Текст книги "Янтарная сакма"

Автор книги: Владимир Дегтярев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 31 страниц)

Книга вторая
«ПОЙДИ ТУДА, НЕ ЗНАЮ КУДА,
СДЕЛАЙ ТО, НЕ ЗНАЮ ЧТО»

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Караван из полусотни верблюдов, двадцати коней, пяти яловых конематок и сотни баранов медленно двигался по голимой каменистой степи. Уже пошла третья неделя с той поры, когда московский караван миновал горный проход Челяб, да вот уже неделя, как перешёл реку Тобол по тайному броду. Так что московские купцы почти месяц топчут старый, забытый теперь путь в страну Син.

Шли строго на Восток, тихо. Никого не трогали. Чабаны, пасущие тощих овец, при виде зелёного стяга на длинной палке тут же отгоняли отары с набитой веками сакмы[69]69
  Сакма – торговый путь (тюрк.).


[Закрыть], давая дорогу русскому каравану…

– Твоего крылатого льва они боятся! – крикнул начальнику каравана Проня Смолянов, когда чужие отары в который раз заметались перед передним верблюдом.

Там, и правда, было чего забояться. От седла передового верблюда караван-баши высоко вверх торчала палка с зелёным стягом. На полотнище, задрав для удара передние лапы, стоял золотой крылатый леопард, Грифон, знак власти древнего Вавилонского царства. Татары казанские, ветвь от древних персидских родов, право на Грифона имели полное.

Караван-баши повернул красную бороду к Проне и сказал: – Согласен, пхе! Только где там лев? Там леопард, древний боевой знак!

Проня согласно кивал головой, хотя леопарда, такого зверя, он не знал и боевые знаки не различал. Боевой знак – это если копьё или меч, стрела или кинжал. Мутит ему голову проводник, цену себе набивает...

Бусыга Колодин чаще всего спал между горбов своего верблюда, отсыпаясь за многодневные ночные бдения в Москве вместе с учёными книжниками. Один, самый старый книжник, всё же поехал с ними, ведь Пронька Смолянов так и не научился шаркать по-арабски, пьянь несусветная!

Хорошо после русской зелёной равнины смотреть на одинаковую серость степи – глаза слипались, тоже отдыхали. Хорошо...

* * *

А позавчера началось! Думали – совсем каюк. В Тургайской ложбине, где река Убаган соорудила, с дури, солёное озеро Кушмурун, два вьючных верблюда, молодых, конечно, отошли в сторону от каравана. Наверное, почуяли соль и воду – лучшее лакомство. И тут же встряли по колена в солончаковые топи.

Караван-баши, крепкий, высохший от солнца и времени проводник, назначенный к русам указом казанского хана, заорал. Проня Смолянов, ехавший на резвом коняге, тотчас повернул в сторону увязших верблюдов.

– Стой! Иначе я тебе голову отрежу! – тихо и по-русски сказал Проне Караван-баши.

Ну! Если начальник каравана говорит по-русски, значит, беда. Проня натянул поводья.

Попавшие в тягучую липкую грязь верблюды теперь не шевелились. Стояли смирно. Тоже, наверное, испугались русского языка.

– Пока всем стоять тихо! – Баши медленно слез со своего одногорбого дромадера, осторожно ступая, прошёл несколько шагов в сторону застрявших животных.

Коричневый, густой, как деревенская сметана, солончак, уже засосал ноги животных выше колен.

– Что в тюках? – не повернув головы, спросил баши.

– Янтарь в тюках, – ответил Книжник. Он скинул с головы капюшон чёрной рясы, огладил короткие седые волосы и добавил: – На том верблюде, что увяз первым, в двух тюках самый ценный янтарь – с мухами.

– Две солёные кожи вязать к арканам. Арканы – к волосяным верёвкам! – приказал баши. – Потом бросать к верблюдам!

Проня с Бусыгой тотчас исполнили повеление. Бараньих шкур хватало. И чем их солить – тоже. Чего в азиатских пределах вдоволь, так это соли! Потому на бараньи шкуры грязной соли не жалели. Шкуры быстро дубели на солнце, становились как деревянные обломки широких досок.

– Кидай мне шкуры!

Бусыга шкуру кинул точно к ногам баши. Проня промазал шагов на пять.

