Текст книги "Коллекция геолога Картье"

Автор книги: Яков Рыкачев

Соавторы: Лев Тисов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)

9. ТАЙНЫ ДИСПЕТЧЕРА РАГГЛСА

По дороге на службу Мастерс заехал к начальнику районной полиции и также предписал ему полное молчание о смерти Рагглса. Возвратившись в свой служебный кабинет, он велел никого к себе не пускать, дважды повернул ключ в замке и занялся осмотром доставшихся ему трофеев.

Это было волнующее занятие, особенно для такой азартной натуры, завзятого игрока в покер, каким был следователь Юджин Мастерс. Сейчас он один в целом свете знает о существовании этого шпионского тайника и безраздельно владеет им: Рагглс мертв, мертва и Джейн Даринг, единственный человек, которому диспетчер, видимо, безгранично доверял.

На столе Мастерса лежали сотни метров микрофотографий, заснятой микропленки; переснятые для себя Рагглсом фотокопии с фотокопий чертежей и расчетов, хранящихся в секретных сейфах дирекции заводов и верфей «Биккерс-Стронг»; фотографии разных лиц, по всей вероятности сообщников маленького диспетчера, не подозревавших, что он в удобную минуту поймал их в объектив своего крохотного фотоаппарата, который также находился сейчас среди трофеев; на каждой фотокарточке зачем-то проставлен порядковый номер: первый, второй, третий… Вот девушка лет двадцати, с чуть приметной косиной в глазах, с кокетливой улыбкой на некрасивом лице; элегантный мужчина лет сорока – раздвоенная, тщательно прочесанная борода, пышная, парикмахерская прическа, недобрый прищур глаз. Возможно, среди этих карточек имеется и сам Питер – убийца Рагглса и его названой тещи, Джейн Даринг. Уж не этот ли хмурый, простовато одетый человек лет сорока, с пустыми глазами и маленьким ртом, числящийся под номером пятым?..

Ни один из них, конечно, не подозревает, что он, Юджин Мастерс, держит сейчас в руках их судьбу. Пройдет немного времени, и с лица косоглазой девицы навсегда исчезнет улыбка, холеная борода этого почтенного негодяя сваляется в войлок, на его ногах загремят кандалы, а хмурый парень с пустыми глазами, если он, и верно, таинственный Питер, закачается на перекладине.

Вот этот портативный диктофон размером меньше портсигара Рагглс, наверное, держал в грудном кармане при секретных переговорах с тем или иным лицом. О, диктофон еще заговорит полным голосом и выдаст правосудию немало тайн, связанных с этим делом!..

Записные книжки Рагглса – шесть записных книжек, густо заполненных его ровным, убористым почерком, – вот самое острое, самое увлекательное чтение, перед которым все детективные романы Агаты Кристи покажутся, верно, худосочной, досужей выдумкой!..

Шли часы, близилась ночь, а Мастерс все читал и читал эту страшную повесть измены и предательства, изложенную деловой прозой, как если бы Рагглс вел запись своих коммерческих операций, фиксировал прибыли и убытки, имена клиентов и поставщиков. Постепенно Мастерсу открылась во всех подробностях обширная шпионская деятельность Рагглса и его подручных на предприятиях «Биккерс-Стронг». Рагглс держал в своих руках все нити, к нему сходились все сведения и все документы, которые добывали его агенты, работавшие в разных звеньях гигантского предприятия: на заводах, на верфях, в лабораториях, в конструкторских бюро, в особом бюро по проектированию атомных двигателей для судов и самолетов. Разумеется, ни один из них ничего не знал о шпионской деятельности другого, и все они имели дело с одним только Рагглсом. А Рагглс уже давно – лет десять назад – был завербован заокеанской разведкой…

Имена и фамилии, характеристики и биографии, ссылки на тот или иной номер фотографии – вот для чего были проставлены порядковые номера на фотокарточках! – даты и обстоятельства, подозрения и размышления, суммы, уплаченные за те или иные сведения или выданные в виде поощрительных наград, исключительные траты, связанные с перестройкой работы, наконец собственные доходы Рагглса, записанные с педантичной точностью, вплоть до шиллинга.

