Текст книги "Противник (СИ)"

Автор книги: Вольфганг Хольбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 28 страниц)

  «Но этого не может быть! – ответил Йоханнес. Его голос был дрожащим, пронзительным и резким. Он собирался запаниковать. «Мы не имеем к этому никакого отношения! Мы только – "

  «Невинные?» Салид тяжело рассмеялся. «Вы должны знать, что невиновности не бывает. «

  "Прекрати! "Задыхался Йоханнес. Он подошел к Салиду и поднял руки, словно собираясь наброситься на него. «Мы не имеем ко всему этому никакого отношения! Они гонятся за вами, но не за нами! «

  «Ты уверен?» – мягко спросил Салид.

  Йоханнес уставился на него. «Что ... что ты имеешь в виду?» «Может, мы все трое уже слишком много знаем», – ответил Салид. Некоторое время он молчал, а когда снова заговорил, его голос стал заметно тише. "Простите. Я ... наверное несу чушь. Мне жаль, что я поставил вас в такую ​​ситуацию. Я бы сдался, если бы знал, что спасу тебя и Бреннера, но, боюсь, это не принесет никакой пользы. – Он махнул рукой в ​​сторону двери. «Вы видели, что произошло», – губы Йоханнеса задрожали. Его глаза стали больше. Теперь они были почти черными от страха. «Ты ... ты имеешь в виду ...»

  «Он думает, что люди там позаботятся о том, чтобы никто из нас не покинул дом живым», – прервал его Бреннер. У него не было сил смотреть прямо на Иоганнеса при этих словах, но он прочел в глазах Салида, что он, вероятно, довольно близко подошел к истине.

  «Почему?» – спросил он.

  Салид долго смотрел на него в тишине и со смесью печали и серьезности.

  Он повернулся к окну и выглянул наружу, прежде чем ответить.

  «Агент американского ЦРУ, который долгое время шел по моему следу. Я даже не знаю его имени. Он подстрекал людей ».

  «Чепуха!» – сказал Бреннер. Он почти сердито кивнул в сторону окна. «Что там происходит, Салид? Кто эти мужчины Почему они действительно охотятся за тобой? "

  «Разве вы не слышали новостей?» – спросил Салид. «Катастрофа три дня назад произошла по моей вине. По крайней мере, это официальная версия ".

  «И что это было?»

  «Безвредная стеклянная трубка с бесцветной жидкостью в якобы герметичном контейнере из сейфа секретной базы американских ВВС», – пояснил Салид. «Контейнер, должно быть, взорвался вместе с монастырем. Вещи, которые, по словам американцев, им вообще не принадлежат ".

  «Это не повод начинать здесь войну», – сказал Бреннер. «Боже мой, мы не на Диком Западе! Стреляют из автоматов! Они ... они летят на вертолете, атакуют дом в центре большого города! «

  Салид удивленно улыбнулся. «О, понятно, – сказал он. «Вы имеете в виду, что даже ЦРУ не осмелится сделать такое? Боитесь дипломатических затруднений? – он засмеялся. Он с трудом положил автомат на кровать, полез во внутренний карман пиджака и вытащил три плотно сложенных листа с машинописными буквами, которые, очевидно, были вырваны из папки, потому что левый край был потерт. Бреннер не смог опознать текст, но ему пришлось бы быть почти слепым, чтобы не заметить ярко-красную диагональную полосу и яркий отпечаток СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО.

  «Чтобы это не просочилось, вы рискуете и другими вещами, кроме нескольких дипломатических последствий», – сказал Салид.

  «Почему?» – спросил Йоханнес. Он хотел дотянуться до листьев, но Салид быстро убрал руку и снова полез в карман пиджака. На этот раз он вытащил зажигалку.

  «Доказательство», – ответил он. «Причина, по которой я приехал в вашу холодную страну. Поверьте, этих трех безобидных листов бумаги было бы достаточно, чтобы начать войну ».

  «Что там написано?» – спросил Йоханнес.

