Текст книги "100 рассказов о стыковке. Часть 2"

Автор книги: Владимир Сыромятников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 51 страниц)

Мне пришлось также окунуться в совершенно новую сферу деятельности, связанную с добыванием денег. В соответствии с теми же ТкП мы не могли полагаться на государственные структуры. Потолкавшись некоторое время вместе с молодежным директором А. Михеевым по калининградским кооперативам, которые только разворачивали свою коммерческую деятельность, и поняв, что начинающие коммерсанты денег на ветер, пусть даже самый солнечный, бросать не собираются, я поехал к своим старым приятелям – директорам московских предприятий. У них удалось выпросить небольшую финансовую поддержку: несколько «стариков» решили раскошелиться и поддержать колумбов XX века, они?то и ссудили нам, кто 10–15, кто даже 30–40 тысяч рублей. Я должен, прежде всего, назвать директора ВНИИ КП И. Пешкова, руководителей ВНИИ ПП Л. Черневского и Р. Коросташевского, руководителей «Инмарсата» В. Богданова и Л. Пчелякова, директора ЦУПа В. Лобачева, директора ДКБА П. Дементьева, директора «Полюса» П. Голубева. Тогда эти «тыщи» были почти большие деньги. Мы оказались очень дисциплинированными участниками конкурса – у государственных организаций и министерств финансовой поддержки не просили.

Собранные средства шли на оплату договоров–подрядов, которые заключались с бригадами инженеров и ученых, такая форма выполнения работ перекочевала к нам из колхозов и со строек в эту переходную пору.

Как руководитель научно–технического направления по большим космическим конструкциям, я возглавил эту группу, а моим заместителем стал главный управленец НПО «Энергия», мой старый товарищ и соратник В. Бранец. Еженедельно по вторникам в 10 утра мы стали проводить оперативки, совещания специалистов нашего предприятия и ближайших смежников, на них заслушивалось состояние работ, обсуждались проблемы и давались поручения. Эти оперативки проводились с некоторыми перерывами в течение нескольких последующих лет и сыграли заметную роль в разработке солнечного парусного корабля, нашего СПК и его модификаций.

Однако эта широкая коллективная деятельность развернулась позже, а тогда, летом и осенью 1989 года, требовалось сработать очень оперативно.

Как всегда, когда в короткие сроки требовалось составить комплексный технический материал, я написал его содержание, расставив исполнителей и определив сроки представления разделов, взял на себя их стыковку между собой и общее редактирование. В рассказе о солнечной батарее, об МСБ «Больше, чем доступно глазу», мне уже пришлось упоминать об этом заключительном периоде работы над техпредложениями по СПК. Несмотря на все трудности и препятствия того времени, к 14 ноября, за 2 дня до срока, два тома ТП улетели за океан, они отправились в Новый Свет.

В первом томе детально излагалась концепция солнечного парусника и его основных систем. Корабль смотрелся, но выглядел необычно, наверное, поэтому он сразу не полетел. Он мог полететь, потому что его спроектировали здраво и профессионально. Корабль следовало сделать необычно легким, даже по космическим стандартам. Туда вложили весь опыт, наметили усовершенствование многих систем, все лучшее и новое, что было реально и достаточно близко, тоже включили в этот проект.

Во второй том вошли материалы по организации работ и по экономическим оценкам проекта. План работ на последующие три года включал также широкий круг общественно–образовательных мероприятий, работу с молодежью, даже проведение празднеств и карнавалов в честь уникального 500–летнего юбилея. ТкП также требовали от нас предложений по прикладным экспериментам. В этой части нам способствовала большая удача.

Предложение провести дополнительный прикладной эксперимент, названный «Новым Светом», стало особой страницей всего проекта. Он действительно явился уникальной находкой, имевшей огромное значение для будущего всей космической техники, даже его название оказалось очень символичным. В принципе, идея космического освещения не нова, ее еще в 1929 году выдвинул известный немецкий профессор Г. Оберг.

Размышляя о солнечных парусах, я обнаружил, что они одновременно являются космическими зеркалами, отражающими солнечный свет: почему бы не направить луч отраженного света на Землю и не осветить ее ночную сторону, это же очевидно. Нет ничего более очевидного, чем простая, ясная, даже сформулированная идея.