Кто же был непосредственным хозяином Рагглса, на которого он работал и от которого получал свои иудины сребреники? Что же, и этот человек был назван полным именем и фамилией, и его физиономия была запечатлена на одной из фотографий, имелся и его адрес: город Лондон, такая-то улица, такой-то дом. Мистер Херлуф Карлсен был скромным представителем скромной скандинавской фирмы, изготовлявшей пылесосы и холодильники. По сведениям Рагглса, мистер Карлсен часто выезжал по делам в Париж.

Как ни странно, Мастерс угадал, что человек с пустыми глазами и маленьким ртом, изображенный на фотокарточке, помеченной пятым номером, и был тем таинственным Питером, который застрелил сегодня из бесшумного пистолета Рагглса и миссис Джейн Даринг. Где же обретается это жуткое существо, этот хладнокровный убийца? В каких темных, мрачных закоулках мирового города хоронится он от правосудия? Да все в той же конторе средней руки коммерсанта Херлуфа Карлсена. Попросту говоря, этот страшный Питер – всего лишь скромный агент по продаже пылесосов и холодильников.

Когда еще доставался какой-либо контрразведке такой драгоценный материал, позволяющий сразу, одним ударом, уничтожить столь разветвленную и опасную шпионскую организацию? Поистине этот маленький диспетчер, столь много нагрешивший в своей недолгой жизни, сумел из-за гроба искупить свою великую вину, во всяком случае часть вины. Но что побуждало его с таким удивительным педантизмом вести эту летопись своей шпионской работы, фиксировать каждый свой – и чужой – шаг, снимать для себя лично копии с каждой бумажонки, с каждого чертежа, прежде чем передать их своим хозяевам, ловить на ленту диктофона голоса своих подручных и тех же хозяев, фиксировать на пленке их изображения? Надо думать, Рагглсом руководило не одно, а несколько побуждений зараз: тут и свойственная ему страсть к «порядку», и стремление крепко держать в руках всех своих сообщников, и мысль о возможности сбыть драгоценный «товар» еще какой-либо иностранной разведке, а может, и хитрый расчет: если бы возглавляемая им шпионская организация на предприятии «Биккерс-Стронг» оказалась под угрозой разоблачения, он, Рагглс, как бы движимый раскаянием, заблаговременно явился бы к властям, передал в их руки «по доброй воле» все собранные им материалы и тем облегчил бы свою участь, а возможно, и вовсе избег наказания.

Но, право же, Рагглс явно перехватил в своей откровенности и иными своими признаниями без всякой надобности сам подписал себе приговор. Видимо, в страшноватом его одиночестве ему хотелось с кем-то поделиться, открыться кому-то до конца. Этим поверенным могла быть только бумага.

Джон Даринг… Наконец-то и это имя попалось Мастерсу на глаза!

«Джон Даринг как-то спросил меня, откуда я беру столько денег, наверное, Эллен сболтнула ему лишнее о моих доходах. Для отвода глаз я сказал ему, что предоставляю машины из гаража для разных ночных дел и получаю с этого свою часть. Для убедительности я даже просил его посылать мне «клиентов», но он сказал, что темными делами не занимается. И надо же было, чтобы через несколько дней после этого разговора Питер потребовал у меня для какого-то важного дела на несколько часов машину! Я не хотел давать, опасался, что будут неприятности, но Питер сказал, что это строжайший приказ «самого». Машину он вернул вовремя, я дал сторожу за молчание несколько шиллингов и надеюсь, что все обойдется. Но интересно, куда запропастился баллонный ключ? Уж не послужил ли он Питеру для «мокрого» дела? С этого мерзавца все станется! Любопытно, что в день поездки Питера этот легковерный дурак Джон неожиданно прислал мне клиента, которого я лишь с большим трудом отшил…»

Прочитав эту запись, Мастерс почувствовал, как у него горит лицо… от нестерпимого стыда! Сердито отбросив записную книжку Рагглса, он схватил телефонную трубку и быстро набрал номер.

– Дежурного по тюрьме!

– Дежурный слушает.

– Говорит старший следователь Мастерс. У вас содержится некий Джон Даринг.