  Салид покачал головой. «Лучше, если ты не знаешь слишком много». С этими словами он щелкнул зажигалкой и поднес пламя к листьям. Бумага скрутилась и стала коричневой, но не сразу загорелась, так что Салиду пришлось повторить свой эксперимент в общей сложности три раза, прежде чем листья начали гореть желтым, сильно коптящим пламенем. По комнате начал распространяться резкий запах раскаленного пластика.

  «Почему ты это делаешь?» – удивился Бреннер.

  Салид помахал горящими бумагами, чтобы добавить в огонь еще кислорода. «Потому что это больше не имеет значения», – сказал он. «Ничто не имеет значения, если мы не остановим то, что ускользнуло из монастыря. «

  Он подождал, пока пламя почти не опалило его пальцы, потом подошел к раковине и бросил горящие бумажки в него. Вонь горящего пластика стала настолько интенсивной, что Бреннер был кашель.

  «Это не будет делать ничего хорошего,» тихо сказал Бреннер. «Если эти документы действительно в качестве взрывчатого вещества, как вы утверждаете, тогдашний» «Достаточно подозревать, что вы могли бы знать их содержание, чтобы получить вас из пути,» прервало Salid. "Я знаю. И мне очень жаль. Но я не могу изменить его. Я могу только попытаться вытащить вас отсюда достаточно безопасно. «

  «Вынести его отсюда?» – почти кричал Йоханнес. «Там нас ждет целая армия! Вы видели, что произошло. Они стреляют в свой народ! Мы мертвы, как только выходим из дома! «

  «Я знаю, – сказал Салид. «Но я тоже не собираюсь делать ничего настолько глупого. «

  «Но?» – удивился Иоганнес.

  Salid снова поднял свой пистолет с кровати. При обычном движении он вытащил журнал из, проверил его и толкнул ее обратно на место. «Мы будем ждать ее,» сказал он. «Здесь.»

  Хайдманн проснулся, когда они подняли носилки в машину скорой помощи. Он испытывал мучительную боль, но хотя его первой мыслью был чистый ужас по поводу того факта, что он был отброшен из доброжелательных темных объятий бессознательного обратно в этот ад агонии и мучений, он понял кое-что еще почти сразу, гораздо хуже, с каждым разом. единственный нерв в его теле, казалось, загорелся. Он чувствовал агонию, о которой раньше даже не подозревал, но только до самой груди. Боль внезапно прекратилась чуть ниже его сердца – нет, не внезапно: словно оборвалась.

  Он сразу понял, что это значит.

  Хотя он был в агонии, его мысли работали с редкой остротой. Две пули попали в него: первая выбила пистолет из его руки и забрала последнее звено его мизинца. Второй пробил ему грудь чуть ниже сердца и застрял в позвоночнике.

  Он также помнил все, каждую крошечную деталь, каждую мысль, которая приходила ему в голову, пока он был там, в доме, и он знал с непоколебимой уверенностью, что все это действительно произошло; мысль о том, чтобы считать это галлюцинацией, была заманчивой, но она не хотела приходить. Даже если это было вопреки всей логике, вопреки всему, что, как он думал, он когда-либо знал и узнал, – это произошло.

  Он открыл глаза. Сначала он не видел ничего, кроме красного тумана, то они застывали в смазанный образ, который еще через секунду стало немного яснее, если не правильно. Он посмотрел на бледное лицо под темными потными волосами, низко склонившимися над ним. Сигнальный красный пиджак и умелые, знающие движения, которыми манипулировал мужчина, определили его как врача. Он выглядел почти поражен, когда Heidmann открыл глаза и посмотрел на него, но после второго выражения уступило осторожное облегчение.

  «Ты проснулся», – сказал он. "Это очень хорошо. Тебе нельзя двигаться, ты это понял? "

  Хайдманн хотел ответить, но доктор быстро поднял руку и сделал отрицательный предупреждающий жест. Не пытайся говорить. Дай мне знак своими глазами, если хочешь мне ответить ".

  Хайдман опустил веки, и на лице доктора промелькнула мимолетная, быстро эфемерная улыбка. «Тебе больно?» – спросил он.