Позже я написал об этом так: «500 лет назад Колумб, подняв паруса, направился на запад, в поисках новых путей к Индиям и открыл Новый Свет. 500 лет спустя мы собираемся поднять солнечные паруса на космические орбиты. В результате мы получим возможность открыть «Новый Свет» из космоса для всего человечества».

Некоторое время спустя я подумал, что не последнюю роль в этом проекте сыграли яркие впечатления моей молодости: тогда, осенью 1957 года, мы, совсем молодые инженеры вечерами в ясную погоду выходили на улицу и, задрав голову, наблюдали первую искусственную звезду, пользуясь заранее публиковавшимися в газетах данными.

В октябре 1989 года произошли важные события, связанные с проектом и имевшие существенные последствия.

На очередном конгрессе Международной астронавтической федерации (МАФ), который перенесли из Китая в испанскую Малагу в связи с политическими событиями на площади Тянь–ань–Мынь, наметили провести первую встречу по проекту «Космическая регата». Получив приглашение принять в нем участие, мы написали докладную нашему генеральному, как я и предполагал, меня Ю. Семенов не пустил, на МАФ поехал В. Кошелев вместе с нашим молодежным директором А. Михеевым. Оставшись писать техпредложения и отрабатывать другой солнечный агрегат – МСБ, я с гордостью говорил, что уже бывал в этой их Малаге.

Наши посланцы привезли из Испании заверения от К. Хайса в том, что он ждет от нас ТП и обещает финансовую поддержку. Неожиданной оказалась информация о том, что европейцы во главе с французской группой U3P, не поддерживали американскую инициативу и предлагали свой вариант организации конкурсного проекта, тоже с полетом под солнечным парусом к Луне. Раскол наступил уже на эмбриональном этапе.

Наши делегаты познакомились с американцем по имени Крис Фаранетта, и это знакомство тоже стало в будущем существенным для нас, для нашего дела, и даже для НПО «Энергия» в целом.

Зимой наступило некоторое затишье. Мы ждали вестей из?за океана и оптимистически, а может быть, по наивности считали, что там идет бурная деятельность, ведь до юбилея всей Америки оставалось каких?то два с половиной года.

Мы верили в себя и в наш проект, в то, что профессионально разработали предложения, представив эффективный, оригинальный, а главное, реальный проект. Инженерно–конструкторская и производственно–экспериментальная база НПО «Энергия» и наших смежников, наш уникальный опыт и энтузиазм являлись залогом успеха на следующих этапах работ. Чтобы еще более укрепить свои и общие позиции, выиграть время, мы решили разработать дополнительные предложения в части ракеты–носителя. Подключив подразделения, которые в НПО «Энергия» занимались средствами выведения КА на орбиту, наш творческий коллектив, ТК «Космическая регата» разработал еще один дополнительный том ТП.

Мне также удалось договориться с председателем Главкосмоса А. Дунаевым о том, что они поддержат проект и обеспечат РН «Протон» на льготных условиях. Экономическая ситуация того времени позволяла считать такую сделку вполне реальной: цены на РК–технику в Советском Союзе оставались очень низкими. При цене запуска в несколько раз ниже мировой казалось возможным, даже реальным, сэкономить средства и получить несколько миллионов долларов на создание самого солнечного корабля.

Все, казалось, складывалось удачно.

Наконец, в середине февраля 1990 года пришло радостное сообщение о том, что наш проект допущен к следующему кругу конкурса, а мы приглашались на презентацию в Вашингтон, намеченную на конец апреля. Путь туда оказался гораздо труднее и длиннее, чем могло показаться.

Чтобы поехать в Америку, требовалось, прежде всего, снова получить согласие генерального директора. Несмотря на то что отработанные, полностью испытанные батареи МСБ находились уже на полигоне Байконур, готовые к полету на модуле «Кристалл». Ю. Семенов не давал согласия на мою поездку. Никакие аргументы, казалось, не действовали: требовалось поехать всего на несколько дней, в счет отпуска, ни спрашивая ни копейки на поездку. Это казалось диким самодурством. В тот момент помог космонавт В. Рюмин, заместитель генерального, который поддержал нашу деятельность, всю команду, и меня в частности. В течение всей работы над проектом мне не раз приходилось преодолевать такие препятствия по разному поводу, испытывать особое к себе отношение. Хлебнув сполна несправедливости и притеснений, в конце концов, я махнул рукой на такие дела и стал действовать самостоятельно, на свой страх и риск, в буквальном смысле всех этих слов.