– Сейчас загляну в список… Да, Джон Эфраим Даринг, камера номер девяносто семь, предварительное заключение.

– Кто говорит со мной?

– Дежурный Сайкс, Бенджамен Сайкс.

– Дорогой Сайкс, вы узнаете меня?

– Да, сэр, я сразу узнал ваш голос.

– Сайкс, вы можете сделать мне громадное одолжение?

– Постараюсь, сэр.

– Можете вы тотчас же освободить заключенного Джона Даринга, с тем что я завтра утром выполню все необходимые формальности?

– Это невозможно, сэр.

– Я прошу вас, я очень прошу вас, Сайкс!

– Простите, сэр, но я не могу этого сделать. Позвоните начальнику тюрьмы.

– Он же спит, Сайкс, его не позовут к телефону!

– Да, сэр, его не позовут к телефону.

– Какого же дьявола я буду звонить? А если я пришлю вам письменное предписание, Сайкс?

– Увы, сэр, я подчиняюсь только начальнику тюрьмы.

Молчание, слышно лишь взволнованное дыхание Мастерса.

– Ладно, Сайкс, я сам поеду к вашему начальнику и возьму предписание!

– Он спит сейчас, сэр. Быть может, ваш заключенный потерпит как-нибудь до утра?..

– Ну и черт с ним, что спит, я вытащу его из постели! – Мастерс бросил трубку на рычаг. – Мой заключенный не потерпит как-нибудь до утра, ты, старая тюремная крыса!..

10. НОЧНЫЕ ПОХОЖДЕНИЯ ЮДЖИНА МАСТЕРСА

Мастерс запер кабинет, поставил у двери полисмена и умчался на своей маленькой двухместной машине в другой конец города. Начальник жил при тюрьме, и когда Мастерс заявился к нему на квартиру, то вызвал своим появлением целый переполох. Навстречу ему вышли в пижамах все члены семейства начальника во главе с ним самим, и Мастерс, привлеченный видом трех его небрежно одетых совершеннолетних дочерей, едва не забыл о цели своего ночного визита.

– Мастерс? – испуганно воскликнул начальник тюрьмы. – Что случилось? Говорите же, говорите! Бежал кто-нибудь из тюрьмы? Или наложил на себя руки? Да говорите же, говорю я вам! А вы – пошли прочь! – крикнул он дочерям, решив, что смятение Мастерса вызвано тем, что он не решается заговорить при свидетелях.

Девушки защебетали, как вспугнутая стая птиц, игриво улыбнулись Мастерсу на прощание и исчезли в дверях.

– Мастерс… – простонал начальник и, не в силах устоять на ногах, осел в кресло. – Не томите же меня… я двадцать три года непорочно служу в этой должности…

Узнав, наконец, что привело к нему Мастерса в ночной час, начальник так несказанно обрадовался, что даже не попрекнул его за дерзкое вторжение.

– Это делает честь вашим чувствам, дорогой мой, – умиленно бубнил начальник. – В нашей старинной тюрьме, насчитывающей более трехсот лет существования, был однажды подобный же случай при блаженной памяти короле Якове Первом. Как-то, вернувшись среди ночи с охоты, король вспомнил вдруг, что в тюрьме…

– Простите, мой друг, – прервал Мастерс, – для меня, конечно, великая честь быть уподобленным блаженной памяти королю Якову, но каждая лишняя минута…

– Понимаю, понимаю, – засуетился начальник, – благороднейшее побуждение… Джон Эфраим Даринг, камера номер девяносто семь? Не правда ли? Сейчас напишем… так, так… Джон Эф-ра-им…

Начальник вдруг отвел перо, поднял голову от бумаги, и Мастерс увидел два пристально устремленных на него круглых злых совиных глаза.

– А вы уверены, Мастерс, что этот… мерзавец ни в чем не виновен? Ведь я даю предписание без разрешения судьи, так сказать, на вашу совесть, а, Мастерс? Вы не подведете меня? Знаете что: напишите-ка и вы мне бумажку, так будет вернее! Какую? А вот какую: обязуюсь завтра к утру представить…

– Понятно, – сказал Мастерс.

