Текст книги "100 рассказов о стыковке. Часть 2"

Автор книги: Владимир Сыромятников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 51 страниц)

4.3   Лето 1992: НАСА И «Роквелл» в НПО

Где?то с начала 90–х годов к нам в НПО «Энергия» стали все чаще приезжать иностранные делегации. Этот процесс развивался сначала довольно медленно, а потом пошел с нарастающей частотой. Переломным оказалось лето 1992 года. Именно с июльского посещения нас новым администратором НАСА Д. Голдиным, весной того года сменившим на этом посту адмирала В. Трули, и августовского приезда большой группы специалистов из НАСА и фирмы «Роквелл Интернэшнл», головной компании по Орбитеру Спейс Шаттлу, начался подготовительный период совместных работ. Затем одна за другой развернулись российско–американские программы пилотируемой космонавтики: «Мир» – «Шаттл», «Мир» – «НАСА» и долгосрочное сотрудничество по созданию МКС – международной космической станции.

Схема приема делегации на высшем уровне была к этому времени отработана и отлажена во время предыдущих посещений больших отечественных и зарубежных чинов: прием в кабинете генерального – музей предприятия – контрольно–испытательная станция (КИС) – стенд «Конус».

Музей НПО «Энергия» действительно чрезвычайно привлекательное место для всех, кому интересна космонавтика, ее прошлое и настоящее. Её история отражена в многочисленных экспонатах, среди которых много уникальных образцов. Это побывавшие в космосе спускаемые аппараты (СА) космических кораблей «Восток» и «Союз», включая гагаринский «шарик», а также оставшиеся после отработки модули, агрегаты и узлы. В музее много редких фотографий людей, которые сделали советскую космонавтику, отдали ей все свои силы и талант.

Часть фотографий и документов отражает историю нашего родного города, которому, в конце концов, присвоили имя Королева. К сожалению, ни одна городская администрация не позаботилась о создании настоящего городского музея. Лишь в восточной части города, в бывшем поселке Костино, до сих пор сохранился домик Ленина, в котором вождь мировой революции начинал свой последний круг, переехав туда из кремлевских царских палат в начальный период болезни.

И, наконец, одна комната нашего музея отведена основателю нашего дела, она рассказывает о Королёве. Его кабинет с личными вещами как бы предваряет то, что он задумал и создал, как раз те экспонаты, которые выставлены в залах музея.

Наш КИС – это, во–первых, контрольно–испытательная станция для всех космических кораблей и модулей, интегральные испытания которых проводятся здесь перед тем, как они отправляются на космодром Байконур, а затем – в полет. Во–вторых, это лаборатория так называемых КС – интегральных комплексных стендов многих кораблей и модулей. КС – это действующие представители тех наших изделий, что улетели в космос; они здесь для того, чтобы можно было «проиграть» любую космическую операцию или собрать новую конфигурацию и проверить ее сначала здесь, на Земле. Модули ОК «Мир» и транспортные корабли соединяют здесь между собой для того, чтобы испытать их совместно, здесь собирается и функционирует орбитальный комплекс как единое целое.

КИС стал также пристанищем всего того, что не поместилось в музей, начиная от полномасштабного «Бурана», до РН «Энергия», воспроизведенной, правда, в масштабе 1:5. Тем не менее эта модель, наверное, благодаря размерам, кажется настоящей ракетой. Вскоре она переехала на открытую площадку предприятия.

Все, что выставлено в закрытом музее и в КИСе, производит обычно огромное впечатление на посетителей. Чего там не хватает, так это действия, движения, динамики. Возможно, мы еще не оснастились хорошей демонстрационной техникой, а может быть, просто не наладили показа того, что хранится в нашем уникальном киноархиве, в материалах, отснятых и собранных за долгие годы энтузиастом космического кино В. Фрумсоном.

Этот статический недостаток частично устраняет наш стенд, расположенный на «второй» территории, в километре от центра, за мостом через железную дорогу. Так или иначе, наш 6–степенной динамичный стенд «Конус», стоящий обычно последним в ряду посещаемых мест, частично компенсирует статичность застывших музейных космических экспонатов. На стенде «Конус» можно увидеть технику в движении, ощутить, как движутся и стыкуются там, наверху, космические корабли и модули орбитальных станций. В «Конусе» побывало очень много посетителей. Жаль, что в свое время мы не завели книгу для почетных гостей, она сама могла бы стать еще одним стыковочным экспонатом НПО «Энергия».

