Текст книги "100 рассказов о стыковке. Часть 2"

Автор книги: Владимир Сыромятников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 51 страниц)

Недостатки Спейс Шаттла заставили искать более эффективные альтернативы. В этой деятельности наблюдался большой разброд. Не удалось сформировать перспективную, но в то же время реальную программу. В этих условиях возникали практически неосуществимые проекты, что привело к распылению средств.

Когда, уже в 1997 году, я спросил своего коллегу К. Джонсона, почему не удалось сделать Спейс Шаттл таким, как было задумано, он ответил, как всегда, коротко и просто: «Мы его делали первый раз». Для такой системы это оказалось очень существенным.

С другой стороны, США – настолько мощная и богатая страна, что могла себе позволить такую дорогую игрушку, как Спейс Шаттл. А сколько рабочих мест дала эта многолетняя программа, сказал бы обиженный экономист. Американские политики времен холодной войны могли быть довольны еще и тем, что им удалось втянуть Советы в такую дорогостоящую гонку. Она высосала из советской экономики гораздо больше, чем пресловутые звездные войны.

Рассказывая о Спейс Шаттле, мне казалось уместным начать с критической части. Объективно, многоразовая космическая система стала великим свершением американских специалистов и дала им новые огромные возможности в освоении космоса. Беда была в другом: в НАСА не нашлось настоящих стратегов, способных критически оценить достигнутое и наметить радикальное продвижение вперед.

Понятно, что много лет спустя легче критиковать и давать советы. Хотел бы я быть умным сегодня, как моя жена завтра… Критике и самокритике нас тоже учила марксистская наука. Но критика нужна не только социализму. Я должен был сделать это, тем более что задача, о которой идет речь, не потеряла своей актуальности. Надо было коснуться этих недостатков, показать, что в годы нашего застоя не все шло гладко и у заокеанских партнеров.

Мне пришлось также коснуться всех этих сторон и деталей, поскольку далее речь пойдет о проекте «Мир» – «Шаттл, о стыковке двух пилотируемых комплексов астронавтики и космонавтики. Именно в новом совместном российско–американском проекте Спейс Шаттл, оснастившись системой стыковки, стал более совершенным транспортным средством и инструментом сборки будущих орбитальных комплексов.

Начиная разрабатывать Спейс Шаттл, его затевали не только как многоразовую, но и как многоцелевую систему. Среди всех задач, которые мог выполнить космический челнок, пожалуй, лучше всего смотрелась одна большая задача: создание с его помощью крупногабаритной космической станции. Именно для строительства станции возможности этой системы максимальны, именно при сборке в космосе можно использовать основные свойства Орбитера. Здесь следует указать на одну двойственность Спейс Шаттла. С одной стороны, он является транспортным средством, служит для доставки на орбиту компонентов станции в отсеке, который так и назывался отсеком полезного груза. С другой стороны, Орбитер является инструментом для выполнения различных работ в космосе. Он оборудован большим универсальным манипулятором, созданным для разгрузки, переноса и сборки; а также для ремонта и обслуживания на последующих этапах эксплуатации. Манипулятор Спейс Шаттла является дистанционно управляемым космическим краном, а астронавты в скафандрах способны выполнять более тонкие сборочно–монтажные операции. Если надо, манипулятор может перемещать и самых высоких верхолазов на самых высотных стройках века. Все эти достоинства открывали хорошие предпосылки для крупномасштабного строительства в космосе.

Разработка международной космической станции началась вскоре после того, как в начале 80–х годов Спейс Шаттл стал регулярно совершать свои челночные рейсы. Проект задумали с размахом, как грандиозное сооружение, оснащенное всеми современными техническими средствами. Некоторое время спустя программа стала политическим мероприятием, призванным объединить свободный от коммунизма мир с тем, чтобы продемонстрировать его преимущества и дальнейшие возможности. Станция получила название «Фридом» и должна была символизировать «свободу» в противовес нашему социалистическому закрытому обществу. Пригласив партнеров из Канады, европейских стран и Японии, американцы стремились уменьшить бремя своих расходов, которые уже в начальном варианте составили огромную сумму. Однако в ходе разработки программы обнаружился ряд существенных недостатков – как в организации работ, так и технические проблемы в этом огромном и многодельном комплексе.