Они молча обменялись бумажками. Мастерс сухо поклонился и через несколько минут вручил дежурному по тюрьме Сайксу предписание о немедленном освобождении заключенного Джона Эфраима Даринга.

Сайкс вызвал надзирателя и приказал привести Даринга в дежурную комнату со всеми принадлежащими ему лично вещами.

– Я пойду вместе с надзирателем, – властно сказал Мастерс, и Сайкс, хотя и был воспитан на категорических отказах и решительных возражениях, не отважился перечить ему.

Бесконечные сводчатые коридоры с множеством окованных железом дверей, скудный, тусклый свет, излучаемый серо-грязными зарешеченными лампочками, застоявшийся запах какой-то удушающей, зловонной пыли, напряженная тишина, в которой явственно слышно молчание множества людей. Мастерс неоднократно бывал здесь по своей должности, но всякий раз охватывало его гнетущее, тоскливое чувство, как если бы ему уже никогда не выйти отсюда в широкий мир, под необъятное небо.

– Здесь, сэр, – тихо сказал надзиратель, отыскал нужный ключ в своей гремящей связке и сунул его в скважину двери.

Мастерс с больно бьющимся сердцем шагнул в камеру; тотчас же с койки испуганно вскочил человек в тюремной одежде.

– Что? Что такое? – воскликнул он всполошенно.

Мастерс положил ему на плечи свои большие руки.

– Успокойтесь, Даринг, это я, следователь Мастерс. Я явился, чтобы освободить вас и попросить у вас прощения за причиненное вам зло.

– А-а, – как-то странно отозвался Даринг – до его сознания, видимо, еще не дошел смысл слов, сказанных Мастерсом.

– Простите меня, Даринг, я совершил грубую ошибку, заподозрив вас в преступлении, к которому вы не имели ни малейшего отношения. Вы свободны, и я прошу вас подать на меня жалобу и потребовать с меня компенсацию за причиненный вам моральный и материальный ущерб…

– Вот еще! – весело сказал Даринг, он уже полностью, осознал происходящее. – Меня вполне устраивает ваше раскаяние, и я охотно пожму вашу честную руку! Пришли ночью, не дождавшись утра… Ей-богу, вы мне сразу понравились, хоть и пытались запутать меня по неведению в какую-то грязную историю! – Даринг счастливо рассмеялся, но тут же оборвал смех. – Скажите, а верно, что Рагглс убит?

– Верно, Даринг. Но прошу вас – пока никому об этом ни слова, а то можно спугнуть опаснейших преступников…

– Буду нем как могила… А что с Эллен? – В голосе Даринга звучала тревога.

– Эллен жива и здорова, ей ничто не грозит.

– Ну и слава богу! – Даринг облегченно вздохнул.

– Обязательно посетите ее, ей нужна моральная поддержка. Она в течение одного часа потеряла мужа и мать…

– Мать? Джейн Даринг… умерла?

Лицо Даринга, как и при вчерашнем допросе, густо затекло кровью, а его плоская шея вздулась чудовищным красным пузырем. Но сейчас Даринг не казался уже Мастерсу страшным, он от души пожалел этого доброго, честного человека, который таким отталкивающим образом реагирует на всякое свое живое переживание.

– Она убита, Даринг. Но и об этом пока никому ни слова!

– Что же это такое?.. Бедная, бедная Эллен!..

– Пошли, Даринг, – твердо сказал Мастерс, – вам еще надо переодеться. Я сам доставлю вас домой, у меня машина…

Через полчаса Мастерс остановил машину у двери одноэтажного деревянного домика, где жил Даринг. Они обменялись рукопожатием, и Мастерс на прощание сказал:

– Считайте меня своим другом, Даринг, если у вас в чем будет нужда, я всегда с радостью приду вам на помощь!..

До утра оставалось еще несколько часов, но о сне нечего было и думать. Необходимо было действовать, да и нервное возбуждение, владевшее Мастерсом, все равно не позволило бы ему заснуть. Он дал газ и на большой скорости, сквозь ночной, замерший город помчался к себе на работу, где его ждали все эти говорящие, кричащие, вопиющие «вещественные доказательства», которые он извлек из тайника Джеймса Рагглса. За рулем, особенно в ночную пору, ему всегда хорошо думалось.

