Текст книги "100 рассказов о стыковке. Часть 2"
Автор книги: Владимир Сыромятников
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 44 (всего у книги 51 страниц)
Хотя мне не удалось дочитать работу до конца, я понял, что это компиляция. Несмотря на это, вклад соискателя настолько велик, что мы должны признать ее полное соответствие требованиям ВАК».
Продолжая дальше в том же духе, мне, кажется, удалось, с одной стороны, отметить его настоящие заслуги, а с другой – отношение большинства к нашему же полупрофессиональному эпистолярному искусству. Тот, кто описал свою жизнь, тем более насыщенную невероятными событиями и встречами, тот прожил ее не один раз. Черток мог назвать эту книгу «65 лет в строю», и мы надеемся, что еще отметим 70–летие его участия в РКТ. Уникальные физические и аналитические способности рано подняли его, а редкостная судьба в нужный момент ставила его в нужном месте рядом с нужными людьми, ведущими наступление по всему научно–техническому фронту.
Нет, это был все?таки необычный совет. Закончился он тоже не строго по процедуре. В задней комнате, где обычно подводили итоги голосования, уже был накрыт банкетный стол. Чтобы долго не думать, на что потратить гонорар за книгу, автор решил их «пропить» в хорошей ученой компании. Тем более что денег, которые выплатило издательство «Машиностроение», продолжавшее работать под руководством участника Сталинградской битвы, несгибаемого Л. А. Гильберга, только–только хватило на это в общем?то традиционно «скромное» мероприятие. К концу банкета воспоминания уже лились рекой, их хватило бы с избытком еще на несколько книг. Так оно в конце концов и получилось: вслед за первой появились еще три книги.
Черток, его жизнь и деятельность – это история советской РКТ. Эту технику делали в основном два поколения людей: старшее «поколение Победителей», те, кто ковал оружие Победы, а кто?то по–настоящему воевал, и младшее – «дети Войны».
В 30–е годы, когда я еще не ходил в школу, Черток уже проектировал оборудование для самолетов. В самом конце Войны в составе группы будущих советских ракетчиков оказался среди инженерного десанта в побежденной Германии, с тем чтобы приумножить отечественный арсенал немецкими трофеями. С 1946 по 1956 год, когда я проходил общую и инженерную подготовку, мои старшие товарищи и коллеги закладывали основы советской РТ и продвинули ее к рубежу, за которым начинался Космос. Я оказался среди тех немногих детей Войны, кто пришел в ОКБ-1 до 4 октября 1957 года.
Космонавтику продолжают иногда называть советской. Это, похоже, правильно. Советская власть сделала очень много для развития космонавтики. Условия ее развития достойны отдельного детального анализа.
В январе 1996 года Международный космический университет (МКУ) предложил мне прочитать пару лекций по истории советской космонавтики, по особенностям управления космическими программами. Я постарался рассказать студентам и преподавателям о том, что знал из своего опыта и что мне удалось оперативно подготовить. Как известно, из первой лекции на заданную тему наибольшую пользу извлекает сам лектор. Так было и на этот раз.
Базируясь на фактическом материале, я прежде всего старался подчеркнуть характерные особенности советской РКТ: целеустремленность, направленность на военное приложение и на приоритет, централизованность управления. Авторитарность политической системы не ограничивалась централизованностью партийного и государственного аппарата. В оборонных отраслях, в других организациях высоких технологий вовсю работал институт главных и генеральных конструкторов. Недаром во время Войны им присваивались генеральские звания. На таких предприятиях, внутри организационной структуры, легко просматривались пирамиды с промежуточными вершинами руководителей, отвечавших за составные части «изделий»: самолетов, ракет, космических кораблей. С самого верха до низа, до ведущих исполнителей вводилась персональная ответственность за порученное дело, причем она была многоплановой: административной, партийно–комсомольской, и даже профсоюзной.
В этих условиях начальники всех категорий, от руководителей отделений до небольших групп, и просто специалисты составили прочные и творческие звенья большого живого организма, а общее дело становилось делом всех их помыслов и свершений. Недаром расхожей стала присказка, что мы даже с бабами говорили о своей работе (правда, на работе – все же о бабах… иногда). Безусловно, людей также удерживала система социальной защиты, пусть по–советски скупая, но все же минимально надежная.
В лабораториях, отделах и других подразделениях поощрялись условия единения, сплоченности, которые поддерживались разносторонне в труде и в досуге. Недаром говорили, что «колефтиф» – он все может. Многолетняя, систематическая и многоплановая работа давала зрелые плоды. Из всех этих факторов складывался фундамент, на котором стояла и продолжает держаться космонавтика в России.
