Текст книги "Противник (СИ)"

Автор книги: Вольфганг Хольбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 28 страниц)

  «Что это?» – спросил Йоханнес. Он почти бесшумно появился позади Бреннера и опустился на одно колено, как Салид, и, как он, выглядел очень напряженным, но в то же время удивительно спокойным. Бреннер этого не заметил – и, вероятно, даже не подозревая об этом – в нем произошли такие же, почти сверхъестественные перемены, как и прежде. Бреннер внезапно убедился, что и на этот раз правильно отреагирует Иоганнес, если они попадут в опасную ситуацию, а не он. На секунду он почувствовал совершенно абсурдное, но тем не менее очень сильное чувство зависти.

  Салид пожал плечами. «Я не знаю», – сказал он очень тихо, не сводя глаз с жутко оживающей тьмы у подножия лестницы. Его глаза были узкими, и Бреннер задумался, действительно ли палестинец видит больше, чем он там внизу. Возможно, Салид даже больше не видел многого, но он определенно мог делать больше с тем, что видел.

  «Американцы?» – спросил Йоханнес.

  Салид пожал плечами, подумал на мгновение, затем покачал головой. «Нет ... что-то еще».

  Формулировка заставила Бреннера вздрогнуть. Некоторые.

  Он что-то сказал. Ни кого.

  Салид сделал соответствующий жест, чтобы замолчать, медленно поднялся и начал спускаться по лестнице, очень медленно и бесконечно осторожно, как это показалось Бреннеру. Тем не менее, он уже не был таким молчаливым, как раньше. Шаги по ступенькам громко застонали под его весом, и, по крайней мере, однажды Бреннеру показалось, что он довольно отчетливо услышал звук рвущихся деревьев. Салид тоже помедлил заметный момент, прежде чем закончить движение, и он избегал перекладывать вес всего тела на шаг, а вместо этого позволил следующему шагу следовать за последним намного быстрее, чем предыдущий. Только на полпути вниз он подал знак Бреннеру и Йоханнесу последовать его примеру.

  Бреннер жестом велел Йоханнесу подождать и первым последовал за Салидом. Его поведение не имело ничего общего с храбростью; скорее наоборот. Он не мог вынести незнания Йоханнеса за спиной, но ничего, кроме шепчущей тьмы.

  Только когда он сформулировал эту мысль, он понял, насколько она верна. Дома давно не было. Возможно, после выстрелов, адского вертолета и их собственных разговоров все могло показаться тихим, но, вероятно, этого никогда не было. Он внезапно услышал, насколько громкой была темнота, окружавшая его. Шорох и треск все еще были, и теперь казалось, что он действительно доносился не только снизу лестницы, но и отовсюду одновременно, и к этим уже знакомым звукам присоединились другие, неизвестные и жуткие звуки: шепот , шепот и шепот, как будто далекие детские голоса на ветру, суетливые крошечные ножки по твердой земле, щебетание, потрескивание, потрескивание и скрежет, шумы еды и разложения, жуткие рывки и рывки и другие, неопределимые, но также жуткие звуки. Как будто весь дом вокруг него ожил.

  «Что ты имеешь в виду – он ушел?» Кеннелли попытался не кричать, но ему это удалось только потому, что, несмотря на его, казалось бы, идеальное произношение, он все еще изо всех сил пытался выразить себя на иностранном языке. Это было ужасно неточно и подчинялось правилам, которые иногда казались ему причудливыми и более сложными, чем необходимо.

  Однако в данный момент он был не в настроении думать о грамматических ловушках немецкого языка. Ему пришлось слишком взять себя в руки, чтобы не схватить стоящего перед ним дурака за воротник и встряхнуть его, пока его очки без оправы не соскользнут с его носа.

  «Но это так!» – защищался его коллега. «Я себя не понимаю, но он ... когда я собирался вернуться к машине, он подошел ко мне! Он просто встал и ушел! «

  «Просто так?» – спросил Кеннелли. «И вы не пытались его остановить?»

  «Прекратить?» Доктор тупо моргнул. «Но почему?»

