Текст книги "Коллекция геолога Картье"
Автор книги: Яков Рыкачев
Соавторы: Лев Тисов
Жанр:
Прочие приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)
11. ЖИЛЬЦЫ ПОКИДАЮТ ДОМ
К первому блюду приступили в молчании. Но не прошло и двух минут, как входная дверь открылась и закрылась: Джек покинул дом.
– Как ты догадался, Анри? – первым заговорил Барзак.
– Догадался? Нет, Луи, я заранее был уверен, что под видом слуги они пристроят ко мне своего агента. А его чрезмерно правильный, неживой язык? Он явно изучил его в американской разведывательной школе для молодых африканцев. Наконец его поведение – разве ты не заметил, с каким напряженным вниманием прислушивался он к нашему разговору?..
– Но мы же говорили по-французски, Анри!
– Вот именно. Французским языком он владеет менее свободно, чем английским, ему негде здесь практиковаться.
– Ты думаешь, он владеет и французским?
– Без всякого сомнения. Потому-то его и подослали ко мне!
– Но если ты все это знал, отец, почему же ты не прогнал его раньше?
– Я хотел, чтобы он слышал наш разговор и передал его содержание своему начальству.
– Зачем?
– Это ты сейчас узнаешь, Робер. А ты, Луи, не догадываешься?
– Теперь догадываюсь, – улыбнулся Барзак. – Признаться, я здорово опешил, когда ты с полной серьезностью предложил мне выписать сюда Поля. Но ведь мне и в голову не приходило, что этот тип знает французский язык!
– Ну, а я по-прежнему ничего не понимаю! – жалобно воскликнул Робер. – Не понимаю даже, почему нельзя выписать сюда Поля!..
Картье встал из-за стола.
– Пойдемте втроем на кухню и подадим себе второе. А уж после того займемся делами. Согласны?
– Согласны! Согласны!..
По окончании обеда, за бутылкой сухого вина, Картье сказал:
– Ты спрашиваешь, Робер, для чего понадобилось мне, чтобы этот шпион передал своему начальству наш разговор? Мне надо было ввести в заблуждение американскую разведку: пусть думают, что я решил обосноваться здесь, по меньшей мере, на полгода.
– А разве ты не собираешься…
– Остаться здесь? Нет, Робер. Уже через несколько дней Стампу все станет ясно, и тогда они снова упрячут меня в Эль-Гиар или куда-нибудь похуже.
– Что именно станет ясно, отец?
– Об этом долго рассказывать, Робер. Когда все испытания останутся позади…
– Значит, разговор о вызове Поля также для отвода глаз?
– Конечно. Не исключено, что мы уже сегодня покинем пределы Буала.
– Сегодня, Анри? – удивленно воскликнул Барзак. – Но как? Каким образом? Зачем же, в таком случае, отослал ты машину в гараж? Не пешком же мы уйдем из Буала!..
– Я убежден, что водитель машины также шпик. К тому же на машине нам отсюда не выбраться, нас обязательно перехватит Стамп. Можешь не сомневаться, что он уже верховодит в здешней разведке и расставил свои посты на выезде из городка.
– На что же ты в таком случае рассчитываешь? Ведь под нашими окнами также торчат два стамповских шпика и не сводят с нас глаз!..
– Сейчас я приподниму завесу над своей тайной, – улыбнулся Картье. – Как вы знаете, за неделю до нашего отлета из Алжира Мадлен улетела в Париж, чтобы оттуда направиться в некую неведомую вам страну. Эта страна – французская колония Боганда. Она соседствует с Буала, ее граница проходит в тридцати пяти милях отсюда. Конечно, Мадлен могла лететь туда прямо из Алжира, но я опасался, что на аэровокзале ее выследит Стамп и ее маршрут вызовет у него подозрения. Вот почему я направил ее в Боганду через Париж…
– Однако тебя не упрекнешь в недостатке предусмотрительности, Анри!
– Борьба идет не на жизнь, а на смерть, Луи… В Боганде я прожил более двух лет, у меня там множество друзей среди коренного населения, я связан с ними совместной борьбой против колонизаторов, общим трудом, надеждами, мечтами…
– Я слушаю тебя, отец, и дивлюсь, – взволнованно произнес Робер. – Я же совсем не знал тебя… и Мадлен…
– Нам всем еще предстоит поближе познакомиться друг с другом, Робер, ты стал теперь совсем взрослым… Так вот, лежа в лечебнице, я дал знать в Боганду через моих алжирских друзей – ты сам помогал мне в этом, Луи! – в каком я нахожусь положении и что меня ожидает. В том, что они сделают для моего спасения все возможное, и даже невозможное, я ничуть не сомневался. Это верные, смелые, самоотверженные, находчивые люди. И когда у меня сложился план побега, частично подсказанный ими, я направил в Боганду Мадлен для окончательной отработки плана. Перед самым отлетом из Алжира ты, Луи, принес мне весточку от Мадлен: все готово…
– Да что ты? А я и не знал об этом!