Еще до развертывания работ в космосе, до старта Спейс Шаттлов, с полумиллиардной стоимостью каждой космической миссии, расходы на разработку космической станции «Фридом» вскоре превысили плановый бюджет. Но не только это. Чтобы организовать работу по разработке и осуществлению такого сложнейшего и крупномасштабного проекта, требовался хороший мозговой центр и эффективная координация всех многочисленных и многонациональных космических дивизионов. К сожалению, создать его, по–видимому, не удалось. Был допущен также ряд технических просчетов в создании отделения систем.

Для создания полноценной постоянно действующей орбитальной станции многого недоставало. В проекте зияли дыры, среди них оказалась стыковка космических кораблей. Почему?то плохо шли также дела по созданию модулей, оснащенных реактивными двигателями и системами управления. Зашла в тупик разработка корабля–спасателя, необходимого для постоянного пребывания экипажей на станции. С прекращением работ по европейскому «Гермесу» пропала надежда создать дополнительное транспортное средство «Земля – орбита – Земля». Одним Спейс Шаттлом никак нельзя было обойтись.

Время шло, проект затягивался, как следствие, росли расходы, они становились катастрофическими. К 1992 году на программу «Фридом» только в США истратили около 10 миллиардов долларов. Эти огромные средства ушли в основном на бумагу и лишь часть – на экспериментальные работы на Земле, а еще меньше – в космосе.

Может быть, самое главное заключалось в том, что в результате смены поколений в НАСА и в РК–индустрии США, а также некоторых негативных тенденций в интеллектуальной сфере в стране, да и во всем мире, эффективность их деятельности стала снижаться. К этим факторам относятся, прежде всего, ухудшение образования в средней и высшей школе, смещение приоритетов среди молодежи. В результате происходило снижение не только уровня новых разработок, но и начался общий инженерно–технический спад.

Американцы, как известно, не только очень гордятся, но и пользуются своей свободой. Действительно, здесь есть чем гордиться. С другой стороны, склонность к довольно частой смене работы и места жительства приводят к отрицательным последствиям. В отличие от японцев, и даже нас, русских, они совсем не склонны к пожизненной карьере, что, как известно, может давать замечательные результаты. Это, в частности, хорошо просматривается в данной книге.

Как показала всемирная практика и история, любая административная система постепенно усиливает бюрократию. Это отчасти относится и к негосударственным структурам, особенно к большим организациям, работающим по государственным программам. Разброд руководства не только в НАСА, как объединяющей организационно–технической структуре, но и в головной фирме «Мак Дональд Дуглас» отражал многое в этой программе. В прошлом, многие известные фирмы вырастали из малого, как из зерна, а основатели дела, руководили своими фирмами, успешно осуществив целый ряд уникальных проектов. И здесь смена поколений привела к потенциальной потере эффективности. Разные меры повышения заинтересованности руководства и рядовых сотрудников помогали не очень хорошо. Мне приходилось встречаться и работать с вице–президентами фирмы «Роквелл» в 70–е и 90–е годы, впечатления далеко не в пользу последних. За три года совместной работы с фирмой «Мак Дональд Дуглас» мне не удалось встретиться ни с одним вице–президентом. Обе фирмы были проданы «Боингу» в ходе перестройки программы уже в 1997 году.

В целом, американский подход к управлению не способствовал оперативному выявлению и устранению негативных тенденций. Как результат, все то, что происходило с программой «Фридом», толкало руководство НАСА, Конгресс и Белый дом привлечь советскую космонавтику принять участие к этой международной космической программе. В первую очередь, этому мешало противостояние политических систем. Начавшаяся у нас перестройка открывала перспективу объединения сил. Август 1991 года и последующие события форсировали этот процесс. Однако потребовались смелость и решительность, политическая воля для того, чтобы объединиться с этими непредсказуемыми русскими. Наверное, не случайно и то, что в это время произошла смена руководства НАСА.

Прежде чем приступить к глобальной совместной программе, потребовался промежуточный экспериментальный этап. Так возник проект «Мир» – «Шаттл». Он оказался очень важным и полезным для обеих сторон, мы учились снова работать вместе, по–новому. Кроме того, американцы перенимали наш богатый опыт, а россияне зарабатывали средства на жизнь.

«Новое мышление» стало одним из самых популярных перестроечных лозунгов. Однако Горбачев не сумел донести до нас, а главное, применить на практике в принципе правильную идею, в основе которой провозглашались преимущества и недостатки обеих социально–политических систем. Конечно, у развитого социализма было больше этих недостатков, и они лежали на поверхности.

