Текст книги "Янтарная сакма"

Автор книги: Владимир Дегтярев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 31 страниц)

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Огненным боем били две пищали. Они положили свинцом двенадцать монголов. Остальных достали мергенские стрелы с бронзовыми наконечниками.

Значит, в крепости засело примерно пятьдесят лучников. Монголы не ошиблись. Опыт у них имелся. Пятерых молодых мергенов из полусотни монголы убили. Троих ранили, но те ещё постреляют.

Монгольская стрела досталась и Проне, стукнулась прямо в лоб над левым глазом. Лоб оказался крепкий, а наконечник стрелы совсем дрянной, из ломкого железа. Поломался наконечник стрелы об лоб псковского купца!

Все долго смеялись, а потом караванщик поманил Бео Гурга к себе в укрытие за толстую саманную стену, отделяющую городской колодец от «складского» навеса.

– Сейчас монголы посчитают своих убитых и выкинут белый флаг. Станут звать на переговоры. Говори, что по русскому обычаю противники встречаются на середине поля битвы. Убедить в этом сможешь?

– Смогу.

– Пусть от монголов едет главным на те переговоры тот подлый Старец. В своей повозке Его до прихода китайцев нам надо взять. Он ценнее хана Урген Тая. И ещё пусть едут двое – неважно, кто. От нас пойдёшь ты. Пешком. Монголы тебя считают важным господином... Выбери себе в сопроводители таких охотников, что стреляют хоть лежа, хоть через спину. Помни – монголы спрячут арканы и луки в повозку. Понял?

– Ловко... Понял я, что надо прикинуться дураками.

– Дураками-то дураками, но не безголовыми. Возьми в полон Старца. И, захватив повозку, гони к тому краю города, что зарос камышами. Тебя там встретят...

* * *

Монголы, и верно, запросили переговорить – почётно, в юрте, под ханским флагом. Бео Гург спокойно и даже вежливо обругал хана рогатой свиньёй, а всех его воинов сравнил с помётом тушканчиков... Так до вечера ездили к воротам крепости монгольские послы, но всё же согласились встретиться на середине поля, между крепостью и ханской ставкой. Там, на том месте и воткнули копьё.

А к тому времени два крепких парня из мергенов скинули с себя свои латаные монгольские халаты и надели новые халаты русского кроя. Полы тех халатов волочились по земле, рукава висели до колен. Зато халаты ещё ни разу не пачкались в дорожной пыли, поскольку Бусыга берёг их для Индии. А главное, под ними не угадывались прицепленные сзади к поясам колчаны со стрелами да короткие, но мощные мергенские луки.

– А пошли, охотники, сходим за добычей! – пригласил обоих Бео Гург и они втроём на четвереньках кое-как пролезли под завалом из телег и камней, выбравшись через воротный проём из крепости.

Монгольские переговорщики ехали навстречу им в тележке, как и договаривались. Правил тот парень, со шрамом на горле, кто на глазах своего хана зарезал отца. Старец сидел посреди тележки. Сзади него, развалилися огромный, как медведь, местный багатур[111]111
  Багатур – силач, опытный воин.


[Закрыть]. За переговорщиками, на расстоянии полёта стрелы, разворачивались в линию монгольские всадники с луками.

Нарушение договора о равноправной встрече начали монголы. Они первыми доехали до копья, обозначающего место схода, и их возница начал разворачивать лошадей. Оплывший жиром багатур завозился в повозке, да случайно выказал длинный, боевой чжурчженьский[112]112
  Чжурчжени – племена, населявшие в X—XV вв. территорию Маньчжурии, Центрального и Северо-Восточного Китая, Северной Кореи и Приморского края.


[Закрыть] лук.

– Ну, не сволочь ли? – спросил у мергенов Бео Гург, наклоняясь к правому сапогу за ножом.

