Текст книги "Коллекция геолога Картье"

Автор книги: Яков Рыкачев

Соавторы: Лев Тисов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)

8. «ГРАФ ОТТО БИСМАРК»

Когда Стамп вышел на улицу, над городом уже сгущались сумерки. Он сел на ближайшем углу в такси и помчался к пансиону, где по возвращении из Лондона поселилась Клод. Им владел безотчетный, панический страх, вызванный угрозами и смутными намеками Хеллса. Быть может, Хеллс ничего и не знает, а лишь нащупывает почву, но ведь могло быть и так, что его ищейки выследили Клод, когда она встречалась с этим Фредом Коллинсом из оборонной лаборатории, и теперь не сводят с них глаз. Если это так, то для Хеллса уже не является тайной, что именно он, Стамп, подослал Клод к Коллинсу, и тогда сегодняшняя операция должна неизбежно сорваться.

Нет, нет, конечно, Хеллс шарит пока в темноте, рассчитывая запугать его, Стампа, и удержать от всяких попыток проникнуть в тайну нового метода разделения урана! А существует ли вообще этот проклятый метод? Уж не попусту ли затеял он такую опасную игру, рискуя всем своим положением и подвергая опасности Клод? Так или иначе, но отступать уже поздно, на судне все подготовлено, там уже третьи сутки ждут дорогого гостя, и он, Вальтер фон Хагенау, генерал СС, не имеет права из-за каких-то туманных страхов компрометировать себя перед родиной, германской разведкой. Да и ставка так велика, что стоит риска.

– О дядя Альбер! – обрадовалась Клод, когда Стамп вошел в ее комнату. – Я решила, что не дождусь вас и уже собралась к вам в гостиницу!

– Ну как? Узнала наконец?

– Он сказал мне вчера, что если бы захотел, то мог бы очень разбогатеть и прославиться…

– Дальше, дальше!

– Но что никогда не пойдет на это из-за своих убеждений.

– А ты спросила, на чем именно мог бы он разбогатеть?

– Я сказала, что он все выдумывает, чтобы похвалиться передо мной…

– Умница, Клод! А он?

– Тут он стал говорить, что причастен к важному открытию, но не имеет права рассказывать о нем, потому что это опасная тайна и принадлежит она не только ему. Я рассмеялась и опять сказала, что он хвалится, а на деле никакого открытия нет…

– Ну, ну!

– Он обиделся и замолчал, я поняла, что он больше ничего не скажет, и переменила разговор. А то он мог подумать, что я выспрашиваю.

– Браво, девочка! Теперь ясно, что метод, о котором мне говорили, действительно существует и этот парень может кое-что рассказать о нем!

– Вероятно, дядя.

– Ну что же, за дело, Клод, сегодня надо кончать! Где вы условились встретиться?

– В восемь, у памятника Джефферсону.

– Вот и отлично! Я сейчас же велю предупредить капитана. К какому часу можно ожидать вас?

– Я не знаю… я очень боюсь, дядя…

– Чего тебе бояться? «Граф Отто Бисмарк» все там же стоит на причале, вы взойдете на борт, ты спросишь капитана, вас проводят в каюту…

– Дядя Альбер, а Фреду, правда, ничего плохого не сделают?

– Что ты, девочка! – тоном глубокого убеждения сказал Стамп. – Его переправят в капитанской каюте на нашу родину, там он расскажет о своем открытии, ему дадут много денег и отпустят обратно!

– Фред ничего не скажет за деньги, дядя. Он просил меня, чтобы я стала его женой, и то ничего не сказал…

– Послушай, Клод, – строгим, отеческим тоном сказал Стамп, – ты еще не знаешь ни жизни, ни людей, не можешь судить о серьезных вещах и потому должна довериться мне. Неужели ты допускаешь, что я способен причинить кому-либо зло? Мне тягостен даже этот маленький обман, к которому мы вынуждены с тобой прибегнуть, – тут голос Стампа поднялся до лирических высот, – но ведь дело идет об интересах нашей дорогой родины, Клод, и об исправлении тяжкой несправедливости, совершенной в отношении твоего дяди…

– Я все сделаю, дядя, – покорно сказала Клод.