  Heidmann моргнул в ответ. Врач повернул голову и сказал что-то кому-то Heidmann не мог видеть со своего места на диване, потом он взял пару ножниц и начал резать пальто открытого Heidmann в первом, а затем его куртка рукава. «Я дам вам что-то от боли,» сказал он. «Но важно, что вы бодрствовать. И вы не должны двигаться, ни при каких обстоятельствах. Разве они понимают, что «.

  Heidmann ответил на вопрос с мерцанием. Он никогда не был серьезно болен, не говоря уже о раненых, в его жизни, но он видел ситуацию, как это достаточно, чтобы знать, что это было лучше, если бы он сделал именно то, что доктор попросил его сделать. Но это было не только о нем. Он должен был сказать ему, что происходит там, в доме. Обязательно. Но просто пытаюсь переместить его голосовые связки причиняли ему новое, невыносимое агонию.

  Врач ввел иглу в вену левой руки и опустил поршень шприца. Хайдманн почувствовал и то, и другое в сто раз сильнее, чем ему бы хотелось, но прошло всего несколько секунд, прежде чем покалывающая волна успокаивающей анестезии начала распространяться по его руке и быстро подниматься вверх. Боль не прошла полностью, но снизилась до почти терпимого уровня.

  «Это самое сильное, что я могу вам дать», – сказал доктор с тоном искреннего сожаления в голосе. «Не волнуйся, ты справишься».

  Как будто это было то, что это было все! В тот момент Heidmann не думал о себе. Он не был героем. Он никогда не был. Он никогда не поверил бы о себе, что он может рисковать своей жизнью, чтобы спасти кого-то другого, но теперь он не все равно, что с ним случилось. Он должен был предупредить людей там. Никто не мог войти в этот дом. Что ждет там было хуже, чем смерть. Он пытался, но его голосовые связки были до сих пор не работает. Покалывание линии, за которой боль потеряла свой абсолютный контроль над своим телом достигла его за плечо и теперь медленно начинает распространяться через его грудь. Может быть, он мог говорить, когда препарат был в лучшем случае.

  Врач сделал ему вторую инъекцию, посмотрел на него долгим обеспокоенным взглядом и немного выпрямился.

  «Что там происходит?» – крикнул он громче и резким голосом. «Почему бы нам не пойти? Мужчине нужно в больницу! «

  Ответа не последовало, но лишь мгновение спустя задняя дверь машины «скорой помощи» распахнулась. Хайдманн услышал возбужденные голоса, очевидно спорящие друг с другом, затем он услышал, как кто-то садится в машину скорой помощи и приближается.

  «Что это должно значить?» – сердито спросил доктор. 'Что Вы думаете о? Разве вы не видите, что этот человек тяжело ранен? Тебе здесь нечего делать! «

  «Мне очень жаль, доктор», – сказал злоумышленник. «Но я должен поговорить с пациентом. «

  «Об этом не может быть и речи!» – сердито ответил доктор. «Этот человек ни с кем не разговаривает. Ему нужно в больницу. Немедленно. «

  «Пожалуйста, доктор, не усложняйте это излишне. На самом деле это займет всего мгновение, но это очень важно. «Хайдманн узнал голос сейчас, но сначала он не мог дать ему имя или лицо. Потом он знал, кто это: Кеннелли. Осознание этого наполнило его смесью облегчения и удивления. Он автоматически предположил, что агент ЦРУ разделил судьбу Смита и тоже был мертв.

  Врач попытался начать снова, но Кеннелли властным жестом оборвал его. Он сделал даже больше: казалось, легким движением он схватил доктора за запястье, поднял его и повел к двери, где уже ждали еще двое мужчин. Не отвечая на громкие протесты и ожесточенное сопротивление врача, они схватили его за руки и утащили.

  Кеннелли сел на табурет, на котором сидел доктор, и задумчиво посмотрел в лицо Хайдманну. Он делал это очень долго – три, четыре, пять секунд – и то, как он смотрел на него, заставило Хайдманна вздрогнуть. Чего бы он ни ожидал, Кеннелли не видел ничего подобного. Его глаза были не менее холодными, чем у насекомых, которых он встречал в доме. «Вы меня понимаете?» – спросил он.

  Хайдманн ответил так же, как он общался с доктором, и Кеннелли мельком нахмурился.