Из наклона, из-под низу, он метнул свой нож в горло жирного багатура. Тот захрипел продырявленным горлом и выпал из повозки. Мергены уже успели всадить по две стрелы в возницу со шрамом на шее, и Старец заорал, пытаясь ухватить вожжи, чтобы гнать коней в свою сторону.

Линия монгольских воинов сорвалась с места и пошла вдогон за повозкой, но ею уже правил... Бео Гург. Повозка с разгону залетела в камыши, Бео Гург расчётливо стукнул Старца пониже уха, а оба мергена поволокли пленного к потайному лазу в стене.

Сверху, со стены крепости, два раза громыхнула Пронина пищаль, прозвенели тетивы мергенских луков, и монгольская сотня стала с воем удаляться к ханской юрте.

Переговоры завершились удачно.

* * *

Весь день и всю ночь монголы таскали к обрушенным стенам крепости связки камыша. К ним, видать, подошло подкрепление: очень много всадников крутилось вокруг, сбрасывая с арканов камыш. Бео Гург не велел мергенам стрелять, стрел в крепости осталось мало. Да и пристрелить всадника, прикрытого плотной связкой жёстких стеблей, не так-то легко.

– Поджигать нас будут! – заявил ночью тот мерген, что ходил с Бео Гургом в переговорщиках. – Вижу, что кидают на камыш куски чёрного дыма.

Бео Гург никак не мог понять про чёрный дым, который кидают кусками, пока подсунувшийся под руку Проня не пояснил, что монголы нашли земляную смолу, застывшее чёрное масло, выходящее из-под земли. И вот теперь вместе с камышом обкладывают им крепость.

– Когда его подожгут, – сообщил Проня, – повалит такой густой дым, что мы ничего не увидим дальше своего носа. Куда стрелять, в кого целиться? Мы станем башки тянуть наружу, тогда нас и перестреляют. Ловко придумано!

– А когда загорится мокрый камыш, – добавил мерген, – дышать станет нечем, верблюды начнут беситься, перетопчут здесь всех, ворота проломят. Нас изувечат...

– Вы можете уходить отсюда. По своему тайному ходу, – ответил Бео Гург. – Бусыга, отсчитай воинам деньги. Они уходят!

Бусыга очумело глянул на Книжника, метнул взгляд на Караван-баши, но тот спал – совсем старика начало оттирать от жизни. Тогда купец вздохнул, взял кожаный кошль с деньгами, сунул, не пересчитывая, его мергену, хлопнул воина по плечу:

– Хороший ты парень. Жаль, водку не пьёшь.

Мерген часто-часто закивал головой, махнул рукой своим парням. Один за другим охотники скрылись в провале между камней. Тайный ход этот выходил в полуверсте от крепости, на острове посреди камышовых зарослей.

* * *

Едва солнце взошло на половину своего диска, как монголы начали обстрел завалов возле стен крепости горящими стрелами. Куски битума стали потихоньку схватываться огнём.

Бео Гург соорудил себе укрытие в проёме приворотной башни, натаскал туда крепких камней.

– Хоть пару врагов, но я этими камнями добуду, – сказал он Проне.

Проня ничего не ответил. Ветер как раз дул от реки Аксу, дул прямо в ворота крепости, и чёрный дым с тростниковым угаром медленно заползал внутрь. Монголы метались вокруг крепости, весело орали, стреляли на скаку по обрушенным стенам, забавлялись.

Вдруг Бео Гург почуял на своей левой щеке горячее тепло. Что-то дикое проорал Проня. Бусыга без слов тыкал пальцем в сторону камышовых зарослей. Бео Гург повернулся туда, куда тянул руку Бусыга и охнул. Огромный клуб огня, почти бездымного, с оглушающим треском, прорывался по старой, жухлой траве к реке, отгоняя от города враз ополоумевших монголов. То там, то здесь, то где-то совсем далеко среди языков огня мелькали маленькие, проворные люди. Они, видать, к такому огню имели навык и поэтому то падали навзничь, то становились на одно колено, но беспрерывно стреляли по мечущимся монгольским всадникам.

