Текст книги "Коллекция геолога Картье"

Автор книги: Яков Рыкачев

Соавторы: Лев Тисов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)

4. В ГОСТЯХ У АЛЬБЕРА СТАМПА

– В какой квартире живет мосье Альбер Стамп?

– А кто вы такой? Зачем вам мосье Стамп?

– По делу, мой друг. По личному делу.

– Как доложить?

– Мосье Эмиль Брокар.

Консьерж взял телефонную трубку и крутанул диск.

– Антуан? Мосье Стампа спрашивает… некий Брокар. Говорит, по личному делу… Н-нет, не очень-то… Ладно, доложи!..

Не выпуская трубки, консьерж нагловато посматривал на плохо одетого Брокара, словно в ожидании, когда, наконец, прикажут ему вытолкать непрошеного посетителя в шею. А непрошеный посетитель в это время мучительно раздумывал, что ему делать, если Стамп попросту не примет его. Написать письмо? Но ведь это документ, а в таком деле лучше не оставлять документов.

– Про-пус-тить? – разочарованно протянул консьерж. – Ступайте, любезный! Третий этаж, квартира семнадцать. Ноги, ноги вытри! – прикрикнул он грубо.

Брокар, умиленный удачей, старательно тер ступни о половик, ласково выговаривая консьержу:

– Ах, какой вы, право, нелюбезный человек, мой друг! Мы же с мосье Альбером однополчане, вместе сражались против бошей за нашу прекрасную Францию…

Третий этаж. Квартира семнадцать. Этакие двери бывают только в старинных дворцах и в лучших отелях, отделанных под старину. На двери внушительная медная доска: «Альбер Стамп. Представительство «Компани оф Нью-Джерси». Не успел Брокар нажать кнопку звонка, как дверь бесшумно распахнулась.

– Прошу, мосье.

Молодой пригожий лакей в белых перчатках, – видимо, тот самый Антуан, с которым разговаривал консьерж, – вежливо отстранился, пропуская гостя. Он молча проводил его в обширную, комфортабельно обставленную гостиную, чуть склонил напомаженную голову, произнес: «Мосье Стамп просил обождать», – и удалился, прикрыв за собой дверь.

Оставшись один, Брокар подошел к высокому трюмо и оглядел себя с головы до ног. Право же, для человека, «готового на все», у тебя слишком жалкий вид, Брокар! Эти впалые, будто всосанные щеки, голодные, в красном окружии, глаза, этот ужасный, позапрошлогодней моды костюм, стертые ботинки, нечистое белье! Брокар, Брокар, и как только дошел ты до такого падения! А еще лезешь в шантажисты! Шантажисту полагается иметь «вид», иначе кто станет с ним считаться!.. Эх, только бы приодеться да наесться вволю, а там ты еще покажешь себя. А ну, выше голову, Брокар! Сегодня твой Аустерлиц, твой Ваграм! Помни: терять тебе нечего, а приобрести…

– Мосье?.. – Стамп в спокойном удивлении стоял на пороге. – Что вам угодно, мосье?

Брокар согласно разработанному плану нахально улыбнулся.

– Что мне угодно? Денег, милейший! Ничего другого. Этакой доброй толики денег!

– Что такое? – с брезгливым недоумением произнес Стамп. – Каких денег?

– О, самых обыкновенных! – упиваясь своей ролью, воскликнул Брокар. – Тех, что в чрезмерном обилии выпускает наше государственное казначейство! Да вам ли, почтенный, не знать…

– Слушайте, вы! – резко прервал Стамп. – Когда нужда принимает такой нахальный облик, ей трудно рассчитывать на жалость или сочувствие. Вы надели на себя не ту маску. Но я христианин, и у меня есть правило: не отстранять протянутой руки. Вот вам сто франков – и уходите!

– Да вы что? – усмехнулся Брокар, твердо усвоивший, что ему нечего терять. – Вы, может, и впрямь не узнали меня? Могу напомнить… – Он вплотную приблизился к Стампу и внушительно, по складам произнес: – Мор-ту-ин!