В отличие от многих предыдущих делегаций приезд Голдина стал настоящей «весенней ласточкой», предтечей последовавших за ним деловых контактов и настоящих проектов. Тогда, в июле 1992 года, мы показали администратору НАСА все, что могло относиться к новому проекту, к совместной работе в космосе, а стыковка, как известно, – это всегда сотрудничество.

Поэтому демонстрация началась с АПАС-89, с показа стыковки в действии на динамическом стенде. Попросив разрешения у Генерального говорить по–английски для ускорения презентации, я дал волю фантазии и рекламе с уклоном в известную греческую мифологию так, чтобы у очередного высокого гостя в памяти остался запоминающийся яркий и несколько загадочный образ. Не знаю, насколько это мне удалось. Наверняка, причина успеха, последовавших затем руководящих указаний и действий находилась значительно глубже, однако, как это часто бывает в жизни, предпочтение, симпатия, так же как истина, проявляются в оттенках.

В КИСе на действующем бурановском комплексном стенде мы также показали реальную стыковочную конфигурацию и аппаратуру, на которой отрабатывалась система в целом, созданная на основе АПАС-89. В отсеке полезного груза находился стыковочный модуль (СМ), соединенный с основной кабиной коротким тоннелем.

Когда компоновали «Буран» и проектировали его стыковку с «Миром», возникла серьезная проблема. При колебаниях корабля относительно станции элементы конструкции могли касаться друг друга. Чтобы исключить соударение при стыковке, верхнюю часть стыковочного модуля сделали подвижной, она так и называлась – выдвижным туннелем. Этот непростой агрегат и приборы управления его механизмами являлись одной из тех пяти систем, которые мы разработали и отработали для «Бурана» в конце 80–х годов. Теперь их демонстрировали в действии на комплексном стенде во взаимодействии с другими системами космического самолета.

Вся эта конфигурация и оборудование служили хорошим прототипом, показывали реальный путь, как осуществить стыковку Орбитера Спейс Шаттл с ОС «Мир». Однако конструктивная компоновка была не единственной проблемой, требовавшей решения. После демонстрации кто?то из окружения Д. Голдина спросил меня, что может быть самым сложным в предполагаемом совместном проекте. Немного подумав, я ответил: «Электрическая интеграция системы стыковки с другими системами на борту Орбитера».

Месяц спустя, когда в августе в НПО «Энергия» приехала большая рабочая делегация из НАСА и фирмы «Роквелл», все отделения и отделы КБ, разработчики стыковочного модуля и его подсистем приняли участие в переговорах. Однако вскоре стало ясно, что американцы не собирались заказывать у нас лишнее – то, без чего они могли обойтись в совместном проекте. Мне было понятно разочарование других «бурановских» системщиков, которым не нашлось места на американском Спейс Шаттле, однако новое конструктивное решение действительно оказалось проще.

Специалисты НАСА и фирмы «Роквелл» нашли более простую конфигурацию, которая позволяла отказаться от выдвижения тоннеля с АПАСом наверху перед стыковкой. Это значительно упрощало стыковочный модуль, и они, естественно, решили создавать его сами, вместо того, чтобы заказывать у нас. СМ с нашим выдвижным тоннелем оказался ненужным. Но без АПАС-89 они обойтись не могли, наш андрогинный наследник советско–американского «Союза» – «Аполлона» оставался вне конкуренции.

Тогда, в августе, основная часть переговоров проходила в мытищинском НИЦе, так называемом Научно–исследовательском центре. Там собиралось очень много людей, русских и американцев, разбитых на несколько подгрупп. НИЦ организовали главным образом для встреч с иностранцами. Многое там казалось мне бестолковым, неорганизованным. С самого его зарождения НИЦ вызывал во мне неприязнь, на то, как известно, были субъективные причины. Расположенный на отшибе, в другом городе, в Мытищах, в 5 километрах от НПО «Энергия», он оставался чужим. Добираться туда было неудобно. На общественном транспорте туда и обратно, считай, полдня. Те, кто уезжал на переговоры утром даже с небольшим поручением, порой не возвращались совсем.