Огненный вал пронёсся мимо крепости, сбил своей всепожирающей силой маленькие огонёчки, подожжённые было у саманных стен, дорвался до реки Аксу, бешено прошипел на берегу и там угас. Монголы, а их осталось сотни полторы, если и раненых считать за воинов, сгрудились в реке. Туда их занесли пугливые кони, не терпящие огня.

А на уйгурской стороне в два ряда стояли пешие воины, около полутысячи. У них и крой шапок был другим, не монгольским, и луки много длиннее, а правые полы халатов приспущены, чтобы освободить плечо и правую руку. На оголённых плечах даже из крепости можно было рассмотреть цветную, боевую татуировку. У кого разевал пасть тигр, у кого орёл глядел бешеным оком, а у кого и звезда сияла о девяти концах. Монголам за реку хода нет!

– Эй, Урус багатур! – крикнули снизу.

Бео Гург высунулся из-за камня в своём укрывище. Кричал тот мерген, который сказал ему, что охотники уходят, бросают крепость. Вот они как ушли! Всем бы так уходить!

– Айда монгол бить! – крикнул ещё раз мерген и поспешил в сторону реки.

Ещё носились клочья дыма над приречной равниной, но сверху хорошо просматривалось, как мергены, рассыпавшись в полукруг, будто фазаны в камышах, сшибали стрелами монгольских всадников с коней. Одна кучка монголов, в середине которой мелькал белый халат хана Урген Тая, пыталась было выскочить на уйгурский берег. Оттуда тут же сыпнула туча стрел... Кони без седоков вырвались на уйгурский берег, а седоки поплыли разноцветными брёвнами посреди быстрой и холодной реки.

Уйгуры свернулись в две походные колонны и пошли в распадок, куда в предгорья уходила старая дорога. Над их строем поднялся бунчук[113]113
  Бунчук – древко с привязанным хвостом коня либо яка и прочими символами, служившее в XV—XVIII вв. знаком власти.


[Закрыть] с тремя длинными лентами белого, красного и синего цвета!

Проня поглядел вслед уйгурской боевой колоне и вдруг накинулся на Бусыгу:

– Ну, что? Опять кашу варить? А? Мяса охота!

Бео Гург со своей высокой башни увидал, как мергены, пропылённые, прокопчённые, добивают раненых или угорелых «тростниковых свиней», подвешивают их на копья и несут в город. Крикнул сверху своим купцам:

– Наши меткие стрелки уже сходили на базар! Жарь мясо, Бусыга!

* * *

Толстый, с тремя волосками на бороде и по паре волосков выпустивший на усы, контайша китайской провинции Лоу Гань брезгливо вышел из своей повозки, морщась, сел на ковёр, покрывающий саманный блок, рукой загородился от сочного куска предложенной свинины. Отказался от угощения.

Во дворе крепости сидели возле костра только четверо русских. Из них один больной старик, а второй – без левой руки. Это хорошо. Ему, контайше, так и донесли, что с караваном идут через западный край китайской территории всего четверо русских купцов. И у них есть спешный разговор к управителю этой провинции.

Хорошо, когда всем надо увидеть его, контайшу этой паскудной земли, где одна серебряная монета считается богатством. Хорошо, что эту старую разрушенную крепость взяли пять сотен пехотинцев, копейщиков и лучников армии Великого императора Поднебесной империи. Хорошо, что этой армии не надо воевать с клятыми монголами, подрядившимися охранять эту пограничную территорию, да вот несумевшими справиться с четырьмя русскими купцами. Здесь где-то прятались в камышах подлые мергены, которые отказались платить дань контайше провинции Лоу Гань. Но камыш сгорел, значит, подлых охотников там уже нет. И это тоже хорошо. Монголов, убитых русскими купцами, надо заменить другими монголами, из другого племени. Кушать хочется всем, да не всем кушать даётся. Что совсем хорошо, ибо на недостатке еды строится сила власти.