В период общего застоя и даже упадка советская пилотируемая космонавтика демонстрировала завидное постоянство, надежность и прогресс.
Говорят, что для образования устойчивых традиций, школы, требуется преемственность четырех поколений. Похоже, нам в РКТ почти хватило двух. К сожалению, потом все смешалось.
В переходную эпоху удалось сохранить работоспособность, выживать в основном предприятиям, сохранившим крепкое централизованное руководство. Наша РКК «Энергия» может служить, может быть, самым ярким примером в подтверждение этого тезиса. Во–первых, наш ГК, ставший, следуя общей тенденции, президентом, получил и приумножил практически неограниченную власть. Во–вторых, советская космонавтика, сохранившая передовые позиции, получила, заработала дополнительные средства за счет международных контрактов и программ. Благодаря централизованной власти даже при ограниченных фондах удалось летать в космос в течение нескольких лет. Отрицательные стороны авторитарного правления отошли на второй план: свободному творчеству места почти не находилось.
В этих условиях старые кадры – королевская гвардия – продолжала нести свой крест. Для многих из них космонавтика была и оставалась делом всей их жизни. Нет, этот лозунг придумали и первыми претворили в жизнь не японцы. И не всё, что мы делали руками, так уж плохо. Не так, как в известной притче, хорошими у нас получались не только дети.
В том же 1996 году, моих «40 лет спустя», наша РКТ отмечала сразу несколько юбилеев.
50 лет назад вышло знаменитое постановление, подписанное И. Сталином 13 мая, по организации работ для создания ракетной техники. В том же месяце организовали головной институт – НИИ-88, в рамках которого в августе Королева назначили главным конструктором по баллистическим ракетам. В порядке подготовки августовского юбилея решили отметить сразу два события: 50–летие королевского отдела № 3 (с 1950 года – ОКБ-1) и 40–летие со дня его независимости. Обе замечательные даты дополняли друг друга, и все обставили, можно сказать, на высшем уровне: с ученым советом и кинофильмом, с книгами и медалями, с банкетом и подарками. Среди гостей оказалось довольно много из первого поколения победителей, хотя их ряды заметно поредели. Основную массу действующих руководителей РКК «Энергия» составили дети Войны.
Оглядываясь назад, мы вспоминали наши дела, все, что так или иначе затронуто в этой книге. Все это было задумано и исполнено в пределах моего поколения. Через год–два последний предвоенный ребенок станет пенсионером. Пройдет еще несколько лет, и от них ничего не останется, как ничего не осталось от наших изделий, сделанных моими сверстниками. Мы стали историей. Так называемые тематические отделы ОКБ-1, которые обеспечивают основную космическую инженерию, накануне XXI века почти наполовину состоят из работающих пенсионеров. Самое печальное заключается в том, что это наиболее действенная часть этих подразделений. Убери их, и вся организация рассыплется. К сожалению, это правда.
Во все времена наблюдался разрыв между поколениями. Все же в конце XX века он ощущается гораздо сильнее. На то нашлось много причин. Одна из главных – многоплановое воздействие информационного взрыва. В прежние времена большинство людей жили более или менее замкнутыми, ограниченными группами, гораздо теснее друг к другу. Сегодня средства массовой информации всех мастей, в первую очередь TV, а также компьютеры открыли людям другой мир. Сыновья и дочери быстро оторвались от отцов и матерей, для которых голубые экраны служили лишь дополнением к реальной жизни. Виртуальная реальность, генерируемая пи–си, не стала частью нашего существа. Наша жизнь прошла в реалиях, в творчестве и борьбе.
Пятнадцатилетний сын моего французского приятеля, приехав в Москву, быстро нашел общие интересы со своим российским сверстником. Они проводили все дни напролет у экрана компьютера. На мой вопрос, разве нет ничего другого интересного, Эдуард ответил: «На экране можно все и все получается, а на улице… там нужно бороться».
Однако еще раз должен сказать, что экономика первична. Внутренняя причина краха коммунизма – бедность, жалкое существование основной массы людей. Большинство «100–рублевой» молодежи не захотело жить по–старому: беспросветная жизнь без хорошей выпивки и закуски, без надежды на свое жилье и на свою машину, без красивых вещей, без путевок в другие миры.
