Текст книги "Любовь — последний мост"

Автор книги: Йоханнес Марио Зиммель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 37 страниц)

18

Танцплощадка опустела. Танцевавшая парочка вернулась за свой столик в нише. Филипп заказал еще по одной порции «В постели», и Клод снова заговорила, теперь уже спокойно и неторопливо.

– Теперь ты понимаешь, почему я вела себя как ненормальная. Ведь все это случилось всего два с половиной месяца назад. Пауля сейчас в Конго нет, я навела справки, и англичанина там тоже нет. Но я боюсь не их, я боюсь своих воспоминаний! Воспоминаний о том, как вел себя Пауль. Допустим, англичанин был обыкновенным негодяем и подонком, но Пауль, Пауль, с которым мы столько лет были знакомы и дружили, мой друг Пауль, которому я полностью доверяла…

– Да, – кивнул он.

– Тебе я могу все рассказать, – проговорила она. – Серж ничего об этом не знает. Я стараюсь забыть о случившемся, только мне не удается… Дело не столько в физическом надругательстве, а в потере доверия к людям. Как я теперь могу довериться мужчине, Филипп, как мне полюбить? Да что там, когда одно прикосновение мужской руки стало вызывать у меня раздражение. Я стала испытывать что-то вроде радости от того – страшно говорить об этом! – что Серж попал в эту ужасную катастрофу… Но когда появился ты… все почему-то изменилось, и мы оба это почувствовали, сразу же… Но во мне поселился страх перед людьми вообще, а перед мужчинами в особенности. Это безумие, я отдаю себе отчет, но что особенно удивительно и неприятно: меня до сих пор преследует приторносладкий запах прогнивших фруктов, которые валялись там, в джунглях, да, тот самый запах! А что еще более странно, я с тех пор словно ищу, откуда он исходит, этот запах, я ищу эти фрукты на базарах, в магазинах… Это безумие, безумие и больше ничего!

– Нет, это не безумие, – покачал головой он. – Никакое это не безумие. Чтобы все прошло, должно пройти много времени.

– Да, много времени, – согласилась Клод. – Ты все понял…

– Все или почти все, – сказал Филипп.

– Ну, тогда ты понимаешь и то, что мне никто точно не скажет, сколько это еще продлится.

– Я подожду, – сказал он.

– Но мы не расстанемся, правда?

– Да.

– Будем звонить друг другу по телефону. Каждый день. С моим аппаратом «инмарсатфон»[56]56
  Инмарсат – система спутниковой мобильной связи. – Прим. ред.


[Закрыть] я дозвонюсь до тебя из любой точки на планете. Он маленький, как сумочка, и весит килограмма полтора. Надо только поднять крышку, в нее вмонтирована специальная антенна…

– Я эти телефоны знаю, Клод, мы тоже такими пользуемся.

Но она, словно не слыша его, продолжала говорить. Мысль о том, что они часто будут говорить по телефону, словно приободрила ее.

– …антенна сама выбирает наилучшую позицию по отношению к близлежащему спутнику связи. Можно набрать любой номер, если он подсоединен к сети… С Конго у нас разницы во времени нет, и мы с тобой договоримся, в какое время будем созваниваться, это можно делать хоть каждый день… Да, Филипп, ты уж наберись терпения, рано или поздно я перестану искать эти фрукты, и этот запах перестанет преследовать меня…

– Я дождусь. Сколько потребуется, столько и буду ждать, – пообещал он.

А Жорж пел:

– Every time it rains, it rains pennies from heave…[57]57
  Они все время падают с неба, эти небесные монетки (англ.).


[Закрыть]

Они смотрели друг на друга, не отводя глаз, и не шевелясь.

– …don’t you know each cloud contains pennies from heaven?[58]58
  …ты же знаешь, что в каждом облаке есть небесные монетки? (англ.).


[Закрыть]

– А ты ничего такого не заметила? – поинтересовался Филипп.

– Что я должна была заметить?

– Что мы перешли на «ты», – проговорил он. – И начала ты.

– Действительно, я говорю тебе «ты», – удивилась Клод. – Ну, ты скажешь мне, который час?

Он бросил взгляд на наручные часы.

– Десять минут второго.