– Да вы, верно, пьяны, – Стамп с отвращением откинулся от наседавшего на него гостя. – Ступайте прочь, или я прикажу вас вывести!

– Нет, милейший, не прика́жете! Не рискнете! – Брокар развязно зашагал по гостиной. – Вы рассуждаете сейчас примерно так: «Этому человеку явно нечего терять, и он способен на все. Пусть он даже не знает, с какой целью я приобрел у него два года назад мортуин, не знает и того, воспользовался я его мортуином или выбросил за окошко. Но он получил от меня за молчание кругленькую сумму и понимает, что дело шло не об опытах с морскими свинками. Наконец ему известно теперь, кто я такой: деляга, да еще, может, из темных деляг. Если он подымет вокруг моего имени шум и пустит в оборот это страшноватое словцо мортуин… Нет, уж лучше заткнуть ему глотку банкнотами! К тому же человек он, видать, бывалый и дошлый. Как, к примеру, сумел он отыскать меня в шестимиллионном Париже?.. Конечно, можно бы его припугнуть, как в тот раз, полицией и даже усадить за решетку. Да что толку? Он возьмет да и напишет какому-нибудь крикуну – депутату, прокурору, министру юстиции, а то и просто в газету! Словом, здорово я оплошал два года назад, связавшись с этим типом. А за оплошность надо платить!..»

И Брокар, остановившись около хозяина, самым наглым образом вытянул перед собой руку и развернул ладонь.

Пока Брокар говорил, Стамп ни разу не прервал его. Он все так же стоял в дверях, как бы подчеркивая, что не намерен входить с непрошеным гостем ни в какие отношения. Но брезгливо-гневное выражение постепенно сходило с его лица, а под конец оно сменилось даже благожелательным вниманием. Когда же Брокар, завершив свой монолог, протянул к нему руку, Стамп расхохотался вдруг неожиданно – тонким, визгливым смехом. Он хохотал долго, основательно, на одной и той же ноте, без всякого напряжения, будто выполнял какой-то обряд. Брокар, не зная, что означает этот смех, улыбался ему в ответ чуть смущенной, кривой улыбкой: уж не потешается ли над ним этот чертов Стамп?..

– Вы очень рассмешили меня, Брокар, – заговорил, наконец, Стамп ровным голосом. – Я никак не ожидал от вас этакой беспардонной наглости. Однако – к делу!

Перед Брокаром стоял сейчас тот самый Стамп, с лестничной площадки, – угрожающе решительный, с безжалостными глазами, – и он снова ощутил былой трепет.

– Вы правы, – продолжал Стамп, – человек, которому нечего терять, – опасное животное. Вот вам чек на тысячу франков. Теперь вам есть что терять, и надеюсь, вы снова станете человеком, то есть обыкновенным трусливым животным. И зарубите себе на носу, – Стамп шагнул к Брокару и согнутым пальцем несколько раз пребольно стукнул его по переносице, – зарубите себе на носу: я не из тех, кто поддается шантажу! Хотите служить мне – извольте, мне такие отпетые люди нужны! Заслу́жите – будете кормиться, да еще как! А за прошлое – ни гроша! Всё!..

– Одной тысячи мне мало…

– Я сказал: всё! – Стамп железной рукой ухватил Брокара за ворот пиджака.

– Право, я заслужу…

– Сначала оденься, обуйся, приведи себя в должный вид, ты, оборванец! – уже добродушно заключил Стамп. – В таком виде ты годен только на свалку! А когда понадобишься мне, я дам тебе знать! Сам же сюда – ни ногой!..

И Стамп подтолкнул гостя к двери.

– Антуан, проводите мосье Брокара!..

Брокар пришел в себя только на улице, в правой руке у него был крепко зажат чек на тысячу франков. Не сделал ли он опять глупость, не поддался ли слабости? Не мог ли он настоять хотя бы на двух тысячах? Не вернуться ли ему назад? Этот Стамп явно струсил, раз нашел нужным раскошелиться хотя бы на тысячу!..