Экономический фактор определил также судьбу всей советской космонавтики. Так называемые реформы разрушили высокую технологию страны. Безжалостные руководители не пощадили никого и ничто. На первый взгляд, кажется странным, что авиационная техника «легла» очень быстро, даже на несколько лет раньше. Пилотируемая космонавтика продержалась несколько дольше за счет того, что оказалось действительно впереди остального мира, поэтому американцы решили летать на наш «Мир». За счет заработанных таким образом денег оплачивались ракеты и все остальные космические аксессуары.
Последний фактор – это общественное мнение, а его выражают средства массовой информации. Оно менялось постепенно, отражая существо изменений в стране. В конце концов, ничего, кроме сенсаций на орбите и скандалов на Земле, не стало интересовать газеты и журналы, а особенно – телевидение.
В мае 1997 года я стал участником конференции, которую основал наш современник, ученый–футурист, подобно нашему Циолковскому предсказавший строительство космических поселений, современный великий фантаст О'Нэйл.
Уже тогда, находясь на распутье, я выбрал для своей «обедни» (выступления во время обеда) философско–историческую тему. Название тоже хорошо соответствовало предмету – «Метод спирали». Опираясь на свой философский багаж, который загружали в наши головы в течение долгих школьных, вузовских и аспирантских лет, я вовсю использовал основы диалектики, в первую очередь закон, известный под названием «отрицание отрицания», или, более понятно, – развитие спирали. В данном случае его удалось и применить для анализа прошлого и настоящего космических программ, и заглянуть в будущее.
В большой мере основная идея моей «обедни» хорошо подтверждена на страницах этой книги, что нашло отражение в ее названии, в названиях глав и отдельных рассказов. В них рефреном повторяются слова – «20 лет спустя».
Отрезок в 20 лет оказался, по–видимому, не случайным, это специфический период человеческой жизни. Действительно, возраст в 20, 40, 60, возможно – 80 лет, определяет существенные фазы нашей жизни. До 100 лет доживает меньше 0,01% населения Земли. Наверное, не случайно великий француз А. Дюма назвал свою знаменитую книгу «Ving annes apres». Вообще, во французской системе счета 20 – это особая цифра, а 80 – это 4 раза по 20, 90 – 4 х 20+10, и так далее до 100.
В развитии событий, описанных в этой книге, хорошо прослеживается диалектика спирали: 20 лет спустя очень многие события удивительно повторяются, буквально ложатся в отведенный им отрезок времени. Другая сторона этого закона – это неизбежное обновление, изменение условий и самих событий, которые также прекрасно видны. Благодаря повторению их легче сравнить.
Что касается будущего, то хорошо бы увидеть мир хотя бы через 20 лет. Теория хороша, если она помогает не только объяснить прошлое, но и предсказать то, что нас ждет. Метод спирали подсказывает, что история повторится, придут новые поколения. С другой стороны, жизнь непредсказуема, трудно угадать, куда завернет очередной виток.
В Принстоне я, конечно, вспомнил обоих ученых – своего великого соотечественника Циолковского и основателя Института изучения космоса О'Нэйла. По сравнению со мной они были оптимистами. Мне слишком много пришлось заниматься практикой, а пессимист, как известно, это хорошо информированный оптимист. Мне нетрудно представить, какие усилия потребуются от землян, чтобы переселиться в космос, одними «подъемными», пусть самыми большими, здесь не обойтись. Потребуется еще один (а может, и не один) очень крутой виток космическо–технологической спирали, чтобы продвинуться на следующий уровень, необходимый для создания космических городов. Современное состояние космической техники далеко от полета человека на Марс, мы от этого дальше, чем были, скажем, 20 лет назад. Боюсь, что мои дети не станут его свидетелями.
Все же предсказывать отдаленное будущее в каком?то смысле проще: правильность прогноза проверить труднее, люди успевают забыть об этом. Наверное, поэтому теоретически практики коммунизма предпочитали долгосрочные прогнозы. Они обещали народам коммунизм, райскую жизнь при жизни, но – в отдаленном будущем….
Этот рассказ писался в несколько заходов, в разные годы. Заключительная часть этой работы совпала с последней стадией полета ОК «Мир». Похоже, наш «Мир» не дотянет до конца XX столетия, золотого века космонавтики и астронавтики. Золотой век – это и хорошо, и плохо. Плохо потому, что значит когда?то было хорошо, очень хорошо, и это прошло. Нам повезло, мы сами создали это золотое время. И это было достигнуто нашим трудом и талантом. Поэтому оно так дорого нам до сих пор.