– Вот это и будет наше с тобой время в этой жизни. Десять минут второго ночи четырнадцатого числа. А это будет наша песня.

– Да, наша с тобой песня. – Они встали и подошли к молодому пианисту, который им приветливо улыбнулся. Перегнувшись через рояль, они вслушивались в слова песни:

– …trade them for a package of sunshine and flowers, if you want the things you love, you must have showers…[59]59
  Обменяй их на солнечный свет и букеты цветов; если ты хочешь получить то, что ты любишь, стой под дождем (англ.).


[Закрыть]

– Я отвезу тебя в аэропорт, – предложил Филипп.

– О да, прошу тебя.

– Когда у тебя самолет?

– В двенадцать пятнадцать. Надо быть у стойки за полчаса до отлета, они там всегда разбирают мои камеры, проверяют, нет ли внутри взрывчатки… они заставляют меня нажимать на спуск… даже в аппаратах со вспышками… Поедем в десять пятнадцать, тогда времени будет с запасом.

– …so when you hear it thunder, don’t run under a tree – there’ll be pennies from heaven for you and for me[60]60
  …и когда ты слышишь гром, не прячься под деревом, потому что с неба будут сыпаться монетки для тебя и меня (англ.).


[Закрыть], – пел Жорж.

– Наша песня, – сказала Клод. – Наша песня, Филипп.

Часть III

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1

Он говорил:

– Каждый месяц в мире появляется от пятисот до тысячи вирусов.

А сам подумал: «Вот уже двенадцать часов, как Клод в Конго».

Большие часы в зале IV Международного центра конференций показывали точное время и дату: десять часов девять минут, среда, 16 июля 1997 года.

Шестьдесят четыре человека, мужчины и женщины, всемирно известные ученые, исследователи и научные работники, среди них четыре Нобелевских лауреата, представители пятидесяти трех стран, сидели перед ним. Стеклянные кабины переводчиков оказались пусты: все собравшиеся здесь говорили по-английски. Зал был выдержан в светло-коричневых тонах: и ковры в нем, и широкие кресла, и стены, только столы и стулья на сцене для руководителей конференции и для докладчиков серые и темно-серые. Пятиугольный потолок из стекла и стали, обрамленный кромкой из темного дерева, венчал пятиугольный зал в этом пятиугольном здании.

– Вирусы, с которыми мы призваны бороться, зная их структуру и стратегии, становятся все более агрессивными. Они не только в состоянии фальсифицировать программы компьютеров или даже уничтожать их, они способны похищать и использовать в интересах своих создателей имеющиеся в отдельных программах секретные данные, они могут вообще разрушить компьютеры…

Он говорил стоя. Левой рукой он сжимал в кармане пиджака маленький мешочек из зеленой кожи с прямоугольным амулетом Мане-Каца. «Прошу тебя, загадочное дитя с амулета, – взывал он, – сделай так, чтобы с Клод ничего не случилось!»

– Особенно коварными являются вирусы, действие которых обнаружено всего три месяца тому назад, – они агрессивны по отношению к программам типа «Ява». Это программы, которые мы – подчас сами того не замечая – переносим на свои компьютеры, побывав перед этим в интернете. Прямо или косвенно все большее число людей входят в интернет. Когда я говорю «косвенно», я подразумеваю, что пользователи заказывают себе через интернет путевки на отдых, производят различные операции со своими банками, заказывают товары по каталогу… – «Я люблю тебя, Клод. Я очень тебя люблю». – Возьмем для примера такой каталог. Вот на экранах ваших компьютеров появилась одна страничка из него. Перед вами вертится в трех измерениях молодая дама в очень смелом одеянии. Ее движения обеспечиваются программой «Ява», – он повысил голос. – Однако в то самое время, когда вы разглядываете извивающуюся перед вами юную даму, вирусы с совокупным потенциалом, содержащимся в этой странице каталога, перемещаются в ваш персональный компьютер – о мощи этого потенциала вы и представления не имеете, хуже того: вы даже не догадываетесь, что пока вы пассивно вникаете в содержание одной каталожной страницы, в ваш персональный компьютер проникает страшная зараза. Я уже упоминал, что мы можем предпринять что-то только против тех вирусов, существование и поведение которых нам известно. О вирусах «Ява», то есть о тех, которые заражают программы такого типа, мы знаем достаточно, чтобы защитить и обезопасить себя от них. Но в принципе защищаться от вирусов чрезвычайно сложно…