– Тяни шкуру к себе и кидай второй раз. Третьего раза не будет. Утонешь вместе с верблюдами, – тихо сказал Проне Караван-баши и ругнулся персидским злым богом.

Проня затряс головой, рывками подтянул к себе волосяную верёвку со шкурой. Два раза примеривался бросить, но руки дрожали.

Книжник не стал больше смотреть на муки Прони. Отобрал у него шкуру и кинул сам. Шкура легла на расстоянии вытянутой руки от Баши.

– Якши, Проня! – похвалил он, не оборачиваясь.

– Я всегда молодец! – отозвался Проня.

– Конечно, молодец, – согласился Книжник. Он очень правильно говорил по-русски, только когда злился, у него проскакивали трещинки в горловых звуках. И в этот раз проскочили. – Он, твой шурин, полная скотина, – обратился Книжник к Бусыге. – Дорога дальняя, путь неизвестный, а он каждый день – пьяный.

– Дыхни мне! – Бусыга подступил прямо к лицу Прони.

Проня выругался чёрным черемисским словом, нехорошо помянув Книжника, и дыхнул.

– Пьяный, – с тоской согласился Бусыга и стал искать на тюках лежащих верблюдов что-нибудь тяжёлое.

– Отсюда чую, самогон кавказской выделки, – определил Книжник, стоявший от них в пяти шагах. – Он, твой шурин, погубит караван.

– Не пил я! Сегодня не пил! – возопил Проня. – Вот те крест!

– Пил! – хрипло сказал Книжник. – Пил!

Верёвки под ногами спорящих стали дёргаться.

Караван-баши, попеременно двигая шкуры, стоя на них коленями, подобрался к тонущим в липкой грязи верблюдам, ухватился рукой за тюки. Тюки с янтарём висели на широких матерчатых вязках по бокам верблюдов, вязки проходили меж горбов. Баши, – откуда взялась сила у тонкого, старого мужика, – перетянул на свою сторону тот вьюк, что висел с другого бока. Не свалил его в грязь, а удержал между горбов. Ножом перерезал вязку так, чтобы тюк с его стороны упал на баранью шкуру. Шкура с ним стала медленно уходить в грязь, сворачиваясь краями.

– Тяните, урус шайтан!

Быстро потянули шкуру к себе, на сухое место и один тюк спасли. Точно так же на других шкурах вытянули ещё два тюка.

– Вроде хорошо пошло, – пробормотал Проня Смолянов, тягая волосяную верёвку.

– Сплюнь, сволочь! – посоветовал совсем злой Бусыга.

Проня сплюнул.

Тотчас произошло то, чего все, кроме Прони, боялись. Молодой верблюд, на котором остался всего один тюк с янтарём, почуяв лёгкость, решил самолично вырваться из холодной трясины и забился ногами, всем телом, разбрасывая вокруг себя грязь. Он сбил Караван-баши в сторону от уже намокших бараньих шкур. Баши немедля лёг на грязь, распластав руки и ноги.

Книжник, не слушая воплей Прони, ткнул ножом в ту бычью шкуру, на которой Проня обычно спал. Мигом привязал к ней аркан, замотал шкуру в комок и бросил её в сторону тонущего в солончаке Караван-баши.

Предводитель каравана, к ужасу Прони, полз на спине не к берегу, а к последнему тюку. Дополз, ухватил правой рукой тюк, а сам уже до бороды потоп в грязи. Кожаный свёрток попал как раз ему на живот.

– Делай волокушу! – крикнул Книжник вождю каравана, а Бусыге злобно проорал: – Подгоняй сюда верблюда! Окрути вокруг его живота верёвку, вяжи её с арканом волокуши!

Проню пошатывало. Он вроде добавил в себя зелья. Для храбрости. Только где он его берёт?

Обругав шурина, Бусыга крепко стянул верёвку от бычьей шкуры с арканом, привязанным к верблюду. Потом вгляделся в грязь, где в двадцати шагах от них томительно смертно ворочался их краснобородый проводник. Баши медленно, совсем медленно делал тонким ножом прорезь в толстенной бычьей шкуре.

– Харна кель![70]70
  Поднимай верблюда! (араб.).


[Закрыть] – донеслось от Караван-баши.