Нет, нет, начать все сначала у него не хватит сейчас сил, его до конца вымотала эта встреча! Прежде всего надо поесть, а то его просто шатает от голода. И тут Брокара охватило вдруг восторженное, ликующее чувство, он готов был петь, кричать, пуститься в пляс. Час назад у него не было на что пообедать, а сейчас он может зайти в любой, самый дорогой ресторан, потребовать самых дорогих блюд, тонких вин! И то же самое будет завтра, послезавтра, через неделю, через месяц! А впереди – еще тысячи и тысячи, этот тип теперь у него в руках, недаром обещал он ему, Брокару, какие-то сверхвыгодные дела! Браво, Брокар, браво, наконец-то ты на верном пути!..

«Все это так, дорогой мой, – ласково улыбнулся себе самому Брокар, стоя перед зеркальным стеклом витрины, где отражалась его потрепанная фигура, – но в таком виде ты и действительно годен только на свалку, как сказал твой новый приятель Альбер Стамп. Ни один уважающий себя швейцар не пропустит тебя в ресторан, а в бистро́ ты и сам теперь не пойдешь. Так не лучше ли еще немного потерпеть и привести себя «в должный вид», как сказал тот же Альбер Стамп?..»

Не прошло и часу, как порог лучшего парижского ресторана «Шато», выстроенного в стиле средневекового замка, переступил немолодой, худощавый, элегантный господин; в этом господине нелегко было признать Эмиля Брокара, нищего изобретателя чудодейственных снадобий.

5. В КАПКАНЕ У ПАПАШИ ЛЕДРЮ

Было еще совсем светло, когда мосье Эмиль Брокар, сопровождаемый угодливыми поклонами великолепного швейцара, вышел из ресторана «Шато» на шумную и многолюдную в этот час улицу. Трудно передать словами то чувство физического и душевного довольства, какое испытывал сейчас Эмиль Брокар. Желудок его был насыщен самыми изысканными блюдами, какие только числились в меню модного столичного ресторана, в крови играло тончайшее из вин, созданных знаменитыми французскими виноделами, душа была полна радостных надежд и ожиданий. Куда же податься теперь? О, только не домой! Брокар с презрением подумал о своей убогой, запущенной комнате, ему казалось, что он уже никогда более не вернется туда. И подумать только, что сегодня утром он все свои надежды возлагал на дрянную фарфоровую чашку, которая покоится ныне в урне для мусора! Да, не пришлось этому скареде, папаше Ледрю, поиздеваться над ним. Кстати, не заглянуть ли ему в лавчонку Ледрю, возможно, у него еще сохранилась старинная пенковая трубка, которую он, Брокар, вынужден был уступить ему за гроши на прошлой неделе.

– Ну-ка, признайтесь, дорогой Брокар, кого вы отравили или ограбили?

Такими словами приветствовал папаша Ледрю появление мосье Брокара, когда, пристально вглядевшись, узнал в нем давнего своего клиента.

– Я пришел к вам не за тем, чтобы выслушивать ваши дурные остроты, – надменно парировал Брокар. – Я хочу выкупить у вас мою пенковую трубку. Хотя я и не курю, но эта трубка дорога мне как память. Надеюсь, она еще цела?

– Увы, нет! Сегодня утром у меня приобрел ее Музей материального быта восемнадцатого века, милейший Брокар! И за сущую безделицу – за ничтожные двадцать франков!

– Я заплатил бы вдвое дороже, – хвастливо заметил Брокар. – Вы прогадали, Ледрю.

– Сорок франков? – при всей своей полноте папаша Ледрю проворно вскочил с места. – За такую сумму я готов немедленно расторгнуть сделку с музеем – они еще не внесли денег! Только для вас, дорогой друг! – Он полез под прилавок, извлек оттуда трубку и протянул ее Брокару. – Только для вас!

Брокар скрепя сердце достал из бокового кармана изящный замшевый бумажник и двумя пальцами вытянул оттуда сорок франков.

