Текст книги "Противник (СИ)"

Автор книги: Вольфганг Хольбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 28 страниц)

  Его руки все еще не слушались его, поэтому он неуклюже толкнул тяжелую латунную дверную ручку локтем, одновременно толкая дверь плечом. К его собственному удивлению, ему сразу это удалось. Он споткнулся, повернул налево и, наткнувшись на полсотни пятнистых парок, свисал с крючков для одежды на высоте первоклассника.

  Готовая комната была сразу за первой дверью. За исключением двух дежурных офицеров, здесь было еще трое солдат: двое бездельничали рядом с кофеваркой и тихо разговаривали, третий просто пытался проскользнуть в левый рукав своей куртки; на нем уже была вторая, и, как ни странно, он уже перекинул винтовку через правое плечо: замена Вайхслер, которая собиралась занять свою смену.

  Разговоры в комнате внезапно прекратились, когда вошел Вайхслер. Один из мужчин у кофеварки подавился напитком и чуть не уронил пластиковый стаканчик, другой продолжал ухмыляться, но внезапно это больше походило на гримасу. Заменивший Вайхслера замер в середине движения до гротескной статуи. Только младший из двух вахтенных офицеров отреагировал так, как ожидало его начальство. Он, не теряя времени, пугал или пристально смотрел на Вайхслера, но вскочил со своего места и в то же время обеспечил спокойствие подходящим взмахом руки.

  «Вайхслер! Что случилось?"

  Первая попытка Вайхслера ответить с треском провалилась. От холода его губы онемели, а сердце так сильно билось в легких, что он едва мог дышать. «... время», – пробормотал он. "Они приходят! «

  «Эй, эй! Я знаю, что опоздала, но это не повод для паники! «Заменивший Вайхслера попытался разрядить напряжение несвежей шуткой, но никто не засмеялся. За исключением вахтенного офицера, который сердито посмотрел на это замечание, никто, казалось, не обратил внимания на слова.

  «Итак, Висла – в чем дело? Сделайте глубокий вдох и расскажите нам ".

  Взгляд Вайхслера упал в окно, в то время как он действительно последовал совету и пропитал свои легкие почти до такой степени, что взорвался воздухом. Это было абсурдно, но отсюда шторм казался совершенно безобидным. Даже не очень похоже на шторм. Вой тысячи выпущенных адских гончих превратился в далекий рев, а метель превратилась в почти эстетически приятную метель. Что-то приближалось.

  «Так?»

  «Мертвые ...», – затаив дыхание, сказал Вайхслер. «Они ... они ... проснулись», – он произнес последнее слово так, затаив дыхание, что это потеряло бы последнюю долю достоверности.

  Однако никто не смеялся.

  «Прошу прощения?» Вахтенный офицер недоверчиво открыл глаза. "Что это значит? Что, черт возьми, ты говоришь? Давай, чувак! "

  "Ты проснулся! Повторяется Вайхслер. Он был всего в половине октавы от крика. "Мы должны идти! Они приходят! Вы не понимаете? "

  Конечно, никто не понял, что он имел в виду – и как? Но у него просто не было времени объяснять. Мертвые следовали за ним, и они были уже близко, он это чувствовал. Очень близко.

  Раздался приглушенный хлопок, и на мгновение все внимание было обращено на солдата рядом с кофеваркой. Наконец он уронил кружку и стоял в луже дымящегося коричневого кофе. С одной секунды до следующей его лицо потеряло цвет. «Великий Бог! Его ... его нога! Что это?! «

  Вайхслер посмотрел на себя и внезапно вспомнил чувство ослабления сопротивления, когда он оторвал себе ногу. Фактически, он не выпустил ногу из ее хватки. Его правую лодыжку держала серая рука, оторванная чуть выше запястья.

  Заменивший Вайхслера издал сдавленный звук, зажал рот рукой и рывком отвернулся, а второй солдат отреагировал секундой позже, но так яростно, что чуть не сбил кофемашину со стола. Даже вахтенный офицер, который так долго не терял самообладания, на мгновение потерял контроль: он отскочил назад, задыхаясь, и врезался в своего коллегу, который в шоке вскочил позади него. «Боже мой, Вайкслер, что ... что ты сделал?» – прохрипел он.