Книжник поднял верблюда и стал медленно тянуть животное от гибельной жижи. Верёвки натянулись. Бусыга закрыл глаза ладонями от солнца, оставив малый просвет между пальцами, и смотрел, как грязный куколь, кое-как свёрнутый из бычьей шкуры, пропахивает глубокий след в солончаке. На своём животе Караван-баши держал спасённый тюк с янтарём.

Книжник крикнул Бусыге:

– Бей! Верблюда бей!

Бусыга, оттолкнув подсунувшегося под руку Проню, схватил длинную палку с острым шипом на конце, которым погоняют верблюдов, и стал лупить тянущего куколь дромадера. Тот со злости так рванул по сухому песку, что его еле остановили в полусотне шагов от озера.

Баши ещё нашёл силы, чтобы самому разрезать куколь, ту чумолу из бычьей шкуры, в разрез которой он сумел просунуть руки и голову. В такой чумоле в древних землях Месопотамии спасались, если попадали в болото. И если было за что уцепиться или кому тянуть.

Грязный от бороды до сапог, Караван-баши, хоть и шатался, но упрямо сказал:

– Караван согнать и проверить тюки. Что плохо увязано – немедля увязать. Пойдём до ночи...

– А ты, что ли, мыться не станешь? – участливо поинтересовался Проня. – И верблюдов тех мы, что ли, спасать не станем?

Те два верблюда, что попали в солончаки, уже в голос орали, почуяв гибель.

– Пойдём до ночи, – упрямо и хрипло продолжал баши. – И в ночь тоже пойдём. Без роздыху. Надобно к утру попасть на Красную реку – Кызыл Су... Там и помоемся. А оттуда всего две ночи перехода до конечной остановки, до Атбасара.

Караван тронулся. Баши, прежде чем сесть на своего одногорбого верблюда, долго смотрел на Книжника, перепрягавшего своего коня. Потом спросил по-русски:

– А ты откуда знаешь, человек, спасший меня, про чумолу? Жил на болотах Страны знаний? В Сумере? Ты ведь не грек?

– Я есть серб. А про сумерские болота в книгах читал, – медленно ответил Книжник, вскидываясь в седло. – А ты ведь не татарин, ты чистый ассириец, так?

К разговаривающим медленно и осторожно подъехал Бусыга Колодин, учуяв напряжение между двумя самыми важными для каравана людьми. Он слышал, что в яркий красный цвет красят бороду далеко не христианские люди. Даже враги Христа. Неужели Книжник, только что спасший Караван-баши, тут же его и порешит? Он это может. По велению великого князя Ивана Третьего, когда проводник с красной бородой покинет караван, вести караван от Атбасара до Китая и далее станет Книжник. Что-то Иван-князь осознал или что-то ему такое донесли!

– Когда император Суров, Ассур Бани Баал Борг, ушёл с наших земель в Сибирь, то нашего... и вашего священного Белого Быка подлые и глупые люди сожгли... – отвечал Книжнику Караван-баши, умело соскребая острым стальным ножом грязь с лица, с бороды. – Живого священного Белого Быка! Ну, мы, ассирийцы, тогда взяли часть того огня, пока ещё Белый Бык тянул свою смертную песню на огромном костре... С тех пор мы и поклоняемся огню. А тебе, Книжник, я теперь должен. Я долг отдам. Я не отдам – отдадут ассирийцы. Помни об этом.

– Ладно, – ответил Книжник. – Само собой. Ты, Баас, давай переодень свой халат. Колом торчит. Надень русские штаны да русский азям, новый. Сапоги перемени. Всё легче будет...

– Поехали! – зло прикрикнул Баши. – Не по моей вере носить чужую одёжу... – Он отвязал верёвочку, что удерживала язык колокола на его передовом верблюде. Колокол тренькнул унылую Песню Пути.

Верблюды медленно выстроились в привычную линию и медленно двинулись туда, откуда приходит солнце.

ГЛАВА ВТОРАЯ

До реки Кызыл Су не доехали вёрст пять. Караван-баши вдруг начал чесаться, громко ругнулся и тут же упал с верблюда. Даже не шевельнулся.

Проня Смолянов спал на ходу, иногда всхрапывал. Бусыга ткнул его палкой-погонялкой, соскочил на песок. Книжник уже ворочал упавшего старика, одновременно разрезая на нём заскорузлую от солёной грязи одежду.