  «Что?» – громко выдохнул Кеннелли, и его ужас был даже не спектаклем. На этот раз на самом деле потребовалось несколько секунд, прежде чем он хотя бы достаточно контролировал себя, чтобы продолжить говорить. «Послушайте, мистер: пять минут назад вы сказали мне, что у этого человека было опасное для жизни огнестрельное ранение в грудь. Вы сказали, что он был парализован. А теперь скажи, что он встал и так мне нечего, нечего от тебя уходить ?! «

  «Я знаю, как это должно звучать», – ответил доктор.

  «Но это было именно так! Я ... я себя не понимаю ".

  Его голос был почти болезненным, и если бы Кеннелли был немного менее зол, он, возможно, даже пожалел бы его. При ближайшем рассмотрении мужчина выглядел не только встревоженным, но и просто ошеломленным. Но Кеннелли был не в настроении приглядываться. Он был в настроении сделать что-то совершенно другое.

  «Думаю, ты многого не понимаешь», – сказал он намеренно обидным тоном. «Может быть, твоя работа?»

  Смятение в глазах «скорой помощи» сменилось удивлением, а через полсекунды – огненно-праведным негодованием, но Кеннелли не дал ему возможности возразить, резко повернулся и позволил ему встать. Его время было слишком драгоценным, чтобы тратить его на бессмысленные споры. Кроме того, было бы неплохо немного выплеснуть свой гнев, наступив на этого бедняги – который ничего не мог с собой поделать, потому что он даже не догадывался о реалиях, – но это не имело никакого значения; дешевый триумф, принесший больше вреда, чем пользы.

  Энергичным шагом он направился к машине, припаркованной на другой стороне улицы, но на полпути один из его людей подошел к нему. Он выглядел очень взволнованным; и очень обеспокоен. Кеннили не нужно было слышать его слова, чтобы понять причину.

  «Телефон светится», – плавно начал агент. «Нам нужно решение сейчас, сэр. Немецкие власти долго не будут стоять на месте ".

  «Немецкие власти могут меня убить», – подумал Кеннелли. Он сказал вслух: «Как-нибудь успокойте ее. Черт возьми, тебя ведь тренировали для такой ситуации, не так ли? "

  «Вовсе нет», – ответил взгляд мужчины, и это было полностью правдой. Мужчины были готовы к возможным ситуациям, но не к одной.

  оживленный город посреди дружественной страны для проведения почти военной операции. Агент был достаточно умен, чтобы не возражать вслух, но все равно покачал головой и продолжил:

  «Я не знаю, как долго я смогу это сдерживать. Начальник полиции угрожает силой прорвать наш блокпост, если мы не пропустим его людей ».

  «Вертолет», – подумал Кеннелли. Это был тот вертолет, проклятый трижды! Смит никогда не должен был просить об этом.

  У него была яркая картина того, что сейчас происходит в местных отделениях полиции. Они, конечно, слышали выстрелы – черт побери, они слышали пулеметные залпы! – и если бы этого было недостаточно, чтобы напугать ее, это сделал бы шум вертолета. Смит, должно быть, полностью потерял рассудок, когда боевой вертолет открыл огонь по жилому дому в центре города! Но Смит был мертв, и казалось, что все это дерьмо снова навалилось на него. Вся история вот-вот выскользнет из его рук. Если ситуация обострится и дальше, его, возможно, на следующее утро спросят, как случилось, что агенты ЦРУ в тот вечер стреляли в немецких полицейских и наоборот, вместо того, чтобы предпринять совместные действия против Салида и его товарищей ...

  Этого не могло случиться.

  «Хорошо, – сказал он. "Я с тобой разговариваю. Подержи пять минут. Скажите им, что я свяжусь с вами и что до тех пор здесь больше ничего не произойдет. Что-нибудь. Мне нужно пять минут ".

  Агент все еще не выглядел убежденным, но он больше не возражал, а повернулся, слегка пожал плечами и быстро исчез в том направлении, откуда пришел.