  Вайхслер так и не успел ответить. Что-то катапультировалось из метели и разбило окно, а вместе со стеклом разбило вторую, невидимую защиту, которая существовала до сих пор. Вдруг разразилась буря, а вместе с ней хлынул холод, лед и дождь из острых как бритва осколков стекла. Удивленные крики мужчин были заглушены первобытным ревом, который больше не был реальным: криком мифического дракона, а не звуком метели. Метель отскочила от дома и оказалась здесь.

  И его жители последовали за ним.

  Что-то почти такое же белое, как снег, появилось в белом беспорядке, но Вайкслер был единственным, кто действительно узнал это: гримаса была частью шторма, окружавшего их, а метель, возможно, просто выражением гнева, окружавшего их. анимированные. Или, может быть, это было совсем не так.

  Но руки, внезапно сомкнувшиеся вокруг рамы, были настоящими. Вайхслер с ужасом наблюдал, как острый, как игла, кусок стекла длиной до пальца проткнул одну из его рук и отломил ее. Но существо, которому принадлежала эта рука, больше не чувствовало боли. Медленно и с движениями, которые казались странно бесцельными, но на самом деле этого не было, она начала взбираться наверх и в оконную раму.

  Школьный класс. Позади нее сквозь шторм двигались еще более расплывчатые формы.

  Вой урагана больше не был здесь единственным звуком, но он поглощал все остальные звуки. Вайхслер видел, как мужчины разошлись в резких криках, но не слышал их. Двое солдат, а также человек, который должен был его сменить, просто впали в дикую панику, но дежурный офицер сохранял самообладание даже сейчас. А может, это был просто рефлекс. Причина не имела значения – он был единственным, кто что-то сделал: с левой рукой, защищающей его лицо и наклонившейся по диагонали от бури, он подбежал к окну и пнул ползающую фигуру, которая вынесла его обратно наружу. Однако его нога, похоже, встретила меньшее сопротивление, чем он ожидал. Он потерял равновесие, споткнулся о оконную раму и чуть не упал, если бы не зацепился за последний момент. Его рука кровоточила, когда он вытащил ее. Оконная рама была пронизана битым стеклом.

  «Вайхслер! Что это значит? – крикнул он. „Что тут происходит?“

  Шторм поглотил его слова, но Вайкслер прочитал их по его губам. Он бы ответил, но так и не додумался до этого. Внезапно буря выплюнула еще несколько фигур, и на этот раз не одну, а три, пять, восемь ... разбитое окно внезапно наполнилось лицами и пустыми умоляющими глазами, полными рук и рук, которые дрожали и тянулись к офицеру. .

  Они даже не были особенно быстрыми. Он мог бы избежать их без особых усилий, но на этот раз реакция его подвела. Он просто стоял и парализованно смотрел в окно, а потом было уже поздно. Десяток рук за раз тянулись к нему, цеплялись за руки, держали его руками или сомкнулись на шее. В самый последний момент он очнулся от паралича и бросился назад. Две или три руки потеряли хватку, но другие руки тут же вырвались из бури. Пальцы нащупали лицо солдата, коснулись его рта, глаз и висков.

  Но что-то не так с этой картинкой. Конечно, в нем не было ничего правильного – такое зрелище ни один живой человек никогда раньше не видел бы; однако это не было новостью: его сняли сотни режиссеров фильмов ужасов, миллионы людей видели его в той или иной форме, и все же это выглядело пугающе фальшивым. Это не соответствовало клише, связанным с мыслью о ходячих мертвецах, которые напали на живых. Что-то ... не хватало.

  Прежде чем Вайхслер смог продолжить эту мысль, громкий хлопок смешался с воем шторма. Одна из фигур за окном была отброшена и исчезла в шторме. Другой немедленно занял ее место, и дежурного офицера выволокли на улицу. Его голова и туловище уже исчезли в стене из лиц и рук, но его окровавленные руки все еще цеплялись за оконную раму с отчаянной силой. Он был еще жив.