– Огня давай! – хрипло прошипел Книжник Бусыге. – Костёр давай!

Бусыга заметался среди верблюдов, ещё раз подопнул Проню. На Пронином верблюде болталась сумка, куда Проня должен был собирать сухие навозные лепёшки. Бусыга вытряхнул из сумки всего три навозных кусочка и пустой сумкой начал молотить шурина по морде. Где теперь, в ночной темноте, под узким серпом луны найдёшь кизяк? Для хорошего костра надо пять таких мешков с навозом. От же дела подлые!

Книжник уложил совсем голого Караван-баши на кусок плотной кошмы, стал ножом скрести с его тела присохшую солончаковую грязь. Тело начальника каравана медленно наливалось жаром. Он разлепил глаза, шевельнул губами:

– Каалкаман... – и снова впал в беспамятство.

– Где огонь? Где костёр? – заорал в голос Книжник. – Ведь умрёт!

– Нету...– виновато протянул Бусыга. – Нету огня...

– Вот же дурни, прости меня ваш бог! – проорал Книжник и метнулся к верблюдам, мучительно и в разнобой требующим снять поклажу, чтобы лечь. У ближнего верблюда Книжник срезал два мешка, в которых везли круги воска. Потащил их к телу Караван-баши, на ходу командуя: – Проня! Режь трёх овец! Шкуры снимай с салом, про мясо не думай. Шкуры мне, свежие шкуры! А ты, Бусыга, снимай поклажу, вали верблюдов и коней отдыхать!

Книжник быстро выгреб руками яму в песке, положил в неё круг воска. В середине жёлтого круга ножом вырезал углубление, срезал со своей рясы длинную узкую ленту и пристроил ту ленту в углубление. Заширкал кресалом, высекая огромные искры. Матерчатая лента не бралась огнём, слишком плотной оказалась ряса Книжника. Книжник длинным ассирийским словом помянул Бога Огня.

Проня Смолянов, прирезавший как раз третью овцу, держал её, брыкающуюся, за задние ноги, чтобы из горла стекла кровь. На вавилонскую матерность, похожую на арабский язык, Проня оглянулся. Увидел, что Книжник не может добыть огня. Правой рукой нашарил на поясе коровий рог, наполненный порохом, сорвал рог и кинул его под ноги Книжника. Тот сообразил, что к нему прилетело, и сыпанул чёрного порошка на ткань. Снова ширкнул кресалом. Огонь тут же ухватился за порох, подцепил матерчатую ленту и затрещал в воске, делая в центре жёлтого круга вощаную лужицу. Возле лежащего без движения Караван-баши стало светлеть, будто загорелась рядом пудовая свеча.

Книжник соорудил такую же «свечу» по другую сторону тела. Потом отцепил со своего пояса баклагу с водой и попробовал омыть кожу начальника каравана. Смыть липкую грязь не удавалось, получилось только снова её размазать.

– Проня! – рявкнул Книжник в темноту степи. – Обожди снимать шкуры с овец. Иди ко мне!

Проня прибежал на зов, держа в руке окровавленный нож. Бухнулся на колени рядом с неподвижным, еле дышащим телом проводника.

– Гляди! – Книжник плеснул воды на кожу Караван-баши, осторожно провёл ладонью.

Там, где на миг стало чисто, Проня ясно увидал маленькие красные точки, будто кто толстой иглой колол кожу начальника каравана.

– Это каалкаман. Мелкие красные вши. Они живут в солёной грязи. Кто попадает живым в ту грязь, они протыкают кожу и прячутся там, под кожей. Потом прогрызают вены или артерии и по ним растекаются в печень, в сердце... в мозг. Как по трубам...

– В человеке труб нет, – ясно произнёс Проня. – Человек наполнен кровью, как пузырь. Зачем врёшь?

Бусыга Колодин, что для скорости просто резал верёвочные крепления тюков на верблюдах, почуял, что у огня возникла плохая история. Подбежал к огню, услыхал:

– Ты всё равно умрёшь, Проня, – добродушно говорил Книжник. – Когда умрёт Караван-баши. Без проводника нам незачем идти далее, в Китай. Придётся вернуться в Москву. А там тебя Иван Васильевич самое малое – просто посадит на кол. Так вот, чтобы тебе три дня не сидеть на коле, смазанном свиным салом, я тебя быстрее угроблю. Я тебя в солончак суну. И ты изнутри почуешь, что у тебя в теле трубы есть. Ты недолго помучаешься, Проня. Меньше, чем на колу. Красные вши тебя за полдня превратят в сумасшедшую обезьяну...