– Вот и умница, – Стамп склонился и поцеловал девушку в лоб. – Напоминаю тебе еще раз, Клод: ты скажешь Фреду, что твой родственник, капитан «Бисмарка», отплывает сегодня в девять вечера в Европу и ты обещала прийти на судно, чтобы проститься с ним…

– Я помню, дядя… А вы тоже там будете?

– Нет, девочка, это ни к чему. Когда все будет сделано, ты вернешься к себе домой, а к одиннадцати я заеду к тебе, и ты мне все расскажешь.

– Хорошо, дядя… – Клод судорожно вздохнула. – Ой, как я боюсь!..

– Клод!

В тоне Стампа прозвучало нечто, сразу приведшее девушку в себя.

– Сейчас десять минут восьмого, – Стамп взглянул на часы-браслет. – Ровно к восьми будь у Джефферсона, а к девяти – на набережной, у причала. И держись молодцом!..

Еще не пробило восьми часов, когда к памятнику четвертого президента, Джефферсона, подошел молодой человек среднего роста, лет двадцати пяти, одетый скромно и небрежно и, видимо, совершенно равнодушный к своей внешности. Все же на него нельзя было не обратить внимания: густые, непокорные черные волосы обрамляли чистой, здоровой бледности лицо, большие темные глаза глядели на мир открыто и смело, широкий, красивой формы лоб говорил о незаурядном интеллекте. Шагая вокруг памятника, он нетерпеливо оглядывался по сторонам, словно кого-то высматривал.

– О Клод! – воскликнул он, не скрывая радости, и весь подался навстречу рослой золотоволосой девушке с прозрачно-ясными голубыми глазами, которая спокойным шагом пересекала площадь.

– Здравствуйте, Фред, – приветливо отозвалась девушка, протягивая юноше руку, которую тот в живом порыве охватил обеими руками.

– Мне больно, Фред.

– Простите, – он выпустил руку девушки. – Но я не видел вас целую вечность, Клод, двадцать четыре часа, тысячу четыреста сорок минут!.. Куда прикажете вас вести?

– Понимаете, Фред, – грустно сказала девушка, – я пришла только для того, чтобы сказать вам, что я сегодня занята…

– Как – заняты? Нет, Клод, вы просто шутите!

– Но право же, Фред, мне самой очень жалко! Мой дядя, он капитан, отплывает сегодня вечером на своем судне в Европу, и я обещала зайти к нему проститься…

– А где находится ваш дядя? Я провожу вас, Клод, и буду терпеливо ждать, пока вы не проститесь. Ну, сколько времени требуется на прощание с дядей? Полчаса, не больше же?

– Дядя живет у себя на судне, оно стоит на Потомаке, у причала… Ой, Фред, что я придумала – вы же можете пойти к дяде вместе со мной, я вас познакомлю! Дядя обещал устроить у себя на судне целый раут.

– Я бы с радостью, Клод, но, быть может, это неудобно, и вы лишь из деликатности…

– Удобно, Фред. – Клод взяла молодого человека под руку. – Я все беру на себя.

– Где стоит судно вашего дяди?

– Отсюда не меньше получаса ходьбы, но я обещала быть к девяти, и мы отправимся туда пешком.

– А ваши ножки, Клод, не устанут?

– Не устанут.

Все дальнейшее произошло совсем не так, как рассчитывал Стамп.

Около девяти часов Клод привела Фреда Коллинса на набережную реки Потомак, где стояло торговое судно «Граф Отто Бисмарк».

– Вон там, Фред, видите, небольшой торговый корабль, это дядин!

– Вижу… Но, знаете, Клод, я испытываю некоторое смущение, все же незваный гость.

– Нет, нет, почему же?.. – в смятении говорила Клод: сейчас, когда дело шло к развязке, у нее стеснилось сердце, и она с трудом подбирала слова. – Это ничего, право же, ничего…

– Хотите, я лучше подожду вас? – предложил Фред, по-своему истолковавший смущение девушки.

– Нет, нет… – как бы отрезая себе отступление, Клод поспешила к сходням, переброшенным с берега на судно.