  И он тоже не собирался умирать. Эти ходячие трупы не хотели его смерти; так мало, как они хотели смерти Вайхслера. Осознание этого поразило его, как молния. Внезапно он понял, что означала безмолвная мольба, которую он прочитал в разбитых глазах. "Нет! Он ахнул. "Нет! Прекратите стрелять! «

  Последнее слово заглохло в трещине очередного выстрела. В отчаянии он развернулся и попытался выхватить пистолет у человека рядом с ним. Солдат так сильно толкнул его в грудь, что Вайхслер, пошатываясь, метался в коридор, прежде чем смог восстановить равновесие. Этим же движением солдат снова поднял оружие и перешел с одиночного огня на непрерывный.

  «Нет!» – воскликнул Вайхслер. «Не стреляйте! Вам просто нужна помощь! «

  Прерывистое отрывистое пламя заглушило вой шторма. Осколки дерева и извести вылетели из оконной рамы, две или три мертвых фигуры были буквально раздроблены, а на спине, почках и бедрах дежурного офицера появилась шаткая нитка жемчуга из темно-красных быстро текучих пятен.

  Вайхслер с криком бросился вперед и попытался отобрать у мужчины пистолет. На этот раз у него тоже не получилось, но, по крайней мере, он смог опустить руку, чтобы выбросить остаток своего журнала на пол. «Черт побери, ты с ума сошел ?! «

  Удар попал в челюсть Вайхслера. Он почувствовал, как его нижняя губа раскололась, и один из его зубов выпал, но он не отпускал, напротив, он просто крепче вцепился в винтовку, чтобы вырвать ее у хозяина.

  Но даже если бы его силы было достаточно, он не смог бы остановить катастрофу. Трое других мужчин подняли винтовки и стреляли в шторм. Вайхслер видел, как призрачные фигуры пошатывались и падали, другие были буквально разорваны на куски или шатались с оторванными конечностями, пока их снова не ударили и не бросили.

  Солдат, с которым сражался Вайхслер, внезапно выпустил оружие. Вайхслер неловко упал на колени, и мужчина использовал это время, чтобы ударить кулаком по виску.

  Он не потерял сознание, а беспомощно упал в сторону и несколько секунд не мог двигаться. Когда он наполовину овладел своим телом, журналы MPis были пусты. Шторм продолжал завывать через разбитые окна, но теперь все, что приходило с ним, было холодом и кружащимися ледяными кристаллами. Тело молодого вахтенного офицера, почти разрезанное залпом MPi, неподвижно висело над подоконником. Вайхслер со стоном попытался встать и снова упал, когда солдат ударил его ногой в бок, у которого он выхватил оружие. Он почти не чувствовал боли. То, что случилось с ним, было точно таким же. Разве они не поняли, что натворили?

  Краем глаза он увидел, как солдат нанес еще один удар, но в последний момент был остановлен другим.

  «Оставь ерунду! Надо бить тревогу! Кто знает, сколько их еще осталось! "

  Вайхслер знал это. Чуть больше трехсот. Минус, может быть, тех, кого он застрелил. Но он ничего не мог сказать. Его голос подвел его, как и его руки и ноги, когда он снова попытался подняться. Он почувствовал, как возвращается бессознательное состояние, и на этот раз его силы не хватило, чтобы бороться с ним.

  Когда они проходили мимо караульной, телевизор все еще работал, но отчеты о бедствиях больше не передавались, вместо этого это была реклама секса по телефону с Каймановыми островами или какой-нибудь другой дорогой код города с двойным нулем. В комнате тоже было пусто, и Бреннер все это заметил, хотя он не видел ни картины, ни чего-то большего, кроме размытых очертаний пространства за стеклом. Несмотря на то, что к нему постепенно возвращалось зрение, его слух все еще функционировал с той же непривычной точностью, что и в прошлые дни, что немного озадачило его; он инстинктивно ожидал, что это заимствованное преимущество исчезнет так же быстро, как и появилось. Возможно, это было совсем не так, как он всегда предполагал до сих пор без сознательной формулировки этой мысли, но, тем не менее, с вполне естественной уверенностью – что было определенное количество восприятий, которые были равномерно распределены по всем органам чувств и смещались только тогда, когда одно из них потерпел неудачу, но скорее таким образом, что нервная система человека все еще имела в своем распоряжении огромные резервы, которые она могла использовать почти по своему желанию. Он подумал, что это будет разумная задача для таких людей, как Шнайдер и его коллеги: найти и использовать эти резервы. В конце концов, в этом больше смысла, чем просто парализовать здоровые чувства.

