Текст книги "Отродье. Охота на Смерть"

Автор книги: Владимир Воронов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 35 страниц)

Всё. Это была последняя капля. Вадима переполнил страх. Внутри будто сработал какой-то тумблер, после чего мужество и выдержка оставили его:

– Неееееееееееет!!! – он вскочил на ноги, начал махать руками, отгоняя привидение, – не прикасайся ко мне! Не трогай меня! Уйди!!! Прошу оставьте меня в покое!!!

Привлечённые его криками, из соседних картин высунулись головы других привидений. Они удивлённо смотрели на, бешено озиравшегося Вадима. Первый призрак жестами позвал их присоединиться. Они вылезли, нерешительно подошли. Его сильно трясло. Он отступил, упал на диван, свернулся в углу, заплакал от страха, начал задыхаться от страха, повторяя: "Пожалуйста, уходите… Пожалуйста…".

Последнее, что он увидел перед тем как потерять сознание: старый доктор, стоящий в толпе белых призраков, словно среди коллег в белых халатах. В его глазах не осталось сочувствия или понимания. В них светился диагноз. Доктор поставил ему диагноз и теперь перейдёт к лечению, что значило для Вадима одно.

Конец.

Он очнулся из-за боли в руке. Непроизвольно потянул её на себя, но ничего не добился – руку что-то держало. Тоже самое со второй рукой и ногами – Вадима привязали.

– Приходит в себя, – равнодушно заметил мужской голос.

– Готовьте к процедуре, начнём через минуту, – холодный женский голос.

Над ним стоял крепкий мужчина, с волосатой грудью и рыжая сестра, которую он уже видел вместе с доктором. Виски смазали чем-то холодным. Вадим сильно испугался, хотел сказать, чтобы они остановились, что это ошибка, и ему не нужны никакие процедуры, но не смог – во рту всё место занял объёмный кляп, надёжно закреплённый на ремешке, застёгнутом на затылке.

– Ыыыы! Ыыы!!! Ы! – всё, что удалось ему выдавить.

– Клиент сильно возбуждён, – констатировал мужчина.

– Это ненадолго… – заметила женщина.

Они обменялись понятными им одним взглядами.

Вадима пронзил тотальный ужас. Это самое страшное: понимать, что с тобой прямо сейчас произойдёт нечто кошмарное, непоправимое и при этом не иметь шанса ничего изменить. В глубине души он уже знал, последовательность дальнейших событий, понимал – сопротивляться глупо, но отчаянно брыкался, выгибаясь на кушетке дугой. Путы впивались в руки и ноги, оставляя на коже синяки, но эта боль была приятной – она подтверждала, что он ещё жив, что он хозяин своего тела.

– Начнём? – склонился над его головой мужчина?

– Да, – ответила женщина.

Они не смотрели на него – он для них всего лишь один из многих пациентов, он для них работа. Вечером эти двое сменят белые халаты на яркие одежды и уедут в разные концы Москвы, оставив работу на работе, став обычными весёлыми интересными людьми. А Вадим останется здесь.

Мужчина ещё раз смазал ему виски чем-то холодным. Женщина поднесла два стальных электрода. Он успел в последний раз закричать, реабилитируясь перед самим собой – пытался спастись, пытался сделать хоть что-то, чтобы защититься.

Время остановилось.

Как во время ядерного взрыва, мир на долю секунды замер – потерял цвет, запах, форму, потом сжался до размеров его головы и взорвался, разорвав его на куски, выбросив из сознания всё, что минуту назад было Вадимом. Адская боль терзала тело не долго. Этой боли не было названия, она превосходила все возможные определения, данные ей. Боль в чистом виде. Уже скоро он перестал чувствовать тело, но в голове разряды тока продолжали творить невозможное. Его оглушило, он перестал видеть и чувствовать. Только тьма и мириады искр, и где-то в этом вихре его разум. Необъяснимая сила тащила прочь – откуда и куда – он не знал, но чувствовал, что необходимо удержаться. Сила росла, держаться было всё труднее – болезненнее.

Всё кончилось.

В ушах стоял невообразимый шум. Он приоткрыл глаза – ничего не видно, всё плывёт. Свётлые и чуть более темные пятна. Два чёрных пятна приблизились. Моргнул.

Электроды.