Не хочу дальше отвлекаться на глобальный анализ. Что касается космонавтики и астронавтики, то они, действительно, хорошо соответствовали этому положению. В определенных условиях неэффективная в целом социалистическая экономика оказалась эффективнее капиталистической в пилотируемой космонавтике. Это было достигнуто за счет ряда факторов, и в первую очередь благодаря централизованному руководству, искусство которого довели до высокого уровня, иначе оно не смогло бы вообще продержаться так долго.

Правильность вывода подтвердили многие последующие события и проекты.

В очередной раз все началось со стыковки. Снова мы пришли вовремя. Сначала стыковка объединяла две текущие программы космонавтики и астронавтики: российский орбитальный комплекс «Мир» и американский Спейс Шаттл. «Стыковка – это уже сотрудничество!» – правота нашего старого лозунга подтвердилась в очередной раз. Двадцать лет спустя мы снова стали работать с американцами. Очень многое изменилось, но осталось прежним наше экономическое положение. Россияне оставались бедными родственниками у своих, казалось бы, равноправных коллег. Вырвавшись из одного рабства, мы попали в другое.

В ходе начального этапа сотрудничества стала перестраиваться программа МКС «Фридом». Приставка «Свобода» стала не нужна. Пришло время для нового названия и обновленного содержания. Через пару лет я, отчасти в шутку, отчасти всерьез, предложил назвать новую станцию популярным словом «Перестройка».

Такой сложилась в начале последнего десятилетия XX века общая обстановка в космонавтике и астронавтике, в космическом мировом сообществе, таковы были предпосылки для продолжения космических программ в обновленном мире. Как всегда, настоящая жизнь была в оттенках, а события складывались из конкретных действий, а их совершали люди.

Рассказы об этом в настоящей главе.

4.2   Снова АПАС. Инициируя международную программу

Известна легендарная история 30–х годов, связанная с созданием танка Т-34. Ему было суждено стать лучшим танком Второй мировой войны, самым массовым и эффективным, таким, который наряду со штурмовиками Ил-2, реактивными снарядами «Катюша» и другими шедеврами советского тыла составлял оружие победы. Почти фантастическая история рассказывает о том, как в марте 1940 года создатели боевой машины М. Кошкин и А. Морозов, несмотря на запрет местного начальства, ускользнув от энкавэдэшников, тайно, окольным путем пригнали свою «тридцать четвертую» из Харькова в Москву. Так они сумели продемонстрировать этот танк и получить «добро» от руководства, от самого Сталина. Почти невероятная история настолько эпохальна, что мне даже как?то неловко сравнивать ее с тем, что произошло со мной и с моим почти мифическим андрогинным АПАС-89, с его почти тайной рекламой весной 1992 года. Однако аналогия все?таки напрашивается.

Пути земные, так же как и небесные, неисповедимы! Мифы рождает сама жизнь.

В конце рассказа предыдущей главы «Реклама – двигатель торговли» говорилось о том, как Дж. Харфорд – почетный директор института AIAA предложил провести краткий курс лекций по космической стыковке, выбрав инструкторами нас, двоих конструкторов стыковочных агрегатов «Союза» и «Аполлона»: К. Джонсона и меня. Инициативу поддержали и запланировали этот краткий курс в космическом Хантсвилле на конец марта 1992 года.

После первой поездки в Хьюстон к К. Джонсону в ноябре 1991 года я вернулся к своим основным обязанностям в НПО «Энергия» и параллельно приступил к подготовке лекций. Требовалось сделать очень много. Предстояло собрать и систематизировать большой материал. Конечно, огромную помощь оказала моя книга, а к этому времени Институт «Спейс Стадиз» выпустил ее на английском языке. Однако для лекций этого было недостаточно: требовалось представить материал в другой форме, дополнительно, в него надо было включить новые материалы, ведь книга по существу завершалась техникой «Союза» и «Аполлона». За эти годы мы сделали очень много, прежде всего, спроектировали и отработали новый АПАС-89 и запустили его в космос. Он стал главной фигурой, мы собирались рекомендовать новый андрогинный агрегат всему космическому сообществу через представителей, которых собирались прислать в Хантсвилл.

Вскоре мы с К. Джонсоном окончательно согласовали содержание лекций, состав представляемого материала и распределение обязанностей при его подготовке. В письмах и факсах Кэдвэл несколько раз жаловался мне, что ему стало трудно работать с таким напряжением, что годы его «не те» и что он полагался во многом на меня. Однако с самого начала мы понимали, что наши лекции не ограничивались утилитарной задачей научить будущих студентов «стыковаться», разрабатывать системы космической стыковки. Мы хорошо осознавали, что основная наша задача заключалась в том, чтобы сделать общие выводы и дать совместные рекомендации, и не только конструкторам, а космическим агентствам всех стран, участникам международных проектов.