  Какой важный вывод. И это очень полезно в его нынешней ситуации.

  Бреннер прекрасно осознавал тот факт, что он был на грани просто истерического крика. Он больше не противоречил Салиду и не выступал против него, когда после краткого обыска в пустой больнице он всегда начинал наугад вытаскивать одежду из туалета – очевидно, палату эвакуировали так поспешно, что даже не все у пациентов забрали было – и раздать ему. Впервые за несколько дней он снова был одет в настоящую одежду, без больничной пижамы, которая открывала бы его спину и зад от сквозняков и сардонических взглядов, и только за это он был благодарен арабу. Салид позаимствовал пиджак вместо синего халата. Бреннер не мог этого ясно видеть, но он подозревал, что распространенное мнение о том, что террористы и террористы всегда были высокими и широкоплечими, должно было выглядеть несколько нелепо, и, когда они вышли из комнаты и поспешили по коридору, он попытался изо всех сил может закрыть хоть часть его увидеть. Щипковые складки, слишком короткие рукава куртки ... он ничего не видел, но в его состоянии это не значило, что этого не было.

  Кроме того, это было так же важно, как то, что он только что думал о портных – и о заграничной телефонной станции.

  Тем не менее эти вопросы волновали его гораздо сильнее, чем то, что могло бы их поджидать за соседней дверью или даже снаружи, если им действительно удастся покинуть клинику. Маленькие помощники, которых Шнайдер послал в свой цикл, очевидно, все еще выполняли свою работу с большим рвением: теперь он мог сосредоточиться на одном деле, но не на чем-то важном.

  «Подожди здесь минутку», – внезапно сказал Салид. «Ни звука».

  Бреннер услышал, как он открыл дверь и быстро закрыл ее за собой, и на мгновение его охватила паника, хотя по причине, которая показалась бы почти нелепой – если бы он был в состоянии сделать что-нибудь, кроме страха почувствовать: внезапно он был боится ничего, кроме одиночества. Независимо от того, кто был с ним, даже если это был сам дьявол, все было лучше, чем мучитель, которому он отдавал милость последние три дня: одиночество.

  Каким-то образом ему удалось взять свои чувства под контроль и побороть панику, но это была близкая победа, которая была бы решена на гоночной трассе с фотографией цели. Его руки и колени дрожали, и его дыхание внезапно стало вдвое быстрее, чем раньше. Его физическая сила могла вернуться, но его разум был истощен. По крайней мере, это было одним из объяснений того, почему он без сопротивления последовал за Салидом. Он больше никому не мог противоречить. Даже не массовый убийца и террорист.

  Салид вернулся через несколько мгновений и протянул руку, чтобы схватить Бреннера за локоть и толкнуть его перед собой, как он делал это всю дорогу из своей комнаты, но затем остановился на полпути. Бреннер не мог ясно видеть выражение его лица, но он склонил голову, показывая, что внимательно его изучает.

  «Что с тобой?» – спросил он. «Ты бледен как полотно. Вы плохо себя чувствуете? "

  Бреннер не был вполне уверен, был ли странный тон в его голосе подозрением или реальной озабоченностью; и если да, то о чем. Он кивнул, покачав головой.

  «Ничего подобного, – сказал он. „Меня немного тошнит, вот и все“.