Вадим не успел испугаться. Неведомая сила легко подхватила остатки того, из чего состояло его "Я". Он превратился в бейсбольный мяч, запущенный в кручёную подачу. Скорость росла, всё смазалось в светлые красно-жёлтые полосы. Вперёд и быстрее! Быстрее! Мир закрутился в воронку.

Стоп.

Как с разбегу удариться головой об стену. Как врезаться на автомобиле в фонарный столб. Как будучи мячиком, встретиться с бейсбольной битой. Мир разлетелся фейерверком искр. Гул накрыл, дезориентируя, взрывая барабанные перепонки. Судорога мозга. Боль, возведённая в высшую степень.

Душа лопнула.

Его "Я" рикошетом отправилось во тьму, а он остался. Оболочка Вадима Крымова, без его воспоминаний, без знаний, без него.

Пустота.

Тишина.

Забвение.

7

Воробьи прыгают по снежным веткам. С ними что-то не так. У них красные грудки и их совсем не слышно. Не важно. На дерево падают хлопья снега. Медленно – как ему нравится. Воробьи улетели. На их вытоптанные следы падают свежие снежинки. Следов не осталось. На карнизе снова не потревоженный никем белый воротник. Темнеет. По стволу взлетела тощая взъерошенная кошка – слишком быстро – пестрит в глазах. Он отвернулся. Пожелтевшая от времени батарея. Краска покрыта десятками чёрных трещин. В эти трещины приятно вглядываться, некоторые причудливым образом складываются в правильные образы: вот профиль носатого мужчины, а это морковка.

– Вадик, вот ты где!

Такую трещину он раньше не видел – большая с тёмными точками отколовшейся краски – как дерево со снегирями! Снегири – что это за слово? Почему он так назвал воробьёв? В лицо заглянула какая-то женщина. Помешала рассматривать. Женщина улыбнулась – значит, она его любит, значит ей можно доверять. Когда-то давно, другая женщина ему улыбалась так же по-доброму. Протянула ладонь с таблетками и стакан. Он знает это – надо выпить таблетки и запить из стакана. Он хороший мальчик. Глоток. Сделано. Женщина гладит тёплой рукой по щеке. Берёт его под руку. Надо встать и идти. Надавили на плечи – он должен сесть. Вот тарелка и ложка – надо есть. Холодная масса исчезает из ложки. Жёлтые круги на воде в тарелке, как солнышко. Много солнца. Он пытается их соединить в одно большое, но они дробятся. Его опять потревожили. Ноги идут по полу. Раз-два, раз-два в этой последовательности есть ритм. Ритм – это хорошо. Знакомая комната, если он здесь – пора спать. Лучше на боку. Голову на подушку. Сверху одеяло. Руки поверх одеяла – иначе женщина перестанет улыбаться и поругает. Закрыть глаза – спать.

Прошёл ещё один день. День? Что это такое?

– Эй, проснись. Эй, ты меня слышишь?

Перед ним мужчина. Без бороды, но с серыми волосами на щеках. От него чем-то пахнет, чем-то знакомым… Не улыбается – не любит его. Мешает спать, а ведь он знает, что ещё не время вставать. Зачем мужчина мешает? Он плохой. Закрыть глаза – спать.

– Я – Грегори, можешь звать меня – Грег, а ты Вадим?

Мужчина не отстаёт. Он его проигнорирует и тому надоест – отстанет. Не открывать глаз!

– Вадим, я же знаю, что ты меня слышишь! Хватит играть в психов! Вставай, у нас дел невпроворот!

Поскорее бы пришла, улыбающаяся женщина, она его любит – прогонит плохого мужчину.

Так и случилось. Мужчина страшно шумел, но потом успокоился. Лежал рядом на соседней кровати. Тихо. Опять всё хорошо. Скоро прилетят воробьи, и может быть пойдёт снег…

Мужчина быстро поднялся. Слишком быстро – кружится голова.

– На, – протянул большую белую таблетку, – ты должен это выпить!

Как же он её выпьет, если нет стакана с водой? Таблетку нужно запить – он это знает – он умный мальчик.

– Быстрее пей! – строго сказал мужчина.

Вадим перевернулся на другой бок. Отвернулся к стене.

Неожиданно мужчина схватил его, легко стащил с кровати, посадил.