– У меня хвоста нет...– начал защищаться Проня.

Бусыга сзади с великим удовольствием врезал Проне в ухо.

– Что требуется? – спросил Бусыга.

– Видишь, водой не смыть эту грязь. А смыть надо. Смыть быстро. Красные вши пока сидят под кожей, ещё не вошли в кровь. Надо грязь смыть, потом намазать тело свежим салом. Вшам дышать станет нечем, они вылезут наружу, – спокойно пояснил Книжник. И вдруг заорал: – Но надо вымыть тело до полной чистоты! Иначе грязь не подпустит сало к коже! Пусть Проня отдаст нам свой спирт, сволочь!

– Какой си пирит? Нет у меня си пирита! – заорал и Проня. – Я чачу пью!

– Это и есть спирт! – тихо пояснил Бусыге Книжник. – Виноградный спирт. Сумерское изделие. Древнее. Проня за три дня до выезда из Москвы купил тайком три ведра этого спирта у сотника «Чёрных клобуков», у Эрги Малая. Эрги Малаю личным разрешением великого князя тот спирт бочками возят из Дагестана. Там, в Дагестане, тот спирт и называют – чача.

– А что, Книжник, – так же тихо спросил Бусыга, – на этом походе мы без Прони сможем обойтись?

– Всё рассчитано так, – пояснил ласковым голосом Книжник, – что на Атбасаре, в той базарной замятие, нам не обойтись без Караван-баши. А после Атбасара, в китайских или индийских землях, вам не обойтись без меня.

– А без меня, значит, можно обойтись? – зло спросил Проня, отойдя на случай на пять шагов от огня. – Или без Бусыги?

– Кого-то одного из вас мне надо привести назад, в Москву, – с той же ласковостью в голосе ответил Книжник. – Для награждения за удачный поход или для наказания за неудачу. Я полагаю, что лучше привести в Москву Бусыгу. Он великому князю сильно понравился...

Проня проорал что-то мимо русского языка, достал нож и кинулся в темноту. Вынырнул он у огня, уже таща тороку. Бусыга заметил на тороке рисованную букву «В», значит, в ней зашит круг воска.

Проня развязал внизу тарного мешка незаметные завязки, и тут же наружу вывалился кусок бычьей кишки, тоже перевязанный тканой тряпкой.

– Кажи быстро – куда лить чачу!

– На живот старику лей! – засуетился Книжник. – Да потихоньку!

Из бычьей кишки на живот Караван-баши полилась прозрачная жидкость. В неподвижном ночном воздухе степи Бусыга уловил дразнящий запах хорошего самогона.

– Помогай! – крикнул Книжник Бусыге.

Они вдвоём, переворачивая тело старика, хорошенько обмыли его от макушки до пяток.

– Шкуры!

Ещё не остывших баранов притащили к огню и стали живо снимать шкуры. Так и завернули вокруг тела жирные свежие шкуры баранов, по красным кровавым точкам.

– Пусть полежит так, – сказал Книжник и принялся исследовать самогонный тайник Прони.

Хитрый купец заполнил самогоном круглый винный бурдюк дагестанского пошива. Потом облил его горячим воском. Получился восковой круг, ничем не отличающийся от остальных. Только внизу того круга имелась кишка, через которую можно было наливать чачу даже на глазах караванщиков. В таких круглых кожаных бурдюках везли и обычную воду, только те бурдюки воском не обливали.

Караван-баши вдруг выгнулся всем телом и принялся мычать и сдирать с себя бараньи шкуры.

• – Вши полезли наружу! – заорал Книжник. – Давай, Проня, ещё лей чачу!

Книжник ножом счищал с тела проводника жир, в котором при свете огня ярким красным цветом сияли и шевелились мелкие точки. Жир со вшами Книжник осторожно счищал в огонь, в огне трещало...

Смыли и счистили этот слой жира – и во второй раз завернули Караван-баши в бараньи шкуры...

* * *

Так прошла ночь, потом день, и только к вечеру Караван-баши очнулся от беспамятства.