Они уже ступили на сходни, когда два человека быстро обежали их и преградили им путь.

– Нельзя! – решительно сказал, один из этих людей, разведя руки во всю ширину сходней.

– Это почему же нельзя? – удивился Фред. – Мы направляемся в гости к капитану судна, он приходится дядей этой мисс! И кто вы такой, чтобы преграждать нам дорогу? Идемте, Клод!

С этими словами Фред двинулся на человека, явно намереваясь проложить путь себе и своей спутнице.

– Назад! – громким шепотом сказал человек, выхватил из своего грудного кармана небольшую книжку и сунул ее в самые глаза Фреду. – Полиция! На судне обыск, обнаружены контрабандные товары!..

Фред еще пытался протестовать, но его остановил голос Клод.

– Идемте, Фред! – Она резко повернулась и пошла.

Вся эта сцена длилась не более четверти минуты и, возможно, не была даже замечена на судне. Молодые люди шли молча, Фреду казалось, что он понимает состояние Клод. Он был так бесконечно далек от всего, чем жила девушка весь этот час, от ее хитрого замысла, от тех противоречивых чувств, которые обуревали душу Клод, что испытывал сейчас только одно желание: утешить ее в ее маленьком огорчении.

– Я убежден, что это клевета или пустое подозрение, – заговорил он ласковым голосом. – Мне только очень жаль, что вы не смогли проститься с дядей…

Клод не ответила, она не могла дать себе отчета в своих чувствах. Она была рада, что Фред избег уготованной ему ловушки, но ее мучил страх, что это произошло не случайно, что полиция каким-то образом проведала о замысле дяди Альбера и теперь им обоим грозит беда.

Тщетно пытался Фред развеять тревогу Клод. Она последовательно отвергла все предложенные им развлечения: кино, кафе, ресторан, прогулку по парку. Ей хотелось остаться одной, к тому же дядя велел ей быть дома к одиннадцати часам. Фред подвез ее на такси к дверям пансиона и после долгих настояний вынудил у нее согласие встретиться завтра у памятника Джефферсону.

А вскоре после того перед одноэтажным зданием пансиона остановилась другая машина. Из нее вышел человек, позвонил у двери, вошел в дом, появился оттуда вместе с Клод, усадил ее в машину и через несколько минут доставил в то зловещее учреждение, в котором работал мистер Хеллс.

9. КЛОД И ХЕЛЛС

– Вы Клод Жильбер, не правда ли? – любезно обратился Хеллс к сидевшей перед ним девушке и в знак почтения чуть склонил голову.

– Да.

– Вы знакомы с молодым ученым Фредом Коллинсом?

– Да.

– Когда именно состоялось ваше знакомство?

– Дней десять назад.

– Не откажите сказать: где и при каких обстоятельствах вы с ним познакомились?

– Случайно.

– А точнее?

– Мне указали адрес учительницы пения, и, когда я пришла туда, выяснилось, что адрес ошибочный: там жил Фред.

– И что же?

– Фред вызвался проводить меня домой… так мы и познакомились…

– До чего же просто! – восхищенно сказал мистер Хеллс. – Признайтесь, Клод, вы не сами придумали этот гениальный способ свести знакомство с одним из авторов нового метода разделения урана? А? Тут не обошлось без дяди?..

– Нет, правда, так.

– Сколько вам лет, дитя?

– Девятнадцать.

– Девятнадцать лет – и уже законченная шпионка! – горестно воскликнул Хеллс. – Хладнокровная, лживая, бессердечная! Посмотрите мне в глаза, Клод, очаровательное создание, украшение женского рода, змеиная душа, – зачем понадобилось вам завлекать вашего друга Фреда на германское торговое судно «Граф Отто Бисмарк»? Говорите, ну же!

Но Клод уже не могла говорить: она сидела, низко опустив золотую голову, крупные, как горошины, слезы медленно стекали по ее лицу и увлажняли снежно-белый пух ее нарядного джемпера.

– Молчите? – угрожающе произнес мистер Хеллс: он понимал, что Клод уже почти «дозрела» и вот-вот сорвется с ветки и упадет в его широко расставленные руки. – В таком случае я сам скажу вам, зачем вы тащили его на судно! Его должны были схватить и силой увезти в Германию, а уж там у него пытками выманили бы тайну нового метода!..