– Мудрено было тебе узнать: ты передал мне тогда всего лишь одно арабское слово, означавшее «лес».
– И что же скрывалось за этим «лесом»?
– Видите ли, дорогие мои сообщники, нас отделяет от свободы всего тридцать пять миль девственного тропического леса, который врезается узким клином между Буала и Богандой. Пройдемте в м о ю комнату, и вы увидите этот лес своими глазами.
Действительно, через окно, выходящее в сад, видна была по ту сторону долины узкая, темная, почти черная полоса, перечертившая весь горизонт.
– Через этот лес мы и убежим, отец? Вот интересно! Там, наверное, водятся разные диковинные звери, неведомые птицы, многоцветные попугаи, а возможно, живут и пигмеи! Я читал о тропическом лесе у Ливингстона и Стенли. Мог ли я думать, что когда-нибудь сам попаду в него!..
– Этот лес считается здесь непроходимым, Робер, и если мы решимся втроем войти в него, то нам уже никогда не выбраться к людям. Тут нужны опытнейшие проводники, не раз пробиравшиеся потайными тропами туда и обратно…
– Где же нам их взять, Анри? – недоверчиво спросил Барзак. – Да еще при этой недремлющей слежке?
– Терпение, Луи! Прежде всего вернемся в столовую, к нашему сухому вину… Вот так! А теперь, Робер, разлей остаток по бокалам, выпьем за наше освобождение из плена!.. Где мы достанем проводников, Луи? Мы еще были в Алжире, когда сюда просочились из Боганды – именно через этот лес – пять или шесть отважных и толковых негров-проводников, которые помогут нам не только преодолеть природные препятствия, стоящие на нашем пути, но и вырваться из сетей разведки. Прибыли они сюда ночью, никем не замеченные, и смешались с остальными рудничными рабочими. Как же было мне встретиться с ними, как, наконец, узнать их? Эта трудность также была предусмотрена планом. По пути сюда я заявил Беннету и Стампу, что постройка рудничного городка совершенно исказила картину местности, где я три года назад будто бы искал и нашел урановую руду, и что мне нужно не менее двух дней, чтобы ориентироваться здесь…
– Ты говоришь: будто бы… Значит, ты вовсе не искал и не находил здесь урановой руды, отец?
– Нет, Робер, я искал и нашел урановую руду совсем в другом месте, но об этом ты также узнаешь позднее… Так вот, чтобы помочь мне ориентироваться в местности, Беннет сегодня же пришлет ко мне тех негров, которые работали у меня, когда я искал здесь уран.
– Но откуда же они возьмутся, отец, если ты никогда не вел здесь геологической разведки?
– Вот именно, откуда же они возьмутся? – поддержал Барзак. – Их же не существует в природе!
– Законное недоумение, дорогие мои, – Картье явно наслаждался ролью фокусника, раскрывающего ученикам секреты своего ремесла. – Но ответ очень прост: люди, прибывшие из Боганды, – разумеется, каждый в отдельности, – заявят, что именно они помогали мне в моих геологических поисках. Я жду этих людей с минуты на минуту…
– До чего здорово ты придумал, отец! – воскликнул Робер. – И как просто!
– Ну, знаешь, Анри… Впрочем, ты еще в Сопротивлении считался у нас первым конспиратором!
– Что, понравилось? – довольно улыбнулся Картье, он был сейчас удивительно похож на Робера. – Все это придумали и согласовали мы вместе: я, Мадлен, мои друзья из Боганды!.. Будут еще вопросы?
– Меня несколько смущают наши шпики, – озабоченно сказал Барзак. – Как бы они не перехватили твоих богандинских друзей прежде, чем они попадут сюда.