– Да будет вам стыдно, Ледрю, – сказал он с тонкой улыбкой богатого и знатного барина, – вы нажили на бедном мосье Брокаре почти триста процентов!

– О, не обессудьте, дорогой мосье, одинокого, больного старика! – с восторженным подобострастием воскликнул папаша Ледрю. – Кто пригреет, кто накормит папашу Ледрю, когда у него не станет более сил работать? Вот и приходится…

– Вы старый лицемер, Ледрю, – игриво погрозил ему пальцем Брокар. – Но да простит вас всевышний!

– Да простит… – смиренно повторил папаша Ледрю и тут же, без всякого перехода, затараторил: – А не могу ли я предложить вам, мосье, кое-что из моих последних новинок: набор японских вееров, чучело фламинго, шахматы из фарфора, старинную раму от картины Рембрандта, самые чувствительные в мире аналитические весы…

– Нет, Ледрю, это не то, что может заинтересовать меня, – с важностью сказал Брокар. – Вот если бы вы предложили мне старинную золотую луковицу или, скажем, подлинную миниатюру Изабе… А что это у вас там за ящичек?

– Пустяки, мосье, коллекция камешков. Но ящик рекомендую – настоящее палисандровое дерево!

– А ну, покажите!

– Прошу вас, мосье. Если ящик вас интересует, камешки можно и выбросить…

Да, настоящий палисандр. Брокар вынул из ячейки один камешек и повертел его перед глазами. Второй, третий, четвертый, пятый, шестой… Так, так! Но на седьмом он задержался. Более того: он впился в него взглядом. Нет, нет, ошибки тут быть не может: как-никак, он два года изучал в Сорбонне геологию, прежде чем предпочел ей фармацию. Главное же, в этой коллекции представлено именно то сочетание минералов, какое бывает лишь в одном-единственном случае. Все они взяты, несомненно, из одного рудного участка.

– С чего это вы стали интересоваться минералогией, Ледрю? – заговорил, наконец, Брокар, с трудом овладев собой.

– А почему бы и нет? – холодно отозвался папаша Ледрю, он успел уже кое-что подметить в поведении Брокара. – Мне интересно все, что интересует моих покупателей. А вас, кажется, заинтриговали эти камешки, мосье?

– Да, – беспечно улыбнулся Брокар, – особенно же то, что они упрятаны в ящик из настоящего палисандра… Откуда у вас эта коллекция, Ледрю?

– Коммерческая тайна, мосье.

– Цена этому ящику?.

– С камешками, мосье, или без камешков?

– Ну, с камешками…

– Сто, мосье, – невозмутимо сказал папаша Ледрю. – Сто франков. Редкая вещь…

– Вы, конечно, шутите, Ледрю.

– Нет, мосье.

– Но, Ледрю, этой вещи красная цена пятнадцать франков!

– Как вам угодно, мосье.

– Ну, скажите тридцать, наконец, пятьдесят франков, и я заберу у вас эту вещь! – почти умоляющим голосом заговорил Брокар. – Нельзя же так в самом деле…

– Сто, мосье.

Папаша Ледрю играл в беспроигрышную игру. Своим наметанным глазом он видел, что Брокар внутренне весь дрожит от захватившего его азартного чувства и без этих камешков из лавки нипочем не уйдет. Такие случаи встречались нечасто, и Ледрю научился использовать их до конца: покупатель, влюбившийся в какую-нибудь вещь, бился в его цепких руках, как в капкане, и затем неизбежно сдавался.

– Сто, мосье.

– Но, Ледрю, это же нелепость… – беспомощно бормотал Брокар. – Ну, шестьдесят, семьдесят франков…

– Сто, мосье.

– Нет, нет, о ста не может быть и речи, это же просто смешно, Ледрю! Что в ней есть, в этой вашей коллекции! Обыкновенное школьное пособие…

И Брокар, будто невзначай, выхватил из ячейки заветный камешек и приблизил его вплотную к глазам: нет никаких сомнений, это он, тот самый, прославленный ныне минерал! Но откуда он взялся, из какого месторождения?