Прежде чем соединиться на орбите, мы должны были состыковаться на земле в наших мыслях, выработав общую концепцию.

Джонсон снова, как и 20 лет назад, проявил исключительно ясное конструктивное видение данного текущего момента, понимание главной задачи краткого курса объединенной команды «антиподов» с общим стремлением состыковать космические корабли на орбите. Самым трудным для меня было теперь, как, впрочем, и раньше, с первого раза понимать своеобразную логику фраз этого человека из Нового Света. Вот строки одного из его многочисленных писем, относящихся к тому периоду. Письмо было датировано 2 января 1992 года:

«Чем больше размышляю над целью нашего курса по интернациональным системам стыковки для космических кораблей, тем больше я убеждаюсь, что мы должны рассматривать ключевое слово «системы» в единственном, а не во множественном числе. Я думаю, курс будет более полезным, если наша задача будет заключаться в определении требований и существа одной единственной системы, которая будет удовлетворять минимальным текущим, а не максимальным потребностям будущих космических кораблей. Этой цели можно достигнуть, если достаточно детально разработать аппарат, способный механически соединить два свободно летящих корабля, с основной задачей обеспечить переход экипажей между ними.

Если наш курс приведет к одной общей концепции, нас, конечно, могут обвинить в том, что мы продвигаем наш окончательный вариант, вместо того, чтобы просто учить, как это делать. С другой стороны, что может научить лучше, чем пример рационального варианта, ведущего к решению проблемы. «Аполлон»/«Союз» доказал, что наши начальные идеи оказались правильными. Вы и ваши коллеги переработали конструкцию «Аполлона»/«Союза» в АПАС(89). По–видимому, осталось сделать немного, чтобы выработать стандарт на систему, решающую эту минимальную задачу. Хотелось бы узнать Ваши мысли по этому поводу».

Так мог написать только конструктор вселенского, космического масштаба. Такой стала наша с Джонсоном совместная российско–американская стратегия на этом переломном этапе. Судя по конечному результату, она оказалась очень своевременной и чрезвычайно удачной. Однако в очередной раз путь к успеху был длинным и совсем не простым.

Осень и зима 1991–1992 годов, этот период после политических августовских событий и перед началом экономического обвала, были заполнены инициативными разработками, в разных текущих делах, прежде всего в подготовке к Космической регате. Я также продолжал готовить материалы предстоящих лекций. Требовалось, чтобы мы заранее имели детальные тезисы лекций, эскизы и другую графику, которые наши будущие студенты должны были получить в виде солидных книг. Это были твердые копии того, что мы собирались излагать перед ними в устной форме.

На том самом Экс Ти – допотопном компьютере, списанном в Америке и починенном у нас в России, я делал тогда свои первые компьютерные шаги. К тому же впервые мне пришлось по–настоящему писать по–английски. Научить этот пи–си русскому языку было вообще невозможно: у него для этого не хватало электронных мозгов. В тот момент этого и не требовалось. Именно на этом XT были напечатаны тезисы будущих лекций.

Оставалась еще одна личная проблема, которую требовалось решить: летом у меня обнаружили полип, и врачи настоятельно торопили сделать операцию. Тянуть дальше не следовало и в конце февраля меня положили в больницу. Наступил март, время шло, а меня после операции все еще не выписывали врачи. Больше всех, кажется, обо мне волновались в Вашингтоне американцы, ответственные за организацию лекций. Они много раз звонили мне домой и присылали факсы.

Однажды приехала жена и сообщила, что на работе узнали о моих внеплановых лекциях и что руководство забеспокоилось. Лечащий врач подтвердила, что вдруг стали звонить с работы: секретарша какого?то большого начальника подробно расспрашивала о моем здоровье. Мое заявление об отпуске оставалось неподписанным, что?то надо было делать. В голову приходили разные варианты. Все же через некоторое время «таможня дала добро» на отпуск. Через несколько дней, выписавшись из больницы и тоже не без трудностей получив американскую въездную и российскую выездную визы, я вылетел в Хьюстон, чтобы завершить подготовку материалов, а оттуда вместе с К. Джонсоном – в Хантсвилл.