  «Что там произошло?» – спросил он. «Где Смит и другие?»

  «Мертв», – ответил Хайдманн. Теперь лекарство полностью подействовало. Он все еще испытывал боль, но в то же время чувствовал легкое головокружение. Разговор потребовал меньше усилий, чем он ожидал.

  «Салид убил ее», – предположил Кеннелли, но Хайдманн старательно покачал головой.

  «Ты не должен ... не возвращаться туда», – сказал он запинаясь. «Не посылайте ... никого ... сюда», – нахмурился Кеннелли. «Что это значит?»

  «Это был не… Салид», – с трудом сказал Хайдманн. Чувство комфорта и сонливости сменилось все более сильной усталостью. Но как бы он ни хотел снова потерять сознание, теперь он упорно боролся с этим. Ему нельзя было позволить потерять сознание, пока нет. «Эти ... жуки», – пробормотал он. «Они ... убьют всех».

  «Жук?» Он впервые увидел что-то вроде человеческих эмоций на лице Кеннелли: выражение недоверчивого изумления. «О чем ты говоришь?»

  «Насекомые», – прошептал Хайдманн. Его голос был настолько низок, что он даже не был уверен, что он был на самом деле произнося слово. Тем не менее, он продолжал: «Жуки… повсюду. Они ... ели Смит и ... женщина. «

  «Что, черт возьми, тебе дал этот идиот-доктор?» – спросил Кеннелли.

  «Нет!» – простонал Хайдманн. "Это правда. Не ... возвращайся ".

  Кеннеолли смотрел сердито на него на мгновение, потом встал с таким резким рывком, что его стул упал назад и упал. Не взглянув на Хайдманна, он повернулся и ушел.

  «Нет», – выдохнул Хайдманн. "Оставайся здесь! Это правда. Вы не должны ... не возвращаться ".

  Но Кеннелли больше его не слышал. Он давно вышел из машины. Хайдманн слышал, как он разговаривает с кем-то снаружи на английском. В нем начало закрадываться тупое отчаяние. Им не разрешили вернуться. Насекомые отпустили его, но только чтобы предупредить остальных. Они не потерпят другого злоумышленника в своем царстве.

  Мысль о том, что случится с людьми, которые, предположительно, в тот момент готовились штурмовать дом по приказу Кеннелли, наполнила его таким ужасом, что он собрал все свои силы и немного поднялся. Его тело ответило новой волной гневной боли, но Хайдманн стиснул зубы и пробился вверх. Снова красные вуали начали танцевать перед его глазами, и он почувствовал себя больным, но он также поборол это чувство вниз и в отчаянном усилии поднялся как можно дальше на своей неповрежденной левой руке. Застонав, он поднял голову и заставил себя снова открыть глаза. Он больше не был один. кто-то вошел в машину скорой помощи и сгорбился перед ним.

  В самый первый момент он подумал, что вернулся Кеннелли или, может быть, доктор. Затем его глаза прояснились, и он понял, что это не так.

  Хайдманн замер. Что-то в нем погасло. Он больше не чувствовал ни боли, ни страха. Все, что он только что думал и чувствовал, исчезло, и все, что он мог сделать, это смотреть в лицо незнакомцу, который вошел в машину скорой помощи и смотрел на него сверху вниз. Это лицо – великий Бог, это лицо!

  "Нет! Он прошептал. И снова: «Нет! «

  Фигура подняла руку и протянула руку к нему. Heidmann ахнул от ужаса, оттолкнулся и с его неповрежденной правой рукой и его искалеченной левой рукой, и отполз от незнакомца, волоча парализованную нижнюю половину его тела с ним, как неживой придаток. Его взгляд висел, как будто завороженные на его глазах. Глаза, которые были большими и темными, и древними, наполненные знанием самой догадки которого, казались, сжечь что-то внутри него. Он чувствовал, что он умрет, если он был выставлен на ее взгляд только один еще второй, но это было невозможно для него, чтобы избежать его либо. Скуля от страха, он пополз, насколько он мог. Рука незнакомца последовал за ним, подошел к своему лицу и слегка коснулся его лба.