Уже через год, в преддверии работ с зарубежными коллегами, я сделал все возможное и, кажется, невозможное, чтобы организовать свою базу и свой международный офис в НПО «Энергия», в одном корпусе с лабораториями отделения, в 50–ти метрах от моего кабинета. Почти так же, как без английского языка, без этого офиса выполнить новую задачу, как мне кажется, было бы невозможно.

Среди наших американских коллег, которые приехали в 1992 году в Москву, оказались мои старые знакомые по работам в середине 70–х, во времена «Союза» – «Аполлона». Ветеран «Роквелла» – конструктор Р. Аджемиан был коллегой Е. Боброва. Он – мой ровесник, рожденный на Украине в армянской семье, с именем Размик, попал в Америку вскоре после Войны, через Германию среди тысяч других «перемещенных лиц», как их называли тогда официальные советские органы. Он унаследовал и сумел сохранить вместе с русским языком многие замечательные качества: довоенную российскую натуру, глубокое чувство товарищества и настоящего коллективизма. Его не утраченное за долгие годы чужбины наше российское чувство юмора поддерживало нас вместе в последующие месяцы и годы, помогало в трудные минуты и украшало в успехе. Он стал во всех смыслах нашим товарищем «по оружию», по общему делу. Позднее мне довелось познакомиться с членами его большой семьи, отцом жены, которого я звал дедушкой, – с ним мы пели довоенные русские песни, и даже «Интернационал», в знак нашего настоящего неполитического, но интернационального единения. Мы встречались с его братьями Артемом и Михаилом, настоящими российскими армянами, которых трудно сыскать сегодня даже в России.

В октябре к нашей объединенной интернациональной команде присоединился еще один «россиянин», украинец А. Мурашко, с очень похожей послевоенной историей переселения в Америку. Он, его жена Лена, свояченица Дина и тетя Оля, которая при встрече звала меня почему?то «деточкой», в какой?то мере приоткрыли нам ту завесу, которая в течение многих лет отделяла этих людей от нас, от общего прошлого и настоящего России и Америки. У нас впервые появилась возможность по–настоящему познакомиться. Люди этого поколения, прожившие большую часть жизни в другой стране, в других условиях, в другом мире, но не забывшие свою родину, тоже впервые сблизились с нами. Во времена «Союза» и «Аполлона» российские эмигранты в Америке оставались для нас потенциальными «врагами», «предателями» Родины, «шпионами» мирового империализма. Нас вынуждали вести себя с ними, мягко говоря, настороженно, и уж во всяком случае отчужденно, держаться в стороне от них. Таковы были правила игры того времени. Не могло быть речи о том, чтобы по–человечески сблизиться, просто попасть в их круг, побывать там, обсудить прошлое и настоящее. Мир этих людей оставался для нас во многом неведомым и непонятным. Раздвоенность их натуры, противоречивость мыслей, чувств и поступков стали приоткрываться для нас тогда, когда в последующие месяцы и годы совместной работы, за время, проведенное вместе, при общении с их родственниками и друзьями, приоткрылся их мир. Мы познакомились с их детьми, которые стали уже совсем другими людьми, они родились в другой стране, в Америке, и вместе с молоком российских матерей всосали дух и суть их новой родины, сделавшей их почти стопроцентными американцами.

Пожалуй, в меньше мере это относилось к армянам, их диаспора сохранила более сильные внутренние связи и влияние на молодое поколение. Со всем этим мы познакомились гораздо позже.

В конце августовской встречи мы составили двухсторонний протокол, в котором наметили заключить прямой контракт на поставку системы стыковки и ее интеграцию в составе Спейс Шаттла уже в конце года. При этом имелось в виду состыковать Орбитер с ОК «Мир» в конце 1994 – начале 1995 года, а также выполнить все относящиеся к этому проекту работы, все необходимые испытания. Дальше события развивались тоже быстро, но все?таки не так стремительно, как представлялось вначале.

В октябре снова состоялась в Москве рабочая встреча специалистов обеих фирм. Мы продолжали обсуждать технические проблемы, относящиеся к будущей системе стыковки «Спейс Шаттл» – «Мир». На встрече рассматривались, прежде всего, вопросы механических и электрических интерфейсов между АПАС 89 и специальным модулем, который наметили разработать и установить в отсеке полезного груза, и который получил название «наружный шлюз». Как и предполагалось, центральное место занял раздел работы по управлению стыковкой, включая проектирование подсистемы бортового и телеметрического контроля, организацию электропитания и другие вопросы интеграции нашей системы на борту Орбитера. Я еще вернусь к более детальному рассказу об этих внутренних интерфейсах и связанных с ними проблемах.