– Я своими ушами слышал, как Стамп приказал им беспрепятственно пропустить ко мне черных рабочих. Пойми: он готов сейчас мягкими коврами устлать мне дорогу к урановой руде! Ему и в голову не приходит, что я именно сегодня, в день приезда, могу убежать, да еще через непроходимый девственный лес! А двести тысяч долларов, обещанных мне за вторичное, так сказать, открытие уранового месторождения? Это фашист убежден, что на данном этапе наши интересы совпадают. Иное дело, что во всех случаях он приуготовил для меня один конец: обратное водворение в лагерь…
– Ты тоже думаешь, что он бывший гитлеровец?
– Я убежден в этом! Его обличье, повадки, его фразеология, самое мышление сразу выдают фашиста. Многие из этих убийц, бежавших некогда от суда и веревки, дождались теперь своего часа. Время благоприятствует им: различие между гитлеровским фашизмом и современным воинствующим империализмом все более стирается. Наиболее удачливые и ловкие из бывших гитлеровцев сумели снова всплыть на самый верх, другие пополняют ряды иностранного легиона в Алжире, кадры боннской армии, полиции, юстиции, третьи устроились в разведках ряда государств, не обходя в то же время своими услугами и разведку Гелена. К последним принадлежит, видимо, и наш Стамп… Однако вернемся к делу. Как только явятся сюда мои богандинские друзья, мы направимся с ними в долину, якобы на поиски старых, заброшенных шурфов. Обратно мы уже не вернемся…
– Но ведь шпики обязательно последуют за нами…
– Тем хуже для них, – жестко сказал Картье, – у нас будет оружие. Если они станут упорствовать, пусть пеняют на себя!
– А я тоже получу оружие, отец?
– Обязательно, Робер… Звонок… Это мои друзья! – Картье быстро пошел к выходной двери, Барзак и Робер остались на месте.
Звонил Жюль.
– Что вам надо? – резко спросил Картье.
– Ради бога, простите меня, мосье Картье… – робко произнес Жюль. – Я бы никогда не осмелился… Но вас спрашивают черные оборванцы… Прикажете их пропустить или гнать в шею?
– Какая досада, – недовольно поморщился Картье, – я совсем забыл о них! Ну, да что поделать, пусть войдут…
– Может, прикажете им явиться завтра, мосье Картье? – услужливо предложил Жюль.
– Завтра? – будто в раздумье сказал Картье. – Нет, завтра я буду занят и не смогу отправиться с ними в долину… Сколько их там? Двое, трое?
– Пятеро, мосье Картье.
– Пятеро? – Картье снова поморщился. – Черт с ними, пусть заходят…
Жюль, однако, все еще был в сомнении.
– Имейте в виду, мосье, это грязные негры, в лохмотьях. Может, вы предпочитаете поговорить с ними на улице?
– Ах, Жюль, Жюль, – с комическим укором сказал Картье, – как же вы не догадались предварительно помыть их и одеть в смокинги! Я буду жаловаться на вас Стампу! Ну, ладно уж, давайте сюда этих черных франтов, я не пущу их дальше передней!
Жюль зашел за угол коттеджа и вернулся в сопровождении пяти рослых негров, одетых в жалкие рубища; за плечами у каждого висел небольшой мешок, видимо с орудиями их рудничного труда. Внешне они ничем не отличались от местных рабочих: та же кричащая нищета, та же приниженность во взгляде.
– Войдите в дом, – надменно сказал им Картье по-английски.
Негры низко поклонились и вошли в дом, дверь за ними закрылась. Жюль немного помедлил, затем перешел на ту сторону шоссе, где, не сводя глаз с коттеджа, стоял его суровый партнер Питер.
Примерно через четверть часа дверь коттеджа снова отворилась, оттуда вышли негры и в ожидании хозяев уселись прямо на землю. Впрочем, хозяева не заставили себя долго ждать и в сопровождении угодливо вскочивших негров, в обход коттеджа, направились в поросшую кустарником долину, которая расстилалась до далекой полосы девственного леса, черневшей на горизонте.
12. ШПИКИ И ЛЮДИ
Группа из трех белых и пяти негров быстрым шагом продвигалась по долине, поросшей невысоким кустарником, и агентам Стампа, чтобы нагнать их, пришлось поначалу бежать. Со стороны это походило на преследование, но Жюль и Питер, оказавшись в десятке шагов от группы, замедлили шаг, строго соблюдая дистанцию. Никто не обращал на них внимания, лишь Барзак оглянулся раз и шутливо погрозил пальцем своему старому знакомому Жюлю. Картье о чем-то переговаривался с неграми, время от времени все они останавливались и пристально разглядывали землю у себя под ногами. Тогда останавливались и агенты. Ясно: Картье ищет следы своих былых геологических изысканий.