…Конечно, детальное изучение материалов придется пока отложить. Твердо установлена суть преступления, личность преступников. Надо же было, чтобы следствие по делу об убийстве Крайтонов привело к раскрытию шпионской организации, действующей на предприятиях военно-промышленного концерна «Биккерс-Стронг» и поставлявшей секретные сведения заокеанской разведке! «Коммерсант» Херлуф Карлсен, руководивший шпионской работой, организовал и убийство Крайтонов, а непосредственным исполнителем был его подручный Питер, видимо профессиональный убийца. Рагглс действительно не подозревал о замысле Питера убить супругов Крайтон. Однако как ловко сумел он вчера на допросе отвести подозрение от Питера и пустить следствие по ложному следу! То-то он так охотно признался, будто бы давно промышляет ночным прокатом машин. И все же Херлуф Карлсен счел за лучшее устранить этого ловкого шпиона, когда тот «завалился» с машиной, убившей Крайтонов… Да, если бы не тайник Рагглса, пришлось бы ему, Мастерсу, долго блуждать в темноте.

Для какой же цели, однако, понадобилась заокеанской разведке смерть Крайтонов? Это прояснит только арест и допрос убийц, надо сегодня же допросить и сына Крайтона и всех его домашних. Сколько времени потеряно по вине надутого дурака Фаулера и его бездарных экспертов! Им, видите ли, нужна была авария – убийство их не устраивало! Не по душе им был и «лори», подавай им обязательно «додж» военной поры! И если бы не этот славный, скромный Дик с его молодцами Джибсоном и Тауэрсом, следствие до сих пор топталось бы на месте. Впрочем, по свидетельству Дика, более всего следствие обязано молодому журналисту Уоткинсу, он первый заподозрил, что тут не авария, а убийство.

Но не превысит ли он, Юджин Мастерс, следователь по уголовным делам, своих полномочий, оставляя за собой дело, имеющее государственное значение? Должен ли он, к примеру, немедленно арестовать Херлуфа Карлсена и его страшного подручного Питера? А вдруг разведка найдет более правильным последить за ними, установить их знакомство и связи? А как быть с агентурой Рагглса? Ведь их арест спугнет Карлсена – он, несомненно, уверен, что очисткой сейфа и убийством Рагглса и Джейн Даринг начисто обрублены все нити, ведущие, с одной стороны, к нему, Карлсену, а с другой – к шпионской сети, орудующей на заводах «Биккерс-Стронг».

Когда Мастерс входил в свой служебный кабинет, решение было уже принято. Он тщательно уложил в небольшой чемодан все содержимое тайника, прихватил для охраны четырех полисменов и помчался на полицейской машине в самое авторитетное разведывательное учреждение страны.

Достаточно было Мастерсу сказать несколько слов о деле, которое привело его в ночной час, чтобы перед ним широко открылись заветные двери этого важного учреждения, где работников Скотленд-Ярда ни во что не ставили. Он пробыл там долгих десять часов, ответил на множество заданных ему вопросов, выслушал по своему адресу немало лестных эпитетов и вернулся домой совсем опустошенным: у него отобрали все содержимое тайника Рагглса и самое дело об убийстве Крайтонов.

– Вы, конечно, понимаете, – сказали ему любезно, – что дело это имеет значение государственное и будет предметом внимания высших политических сфер. Отныне им займется отдел полковника Веджвуда. Надеемся, вы не оставите полковника вашей помощью и советом…

Мастерс вернулся в свою одинокую, холостяцкую квартиру с таким чувством, что ему больше нечем и не к чему жить.

От полного отчаяния его спасло лишь неодолимое желание: спать, спать, спать!..

11. ВОСКРЕСШИЙ ПОКОЙНИК

В руках старого разведчика Веджвуда оказались, таким образом, все нити этого двуединого преступления, и он мог теперь убедиться в незаурядной проницательности молодого журналиста Чарльза Уоткинса. Не оставалось сомнений: всеми этими черными делами верховодила заокеанская разведка, а за ее спиной, как всегда, стояли представители большого бизнеса.