  Кеннелли смотрел ему вслед, но он делал это, даже не видя его; точно так же, как он видел бы там в тот момент других мужчин, или фургоны, или ряд деревьев, образующих безмолвную линию между дорогой и приближавшейся к концу ночи. Его взгляд был прикован к воображаемой точке в пустоте, и если бы кто-нибудь посмотрел ему в лицо в этот момент, он, несомненно, испугался бы; потому что все, что Кеннелли увидел в те секунды, было нехорошо. Наконец, он на мгновение закрыл веки, глубоко и очень тихо вздохнул и позволил своей правой руке сунуть руку в карман куртки. Когда он снова вытащил его, в нем был маленький, на вид совершенно нормальный сотовый телефон.

  Агент отошел на несколько шагов от своей позиции и наконец остановился немного в стороне от припаркованных машин. Его пальцы раскрылись и набрали очень длинный номер. Как всегда, когда он набирал этот номер – что было столь же неприятно в последние несколько дней, как и редко в предыдущие годы – он начал чувствовать себя неуловимо более неудобно; чем больше чисел он вводил и чем ближе подходил к последней цифре, тем медленнее становились его движения. Перед последней цифрой он колебался целую секунду.

  Человек на другом конце ответил на звонок, как только Кеннелли убрал большой палец с клавиатуры, и это тоже добавляло, а не ослабляло его тревогу. Раньше было иначе. Иногда требовалось много времени, прежде чем кто-то отвечал, а иногда вообще не было ответа. Теперь связь устанавливалась так быстро, что этому было только одно объяснение: человек на другой стороне, положив руку на трубку, ждал, когда зазвонит телефон.

  «Да?»

  «Смит мертв, – плавно сказал Кеннелли. Секунда молчания, затем: „Как?“

  «Я не знаю», – ответил Кеннелли. На мгновение он поигрался с идеей рассказать человеку, с которым разговаривал, о том, как он получил эту информацию, но затем отказался от этого. Сказать это также означало бы рассказать нам о Хайдманне и о том, что доктор сказал о нем. Кеннелли знал, что этот инцидент, несомненно, представляет наибольший интерес для его собеседника, но, тем не менее, счел разумным сохранить его в тайне. У него здесь уже достаточно проблем. И проблема, вероятно, даже не началась должным образом. Поэтому он просто сказал: «Меня там не было. Но он мертв. И люди, которые были с ним, тоже ".

  Когда он говорил, он невольно понизил голос – хотя в этом и не было необходимости. Соединение было защищено от ошибок, и даже если бы это было не так, никто бы не смог отследить разговор. Номер, который только что набрал Кеннелли, мог бы быть винным заводом в Тоскане с любого другого телефона в мире, владелец которого даже не знал, что есть кто-то вроде Кеннелли; не говоря уже о человеке, с которым разговаривал агент ЦРУ.

  «И другие?»

  «Салид все еще в доме», – ответил Кеннелли. «Мы все опечатали. Он не может сбежать. «

  Воцарилась полная тишина три, четыре, пять и, наконец, десять бесконечных секунд, затем голос сказал тем же, почти бесстрастным тоном, как и раньше: «Убей его. И два его товарища тоже ".

  Кеннилли был поражен, но не удивлен. Он знал, что получит эту инструкцию. Нет, он этого боялся. «Это ... не так просто», – нерешительно сказал он. «Боюсь, я не могу».

  "Ты должен. Поверьте, это важно. – Конечно, – быстро сказал Кеннелли. «Но ситуация, к сожалению, очень сложная. Мы не одни. Местные власти уже вышли из-под контроля. Смит… – Ты должен это сделать, – прервал его голос. «Это невероятно важно. Во что бы то ни стало убейте троих.

  Даже если ... если это будет стоить жизни еще большему количеству невинных людей. Цена не имеет значения. На карту поставлено больше, чем вы можете себе представить ».