– Послушай меня! Я верю, что тебя здесь ещё не залечили окончательно! Я верю в тебя, и ты мне нужен! Пей!

Вадим испугался, хотел подчиниться, но таблетку нужно запить, что же делать? Ведь иначе нельзя!

Мужчина начал его трясти. Вадим боялся сопротивляться, поэтому тихо застонал. За что его обижают?

– Всё. Ты меня вывел! Отрой рот и съешь эту чёртову пилюлю!!! – он силой раздвинул ему губы и засунул таблетку.

Из глаз покатились слёзы. Мужчина отпустил. Вадим отполз в угол кровати, и горько плакал, пока во рту таяла горькая таблетка. Ничего не понимал: за что, почему?

На следующее утро сцена повторилась. Но мужчине было мало заставить его съесть неизвестную таблетку, когда через час пришла улыбающаяся женщина, принесла другие таблетки и стакан воды, и Вадим выпил – мужчина шёпотом накричал на него и силой сделал так, что Вадима вырвало. Это было ужасно! Ужасно не справедливо!

Палата превратилась в камеру.

Днём его не радовал ни пейзаж за окном, ни огромный пазл с весёлыми слонами, который необходимо было собрать ещё на прошлой неделе, ни кисель на обед. Весь день он боялся вечера. И вот, улыбающаяся женщина, кажется, она называется медсестра, повела его обратно. В камеру. Вадим как мог, жаловался ей, плакал, просил не возвращать его к жестокому соседу, но женщина оставалась неумолима. За его спиной задвинулся железный засов.

– Ну, привет, дебил! – расплылся в ехидной улыбке мужчина, небрежно развалившийся на кровати.

– Здравствуйте, – Вадим потупился, нерешительно переминаясь с ноги на ногу на пороге.

– Сколько сегодня памперсов попачкал? Слушай, а тебе нравится, когда тебя подмывают сестрички? У них такие тоненькие нежные пальчики, они к тебе ими прикасаются, гладят… Приятно, ведь так?

– У них холодные руки…

Мужчина неожиданно привстал на постели, внимательно посмотрел на него. Вскочил. Подошёл. Вадим съёжился, ожидая новых издевательств, но сосед обнял его и непонятно почему, тепло сказал:

– Ну, неужели – прогресс!

– …

– Ты заговорил!

Он не понял, чему радуется сосед, но тоже обрадовался, осознав, что тот не станет над ним измываться. Таблетку без стакана воды, всё же пришлось выпить.

Вадим проснулся ещё затемно.

Он не пошевелился, не встал, а просто открыл глаза и понял – по-настоящему проснулся после долгого изнурительного сна. Череда дней, проведённых им в полубессознательном состоянии, сейчас казалась длинным непонятным сновидением. Сознание, его "Я" вернулось после долгого отсутствия как из отпуска. Реальность вновь стала реальной. Он поднёс руку к лицу, пошевелил пальцами. Так просто, но так странно. Она смотрелась чужой, старой знакомой, с которой не виделся несколько лет. Рука исправно слушалась, мышцы двигались под кожей. Хрустнул сустав. Ему даже показалось, что он чувствует ток собственной крови по венам. Глубоко вздохнул, испытав наслаждение, когда спёртый воздух поднял грудь, защекотал ноздри.

Что с ним произошло?

Воспоминания, видимо ждали приглашения. Призраки, старый доктор, электрошок. Вадим вздрогнул, заново пережив страшные ощущения.

– Проснулся? – от теней отделился заросший седой щетиной мужчина.

Вадим узнал соседа, пичкающего его таблетками.

– Да. Теперь проснулся…

– Хорошо… Я думал, ты так и останешься дебилом… – нарушая все возможные и невозможные больничные правила, сосед курил, – хочешь? – протянул пачку.

Он очень хотел, сел на кровати, взял сигарету, закурил:

– Это ваши таблетки подействовали? Вы меня разбудили?

– Хм, поглядите, какой догадливый парень! За тобой должок, ты даже не представляешь, через что мне пришлось пройти, чтобы попасть сюда…

– Но зачем?

– Я позже отвечу на твой вопрос. Кстати, с днём рождения… – лица соседа не было видно, но он явно издевался над ним.

– В смысле?

– Эй, не тупи! Какое ещё может быть значение у фразы "с днём рождения"?

