Текст книги "Противник (СИ)"

Автор книги: Вольфганг Хольбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 28 страниц)

  Он ненадолго замолчал, и на этот раз Кеннили был достаточно умен, чтобы не перебивать. Адриан хотел поговорить.

  То, что он сказал, было настолько важным, что ему пришлось поделиться этим с кем-нибудь, если давление не станет слишком невыносимым. Через некоторое время он продолжил.

  «О да, мы думали, что готовы. Так долго ... Но мы потерпели неудачу. Может, у нас действительно не было шанса. Как ты думаешь, Кеннелли, есть вещи, которые обречены на провал, просто запустив их? "

  Кеннелли молча кивнул. Внезапно у него появилось ощущение, что он больше не хочет знать, что ему сказал Адриан.

  «Вы хотите знать, о чем идет речь», – продолжил Адриан. Он выздоровел; не полностью, но достаточно далеко, чтобы выпрямиться на сиденье и спокойно встретиться взглядом с Кеннелли. «Да, я считаю, что у вас есть право знать. Вы должны убить этих людей, Кеннелли. Если возможно, все три. Прежде чем одна из их печатей будет сломана. «

  Кеннелли насторожился. «Это был очень странный выбор слов, – подумал он, – но определенно не случайно. „Почему?“ – спросил он. „Что они с тобой сделали?“

  Адриан грустно улыбнулся. «Что бы ни делали эти трое в своей жизни, – сказал он, – это не имеет ничего общего с тем, зачем мы здесь, Кеннелли. Видишь ли, может быть, это цена, которую я должен заплатить. Я приказываю тебе уничтожить три жизни невинных людей, и я один буду нести ответственность за это. Не она. Я отпущу тебе грехи, Кеннелли, насколько смогу. Это моя ответственность. Что бы нас ни ждало, когда ... все закончится, я предстану перед своим судьей, а не перед вами. Кеннелли даже не был уверен, что правильно понял слова Адриана, но когда он это сделал, и все эти разговоры об отпущении грехов, ответственности и Последнем Суждение подразумевалось в религиозном смысле, тогда это было не так просто. Нисколько. Кроме того, Кеннелли даже не верил в Бога. Он был сыном стойких атеистов, и у него

  сделал это убеждение своим, поскольку он был способен думать самостоятельно.

  «Что, если я откажусь?» – спросил он. – Ты сам сказал: трое из них невиновны – хотя это глупо, по крайней мере, в том, что касается Салида. На совести этого ублюдка больше людей, чем я ел хот-догов за свою жизнь. – Он сделал защитный жест, когда Адриан попытался возразить. «А что, если я откажусь? Возможно, ты прав, и я уничтожил жизни, но я никогда не делал этого без причины ».

  «Есть причина», – серьезно ответил Адриан. «Но его имя не Салид. Это монастырь, Кеннелли. Тот, кто в ней был заключен. И кто сейчас свободен ».

  «Кто?» – спросил Кеннелли. «О ком ты говоришь, Адриан?»

  Адриан смотрел на него молча и проницательно больше минуты. Потом он сказал ему.

  Блокпост, о котором говорил Хайдманн, действительно был там, но это не остановило его, и мысль Бреннера о том, как полицейский может объяснить его странную внешность, также оказалась излишней. Два внедорожника, преграждавших дорогу, были пустынны, как и импровизированное хранилище, которое они нашли немного дальше: пустая бочка с бензином, рядом с которой растаял снег и все еще пахло горелым. Салид, который вышел, чтобы осмотреться, вернулся с винтовкой и тремя запасными магазинами, и, пока они ехали, Бреннер увидел еще несколько брошенных предметов, лежащих в снегу у дороги. Очевидно, замок был оставлен в спешке, не говоря уже о том, что служившие здесь люди сбежали. Бреннер не задавался вопросом, откуда. Он не хотел знать.