Веджвуд собрал в кучу разбросанные по столу многочисленные протоколы показаний, данных арестованными преступниками, отобранные у них вещественные доказательства, записные книжки Рагглса, фотокопии секретных документов, расшифрованную микропленку – словом, весь следственный материал – и широким жестом руки сгреб его в открытый ящик. Все ясно!.. Затем он лениво потянулся, зевнул во весь рот и нехотя поднял трубку внутреннего телефона.

– А ну, Том, дай-ка мне сюда этого… Альбера Стампа!

Не прошло и десяти минут, как в комнату под конвоем двух солдат ступил Альбер Стамп. Его внушительная внешность, спокойный, холодный, чуть презрительный взгляд так не вязались с положением арестанта, что невольно напрашивалась мысль: уж не придана ли ему стража для почета?..

Стамп в обгон солдат быстрым шагом подошел к столу, за которым, отвалившись назад и, видимо, только что очнувшись от дремы, восседал полковник Веджвуд, оперся сжатыми кулаками о край стола и со сдержанным гневом произнес:

– Что это значит, сэр? На каком основании меня, подданного Доминиканской республики, представителя и совладельца посреднической фирмы «Компани оф Нью-Джерси», задержали на аэровокзале перед самым отлетом лайнера в Вашингтон, куда я направлялся по делам фирмы? Прошу вас немедленно дать мне разъяснение и предоставить возможность созвониться с послом Доминиканской республики, аккредитованном при ее величестве королеве Елизавете! Я жду вашего ответа, сэр!

И человек, именуемый Альбер Стамп, отвел за спину свои холеные руки и гордо откинул корпус.

Эта величественная тирада не произвела, однако, на полковника Веджвуда ни малейшего впечатления. Он даже не переменил своей ленивой позы, и в его сонных, мутно-серых, словно взболтанных, глазах, устремленных на Альбера Стампа, без труда можно было прочесть веселую усмешку.

– Оставьте нас одних, ребята, – сказал он конвоирам. – А вы, милейший, садитесь-ка вот сюда, да только чуть правее, чтобы мы могли глядеть друг другу в глаза…

Стамп последовал приглашению, но ничуть не изменил своего негодующего тона.

– Я еще раз требую, сэр: потрудитесь ответить, на каком основании меня, доминиканского подданного…

– На каком, милейший? – прервал его Веджвуд своим густым, хриплым голосом. – Сейчас узнаете… – Он подался вперед, полусонные глаза его прояснели. – Хотя бы на том основании, что вы вовсе не тот, за кого себя выдаете!

– То есть как это – не тот? – в холодном удивлении воскликнул Стамп. – Что вы хотите этим сказать?

– Я хочу сказать, что вы – мертвец, покойник, давно истлевший на мюнхенском городском кладбище, аллея семнадцатая, ряд девятый, а выдаете себя за живого!

На крупное, холеное, белое лицо Альбера Стампа словно упала тень, глаза его как-то жутко вдруг закосили.

– Прошу избавить меня от неуместных шуток, – произнес он с угрожающей серьезностью. – Подобным обращением с почтенным и незапятнанным человеком вы позорите честь вашего высокого учреждения, сэр!

Во взгляде старого разведчика явно светилось теперь этакое игривое любопытство: вот и еще одна забавная разновидность в несметном человечьем стаде!..

– Какие уж тут шутки, милейший! – Он запустил руку в боковой ящик стола. – В нашем высоком, как вы изволили сказать, учреждении не шутят… Вот потрудитесь взглянуть, – он выложил на стол крупную фотокопию первого листа немецкой газеты, выходившей в Берлине в гитлеровскую пору. – Собственное ваше изображение, обведенное жирной траурной каймой. Не так ли? Да вы не деликатничайте, милейший, возьмите в руки, полюбуйтесь на себя, прочитайте свой некролог, где вас превозносят чуть ли не как одного из столпов гитлеровского райха!..

Но Стамп не взял газеты, он даже не посмотрел на нее.