XX век заканчивается, вместе с ним уходит золотое время космонавтики. Как пик ее достижений, завершает свой полет станция «Мир», как покоренная вершина, как ее символ. По размаху и вложенному труду, по многогранности технических средств и выполненных операций, по продолжительности миссий и непредсказуемости событий, по красоте и притягательной силе, по многим другим факторам и характеристикам «Мир» не имеет себе равных. Даже полет на Луну по программе «Аполлон» чем?то уступает этой программе.
Пройдут годы, забудутся, сотрутся детали, разгладятся морщины, в памяти останутся рассказы и легенды, а фотографии донесут до потомков почти фантастическую картину, этот памятник ушедшему веку: на фоне черного бездонного космоса уголок голубой планеты, и могучий Орбитер американского Спейс Шаттла на подлете к нашему «Миру» – Эйфелевой башне советской космонавтики.
Когда в феврале 1986 года выбирали название новой станции, ей не присвоили очередной номер «Салюта» – может быть, потому, что последний из них, седьмой из этого длинного ряда, все еще летал на орбите и планы его использования ещё не были исчерпаны. Все?таки, мне думается, интуиция тех, кто выбрал новое название, их не подвела. Станция превратилась в орбитальный комплекс (ОК), а имя ей подыскали совсем глобальное – «Мир».
Как известно, это слово имеет в русском языке два значения. В Советском Союзе его очень любили, можно сказать – вдвойне. «Миру–мир» – был очень популярным лозунгом, потому что, как провозглашали наши лидеры, в мировом соревновании коммунизм победит во всем мире.
Не победил. Не мог победить с выбранным подходом. Сила оружия не в счет. Его произвели так много, что, похоже, хватит на всех, своих и чужих, и очень надолго. Глобальную борьбу за мир провозгласил еще Сталин после окончания Войны. Когда в СССР испытали атомную, а затем водородную бомбу, популярной стала миниатюра, которая начиналась с вопроса: «Будет ли война?» Ответ: «Войны не будет, но будет такая борьба за мир, что камня на камне не останется».
В последующие десятилетия борьба за мир продолжалась на всех фронтах, за мир во всех смыслах этого слова.
Космос принадлежит всему миру. Наш космический «Мир» тоже стал принадлежать всему миру. На нем побывали космонавты многих наций и национальностей. В конце концов, мы сделали так, чтобы там побывали, пожили и поработали американские астронавты.
В 1998 году наступил последний этап борьбы за «Мир». До середины года программа держалась за счет того, что на станцию летали интернациональные космонавты и астронавты. С июньской миссией STS-91 завершилась программа «Мир» – «Шаттл». Экономическое положение программы усугубилось в силу резкого ухудшения общей ситуации в стране. Пока премьером оставался В. Черномырдин, которого связывало многое с прошлым страны, хоть и со сбоями, но как?то работали обещания. Мартовская смена премьера с назначением С. Кириенко была неожиданной и, по началу, не очень понятной. Только через несколько месяцев стало ясно, что от нового премьера нечего ждать поддержки старому, отживающему свою жизнь «Миру». У нас испарились последние иллюзии, а у Правительства их не было с самого начала. Тем не менее руководство программы, особенно Ю. Семенов, предприняли отчаянные попытки достать деньги на то, чтобы, как это сформулировали, цивилизованно окончить программу. Эти формулировки вошли в письмо Президенту и Премьеру, и даже в проекты открытых обращений президентам и правителям всех других стран, а также в ООН.
Ситуация, в принципе, оказалось нешуточной: при неуправляемом полете станция снижалась и падала на Землю в виде «дождя» из остатков весом от нескольких центнеров до нескольких килограмм. Осколки разрушенного «Мира» могут накрыть территорию многих стран, лежащих между 52 параллелями южной и северной широты. В этих странах проживает 90 с лишним процентов всего населения Земли. Вероятность того, что они свалятся «на головы беспечных парижан» или более предусмотрительных народов, не так уж и мала. Дважды пронесло: американский 70–тонный «Скайлэб» разбросало по пустынной территории Австралии, а советский «Салют-7» – в Аргентине, убив одну корову. Третий раз может стать более серьезным – в космосе летает 140 тонн потенциальной шрапнели.
Мое поколение, дети Войны, тоже завершает свои витки. В 1999 году последний ребенок, родившийся в 30–е годы, достигнет пенсионного возраста Дети родившиеся в самый канун Войны, и совсем немногие в военное лихолетье, тоже на пороге этого рубежа. Очень многое уйдет вместе с нами, целом в России и в космонавтике, которой мы отдали так много.