  Раскаленный шар чистого огня взорвался в спине Хайдманна, яростно разлетелся по его телу – и погас.

  С ним боль утихла, и в то же время чувство вернулось в нижнюю половину его тела. Так резко, что его ноги дернулись почти на полметра от кровати, а затем упали. Хайдман ахнул от удивления и шока, сел и недоверчиво посмотрел на свои ноги широко раскрытыми глазами. Они дрожали. Он чувствовал, как они дрожат. Он больше не был парализован. Он чувствовал, как пули раскалывают его позвоночник и раз и навсегда перерезают его нежные нервы, но он мог пошевелить ногами! Более того, когда он поднял правую руку и посмотрел на свои пальцы, он увидел, что рана не только перестала кровоточить, но и практически полностью зажила. У чуда были свои пределы – разорванная фаланга не отросла, а культя была покрыта гладкой розовой кожей и даже не повредила.

  Heidmann вскинул голову и огляделся. Он был один. Жуткий незнакомец исчез так же тихо, как и пришел.

  На короткое время он очень серьезно подумал о возможности того, что впал в кому и поддался странной лихорадочной фантазии, но тут же отогнал эту мысль. Даже если бы это было так, у него не было бы возможности прояснить себя, и, несмотря на все это, происходящее было настолько реальным, насколько это могло быть; Более того – как будто впервые в жизни он почувствовал, что означает реальность, и, наоборот, все, что он испытал до сих пор, было лишь частью гораздо большего, более сложного целого, которое он мог не уловить даже сейчас не мог, а теперь впервые догадался. Это должно быть похоже на человека, который воскрес из мертвых. Он слышал, что люди, проснувшиеся после клинической смерти, развивают совершенно иное отношение к жизни, но он не верил, что это так.

  Даже не замечая движения, он окончательно сел и спустил ноги с обтянутой кожей кушетки. И только когда его ноги коснулись металлического пола машины, он понял, какое чудо представляет собой это движение, которое на самом деле было таким естественным. Даже потому, что минуту назад для него это было бы совершенно невозможно. Внезапно его охватил великий, почти всемогущий трепет перед самой жизнью. Впервые в своей жизни он осознал, насколько огромным было это чудо, которое он раньше считал само собой разумеющимся, и какая невообразимая сила, должно быть, была необходима для его создания. это из ничего.

  Впервые в жизни Хайдманн почувствовал, что есть Бог.

  Он встал, перегнулся через две ступеньки к двери и вышел из машины. Холод, тьма и ледяной ветер охватили его, но хотя все его тело сразу начало дрожать, а его собственное дыхание образовало серое облако перед его лицом, улыбка расплылась по его чертам. Он не страдал от холода или пронизывающего ветра, но наслаждался каждым из этих чувств с беспрецедентной глубиной, поскольку они тоже были частью могущественного чуда, которое он теперь осознавал.

  Кто-то что-то крикнул. Хайдманн обернулся и увидел фигуру в ярко-красной куртке, спешащую к нему, яростно жестикулируя руками. Это был доктор. Казалось, он не узнал его или подумал, что он Кеннили или один из его людей, потому что выражение почти святого гнева распространилось по его лицу. Он рванулся вверх, сгорбившись от гнева, и остановился так внезапно, как если бы натолкнулся на невидимое препятствие. Выражение такого странного недоумения распространилось по его лицу, что Хайдманн не смог удержаться от улыбки. «Что ...?» – пробормотал он. Его глаза расширились. «Но ... но это ...»

  «Не волнуйтесь, – сказал Хайдманн с улыбкой. „Все в порядке“, – с этими словами он повернулся и медленно исчез в ночи. Никто не пытался его остановить.

  С тех пор, как она непроизвольно перешла в другую комнату, прошло не более пяти минут, но Бреннер чувствовал, что пройдут часы. Они больше не разговаривали. Если Салид говорил правду о секретном военном агенте, то у людей, ожидавших там, была еще одна причина убедиться, что они не могут ни с кем поговорить.