– Бред, сумасшедший бред! – заговорил он возбужденно, и косина́ его вдруг забегавших глаз до неузнаваемости обезобразила его лицо. – Вы не контрразведчик, сэр, а выживший из ума старик, которому место в инвалидном доме! Надо же такое придумать!..

– Молчать! – крикнул Веджвуд, наливаясь темной кровью. – Я вам покажу, кто я такой!

– Простите, сэр, я несколько погорячился, – Стамп, видимо, взял себя в руки. – Но согласитесь, что такие нелепые инсинуации… какой-то покойник… столп гитлеровского райха… Это же, право, смешно!

И под пристальным взглядом Веджвуда он изобразил некое подобие улыбки.

– Наконец, я могу представить исчерпывающие доказательства… свидетельства… И тогда все ваши странные, я бы сказал, весьма странные…

– Это от кого же свидетельства? Уж не от вашей ли разведки? Можете не затруднять себя – вот они! – Веджвуд протянул Стампу густо исписанный на машинке лист бумаги с двумя маленькими фотопортретами в левом верхнем углу. – Точная копия вашей личной карточки из картотеки нацистской партии. Вам, конечно, известно, что эта картотека в 1945 году попала в руки американской разведки. Так знайте же: нам удалось заполучить оттуда копию вашей карточки, как, впрочем, и карточки других нацистов. С той поры мы из года в год пополняли ее новыми сведениями, и теперь ваша посмертная биография известна нам ничуть не меньше, чем ваши подвиги на русском фронте… Надеюсь, вы не станете отрицать, что вы Вальтер фон Хагенау, бывший генерал СС, преданный в январе сорок пятого года земле и затем чудом воскресший?

Стамп молчал, то ли положенный на обе лопатки, то ли потерявший дар речи перед этим чудовищным нагромождением нелепостей.

– Молчите? Ну, милейший, это уж и вовсе глупо!..

Веджвуд ухватил бумажку и сунул ее под самый нос Стампа.

– Да вы хоть поглядите на фото! Первое относится к сорок четвертому году, вы изображены на нем в форме генерала СС, а второе снято в прошлом году, в Париже, и на нем вы вылитый Альбер Стамп. Все молчите? Что ж, напомню вам, что после своей мнимой смерти вы воскресли в Доминиканской республике в облике Альбера Стампа. А в пятьдесят первом году с помощью завербовавшей вас американской разведки, которая пронюхала о вашем прошлом, вы переехали во Францию, в Париж, в качестве представителя посреднической фирмы «Компани оф Нью-Джерси», существующей единственно в вашем лице. В этом последнем обличье вы и попались нам в руки… – Веджвуд глубоко передохнул. – Ну-с, а теперь извольте изобличить меня во лжи или в старческом слабоумии, милейший генерал фон Хагенау!

– Нет, зачем же? – усмехнулся Стамп. – Но вы, право, слишком высокого мнения о той роли, какую я играл в третьем райхе. Я был всего-навсего рядовым генералом СС и выполнял весьма скромные поручения.

– Ну нет, милейший, прижизненного погребения удостаивались лишь очень ценные для райха люди, которых надо было спасти от возмездия победителей. Это кадры для будущего реванша! А что касается ваших «скромных поручении», то они очень красноречиво изложены в документе, который в свое время препроводило нам правительство Советского Союза вместе с требованием о вашей выдаче, если вы попадетесь нам в руки… – Старый разведчик грубо расхохотался. – Держу пари на тысячу фунтов против одного, что тут дело попахивает удавной петлей!..

– Сэр, у меня есть заслуги перед великой американской демократией, – выпрямив стан, с наглым достоинством произнес фон Хагенау, – и я считаю недопустимым тон, в котором…

– К этим заслугам мы сейчас перейдем, милейший!

– Наконец с той поры минуло уже более полутора десятилетий, и прошлое предано забвению. Многие мои бывшие друзья и коллеги, совершившие в свое время немало ошибок, пользуются сейчас известностью и почетом и занимают в фатерланде и в союзнических органах высокие должности…

– Что делать, милейший, значит вам не повезло!..