Примерно в километре от края леса двое негров отделились от группы и ушли в сторону. В этом не было ничего подозрительного, видимо, Картье поручил им обследовать другие участки долины. Но когда эти негры очутились в непосредственном тылу у агентов, Жюль обеспокоился и стал совещаться со своим партнером на том смешанном англо-французском наречии, с помощью которого они научились понимать друг друга.
Стамп не ждал на этот раз козней со стороны Картье и потому дал своим агентам лишь одно указание: не выпускать его из виду. Но существовала и общая инструкция, гласившая, что в каждом отдельном случае следует действовать по обстоятельствам. Требуют ли сейчас обстоятельства решительных действий? И если да, то каких именно? Заставить двух негров, шагавших сейчас у них за спиной, присоединиться к остальным? Но это вызовет протест со стороны Картье. Остановить самого Картье и предложить ему вернуться обратно в поселок? Но для этого также нет никаких оснований. Да и Картье, без сомнения, не подчинится, и тогда пришлось бы пригрозить ему оружием. Но это уже чрезвычайная мера, и если прибегнуть к ней без крайней нужды, то можно и вовсе вылететь со службы…
Так рассуждал Жюль, и Питер согласно кивал головой. А пока что они шли и шли за Картье и его спутниками, в то же время не спуская глаз с двух негров, которые упорно шагали позади.
Огромное, красное, мглистое солнце, висевшее над долиной, слало на землю потоки раскаленных лучей и сжигало, казалось, самый воздух, лишая людей дыхания. Но вот долина, наконец, пройдена, и путники вздохнули полной грудью: они вступили в широкую, благословенную тень, падавшую от тропического леса, который встал перед ними высокой, двадцатиметровой зеленой стеной. Тут они остановились, словно завороженные красотой представшего им зрелища.
– Уф! – громогласно воскликнул Робер, вытирая обильный пот, стекавший со лба на лицо. – А все-таки привелось мне увидеть это чудо! Помнишь, отец? – Робер встал в театральную позу и заговорил отчетливо и сильно: – «Голос мой звучал в девственном лесу торжественно, отдаваясь глухими перекатами, как под сводами собора. Я ощущал нечто очень странное, почти сверхъестественное: вечный сумрак, неподвижная тишина окружающего производили впечатление глубочайшей уединенности, отчуждения, которое заставляло озираться по сторонам и спрашивать себя, не сон ли это! Стоишь как среди населения другого мира: они живут растительной жизнью, а я человеческой! Но окружающие меня великаны до того громадны, безмолвны и величавы, а вместе с тем безучастны и суровы, что даже удивительно, как чужды мы друг другу, когда между нами так много общего! Мне казалось, что какой-нибудь исполинский бомбакос, крепко вросший в землю, вот-вот задаст мне надменный вопрос: что нужно мне здесь и с какой стати пришел я в это собрание величавых лесных царей…»
– Стенли? – Картье любовно глядел на сына, ничуть не утерявшего в трудном переходе своей юношеской восторженности.
– Верно, отец, Стенли! Правда, хорошо?..
Жюль, стоявший в десятке шагов, с удивлением наблюдал эту странную сцену: юношу, произносящего по-французски торжественным, нарочито театральным голосом тираду о тропическом лесе, и безмолвно внимающих ему людей. Поведение белых еще можно понять, но негры, негры, эти грязные оборванцы! Ей-богу, их нельзя было узнать: можно подумать, что они понимают каждое слово, такими осмысленными были сейчас их лица, осмысленными и… гордыми. Да, именно гордыми. Жюль не находил другого определения, и ему стало вдруг не по себе. Похоже, тут происходит что-то непонятное, какой-то странный маскарад, таящий в себе грозную опасность для него, Жюля. Надо немедленно что-то предпринять, что-то остановить, иначе будет поздно.
Жюль повернулся к своему напарнику Питеру, тот тупо глядел перед собой и не испытывал, видимо, никакой тревоги. Нет, от этого не дождешься совета, он привык действовать лишь по прямому приказу. Жюль оглянулся: два рослых негра недвижно стояли позади с суровыми, непреклонными лицами, и эти лица также поразили Жюля каким-то новым для него, непривычным выражением. Такие лица видел он у алжирцев, когда те выходили на улицы города, чтобы заявить о своей солидарности с армией Национального освобождения.
– Эй вы, паршивые негры, отойдите прочь! – крикнул Жюль по-французски, не зная, как иначе к ним обратиться. – Нечего вам торчать за нашими спинами.