Роскошный отель «Хайат», в котором проводились наши лекции, являл собой американский подход к проведению разного рода встреч, конференций и других мероприятий разного профиля и назначения. Почти как на орбитальной станции, все удобства и виды обслуживания сосредоточились в одном здании: спальни, рестораны и холлы, бассейны и физкультурные гимназии, и даже аудитории–лаборатории со всем необходимым оборудованием.

Въехав туда вечером 21 марта, мы вышли из отеля только через спрессованных 66 часов, насыщенных стыковочной тематикой, сопровождавшейся знакомствами и беседами, вопросами и ответами.

Тогда мне впервые пришлось читать лекции на английском языке. Это было значительно сложнее, чем выступать с короткими докладами на международных конференциях. Первый опыт оказался успешным. Хорошо подготовленный материал, два проектора, на одном из которых показывались тезисы, на другом – эскизы, очень помогали. На многие годы этот метод стал для меня основным и очень эффективным при чтении лекций и на презентациях.

Мне также запомнился мистер Р. Белл, начальник отдела образования Института AIAA, полковник американских ВВС в отставке, прилетевший специально из Вашингтона. Послушав в начале первого часа мое выступление и осознав, что аудитория меня понимает и принимает, он успокоился и исчез, появившись только в самом конце, чтобы подвести итоги. Принцип: «солдат спит (а еще лучше, гуляет), а служба идет» – по–настоящему интернационален. К тому же он оказался необязательным человеком.

Мне достались основные разделы лекций, включая аналитические главы курса, вопросы кинематики и динамики, испытаний и отработки, но роль Джонсона была огромной. Он неизменно вносил американскую, как всегда самобытную, философию в наше общее дело. Его слушали неизменно с большим вниманием.

До этого мне никогда не приходилось бывать в Хантсвилле, в знаменитом Центре Маршала (как мне кажется, гораздо больше – в Центре Вернера фон Брауна). Хотелось увидеть уникальные сооружения, однако, студенты – сотрудники Центра, отвечали уклончиво, а все старые коллеги Джонсона, как и он, к тому времени покинули НАСА. Единственное, что мне удалось увидеть в последний день нашего пребывания в этом городе, фактически на обратном пути в аэропорт, так – это открытый космический музей с многочисленными ракетами, стоявшими, как солдаты на часах, вертикально под открытым небом.

Организаторы, как это было принято в AIAA, предложили студентам заполнить специальную форму с оценками лекций. Мы получили очень хорошие оценки. Но не это оказалось главным результатом мероприятия.

Среди нашего класса, в котором собралось около 40 студентов, оказались представители основных центров НАСА и даже штаб–квартиры в Вашингтоне, многих крупнейших космических фирм, а также представители космических агентств и индустрии Европы и Японии. В студенты попал и астронавт Ф. Калбертстон, который подарил мне свою фотографию с хорошей памятной надписью. Через пару лет Франк, ставший одним из руководителей программы «Мир» – «Шаттл», подтвердил, что именно курс лекций, прочитанный в конце марта 1992 года, сыграл ключевую роль, инициировал последующие события. Особое значение имела наша общая с Джонсоном конструктивная позиция, выдвинувшая АПАС-89 как основу для стыковки космических кораблей в будущих международных программах. Сначала это привело «к сдвигу умов», а вскоре инициировало адекватно конструктивные предложения. Несколько месяцев спустя работа по новому международному проекту началась.

Так, почти подпольный краткий курс лекций, организованный Американским институтом AIAA по инициативе Дж. Харфорда и прочитанный Джонсоном и мною в Хантсвилле в конце марта 1992 года, сыграли инициирующую роль в новом международном проекте «Мир» – «Шаттл». Еще через год эта инициатива привела к объединению космонавтики и астронавтики в программе МКС – международной космической станции.

Двадцать лет назад программа «Союз» – «Аполлон» началась по инициативе научной общественности и при поддержке руководителей обеих стран с самых первых инженерных идей, которые основывались на конструкциях систем, созданных до этого независимо в обеих странах. Потребовалось несколько лет, чтобы разработать два варианта, совместимых агрегатов нового андрогинного типа. В отличие от первого совместного проекта, 20 лет спустя возникла совершенно другая ситуация. В России, унаследовавшей советскую космонавтику, уже существовала, оказалось отработанной система стыковки для КС «Буран». Этот космический самолет по своей конфигурации, размерам и массе был очень близким к своему прототипу – Орбитеру Спейс Шаттл. Сам «Буран» после первого триумфального полета в конце 1988 года оказался в критическом положении, в силу сокращения финансирования и других трудностей подготовка ко второму полету сначала замедлилась, а потом остановилась совсем. К тому же, «Буран» оказался почти ненужным, дорогим и потенциально опасным для его создателей. Почти ничто не светило впереди. Новый международный проект, наоборот, сулил очень много: и славу, и деньги.