Хеллс не мог знать и лишь догадывался о неудавшемся замысле Стампа, но сразу попал в цель.

– Это неправда… про пытки… – не поднимая головы, сказала Клод. – Дядя говорил, что Фреду просто дадут деньги…

– А вы что же, считали, что Фред, этот честный, бескорыстный юноша, благороднейшая душа, способен продаться немецкой разведке за деньги?

– Я не могла отказать… дяде… Он так много для меня сделал… И потом с ним ужасно несправедливо поступили… на родине… и все из-за его доброты…

– Доброты? – Хеллс невольно рассмеялся. – Альбер Стамп – добряк!..

– Дядя ненавидел Гитлера… Он спас тысячи людей в лагерях… а потом его оклеветали…

– Э-э, Клод, малютка, – протянул Хеллс, не без удивления оглядывая девушку, по-прежнему сидевшую с низко опущенной головой. – Я считал вас змеей, коварной красавицей, шпионкой, а вы, оказывается, круглая дурочка? А ну, подымите головку! Выше, выше! Вот так! Не будем плакать, милое дитя, утрем слезы, попудримся и поговорим по душам! Ну вот и отлично! Ничего страшного не случилось, вам ровно ничто не грозит. Доверьтесь мне, и да будет вам благо!..

– А вы отпустите меня домой?.. – тихо спросила Клод, и на ее лице проступила чуть приметная кокетливая улыбка.

– Что за вопрос, милая? Да разве я имею право задерживать вас? Вы же не совершили ничего противозаконного! Прогулка с кавалером по набережной Потомака и даже попытка ознакомиться с торговым судном «Отто Бисмарк» не преступление. В нашем американском суде чтение мыслей не служит доказательством.

– А я так испугалась… – Клод чуть привстала. – Значит, я могу идти?..

– Нет, – строго сказал мистер Хеллс. – Наша беседа только начинается, Клод. Я хочу просить вас об одном одолжении.

– Пожалуйста, я охотно…

– Начнем издалека: как относится к вам Фред Коллинс?

– Хорошо.

– Что значит – хорошо? Он любит вас?

– Кажется… – Клод покраснела. – Он сделал мне предложение.

– Ого! Значит, любовь с первого взгляда? Что же, я вполне понимаю беднягу Фреда. Ну, а вы? Дали согласие?

– У меня есть жених.

– Это кто же – Джозеф Крайтон? – презрительно сказал мистер Хеллс.

– Да.

– И вы, Клод, красавица Клод, любите этого мозгляка? Никогда не поверю!

– Я не люблю его… Это дядя настаивает…

– Ох, уж этот мне дядя! – Хеллс негодующе всплеснул руками. – То толкает вас на преступление, то продает вас какому-то ничтожеству, недостойному поднять на вас глаза! Нет уж, я на вашем месте предпочел бы Фреда: талантливый ученый, надежда американской физики, чистая, смелая душа! Признайтесь, Клод: нравится вам Фред?

– Фред славный.

– За чем же стало дело? У него нет миллионов? Так будут – стоит ему только опубликовать свое открытие, и на него дождем посыплются доллары. – Хеллс отечески погрозил Клод пальцем. – А ведь вы чуть не погубили такого парня!

– Я понимаю теперь… мне очень стыдно…

– А если понимаете, помогите парню, он совсем запутался в каких-то ложных идеях и утаивает от науки свое открытие. Порасспросите его, порастрясите как следует. Раз любит – должен сказать!

– Я пыталась…

– Знаю, что пытались. Так то для дяди, а вы для нас постарайтесь!

– Фред сказал мне, что убеждения не позволяют ему раскрыть свой секрет и что это не только его тайна.

– Послушайте моего совета, милая девушка, выходите-ка вы замуж за Фреда Коллинса! Мы в два счета окрутим вас, и дело с концом!..

Клод подняла на Хеллса большие фарфорово-голубые глаза.

– А как же быть с дядей?

– А дядю по боку! Мы возьмем вас и вашего Фреда под свое покровительство.

– Кто это – вы?