«Вчера днем я отвез Клод в аэропорт. Она улетала рейсом в двенадцать пятнадцать, но хотела приехать пораньше – из-за чиновников таможни, которые, как всегда, начнут придираться к ее фотокамерам. Поставив большую черную дорожную сумку Клод на тележку, мы подошли к стойке авиакомпании «Свисэйр». На Клод был синий брючный костюм с белым отложным воротником и белыми манжетами. Она не подкрасилась, и под глазами у нее залегли темные круги. Костюм был с множеством карманов, врезных и накладных, потому что Клод терпеть не могла дамских сумочек, как она сказала. Я вдыхал запах ее духов. Клод стояла рядом со мной, маленькая, хрупкая, с блестящими черными волосами, несколько прядок которых падали, как всегда, ей на лоб. Она смотрела на меня улыбаясь, и улыбка эта словно уносила далеко-далеко все мои грустные мысли и страх перед неизвестностью. Что нас ждет?..

За стойкой сидела молодая девушка в форменном костюме. Клод положила на стойку билет, а я поставил на ленту транспортера ее вещи.

– Мадам Клод Фалькон… – Девушка пробежала пальцами по клавиатуре компьютера. – Летите с нами до Брюсселя. Прибытие в Брюссель в тринадцать тридцать, там пересадка на самолет «Сабены», рейс девятьсот двадцать второй, из Брюсселя самолет вылетает в четырнадцать пятьдесят, предполагаемое прибытие в Киншасу в двадцать два часа пятьдесят пять минут по местному времени… Вам известно, мадам, что мы обязаны проверить все ваши фотокамеры и прочую аппаратуру, не так ли?

– Да, – кивнула Клод. – Проверка проводится сотрудниками безопасности за полчаса до объявления о посадке в самолет.

– Боже мой, еще слишком рано! Сейчас только девять сорок пять!

Клод посмотрела на меня и опять улыбнулась.

– Психопаты мы! – весело проговорила она. – Выехали на целый час раньше!

– Я люблю тебя, – сказал я.

Любезная девушка поправила бирки на ручках сумок и дала Клод посадочные талоны.

– Пожалуйста, мадам Фалькон. Выход девяносто четвертый. Ваши вещи будут туда доставлены охраной.

– Я знаю.

– В десять сорок пять прошу вас пройти паспортный контроль. Я отметила время в вашем посадочном талоне. Счастливого пути! Всего хорошего мадам, месье!

И девушка повернулась к следующему пассажиру.

Мы стояли перед пустой багажной тележкой. Вокруг нас было много народа. Клод вопросительно посмотрела на меня.

– У нас есть час времени. – И взяла меня под руку. Я снова ощутил запах ее духов. Она подняла голову.

– Там, на втором этаже, бар, он так и называется «Отлет». Видишь, люди сидят за столиками? Пойдем туда, выпьем кофе?

– Бар «Отлет», грустное название, – сказал я.

– Не валяй дурака. Знаешь, почему я улетаю?

– Почему?

– Чтобы вернуться к тебе. – Она прикоснулась к амулету в вырезе своей блузки. – Очень на это надеюсь, – добавила она.

В стеклянном кубе бара «Отлет» кроме нас сидела только молодая дама с маленькой девочкой. Мы пили горячий крепкий кофе и не отводили друг от друга глаз. Клод положила свою руку на мою, рука у нее была холодная, как лед.

– А ветер? – с очень серьезным видом повернулась к матери маленькая девочка в красном платьице. – Что делает ветер, когда он не веет, мамочка?

– Он спит, дорогая. Ветру тоже спать хочется, он же устает.

– Это я понимаю, – согласилась маленькая девочка. – Сейчас я ничуточки не устала, а пока долетим до Нью-Йорка, я устану, правда?

– Чистая правда. И я тоже устану, Жасмин, – сказала молодая мать.

– Ну, тогда мы возьмем и выспимся, – нашлась девочка. – Как ветер, когда он не веет.