– Но у меня день рождение в ноябре…

– Да? Круто! Чуть не забыл – ещё и с новым годом! На дворе февраль…

– ЧТО?

Он поперхнулся дымом. Прокашлялся. Уставился в зарешеченное окно. В свете фонаря на землю падал снег. Из-за плотного снегопада ничего не было видно. Чернота и снег. Снежинки в лучах. Нет – Вадим понимал, что провёл в клинике много дней, но чтобы настолько много… Ещё полгода вырванные из его жизни. У него снова украли время, но на сей раз не внезапная болезнь, а люди, сделавшие это умышленно. Люди, не желавшие слушать, не хотевшие ему помочь. Полгода. Не приходи он тогда в больницу, он бы успел заработать на машину, возможно с кем-нибудь подружился, встретил девушку…

– Хочешь ещё одну забавную новость?

– Давай, – он перешёл на "ты", но сосед этого не заметил.

– Ты теперь бомж…

– В смысле?

– Слушай, избавься от этой фразы – меня она бесит! "В смысле, в смысле" – говоришь как идиот! В прямом смысле! Тебе исполнилось восемнадцать, ты стал собственником купленной квартиры, но зачем дебилу недвижимость? Врачи, на время лечения становятся опекунами пациентов. Дальше всё просто: они подсунули бумагу, на которой ты, пуская слюни, поставил крестик – отказался от жилья в пользу какого-то нуждающегося медика… Вот и всё!

– …

– Кстати, я бы на твоём месте сказал им за это спасибо… Они поимели тебя как могли и теперь, когда брать больше нечего – оставили в покое. Они думают, что через пару лет, не привлекая особого внимания, ты скопытишься от сердечного приступа и никому до этого не будет дела… Только это и позволило мне подобраться к тебе так близко!

Сосед затушил сигарету об пол. Пепел с сигареты Вадима упал на голую ступню, обжёг кожу. Что-то спавшее глубоко внутри закипело, забурлило начало подниматься. Неописуемая сила – ярость, сшибала на своём пути всё: правила поведения, осторожность, страх. Сначала потерял время, теперь всё остальное. Вадим сорвался с кровати, подбежал к двери сильно ударил в неё так, что стальной гул разлетелся по этажу:

– Откройте, немедленно откройте!!!

– Эй, ты чего, – подскочил встревоженный сосед, – не смей этого делать… ты только проснулся и хочешь опять… Ты же знаешь – они умеют успокаивать! – его заставил замолчать сильный удар в челюсть.

– ОТКРОЙТЕ!!! – орал Вадим, продолжая долбить в дверь.

Он не думал о том, что собирается сделать, какие последствия повлекут за собой эти действия. Будущее потеряло всякое значение. Он просто не мог больше молчать, сидеть взаперти, подчиняться – слишком много времени ему пришлось быть жертвой – хватит. Ожил засов в двери. На пороге показался плечистый санитар в зелёном халате. Вадим чувствовал в руках неописуемую силу. Не раздумывая, врезал ему апперкотом. Лязгнула челюсть. Перед тем как потерять сознание в глазах санитара промелькнуло удивление. Вадим выскочил в коридор – никого. Его опьянила свобода. Скорее всего, за время вынужденного заточения скопилось немало адреналина, который сейчас огромными порциями выплёскивался в кровь. Адреналин смешивался с ненавистью и жаждой мести. Сжимая и разжимая кулаки, он побежал по коридору. Из сестринской вышла заспанная медичка – она продолжила спать на полу, пуская пузыри сломанным носом. Ещё одна – толстая, как бочка, испуганно пятилась, но не смогла укрыться от его пинка. Центнер жира погасил удар в живот, но желеобразная свиньячья физиономия не устояла. С хлюпающим звуком толстуха повалилась на кафель, перегородив коридор.

– Ненавижу!!! О, как же я вас всех ненавижу! Будьте прокляты! – повторял Вадим, врываясь в пустые кабинеты, ломая на своём пути мебель. Ему не было жалко встреченных сестёр или врачей, ему казалось, что он помнит, как они, ухмыляясь, пичкали его лекарствами, следили, как он теряет связь с реальностью, контролировали дозировку, чтобы он не вернулся. От этих мыслей сил становилось всё больше. Ненависть росла как чёрная туча перед грозой. Путь преградил немолодой широкоплечий медбрат, грозно продемонстрировав кулаки. Его лицо превратилась в кровяную кашу, после того как Вадим с ним закончил.