  И все же ее ситуация показалась ему почти абсурдной. Он даже не знал, в каком они городе, но это был город. Город тысяч, может быть, десятков тысяч человек. Вы не могли просто начать здесь войну только для того, чтобы убить хотя бы одного человека. И в то же время эта чудовищная идея была единственной надеждой Бреннера. Независимо от того, какой силой обладали эти люди, сколько у них было оружия и насколько они были решительны, они не могли продержать эту осаду вечно. С каждой секундой, в течение которой они не пытались штурмовать дом раз и навсегда – или без лишних слов, Бреннер даже больше не исключал этого – их шансы на то, что кто-то придет и положит конец всему преследованию, увеличивались.

  Салид встал и подошел к окну, чтобы выглянуть. Он делал это по крайней мере так же часто, как Бреннер за последние пять минут. Как и он, он, вероятно, не видел там внизу ничего, кроме черных теней обнесенного стеной внутреннего двора, на который выходило окно.

  «Я не понимаю, где они», – сказал Йоханнес. «Вы могли бы быть здесь давным-давно. «

  «Вы скоро будете там», – сказал Салид, не отворачиваясь от окна. «Не волнуйся», – он тихо, не очень юмористически рассмеялся. «Когда он начнется, оставайся рядом со мной. Неважно, что происходит или что я делаю ».« А что ты хочешь делать? »– спросил Йоханнес.

  Он не впервые задавал этот вопрос, но даже сейчас ответа не было. Салид просто отвернулся от окна, посмотрел сначала на Бреннера на мгновение, затем на Йоханнеса еще на мгновение, а затем скривил губы в том, что он мог подумать, было уверенной улыбкой. Йоханнес не стал повторять свой вопрос, но, по крайней мере, Бреннер был уверен, что у Салида не было плана. Они оказались в ловушке. Возможно, Салид просто поверил своей удаче; возможно, это всегда был его способ никогда не иметь плана, но всегда действовать исходя из ситуации. Если бы он был наедине с палестинцем, он бы задал родственный вопрос, но присутствие Джона остановило его. В каком-то смысле поведение Йоханнеса было для него даже более загадочным, чем поведение Салида. Раньше, когда они фактически и немедленно находились в опасности, Йоханнес отреагировал так четко и хорошо, как будто он был самым опытным из них; теперь он вел себя так, как будто хотел изо всех сил доказать стереотип неземного, кроткого – и немного трусливого – священнослужителя.

  Незначительный шорох заставил его посмотреть. Звук был не очень понятно, и ему было трудно сказать, какой путь он идет, но он остановился. И он был не только один, чтобы услышать его. Salid тоже наклонил голову и прислушался, но через несколько мгновений пожал плечами и повернулся к окну.

  «Что это?» – удивленно спросил Иоганнес.

  «Ничего», ответил Бреннер. Звук был все еще там, но это, вероятно, не имел в виду, что угодно. Это был старый дом, который, вероятно, затрещало и трещины все время.

  «Я думаю, они идут», – внезапно сказал Салид.

  Йоханнес втянул воздух сквозь зубы, пораженный, и Бреннер тоже резко поднял глаза.

  «Где?» – спросил Йоханнес.

  Салид пожал плечами. «Я не уверен», – пробормотал он. Его руки крепче сжали оружие, и Бреннер увидел, что его указательный палец нервно касается предохранителя, но еще не потянул его. «Но я думаю, что видел что-то там внизу».

  Он отвернулся от окна с внезапным рывком, подошел к двери и сделал жест, чтобы Johannes и Бреннер остаться назад. Бесконечно осторожно и без малейшего звука, он открыл ему трещину, прислушался, а затем толкнул дверь дополнительно открыт. Он слегка присел и направил ствол пулемета вверх под углом, чтобы стрелять все, что может мешать снаружи. Он снова прислушался секунд. Когда все было тихо снаружи, он открыл дверь полностью и снова выпрямился.

  Бреннер увидел, как он испугался и застыл посреди движения. "Что?! – встревоженно спросил он. Салид сделал поспешное движение свободной рукой, чтобы не двигаться, затем сделал еще один шаг из комнаты и в мгновение ока повернул направо, а затем налево.