Снизу до нас доносились самые разнообразные звуки: кто-то смеялся, кто-то кого-то звал или окликал, слышался скрип колесиков багажных тележек, смех, музыкальные фрагменты из транзисторов улетающих и провожающих, капризное хныканье маленьких детей и почти не прекращающиеся объявления по аэровокзалу на трех языках.

– «Мистер Джейсон Корнел, вылетающий транзитным рейсом в Сингапур, подойдите, пожалуйста, к стойке вашей авиакомпании! У нас есть сообщение для вас. Пожалуйста, мистер Джейсон Корнел!»

Мы пили кофе мелкими глотками. Клод сказала:

– Мне как-то тоскливо.

– И мне тоже, – сказал я.

– А знаешь, – оживилась она, – сейчас, когда ты рядом, страх мой куда-то улетучился, Филипп, не боюсь я ничего, ни капельки. А то, что на сердце кошки скребут, это нормально, правда?

– Совершенно, – подтвердил я.

– Это потому, что я улетаю.

– Да, потому, что ты улетаешь.

– Но мы будем созваниваться! С моим «инмарсатом» я до тебя отовсюду дозвонюсь. Эта мысль немного обнадеживает, да?

– Еще бы! – подтвердил я.

– Позвоню тебе сегодня же, как только мы приземлимся. Это будет около полуночи. Ничего?

– Я буду ждать твоего звонка в отеле.

– А завтра опять созвонимся, Филипп. Если ничто не помешает, я буду звонить тебе каждый день по вечерам.

– Да, но завтра я уже буду в Германии. Когда ты позвонишь сегодня ночью, я дам тебе номер телефона в Эттлингене.

– Не забудь взять его!

– Скажешь тоже!..

– Ах, Филипп… – Она опустила глаза. Уголки ее губ задрожали. – Кофе отвратительный, да?

– Мерзкое пойло, дорогая. – Я положил руку на ее ледяную ладонь.

Опять прозвучал голос из репродуктора:

– Мистер Джейсон Корнел, вылетающий транзитным рейсом в Сингапур, пожалуйста, подойдите к стойке вашей авиакомпании. У нас есть сообщение для вас, мистер Джейсон Корнел!

– То, что нам сейчас плохо, вполне естественно, – сказала она. – Но я больше не боюсь.

– Это потому, что ты любима, – сказал я. – Один человек очень тебя любит. И когда ты вернешься, все будет хорошо.

– Да, хочется верить, – ответила она. – Вот слетаю я туда, а потом все будет хорошо. И я не боюсь сейчас, я ничего не боюсь. О, Филипп, – она всплеснула руками, – как бы мне хотелось ничего не бояться…

Было без двадцати одиннадцать, когда мы, выйдя из бара «Отлет», прошли длинный ряд стоек, за которыми сидели сотрудники полиции. Мы держались за руки, и ладонь Клод по-прежнему была холодной, как лед.

Перед одной из стоек она остановилась и сказала так тихо, что я едва расслышал:

– Я позвоню.

– Я буду ждать звонка в «Бо Риваже».

Она поцеловала меня в щеку.

– Счастливо долететь, – пожелал я с глупым видом.

– А теперь иди, пожалуйста! – проговорила она, уставившись на одного из полицейских чиновников.

– Что?

– Я не хочу, чтобы ты смотрел мне вслед. Мне от этого не по себе. Уходи, пожалуйста, и не оглядывайся! Я тоже не оглянусь. Поверь, так будет лучше. И не сердись…

– Сердиться на тебя! Глупости какие! Если тебе так угодно…

– Да, да, я этого хочу!..

– Я люблю тебя, – сказал я по-французски и тоже поцеловал ее в щеку. Она пошла к стойке паспортного контроля, а я к эскалатору. Спускаясь вниз, я, конечно, оглянулся и увидел, что она смотрит в мою сторону. Я хотел помахать рукой, но не смог себя заставить. На втором этаже я перешел к другому эскалатору, который доставлял пассажиров и гостей аэропорта прямо к выходу. Здесь мне оглядываться не пришлось. Я увидел ее, стоящую наверху, совсем маленькую и какую-то потерянную, она по-прежнему смотрела в мою сторону, а я все глубже погружался в море людской толпы со всеми ее голосами и криками, со скрипом колесиков под тележками, детскими воплями, объявлениями по аэропорту и популярной легкой музыкой – пока Клод не исчезла из виду. Я поднес свою правую ладонь к лицу и снова явственно ощутил запах ее духов, неторопливо приближаясь к выходу из здания.