– Сдохните! Сдохните, все! Горите синим пламенем! Горите в аду! – шипел он.

Перед глазами всплыли лица рыжей медсестры и медбрата, которые уничтожали его личность электричеством – ах, как жаль, что их здесь нет! "Ааааааа!!!" – заорал Вадим от отчаяния, что не может их достать: "Умрите, самой жуткой из смертей!!! Умрите все!!!". Изредка на пути ему попадались люди, и они почти сразу падали на пол от сильных ударов. Иногда на пол капала их кровь. Рука болела. Сколько челюстей он сломал ею? Гораздо меньше дней, что они у него отобрали! Все виновны! Уроды! Вспомнилось лицо врача: "НЕНАВИЖУ!!!". Огонь в душе постепенно начал спадать.

Он сидел на коленях на полу в приёмном покое перед стальной решёткой, отделявшей от него свободу. Рядом на полу лежали кровоточащие тела охранников – они так и не успели воспользоваться дубинками. Если бы он знал близость с женщиной, он бы сравнил последние минуты с испепеляющей, сводящей с ума страстью, когда боль превращается в сладкое удовольствие. Считанные мгновения жёсткого секса, краткий миг на вершине наслаждения и падение в пропасть расслабления. Силы, так же как и ярость окончательно оставили его. Вадим снова стал одиноким несчастным мальчишкой, то ли тринадцати, то ли восемнадцати лет. Слёзы навернулись на глаза. Слёзы отчаянья – всё, что он сделал, не имело значения. Мертвые медики не вернут потерянного времени – потерянной жизни.

– А ты – крутой! – с показным восхищением сказал сосед, медленно спускавшийся по лестнице, – не ожидал от тебя… Это, конечно, всего лишь ночная смена – человек пятнадцать дежурных, но всё же… Мда, удивительный ты парень!

– Отстань, зачем пришёл?

– Я? Чтобы забрать тебя, научить жизни, сделать человеком…

– Хватит с меня учителей – убирайся!

– Нет.

В короткое "Нет" сосед вложил неимоверную силу и мощь, но хоть сказал очень тихо, эхо пронеслось по пустым тёмным этажам, даже рубашка на спине слегка затрепетала. Стало ясно без слов, что они (не ясно почему) поменялись местами – теперь сила была на стороне соседа. Вадим удивлённо обернулся и удивился ещё больше, обнаружив небритого мужчину прямо перед собой, и ещё больше удивился, когда сосед неожиданно вколол ему в плечо целый шприц какого-то препарата:

– Что? Что ты делаешь?

– Спасаю тебя…

Вадим дёрнулся, хотел убежать, но руки и ноги наливались свинцом:

– И ты меня предал!

– Нет… Я тебя никогда не предам…

Это было последнее, что он услышал перед тем как отключиться.

Вадиму снился борщ: наваристый, тёмный с розовыми нитями капусты на поверхности. Между колечками пара показался лавровый лист и кусочек сочного мяса. Его не обязательно пробовать, чтобы понять – вкуснее никто никогда не варил. А какой запах! Он проснулся, но сон не улетучился – перешёл вместе с ним сквозь границу пробуждения – Вадима окружал запах борща.

В полумраке трудно было рассмотреть убранство комнаты. В ней отсутствовали окна, а одинокая свечка, горевшая на табуретке у изголовья, давала слишком мало света. Кровать поражала своей необычностью: огромная, мягкая как перина, скользкая из-за шёлковых простынь. Над ней возвышался полог из тонкой прозрачной ткани, изящно льющийся к полу. Вадим почувствовал себя свежим и отдохнувшим (забытое ощущение), а ещё очень голодным. Голод, растревоженный чудесным запахом, звал быстрее отыскать кухню. Шевельнулась осторожность, но он её успокоил, решив, что хуже, чем есть быть не может. На полу лежал мягкий палас. На босые ноги тут же налип песок – комнату явно давно не убирали, об этом говорила и целая куча вещей беспорядочно валявшихся по углам. Глаз остановился на старом самоваре, балалайке, резном залитым воском подсвечнике. Странный набор. В коридоре было чище. Всё вокруг напоминало экранизацию какого-то исторического романа. Мебель, ремонт и аксессуары кричали о девятнадцатом или даже семнадцатом веке. Коридор напоминал коридоры дворца. На стенах с дорогой тёмно-зелёной драпировкой с гербовыми вензелями, замерли тусклые портреты придворных в позолоченных рамках. Вадим улыбнулся, представив, как какой-нибудь монарх в стенах своего дворца самостоятельно варит борщ – запах не сочетался с интерьером. Он прошёл мимо нескольких плотно запертых дверей. Коридор повернул направо, выбросив его на вполне современную кухню. У плиты с алюминиевой кастрюлей из его сна колдовал сосед по психушке, как и Вадим, он был одет в семейные трусы и майку – холостяцкая идиллия, не меньше.