На октябрьской встрече мы разработали также детальный план–график всех этих работ, включая встречи специалистов на ближайшие месяцы. К сожалению, выполнить этот план полностью не удалось, но об этом также позже. Тем не менее проектирование продвигалось вперед.

Еще в августе, на первой встрече, мы обсудили и наметили провести совместные динамические испытания на шестистепенном стенде «Конус». Тогда к нам впервые приехал С. Гофрениан, в нем я узнал своего студента из группы, которой в марте в Хантсвилле мы с Джонсоном прочитали краткий курс лекций по орбитальной стыковке. Родившийся в Иране, а выросший и получивший образование в США, Симак, как звали его большинство американских, а позднее и русских коллег, стал одним из самых активных участников проекта. Его деловые качества: хватка и напор, упорство и последовательность, вскоре дали ощутимые результаты. Руководимая им группа динамиков разработала детальную математическую модель динамики стыковки с нашим АПАС-89. В последующие несколько месяцев, продолжая систематически работать вместе с моими специалистами, прежде всего с С. Темновым и О. Розенбергом, получая от нас расчетные и экспериментальные характеристики основных элементов стыковочного механизма, они довели свою модель до высокой степени совершенства. У нас такой детальной модели, к сожалению, не было, на это не хватало времени и сил, и мы наметили план, как наверстать упущенное. К сожалению, событие, произошедшее на рубеже 1992–го и 1993 годов, связанное с отъездом Э. Беликова в Испанию, нарушило эти планы.

В целом, встречи в октябре и в августе завершились с большим оптимизмом. По всему чувствовалось, что на этот раз переговоры не ограничатся лишь демонстрацией, одними разговорами и наилучшими по–желаниями.

4.4   Пробный камень: на испытательном стенде «Конус»

Когда размышляешь или читаешь лекции по космической тематике, связанной с фундаментальными законами природы, приходят мысли о том, что мир не возник стихийно, из безыдейного хаоса. Например, как получилось так, что Земля не перегревается и не переохлаждается, а водоемы не вымерзают, а только покрываются льдом, плавающим на поверхности. Если бы вода при замерзании не расширялась и лед опускался бы на дно, жизнь стала бы невозможной.

Природа в целом пропорциональна, как говорят, – линейна. Однако теплоотдача излучением пропорциональна температуре в четвертой степени. Отмечая эту особенность студентам, я как?то пошутил: недаром этот закон открыли сразу двое, Стефан и Больцман. Хватило на обоих, каждый возводил температуру в квадрат. Только благодаря такой двойной крутизне на Земле образовались условия, приемлемые для возникновения и поддержания жизни.

Можно привести и другие примеры.

Однако и в менее глобальных явлениях можно разглядеть свою логику развития. Даже в частных событиях прослеживается порой удивительная логическая связь. Иногда мне кажется, что моя жизнь и деятельность, развитие и повороты судьбы загадочно взаимосвязаны. Надо снова обратиться к примеру.

Истоки новой международной программы восходят к ЭПАСу, «Союзу» – «Аполлону». Тогда родился наш АПАС-75, андрогинные корни которого уходят еще глубже, в более отдаленное прошлое, в конструкцию агрегатов для первой станции «Салют», их шпангоуты почему?то уже тогда оказались одинаковыми, андрогинными. После ЭПАСа мысль повела меня сначала по тропинке, которая вывела на столбовую дорогу. На этом пути наряду с АПАС-89 мы спроектировали испытательный стенд «Конус», идею которого подсмотрели опять же в годы ЭПАСа у наших американских коллег. В этом тоже проявилась какая?то логика нашей судьбы.