Второе препятствие пришло с другой стороны. Казалось, мы были не угодны никому: посольство США не выдало нам визы в требуемые сроки, несмотря ни на какие звонки и даже попытки В. Кубасова, Героя «Союза» и «Аполлона», выйти на самого посла под лозунгом «Колумбус-500». «Не нужно им никакое 500–летие», – сказал я А. Михееву и еще раз махнул на все это дело рукой. Торжественная презентация прошла без нас. Тогда мы еще не знали, что фактически подведение итогов конкурса оказалось безрезультатным, прежде всего потому, что никакого финансирования последующих этапов не последовало: денег не было, несмотря ни на какие посулы и высокие подписи. Несколько лет спустя К. Хайс и отставной американский сенатор Дж. Саймингтон, который поддерживал солнечные паруса, рассказали мне о некоторых деталях: финансовые истоки провала исходили от председателя юбилейного комитета Дж. Гуди. Докладывая в Конгрессе о работе комитета и отвечая на вопрос, нужны ли дополнительные средства для проведения юбилейной кампании, председатель ответил, что у них все имеется. Этот американский бизнесмен кубинского происхождения из Майами оказался замешанным в каких?то финансовых махинациях, связанных с юбилейной деятельностью, и по слухам даже отсидел небольшой срок в тюрьме. По словам Дж. Саймингтона и К. Хайса, эти нарушения и провал финансирования «Космической регаты» оказались взаимосвязанными.

Через неделю, когда мы почти перестали ждать и переживать, неожиданно пришел повторный вызов от К. Хайса, а посольство быстро выдало визы.

В первых числах мая самолетом «Люфтганза» мы вылетели в Вашингтон. Я должен рассказать о роли этой западногерманской авиакомпании и том, как она стала нашим бескорыстным спонсором, нашим «пилотом».

В дождливый августовский день 1989 года мы случайно встретились с космонавтом В. Севастьяновым на автомобильной стоянке у нашей проходной на Ярославском шоссе под знаком «Остановка запрещена» и разговорились об общих интересах. Мы обсудили экзамены, которые он собирался сдавать в связи с планами еще раз слетать в космос на ОС «Мир», а я поведал ему о солнечных парусах, о которых можно было рассказать в популярной ТВ–передаче «Человек, земля, вселенная». Виталий был в ней гораздо больше чем ведущий. Мне пришлось с этим ознакомиться, когда в конце 1974 года мы готовили передачу, посвященную нашему АПАС-75 для «Союза» – «Аполлона». Теперь я попутно упомянул о том, насколько важным было найти спонсоров проекта. Вот тут?то В. Севастьянов и вспомнил о том, что, будучи во Франции, стал членом какого?то элитного клуба, и предложил мне обратиться в «Люфтганзу» с предложением стать посредником в поиске западногерманских партнеров. Через несколько дней мы составили письмо президенту этой авиакомпании Г. Рунау, члену того же клуба. В январе 1990 года пришел ответ, в нем сообщалось, что энтузиастов космических парусных гонок среди последователей фон Брауна обнаружить не удалось, но что «Люфтганза» любезно предложила оказывать нам транспортные услуги.

Практически, только благодаря этой авиакомпании, благодаря ее президенту и генеральному представителю в Москве Г. И. Бараклингу, доброму и благородному человеку, нам удалось принять участие во многих зарубежных встречах, посвященных солнечному парусу. Нам пришлось летать в США, во Францию и в Италию, где недалеко от родины Колумба миланские ученые и инженеры провели первую научную конференцию по межпланетному парусному сообщению.

Я, как мог, старался отметить заслуги «Люфтганзы» перед «Космической регатой» и перед мировой космонавтикой. Забегая вперед, должен сказать, что летом 1992 года в космос улетели небольшие модели солнечных парусников. На них были нанесены эмблемы наших главных спонсоров, среди них почетное место занимал знаменитый немецкий Kranich (журавль). Несколько месяцев позже, когда на пленке большого паруса уже нарисовали огромного журавля, составили и почти подписали проект договора об официальной рекламе в космосе, Ю. Семенов отказался утвердить соглашение, не захотел делиться рекламной прибылью ни с кем, даже с В. Севастьяновым, космонавтом и членом элитного клуба, к тому же ставшим сенатором российского парламента.