Русский, тот, что с одной рукой, что-то крикнул. Второй русский, здоровый, жаривший мясо у костра, пошёл в развалины сарая и вывел оттуда Старца. Контайша помнил этого старца ибо Старец имел великое счастье два раза бывать в Императорском дворце. Его там, в Пекине, почитали за мудреца.

– Этот человек, – Караван-баши заговорил на китайском языке северных провинций, – при нас убил контайшу озера Зайсан. Ты, милостивый господин и повелитель, наверное, знаешь об этом преступлении?

Контайша провинции Лоу Гань кивнул и уставился на Старца. Тот внезапно заорал на южном диалекте приморских китайцев. Начал обвинять русских в разбое, но тут же сбился, торопливо стал показывать на Бео Гурта и повторять слово «Дракон».

Караван-баши, не понимающий квакающей южной речи, но услышавший слово «Дракон», крякнул с досады, медленно поднялся и кривым, персидским ножом резанул по глотке Старца. Удержав падающее тело, он уронил его мимо контайши, чтобы того, нечаянно, не залило кровью.

– Не то говорил этот старик, – пояснил китайцу Караван-баши. – Врал старик. Подло и много.

Контайша раскрыл, было, рот, чтобы крикнуть своих воинов, но Бео Гург сразу же вынул из кармана серебряный полумесяц на золотой цепочке и покачал им перед глазами контайши. Тот захлебнулся в крике. Полумесяц обвивал золотой Дракон, весь усыпанный драгоценными камнями.

– Мы забрали эту вещь у лживого Старца, который даже мёртвый хочет обнять твои ноги, милостивый господин и повелитель, контайша провинции Лоу Гань. Не верь ему, даже мёртвому! Эта вещь принадлежит твоему Императору. Доставь её во дворец.

У китайца задрожали руки, когда он протянул их к священному украшению древних цариц. Где царицы те упокоены, помнят только земля и время. Но если случайно могильная вещь вылезет вдруг на свет божий да попадёт в руки императора, император обязательно возрадуется и наградит контайшу.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Бео Гург краем глаза заметил, как трясутся руки у контайши, как он путает свои карманы, чтобы спрятать дорогую вещь. Сказал расчётливо важно, надменно:

– Милостивый повелитель! Крикни сюда своего писаря и ещё одного человека, понимающего толк в письменах. Надо заверить твоей печатью наши путевые бумаги и отдать в казну твоего Императора потоварный сбор.

У ворот, уже освобождённых от завала, переминались с ноги на ногу три китайца. Бамбуковая палка с куском железа, привязанным на конце – вот и всё их вооружение. Контайша крикнул злым голосом. Тотчас все трое кинулись бежать к трём повозкам, стоящим в полуверсте от крепости, чуть впереди длинного ряда китайских солдат. Над повозками торчали короткие палки с цветными шариками на концах. Красный шарик обозначал главного человека в этих местах.

Караван-баши пояснил Книжнику по-русски:

– Золотой Волк! Половину подорожного сбора китаёза хочет получить сам. Без свидетелей.

– А! – сообразил Бео Гург. – Конечно! Бусыга, ополовинь мешок с серебром! Да волоки сюда!

– Может, ему и пяти монет хватит? – пробурчал Бусыга. – Кидаемся мешками с серебром, а ведь ещё и половину пути не прошли! Пять монет – и хватит!

Караван-баши рассмеялся с горловым, кашляющим клёкотом:

– Прав купец. Пять монет русского чекана этому выжиге точно хватит. Ну и в Императорскую казну дашь десять монет. Не обеднеет китайская казна...

Бусыга поставил кожаный кошель с деньгами под правую руку Книжника. Книжник с расчётливыми паузами стал вынимать оттуда по одной тяжёлой монете и класть их в протянутую жирную руку контайши. Тот, получив монету, клал её в один карман халата, другую монету – в другой карман. Третью монету он прятал себе в короткий сапог. Правильно делал, разнося богатство по разным местам, чтобы серебро случайно не стукнулось, не зазвенело при чужих людях...