  Бреннер больше не мог терпеть ожидания. Не беспокоясь, что об этом подумает Салид, он встал и последовал за ним в коридор. «Что случилось?» – спросил он.

  Салид сделал еще одно поспешное движение, чтобы замолчать, но сделал тот же жест в сторону лестницы, и Бреннер почти сразу понял, что он имел в виду. Коридор был пуст. Трех неподвижных фигур, которых он в последний раз видел, когда выглядывал в коридор, больше не было.

  Салид предостерегающе поднес указательный палец к губам, поднял оружие на сгибе правой руки и плавно, как кошка, двинулся к двери на противоположной стороне прохода. Он исчез в комнате на несколько секунд, но почти сразу же вернулся и снова жестом приказал Бреннеру замолчать и вернуться в комнату. Так же быстро и искусно, как только что, он подошел ко второй и третьей дверям коридора и осмотрел комнаты позади. Когда он вошел в комнату сразу по лестнице, Бреннер инстинктивно затаил дыхание. Но даже сейчас Салид через несколько мгновений снова вышел и вернулся к нему быстрыми шагами.

  «Там никого нет», – сказал он задумчивым, почти озадаченным тоном.

  «Но это невозможно», – Йоханнес последовал за ними и смотрел в зал широко раскрытыми глазами, и он говорил гораздо громче, чем Бреннер считал нужным.

  Салид пожал плечами. «Вы, должно быть, проснулись», – сказал он. «Я просто не понимаю, почему они не пытались сокрушить нас».

  «А ... мертвец?» – спросил Бреннер.

  Салид снова пожал плечами. «Наверное, забрали его. Может, он и не был мертв. Я выстрелил в него, но, может быть, я только что ранил его ».

  «Я не это имел в виду, – сказал Бреннер. Он указал на последнюю комнату, которую искал Салид. „А что насчет того человека там?“

  Салид нахмурился. «Там никого не было».

  Странное чувство начало распространяться по Бреннеру. Не совсем страх, но что-то может быть хуже

  было: чувство нереальности, которое было все время глубоко внутри него, а он этого не осознавал. Он видел, как мужчина пошатнулся и упал. Он молчал.

  Салид на мгновение уставился в землю, затем полностью повернулся к нему и Йоханнесу и вытащил пистолет из-за пояса. «Сможете ли вы справиться с этим?» – спросил он.

  Бреннер посмотрел на оружие с таким выражением, как будто Салид держал на нем ядовитую змею. «Никогда.»

  «Я не жду, что ты будешь стрелять, – серьезно сказал Салид. „Иногда это помогает просто стрелять в воздух.“

  Он сделал призывной жест с оружием, но Бреннер, напротив, отступил на шаг и решительно покачал головой. «Я не могу этого сделать», – сказал он. А потом снова и еще решительнее: «Никогда! «

  Салид на мгновение выглядел очень рассерженным, но ничего не сказал, просто зажал нижнюю губу между зубами и сунул пистолет обратно за пояс. Он нерешительно огляделся, и у Бреннера снова появилось ощущение, что Салид на самом деле не знал ничего больше, чем Йоханнес, или он знал, что делать. Теперь Бреннер был почти уверен, что сила Салида по большей части состоит в том, чтобы реагировать на каждую мыслимую ситуацию и всегда инстинктивно поступать правильно. Возможно, самого разыскиваемого террориста в мире можно было бы поймать таким образом: просто ничего не делая и, таким образом, не давая ему возможности ни на что реагировать.

  Бреннер переехал нерешительно мимо него к двери. Он почти боялся смотреть в зал снова, хотя он точно знал, что он увидит там; а именно ничего. Но, возможно, это было именно то, что испугало его. Он знал , как много о ремесле Salid как он почерпнутый из детективных романов и соответствующих голливудских фильмов – которые на простом языке , вероятно , означали чуть меньше , чем ничего , – но даже он знал , что двое мужчин из там вряд ли упустили возможность пусть они удивят вас , Если бы они все равно сделали это, там должны были быть причиной. Но какой из них?

  Он подошел к Салиду и приложил ладонь к дверному косяку.

