у нас нет ни гроша. Адвоката должны нанять вы. Умоляю вас! Самого лучшего из всех, что есть.

– Я пока не знаю, как поступлю… Адвоката я, наверное, найму… «Если не для Кима, – подумал он, то на всякий случай для себя».

– Благодарю, благодарю вас, господин Сорель… – она потянулась было к его руке, но он быстро ее отдернул.

– Оставьте вы это!

– Ким… вы что-нибудь о нем слышали?

– Да, – ответил он вопреки своему изначальному намерению как можно скорее прекратить разговор с ней. – Я его даже видел. Сквозь скрытое окно. Но поговорить с ним мне не позволили. Вы знаете, на чем он попался?

– Он сделал это из нужды, месье Сорель. У него ничего нет… ни гроша… Ему так не везет, ему всю жизнь не везло, он столько горя видел… Вы даже представить себе не можете… Я… я люблю его… я люблю его больше всех на свете… Когда он заговорил со мной на улице в Любеке, я еще училась в гимназии, это было как раз перед выпускными экзаменами…

– Где, вы говорите, он заговорил с вами на улице?

– В Любеке. Мой отец был одним из самых известных в городе врачей. Так вот, Ким заговорил со мной на улице, а три часа спустя мы уже лежали вместе в постели в его гостиничном номере. На другой день я оставила дом моих родителей и вместе с Кимом поехала в другой город. Через неделю мы с ним поженились в Мюнхене… Не думаю, что можно любить человека сильнее, чем я Кима, и он отвечает мне тем же… Вы ведь возьмете самого лучшего адвоката? А кто самый лучший?

Он достал из кармана список комиссара Барро.

– Мне в полиции кое-кого порекомендовали… Сегодня суббота. Не знаю, кого из них я застану дома.

– Все равно кого, лишь бы он вытащил Кима из тюрьмы!

– Замолчите! – сказал он, вне себя от негодования. – У него на совести четыре человеческих жизни!

– Не понимаю, о чем вы говорите.

– Я говорю о Якобе Фернере и его семье.

– Ах, вот вы о чем… – Она покачала головой. – Ким тут ни при чем. То, что тот их всех убил и потом с собой покончил – для него лучший выход, – это Ким так считает. Да так оно и было.

– Четверо мертвы – это, по-вашему, лучший выход?

– Конечно! – она опять заговорила быстро, уверенная в своей правоте. – Ну, подумайте сами. Фернер был человек конченый. На нем можно было поставить крест. А на его семье – тем более. Но вы-то, господин Сорель! Если выяснится, что вы поддаетесь шантажу ничтожного банковского чиновника, вам это безусловно будет стоить вашей должности.

«Абсолютно аморальное существо, – подумал он. – Она не просто аморальный человек, она просто вне всякой морали. Эта красивая девушка понятия не имеет, что такое мораль. Они с Кимом спелись. Два сапога пара».

– Поэтому Ким и отправил вам это сообщение по факсу – чтобы порадовать вас.

– Хороша радость.

– Да, господин Сорель. И вдобавок сюрприз.

Да, – сказал Филипп Сорель. – Сюрприз ему удался вполне.

«…дорогой месье, бежевый костюм, который вы оставили в ванной комнате, нам пришлось отдать в химчистку… Потому что меня вывернуло наизнанку от этого сюрприза», – подумал он.

– Факс был попыткой Кима возобновить с вами отношения. Больше всего он страдал из-за плохих отношений с вами. Ким рассказывал, что когда-то вы его любили! А Ким и по сей день любит вас!

– Замолчите! Это невыносимо! – он полез в карман брюк, достал смятую пачку денег и протянул ей три тысячефранковые купюры. – Возьмите это! Ничего не говорите, а берите это, все, все, все! Расплатитесь с долгами! – он засунул деньги в ее сумочку, стоявшую на столе.

Пока он говорил, лицо ее сделалось иссиня-багровым. Из носа потекла кровь, оставляя пятна на платье.