– Теперь давай сюда бумаги! – потребовал контайша, когда последняя русская монета исчезла в подкладе его шапки.

Проня тут же опростал футляр из кожи, в котором хранились письма великого государя всея Руси к эмиру Бухарскому, к императору Китая и к радже царства Бидар. Два листа китайской грамоты Проня протянул контайше.

В ворота крепости въехала повозка. Там сидели те, кого вызвал контайша. Вот тут Бео Гург не удержался и выругался на средиземноморский грязный лад. В повозке рядом со стариком китайской наружности сидел и правил лошадёнками вполне сытый и довольный... европейский человек в сутане католического попа!

Вот эта католическая зараза чуть было не сорвала весь жестокий и мучительный путь русского каравана.

– А! – заорал пастор Дрюк, когда прочитал в бумагах, что караван везёт сто пудов янтаря и столько же воска. – Желаете составить конкуренцию Святому Престолу на китайской земле, русские свиньи? Свои храмы хотите построить на нашей теперь земле? – орал пастор на смеси западной и южной «мовы», но вполне вразумительно.

– Ну, если сейчас из-под повозки жид вылезет, я за себя не отвечаю, – взбесился Проня. – Я их обоих поставлю вон к той стене и в лохмотья разнесу из пищали.

Бео Гург отмахнулся от Прони, в третий раз начал повторять контайше:

– Мы идём повелением нашего великого государя всея Руси Ивана Васильевича, да не в китайские земли, а в земли индийские, к венценосному другу нашего великого государя всея Руси, к царю города Бидар... Везём ему подарки нашего государя и немного своего товара, чтобы узнать, чем там можно торговать.

– Никакие товары вы там не продадите! – заорал в голос пастор Дрюк. – Это наши торговые пути, и мы на них никого не пускаем.

– А в Индии – тоже ваши пути? – спросил, прикрыв глаза, Караван-баши.

– Ив Индии тоже наши! – опять заорал пастор Дрюк. – Везде наши пути! Мы раньше сюда пришли, мы здесь теперь хозяева!

– Ладно! – Караван-баши то ли сильно устал, то ли, как положено Му Аль Кем, мудрому повелителю на Пути, держал себя в полном спокойствии. – Мы сейчас спросим правду у истинного хозяина этой земли... – Караван-баши перешёл на китайский язык, в котором часто зазвучало: Рустем Дагестан, Кульджа, Байдзын, Хун Чин, Пекин и «Сур, Сур, Рус, Рус»...

Контайша кивал, совсем до щёлочек прикрыв глаза. Слова Караван-баши ему не нравились, но слишком много понимающих людей сидело вокруг. И как раз тех, которые имели прямой путь от уличных ступеней этого Закрытого города к престолу императора Поднебесной империи. А Караван-баши перечислял, как в старое время русские отряды громили здесь китайские города, да какие города они же потом охраняли. Корпус руссов в десять тысяч копий охранял столицу императора. На двести ли[114]114
  Ли – китайская единица измерения расстояния, равна примерно 500 метрам.


[Закрыть] в деревнях вокруг Пекина до сих пор бегают дети со светлыми волосами.

Мудрец-китаец, совсем седой и малоподвижный, приехавший вместе с католическим пастором и до сих пор молчавший, в самый разгар словесной перепалки вдруг шевельнулся и показал, что ему надо бы отойти. Проня поддержал старика, провёл его за колодец, за низкую стенку. Старик облегчился, ясными синими глазами впился в синие же глаза Прони и тихо спросил на татарском языке:

– Син мэне аннысан?[115]115
  Ты меня понимаешь? (татар.).


[Закрыть]

У Прони будто щёлкнуло в левом ухе. Он тут же ответил, а что ответил и сам не знал. Но ответил, видать, правильно, ибо много ездил там, где татарский язык имеет силу:

– Ин сэннэ анным, якши тугель…[116]116
  Я тебя плохо понимаю... (татар.).