  Погруженные в задумчивую тишину, они двинулись дальше. Салид усиленно разобрал найденное оружие и снова собрал его, тщательно вытирая каждую отдельную часть и несколько раз проверяя ее работоспособность. Йоханнес продолжал смотреть в космос. Раньше, незадолго до встречи с Хайдманом, на мгновение показалось, что он снова просыпается от жуткого состояния, в котором он погрузился, но Бреннер больше не верил, что призрак Иоганнеса снова вернется из своего личного ада. Он был проклят. Он сделал самое худшее, что мог сделать такой человек, и заплатил за это цену. Не когда-нибудь, не после недавнего приговора, а здесь и сейчас.

  Возможно, из троих ему было лучше всех.

  Через некоторое время он просто не мог больше терпеть бездействие. Он встал и снова пошел вперед, но на этот раз не сел на свободное место рядом с Хайдманном, а, опираясь обеими руками на спинку сиденья, наклонился вперед, чтобы посмотреть в небо через запотевшее лобовое стекло. Бреннер не знал, как долго они пробыли в дороге, и он также больше не знал, в какой степени он все еще может доверять своим внутренним часам; но, должно быть, прошло несколько часов с тех пор, как они покинули больницу. Давным-давно должно было быть светло.

  «Это уже недалеко», – сказал Хайдманн. «Я остановлюсь там».

  Взгляд Бреннера проследил за его головой, и Бреннер был удивлен. Сначала он даже не понял, о чем говорит Хайдман, но внезапно он снова узнал дорогу – длинную пологую кривую, заснеженный край леса с обеих сторон и треугольную, едва заметную щель в подлесок, всего в ста метрах слева. Две или три минуты назад они, должно быть, прошли там, где они с девушкой расстались с «Мицубиси». Отсюда начиналась тропа, ведущая к монастырю.

  «Я не могу пойти с вами дальше», – сказал Хайдманн. «Я знаю», – ответил Бреннер. Дорога была непроходимой для машины, но Хайдман имел в виду не это. Его работа была сделана. Он не стал бы сопровождать ее дальше, если бы четырехполосное шоссе вело там через лес. «Но вы все еще не ответили мне. «

  Хайдманн вопросительно посмотрел на него.

  «Мы бы не справились без вас», – сказал Бреннер. «Почему ты это сделал?»

  «Потому что я был в долгу перед тобой», – ответил Хайдманн. Не больше. В его голосе не было пафоса. Он не улыбнулся, не сделал никаких объяснительных жестов или чего-то еще, но и в этом не было необходимости. Бреннер тоже понял, что он имел в виду. Возможно, это был единственный ответ, который он вообще принял бы.

  Он вернулся к Салиду и Иоганнесу, но ничего не сказал, а подождал, пока палестинец сам не взглянет на него. «Мы здесь?»

  Бреннер кивнул. «Мы должны пройти остаток пути», – он указал на Йоханнеса. "Что насчет него? Сможет ли он это сделать? "

  Салид пожал плечами, но когда он встал, Йоханнес тоже встал и подошел к нему. Это было совершенно жуткое зрелище: глаза Йоханнеса оставались такими же пустыми, как и в течение часа, и его движения казались каким-то ... неправильным. Едва ли больше похоже на живого человека, скорее на робота, идеально имитируемого, но не совсем убедительного.

  «Лучше бы они оставили его здесь», – подумал Бреннер. Лучше для Йоханнеса, и, вероятно, лучше для нее – лучше для нее, в частности. Не задавая соответствующего вопроса, он почувствовал, что те же соображения творится за лбом Салида. Но ни он, ни Салид не высказали этой мысли. Их было трое, и их будет трое, в одну сторону или нет. Где бы они ни были.

  Машина остановилась. Салид толкнул заднюю дверь и выскочил наружу, прежде чем они полностью остановились, и на мгновение он вернулся к своему прежнему поведению: он стоял, расставив ноги, немного наклонившись вперед, держа оружие наготове. Но внезапно в его движениях не стало ничего угрожающего. Скорее он казался Бреннеру ребенком, играющим в войну.