– О Боже, – проговорила она. – Боже мой…

– Возьмите! – он протянул ей свой носовой платок. Она прижала его к носу и рту. – В ванную! Скорее…

– Мне очень жаль, но у меня это бывает…

– Спокойно! – Он повел ее в ванную комнату, сорвал с крючка махровое полотенце, смочил его холодной водой и приложил холодный компресс к ее лицу. – Запрокиньте голову! – Ногой подтащил поближе табуретку, усадил на нее невестку. – Держите голову запрокинутой. И прикладывайте холодные компрессы. Полотенец здесь хватит. Когда кровь остановится, прилягте на несколько минут… с холодным компрессом на затылке…

– А вы выйдите! – едва слышно прозвучал из-под полотенца ее голос. – Мое платье… я должна снять его… оно все в крови…

Филипп вернулся в салон. Когда он наливал виски в стакан, руки его дрожали, а левое веко подергивалось. Он выпил и вышел на балкон. Озеро и суда на нем, фонтан – все это в свете заходящего солнца ослепило его. Он почувствовал такую слабость, что опустился в плетеное кресло. Долго разглядывал листья старого каштана – они были совсем близко. Через пару минут он опорожнил свой стакан и вернулся в прохладный салон.

«Что это с Симоной? – подумал он, поймав себя на том, что впервые называет ее по имени. – Если кровотечение не прекратится, надо немедленно вызвать врача. Надо покончить с этим… Я больше не выдержу. А может быть, это всего лишь трюк с ее стороны… умеют же некоторые женщины разрыдаться и впасть в истерику без всякого повода?.. А вдруг она потеряла сознание?»

Он открыл дверь в спальню.

Симона лежала на кровати, отбросив серебристый плед, совершенно голая. Он увидел ее длинные красивые ноги, круглые белые колени, высокие упругие груди с торчащими светлыми сосками; рот ее был полуоткрыт.

– Иди ко мне! – сказала она.

В четыре шага он оказался у постели.

– Вон отсюда!

– Ты ведь сам сказал, чтобы я легла! – Симона расставила ноги. Он увидел, что на простыне лежат перепачканные кровью полотенца. Наволочка тоже была в крови. – Все в порядке. Я вся помылась.

Он был вне себя от ярости.

– Вон! – крикнул он опять и схватил Симону за руки, чтобы поднять с постели. Она вырвалась и заерзала на перепачканной простыне.

– Или ты предпочитаешь, чтобы женщина перед этим не мылась?

Он пошел в ванную комнату, взял там ее платье, белье и туфли, бросил все это на серебристое покрывало и попытался вытащить ее из постели. На этот раз она не пыталась вырваться.

– Ой, мне больно! – закричала она.

– Одевайтесь!

– Вы дали мне три тысячи франков и не хотите…

– Закройте рот! Одевайтесь! Мигом!

Она в недоумении посмотрела на него, пожала плечами и повиновалась.

– А теперь убирайтесь отсюда! – он схватил Симону за руку и потащил за собой в салон. Она шла за ним, несколько раз споткнувшись в своих туфлях на высоких каблуках.

– Секундочку… моя сумка. – Она схватила ее и последовала за Филиппом, который держал ее за руку железной хваткой. Резко открыл перед ней дверь в коридор. Прежде чем он успел что-либо сообразить, она обняла его за шею и поцеловала в губы.

– Благодарю вас, – проговорила она вдруг совершенно спокойно, как благовоспитанная дама. И пошла вдоль металлических перилец коридора по направлению к лифту.

Он захлопнул дверь номера и прислонился к ней спиной, тяжело дыша. Прошло несколько минут, пока он окончательно успокоившись, вернулся в спальню. От вида окровавленных полотенец и перепачканных кровью простыни и наволочки ему сделалось не по себе. Зайдя в ванную комнату, он увидел на полу еще несколько полотенец с пятнами крови, в крови был и умывальник. «Будь ты проклята, – подумал он, – будьте вы оба прокляты, ты и Ким!» Он набрал по телефону номер коридорной.

Женский голос ответил ему:

– Добрый вечер, месье Сорель. – Вы получили мою записку?

– Вашу записку?.. – Он не мог вспомнить. – Ах да, насчет костюма и химчистки. Вы мадам Донадье?

– Да, месье. Раньше, к сожалению, не получается.

– Ничего страшного… Я… «Черт побери, – подумал он, – не могут же постель и ванная комната оставаться в таком состоянии». Я опять нуждаюсь в вашей помощи, мадам… у меня кровь пошла носом, очень сильное кровотечение…

– Мы немедленно придем и приведем все в порядок.

– Ужас какой-то… вчера костюм, а сегодня вот это…

– Пустяки, месье! А мы-то на что? Подождите немного…

Она пришла очень скоро – пожилая женщина с аккуратно уложенной высокой прической и легким макияжем. Ее строгий английский костюм мог быть и от известного портного, а не из магазина готового платья. Две девушки в черных платьях с белыми передниками привезли на тележке свежее белье.

– Подождите, пожалуйста, пока в салоне, месье.