[Закрыть]

И пошли они перекидываться словами, из которых в голову Прони ясно попало только то, что тот католический поп – самый главный католик в столице Поднебесной. И всем истинным китайским мудрецам и чиновным людям надоел до колик в животе. Но католик сумел добиться у командующего Западной армией Империи, чтобы товар у русских купцов отобрать – в пользу миссии католической церкви в Китае, а самих купцов – утопить.

– Ну, тогда ему хана! – сообщил китайцу ошарашенный Проня и чиркнул себя большим пальцем по горлу. Но то, что сообщил китайский мудрец, стоило денег. – Ты меня обрадовал, – похвалил китайца Проня. – Теперь я должен тебе бакшиш[117]117
  Бакшиш – подарок, подношение, взятка (перс.).


[Закрыть].

– Нет, ты мне должен немного воска. Я знаю волшебный русский воск. Он даст мне силу благочестиво умереть.

Проня кивнул, и они отправились к месту переговоров. Проне никак нельзя было сказать Книжнику по-русски, что их в скором времени ожидает большой грабёж и погибель: тот католический поп русский язык, подлец, знал.

А переговорщики спорили уже до крика. Визжал католик, требовал гнать русский караван в город Хами, вглубь Китая, чтобы за Великой стеной, не спеша, прочитать документы русского государя, да со всей великой почестью отказать ему в праве на продвижение русских купцов через Китай в Индию или куда бы то ни было.

– Ты попроси этого милостивого китайского господина распорядиться, чтобы его отряд пошёл бы отсюдова, – шепнул Проня Книжнику. – Чего им на жаре стоять? Пусть идут к себе в лагерь. Холодной воды попьют.

– А что, Проня, не боишься ты в Аду греть своё гузно на горячей сковородке? – удивился Книжник, уже догадываясь, о чём Проня тихо шептался со старым китайцем.

– Не боюсь.

Караван-баши быстро перевёл контайше просьбу русских купцов. С одной стороны, просьба, конечно, наглая: не пришлым купцам командовать чужими войсками. А с другой стороны, китайские воины уже полдня стоят, им надо дать надлежащий отдых, им попить охота, да и поесть тоже.

Контайша прокричал приказ гонцам, сидящим у ворот города. Те с радостью сорвались и побежали к военному отряду. Скоро там затренькали бамбуковые доспехи, пятисотенный отряд вытянулся и двинулся от крепости на восток, в свой лагерь.

Бео Гург повернулся всем телом в сторону католического пастора. Тот, вытянув шею, наблюдал, как ровно уходят от города по выжженной равнине китайские воины. Потом католик заорал на контайшу ругательно.

Тогда Бео Гург проговорил тёмным голосом:

– Ты бы, ксендзово отродье, отошёл от нас, а? Я желаю тайно говорить с многомудрым властелином территории Лоу Гань.

Старый китаец, давший хороший совет Проне, тотчас отодвинулся, присел на солнечной стороне городской стены. Хоть весна уже показала людям свою тёплую радость, и трава позеленила почву, а всё же солнце лишь светило, но грело плохо...

Проня новгородским воровским приёмом рванул вниз сутану на католическом попе, да так, что она спутала его руки. Католик завизжал. Контайша отвернулся. Проня донёс клятого выжигу до колодца, сунул его головой вниз. И держал так, пока ноги святого отца, противника деяний русского купечества на пути в Индию, перестали дёргаться. Тогда Проня вывалил тело из колодца. При молчаливом согласии своих товарищей, он принёс початую баклагу с чачей и той чачей смочил халат противника православной веры, а потом влил ему в горло сколько вошло. Баклагу купец сунул в глубокий карман рваной сутаны и положил «утонувшего пьяницу» под навес.

– За эту неожиданную казнь надо много платить, – сказал контайша. – Сначала вам платить мне, а потом я буду платить большим людям там...– он кивнул на восток.