Когда модель паруса раскрыли в космосе, ранним утром 4 февраля мне удалось пригласить Г. Бараклинга в ЦУП и показать ему, как это все происходило в космосе и на Земле, можно сказать, живьем.

Прибыв в Вашингтон в мае 1990 года, мы не обнаружили никакой особой обстановки. Столица Америки встретила нас новым, кристально чистым, почти холодным районом, которого не существовало 20 лет назад, его так и назвали: Кристалл Сити. Никто нас не встречал, плакатов о приближавшемся 500 летнем юбилее в пределах видимости не просматривалось, было похоже, что о предстоящей лунной гонке под солнечным парусом никто в столице не знал.

К. Хайс оказался гостеприимным хозяином, поселив нас в шикарный «Марриот–Отель». Еще не узнав, но уже почувствовав, что платить ему приходится из своего кармана, на следующий день я предложил молодежному директору поселиться в одном номере, заодно рассказав ему притчу об «академической постели». Нас также принял сам бывший сенатор Дж. Саймингтон, активно помогавший юбилейному комитету, в его роскошном офисе на Пенсильвания–авеню. Мы постепенно начинали понимать, что, как всегда, главная проблема заключалась в отсутствии финансирования, а если сказать проще, денег на проект не было. Несмотря ни на какие высокие комитеты и комиссии, одобренные Президентом и Конгрессом, денег, в конце концов, не дали. Проект оказался без финансовой основы, как здание на песке, без фундамента.

Однако К. Хайс все?таки надеялся поднять нужный фонд и пытался внушить нам оптимизм. Нас не надо было уговаривать. Несмотря на первые разочарования, мы все же надеялись, что в богатой Америке найдутся средства отметить их юбилей так, как было задумано: достойно. Откровенно говоря, я также надеялся еще на два обстоятельства.

Первое – на договор с А. Дунаевым о том, что Главкосмос обеспечит РН «Протон» на льготных условиях, и это привлекательное, очень выгодное предложение продвинет весь проект. Расходы на запуск на начальную орбиту составляли существенную долю всех предполагаемых расходов на проект в целом. Например, ракета–носитель «Дельта» стоила 70—80 миллионов американских долларов, и наше предложение выглядело очень заманчивым: Главкосмос брался запустить сразу 3 парусника на одном носителе за 20 миллионов долларов. Низкая стоимость РК–техники в Советском Союзе позволяла это сделать в те годы. В своем письме А. Дунаеву, написанном сразу после возвращения из США, я даже ссылался на то, что согласовал эту договоренность с исполнявшим обязанности нашего посла в Вашингтоне Е. Кутовым.

Второе – наше предложение провести эксперименты и начать разработку космических рефлекторов, на основе которых можно создавать систему искусственного освещения из космоса, позволяло совсем по–другому взглянуть на всю эту затею. Из чисто символического, юбилейного мероприятия, из экзотического, старомодно–парусного, хотя и солнечного средства полета в далекий космос к необитаемым планетам, проект превращался в нечто совсем другое: уже просматривалась, стала видна прикладная, околоземная технология, способная решать самую насущную проблему всех землян, всех времен и народов – энергетическую проблему.

500 лет спустя: под парусом к новому свету – приобретало совершенно новый смысл.

Идея освещения из космоса в те годы очень увлекла меня. Я не поленился и затратил порядочно времени на то, чтобы вникнуть в теоретические основы этой техники, проработав уникальные труды К. Эрике, и даже заимствовав из них звучные термины «лунетта» и «солетта», очень образно характеризовавшие уровень освещенности из космоса на Земле. Летом 1991 года, находясь в отпуске, я подготовил инженерную записку, в которой удалось объединить достижения теоретиков прошлого и практиков настоящего. Окунувшись в геометрию зеркальных орбит, удалось найти такие, которые хорошо смотрелись для системы космического освещения, так как благодаря некоторым «хитростям» они оказывались «светлыми» и «почти светлыми». Ох, и досталось мне за это вмешательство в чужую область от настоящих профессионалов!

Мне казалось, что профессионалы из AIAA, составлявшие RfP–юбилейного проекта, не ожидали, что самые фантастические требования и смелые предположения найдут такое полное отражение в наших предложениях, присланных на конкурс.