  «Это пройдет, – сказал Салид. «Вероятно, это побочный эффект от лекарств, которыми вы были напичканы. Сможешь спуститься? "

  «Нет проблем», – солгал Бреннер. Фактически, он не был уверен. Пустое чувство сильного испуга не утихало, как это было бы нормально, а наоборот, казалось, ухудшалось. Это было абсурдно: он чувствовал, как его сила возвращается с каждой секундой, когда его кровообращение защищается от наркотиков, но эта энергия, казалось, утекала где-то на полпути.

  «Хорошо, – сказал Салид. Он не выглядел убежденным. «Стисни зубы. Это не далеко. Вы можете отдохнуть позже. «

  На этот раз Бреннер был почти благодарен, когда взял его за локоть и толкнул в дверь перед собой. Крошечное усилие поставить одну ногу перед другой становилось хуже с каждым повторением. Он был неправ: убывала не его физическая сила, а его воля.

  То немногое, что он мог видеть из коридора по другую сторону двери, ничем не отличалось от того, из которого они пришли. Серые схемы и кое-где прямые двери. И было так же тихо, как и на другой стороне. Слишком тихо.

  Они прошли всего несколько шагов, затем Салид снова остановился и повторил свою просьбу подождать. Бреннер смутно осознавал, что открывает дверь и входит в нее, и в следующий момент услышал, как тот с другой стороны громко ругался на незнакомом ему языке. Когда он вернулся, он почти почувствовал его нервозность.

  «Что случилось?» – спросил он.

  «Ничего», – сказал Салид. «Я сделал ошибку, вот и все. Быстро сейчас! "

  Они пошли быстрее. Салид открыл другую дверь, протолкнул Бреннера и, сделав дюжину шагов, затащил его в кабину лифта.

  «Вы видите панель управления?» – спросил он.

  Бреннер прищурился, но его зрение, очевидно, было неспособно различить так четко. Он видел доску, но не более того.

  Салид вздохнул, взял его за руку и положил указательный палец на одну из кнопок. «Сосчитай в уме до тридцати», – сказал он. «Двадцать один… двадцать два… двадцать три… Конечно? Затем нажмите кнопку ".

  Бреннер кивнул. Салид, казалось, хотел сказать что-то еще, но затем молча повернулся и быстрыми шагами исчез. Бреннер услышал, как он открыл ближайшую дверь и вошел.

  Он послушно начал считать. Он понятия не имел, о чем был этот маневр; он, вероятно, не понял бы этого с первого взгляда, даже если бы полностью владел своими умственными способностями, но в тот момент он, вероятно, сделал бы все, что Салид – или что-то еще – попросил его сделать. Теперь ему было трудно даже думать. Принять решение, даже если это не должно было чего-то делать, было слишком сложно.

  Медленно мысленно он сосчитал до двадцати пяти, затем снова до пяти, затем нажал кнопку преувеличенно сосредоточенным движением. Двери лифта закрылись, и машина начала спускаться.

  Она не ушла очень далеко. Бреннер не переставал считать в тридцать, но лифт остановился еще до сорока, и двери снова распахнулись. Когда он мысленно произнес «сорок один», что-то огромное и белое налетело на него и ударило его о стену с такой силой, что воздух был вытеснен из его легких. Его голова ударилась о хромированный металл кабины лифта. Яркие вспышки боли вспыхнули перед его глазами, и что-то прижалось к его горлу и также перебило его дыхание.

  "Прекрати! Он не! «

  Ужасное давление на его грудь уменьшилось, но он все еще не мог дышать. Человек, который бросил его к стене, прижал предплечье к шее Бреннера, одновременно откидывая назад голову и горло. Другой рукой он схватил правую руку Бреннера и перевернул ее себе на спину в жестокой версии полицейского нападения.

  «Ты должен прекратить, черт возьми! Отпусти его! «

  Несмотря на свой ужас, Бреннер узнал голос Шнайдера. Но прошла еще секунда, прежде чем нападающий наконец вынул свою руку из гортани и еще одну, прежде чем он отпустил свою руку, и у Бреннера было отчетливое ощущение, что он делает и то, и другое с большим сожалением. Он упал вперед, тяжело дыша, втянувшись в почти отчаяние, и одновременно борясь со слезами. Его рука снова кровоточила. Этот парень сжал ее, так что Бреннер не удивился бы, если бы в процессе сломал несколько костей.