– Ну, конечно же, – убеждал он папашу Ледрю, – обыкновенная минералогическая коллекция, из тех, что дарят школьникам ко дню рождения.

– Как вам будет угодно, мосье.

– Хорошо, пусть будет не по-моему и не по-вашему: восемьдесят! Это мое последнее слово, Ледрю. – И Брокар отошел от несговорчивого хозяина, делая вид, что готов покинуть лавку.

– Как вам будет угодно, мосье.

– Вы просто сумасшедший, Ледрю! – уже злобно вскричал Брокар, снова приближаясь к прилавку. – Какой дурак даст вам за вашу паршивую коллекцию сто франков? Что в ней, алмазы, что ли?..

– Вам лучше знать, мосье, вы человек ученый. Во всяком случае, этот ящик с камешками принадлежал весьма почтенной особе.

– Скажите, от кого попала к вам эта вещь, и я, так и быть, плачу девяносто франков!

– Коммерческая тайна, мосье, я не имею права ее открыть. Сто, мосье.

Что оставалось делать Брокару? Он снова извлек из кармана свой замшевый бумажник, и на замызганный прилавок папаши Ледрю легла новенькая стофранковая ассигнация.

Брокар смутно помнил, как он вышел из лавки папаши Ледрю, как добрался до своего дома, неся под мышкой палисандровый ящик. Приехал ли он домой в метро, в автобусе, в такси или просто пришел пешком – этого он не мог бы сказать. Голова его пылала, мысли скакали, как в тифозном бреду, всю дорогу он что-то бормотал про себя, никого и ничего не замечая. Но одна назойливая мысль то и дело пробивалась на поверхность: не может быть – так не бывает, – чтобы в один день приключились с человеком две такие ошеломительные удачи.

6. ТАЙНА ПАЛИСАНДРОВОГО ЯЩИКА

Одним махом взбежав на пятый этаж, Брокар замешкался у своей двери: у него дрожали руки, и он не сразу смог попасть ключом в замочную скважину. Ворвавшись, наконец, в комнату, он включил свет и, не сняв шляпы, бросился к своему колченогому лабораторному столу. Электроскоп! Он не пользовался им уже несколько лет, и на корпус прибора густо налипла пыль. Стараясь унять дрожание рук, Брокар бережно, шелковым носовым платком, купленным сегодня на стамповские деньги, стал счищать с электроскопа пыль. Лишь бы только прибор был в исправности! Затем он потер эбонитовую палочку о свой замшевый бумажник и, когда она наэлектризовалась, осторожно прикоснулся ею к листочку фольги, закрепленному на штативе прибора, Легкий серебристый листочек быстро взлетел кверху и затем медленно, пересекая деления шкалы, опустился вниз.

Прибор в полной исправности! Можно приняться за дело! Брокар поднимает крышку палисандрового ящика и со сложным, острым чувством глядит на образцы минералов. Теперь он уже не спешит, и вовсе не потому, что овладел собой. Напротив, именно сейчас его волнение достигло наивысшей точки. Победа или поражение? Подтвердит прибор его догадку или опровергнет ее? Брокар медлит из страха перед неудачей, он вновь и вновь перебирает камешки, один за другим, они как живые трепещут в его руках.

Этот оловянно-серый, с металлическим блеском, конечно, смальтин; этот латунно-желтый, с характерным двойниковым строением – халькопирит; белый, стеклянного блеска – барит; серебристо-красный – висмут; самородное серебро; обыкновенный плавиковый шпат, который ученые нарекли таким красивым именем: флюорит. Если только он, Брокар, не заблуждается, то все эти минералы – скромные придворные, почетная свита вот этого властителя минералов, почти незаметной черной смолки, к которой привлечено сейчас внимание всего мира.