  «Все в порядке», – позвал он. «Можешь уйти», – мимолетно улыбнулся Бреннер. Он был ребенком, который играл в войну. Возможно, всю свою жизнь он был ничем другим. Бреннер и Йоханнес вышли один за другим, Бреннер автоматически протянул руку, чтобы помочь иезуиту. Однако Йоханнес проигнорировал протянутую правую руку и вышел из машины самостоятельно. Фургон тронулся раньше, чем Бреннер успел закрыть двери. Колеса вращались по замерзшему полу гладко, как зеркало, когда Хайдманн слишком сильно ускорялся. Когда они наконец схватили машину, она начала крениться, встала боком, а затем одним прыжком отпрыгнула в исходном направлении.

  «Надеюсь, он прибудет живым», – сказал Салид, качая головой. «Между этим городом и городом много всего».

  «Это не проблема Хайдмана, – подумал Бреннер. Он был почти уверен, что не ударится по дереву. Но он не был уверен, существует ли еще город, пока его таинственный помощник не достигнет его.

  Он подождал, пока машина не исчезнет в темноте и продолжающейся метели, затем повернулся и кивнул в сторону треугольной черной тени в лесу. Даже отсюда, менее чем в пяти метрах, тропа, начинавшаяся за ним, не была видна.

  Салид тоже вопросительно нахмурился, но не двинулся с места. «Вы уверены?»

  «Я думал, ты был здесь раньше».

  «Я выбрал другой путь, – сказал Салид. Он сделал нерешительный шаг, снова остановился, сделал еще один шаг, а затем нахмурился в знак признательности. "Действительно. Идеально. Тот, кто пошел по этому пути, знает свое дело ».

  Когда они вошли в лес, они взяли Иоанна среди них. Бреннер ожидал, что ему придется более или менее ощутить свой путь в полной темноте, но все произошло наоборот: хотя деревья были настолько густыми, что ветви над их головами соединялись, образуя крышу, здесь было почти легче, чем на улице. улица. На лесной подстилке тоже был снег, отражающий любой свет, но, по крайней мере, не было снега, в котором исчезло бы все, что находилось дальше трех или четырех метров.

  Тем не менее Бреннер чувствовал жуткое чувство, которое становилось сильнее с каждым шагом. Возможно, это произошло из-за нереального освещения: это был не настоящий свет, а что-то серое, каким-то инертным, почти живое, но в любом случае существенное; что-то могло спрятаться за ним, подползти под его защиту и наблюдать за ними, возможно, чтобы атаковать их в нужный момент и

  Бреннер прогнал эту мысль. Тропу обрамляли тени и участки непроницаемой черноты, но за ней не было абсолютно ничего. Единственные демоны, ожидающие их в этом лесу, исходили от них самих: сила, против которой они столкнулись, не нуждалась в засаде.

  Путь казался ему дальше, чем три дня назад, когда он шел по нему с Астрид. Он мог вспомнить один изгиб, возможно, второй – но действительно ли были третий и четвертый? Что, если они заблудились? Возможно, в этот заколдованный лес велась не одна тропа, или – что гораздо проще – команды спасателей, которые, должно быть, собирались здесь в последние несколько дней, просто пробили еще одну брешь в лесу, и они пошли по ней. где-то не туда. Если бы они зашли так далеко только для того, чтобы заблудиться незадолго до цели – и, возможно, замерзнуть насмерть в снегу; ни один из них не был одет в подходящую по погоде одежду. Идея была настолько гротескной, что он чуть не рассмеялся. Но в то же время ужасно. Люди, которые умерли гротескно забавными способами, вероятно, заполнили множество могил.

  «Я не понимаю, почему здесь никого нет», – внезапно сказал Салид. Звук его голоса походил на окружающий его свет: нереальный и тусклый и почему-то не такой, каким должен быть. Несмотря на это, эти слова вызвали дрожь по спине Бреннера. Он вспомнил заброшенный блокпост и тот факт, что на всем пути отсюда они не встретили никаких других транспортных средств.

  «Там должно быть полно полиции и военных», – продолжил Салид. «Он почти разочарован», – подумал Бреннер. «Может, они сдались?»