– Мистер Джейсон Корнел, вылетающий транзитным рейсом в Сингапур, пожалуйста, подойдите к стойке вашей авиакомпании. У нас есть сообщение для вас, мистер Джейсон Корнел!

Они все еще искали его, а он почему-то не объявлялся».

«Час ночи, а звонка от нее нет. Я весь вечер просидел в номере, готовился к докладу, потягивал виски, а когда она не позвонила и в два часа ночи, я начал молиться Богу, чтобы с ней ничего не случилось, и мне стало стыдно, что я молюсь по такой вот причине. Три часа ночи. Ничего. Почти все огни на улице погасли. В три часа сорок три минуты раздался телефонный звонок. Я снял трубку и услышал наконец ее голос.

– Филипп?

– Конечно, я! Что случилось?

– Все в порядке.

– Правда?

– Правда. Ты хорошо меня слышишь?

– Хорошо, хорошо. Ты собиралась позвонить в двенадцать. Сейчас около четырех.

– Ну, извини. Зря мы назначили время, ты себе представить не можешь, что здесь творится. Я о Браззавиле. Весь аэропорт в огне… линия фронта между враждующими отрядами проходит через весь город. Сюда, в Киншасу, бежало около десяти тысяч человек. В эту так называемую Демократическую Республику Конго. Ты слышишь, как рвутся ракеты, слышишь шум двигателей самолетов?..

– Прекрасно слышу, как будто я совсем рядом.

– И так все время, без конца… После приземления они почти на три часа задержали нас. Проверяли документы, задавали тысячи вопросов, придрались, конечно, к моим фотокамерам! Я никак не могла позвонить раньше, Филипп, не злись!

– Причем тут «не злись»? Я беспокоился о тебе. Где ты сейчас?

– На старой взлетной полосе аэродрома. Мне нужно стоять на открытом пространстве, чтобы звонить через спутник связи… «Ну конечно, еще одну минуту! – крикнула она вдруг по-английски. – Понимаю, Генри! Сейчас иду! Нет, таксист не смоется, пусть не валяет дурака! Слишком большую сумму я ему пообещала, чтобы он с нами шутки шутил… Еще две минуты, Генри, три минутки!» – Она опять перешла на немецкий. – Один французский офицер рассказал нам с Генри, что в Браззавиле убито не меньше двадцати тысяч человек! Этот офицер служит в воинских частях, которые еще до начала боев эвакуировали из Браззавиля шесть тысяч европейцев и американцев. Паромы между Браззавилем и Киншасой, конечно, больше не ходят. Правительство в Браззавиле не контролирует ситуацию, кто в кого стреляет, мы понять не можем… Единственная возможность для нас с Генри…

– Клод!

– …это перебраться на другой берег Конго, выше по течению.

– Клод! – заорал я.

– Да, что такое? Почему ты кричишь?

– Кто такой Генри?

– Что? Что ты спросил? Тут как раз взорвалась ракета…

– Кто такой Генри?

– Господи! Генри – репортер, мы сюда прилетели вместе. Он репортер из «Ньюсуика», мы с ним встретились в Брюсселе. Он вроде парень что надо… хороший напарник и коллега… будем надеяться.

– Да, – сказал я. – Будем надеяться.

– Ну так вот: нам нужно перебраться на другой берег. Где-нибудь повыше по течению. Там, в деревнях, еще остались перевозчики, которые за большие деньги согласны переправить кого надо на своих моторках поближе к Киншасе. Денег запрашивают уйму, но ведь они рискуют жизнью… Для нас это сейчас единственный шанс вернуться в Киншасу. Офицер сказал нам, что в последние дни все наши так и спасались. Нам-то в Браззавиле вообще делать было нечего. «Ньюсуику» нужны снимки и репортажи о сотнях тысяч беженцев в джунглях! И вообще – в Браззавиль сейчас только тот едет, кому жизнь надоела, – это нам так этот французский офицер объяснил. Генри нашел таксиста, который согласился подбросить нас примерно туда, куда надо. Мы должны оказаться там до темноты. Солдаты тут стреляют по всему, что движется. Бедный мой, я заставила тебя столько времени прождать… Извини, пожалуйста, так вышло… Я тебе хотела обязательно сказать еще одну вещь, Филипп… я только об этом и думала в самолете… Ты меня слышишь?