Однако, как показали международные форумы и совещания, состоявшиеся в последующие месяцы, никаких сдвигов в умах людей, в высоких юбилейных комитетах и комиссиях не происходило. Даже самые льготные условия запуска на орбиту никого не привлекали, никакая научно–техническая перспектива не заинтересовала ни космические агентства, ни самую высшую школу и другие человеческие институты. Научная и другая общественность молчала.

Во время майской встречи нам не удалось познакомиться с другими командами, которых также объявили победителями первого этапа конкурса. С некоторыми из участников мне пришлось встретиться позднее – как лично, так и путем переписки. Когда готовился полет английской женщины–космонавта, я пытался сагитировать англичан построить и послать на орбиту маленькую модель, но безуспешно. Сначала по переписке, а позднее лично в Калифорнийской Пасадене я познакомился с Робертом Стейли, одним из энтузиастов нового поколения космических полетов, в том числе экзотических. Мы много раз встречались во время моих командировок по проекту «Мир» – «Шаттл» и жаловались на нашу парусную судьбу.

В Вашингтоне мы составили протокол, наметили план создания символической компании под столь же иррационально–вероятностным названием «Четыре–сигма групп» и, погрузив михеевские ящики со значками – реальный бизнес МЦ – в поезд, уехали на север, в Принстон, к К. Фаранетте, к тому самому знакомому А. Михеева по прошлогоднему МАФу.

Нью–Джерси: Трэнтон и Принстон встретили нас почти патриархальным спокойствием. Институт изучения космоса (ИИК), где работал Крис, представлял собой небольшую группу, которая работала под руководством, можно сказать, под предводительством Геральда О'Нейла, известного ученого и автора почти фантастических книг, посвященных будущему завоеванию и освоению космического пространства. Делами института управляла Бетти Грибер, негромкая, но деятельная дама из богатой семьи. По хватке она была под стать ее мужу, строительному бизнесмену, с которым мы тоже познакомились. Забегая вперед, скажу, что через пару лет после смерти Г. О'Нейла, не вникая ни в науку, ни в технику, Б. Грибер сумела возглавить институт и продолжала дирижировать учеными космического масштаба, успешно собирая форумы, посвященные актуальным проблемам освоения космоса.

Уже во время этого первого визита в Принстон мы познакомились со многими хорошими людьми, начиная с многолюдной семьи Фаранеттов и профессоров университета. Очень интересной оказалась встреча в колледже, посвященная актуальным проблемам астронавтики, где я впервые встретился с Дж. Харфордом, почетным директором института AIAA. Своим присутствием мы, правда, смутили основного докладчика, который делал сообщение о самой передовой разработке аэрокосмического самолета следующего поколения, уникальный реактивный двигатель которого мог работать в двух режимах: с забором кислорода из воздуха и как классический ракетный двигатель. Мы побеседовали на общие темы космонавтики и астронавтики. Я тоже сказал несколько слов о наших последних достижениях и планах.

Мой короткий отпуск заканчивался, и я улетел в Москву, захватив с собой подаренный институтом ИИК списанный персональный компьютер, пусть самый простой (типа Экс Ти), пусть без винчестера, к тому же сломанный, но все?таки настоящий, изготовленный фирмой IBM еще в 1982 году. А. Михеев задержался на несколько дней в США, чтобы завершить свой изначальный бизнес–план, но, глядя на меня, тоже попросил выделить ему такой же компьютер. Молодежь быстро схватывала все выгодное и полезное у старшего поколения. Когда я, при поддержке космонавта В. Аксенова, в то время директора Центра «Природа», доводил свой пи–си до рабочего состояния и справился у Анатолия, исправлен ли второй монитор, тот лишь ответил, что не знает, так как сразу загнал его какому?то приятелю. Молодежь осваивала вычислительную технику гораздо быстрее нас, стариков. В МЦ вскоре появились новенькие пи–си, более современные, с винчестерами, они использовали их и для работы, и для коммерции.