  «В погоне за мной?» Салид издал уничижительный звук. «Я не хочу обидеть тебя, Бреннер, но ты что-то пропустил за последние несколько часов? Они сделают все, чтобы меня достать. «

  «Мы много на них нападали», – ответил Бреннер. «Фигня.»

  Конечно, даже полная чушь. Несколько часов назад Бреннер посмеялся бы над этим заявлением, но теперь он был уверен, что люди, штурмовавшие дом, ни на секунду не колеблясь, бомбили весь этот лес, если бы знали, что они здесь.

  «Они, наверное, нас здесь не ищут», – продолжил он. Это звучало едва ли более убедительно, чем то, что он только что сказал, и сам Бреннер ни на секунду не поверил, что это так. Но, к его удивлению, на этот раз Салид не стал спорить.

  Может быть, потому что другое – настоящее – объяснение было бы хуже.

  Они обогнули еще один поворот, и тут перед ними оказались ворота, так внезапно, что Бреннер чуть не врезался в них и отшатнулся, пораженный. Салид попытался дотянуться до прутьев из кованого железа, но Бреннер поспешно остановил его.

  «Подожди», – сказал он. «В прошлый раз, когда мы были здесь, этот забор был под напряжением. «

  Салид с сомнением посмотрел на него, но сам отступил на полшага и внимательно посмотрел направо и налево. Наконец он пожал плечами, поднял винтовку и распахнул ворота своим стволом. Однако он был осторожен и касался только пластмассовой ложи, хотя тяжелое оружие почти выскользнуло из его рук.

  «Видишь?» – сказал он. "Нет тока. Он, наверное, везде терпел поражение ".

  Бреннер втайне с ним согласился. Тем не менее, он постарался не подходить слишком близко к решетке, когда он переступил через забор за Салидом, а также осторожно провел Йоханнеса за руку через препятствие. Он не расслаблялся, пока они не сделали несколько шагов и барьер не оказался на безопасном расстоянии позади них.

  Лес на другой стороне ничем не отличается от того, что они пережили раньше. Бреннер попытался вспомнить, насколько это было в монастыре, но не смог – Астрид, и он не шел этот последний отрезок, но был взят с нами молодой монах в вагоне. Он загнал медленно, что было необходимо, учитывая плохие дороги, но даже медленный автомобиль еще быстрее по сравнению с пешеходом. Через пять минут могут легко стать часом, таким образом, если не больше. И Бреннер сомневался, что они будут длиться так долго. Холод становился к нему все больше и больше. Каким-то образом ему удалось игнорировать ее до сих пор, но это был трюк, который не может работать вечно. Его руки и пальцы уже онемели, и воздух, которым он дышал, казалось, постепенно превращается в своего рода вязкого стекла. Salid и Johannes пришлось не по-другому. Губы Йоханнеса посинели, и лицо его приняло на восковым отливом. Brenner не думал, что они могут длиться дольше, чем десять, не более пятнадцати минут.

  Вдруг Салид поднял руку, наклонил голову и зашипел: «Стой! «

  Йоханнес и Бреннер послушно стояли. Бреннер тоже прислушался, но единственное, что он услышал, – это собственное дыхание и тихий фоновый шепот леса. «Что это?» – спросил он.

  Салид прислушался секунду или две, затем немного расслабился и снова посмотрел на Бреннера. «Ничего», – сказал он, пожимая плечами. «Мне показалось, что я что-то слышал. Я, должно быть, ошибся ".

  Но он этого не сделал. В тот момент, когда Салид шел дальше, он тоже что-то услышал.

  Копыто.

  Это показалось ему самому сумасшедшим, но звук был тихим, но все же очень легко узнаваемым. Это был топот копыт. Стук обутых в железо копыт о стремительно приближающийся камень.

  «Вы тоже это слышите, не так ли?» – спросил Салид.

  Бреннер кивнул. Он повернулся, пристально посмотрел в темноту позади себя, а затем снова вперед. Звук стал четче, но, как ни странно, не громче; как если бы количество лошадей увеличилось, а не их близость. Это больше не походило на одну лошадь, а на несколько. Много. Очень много.