Он попросил пить. Книжник подал ему половину оловянного стакана с чачей:

– Пей разом. Древнее лекарство!

Второй стакан, с водой, Бусыга держал наготове. Караван-баши слабосильными руками поднёс стакан ко рту, выпил. И остался с открытым ртом. В рот ему Бусыга влил воду – старик закашлялся.

Отдышался, обвёл себя мутными глазами. Его одели в льняную длинную рубаху, в длинный же русский вязаный азям и в прочные, из дерюги, штаны, подшитые оленьей кожей. Ноги обули в кожаные русские сапоги. Караван-баши начал ругаться и попытался содрать с себя надетое.

– Ты остался живым, баскарма[71]71
  Баскарма – начальник.


[Закрыть], – сказал Книжник начальнику каравана. – Я тебя спас от красных вшей, рассчитался с тобой за спасённый янтарь. Твоя одежда вся во вшах. Хочешь, надевай её и помирай.

– Каалкаман! Красные вши?

– Ой, как сильно тебя ели! – подтвердил Проня.

– Тогда дай мне ещё этого лекарства и чего откусить, – сказал Караван-баши. – Потом я посплю, потом помолюсь своему Богу за вашего Бога и буду носить вашу одежду.

Проня подставил оловянный стакан под струю самогона и спросил:

– А когда поедем?

– А сейчас и поедем. Я все обряды и обычаи соблюдаю в движении. – Караван-баши косовато глянул на Книжника. – Если я остановлюсь, то умру... – Он повалился на бок и захрапел.

– Не умеет пить, – мрачно сообщил Проня и опрокинул в себя полный стакан чачи.

Бусыга подскочил к Проне и выдернул из его рук тайный бурдюк с самогоном.

– Правильно, – одобрил Бусыгу Книжник. – Нам тоже надо испить древнего лекарства. Наливай!

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

К вечеру второго дня, после лечения Караван-баши, наконец перешли Кузыл Су. На восточном берегу реки встали на отдых.

Проня за целый день караванного хода прилежно набрал пять мешков сухих навозных лепёшек. Но баранину, варенную в казане на огне из помёта, есть отказался:

– Грех! – и ел, паразит, только сухари, моченные в чаче. Караван-баши привычно сел возле огня, смотрел, как Бусыга в бараний вывар сыплет с ладони дроблёный ячмень, крошит солёное свиное сало, лук, соль. Получался густой суп, сытный и полезный.

– На юге, – махнул в сторону Каспийского моря Караван-баши, – так делают в казане блюдо с названием «пилав».

– А! Плов! Ели! – отозвался Бусыга. – Только густоват тот плов. – Бусыга стал большой ложкой наливать варево в тарелки, прихватывая туда и куски баранины.

Все молча принялись за еду.

Проня подошёл поближе к огню, присел позади Бусыги.

– Вода в этой Красной реке отнюдь не красная, – пожаловался он. – Горькая вода. Но верблюды пьют. Лошади фыркают, но тоже пьют...

– Ты насытился? – подал голос Караван-баши, осторожно жуя. – Так иди в караул. Здесь не Кремль, стены нет. А воров хватает. Барымтачи. Скотские воры. Они выкрадут верблюдов, даже не помолятся...

– Почему я? Опять я?! – заорал Проня. – Я спать хочу!

– Караван-баши здесь главный. Ты мою учёбу забыл?! – Книжник вдруг отставил тарелку, поднялся в рост. – Его слово на походе главнее княжьего!

Проня тоже поднялся, повернулся, зашагал в темноту, туда, где иногда фыркали лошади и сопели верблюды. Пожаловался оттуда:

– А я зарок себе дал, не выпивать до Китая. Эх!

Караван-баши почистил песком пустую тарелку, вытер её куском шерсти, передал Книжнику. Тот брызнул на тарелку струйку чачи, протёр уже полотном.

– Отсюда остался один переход до Атбасара, – тихо начал говорить Караван-баши. – Вот тут, в этом месте, и делают набеги на караваны местные кочевники. Там, на Атбасаре, им не пограбить, потому что охрана нешуточная – бухарская охрана, военная.

– Я никак не могу уловить – чей это язык? «Атбасар»? – заговорил Книжник. – Ба Сар, понятно: «Богоданный царь». Это древний язык, наш общий. А что есть «Ат»?