– Мне уже надоело говорить тебе "Доброе утро", – не повернувшись, сказал сосед, – мы слишком часто начали вместе просыпаться – это плохая традиция, ты ведь можешь привыкнуть…

– Да, я не…

– Я шучу, – без тени улыбки перебил он, – мы с тобой теперь что-то типа напарников, поэтому учись сечь фишку!

– Чё?

– Блин, забыл – ты же коматозный, по-нашему не понимаешь… Короче, навёрстывай, я тебе не нянька… Хавать… В смысле есть будешь?

– Я знаю, что такое "хавать"! Буду!

– Ок.

Сосед зарос щетиной ещё больше, став похожим на Афганца. Разливая борщ, он насвистывал незатейливую мелодию, а Вадим давился слюной. Борщ действительно оказался выше всяких похвал. Вместе с горячим свекольным рассолом тело наполняло счастье. Вадим дважды опорожнил тарелку, прежде чем, объевшись, откинулся на спинку старинного стула:

– Спасибо!

– Клёвый супчик получился?

– Вообще! Я никогда не ел ничего вкуснее!

– Угу, – подмигнул сосед, – у меня чёрный пояс по готовке. Пробовал бы ты мой печёночный паштет – вот это реально шедевр, а супы просто баловство.

– Слушайте, мне как-то неудобно, но я мало что…

– Мы с тобой раз и навсегда перешли на "ты", – перебил сосед, – я знаю: ты забыл, как меня зовут? Я, Грег Прад – твой спаситель, напарник и наставник! Можешь звать меня – Капитан.

– Вы… То есть, ты – солдат?

Прад посмеялся чему-то своему:

– Можно и так сказать… А теперь посмотрим телевизор – утренние новости пропускать нельзя!

Большой тонкий, явно дорогой телевизор показал строгую ведущую, перечислявшую главные события планеты, произошедшие пока они спали. Вадим не любил новости, так что налегал на пряники, запивая необычным терпким чаем. "Группа педофилов терроризирует детский лагерь "Артек" – сказала ведущая. Вадим, чуть не подавился. "Сатанисты вырезали послушников старообрядческой общины под Воронежем" – продолжал телевизор.

– Нифига себе, какие новости! – искренне удивился Вадим, – два таких события и в один день!

– Салага, привыкай! Это только начало…

– В смысле… – спохватился вспомнив запрет, – Эээ то есть, как это – "только начало"?

– Пока ты валялся в коме, многое изменилось. В стране нет цензуры – всё показывают без купюр: кровь, сперма, сопли – всё в прямом эфире, – Прад влюблено посмотрел в телевизор, – красота!

"ЧП в столице. Всего за одну ночь умерло большинство сотрудники Психиатрической клиники имени Корсакова. Обстоятельства выясняются. Началось следствие. Уже известно, что около пятнадцати человек, дежуривших накануне, подверглись зверской атаке со стороны пациентов. Остальной персонал погиб при неясных обстоятельствах. Так же известно, что главврач клиники – профессор Вэбер, накануне ночью покончил жизнь самоубийством" – экран потемнел, показав кровавую лужу на асфальте, куски мяса на гусеницах трактора, кости в алом снегу. Вадиму стало нехорошо – борщ попросился наружу. "Профессор выбрал необычный способ проститься с жизнью – лёг под гусеницы снегоуборочной машины. Мы будем следить за расследованием" – пообещала диктор, на лице которой после увиденного не дрогнул ни один мускул.

Вадим ошарашено посмотрел на Прада, который с любопытством следил за его реакцией:

– Что это было?