  Нападавший, высокий, крепкий парень, которого Бреннеру не нужно было узнавать, чтобы знать, что это медсестра – один из редких, но найденных представителей такого рода, которые взяли на себя их профессию, потому что иногда нужно было приручить непослушных пациентов – отступил из кабины и освободил место для Шнайдера. Позади него Бреннер мог видеть как минимум двоих, а может, и больше других мужчин. По крайней мере, теперь он знал, почему Салид не поднялся на лифте. Казалось, он почувствовал, что есть приемная комиссия.

  Шнайдер остановился на полшага перед ним и не показывал, что поворачивает голову направо и налево, чтобы убедиться, что Бреннер действительно один в кабине лифта площадью всего два квадратных метра. «Где он?» – спросил он.

  «Кто?» – ахнул Бреннер. Он все еще не мог нормально дышать и был настолько сбит с толку, что с первого взгляда даже не понял, о чем говорит Шнайдер.

  «Вы это прекрасно знаете! "Судя по натянутому тону Шнайдера, его ответ был совершенно другим. «Парень, который вытащил тебя. Ваш сообщник! «

  "Сообщник? Я не знаю, кто… – Бреннер прислонился к стене хижины здоровой рукой и выпрямился, насколько позволяли больные ребра. Он сделал два глубоких вдоха и снова начал: «Я не знаю, о ком вы говорите. Я не знаю этого человека ".

  Шнайдер сделал то, что не только полностью удивило Бреннера, но и раскрыло гораздо больше о его состоянии, чем его слова. Бреннер ожидал, что он на него накричит, но он не сказал ни слова, а вместо этого внезапно поднял руку и толкнул его, отчего тот, спотыкаясь, выбрался из лифта.

  – сердито сказал он. «Тебе не нужно со мной разговаривать. Вы можете сказать полиции все, что угодно. Она уже в пути. «

  Его предположение оказалось верным: кроме Шнайдера, в его ограниченном поле зрения было еще трое мужчин, а за ними, возможно, еще больше. Помещение, в котором остановился лифт, было очень большим, о чем ему говорили эхо. Наверное, холл клиники.

  «DX'а ты хочешь?» – пробормотал он. «Я не знаю, кто этот человек. Он заставил меня ... "

  «Как я уже сказал, вы можете все объяснить полиции», – прервал его Шнайдер. Теперь его голос дрожал. Очевидно, чтобы контролировать себя, требовалось все больше и больше усилий.

  "Полиция? Почему? »Бреннер почувствовал почти необъяснимое чувство неповиновения. «С каких это пор запрещено покидать больницу?»

  «Всегда», – ответил Шнайдер. «По крайней мере, если вы убиваете людей в процессе. Итак, где этот парень? »« Амбрингт? »Бреннер подскочил, наэлектризованный. Так что, помимо физической боли, Пан сделал еще кое-что. – Зер от привитой усталости мог проникнуть. "Что? Что ты имеешь ввиду? "

  Конечно, он знал, что это значит. Он просто не мог вообразить, кого убил Салид, и уж точно не почему – но внезапно он вспомнил, что Салид сказал ранее: «Я совершил ошибку, вот и все». Боже правый, неужели этот сумасшедший лаконично назвал убийство человека ошибкой? Тем не менее, это не имело смысла.

  «Я думаю, он говорит правду», – сказал другой голос, и хотя Бреннер слышал его только однажды, он сразу узнал его. Он принадлежал Йоханнесу, злоумышленнику из прошлой ночи, который притворился больничным капелланом.

  «Что ты имеешь в виду?» – резко спросил Шнайдер.

  Бреннер повернул голову в том направлении, откуда раздался голос Йоханнеса, и с удивлением обнаружил, что с тех пор, как он вышел из кабины лифта, он стал видеть намного лучше. Препарат, казалось, очень быстро терял свое действие. А может, здесь было просто ярче. «Что у меня не было ощущения, что он знал Бреннера», – ответил Йоханнес.