Все когда?нибудь кончается. Подходит к концу бурный XX век, со всеми его частными и глобальными событиями. Отшумели мировые войны. Первая принесла и оставила после себя диктатуры с экстремистской идеологией и милитаристской направленностью. Вторая Война, ставшая последствием первой, привела к созданию супероружия и глобальных средств его доставки. Выход в космос, сама космическая техника завершили переход земных технологий на глобальный уровень, сблизили все страны и континенты, превратили их в глобальную цивилизацию, балансирующую на грани вселенских катастроф под наблюдением внеземных средств контроля и связи.
Мы подошли к началу нового века и третьего тысячелетия. Что принесет н нам? Мы, космические инженеры, начинаем его с международной космической станции (МКС). Эта новая космическая программа, как и предыдущие, отражает особенности своего времени, со всеми его атрибутами.
Заглянуть в это время я попытаюсь в последнем, 100–м рассказе книги.
ГДЕ ТВОЙ УДЕЛ, РОССИЯ?
Все имеет свой конец. Закончилась советская эпоха. Подходит к концу XX век. Наш космический «Мир» тоже доживает свое время. Это завершающая часть эпилога книги.
Однако жизнь на этом не кончается, она будет продолжаться и после нас. Какой она будет в XXI веке, как будут развиваться события на планете Земля, вокруг нас и в России? Такие вопросы задавали себе миллионы людей в разных странах во все времена.
«Наблюдай конец жизни» – гласит последняя мудрость древних. Философы наших предков были склонны к созерцанию, и не только в преклонном, но и в активном возрасте. В XX веке философия стала активной, даже агрессивной. Время научило нас бороться до конца, пытаться изменить ситуацию в свою пользу. Действия требуют планов, руководить – это значит предвидеть.
Работая над этим заключительным разделом, я пытался осознать пережитое в космонавтике и в тех условиях, в которых мы работали и жили, в России и в мире. В этом начальном варианте было написано о многом. Там говорилось о том, с чем пришла российская космонавтика к концу века, и даже о том, чего не было, но могло быть. Думая о том, что надо сделать, чтобы сохранить уникальную базу и передать опыт молодым, я написал о малых и о больших проблемах в стране и в мире. А. Солженицына так волнует судьба многострадальной страны, в которой ему привелось так много испытать. Над ним бесстыдно посмеялись политики, а ведь наряду с моральными призывами у него много реальных конструктивных предложений. Однако мне хотелось самому понять, как обустроить космонавтику не в ущерб остальным людям на Земле. Я написал о российских предприятиях и о кооперации с Западом и Востоком. В целом получился этакий социально–политический памфлет. В тот день, когда Дума с первого захода приняла бюджет на 1999 год в размере 20 млрд долларов, я решил даже не печатать написанное. На следующее утро появились заключительные строки.
Если бюджет всей России лишь ненамного превышает космический бюджет США, о чем можно писать и говорить? Послушав думцев и высших чиновников, я ясно осознал, что на этот раз дело даже не в них. Мизерная сумма, которую лишь надеялось собрать правительство вместе со всеми налоговыми службами и полицией, лишь отражала всю глубину развала страны, экономики и ее институтов.
Человек многогранен, в его основе лежат несколько фундаментальных врожденных и приобретенных качеств: нравственность, интеллект и образование, работоспособность и профессионализм. В этом, наверное, неполном списке нравственность выделена и поставлена на первое место – и это не случайно. Мораль – обратная связь общества.
В течение XX века падение нравственности шло с нарастающей силой во всем мире. В 90–е годы в России она оказалось разрушенной. К несчастью, к власти в России пришли безнравственные руководители. Мораль, сильно подорванная советской властью, упала почти до нулевой отметки. Слишком часто говорили одно, а делали другое, и это стало почти нормой. Народ приучали к этому соцреализму, отучили реагировать, возмущаться и протестовать. В партийном моральном кодексе преданность делу коммунизма ставилась на первое место, выше общечеловеческих ценностей: чести и честности, гуманности и порядочности. В советском энциклопедическом словаре отсутствовало слово «заповедь», на его месте стояло – «запой». Вместе с религией стали исчезать великие заповеди. Не убий, не обмани… и не предай, все было забыто. Предательство всегда считалось тяжким грехом. Оборотни никогда не признавались народом и не становились настоящими людьми. Партийная верхушка развратила себя и большую часть советской номенклатуры. Кто?то правильно назвал нынешний обратный переход революцией номенклатуры, и, наверное, это правильно.