– Подожди. Смотрим дальше…

Ведущая взяла в руки листок бумаги, прочитала: "Мы только что получили срочное сообщение. Спасатели подняли со дна Москва реки изуродованное тело неизвестной девушки. Потерпевшая была жестоко изнасилована. Убийцы несколько часов измывались над жертвой – у девушки отрезан язык и грудь. После изнасилования преступники ещё живую пострадавшую выбросили в ледяную воду. Девушка цеплялась за жизнь в течение часа. Следствие подозревает появление нового маньяка. Если вам что-либо известно о потерпевшей, просим сообщить в милицию" – на экране появилось посиневшее лицо с чёрными синяками вокруг глаз, шрамами на щеках, разбитыми губами и яркой копной рыжих волос.

Вадим похолодел. Он узнал медсестру, которая делала ему электрошок. Испугался. Попробовал найти поддержку в лице Капитана, но тот быстро выключил телевизор, отвернулся.

– Я… Я не понимаю…

– Молчать! Надо кое-что проверить. Сиди и молчи! – Капитан быстро вышел из кухни и долго не возвращался.

Прошло около десяти минут.

Вадим успел передумать кучу мыслей, но ни одна и близко не отвечала на вопрос о судьбе погибших. Из царского коридора вышел уже полностью одетый и даже хорошо выбритый Прад. Он слегка прихрамывал, опираясь на красивую трость. Пододвинул табуретку, чтобы сесть, напротив Вадима:

– Нравится? – он приподнял трость.

Да, она была хороша. Чёрная смоляная основа бликовала в тусклом кухонном свете, её покрывал тонкий изящный рисунок – ярко-красные языки огня. Ручка наверняка прекрасно сидела в руке.

– Красивая, – ничего не понимая, оценил Вадим.

– Очень красивая?

– Да, очень красивая трость, как и ваш свитер, но причём здесь это? Там ведь эти врачи…

Вадим не успел договорить.

На его глазах происходило невероятное.

От тёмно-зелёного свитера Капитана повалил густой пар, запахло горелым.

– Чёрт, я его только купил… Штука баксов! – выругался Прад, что-то шепнул через плечо – дым исчез, – не обращай внимания, смотри лучше сюда…

Трость в руках капитана почти неслышно застонала или скрипнула. Языки пламени поблёкли. Дорогой лак, покрывавший древко, потускнел, словно в одночасье стал шершавым. Ещё секунда и у самой рукоятки появилась крошечная трещина. Вадим моргнул. Ещё одна трещина и ещё. Процесс ускорился. Прямо на глазах трость то там, то тут покрыли тонкие трещины. Царапины. Было слышно, как лак с высоким писком неохотно сходит с чёрной палки. Не прошло и минуты, как богатая шикарная трость, стоящая наверняка невозможно дорого, превратилась в старую облезлую клюку. Лаковое покрытие кусками падало на пол, как кожа, сгоревшая под солнцем.

Вадим ошарашено смотрел на превращение, но ничего не понимал. Что это? Фокус? Какая-то химическая реакция? Он испугался, но не из-за трости, а из-за того как помрачнел Капитан. Свежевыбритое лицо стало серым, будто за пару минут успела прорасти седая щетина. Прад отвернулся, тяжело вздохнул, не взглянув на Вадика, встал, пошарил в кармане – нашёл сигареты, закурил. Кухня наполнилась ароматом табака и шоколада.

Вадим пришёл в себя:

– Капитан, что за чертовщина твориться? Что за фокусы с палкой? Объясните, наконец? Я ничего не понимаю…

– Молчи. Я не разрешал тебе говорить…

– Не понял… Теперь вы, вернее, ты мне будешь указывать когда говорить?

– На, – в руках Прада возникла тонкая церковная свечка. Необычная – из розового, практически красного воска, с узором по бокам, – зажги её!

Вадим чиркнул зажигалкой. Свеча, потрескивая, загорелась. Вдруг тонкий ровный огонёк стал чёрным, начал коптить. Свеча потухла.

– Объясни, зачем это?

– Молчи, пока не сделал плохо ещё кому-нибудь…

– У?

Но Прад не ответил. На кухне повисла болезненная тишина, какая воцаряется в зале суда перед оглашением приговора. Вадим продолжал гадать о случившемся, но ничего не приходило на ум. Капитан закурил ещё одну крепкую сигарету. Дым стелился по столу, змеился под потолком, у абажура.