– Да, я слышу тебя, – заорал я, как сумасшедший.

– Ладно, ладно, кричи, если хочешь, ладно! Мне тоже орать хочется! Я… я хотела тебе сказать, что эти дни… Ты меня слышишь?

– Да! – закричал я. Из трубки отчетливо донеслись звуки взрывов. – Я тебя понимаю!

– Я считаю… Господи, сейчас взорвалась еще одна, большая!.. Я считаю, что только от нас самих зависит… сколько это продлится… Я… Yes, Henry, yes, goddamned, I’m coming![61]61
  Хорошо, Генри, хорошо, да я уже иду! (англ.).


[Закрыть] Эти дни не должны кончиться сами по себе, пока мы не захотим, мы оба или один из нас… пусть идут себе и идут, не переставая… Что ты об этом думаешь?

– Замечательно! – крикнул я, неизвестно почему. – Да, пусть они идут себе и идут, наши дни, да, Клод!

– Тебе тоже хочется, чтобы так было, да? – крикнула в ответ Клод.

– Ну еще бы! Еще как хочу!

– Тогда до завтра, до вечера!.. Часов до десяти вечера… Но если у меня не получится, ты не нервничай, Филипп. Я буду стараться изо всех сил!..

– Я буду ждать! Вот номер «Наследного принца» в Эттлингене. – Я громко прокричал его два раза в трубку. – Ты записала?

– Да, записала, да, Филипп! O’kay, Henry, о’кау, yes, I’m coming!

Это я услышал так же хорошо, как и взрыв чудовищной силы, раздавшийся сразу после этих слов.

И связь прервалась».

2

Его доклад и ответы на вопросы из зала продолжались немногим более часа, и около двух часов дня Филипп Сорель вышел из Международного центра конференций. У него был билет на самолет на семнадцать ноль пять. Достаточно времени, чтобы заехать на такси в «Бо Риваж» за чемоданом, который он уложил рано утром. В отеле знали, что он несколько дней будет в отъезде, но номер, конечно, остается за ним.

Когда он шел вдоль длинного ряда такси, ждавших пассажиров на площади перед Центром, он неожиданно увидел Сержа Молерона, который сидел на скамейке и при его появлении поднялся и помахал ему рукой. Он подошел, широко и пружинисто шагая; глядя на его густые черные волосы, на смуглое правильной формы лицо с зелеными глазами, Филипп подумал: «Какой все-таки симпатичный человек этот Серж». На Серже были черные габардиновые брюки, рубашка навыпуск и черные мокасины из плетеной кожи. Ворот рубашки он распахнул – и хорошо видны были и загорелые руки Сержа, и амулет Мане-Каца на тонкой цепочке у него на груди.

– Салют, Филипп! – сказал Серж, протягивая ему руку.

– Добрый день, Серж! – «Да, Серж, – подумал Сорель, – конечно, Серж вернулся из Рима, куда ездил за картинами. Теперь вот он вернулся». И вдруг он ощутил, как его прошиб пот, и вовсе не потому, что он стоял на самом солнцепеке в своем официальном костюме и галстуке. Его словно током ударило. «Неужели что-то с Клод?..»

– Вы… вы ждали меня? – спросил Филипп, понемногу овладевая собой. «Что это я так распускаюсь? С чего у меня дурные предчувствия? Откуда этот испуг? В его отсутствие мы с Клод ничего такого не сделали, за что мне могло бы быть совестно перед ним».

– Да, Филипп, – сказал Серж. – Я здесь уже около часа. Я ведь не знал, сколько времени продлится ваш доклад. Но мне было велено с часа дня ждать вас здесь.

– Кем это «было велено»?

– Клод, конечно. Что такое? Почему вы на меня смотрите?

– Однако… однако… – Филипп не находил нужных слов.

– Да?

– Но ведь Клод… улетела?