  Он чуть не выпал из зала. Древесина прогнулась под его пальцами и буквально рассыпалась в пыль. Более мелкие осколки упали на пол, затем часть дверной рамы длиной вытянутой руки оторвалась и вылетела в коридор. Он разбился на крошечные фрагменты, когда упал на землю. Бреннер наклонился вперед, и Салид схватил его и поймал, когда он собирался потерять равновесие. Его плечо снова задело дверной косяк и вырвалось еще одно.

  «Эй, эй, расслабься, – сказал Салид. „Мы выберемся отсюда достаточно рано“.

  Бреннер мимолетным кивком поблагодарил Салида за помощь, одним широким шагом снова обрел равновесие и растерянно обмерил дверной косяк. Дом был старый и в запущенном состоянии, но почти не касался каркаса ...

  Поколебавшись, он протянул руку и почувствовал над разбитым деревом. Это было странно; мягкий, влажный и липкий дискомфортно, почти мясистая масса, которая почти разрушился под действием собственного веса. На мгновение у него было ощущение, что что-то движущееся под его пальцами, но когда он присмотрелся, он ничего не видел.

  «Что у вас есть?» – спросил Йоханнес. Он подошел ближе и смотрел на разбитый дверной косяк с таким же изумлением, как и Бреннер.

  «Ничего», – быстро сказал Бреннер. Через секунду он добавил с нервной улыбкой: «Возможно, это слишком большое доверие к этой структуре».

  Салид тоже потянулся и нащупал потрескавшееся дерево. Он задумчиво взял между большим и указательным пальцами немного белесой массы, появившейся под отслаивающейся краской, и растер ее. Он понюхал его, наконец пожал плечами и вытер пальцы о штанины. Бреннер и Йоханнес вопросительно посмотрели на него, но Салид только снова пожал плечами.

  «Если бы мы были здесь, в Америке или Австралии, я бы предположил, что это термиты», – сказал он. «Но нет, наверное, нет такой вещи здесь. Эта хижина, наверное, просто старая. – Он тихо рассмеялся. «Кто знает – может, она мгновенно потеряет сознание, и мы легко выберемся из этой неразберихи. «

  Бреннер улыбнулся тоже – мимолетно и недостоверными, как смех Salid в звучал – но посмотрел на дверную коробку еще раз, и более внимательно. Краска была сломана в бесчисленных местах, и странный процесс разложения, казалось, по-прежнему под ним. Может быть, шутка Salid была менее смешно, чем это должно было быть. Если весь дом был в таком же состоянии, как эта дверь, возможно, было бы действительно рухнет, если больше был уволен здесь, чем пистолетный выстрел. Но это абсурд! «Ну,» сказал Salid. «Идти вниз Давайте.»

  Он разблокировал свое оружие и во второй раз присел в коридоре; хотя он только что обыскал его таким же, почти излишне осторожным способом. Он нырнул через Степь, упал на одно колено и на мгновение пристально вгляделся в темноту, прежде чем помахать ему Бреннером и Иоганнесом.

  Бреннер последовал за ним с колотящимся сердцем. Хотя он пытался двигаться как можно тише – что, вероятно, было совершенно ненужным – он не приблизился к скорости и элегантности Салида. По сравнению с палестинцем, он двигался как пресловутый слон в посудной лавке, что сразу же заслужило критический взгляд Салида. Он хотел сказать несколько слов извинений, но Салид оборвал его, поспешно взмахнув рукой, и в то же время указал вниз в темноту у подножия лестницы. Бреннеру достаточно было прислушаться, чтобы понять, о чем говорит Салид. Вы были не одни в доме. Кто-то двигался туда.

  Тем не менее, Бреннер не был уверен, действительно ли это был кто-то, а не что-то. Он слышал шумы, но они были не такими, как он ожидал. Что-то зашумело. Треск и грохот, тихий и незаметный, но все же чрезвычайно присутствующий, как будто он исходил не из какого-то определенного источника, а со всех сторон одновременно. Звук, который напомнил ему горох, катящийся по лестнице, или пластиковую миску, полную попкорна, в которую неловко копошились детские руки. Казалось, что-то движется внизу лестницы, но если это вообще было, и если это было не только его воображение, он не мог сказать, что именно.