  Кеннелли был шокирован; не только из-за того, что сказал другой человек, а из-за того, как он это сделал. С того дня, пятнадцать лет назад, когда Кеннелли впервые услышал безликий голос по телефону, он звучал так же: спокойный, дружелюбный и очень решительный, но в основном настолько невыразительный, что с таким же успехом мог принадлежать машине. То, что он услышал в нем сейчас, явно было эмоцией. И не просто какие-то. Было страшно.

  «Как хотите, – сказал он.

  Соединение было прервано, не сказав «до свидания», и Кеннелли закрыл устройство. Он смотрел на маленький телефон с каменным лицом в течение нескольких секунд, затем снова открыл его и набрал другой, гораздо более короткий номер. На этот раз ответил агент, с которым он разговаривал несколько минут назад.

  «Кеннелли здесь», – сказал он. «Чего ты добился?»

  Голос агента был нервным и говорил о его истинном состоянии гораздо больше, чем его слова. Но боюсь, ненадолго. Сюда едет начальник полиции этого города. Это было очень ясно. Если будет произведен еще один выстрел, он угрожает силой сломать наши преграды и всех нас арестовать. У нас осталось пять минут. В большинстве. «

  «Этого достаточно, – сказал Кеннелли. «Отправьте оперативную группу. Мы штурмуем дом ".

  «Но ты, ты ...»

  «Вы меня понимаете!» – прервал его Кеннелли; даже не громче, а резким, почти резким тоном. «Штурмуйте дом. Немедленно. Я беру на себя полную ответственность. «

  Две или три секунды воцарилась тишина, и Кеннелли ожидал, что этот человек откажется выполнить приказ. Фактически ему пришлось отказаться. Кеннелли не поступил бы иначе, если бы не информация, которой он располагал. Он молился, чтобы его авторитета хватило, чтобы преодолеть беспокойство этого человека.

  «Как скажешь, сэр», – сказал наконец агент. «Но я могу попросить вас повторить свой приказ еще раз и при свидетелях».

  Кеннелли посмотрел в сторону машины, где сидел агент ЦРУ и разговаривал с ним по телефону. Он был менее чем в пятидесяти ярдах от него, и ситуация была почти абсурдной: все, что ему нужно было сделать, это пойти и повторить свой приказ. Но он не двинулся с места, просто сказал еще раз:

  «Я приказываю тебе штурмовать дом. Я беру на себя полную ответственность за это действие. И мне не нужны выжившие ".

  "Сэр ?! «

  «Вы все правильно поняли, – сказал Кеннелли. Его голос казался хриплым, и слюна во рту внезапно стала горькой. Он вообще изо всех сил пытался заговорить. «Убейте Салида и его товарищей, даже если они сдадутся. Это порядок."

  Бреннер был не единственным, кто слышал жуткие звуки. Йоханнес тоже остановился и огляделся небольшими нервными взглядами, и хотя он не мог разобрать лицо Салида, он почувствовал внезапно возросшее напряжение палестинца.

  «Страшно», – пробормотал Йоханнес.

  Салид сердито жестом приказал замолчать, и Йоханнес заметно поморщился. Одного этого крошечного движения было достаточно, чтобы лестница заметно задрожала. Мгновение спустя они услышали странный глухой стонущий звук, затем ощутимая дрожь пробежала по всему дому.

  Бреннер автоматически потянулся к перилам, чтобы держаться за них, в последний момент вспомнил, что случилось с дверной коробкой наверху, и очень осторожно потянулся к ней. Даже в этом случае перила рассыпались липкой влажной массой под его пальцами, и на этот раз это было не его воображение – он видел, как что-то выползает из нее и уносится быстрыми рывками. Через секунду он растворился в тени, но у Бреннера было четкое впечатление о чем-то крошечном, темном, со слишком большим количеством ног и блестящими глазами. И жало.

  С отвращением он отступил на шаг и вытер пальцы о стену с другой стороны.

  Он чувствовал его вибрацию. Что-то двигалось.

  Ползти.

  Под обои.

  И не только там. Внезапно он понял, что движение действительно ощущалось повсюду; в полу, в стенах, за потрескавшимися деревянными панелями и на лестнице, даже в темноте, которая окутывала нижнюю часть лестницы.