– Ну, наше учреждение – самая могущественная организация в мире!

– Я думала, вы – полиция…

– Считайте, что полиция, но только высшая из всех! Ну как, согласны?

– Я очень благодарна вам, но я должна прежде посоветоваться с дядей… – Клод встала, одернула на себе джемпер и собралась уходить.

– Сядьте! – грубо прикрикнул на нее Хеллс. – Похоже, вы и в самом деле круглая дурочка. – Он пристукнул сгибом пальца по столу. – Целый час вдалбливаю я вам в голову одно и то же, а вы никак не можете понять, что от вас требуется! Слушайте же: с завтрашнего дня вы будете работать не на вашего дядю Альбера, а на нас! Понятно? До сих пор вы пытались выведать у Фреда Коллинса его тайну для дяди, а теперь то же самое делать будете для нас! Понятно?..

– Я не смогу больше встречаться с Фредом… после того…

– Фред не знает, что вы хотели обманом заманить его в капкан, можете преспокойно крутить с ним любовь и выходить за него замуж. А уж там выудите из него его тайну. Понятно?

– Нет, нет… я не хочу так…

– А я говорю – выйдете! – загремел Хеллс. – Вы теперь наш человек и должны беспрекословно выполнять мои приказания!

– Нет, правда, не надо… – умоляюще, в детском испуге произнесла Клод. – Пожалуйста, отпустите меня…

– Уф! – тяжело выдохнул Хеллс. – Лучше, и верно, иметь дело с последним мерзавцем, чем с этакой… овцой!

– Я очень прошу вас… я никогда больше не буду так поступать… как с Фредом…

Хеллс зло рассмеялся.

– Ну, а мне, девочка, как раз и надо, чтобы вы так поступали! Неужто это трудно понять?

– Нет, я серьезно больше не буду…

10. КЛОД УЗНАЕТ ПРАВДУ

Хеллс молчал, раздумывая, как быть ему дальше. Конечно, эту девушку вполне можно сделать послушным орудием, – сумел же Стамп прибрать ее к рукам и приспособить к делу! Разве не обвела она вокруг пальца умника Фреда Коллинса? Не вмешайся он, Хеллс, плыть бы Коллинсу сегодня в Европу в крепкие объятия многоопытной западногерманской разведки! Такие туповатые, холодные, вялые натуры, как эта красотка, отлично поддаются дрессировке и вполне пригодны для выполнения даже трудных, тонких заданий, где требуется не столько ум, сколько природная хитрость, не столько инициатива, сколько выдержка и терпенье. При слабо выраженной эмоциональности они способны входить с людьми в самые сложные отношения: совмещать, к примеру, дружбу с предательством, любовную привязанность с хитрым расчетом, не испытывая при этом никакой душевной неловкости и сохраняя видимость полнейшей искренности.

Но все это достижимо лишь при одном непременном условии: если такими натурами руководит чья-то воля, способная гнуть их в кольцо, держать в непрестанном подчинении, на короткой сворке. Правда, он не собирался сразу открыть этой девчонке все свои козыри, чтобы оторвать ее от Стампа, подчинить себе, заставить любой ценой вырвать у Фреда Коллинса его тайну. Но, видимо, иного пути нет: пустое запугивание лишь расслабляет эту хаотическую душу, повергает ее в смятение.

– Скажите-ка мне, Клод, – ласково заговорил Хеллс, – кто были ваши родители?

– Мой папа был майором немецкой армии, он погиб в России под Курском, а маму убило в сорок четвертом году во время бомбежки в Дрездене, где мы тогда жили. Она не пошла в убежище, а меня отослала с соседкой, это меня спасло…

– Вы, конечно, не помните своих родителей?

– Нет, я была тогда совсем маленькой.

– Но у вас сохранились, вероятно, их фотографии, документы?

– Нет, все сгорело, бомба попала в нашу квартиру…

– А остались у вас какие-нибудь родственники в Германии?

– Дядя говорит, что все наши близкие родные погибли: одни на фронте, другие в тылу, а дальние разбрелись кто куда, и он потерял их след. Теперь из всей нашей семьи остались только я и дядя.