  «Вы правы, – сказал он. „Ничего нет.“

  Он, должно быть, сказал громче, чем хотел, потому что Салид с сомнением посмотрел на него, но затем снова пожал плечами и захотел продолжить. Бреннер сдержал его.

  «Салид».

  Террорист застыл в почти гротескной позе посреди движения на полсекунды, затем точно так же повернулся к Бреннеру. Похоже, фильм был приостановлен, а затем немного воспроизведен.

  «Да?»

  «Есть один вопрос, на который вы мне не ответили, – сказал Бреннер. Строго говоря, он их еще не спрашивал, но просил. „Если мы действительно найдем то, что вы ожидаете в этом монастыре ...“ Почему он не сказал этого слова? „Как вы собираетесь его уничтожить?“

  Салид не ответил, и Бреннер кивнул в сторону полуавтоматической винтовки, которую палестинец держал на сгибе руки. «Чтобы?»

  Вопрос должен был прозвучать насмешливо, но его голос внезапно приобрел истерический пронзительный тон, который полностью подорвал желаемый эффект. Салид очень долго смотрел на него, на самом деле очень долго. Может, целую минуту.

  «Почему бы и нет?» – спросил наконец Салид.

  «С винтовкой?» – почти крикнул Бреннер. «Я правильно вас понимаю, не так ли? Вы ... вы верите, что нас там ждет абсолютное зло. Дьявол лично. Шейтан, как вы его называете. И вы хотите его застрелить? "

  «Если у тебя есть предложение получше…» Салид очень странно, трудно интерпретируемым образом улыбнулся, на секунду посмотрел на свою винтовку, затем кивнул Йоханнесу. «Кто знает… может, это наше оружие. Может, все совсем иначе ... Хочешь повернуть назад? "

  Этот вопрос удивил Бреннера, хотя он должен был признать, что в основном спровоцировал его. И ответил он не сразу; импульсивное покачивание головой, которое он начал, было скорее привычкой, реакцией, которую он, натренированный на тысячах боевиков и романов, имел на один

  Спросите, как она себя ожидала. Не правда. Даже близко к правде. Он не хотел здесь находиться. Точно нет. Он хотел повернуть назад.

  Но как он мог это сделать?

  «Да», – сказал он. «Но, боюсь, дело не в том, чего я хочу».

  Он пошел дальше, прежде чем Салид смог снова возразить, а также потому, что не мог долго выносить холод. Чувство вернулось к его рукам и ногам; однако он бы с радостью обошелся без этого. Воздух, которым он дышал, теперь рассыпался на осколки с острыми краями. Ему казалось, что он замерзает изнутри. Его ботинки скрипели на снегу, и он все еще мог слышать топот копыт. Возможно, это был всего лишь звук его собственного сердца, колотящегося в ушах.

  Это был не его собственный пульс, но и не биение копыт. Они шагнули бок о бок на следующем повороте, и когда деревья отступили перед ними, Бреннер увидел две вещи: Путь был далеко не таким, как он опасался. Монастырь лежал перед ними черным силуэтом, может быть, в пятидесяти, может быть, в ста ярдах от них, но не дальше. Он едва мог вспомнить, как это выглядело, и все же его очертания казались ему изменившимися. Он увидел не геометрический профиль искусственного сооружения, а изрезанный бороздами силуэт горы, которую безумный великан ударил топором. Взрыв, должно быть, причинил больше ущерба, чем он предполагал до сих пор.

  Второе, что он понял всего через долю секунды и с чувством глубокого ужаса, было настоящей причиной шума, который он и Салид слышали. Они все еще слышали это, и теперь оно быстро росло. Но это не было копытом. Это был звук вертолета, который, как мифическое чудовище, появился из давно забытых времен за бороздчатой ​​тенью руин и взял курс на Салида, Йоханнеса и его самого.