К своему удивлению и даже ужасу, он тотчас же услышал ответ на чистейшем французском языке:
– Если ты, гнусный шпик, еще раз позволишь себе назвать нас паршивыми неграми, я проломлю тебе голову!
И один из негров, которому принадлежали эти слова, совсем недвусмысленно протянул в сторону Жюля громадный кулак.
– Но, но… – негромко произнес Жюль.
Этим он и ограничился, потому что впереди произошло нечто совсем непредвиденное: Картье и его спутники вступили в лес. Жюль, толкнув в плечо Питера, бросился к лесу с отчаянным криком, похожим на вопль:
– Мосье Картье! Мосье Картье!
Картье остановился, повернулся лицом к подбежавшим агентам и сказал ледяным голосом:
– Что вам угодно?
– В лес нельзя… запрещено… вам нечего искать там… – задыхаясь от быстрого бега, проговорил Жюль. – Вы должны в долине… мосье Стамп не велел…
– Мне нет дела до вашего Стампа, – отрезал Картье. – Если вы дорожите жизнью, не становитесь мне поперек дороги!
Жюль мгновенно оценил обстановку: вот тот случай, когда необходимо прибегнуть к оружию, если не хочешь навсегда расстаться с мечтой о карьере. Давно изученным жестом он выхватил из кармана револьвер и наставил на Картье.
– Если вы тотчас же…
Жюль не успел закончить фразу, как уже лежал на земле, оглушенный ударом в голову, который нанес ему сзади один из негров; револьвер отлетел в сторону и был подобран Робером. Питер оказался более предусмотрительным: опасаясь удара с тыла, он проворно отскочил в сторону и, недолго думая, выстрелил в Картье. Он был умелым стрелком и если бы имел время прицелиться, Картье, по всей вероятности, был бы убит или, в лучшем случае, ранен. Но Питеру даже не пришлось пожалеть о своем промахе: его пронзили одновременно несколько пуль, и он упал мертвый.
Однако сражение еще не было закончено. Едва опамятовавшись, Жюль, безоружный, вскочил с земли, кинулся на Картье и яростно вцепился в него руками, пытаясь вытолкнуть его из леса и при этом истошно вопя:
– Помогите! Помогите! Помогите!
Чтобы освободиться от этого обезумевшего шпика, Картье стукнул его рукояткой револьвера по голове, только тогда разжал он, наконец, судорожно сведенные руки и растянулся на земле.
– Ничтожный вы человек, Жюль, – с презрением сказал Картье, когда тот открыл глаза и принялся от злобного бессилия плакать громко, надрывно, утирая кулаками глаза. – Вы не только служите своим гнусным хозяевам за деньги, но и готовы умереть за их интересы… А ну, – крикнул он в гневе, – уползай отсюда к своему Стампу, живо!..
И Жюль пополз, трусливо озираясь, еще не веря, что его отпустят живым.
– Нет, Анри, я не могу согласиться с тобой, – улыбнувшись белозубой улыбкой, сказал высокий, плечистый негр с крупной, скульптурной головой, в лохмотьях, совсем не идущих к его сильному, властному лицу. – Мы не можем позволить себе такого красивого жеста. Стоит этому парню немного прийти в себя, и он стрелой помчится к своим, оглашая всю окрестность криками о помощи. Этак они окажутся здесь раньше, чем мы успеем углубиться в лес…
– Ты прав, конечно, Нгама, – улыбнулся в ответ ему Картье, – и мне остается только извиниться перед тобой за свое самовольство. Видимо, красота этих мест способствует искусству декламации.
– О, нас еще ждут в лесу такие красоты, что там легче утратить, чем обрести дар речи, – сказал Нгама. – А ну, ребята, – обратился он к неграм, указывая на Жюля, – свяжите покрепче этого храбреца, да так, чтобы ему понадобилось не менее часа, чтобы освободиться от пут! – Он подошел к трупу Питера, тот лежал лицом кверху, с раскинутыми руками. – А этого надо захоронить, все же был человек!..
И мертвое тело Питера Крахта, – ибо это был он, эсэсовец, убийца, мучитель, палач, – честно предали африканской земле, вместо того чтобы бросить на съедение хищному зверью, раз уж при жизни не постигла его тысячекратно заслуженная позорная казнь. А для Картье навсегда осталось тайной, что этот грошовый шпик Питер, приставленный к нему Стампом, – одно из главных действующих лиц той лондонской трагедии, которая скрыта за величественным фасадом «Ураниум-Буала».