  «Кто знает, может, ты и прав», – многозначительно сказал Шнайдер. «К настоящему времени я начинаю задаваться вопросом, знаете ли вы его, отец».

  Что-то царапало дверь подъезда; не очень громко, но все же слышно. И не только для Бреннера. Шнайдер практически замолчал посреди предложения, и две медсестры удивленно повернулись к лестнице. Через мгновение звук повторился, и на этот раз Бреннер узнал его: это был звук, когда ногти скользили по стеклу из ребристой проволоки.

  Шнайдер, очевидно, идентифицировал его в тот же момент и, вероятно, сделал из этого правильные выводы, потому что он сделал раздражающий жест левой рукой, чтобы замолчать, и в то же время указал на дверь. Один из двух блюстителей своего роста после жестокого парня, который только что одолел Бреннера в лифте, двинулся с места и потянулся к дверной ручке. Может быть, уловка Салида все-таки оказалась не такой уж хорошей. Бреннер, с другой стороны, не мог представить себе такого человека, как Салид, совершающего такую ​​ошибку.

  Вторая медсестра тоже двинулась с места и напряженно встала рядом со своим коллегой, когда он открыл дверь, и в тот же момент Бреннер понял свою ошибку: это был не Салид.

  Дверь распахнулась с такой силой, что все, казалось, произошло одновременно: железная дверная рама врезалась в лицо и лоб медсестры и повалила его на землю, и этой силы было достаточно, чтобы тот споткнулся. Практически в ту же секунду под проемом появился сам Салид, погнался за мужчиной и молниеносным ударом оторвал ему ноги из-под тела. Санитар упал, с удивительной проворностью перекатился на спину и приподнялся. Салид поднял руку и указал на него протянутой рукой, как с оружием, и человек застыл на соляном столбе. Зрелище было столь же странным, сколь и нелепым, и все же жест был почти более угрожающим, как если бы он действительно держал в руке оружие.

  «Что за черт?» – начал Шнайдер.

  Салид прерванным движением обернулся и одним взглядом заставил Шнайдера замолчать. Затем он кивнул в сторону Бреннера. «Молодец», – сказал он. «А теперь давайте уйдем отсюда. Боюсь, хорошие люди здесь вызвали полицию ".

  »На что можно положиться! Сказал Шнайдер. Бреннер восхитился бы его храбростью, если бы он не уставился на Салида и не чувствовал себя ошеломленным. Почему он так сказал? «Быстрее!» Салид поспешил быстрыми шагами и попытался увлечь за собой Иоганна, но священник вырвался на свободу одним быстрым движением и буквально отскочил в сторону.

  "Нет! «

  Салид выглядел искренне сбитым с толку. «Но я думал, что мы согласимся».

  «Я не заключаю соглашений с убийцей». «Убийца? О чем ты говоришь? У меня никого нет – "

  «Вы убили Александра», – прервал его Иоганнес.

  "Убит? Он мертв? Салид выглядел расстроенным, как человек, поцарапавший крыло двенадцатилетней машины. Через секунду он пожал плечами. «Этого я не хотел. Мне жаль.»

  «Да, именно так ты выглядишь», – сказал Шнайдер. Салид даже не взглянул на него.

  Две или три секунды он смотрел на Иоганнеса, качая головой и с выражением искреннего сожаления, затем отступил на полшага и сунул правую руку в карман пиджака.

  «Обидно, – сказал он. „Но если другого выхода нет ...“ Жест, известный из тысячи криминальных фильмов, не преминул подействовать на духовенство. Он заметно вздрогнул, и Бреннер решил, что он тоже бледнеет. Тем не менее, через мгновение он покачал головой.

  «Вы не снимаете», – сказал он, хотя его голос так сильно дрожал, что полностью испортил желаемый эффект. «Я тебе мертвый бесполезен».

  Салид не вынул руку из кармана, но продвинул ее соответствующим образом, так что тонкая ткань вздулась. «Вы бы поставили на это свою жизнь?»