Вдруг Капитан грустно сказал:

– Чёрный язык.

– Что?

Прад тяжело вздохнул, затушил окурок, открыл форточку. По ногам пронёсся холодный сквозняк.

– Ответ на все мои и твои вопросы – Чёрный язык.

– Ты про свечку?

– Нет.

– …

– Начнём сначала. Я узнал о тебе, когда ты вопреки диагнозу и прогнозам вышел из комы, после пяти лет сна, но меня не особенно заинтересовал этот случай – так, взял на заметку – не больше. Но дальше стало интереснее – неожиданная, необъяснимая смерть матери и целого отделения больницы. Теперь я уже не мог наблюдать со стороны, но опоздал. Ты загремел в психушку. Уж не знаю по каким причинам, но добраться до тебя было чрезвычайно сложно. Но мы встретились. Я знаю, что ты видишь то, чего не видят остальные люди, но оказалось – это не предел. Теперь же мне стала ясна причина хвоста из смертей, который ты оставляешь за собой.

Чёрный язык.

– Не понимаю… Зачем вы следили и причём тут чёрный язык?

– Ты помнишь из-за чего впал в кому? Помнишь последние часы в детском лагере?

Вадим задумался. Он много раз пытался восстановить события последнего дня, но тщетно, хоть убей – ничего не выходило:

– Нет.

– Вспомнишь – не сомневаюсь. Я почти знаю причину, но ты должен сам найти ответ. Видимо ты оказался не в том месте, не в то время… Растревожил могущественные силы…

– А чёрный…

– Тебе известно что-нибудь о сглазе?

– Сглаз? Ну, бабушка, конечно, рассказывала, но ведь это чепуха! Я не верю в суеверия!

– Напрасно, пожилым людям нужно доверять, – Прад повернулся и наконец-то на него посмотрел, в его глазах светилось сочувствие, – Сглаз существует – это очень слабая форма колдовства, я бы и колдовством это не назвал… Инстинкт, атавизм пришедший из прошлого. Сглазить может любой – этому и учиться не нужно, так же как снять сглаз. Сбрызнул человека или предмет святой водой через дуршлак – вот и вся хитрость!

Вадим не мог понять – шутит Капитан или издевается над ним, неся подобную чушь.

– Другое дело Чёрный язык – это совершенное, уникальное явление. Я встречался с ним всего два раза, да и то… Не буду ворошить прошлое. Чёрный язык – это сглаз возведённый в высшую форму. Как грифель и алмаз – структура одна и та же, но абсолютно разный конечный результат! О нём мечтают все колдуны, но…

– Стоп, стоп, стоп! Вы серьёзно? Колдуны, сглаз – бред какой-то несёте! – Вадим начал ёрзать на табуретке.

– Дослушай. Не хочешь теории – так и быть. Чёрный язык может искалечить, убить, сломать, уничтожить. А теперь я тебе докажу, что ты получил этот дар или проклятие – разные люди это называют по-разному. Вспомни, после чего заболела твоя мама…

– Мама? – ему было больно её вспоминать, – ничего особенного. Мы поговорили, она плакала от счастья, потом уехала на работу и там заболела…

– Твоя мать, как мне сказал её врач, схлопотала уродство?

Вадим подскочил:

– Она не урод! Не смейте, так о ней говорить! Я предупреждаю!!!

– Успокойся… После драки кулаками не машут… А когда ты выписывался из больницы, какие слова произнёс?

– Я? Не помню… Ну, они – врачи пришли меня проводить… Было трогательно. Я не ожидал от них… Всем сказал спасибо, благодарил, обещал вернуться… Хотя возвращаться не планировал… Наврал.

Капитан грустно усмехнулся:

– А здоровья ты им не пожелал?

– Здоровья? Ну, сказал, наверное, как все говорят: не болейте и всё такое…

– И они все через сутки умерли от неизвестной болезни…

– Но…

– Позволю себе ещё одно предположение… Матери ты случайно не говорил, что-нибудь про её внешность, например, про её кожу или молодость или, что она в хорошей форме?

Вадим не подумав, сказал: "Нет" – и тут же, как гром среди ясного неба, вернулось воспоминание. Прощаясь, он сказал маме, что-то вроде: "Ты у меня такая красивая"…