Старик достал из кармана небольшой флакон, извлек из него две белые таблетки, ловким, привычным жестом руки вбросил их в свой большой рот, прикрыл глаза и отвалился на спинку кресла. В большой сумрачной комнате стало тихо. Стамп недвижно сидел на своем стуле, с тревожным недоумением глядя на старого разведчика. Что еще вздумал он выкинуть? Уж не улегся ли он спать, не считаясь с присутствием бывшего генерала СС Вальтера фон Хагенау?..

Через несколько минут старик открыл глаза, и его нельзя было узнать: взгляд источал энергию, черты его тяжелого, в слоновьих складках лица приобрели резкость, фигура утратила грузность, он легко, пружинисто выпрямился в своем глубоком кресле и, казалось, прибавился в росте.

– Ну-с, милейший, – даже голос его приобрел сейчас юношескую звонкость, – теперь решайте сами свою судьбу! Или вы созна́етесь во всех своих  з а с л у г а х  перед американской разведкой, или мы выдадим вас Советскому Союзу, как военного преступника, совершившего тягчайшие злодеяния на русской территории. Выбирайте!

– Мой выбор сделан, сэр. Мне нечего скрывать, вам не хуже меня известно, что такое разведывательная работа. Чем я занимался последние десять лет? Я добывал для моей разведки сведения о стратегическом сырье западных и коммунистических стран, об атомных и обычных вооружениях, выполнял разные случайные поручения. Масштабы моей работы были весьма скромными. В сущности, я не профессиональный разведчик, а лишь осведомитель. Мое основное занятие – коммерция, и лишь между делом…

Стамп умолк. Веджвуд долго, с холодной усмешкой глядел на него, и под этим взглядом бывшему генералу СС стало не по себе.

– Конечно, – забормотал он, – всякое бывало, но ничего такого, что бы выходило, так сказать, за пределы…

– Долго еще намерены вы морочить меня, милейший? – загрохотал Веджвуд. – Вы что, думаете, я нуждаюсь в ваших признаниях? Мне и без вас все известно! Я хочу лишь соблюсти форму и написать черным по белому: военный преступник гитлеровской поры, сегодняшний шпион и убийца Вальтер фон Хагенау, он же Альбер Стамп, сознался во всех своих прегрешениях!

– Но, сэр, разве я в чем-нибудь провинился перед английским правосудием?

– Значит, вы не хотите говорить? Ну что ж! Я думал, мы уложимся с вами минут в пять и я отправлюсь обедать в свой клуб. Нет так нет! Отвечайте: зачем вы приехали в Лондон?

– Моя фирма уполномочила меня приобрести для американского банка «Эрнст Чейз, Филд энд Компани» африканские владения некоего Дэвида Крайтона.

– И что же, приобрели?

– Когда я прибыл в Лондон, то узнал из газет, что мистер Крайтон и его супруга погибли в автомобильной аварии…

– Вы, вероятно, хотите сказать, что супруги Крайтон погибли не  д о  вашего прибытия в Лондон, а  п о с л е  вашего прибытия?

– Да, кажется, через несколько дней… Поэтому сделка была заключена с его наследником мистером Джозефом Крайтоном через доверенное лицо семейства Крайтонов мистера Эгберта Хиббинса.

– Сумма сделки?

– Один миллион фунтов.

– Для чего понадобилась американскому банку эта бесплодная земля? Ведь там одни только топи да джунгли!

– Я затрудняюсь ответить на ваш вопрос: наша фирма не интересуется мотивами своих клиентов. Насколько мне известно, дело идет о возделывании земляного ореха…

– Уж не вроде ли того ореха, что был сброшен на Хиросиму?

– Простите? – удивленно произнес Стамп. – Как вы сказали?..

– Хватит! – Веджвуд всей своей тушей навалился на стол и выбросил перед собой сжатые кулаки, гак что Хагенау невольно откинулся назад на своем стуле. – Кто организовал убийство Крайтонов?

– Убийство Крайтонов? Но газеты писали, что это авария…

– Газеты писали… Ладно, Хагенау, я поговорю с вами сейчас по-иному.

Веджвуд взял телефонную трубку и два раза крутанул диск.

– Том? Давай его сюда! Нет, пусть останутся за дверью…