За 20 лет колесо нашей истории, похоже, сделало полный оборот. Рухнула не только Берлинская стена. Раздвинулся железный занавес, сняли завесы запретного, открыв американцам много неожиданного и интересного. Одним из таких мест стал наш испытательный стенд. Вскоре этот интерес стал профессиональным, от демонстраций и созерцания мы перешли к общему делу. Как мы обнаружили спустя еще год, американская супертехника 20–летней давности не только не продвинулась вперед, но и оказалась потерянной. Во время посещения Хьюстона в 1993 году я обнаружил стенд, на котором мы испытывали АПАС-75, где?то на задворках центра, в безжизненном состоянии. То, что восхитило и соблазнило нас тогда за океаном, вышло из моды. Действительно, развитие совершило целый виток.

Считается, что большие настоящие дела не остаются без исхода. Как говорят экономисты, они окупаются. Это важно, особенно в наше время экономических преобразований. Похоже, наш стенд «Конус» окупил себя 20 лет спустя. Это не принесло нам дохода. Его получали другие, и совсем другим способом. Тем не менее «Конус» продвинул нас вперед, сначала приблизив к соглашению по полету Спейс Шаттла к «Миру». Затем с его помощью подтвердили квалификацию АПАСа на готовность к космической стыковке. Еще через несколько лет на стенде проверяли стыкуемость по программе международной космической станции МКС.

Прежде чем лететь на орбиту, любой космический аппарат, орбитальные операции моделируются на Земле. Специалисты составляют модели для аппарата в целом и каждой его системы. Как правило, таких моделей очень много для того, чтобы математически рассчитать или физически испытать все системы.

Перед тем как принять окончательное решение начать совместный проект, американцы также решили провести моделирование и совместные испытания системы стыковки. С этой целью выбрали наш динамический стенд «Конус».

Сначала этот стенд сыграл важную роль в демонстрации возможностей нашей космической техники. Он внес свой вклад в отработку АПАС-89, а затем в его рекламу. Теперь пришла пора для нашего «Конуса» продемонстрировать его профессиональные способности перед американскими коллегами и доказать пригодность и эффективность АПАС-89 для стыковки Спейс Шаттла с орбитальным «Миром» на этом начальном, очень важном этапе программы.

На 6–степенном стенде моделируется лишь небольшая часть процесса стыковки космических аппаратов: начальные условия подхода, динамика соударения и относительного движения, демпфирование взаимных колебаний. Эта фаза очень короткая, и на этом этапе работает лишь часть элементов стыковочного механизма. Однако именно он является наиболее динамичным, чрезвычайно ответственным и потенциально опасным. Все остальные характеристики стыковочного устройства гораздо легче оценить аналитически, на бумаге. Однако быстро протекающие процессы желательно проверять в действии, в работе. Существенным стало также то, что нужно было состыковать два стотонных космических аппарата, и это предстояло выполнить впервые. Именно поэтому испытания на стенде «Конус» выбрали в качестве первого критерия.

Уже на первой встрече в августе 1992 года специалисты НАСА и «Роквелл» предложили в короткие сроки подготовить и провести совместные динамические испытания. Наши коллеги хотели посмотреть на стыковочный механизм АПАС в действии, увидеть его своими глазами в работе и получить детальные параметры процесса стыковки.

В 1992 году на лекциях в Хантсвилле студент нашего класса Симак Гофрениан сделал краткое сообщение по моделированию стыковки. Тогда я плохо запомнил то, о чем говорил Симак. Приехав в августе в Москву в числе специалистов «Роквелла», он с самого начала и на всех последующих этапах стал одним из самых активных участников совместных работ. Благодаря характерной для него хватке и напору он буквально въедался во все тонкости нашего непростого механизма. Ему удалось соединить теорию с практикой и подогнать математическую модель так, чтобы она, в конце концов, начала давать хорошие результаты, очень близкие к экспериментальным. Тогда, в осенние и зимние месяцы 1992/1993 годов, нам предстояло совместно заложить фундамент будущего успеха совместной работы.

Выполняя требования протокола августовской встречи, мы энергично начали подготовку к первым совместным испытаниям. В. Кудрявцеву, которому по–прежнему подчинялся отдел, ответственный за стенд «Конус», пришлось затратить много сил и времени на подготовку к испытаниям. Начальник этого отдела Ю. Зорин и другие специалисты приступили к работам. Со времени строительства здания и ввода в действие стенда прошло более десяти лет, помещение обветшало, обшарпалось, многое оборудование износилось, и требовало обновления. Надо отдать должное Кудрявцеву и его сотрудникам, они правильно оценили ситуацию и воспользовались ею, сделав все возможное для того, чтобы не только выполнить этот важный этап. Всем было ясно, что дальше объем работ будет только увеличиваться, предстоит проводить испытания на всех последующих этапах проекта.