Радиоактивность… Если она присутствует в этом камешке хотя бы в ничтожном количестве, листок электроскопа тотчас же покажет это. Но Брокар особенно долго медлит с проверкой камешка, который и заставил его, в сущности, выложить на прилавок папаши Ледрю целых сто франков. Это была сложная игра с собой: профессиональный неудачник, Брокар и на этот раз готовил себя к поражению, хотя в самой глубине души и верил, что удача наконец-то улыбнется ему.

С равнодушным видом человека, который уже ничего не ждет от судьбы, Брокар кладет, наконец, смоляно-черный камешек под колпачок прибора. Затем он неспешно наклоняется, приближает глаз к застекленной трубочке – и вдруг вздрагивает всем телом, словно его пронизала молния: листок фольги почти мгновенно срывается вниз по шкале, пробежав за секунду сотни делений.

Нет, этого не может быть – так не бывает – две такие головокружительные удачи за один день! Брокар вновь и вновь заряжает прибор, и явление неизменно повторяется: легкий серебристый листок, словно под дуновением могучего электрического вихря, всякий раз стремительно низвергается с вершины шкалы к самому ее подножию.

Теперь уже не было ни малейшего сомнения: минерал в высшей степени радиоактивен. Ясно, что остальные образцы, представленные в коллекции, – постоянные его спутники, члены дружной минеральной семьи, забредшей сюда, в эту комнату, из какого-то одного, неведомого месторождения. Брокар наставил на радиоактивный образец лупу. Да, да, это настуран – богатейшая урановая руда! А ведь на земле имеется всего лишь несколько крупных настурановых месторождений. Брокар ощутил себя на самом пороге тайны, овладение которой способно возвести его на высочайшие вершины богатства и власти.

Волнение, охватившее Брокара, требовало выхода, ему хотелось немедленно что-то предпринять, куда-то идти, кого-то в чем-то опередить. И только тут его осенило: ему же нечего делать с этой коллекцией! Все это было лишь наваждением, чудовищным самообманом, призраком, созданным его воображением. И как только мог он выложить этому скареде Ледрю сотню франков за десяток камешков, не имеющих для него, Брокара, никакой цены! Уж не собрался ли он изготовить атомную бомбу из этого образца урановой смолки весом в десять граммов? Ах, Брокар, Брокар, старый дурак, когда ты, наконец, возьмешься за ум и перестанешь жить пустыми мечтами! Бросить на ветер сто франков! Ну что тебе в этой коллекции, собранной для себя каким-то любителем на каком-то, всем известном и давно разрабатываемом урановом месторождении?..

Казалось, Брокара вмиг покинула вся бурлившая в нем энергия. Он сидел возле своего колченогого стола, склонив голову на руки, без мысли, без надежды, без движения. Так длилось с четверть часа. И вдруг какое-то внутреннее побуждение снова заставило его приподнять голову, он медленно выпрямился, встал со стула и по давней привычке зашагал по комнате.

Нет, черт возьми, он не оставит этого дела, он не бросит сотню франков кошке под хвост! Вполне возможно, что он напал на след какой-то тайны. Почему не допустить, что об этом урановом месторождении известно лишь владельцу коллекции, который почему-либо не заинтересован в его разработке и даже более того – хочет скрыть от людей самое его существование? Да, но как оказалась эта коллекция у папаши Ледрю? Что ж, ее владелец мог умереть, а наследники разбазарили его имущество, в том числе и ящик с минералами! Наконец, могло случиться, что коллекцию собрал в какой-то неисследованной стране некий путешественник, сам не ведавший, что за тайна заключена в этих камешках; иначе он никогда не продал бы их папаше Ледрю. Словом, эта задача со многими неизвестными, и не сто́ит ломать голову над ее решением. Надо действовать. Надо выведать у папаши Ледрю, кому принадлежала эта коллекция и каким путем попала в его лавчонку.

Итак, завтра с утра мы принимаемся за папашу Ледрю. Хочет того папаша Ледрю или нет, а ему придется поделиться с мосье Брокаром своей «коммерческой тайной». Мосье Брокару не до шуток, на карту поставлено слишком многое. Двадцать лет ждал он своей судьбы и не позволит какому-то жирному лавочнику стать на своем пути!..