  «Что-то ... здесь не так, – сказал он. „Есть что-то.“

  Он сказал громче, чем намеревался на самом деле, но, к его удивлению, Салид не приказал ему немедленно и властно замолчать, просто задумчиво увидел его на мгновение – и немного испугался? – прежде чем повернуть назад, чтобы продолжить свой путь.

  В тот же момент дверь взорвалась.

  Вспышка была такой яркой, что Бреннер вскрикнул от боли и потерял равновесие. Он беспомощно споткнулся о стену, упал на пол и закрыл лицо руками. Он был слепым. Перед его глазами кружились белые огненные колеса, и на несколько секунд он был почти глухим; рев взрыва был настолько сильным, что он почти ничего не слышал. И это продолжалось. За первым осколочным грохотом последовал второй, еще более мощный, раскат грома и практически за ту же долю секунды еще более яркая молния, пробившаяся даже сквозь его закрытые веки. Раздались выстрелы, сначала короткий яростный залп, затем пистолетный выстрел, а затем еще одна рваная очередь. Снаряды врезались в стены и пол или отрывали перила и ступеньки. Он услышал, как Салид что-то крикнул и выстрелил в ответ, и корчился еще дальше, когда по крайней мере один из снарядов ударил поблизости. Он инстинктивно ждал, что кто-нибудь подойдет и заберет его в безопасное место.

  Но никто не пришел.

  Салид присел у подножия лестницы и стрелял в дверь, хотя больше не было видно теней, танцующих за завесой дыма и облизывающих пламя.

  Тем не менее, он, должно быть, попал, потому что сквозь шум пронзительный крик достиг уха Бреннера, и на мгновение стрельба прекратилась. Может быть, всего на секунду, но достаточно, чтобы Салид вскочил и бросился на две или три ступеньки вверх по лестнице. Спустя мгновение новое оранжево-белое дульное пламя поднялось из завесы дыма и огня перед дверью. Залп не попал в поле зрения Салида, который молниеносно пригнулся и разорвал на куски метр перил. Салид выругался, пополз на четвереньках вверх по лестнице и испустил случайную вспышку огня через плечо. Последние три или четыре раза курок ружья щелкнул в космос. Салид выбросил бесполезный MN, поспешил дальше и, тяжело дыша, подошел к Бреннеру.

  "Вверх! "он кричал. "Чего же ты ждешь?! «

  Бреннер все еще был парализован. Он слышал слова Салида и знал, что палестинец прав. Он умрет, если останется здесь еще на мгновение. Но он просто не мог пошевелиться.

  Салид выругался, грубо взял его за плечо и рывком поднял, и в то же время под ним появилась высокая темная тень. Несмотря на его паралич, Бреннер выкрикнул ему предупреждение, но Салид уже отреагировал, прежде чем он успел произнести первую ноту; он, вероятно, распознал ужас на его лице и правильно его истолковал. Он отпустил плечо Бреннера и развернулся молниеносным круговым движением, упав на одно колено и одновременно вытащив пистолет из-за пояса.

  Но как бы быстро это ни было, этого было недостаточно. Раздался выстрел. Салида швыряло в сторону на полпути, он уронил оружие и ударился о поврежденные перила, которые, наконец, разлетелись на куски под действием напряжения. С пронзительным криком он упал и тяжело ударился о кафельный пол коридора.

  Казалось, время остановилось. То, что Бреннер испытал раньше, повторилось, только хуже. Как будто в странном, десятикратно заточенном замедленном кадре, он увидел, как человек внизу лестницы поднял руку и теперь целился в него. Пистолет был направлен прямо ему в лицо. Он видел, как указательный палец мужчины сжимает спусковой крючок и отводит отогнутый кусок металла назад миллиметр за миллиметром, и, как бы абсурдно это ни казалось ему, он был уверен, что увидит пулю, если она вылетит из ствола и бросится к нему. . И он все еще не мог пошевелиться.