В сентябре мы подготовили приказ о проведении всех необходимых мероприятий. В течение последующих полутора месяцев подразделения КБ, нашего завода и ближайших смежников выполнили все работы.

Электромеханики моего отделения во главе с Б. Чижиковым, Е. Бобровым, С. Темновым и О. Розенбергом готовили экспериментальные АПАС-89, которым предстояло «отвечать» за себя и за своих андрогинных «собратьев» и держать экзамен перед зарубежными экспертами. Э. Беликов и его динамики составляли программу предстоящих испытаний. Мы так же, как американцы, использовали подход, ставший классическим. Для типичных, характерных для данного космического корабля начальных условий проводилось двойное исследование: теоретический анализ на математической модели и испытания на стенде. Данные моделирования и испытаний сравнивались и взаимно проверялись.

Должен признать, что мне так и не удалось создать хорошую команду стыковочной динамики, настоящую «школу». Причин этому было несколько. Их истоки уходили еще в 60–е годы, когда моделирование проводилось в других отделах нашего ОКБ-1. Во время работы над проектом «Союз» – «Аполлон» нам хорошо помогли динамики Е. Лебедева. Однако после 1975 года они оставили стыковку, вернувшись к своим более глобальным проблемам. Тогда надо было укреплять своих динамиков, искать способную молодежь среди выпускников мехмата и вузов, по–настоящему заинтересовать их. При большой настойчивости, наверное, удалось бы убедить руководство дать нам дополнительные штатные единицы. Видимо, у меня не хватило настойчивости, может быть – и времени, а нас никто не подтолкнул и не поддержал. Несколько раз мы пытались привлечь к аналитической работе вузовских работников, имевших опыт по разработке математических моделей. Как показала практика, им часто недоставало опыта настоящей практической работы, в том числе ее организации. Главное, чего недоставало нашим вузовским ученым, это целенаправленного стиля работы нашего КБ. С самого начала даже в аналитической работе нас приучали выполнять почти производственные задания, которые начинались с постановки конкретной, конструктивной задачи и заканчивались заключением о готовности к полету. Между этими крайними точками отсчета, определенными по форме и по времени, лежали все промежуточные этапы работ, выполнявшимися в соответствии с планом–графиком (ПГ). Соответствующие разделы входили в этапные документы, начиная с исходных данных (ИД) и технических заданий (ТЗ), эскизный и технический проекты, экспресс–отчеты и отчеты по разработке. Эта аналитическая ветвь графика тесно увязывалась с другими разделами работы, с экспериментами и испытаниями, с разработкой других взаимодействующих систем, с этапами подготовки кораблей и станций в целом.

Особая роль принадлежала руководителям лабораторий и групп, которые должны были хорошо знать продукт своего труда и технологию его изготовления, чувствовать задачу и ощущать количественные результаты, чтобы иметь возможность сказать своему инженеру: «похоже» или «здесь что?то не так».

Этому образу мыслей, жизни и работы хорошо учиться с молодых лет, как катанию на коньках или на велосипеде. Слишком долгое пребывание в вузе может не только научить человека, но и настроить его на другой неконструктивный лад. Недостаточная способность сосредоточиться на главном, правильно распределить свои силы и помощников, непоследовательность в действиях могут свести на нет все добрые намерения. Мой отец, прошедший большую школу практических работ, но преподававший все последние годы в Лестехе, часто говорил: умеет – делает, не знает – учит. Он умел посмеяться над собой.

Наша математическая модель динамики стыковки так должным образом и не заработала вовремя. Мне кажется, такая ситуация сыграла свою роль в решении Беликова – в критический период бросить отдел со всеми его динамиками и другими проблемами. Его уход в конце декабря 1992 года в самый нужный момент, когда закончился первый этап совместных испытаний на стенде «Конус» и анализировались полученные результаты, стал для нас ЧП – чрезвычайным происшествием.

Таков невеселый итог мы пережили в важном разделе работ, из которых складывалась подготовка на Земле к стыковке в космосе.