Номенклатура имела гораздо больше, чем простой народ. Но ей не терпелось иметь гораздо больше. К тому же над всеми висел страх перед расплатой за проступки, нарушения партийных заповедей или, проще, перед вышестоящими инстанциями. Номенклатура рвалась к вольнице, к демократии, к реформам. «Вы за реформы или нет?» – стало популярным лозунгом начала 90–х. Объяснять детали считали неуместным, считай, невыгодным. А ведь истина, как известно, в оттенках. Так и получилось. Поднаторев на безальтернативных выборах, с их изощренной демагогией, номенклатура быстро освоила еще более демагогическую, изощренную агитацию простого народа, который назвали электоратом.
Любая революция предусматривает пересмотр моральных устоев. Мщение рождает контрмораль. Нынешняя, к сожалению, не привела к реставрации капитализма, что было бы благом для народа по сравнению с тем, что произошло на самом деле. Не удивительно, что в стране воцарились беззаконие и разбой во всех сферах.
Восстановление законности является первостепенным для возрождения страны. Однако не бывает законности без морали. Поэтому основными на выборах и при назначениях должны стать нравственные критерии.
Не один раз при написании книги мне приходилось одергивать себя, чтобы не отрываться далеко от главной темы, от своего космического берега. Здесь, в заключительной части, я не мог не сказать о глобальных проблемах.
На одном из наших «штабных учений» (еженедельные оперативки по техническим, организационным и экономическим проблемам) снабженцы «задрали» вопрос по закупке алюминия. После 17 августа 1998 года цены на этот российский продукт подскочили в 3 раза. Почему? А потому что 80% «алюминиевого» капитала принадлежит иностранцам. А ведь это – заводы, построенные при советской власти трудящимися, которые сначала оказались ограбленными, а потом стали получать, и даже не получать, мизерную зарплату. Это должно называться чисто новорусским способом иностранных инвестиций. Таким путем общенародное достояние перешло к «черным братьям и сестрам». Как могли возникнуть все эти неестественные монополии?
Как многие, я не могу спокойно смотреть на эти лица, ответственные за беспрецедентное ограбление народа. Нет, это не они – куклы, это – мы. С простыми людьми, как с куклами, поиграли и выбросили за ненадобностью А где защита национальных интересов, что делает ФСБ, где, наконец, секретарь Совета Безопасности? Вообще, зачем человеку чужие миллиарды? Билл Гейтс с его «микрософтом» – другое дело. Это его дело, его империя, создан ная им самим, выращенная из зернышка, для людей, которые покупают его товар и боготворят его удивительный «мягкий» продукт, открывающий им бесконечный волшебный мир. А тут премьеры и вице–премьеры, которые по закону обязаны жить на одну зарплату.
Мне нравится Светлана Сорокина. Ее восхождение «из леса», через «600 секунд» на вершину успеха и популярности неординарно и заслуженно. Когда ее ушли из «Вестей», я даже написал что?то вроде воззвания и объявил бойкот РТР, проявив почти гражданское неповиновение новороссийскому способу представления информации. Несмотря на весь профессионализм и обаяние она не могла из многих антигероев сделать героя дня. А что сделаешь – «вторая древнейшая профессия».
Обидно за всех нас, лесных братьев и сестер.
В заключение я не мог не заговорить об общенациональных проблемах, и не только потому, что это волнует каждого россиянина. Космические исследования всегда и везде в других странах были и остаются делом государственным. Поддержка, финансирование космонавтики, этой лакмусовой бумажке государственности, является показателем продвинутости и прогресса нации. Конечно, все это при условии сбалансированности, а не за счет насущных интересов народа.
Где твой удел, Россия? Нет, не в космосе, как предсказывал Циолковский. Нашему поколению не было суждено по–настоящему выйти «из колыбели» построить космические поселения несмотря ни на какие затраты средств и ресурсов. Одной страны для этого оказалось недостаточно. Надо заново обустраивать жизнь на Земле.
Наша пилотируемая космонавтика оказалась более продвинутой, поэтому более живучей по сравнению с другими высокими технологиями страны. На протяжении последнего десятилетия мы оказались востребованными за границей, научились сами зарабатывать деньги и выживать. Однако такое положение не может сохраниться длительное время. Необходимо снова возродить страну. Это нужно, чтобы люди жили по–человечески, а, как известно, не хлебом единым жив человек.
Тогда мы снова вернемся в космос – на новом витке спирали, генетической спирали всего человечества.