– Я в пятый раз иду в эту сторону, – ответил Караван-баши, – но «Ат» пояснить не могу. Вроде как «рассыпавшийся»... Получается противобожие: «Рассыпавшийся Божий царь»... Да и у кого спросить? Здесь же ездят только купцы да воины, им названия стоянок нужны только для памяти.

– А может, надо говорить «Атбазар»? – внезапно крикнул из ближней темени Проня, хорошо слышавший в степной ночи, что говорят у костра. – В смысле «торжище»?

– Может, и так, – громко ответил Караван-баши и подкинул в огонь сухого навоза. – Вот эти навозные лепёшки в этих степях называют «кизяк». А монголы, народ, что будет на пути перед Китаем, они их называют правильно – «аргал», «сияющий открытый огонь». «Кизяк» же – это такие шарики, самодельные...

– Да, точно, – перебил Книжник. – Кизи Ак – это «глина, уголь, белый дым». Так писали древние.

– Древние люди здесь не ходили. – Караван-баши устроился лежать поудобнее. – Древние дороги остались на юге. Там все названия понятны всем: например, если «Троя», то есть «Торойя», значит, в том месте торговали рабами...

– Про Торойю я слышал и читал. – Книжник подложил под голову тороку с посудой и тоже прилёг. – Там рабов держали в подземельях. Это место сейчас под арабами, которые уже перемешали кровь с русскими, с ромеями, с арамеями... и зовутся «турками». Они про Торойю и не знают. Много чего уже забыли люди на долгом пути переселения народов... А скажи нам, мырза Караван-баши, кто будет главным на стоянке в Атбасаре? Воин или купец?

– Хороший вопрос. – Караван-баши зевнул. – Только и не воин, и не купец, а тот, кто именем бухарского хана собирает дорожный сбор – «дарагу». Вроде ханского баскака. У него высокое звание – «Дарагар великого бухарского эмира»! А с ним может быть полёта конных воинов. Большая сила в этой степи...

Книжник не успел задать другой вопрос. На свет костра из темноты степи полетели стрелы. Одна царапнула щёку Бусыге, другая упала точно в костёр.

– Шайтан! – вскочил Караван-баши. – Как я забыл поставить у огня знамя?! – Он ринулся к мешкам с грузом, сваленным в линию между костром и караванными животными.

А Книжник уже сорвал со своего пояса оставленный Проней рог с порохом, прямо голыми пальцами сунул в рог горящее месиво из костра и тут же подбросил рог вверх. Порох пыхнул там, в вышине, и на миг осветил кучу всадников на маленьких лошадёнках.

Бусыга подтянул к себе боевой русский лук и саадак[72]72
  Саадак – футляр для стрел (тюрк.).


[Закрыть] и стал посылать стрелу за стрелой в сторону нападавших. Там дико заорали, кто-то завизжал.

Караван-баши подбежал к костру, воткнул возле него палку с зелёным знаменем, где жутко скалился крылатый леопард. Стрелы из темноты полетели и в знамя.

– Плохо наше дело! – крикнул Книжнику Караван-баши. – Они не знают этого знамени и не боятся его!

Книжник теперь стоял на одном колене и тоже пускал стрелы в темноту. У него был странный лук – не обратного загиба, а прямой, только больно толстый. И стрелы порядочной толщины – в палец. Стрелы быстро и ровно срывались с тетивы и в полёте выли.

– Бог Всемогущий! – прокричал сквозь вой схватки Караван-баши. – Там, на той стороне, Проня! Один! Там бараны и лошади! – он побежал в ту сторону, где кучковались животные.

Оттуда вдруг донеся гулкий треск, будто разорвалось небо. Полыхнул пороховой огонь, и сразу завоняло кислым дымом. Потом раздался второй разрыв. Караван-баши грозно заорал, послышался разноголосый вой нападавших, вой не яростный, а побитый. Тупо застучали по песку некованые копыта. Брымтачи, нападавшие со стороны Прони, стали убегать.

– Проня из пищали бьёт! – крикнул Книжнику Бусыга. – Жаль, мы только две пищали взяли!

Саадак у Бусыги опустел. Он метнулся к тюкам со скарбом, стал во тьме шарить стрелы.