Вообще?то мы неплохо взаимодействовали с А. Михеевым, особенно когда дело касалось зарубежных связей. Мы вместе побывали на Конгрессе МАФ в Дрездене, где я на фоне высокой «солнечной активности» главным образом рекламировал свой АПАС. Приехавший туда К. Хайс, хотя и продолжал призывы поднять солнечные паруса, неофициально сообщил нам, что кто?то в Вашингтоне пытался наложить на весь проект вето, исходя из стратегических интересов США. Именно после этого, посоветовавшись с Дж. Харфордом, я написал письмо вице–президенту Соединенных Штатов, на которое не получил никакого ответа. Следующей весной 1991 года мы снова приехали в Принстон, где на конференции Института Г. О'Нейла представлялся мой доклад о полетах под солнечным парусом. Все?таки наши интересы все больше расходились. Анатолий, понял, что солнечный ветер не надувает паруса коммерции, и переключился на настоящий бизнес: он хорошо чувствовал ветер перемен, когда компьютерный бизнес начал насыщаться, он пересел на иномарки, потом еще на что?то. Постепенно я потерял его из вида, МЦ он забросил, и даже не напился, когда мы запустили модель первого солнечного паруса, а ведь обещал.

Последний раз я видел его на юбилее нашей калининградской школы № 1, как оказалось, он учился там же, только 20 лет спустя.

Другое время – другие песни.

Уже в 1990 году, работая над парусником внутри НПО «Энергия» в новых экономических условиях, мы поняли, что для продвижения нашего дела требовалась своя структура. Через год, в августе 1991 года, образовался Консорциум «Космическая регата» (ККР), объединявший несколько предприятий, принявших участие в разработке СПК. Нам с В. Бранцем было не до организационных хлопот, и мы решили, что директором консорциума должен стать молодой человек, тем более что имелась прекрасная кандидатура: Н. Севастьянов, энергичный 30–летний парень, который искал, куда приложить свою энергию. Он действительно оказался очень деятельным и тогда, в конце лета, когда собирал учредителей консорциума, и когда устраивал презентацию в декабре, и позднее, когда подыскивал зарубежных партнеров и спонсоров. Он очень старался при организации совместного предприятия не с кем?нибудь, а с бизнесменом с острова Мальта Тони Зара, искавшего в свою очередь приложение своим капиталам. Очень вовремя, в начале 1992 года, как раз перед финансовым обвалом, нам вместе удалось купить три «Москвича». К сожалению, когда пытались подбирать новых партнеров и спонсоров и готовили рекламу нашему «Знамени», наше взаимодействие нарушилось. Самым большим достижением и удачей Н. Севастьянова стала совместная деятельность с северянами из объединения «Ямбург–газ». Углубившись в технику, я не придавал должного значения этим контактам, хотя безоговорочно поддерживал их. Вскоре они окончательно вышли из?под моего контроля. Н. Севастьянов становился все более самостоятельным по мере того, как финансирование со стороны «Ямбург–газа увеличивалось, они нашли общие интересы, которые были намного реальнее нашего «Нового Света», каким бы перспективным и многообещающим он ни казался для районов крайнего Севера с их долгой полярной ночью. Так «Космическая регата» пришла к промежуточному финишу, и, заняв символическое призовое место, стала трамплином в будущее для самого Н. Севастьянова и многих его сподвижников. Еще через год они организовали «Газком», одним из учредителей которого формально стала «Космическая регата». «Газком» – это газ и коммуникация, прежде всего через космические средства связи. Совместно с НПО «Энергия», как головной организацией, они стали создавать новый спутник связи «Ямал», который разрабатывали с использованием технических решений СПК (солнечного парусного корабля). Мне в этом проекте и в структуре места не нашлось, хотя к этому времени стало не до новых фантастических проектов: стыковка «Мир» – «Шаттл» вошла в активную фазу и занимала почти все мое время и силы. Было все?таки обидно, наверное, сам виноват. Нет, я не завидовал шикарному, ультрамодному офису «Газкома», с заграничной мебелью и молодыми секретаршами. Мне казалось, что в настоящих делах «Газкома» мой опыт по разработке спутников связи, ох как бы пригодился.

В. Бранец, в отделении которого работал Н. Севастьянов, тоже был непростым человеком, но умел лучше меня ладить с людьми, с начальством и с подчиненными. Они оба хорошо взаимодействовали во многих направлениях, по линии «Газкома», по Ямалу и другим проектам. Надеюсь, что это сотрудничество и ростки, проросшие в «Космической регате», принесут настоящие плоды.

Т. Зара тоже оставил мечты о новом «Новом Свете» и продолжил свой коммерческо–туристический бизнес в Старом Свете и прилегающих регионах.