  Над ним раздался громкий грохот. Йоханнес споткнулся с лестницы, внезапно потерял равновесие и упал вперед. Он соскользнул вниз по лестнице на животе и каким-то образом ухватился за пистолет Салида. Мужчина внизу лестницы, целившийся в Бреннера, на мгновение отвлекся. Возможно, это зрелище слишком его поразило, а может, он просто не знал, по какой из двух целей стрелять.

  Йоханнес продолжал скользить все быстрее и быстрее, каким-то образом сумел повернуться на спину и держал пистолет в вытянутых руках. Он горячий; два, три, четыре раза подряд, пока он не достиг подножия лестницы и не ударился об пол с такой силой, что оружие вылетело из его рук. Каждая пуля попала.

  На этот раз это был не сон, а видение, которое внезапно поразило его с силой удара молнии и выбросило его из реальности так же жестоко и навсегда, как пули пистолета бросили мужчину у подножия лестницы на землю. .

  Он плавно вернулся в то место, которое посетил во сне, но что-то было по-другому: на этот раз он без сомнения знал, что это было больше, чем сон. Он был здесь как наблюдатель, как – возможно, даже не приглашенный – гость, без тела, но очень сознающий себя. Красные отражения факелов, коснувшиеся его лица, не касались его черт, как и тела, вес которого, как он чувствовал, был его собственным. У него были боли в руках и ногах, и он очень хотел пить. «Ты меня понимаешь?»

  Снова появилось то бородатое, седое лицо, которое он видел раньше, но на этот раз одно. Другие голоса исчезли, и хотя он не мог видеть черноты за пульсирующим полукругом красного света факелов, он чувствовал, что они одни. Об этом ему сказал взгляд в серые глаза его коллеги, которые, несмотря на выражение мрачной решимости, по-прежнему были доброжелательными. То, что им приходилось обсуждать, было их личным делом.

  «Вы меня понимаете, – сказал другой.

  Он не ответил. Он хотел ответить, но никак не мог получить тело, гостем которого он был. У него брали любую инициативу. Возможно, он был больше пленником, чем гостем. Его невольный хозяин, с другой стороны, не хотел отвечать. Он мог сделать это, несмотря на нанесенные ему ужасные травмы, потому что его сила была намного выше, чем у смертного человека.

  Хотя он все больше и больше осознавал тот факт, что он был только наблюдателем в строго определенной области этого инопланетного сознания, с другой стороны, он все больше и больше понимал истинную природу своего хозяина. Стены, окружавшие его, были пористыми в его направлении. Даже не очень: он все еще ничего не знал о личности другого человека – если у него вообще была какая-то личность – ни о его истинной природе, не говоря уже о том, почему он здесь. Ему было отказано в доступе к его мыслям и воспоминаниям. Но он почувствовал, что это было что-то огромное, что-то такое мощное и старое, что-то настолько знающее, что он внезапно убедился, что на самом деле он не был пленником. Скорее, стены, которые окружали его, были построены, чтобы защитить его, потому что одно прикосновение этого пылающего духа сожгло бы его, как мотылек, который подошел слишком близко к огню.

  И он почувствовал кое-что еще: невообразимо глубокое разочарование. Кем или чем бы там ни было это существо, оно сражалось в битве своей жизни; борьба, которая была столь же жестокой, как и само ее существование, – и проиграна.

  «Я знаю, что вы меня понимаете», – сказал через некоторое время бородач. Он улыбнулся, но это была горькая улыбка, которая испугала бы Бреннера, если бы он смог почувствовать свои собственные чувства. «Ты никогда не мог притвориться мной, ты это знаешь. Может быть, перед всеми, но не передо мной. «

  Он переключил факел из правой руки в левую, так что его кроваво-красное сияние упало на другую половину его лица. Эффект был потрясающий. Внезапно оно показалось совершенно другим лицом; тот, который не был похож на то, на что он смотрел раньше. Другой человек. Даже его голос был чужим.