На костёр вымахнули три конника, у них в руках высверкивали сабли. Бусыге попалось под руку копьё, хорошее, длинное, от рожна до конца лезвия рука поместится. Он развернулся на ближнего разбойника и тут же всадил копьё ему под рёбра. Потом кинулся на второго, махавшего саблей. Тот отбился тонким и длинным ножом, кувырком поднырнул под степную лошадёнку, вспорол ей брюхо. Лошадь завалилась на бок. Всадник же повис на копье Бусыги.

Третий вор пытался завернуть коня, испуганного выстрелами пищали, чтобы скрыться в темноте. Возле него внезапно появился Караван-баши, ловко метнул аркан. Волосяная петля захватила горло разбойника, тот выронил саблю и упал прямо в огонь.

Над восточным краем степи стало быстро светлеть. Далеко, на южной стороне, ещё слышались крики убегавших ночных татей.

Проня появился у костра с тяжеленной пищалью на плече. За ним тянулась привязанная к поясу, рогатая, как ухват, подставка для стрельбы.

– Ты не ранен, Проня? – спросил Книжник, затирая воняющей мазью из серебряной плошки рану на лбу Бусыги.

– Я бы дал им себя ранить, как же! – похвалился Проня. – У меня пушка! Кто подойдёт, того я...

Караван-баши снял петлю аркана с шеи молодого парня, узкоглазого, одетого в драный халат. Тот захрипел, задёргал кадыком. Караван-баши влил ему в рот воды. Вор закашлял, что-то начал сипеть. Начальник каравана спросил:

– Тангут? Тенгриан? Кто ты есть? Вера твоя – кому?

– Тенгри, Тенгри[73]73
  Тенгри – божество пантеона тюркских народов.


[Закрыть], – обрадовался пленник.

– Пусть поест и отваливает, – сказал Бусыга. – Жрать хочет, у него брюхо к рёбрам прилипло... Такие голодные всегда воруют...

Проня скинул с плеча пищаль, подсунулся к пленному с миской уже остывшего варева. Тот прямо рукой стал таскать гущу в рот. Сопел и чавкал.

Книжник поднял саблю пленника, оглядел клинок:

– Вот же дьявол! А сабля-то из стали!

Караван-баши взял саблю, протёр рукавом азяма место возле гарды:

– Клеймо города Бад Тибира! Этого города уже нет. Он стоял возле Вавилона... Я хочу взять её себе… Память великая.

– На здоровье! – сказал Книжник. – Вон ещё валяется сабля. Даже две.

Пленник доел холодное варево, начал тыкать в павших воров.

– Давай забирай чего надо и уходи! – проорал ему Проня и помахал рукой в сторону безлюдной степи.

Тот понял. Содрал с убитых сапоги, дырявые, ношеные. Снял с мёртвой лошади уздечку из верёвки и пошёл к двум худым коням, умученно стоявшим неподалёку. Запрыгнул на одного, второго поймал за уздечку и поехал, не оглядываясь, туда, куда скрылись ночные тати.

– Давайте вязать тороки, – хмуро сказал Караван-баши, проводив долгим взглядом разбойника. – И оружие это, и порох, и заряды к нему – всё надо спрятать! – Он показал на лежавшую на жухлой траве пищаль. – Там, на Атбасаре, такое оружие не любят. Там вообще оружие не любят, если оно у чужих. А мы чужие.

Книжник примерил пищаль. Она доставала ему до лба. Кованый ствол весил около пуда.

– Лошадь зарезать да в брюхо ей засунуть, а? – спросил Проня.

– Я тебе зарежу лошадь! – озлился Бусыга.

– Да погоди ты! – вмешался Книжник. – Тут Проня молодец! Он сегодня всю ночь молодец! Режь, Проня, лошадь и суй ей в брюхо обе пищали и огненные припасы.

Бусыга оглянулся на Караван-баши.

– Грамотно будет, – подтвердил тот.

– А чего нам там бояться? – закричал тогда Бусыга прямо в лицо начальнику каравана. – Мы же купцы! Такие же, как все!

– Нет, – покачал головой Караван-баши. – Вы не такие купцы. Ты на Проню глянь. Похож он на татарского купца?

Книжник усмехнулся, обтёр свою короткую бороду рукой, проговорил весомо:

– Русские мы купцы. За это придётся нынче терпеть обиду.