В 80–е годы наш АПАС-89 отрабатывался для стыковки КС «Буран» с ОК «Мир» в том числе, на стенде «Конус». Этот «задел» стал той основой, на которой мы базировались при совместных динамических испытаниях с американцами. В данном случае, подобие Шаттла и нашего Челнока, очень близких по весу и по конфигурации, сыграло положительную роль. Еще во время рекламной кампании мне приходилось неоднократно подчеркивать это подобие, и для пущей убедительности даже говорить о том, что теперь этот факт уже ни для кого не секрет. Действительно, можно сказать, что, делая систему стыковки для советского Челнока, мы сделали ее для его американского прототипа, Шаттла. Нам предстояло выполнить еще очень многое в ближайшие два с половиной года, однако основа, АПАС-89, его конструкция и главные характеристики остались неизменными.

К ноябрю мы были практически готовы к испытаниям, основные системы стенда подновились, АПАСы отлажены и перепроверены, программа испытаний согласована. В здании «Конус» провели ремонт, удалось даже подготовить специальное помещение для наших коллег, поставив в машинном зале прозрачные полу–перегородки по американскому образцу. Микроминиатюризация электронной аппаратуры медленно, но неизменно доходила до нас, и помогала расширяться, постепенно освобождались площади, занятые старым, громоздким оборудованием. Наконец начало компенсироваться то, что было сделано не так 15 лет назад. Нам даже отремонтировали туалеты, обратную сторону любого лица.

Испытания проводили в два захода. Первый этап начали в середине ноября и закончили в начале декабря. Эта серия испытаний прошла успешно и подтвердила работоспособность АПАСа, воспроизводимость расчетных характеристик амортизаторов, возможность стыковки Спейс Шаттла к «Миру». Как и ожидалось, сложным оказалось обеспечить сцепку при малых скоростях сближения и при больших промахах, т. е. при предельных отклонениях от соосного положения. В соответствии с принятым у нас подходом, для того, чтобы гарантировать сцепку, обычно включались «на дожатие» двигатели РСУ (реактивной системы управления) активного корабля, которые подталкивали его, помогая совместить кольца с направляющими, и соединить защелки. У американцев такого опыта почти не было, если не считать аварийной стыковки «Аполлона 14» в 1971 году. Поэтому специалисты НАСА и «Роквелл» взяли тайм–аут.

Проведя анализ и моделирование, американцы вернулись к нам, чтобы провести дополнительные динамические испытания на стенде «Конус» только к концу лета 1993 года. Это произошло уже после заключения основного контракта. Только после проведения этих дополнительных испытаний окончательно выбрали процедуру пилотирования, скорость сближения и другие начальные условия и, конечно, выбрали последовательность и продолжительность включения двигателей РСУ Орбитера.

Вся эта, далеко не простая процедура пилотирования, активную роль в которой играл экипаж Спейс Шаттла и ряд его автоматических и полуавтоматических систем, неоднократно моделировалась. Ее отрабатывали на стендах и моделях в Лос–Анджелесе и в Москве, а позднее на «Мысе» в КЦК (Космическом центре имени Кеннеди), а также тренировали астронавтов на тренажерах в Хьюстоне.

За совместные испытания фирма «Роквелл» выплатила НПО «Энергия» несколько сот тысяч долларов. Это были наши первые доллары, которые мы заработали, не в общей массе, не как часть всего НПО «Энергия», а как стыковщики, своим трудом, умом и талантом. Как и ожидалось, большая часть этих денег ушла «в общий котел». Подразделениям, которые непосредственно проводили испытания и осуществляли поддержку, все?таки кое?что досталось, около 1% от заработанной суммы. Наш терпеливый неизбалованный народ остался доволен и этим поощрением. Часть средств, еще около 1%, выделили на приобретение оборудования.

Нам действительно катастрофически не доставало современного электронного оборудования. Вскоре после первого этапа испытаний мы получили несколько хороших компьютеров, аналого–цифровых преобразователей для стенда и два первых «ксерокса», копировальных аппарата. Наконец?то, в последнее десятилетие XX века, у нас появилась множительная техника, одна из самых необходимых для конструкторского дела, для любого делопроизводства. Мы, наконец, почти избавились от необходимости проходить длительную и унизительную процедуру, чтобы размножить любую пустяковую бумажку. Правда, мне пришлось поставить эту первую «машину» у себя в кабинете, чтобы лишний раз не искушать своих людей.