  Бреннер знал, что у Салида нет оружия. Это был странный жакет, в который Салид сжимал плечи – который, кстати, был таким широким, как подозревал Бреннер, а в кармане пиджака не было оружия. У Салида тоже ничего не было из халата.

  взяли, а скорее бросили по неосторожности на землю. Бреннер был уверен, что у него нет оружия.

  Очевидно, не Йоханнес, потому что он колебался только одну секунду, которую он был обязан своей гордости, затем кивнул. «Хорошо, я склоняюсь перед насилием. Но только в знак протеста. Я расцениваю ваше поведение как лишение свободы! «

  «Фактически, это похищение», – спокойно ответил Салид. «Но мы должны поговорить об этом позже – если вы тоже не хотите увидеть полномасштабную перестрелку», – он махнул свободной рукой в ​​сторону выхода и вскинул голову. "Вы слышите? Полиция идет ".

  В этот момент Бреннер также услышал вой, который все еще был слабым, но быстро становился все отчетливее: безошибочный звук полицейской сирены. У Салида должен быть по крайней мере такой же острый слух, как и у него. Хотя он мог видеть.

  Салид нетерпеливо махнул свободной рукой, наставляя воображаемое оружие на Бреннера. У него не было пистолета. У него не могло быть пистолета. С другой стороны ... Салид какое-то время был один; достаточно долго, чтобы принести пистолет, который он где-то оставил? Едва. Недостаточно долго. Был лишь крошечный шанс, что в кармане было больше, чем пустая рука. К сожалению, даже шанс умереть в один процент был потенциально смертельным. И Салид не был похож на человека, которому еще есть что терять.

  Вой полицейской сирены стал громче, когда они вышли из клиники и повернули направо.

  По крайней мере, его внутренние часы, казалось, снова работали, потому что, когда Вайхслер проснулся, он ясно почувствовал, что прошло как минимум полчаса. Его окружала жуткая тишина, настолько сильная, что в первый же момент он испугался, что окажется глухим. Затем его тело откликнулось на пробуждение. Он двигался бессознательно, и Вайхслер почти слышал их

  он издавал неуловимые звуки. Он открыл глаза, повернулся на бок и неловко сел.

  Он мало что видел. Свет погас, и единственным источником света было тускло-серое сияние, которое проникало через разбитые окна и разбивалось о битое стекло и небольшие сугробы снега, которые образовывались повсюду. Однако сама буря прекратилась. Кристаллы льда больше не вились в окна, и это также было причиной жуткой тишины, которую он чувствовал. Было не так уж и тихо, но последним воспоминанием, которое он оставил без сознания, был вой урагана.

  Вайхслер не повернулся к окну; Потому что кроме бури было еще одно воспоминание: о мертвом вахте, который висел над оконным парапетом. У него было чувство, что это не единственный найденный им мертвец.

  Вайхслер чопорно подошел к двери и включил свет, но лампы остались выключенными. Возможно, они были застрелены, но более вероятно, что сгорел главный предохранитель. Кроме того, в коридоре было почти совсем темно.

  Он боялся шагнуть в эту тьму, и оказалось, что этот страх оправдан. В школьном коридоре было так же тихо, как и в классе и, вероятно, во всем здании, но Вайхслер понял, что, несмотря на практически полное отсутствие света, там полно мертвых людей. Первый труп находился всего в нескольких шагах слева от двери, но второй уже был по другую сторону, и их число росло по мере приближения ужасной тропы к лестнице. Сами ступени были усыпаны неподвижными телами; двадцать, тридцать, может, намного больше. Классные комнаты наверху были преобразованы в общежития для пятидесяти человек из оперативной группы, и, должно быть, по пути туда произошла настоящая битва. Вайхслер этого не хотел. Напротив, он сопротивлялся изо всех сил, но его воображение стало независимым и показало ему в цвете и трехмерности то, что должно было произойти: выстрелы и шум с первого этажа разбудили людей, и первое, что они сделали. Видел, когда они, спотыкаясь, выбегали из своих комнат, напуганные, как они были сонными, там была армия живых мертвецов. Наверное, сразу же открыли огонь.