  «Вы знали, не так ли? Это была причина, по которой вы никогда меня не признавали. Ты всегда только терпел меня, да и то не очень хотел. И я даже знаю почему. Ты знал, что в конце концов я тебя побью. Не другие. Вы их никогда не боялись. Ни перед их оружием, ни перед своими легионами и войсками, ни перед их мечами и доспехами. Вы всегда знали, что они не могут причинить вам вреда. «

  Теперь в его голосе звучало торжество, гневное, почти презрительное торжество, и в то же время Бреннер почувствовал, как разочарование хозяина превратилось в ужасающее понимание.

  –И затем к гневу, невообразимо бурлящему гневу, который мог разрушить миры. Он изо всех сил восстал против невидимых цепей, которые держали его, и отскочил назад. Что бы ни удерживало его, было таким же старым и сильным, как и он сам; а может и посильнее.

  «Сражайтесь тихо», – сказал другой. «Сопротивляйтесь себе. Используйте свои силы. Это не принесет вам никакой пользы. Я знаю твой секрет. Я знаю кто ты на самом деле Я знаю, для чего вас послали. Вот почему я смог победить тебя. «

  Он наклонился вперед; в то же время факел приблизился к его лицу, и Бреннер почувствовал жар пламени на своей коже. Она подошла ближе. Ближе. Ближе. Жжение превратилось в боль. Его глаза наполнились слезами, но огонь все приближался, и затем что-то жестоко горячее коснулось его щеки. Бреннер закричал, запрокинул голову и посмотрел в бородатое лицо, которое снова изменилось. Жара по-прежнему была, но факела не было, и глаза, которые смотрели на него с беспокойством, были теперь черными, а не серыми.

  «Ты снова в порядке?» – спросил Салид.

  Бреннеру потребовалась целая секунда, чтобы понять, что незнакомое лицо из сна снова уступило место Салиду. На этот раз переход был настолько плавным, что он даже не заметил его. Вместо того чтобы оказаться в темной каменной пещере, он снова оказался в доме, и он лежал не на твердом камне, а на ступенях лестницы, края которой болезненно врезались ему в спину. Сильное жжение на его щеке возникло от пощечины, которую Салид разбудил.

  «Все… хорошо», – с трудом ответил Бреннер. Он попытался подняться, поскользнулся и не поднимался до второй попытки. Он огляделся со смесью замешательства и ужаса.

  На мгновение они замолчали. Входная дверь и площадка шириной около метра перед ней все еще горели, но нападавшие отступили. Возможно, ее удивило неожиданно сильное сопротивление; но, возможно, была другая причина.

  «А что с ним?» Бреннер указал на Йоханнеса, который сидел на корточках у подножия лестницы в почти абсурдно кривой позе и смотрел в пространство пустыми глазами.

  Салид пожал плечами, но сделал это так, что Бреннер догадался, что он очень хорошо знает ответ на этот вопрос. Бреннер тоже это знал – но что-то в нем не хотело вспоминать об этом. Он хотел подойти к Йоханнесу, но Салид удержал его, взмахнув рукой.

  «Ты действительно в порядке?» – спросил он. «Почему?»

  «Это не ответ», – сказал Салид. Он потянулся, чтобы коснуться плеча Бреннера, но Бреннер отбросил его руку; с решимостью и силой, которые поражали его не меньше, чем Салида.

  «Не беспокойтесь обо мне, – резко сказал он. «Что вообще здесь происходит? Почему они ушли? "

  Салид выглядел сбитым с толку, но затем просто пожал плечами и махнул рукой, закрывающей дверь и все пространство перед ней. «Ты вернешься, не волнуйся», – насмешливо сказал он. «Наверное, быстрее, чем вам хотелось бы. Мы должны убираться отсюда ".

  «Это, в свою очередь, не было ответом на его вопрос», – подумал Бреннер. Но теперь он знал Салида достаточно хорошо, чтобы не повторять этого. Кроме того, он был прав: каким бы недавним чудом они ни были обязаны своим спасением, оно продлится недолго. И в какой-то момент ее кредит просто нужно было израсходовать, если ей повезло. Реально они уже были на высоте.