С другой стороны, Спейс Шаттл нуждался в системе стыковки, ему отводилась основная роль в доставке грузов на МКС «Фридом». В конце 80–х годов американцы возобновили работы по проектированию стыковочных систем. Однако, за прошедшие 20 лет НАСА и промышленные фирмы растеряли прежний стыковочный опыт. Многие специалисты, старые конструкторы ушли на пенсию, К. Джонсон и В. Криси – из НАСА, а Дж. Кэмпбл и К. Блюм – из «Роквелла». В НАСА отделением механики по–прежнему руководил мой коллега, ветеран Д. Уэйд, там работала группа, которую возглавлял У. Шнайдер. Однако они никогда не были настоящими конструкторами. В «Роквелле» собрали группу разработчиков, в состав которой вошли ветераны Р. Аджемиан и Е. Холман, а также Б. Брандт и несколько совсем молодых специалистов. В общей сложности они затратили несколько лет и разработали конструкцию, которую сильно критиковал Джонсон, не оставив на ней камня на камне. Стыковочный механизм типа «штырь–конус» был вынесен вбок, за пределы переходного тоннеля и выглядел уродливо. К Джонсону по–прежнему прислушивались в НАСА, хотя воспринимали его как консультанта со стороны.

В группе фирмы «Роквелл» среди молодых инженеров работал С. Гофрениан. Он позже рассказывал мне об этом времени и хвалился, что их объявили лучшей группой года всей фирмы, можно сказать, победителями, как в соцсоревновании. Однако социалистические принципы плохо помогали даже при капитализме, если они не подкреплялись другими качествами. Создать новое стыковочное устройство оказалось непростым делом, работа требовала опыта и времени. Позднее я как?то сказал Симаку Гофрениану, что стыковать такой тяжелый корабль, как Спейс Шаттл, было бы невозможно с помощью штыря. Он промолчал.

В апреле 1992 года, еще при президенте Дж. Буше–старшем, на посту администратора НАСА неожиданно сменили и отправили в отставку Р. Трули. На первый взгляд это показалось нелогичным: Советский Союз шагнул в прошлое, холодная война закончилась. Казалось, бывший астронавт, имевший большой опыт, принявший участие в проекте «Союз» – «Аполлон», активный участник программы Спейс Шаттл, одним из первых поднявший его в космос, будет востребован в новую эпоху, когда началось объединение бывших противников на базе предыдущего опыта и программ. Однако, Трули не относился к сторонникам сотрудничества с нами, с русскими. Думаю также, что не эта причина привела отставного адмирала к еще одной отставке.

Новым администратором НАСА назначили 57–летнего Д. Голдина, тогда малоизвестного в широких космических кругах специалиста, занимавшего до этого пост вице–президента в не самой большой космической фирме «Ти–Ар–ДаблЮ». К этому времени программа международной станции «Фридом» подошла к критической черте: график работ безнадежно затягивался, расходы катастрофически росли, возникали организационные и технические трудности в реализации проекта. Новому администратору НАСА, в целом человеку жесткому, упорному, хотя и противоречивому, суждено было сыграть важнейшую роль в объединении усилий астронавтики и космонавтики, в инициации и поддержке новых совместных российско–американских космических программ, стать во главе в начале новой эры освоения космоса.

Избрание нового президента США осенью 1992 года и смена президентской команды не изменила расстановки сил, несмотря ни на какие прогнозы и угрозы, ни снаружи, ни изнутри НАСА.

В июне состоялся визит президента новой России Б. Ельцина в США. Советская космонавтика перешла по наследству новому руководству страны, отношение к ней изменилось, это уже чувствовалось, а последующие годы лишь подтвердили первые тенденции. Перемены усугубили экономическое положение НПО «Энергия» и других предприятий отрасли. Однако в портфелях предложений и пакете подписанных двумя президентами соглашений России и США договоренность по космосу традиционно заняла почетное место. Как показали последовавшие за встречей в верхах события, наш АПАС -89 занял центральное место в работах по новой программе, в новой космической России.

Голдин приехал в Москву жарким летом 1992 года. До начала нового совместного проекта оставалось совсем немного времени.