Вся эта деятельность и интриги развернулись позже. А тогда, в декабре 1991 года, когда мы проводили презентацию Консорциума «Космическая регата», был решен только вопрос об основном нашем реальном проекте: мы решили осуществить демонстрационный эксперимент с моделью солнечного паруса, получившей название «Знамя-2». Надо сказать, что В. Кошелев с его людьми за пару лет до этого разработал проект пленочного отражателя, формируемого центробежными силами, под тем же названием. Как большинство задумок генератора идей, «Знамя-1» не продвинулось дальше «бумажного змея». На этот раз вместе с настоящими конструкторами идея «овладела массами» и нашему общему блестяще–пленочному «Знамени» суждено было слетать в космос и удивить целые народы и континенты.

Об этом, о нашем настоящем «Знамени» весь дальнейший рассказ. Сейчас уже трудно вспомнить, когда и как идея развернуть модель солнечного паруса на орбите пришла мне в голову. Записей, относящихся к тому времени, лету 1991 года, к сожалению, не сохранилось, однако, логика конструкторского мышления была понятна: требовалась экспериментальная база на орбите со связью и управлением, с автоматикой и человеком, с наземной отработкой и поддержкой. Конечно, этой базой стал орбитальный комплекс «Мир» с кораблем «Прогресс», его орбитальный и наземный сегмент.

Уже к осени 1991 года все сложилось: концепция парусной модели, грузовой корабль «Прогресс», место для установки модели в переходном стыковочном тоннеле, процедура и последовательность проведения эксперимента.

Модель сконструировали на основе стыковочного механизма, так чтобы установить его на крышку люка, использовав несколько его основных деталей и узлов, даже пироболты, электрические кабели и разъемы, которые после стыковки оставались никому не нужными, пошли в дело.

Сам пленочный диск, разрезанный на 8 секторов, сложили и намотали на катушки, которые приводились во вращение при помощи привода выпуска пленки. Барабан с катушками вращался другим приводом, специально сконструированным для выполнения этой, на первый взгляд несложной, функции, которая на самом деле оказалась далеко не простой. Чтобы правильно размотать и раскрутить пленочное полотно, требовалось изменять скорость вращения по определенному закону, обеспечив большую скорость вначале и уменьшая ее плавно по мере разматывания пленки. Механикам–математикам вместе с электромеханиками пришлось решать почти классическую задачу с вращающимся телом с переменным моментом инерции, сначала теоретически, потом проверять модель на экспериментальном прототипе, чтобы через полтора года солнечный парус уверенно развернулся так, как было задумано.

Нет, к сожалению, в итоге, в космосе не все получалось так, как хотелось. Не совсем так: забегая вперед, надо сказать, что пленочные сектора, связанные между собой по углам, развернулись, однако, пленка растянулась не полностью. Не все расчетчики, теоретики классической и неклассической механики, оказались на высоте. Вращающийся пленочный диск с восемью неровными промежутками, который мы увидели в космосе тем ранним февральским утром 1993 года, можно было заранее, еще на Земле, по–настоящему квалифицированно рассчитать и принять меры, чтобы он стал ровным и блестящим зеркалом.

Сам виноват. Как руководитель, я должен был разглядеть это тонкое место и сосредоточить на нем внимание своих специалистов. Руководить – это значит предвидеть.

Разгар работ по изготовлению и испытаниям модели «Знамя» пришелся на вторую половину 1991 года и первую половину 1992 года. Работа по изготовлению модели для нашего завода была не то чтобы неплановой, а скажем, не главной, не такой, за которую «избивали». Мне приходилось мобилизовывать и уговаривать всех, начиная от рабочих нашего родного 52–го цеха электромеханики, которые изготавливали основные детали, а потом собирали его узлы и механизм в целом, кончая испытателями главной сборки. На заводе ДКБА у младшего Дементьева в подмосковном Долгопрудном кроили и клеили, складывали и мотали пленку под руководством Н. Татарниковой и ее товарищей. Чудеса настоящего энтузиазма проявили Р. Тюкавин и И. Обманкин, Е. Рябко и И. Каверина, А. Ботвинко, многие другие. Баллистики О. Сытина, управленцы В. Бранца: В. Платонов и Т. Тимаков, Борисов и А. Бичуцкий, многие их коллеги. Они увязали все в единый комплекс, хотя последняя полетная интеграция была еще впереди.