  После того, как двигатель остановился, внутри вертолета воцарилась почти жуткая тишина. Кеннелли был парализован. То, что он слышал, было абсурдным; просто смешно – несмотря на все пережитое, настолько гротескно, что ему захотелось громко расхохотаться. Но смеяться ему не хотелось. Все, что он чувствовал, было глубокой всасывающей пустотой, которая внезапно зияла внутри него и в которой все его чувства и ощущения исчезли, как в черном вихре, вращающемся все быстрее.

  «Ты сделаешь это?» – спросил наконец Адриан. Должно быть, прошло пять минут с тех пор, как они приземлились, и пилот выключил двигатели; может быть, больше. Чувство времени у Кеннелли прекратилось, как и у его и Адриануса наручных часов. Может, час, а может, секунды. Может, времени больше не существовало. В нем давно должно было быть светло, но по ту сторону иллюминаторов было еще очень темно. Кто-то натянул на небо черное одеяло и заслонил свет.

  Кеннилли молчал. Его пальцы коснулись металла оружия, лежавшего у него на коленях, но он почти не почувствовал прохладной гладкости. Он не был полностью уверен, что вообще понимал, о чем говорил Адриан.

  «Это ... это чудовищно», – прошептал он. Разговор был таким же абсурдным, как и его тема: между вопросом и ответом было больше пяти минут, и они не всегда шли в правильном порядке. «То, что вы говорите ...» Он замолчал. Через минуту Адриан сказал:

  «Может ты и прав, Кеннелли. Но это просто случилось. И это было правильно. Нас всех бы здесь не было, если бы они тогда не посадили его в тюрьму ".

  «Что это для тебя?» – неубедительно спросил Кеннелли. Ему пришлось заставить свой язык двигаться. Психический паралич, вызванный открытием Адриануса, по-видимому, привел к физическому параличу, который наступил с некоторой задержкой. «Он уничтожит всех нас. Чем я должен его остановить? Чтобы?

  Он поднял винтовку обеими руками и так сильно встряхнул ее, что Адриан инстинктивно отодвинулся немного назад на сиденье. Свирепость его реакции удивила самого себя, но он этого не понял. Он не поверил ничему, что сказал Адриан. Бог и дьявол, Иисус и Вельзевул, вся эта религиозная чушь ... это было ... суеверие. Наследник столь же устаревшего мира, как и сам Адриан.

  И все же он ни на секунду не сомневался, что это правда.

  «Я не обещал тебе, что это сработает», – напомнил Адриан. «Я даже не обещал тебе, что ты выживешь. Но надо попробовать. Один раз нам уже удалось его остановить ».

  «Что вы от этого получили?» – спросил Кеннелли. «Время», – серьезно ответил Адриан. «Две тысячи лет, мистер Кеннелли. Для нас. Для всех нас. И, может быть, удастся снова отработать отсрочку. Надо попробовать. «

  Кеннелли покачал головой. «Это прекрасно, что ты всегда говоришь о нас», – пробормотал он.

  «Я бы сделал это сам», – ответил Адриан. «Я не могу стрелять».

  Причина была настолько проста, что Кеннелли безоговорочно принял ее. К тому же он больше не хотел противоречить. Он больше не хотел разговаривать. Слова внезапно показались бессмысленными. Он снова положил винтовку на колени и снова начал водить пальцами по металлу.

  Время прошло. Часы остановились, но секунды показывали машину почти слышно. Срок, о котором говорил Адриан, должно быть, давно миновал. Может, они уже опоздали. Возможно, Салид и двое других достигли места назначения задолго до того, как прибыли сюда, и то, что они хотели остановить, уже давно началось.

  Раздался низкий звуковой сигнал. Адриан сунул руку в карман куртки, достал небольшой домофон и ответил. Он слушал чуть больше секунды, затем сказал: «Хорошо. Начинать."

  «Вы там?» – спросил Кеннелли.

  «Они идут», – кивнул Адриан и тем же движением указал на винтовку над коленями Кеннелли. "Приготовься. У тебя не будет много времени ".