– Значит, о судьбе своих родителей вы знаете только со слов дяди?

– Да, конечно, дядя – родной брат моей покойной мамы.

– А что же сталось с вами после гибели родителей? Дядя взял вас к себе?

– Нет, я впервые увидела дядю два года назад, когда он приехал за мной в Шомон-на-Марне.

– А как вы попали в Шомон?

– Когда умерли мои родители, дядя отвез меня в католический монастырь в Шомон-на-Марне и отдал на воспитание монахиням. В восемь лет я поступила в школу при монастыре и окончила ее в семнадцать лет. Вот тогда дядя и приехал за мной и взял меня к себе в Париж…

– И взял вас к себе в Париж… – повторил Хеллс, в упор, с нескрываемой насмешкой глядя на девушку. – Ну и ловок же ваш дядя, ничего не скажешь! Все сучки́ и задоринки начисто срезал, а места среза загладил… Артист!

– Кто – артист? – спросила Клод и вслед за тем, что-то поняв вдруг, с горечью воскликнула: – Вы, кажется, не верите мне!..

– Вам-то я верю, а вот дядя ваш вам все наврал, от первого и до последнего слова! Скажу вам, Клод, по секрету: отец ваш жив и здоров…

– Неправда, вы просто издеваетесь надо мной! – с накипающими слезами сказала Клод. – Я сама видела его имя и фамилию в списке убитых! У дяди сохранилась вырезка из газеты…

– Да неужели? – ухмыльнулся Хеллс. – Как же именовался ваш покойный родитель?

– Майор Карл Эрнст фон Зеверинг.

– А чем вы докажете, что фон Зеверинг – ваш отец?

– Мне сказал дядя… – упавшим голосом отозвалась Клод, видимо, Хеллс уже посеял в ней сомнение.

– А кто мешал дяде ткнуть пальцем в любую фамилию в списке убитых и объявить, что она принадлежит вашему отцу? А?

– Так я же сама фон Зеверинг, Клотильда фон Зеверинг… Клод Жильбер – это дядя велел мне так называться, когда взял меня из монастыря. Он боялся, что его враги обнаружат его через меня, если я буду носить свою настоящую фамилию.

– Не-ет, моя милая, вовсе вы не фон Зеверинг! Под этой фамилией дядя сдал вас на руки монахиням, чтобы замести след. Он мастер заметать следы!..

Клод в растерянности молчала. Кто же она такая, если не Клотильда фон Зеверинг?..

– Кто же я, если не Клотильда фон Зеверинг? – произнесла она вслух. – И зачем было дяде говорить мне неправду? Вы, наверное, просто насмехаетесь надо мной… шутите… Ведь если бы…

– Шучу? – грубо прервал Хеллс. – Нет, милая моя, мне не до шуток, пора нам кончать этот затянувшийся разговор! – Он взглянул на часы. – Пять часов, на улице уже утро. Слушайте меня внимательно. То, что я вам открою сейчас, останется навсегда между нами, ни одна живая душа никогда не узнает об этом. Но только при одном условии: вы должны на время забыть о своей воле и целиком подчиниться мне! Иначе я опозорю вас на весь свет, люди с ужасом и отвращением будут отворачиваться от вас, матери будут пугать вами своих детей…

Хеллс помолчал, как бы давая девушке время оценить все значение сказанного. Конечно, она уже сейчас в смятении, а через несколько минут, когда узнает правду о своем происхождении, из нее можно будет вить веревки.

– Я не понимаю, о чем вы говорите… – совсем тихо сказала Клод. – Я ничего такого не сделала.

Хеллс выдвинул ящик своего стола, достал оттуда объемистую папку, приоткрыл ее и вытянул газету.

– Взгляните, Клод. Знаком вам этот человек?

Со страниц старой, пожелтевшей газеты на девушку глядел обведенный траурной каймой портрет генерала СС, обергруппенфюрера фон Хагенау. Хотя в ту пору ее дядя был почти на двадцать лет моложе, Клод тотчас же признала его.

– Это же дядя Альбер! – воскликнула она в радостном удивлении. – Какой красивый и важный! Но почему же в черной рамке? Ой, это вовсе не дядя, какой-то генерал Хагенау, погибший в бою…

– А разве дядя никогда не называл вам своего настоящего имени?