– У меня на автоответчике было записано ее сообщение. Что ее послали в Конго и что оттуда она еще позвонит. Ну, она позвонила и рассказала обо всем. А под конец попросила меня подъехать сюда к часу и передать вам, что они с этим репортером удачно перебрались на другой берег реки. Они купили машину и сейчас едут по джунглям. Меня она просила доставить вас в аэропорт. – Он пошел впереди Филиппа по площади, направляясь к своей маленькой спортивной машине, которую поставил на главной стоянке Центра, в тени.

«Как много всего произошло, – подумалось Филиппу, наблюдавшему за тем, как Серж ставит его чемоданчик-«дипломат» на заднее сиденье машины. Какой он стройный, какой спортивный. Он на одиннадцать лет моложе меня. А Клод на пятнадцать. Она ему позвонила. И мне, и ему. Но сначала мне. Чепуха! Как будто в этом дело!»

– Садитесь! – сказал Серж, устроившись за рулем. – Поедем в отель. У вас там еще есть вещи, чемодан.

– Да, да, есть, – Филипп сел на заднее сиденье. В костюме и галстуке он чувствовал себя сейчас неловко.

– А потом – в аэропорт. – Серж вел машину очень ровно и уверенно. – Клод сказала: «Доставь его туда в целости и сохранности». Вот я вас туда и доставляю, Филипп. В целости и сохранности.

– Вы делаете все, что говорит вам Клод?

– Само собой разумеется. А вы разве нет?

– Что я «нет»?

– Вы разве не все ее просьбы выполняете?

– Я… да я ее всего несколько дней знаю…

– Но уже достаточно близко, – сказал Серж. – Она рассказала мне, что вы вместе были в Ивуаре и как вам там понравилось.

Серж обогнал легковую машину. Другая, сигналя вовсю, на высокой скорости вылетела навстречу. Серж слегка повернул руль. Еще совсем немного, какие-то несколько сантиметров, и они столкнулись бы. Шофер той машины продолжал бешено сигналить.

– Вы, без сомнения, тоже сделали бы все, о чем бы вас ни попросила Клод, – продолжал гнуть свою линию Серж.

– Ну, не знаю.

– Еще как знаете! Вы в нее влюбились, это мне стало ясно с той минуты, как я увидел вас в Пти Пале. – Серж положил ему руку на плечо. – Это не упрек… Мы оба любим Клод. И оба ни в чем ей не указали бы.

– Пожалуй, это так. Я думаю, да.

– Вы не думаете, что да, и не сомневаетесь в этом. Вы в этом уверены. – Серж притормозил перед светофором. – Вы в этом нисколько не сомневаетесь, Филипп. Другой такой, как Клод, нет. В жизни для нее важнее всего ясность и гармония, ее увлекают только высокие и сильные мысли.

– Вы говорите о ней, как о королеве, – Филипп почувствовал приступ жуткой ревности.

– А она и есть королева, Филипп. Не спорю, есть женщины, которые красивее, моложе, умнее… Но Клод – женщина совершенная до мозга костей. И эту женщину мы любим оба.

– Послушайте…

– Не возражайте, Филипп! Это так. Сколько мужчин уже обхаживало Клод и сколько их еще будет? Почему же она – как это называется? – дарит свою благосклонность именно нам? У меня было предостаточно времени, чтобы поразмыслить над этим, Филипп. По дороге в Рим, возвращаясь обратно. Всю прошлую ночь. И я скажу вам, почему. Потому что мы оба безоговорочно признаем ее со всем, что она делает, что говорит, потому что мы преданы ей, как бывают преданы своей королеве. – Он легко повернул руль, нажал на тормоза и остановился перед отелем «Бо Риваж». И сразу вышел из машины. – Я принесу ваш багаж. Сколько у вас вещей?

– Всего один чемодан.

Серж легко взбежал по лестнице у входа, перепрыгивая через две ступеньки.

Филипп смотрел ему в спину, испытывая легкое головокружение. «Что происходит? – размышлял он. – Все было совершенно ясно… еще вчера, в аэропорту… или сегодня ночью, во время разговора с Клод… «Эти дни не должны кончиться сами по себе, пока мы не захотим, мы оба или один из нас»… Вот что она вчера говорила… А теперь? Что она там сказала Сержу?»

В этот момент появился Серж в сопровождении носильщика из отеля с большим чемоданом в руках. Тот положил его на заднее сиденье рядом с «дипломатом». Серж сразу же повел машину по направлению к аэропорту Куантрен.