  У него было все время на свете. Кеннилли был хорошим стрелком. Он был уверен, что встретил человека с летающего вертолета, особенно с таким полуавтоматическим оружием, как этот. Но он не забыл, что ему сказал тот Смит: человек, который будет судить тебя. Он не собирался убивать Салида. Салид убьет его. Он знал это. Это сказал человек-насекомое.

  Тем не менее он встал, подошел к двери и толкнул ее. Лопасти ротора начали вращаться над головами, и вся машина начала слегка трястись, вот и все. Даже когда вертолет взлетел, он почти не чувствовал себя в самолете. Скорее казалось, что земля под ними почти бесшумно скользила, а за ней следовали тени сгоревших монастырских стен, между которыми они ждали. Кеннелли медленно опустился на правое колено, уперся локтем в бедро и положил винтовку себе на плечо.

  «Я молюсь за тебя», – сказал Адриан. Возможно, это было верхом абсурда – и, кстати, то, к чему Кеннелли мог быть совершенно безразличен – и все же слова были до странности обнадеживающими. Все было

  перепутала, перевернулась и превратилась в свою противоположность. Кеннелли, стойкий атеист, внезапно стал воином в последней библейской битве. Позже он решил – если бы для него было потом, он от души посмеялся бы над этой непонятной шуткой судьбы.

  Он включил лазерное прицельное устройство винтовки, которое было соединено с прибором ночного видения, и прижал левый глаз к оптике, в то время как вертолет, который тем временем закончил набор высоты, сделал в воздухе девяносто градусов и увидел край. леса под ними пришли. На представившейся ему зеленой панораме заснеженный лес выглядел как кадр из фантастического фильма, нереальный и со слишком жесткими, ложными контурами. Тем не менее, он мог видеть три фигуры, приближающиеся одна за другой по заснеженной лесной тропинке, так ясно, как если бы они стояли на расстоянии вытянутой руки перед ним.

  "Ну давай же! " он сказал.

  Адриан, должно быть, немедленно выполнил свой приказ, иначе пилот подслушал их разговоры, потому что вертолет прыгнул вперед и начал разгоняться с невероятной скоростью. Кеннелли немного скорректировал направление ствола пистолета, нацелив его на первую из трех фигур – мужчина был единственным вооруженным, и Кеннелли предположил, что это был Салид. Человек, который будет судить вас. Винтовка еле заметно дернулась в руке и выпустила залп из десяти или пятнадцати патронов. Он прицелился хорошо, но вертолет, казалось, двигался больше, чем он думал: залп не попал в Салида, и снег взорвался у его ног.

  Террорист отреагировал так быстро, как и ожидал Кеннелли: он в мгновение ока отшвырнулся и элегантно приземлился на снегу; в то же время он попытался привести собственное оружие в готовность к ответному огню. Обычно Салид даже не обратил бы на это внимания. После такой акции и с позиции Салида встретить человека в летящем вертолете было практически невозможно. Но за последние несколько часов он увидел много вещей, которые были на самом деле невозможными, и голос Смита – человека, который будет судить вас. Человек, который будет судить вас. Человек, который ... теперь, казалось, непрерывно отражался в его голове, так что он в ужасе отскочил назад и подождал секунду боли от удара так сильно, что он действительно почувствовал ее.

  Ничего не произошло. Вертолет продолжал спускаться к трем одиноким фигурам в лесу. Салид лежал на животе в снегу, даже не целясь в него, но, похоже, у него были проблемы с оружием, а двое других просто стояли и смотрели на приближающегося вестника смерти, не двигаясь.

  Кеннелли тихо выругался про себя. Он подсчитал, что у него было две, максимум три секунды до того, как они пролетели над людьми, и пилот должен был пролететь круг, чтобы начать новую атаку; действие, которое, конечно, заняло всего несколько секунд, но затем гарантировало Салиду время и возможность для безопасного выстрела. Салид, его больше не поймают. Они были уже слишком близко для этого. Он прицелился в одну из двух других фигур и нажал на курок.

  За долю секунды до того, как оружие выпустило второй залп, двигатель вертолета выключился. Машина вздрогнула, как машина, водитель которой выскользнул из сцепления, и выстрелы не попали в цель и разорвали лишь несколько веток в ярдах позади человека на опушке леса. Кеннелли убрал палец со спускового крючка.