– Нет, он опасался, что я проболтаюсь. Он говорил, что придет время…

– Так вот, милая моя, генерал СС, обергруппенфюрер Вальтер Хагенау и Альбер Стамп – одно и то же лицо! Человек, которого вы называете дядей Альбером, на деле бывший генерал СС фон Хагенау, один из величайших злодеев нацистского режима, заочно приговоренный к повешению в России, Польше и Чехословакии. Незадолго до падения Гитлера гестапо, чтобы спасти его и других злодеев от справедливого возмездия, объявило их умершими, а на деле переправило с фальшивыми паспортами за границу. Так и случилось, что генерал-висельник фон Хагенау превратился в Альбера Стампа…

– Нет, это неправда… дядя очень добрый… он так любит меня…

Хеллс извлек из папки ворох фотографий и положил перед Клод.

– А ну, взгляните!

На одном фото генерал от гестапо, группенфюрер фон Хагенау, он же Альбер Стамп, – Клод тотчас же узнала его – был изображен в окружении сотен и тысяч лежащих вповалку мертвых тел. Он стоял среди них во весь рост, в отлично пригнанной форме, при орденах, с торжествующим видом победителя. Направленные на лежащих людей автоматы в руках солдат-эсэсовцев указывали на то, что все эти люди были только что расстреляны по приказу генерала. На следующем фото фон Хагенау держал в вытянутой руке револьвер, направленный на группу изможденных, оборванных людей, среди которых женщины, дети, старики. Видно, он не спешит с расправой и как бы позирует, чтобы дать фотографу время запечатлеть для потомства свой подвиг. А вот длинный ряд стоящих на коленях людей со связанными назад руками: генерал фон Хагенау и несколько младших офицеров СС прижимают револьверы к затылкам осужденных; на следующей фотографии осужденные уже лежат на земле, и генерал взирает на них с тем же победным видом.

Резко отстранив от себя фотографии, Клод в полном изнеможении откинулась на спинку кресла, лицо ее стало одного цвета с белоснежным джемпером.

– Боже мой, боже!..

– Да, Клод, вот каков он, этот Альбер Стамп, которого вы именуете дядей Альбером, – как бы сочувственно сказал Хеллс. – А ведь я не показал вам фотографий, на которых он самолично, с применением жесточайших пыток, допрашивает русских военнопленных, партизан и партизанок. У этого палача и убийцы была страсть запечатлевать для потомства свои злодеяния, и часть его фотоархива попала к нам. Наконец, вы не читали показаний, данных суду его сослуживцами по СС и многочисленными свидетелями. Я избавлю вас от этого – у меня самого при чтении этих показаний шевелились волосы на голове. Да и вы уже достаточно знаете, чтобы представить себе человека, выдающего себя за вашего дядю…

– О, значит он вовсе не дядя мне! – с облегчением воскликнула Клод. – Зачем же понадобилось ему…

– Это вы еще узнаете, Клод. А пока пойдем дальше. Известно ли вам, кто такая Эльза Штумм?

– Эльза Штумм… Это ужасная женщина, которая замучила в концлагерях тысячи людей, избивала их до смерти, травила собаками… Эльза Штумм? Я читала о ней в книгах, кажется, ее осудили потом и повесили англичане.

– Да, да, именно об этой знаменитой злодейке Эльзе Штумм я и спрашиваю вас. Вот взгляните на это фото: Эльза Штумм на виселице в Гамбурге, где она была осуждена на смерть.

– Ой, как страшно! Будто пустой мешок висит…

– А ведь Эльза Штумм была очень красива. Глядя на ее портрет, трудно поверить, что это женщина-изверг, украшавшая свою берлогу абажурами из человеческой кожи! Вот посмотрите…

Клод приняла из рук Хеллса фотокарточку, и на ее лице возникло вдруг странное выражение: смесь недоумения и ужаса.

– Что это… что это?..

– Вас, наверное, удивляет поразительное сходство между вами и Эльзой Штумм? – спокойно сказал Хеллс. – Разве вам никто никогда не говорил об этом?