– Сидите пока! – сказал он, когда машина остановилась перед зданием аэровокзала. – Чемодан у вас тяжелый, неподъемный, можно сказать… Что там у вас такое?… Я сейчас вернусь…

«Хорошо, что он не сказал еще: «Вам в вашем возрасте вредно напрягаться…» Можно ли таскать тяжелые чемоданы? – подумал Филипп. – Как это, интересно, выглядит со стороны? Меня будут опекать, как немощного?.. А я-то думал…»

Серж вернулся с тележкой. Поставил на нее чемодан и пошел рядом с Филиппом к одному из входов в аэровокзал.

– Каким самолетом вы летите?

– Компании «Люфтганза».

Серж покатил тележку в сторону стойки «Люфтганзы».

– Куда летите?

– В Штутгарт, – сказал Филипп.

– Оба? – девушка говорила по-французски.

– Нет, только вот этот господин, – сказал Серж по-немецки.

– Я не знал, Серж, что вы владеете немецким.

– Я тоже. Знаете, я сам удивился.

Девушка рассмеялась.

– Какая она хорошенькая, правда, Филипп? – улыбнулся Серж. И, повернувшись к ней, сказал: – Могу поспорить, вас зовут Дорис.

Девушка покраснела и уставилась на него:

– Да, Дорис!

– Вот видите!

– Но откуда вы знаете? Я вас, по-моему, вижу впервые…

– Это у меня особый дар такой, – пошутил Серж опять по-немецки. – Нет, Филипп, скажи, правда она хорошенькая?

– Это и слепой заметил бы, – сказал Филипп, протягивая девушке по имени Дорис свои документы.

– Меня зовут Филипп Сорель. Для меня заказано место.

– Одну секундочку, господин Сорель. – Дорис набрала нужный код на клавиатуре своего компьютера. Они молча следили за ее движениями. – Да, – кивнула она, – вот и ваше имя, господин Сорель. Место 7В. Отлет в семнадцать ноль пять. У вас еще много времени в запасе.

«Это мы уже проходили. Вчера… – подумалось Филиппу. – Déjà écouté, déjà vu[62]62
  Уже слышал, уже видел (фр.).


[Закрыть]. Только сегодня все иначе, все совершенно иначе, и это один-единственный день спустя…»

Дорис что-то проставила в его билете, прикрепила к ручке чемодана бирку, – déjà vu, déjà écouté, – и пожелала господину Сорелю счастливого полета.

– Прощайте, красавица, – сказал Серж, склоняя перед ней голову. – И будьте счастливы!

– Вы тоже! – улыбнулась в ответ Дорис.

– А мы и так счастливы, правда, Филипп? Мы и так счастливы. Совершенно.

Минуту спустя они смешались с толпой пассажиров и провожающих.

– Сходите, выпейте чашечку кофе, успеете, – предложил Серж. – Мне надо еще заглянуть в галерею. Наверху есть бар, он весь застеклен, как аквариум. Называется бар «Отлет». Вам там понравится. Мы часто бывали там с Клод, когда она куда-то улетала. Или я куда-то летал… Что это с вами?

– Ничего, – покачал головой Филипп. – Да, я пойду в «Отлет». Спасибо вам за все, Серж!

– До скорого, Филипп! – Серж протянул ему руку, потом повернулся и зашагал прочь.

Филипп поднялся на эскалаторе наверх, но пошел не в бар «Отлет», а к стойке паспортного и таможенного контроля. Потом заглянул в небольшой зал ожидания, где ему не раз приходилось бывать прежде. Вдоль стен зала, отделанных панелями из красного дерева, были расставлены тяжелые клубные кресла. Жужжал кондиционер. Филипп налил себе в автомате чашечку кофе и сел в кожаное кресло, почувствовав себя совершенно разбитым. Совсем близко стоял стенд с газетами на разных языках, среди них оказалась и берлинская газета «Тагесшпигель». На первой полосе крупными буквами было набрано:

УТЕЧКА ХЛОРИСТОГО ГАЗА В ШПАНДАУ.

УМЕРЛО ЕЩЕ 6 ПОСТРАДАВШИХ.

ВСЕГО НАСЧИТЫВАЕТСЯ 87 ЖЕРТВ