  Он с трудом поднялся на ноги и неловко ударил Салида. Палестинец просто смущенно посмотрел на него, но затем пожал плечами и сделал шаг рядом с Иоганнесом. Он сказал ему что-то, чего Бреннер не понял, но Йоханнес не отреагировал; ни по словам, ни по звучанию голоса.

  «А что с ним?» – снова спросил Бреннер.

  Салид хотел ответить, но затем внезапно склонил голову и какое-то время прислушивался с напряженным выражением лица. «Ты вернешься», – сказал он.

  Бреннер тоже прислушался, но он не услышал ничего, кроме треска пламени, ударов собственного сердца – субъективно, безусловно, самого громкого шума здесь – и странного шороха и потрескивания, которые он не мог объяснить. Звук даже не был новым. Он все время слышал это на заднем плане, даже не подозревая об этом. И стало громче.

  «Позаботьтесь о нем, – сказал Салид. Он наклонился, чтобы взять что-то, что Бреннер считал оружием, и поспешил к двери. На фоне оранжево-желтого пламени он стал плоским, призраком без тела, который был лишь тенью и опасностью. Бреннер с усилием отбросил эту мысль. Он стал прославлять Салида – почему? Этот человек был его самым большим врагом. Он разрушил свое существование за один день, и почти наверняка он разрушит свою жизнь в следующие несколько минут. Бреннер больше не понимал себя.

  Он осторожно опустился на колени рядом с Иоганнесом и тронул священника за руку. Йоханнес так же мало отреагировал на его усилия, как и на Салидов,

  но, по крайней мере, Бреннеру удалось взглянуть на его лицо

  ловить.

  То, что он увидел в нем, глубоко его испугало.

  Лицо Йоханнеса было пустым. В его глазах не было ужаса. Без страха. Даже физической боли не было, потому что она кровоточила из бесчисленных крошечных царапин и трещин на его лице и руках. Но глаза Йоханнеса были пустыми и мертвыми, как два раскрашенных стеклянных шарика.

  «Ради бога, что у вас есть?» – спросил Бреннер. «Что случилось? Вы ударились?»

  Ответа не было. Джон не слышал его слов. Казалось, что-то в нем умерло.

  «Они идут, – сказал Салид. «Черт побери, это целая армия – убирайтесь отсюда! Он развернулся и побежал к Бреннеру, размахивая руками. "Запустить! Вверх! " "Вверх? Но мы всего лишь ... "

  Что-то ударилось о дверь и разорвало то немногое, что от нее осталось. Пламя и дым заполнили коридор, и шум был настолько неописуемым, что Бреннер вскрикнул от боли и зажал уши руками. На него и Йоханнеса обрушился град крошечных горячих обломков.

  Взрыв от взрыва отбросил Салида вперед, но он не упал. Вместо этого он неловко споткнулся на несколько шагов, прежде чем воспользоваться инерцией движения и потянуться к перилам, чтобы удержаться за них.

  Его пальцы скользили по гнилому дереву, как мокрое папье-маше. Салид удивленно ахнул, сделал еще один неуклюжий шаг вперед и наконец потерял равновесие. Но даже когда он упал, он повернулся, когда он упал, и дернул захваченное оружие в воздух. Короткая, прерывистая вспышка огня пронеслась над Бреннером и Йоханнесом и пробила дыру в стене огня, охватившей вход. Бреннер не был уверен, но ему показалось, что он услышал крик. Еще одна человеческая жизнь, которую бесполезно уничтожили. "Бежит! – взревел Салид. Останови ее, пока я могу! «Бреннер отреагировал без каких-либо действий. Магия Салида все еще работала: он просто повиновался, не просто без, но явно против своей воли. С силой отчаяния он поднял Иоганнеса, бросился и споткнулся на две или три ступеньки вверх по лестнице, в то время как Салид выпустил новую очередь огня в дверь. На этот раз выстрелы вернулись. Справа и слева от палестинца взорвались крошечные вулканы из пыли и измельченного дерева, но чудесным образом казалось, что он сам не пострадал и на этот раз.

  «Давай!» – крикнул он. "На крыше! Может быть, они не будут стрелять в вас при свидетелях! «