  Что-то действительно произошло вовремя. Вертолет пролетел над Салидом и двумя другими, унесся немного дальше своим ходом, как брошенный камень, но не упал. У Кеннелли было достаточно времени, чтобы опустить винтовку и повернуться к Адрианусу, и когда машина, наконец, исчерпала свой импульс и тонна веса снова стала подчиняться нормальным законам физики, он даже увидел, как Адрианус закрыл глаза и сам перекрестился. У него не было времени сложить руки в молитве.

  Кеннелли даже не почувствовал, что стирало его сознание: реальный удар или ударная волна взрыва, которая через долю секунды превратила машину в пылающий огненный шар.

  Кто-то дал ему пощечину; метод столь же старый, как и безумный, чтобы разбудить человека без сознания, но который сделал свое дело здесь и сейчас. Бреннер со стоном открыл глаза и покачал головой взад и вперед, но рука Салида еще дважды хлопнула его по щеке; не так сильно, чтобы действительно было больно, но достаточно упрямым, чтобы не дать ему снова скатиться в дразнящие объятия бессилия.

  Он помнил то, что произошло, с полной ясностью, начиная с первого ужаса от присутствия вертолета, хлестания снега у его ног и звука выстрелов, которые достигли их только через долю секунды. Но это было странное отстраненное воспоминание, словно с точки зрения далекого наблюдателя. Возможно, то, что он видел за последние несколько часов, было просто чересчур; возможно, он наконец достиг точки, когда больше не мог действовать. Он даже не вздрогнул, когда увидел, что человек в боковой двери вертолета целится прямо в него, и он знал, что следующий выстрел поразит его, не мог промахнуться. Потом двигатель вертолета остановился ...

  Грохот взрыва, который бросил его на землю, все еще катился по небу, как разорванное эхо, и Бреннер почувствовал, как ледяной снег соскользнул с его воротника и рукавов куртки и тут же начал таять.

  Бреннер моргнул, с трудом поднял правую руку, чтобы отразить удары, и с удивлением обнаружил, что его ударил не Салид, как он инстинктивно предположил. Лицо, склонившееся над ним, принадлежало Иоганнесу. Он был очень бледен и весь дрожал, но глаза его снова стали ясными.

  «Ты в порядке?» – спросил он.

  Бреннер постарался не кивнуть. Он почувствовал себя больным и был почти уверен, что мучительный стук в висках превратится в мучительную боль, если он совершит ошибку, сделав слишком резкое движение, но он выразил свое одобрение, опуская и поднимая веки. Йоханнес с облегчением выпрямился.

  Он не мог потерять сознание очень долго; может, даже ни секунды. Кроме того, Салид только что выпрямился и заковылял. Бреннер был почти уверен, что выстрелы не попали в него. Может, он поранился, когда упал.

  «Вы ранены?» – спросил он.

  «Нет», – сквозь зубы ответил Бреннер. Он очень осторожно поднял голову, дождался взрыва боли между висками и вздохнул с облегчением, когда этого не произошло. Напротив, боль утихала все больше и больше и опустилась до уровня заметного, но терпимого давления. Став более смелым благодаря этому первому успеху, он заставил себя полусидеть и, наконец, даже потянулся к руке Йоханнеса, чтобы взбодриться полностью разрешить.

  Salid наблюдал, что она делает с видимым удивлением, но он ничего не сказал, просто Измеренное Johannes с пристальным взглядом, прежде чем он рывком вокруг и указал на монастырских стенах.

  "Мы идем. «

  Ни слова о том, что произошло. Ни одного взгляда на разбитый вертолет, который мелькнул в двадцати метрах позади них в столбе дыма и пламени за кустами. То, что произошло, было сделано, и не имело значения, как и почему. Очевидно, Салид наконец-то оказался в роли, которую другие, более сильные силы предназначили ему и двум другим в этом случае. Или он просто боялся получить слишком много ответов.