– Н-нет…

– А вы припомните, милая! В прошлом году в «Одеоне», в Париже, один человек при виде вас чуть не упал в обморок; то же повторилось в музее восковых фигур; а в последний раз – на лайнере, на котором вы летели со Стампом из Парижа в Вашингтон. Все трое, видимо, бывшие узники концлагеря, в котором свирепствовала Эльза Штумм…

– Да, да… А я не могла понять тогда…

– Да вы и сейчас не все понимаете, милая Клод. Между вами и Эльзой Штумм вовсе не случайное сходство. Эльза Штумм – ваша родная мать! Вы ее незаконная дочь от Вальтера фон Хагенау, он же Альбер Стамп. Вот кто ваши родители, Клод, а вовсе не убитый майор фон Зеверинг и его супруга, погибшая при бомбежке!..

Хеллс, мнивший себя великим знатоком человеческих душ, явно не рассчитал на этот раз силу нанесенного им удара. Почти мгновенно в Клод произошла страшная перемена. От ее лица отхлынула вся кровь, ее фарфорово-голубые глаза остановились и застыли, как у мертвой, на ее побелевшем лице они казались сейчас почти черными; щеки опали, виски вдавились, челюсть отвисла, слегка приоткрыв рот, и оттуда мертвенно поблескивали сухие зубы.

Хеллс сам ужаснулся делу своих рук. Он достал из ящика стола «бодрящую» таблетку, нацедил из сифона в стакан газированной воды, вскочил с места, обежал стол и остановился перед Клод.

– Примите таблетку… выпейте воды…

Клод слабым жестом руки отвела от себя стакан.

– Не надо…

– А я вам говорю – примите! – прикрикнул Хеллс. – Вам сразу станет лучше!..

Клод по-детски всхлипнула, взяла таблетку и запила водой из стакана.

– Ну вот и хорошо! – ласковым голосом сказал Хеллс. – Не пройдет и полминуты, как вы снова будете молодцом!..

Прошло несколько минут, прежде чем Клод пришла в себя. Но было похоже, что за эти считанные минуты она успела перенести тяжелую болезнь: ее нельзя было узнать. Ничего не осталось от ее красоты, от ее юности, ее словно опалило той страшной правдой, которую открыл ей Хеллс. У нее не было сил держаться прямо, она ссутулилась в кресле, голова склонилась, глаза погасли, даже кожа на лице, казалось, одрябла. Быть может, если ей суждено жить, к ней еще вернутся и сила, и здоровье, и бодрость духа, и все блага юности, но сейчас ее душа была погружена во мрак, из которого она не видела иного выхода, кроме смерти.

– Вот и отлично! – бодро приговаривал Хеллс. – Может, еще таблеточку, а?

Клод отрицательно покачала головой.

– И чего вы так испугались, скажите, пожалуйста! От вас же самой зависит, чтобы ваша тайна навеки схоронена была в этой папке. Выведайте у Фреда Коллинса открытый его учителями, Нельсоном и Хантером, новый способ разделения изотопов урана – и все! Если для этого потребуется выйти за него замуж – выходите, да поскорей! А уж мы справим вам такую свадебку…

Клод сидела недвижно, погруженная в себя, и, казалось, не слышала, что говорит Хеллс.

– Счастливый брак по заданию тайной полиции… – проговорила она вдруг ровным, тихим голосом, с какой-то странно-иронической интонацией, в которой, верно, сказалась сейчас ее новая зрелость, приобретенная такой страшной ценой.

– Ну, зачем же упрощать… – не без обиды отозвался Хеллс. – Наше учреждение…

– Я прошу вас отпустить меня, – прервала его тем же тихим, ровным голосом Клод и тяжело поднялась с кресла. – Я не могу сейчас ни говорить, ни слушать…

– Что ж, я не возражаю, Клод, – великодушно согласился Хеллс. – Взвесьте все, подумайте, а сегодня вечером, к десяти часам, я пришлю за вами машину. Согласны?

Клод молча наклонила голову.

– Но только знайте, – железным голосом напутствовал ее Хеллс, – или вы раздобудете у Коллинса его тайну, или… Ясно?