– Назови цену, – ответил Караван-баши. – Но учти, что он напился пьяный и только тогда утонул. А святым отцам пить непотребное зелье – большой грех. За согрешившего человека всегда платят меньше.

– А пить это зелье начальнику большой провинции Поднебесной империи – не грех? – выказал свой интерес контайша. – Мне – не грех?

Проня с радостью налил контайше в лаковую чашечку свирепой до жжения чачи...

* * *

Пили до самого вечера. Съели за тем столом трёх тростниковых кабанов.

Китайский мудрец, получив от Прони огромный круг русского воска, устроился при отдельном костре и очень быстро начертил на плотном листе датской бумаги, выданной ему Бео Гургом, распоряжение императора Поднебесной империи о полном разрешении русским купцам ходить в любую сторону Китая с любым товаром. И особенно в Индию. Потом Караван-баши на оборотной стороне того листа начертал перевод распоряжения на тюркский язык, а Бео Гург тщательно переписал всё, что требовалось, на арабский. Бео Гург шлёпнул на переведённый текст две печати эмира Бухарского. Вышло хорошо, даже замечательно! Оставалось шлёпнуть печать контайши.

Контайша увлечённо пересчитывал большие серебряные кругляши, переданные ему Бео Гургом в железном ларце. Теперь, после хорошего ужина, считалось, будто эти деньги есть достойная оплата за погибель католического попа. За его самоутопление в старом колодце по пьяному делу. Контайша, сам будучи в состоянии утонуть в баклаге с чачей, не замечал, что пересчитывает ганзейские талеры.

Ведь стыдно за жизнь пройдохи в сутане платить русским серебром!

– Ну, ставь свою печать, милостивец, и расстанемся с миром, – предложил Бео Гург.

Контайша вдруг начал отнекиваться, что, мол, его печать находится при войске, а войско теперь далеко, значит, русским купцам надо ждать в крепости, пока контайша с бумагами съездит к войску, поставит там печати, а потом заверенные бумаги с особым гонцом вернёт русским купцам.

Проня глянул на старого китайского мудреца. Тот зажал свою бородку в кулак и дёргал её, а другой рукой хлопал себя по карману халата, показывая тем, что нужную печать контайша держит при себе.

– Обманет, – сказал Проня Бео Гургу. – И даже сила тут уже не поможет.

– Бог поможет, – ответил Бео Гург. Он медленно достал из кармана своего халата нечто размером с кулак, но без костяшек. Это «нечто» было завёрнуто в кусок тонкого льняного полотна. Бео Гург спросил совершенно пьяного контайшу. – Вам, китайцам, законы, письменность и государство дал Дракон?

– Дракон, Хуан Ди, – согласился контайша. – Но он давно улетел... – и китаец заплакал безо всякого притворства, со всхлипами.

– Да, улетел, – согласился Бео Гург. – Но Драконы просто так не улетают. Они заботятся о своих, вынянченных ими людях. Те Драконы, я знаю, они всегда в тайных и недоступных местах оставляют свои яйца. Чтобы, когда вдруг падёт несчастье на китайскую страну, из того яйца вылупился бы новый Дракон и стране помог, – и Бео Гург культей махом сдёрнул льняную тряпочку с предмета в правой руке.

Контайша не закричал, он просто завыл. Упал на землю с ковра и положил голову под ноги Бео Гурга. В правой руке Книжник держал прозрачное янтарное яйцо, через которое с невыразимым бешенством смотрел на мир большими открытыми глазами махонький дракончик! С открытой пастью, с когтистыми лапками и с угрожающе подвёрнутым хвостиком.

Бео Гург снял с китайца его шапку с красным шариком и положил в ту шапку янтарное яйцо с дракончиком внутри.

– Это есть подарок нашего великого государя вашему императору, – сказал Бео Гург в шевелящийся от животного ужаса затылок испуганного контайши провинции Лоу Гань. – Ставь нам свои печати, дурак!