Текст книги "Повести и рассказы"

Автор книги: Владимир Мильчаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 37 страниц)

Майор не успел ответить на гневный вопрос своего начальника. В дверь кабинета постучали.

– Войдите! – крикнул фон Гейм.

У двери вытянулся в струнку перепуганный обер-лейтенант. В руках он держал небольшой сверток и лист бумаги.

– Прошу простить, господин полковник! Сообщение задержано потому, что вы беседовали с господином майором. Я не решался помешать.

– Что там? – свирепо глядя на обера, спросил фон Гейм.

– Борнбургское отделение гестапо сообщило, что в лесной посадке, в двухстах двадцати восьми метрах на север от автострады и в восьми километрах от Борнбурга, обнаружены следы сожженной какой-то химической жидкостью одежды. Что это за одежда, установить не удалось.

– И это все?

– Никак нет, – дрожащим голосом добавил обер-лейтенант. – В ста пятидесяти метрах от места, где была сожжена одежда, крестьянин Петер Шенк, распахивая пустошь, обнаружил вот это… – и он, развернув сверток, положил его на стол полковника.

Перед фон Геймом лежала кучка латунных, чуть потемневших пуговиц и эмалевая звездочка с серпом и молотом. Несколько минут стояло молчание.

– Офицерские, с шинели, – тоном знатока проговорил майор Попель, взяв одну из пуговиц.

– Были закопаны на глубине двадцати двух сантиметров, – несколько осмелев, добавил обер-лейтенант. – Начальник Борнбургского отделения господин Цехауер ходатайствует о награждении крестьянина Петера Шенка.

– Наградить, хорошо наградить, – одобрительно кивнул фон Гейм. – Пусть знают, что мы щедро награждаем тех, кто верно служит фюреру. Идите.

– Сколько их высадилось? – первым заговорил фон Гейм. – Не один же, во всяком случае.

– Может быть, вы найдете нужным, господин полковник, дать указание Цехауеру… – заискивающе начал Попель.

– Цехауер – дурак, – обрезал его фон Гейм. – Предан, исполнителен, но дурак. Он провалит все. Русские его кругом пальца обведут. Нет, рисковать нельзя. Дело слишком серьезное, и я могу его доверить только вам. Помните, рядом с Борнбургом находится Грюнманбург. А вы знаете, что это значит.

Майор встал. По выражению лица Попеля было незаметно, чтобы его обрадовало это высокое доверие начальства. Но фон Гейма не интересовало мнение подчиненного. Расхаживая по кабинету, он коротко проинструктировал майора и в заключение сказал:

– Учтите: вся ответственность за безопасность Грюнманбурга с сегодняшнего дня ложится на вас. Я так и доложу господину министру. Да, еще вот что. В Грюнманбурге сейчас находится штандартенфюрер, господин Эрнст Брук. Запомните это имя. Вы окажете господину Бруку всемерную поддержку во всем, чего бы он ни потребовал.

Глава 16
В лаборатории «А»

Чины охраны подземного города относились к Эрнсту Бруку с подобострастием, значительно большим, чем к самому генералу Лютце. При первом обходе подземных помещений Брук ознакомил всех командиров охраны с документом, подписанным Гиммлером. Этого оказалось достаточно: от штандартенфюрера СС, состоящего при особе страшного рейхсминистра, не могло быть никаких секретов в подземном городе.

Эрнст Брук проводил в Грюнманбурге целые дни. Он молчаливо присутствовал на ежедневных приемах генерала. С одинаковым вниманием Брук выслушивал доклады начальников секторов подземного города и распоряжения фон Лютце. Не было на территории подземного города уголка, в который не заглянул бы любопытный Брук один или в сопровождении генерала.

Как-то утром, через несколько дней после приезда Брука в Грюнманбург, фон Лютце встретил входящего в кабинет американца с необыкновенным оживлением.

– Сегодня ты увидишь поразительную вещь, – приветствовал он своего друга поневоле. – Это, конечно, не то, что делается в лаборатории «А», но тоже шикарная штука. Пойдем.

Генерал и штандартенфюрер спустились в один из нижних этажей подземного города, где был расположен госпиталь, и вошли в палату, носившую среди врачебного персонала условное обозначение «Зет». Собственно говоря, это была даже не палата, а обособленное, правда, небольшое отделение госпиталя. Высоких посетителей встретил сам главный врач госпиталя и провел в небольшую комнату, вход в которую разрешался очень немногим. Обстановка комнаты была очень простой: несколько табуретов, операционный стол, столик для медикаментов и несколько шкафов с медицинскими инструментами. Из медиков здесь, кроме врача, были два его ассистента, уже немолодые, молчаливые люди. Один из них сразу же вышел из комнаты.

– Все готово? Вы нас не задержите? – осведомился фон Лютце у врача.

– Никак нет. Все подготовлено, – склонился тот в любезном полупоклоне. – Сию минуту его приведут. Прошу надеть маски.

– Сейчас увидите, что такое препарат «Цеэм». Это наша гордость, – сообщил генерал Бруку, потирая ладоши.

Брук, ничего не ответив, начал завязывать на затылке поданную ему марлевую маску. Угодливо склоняясь, главврач надел такую же маску на генерала.

Через полминуты в комнату в сопровождении ходившего за ним ассистента, вошел эсэсовец, раненный в драке. Очень высокого роста, худой, с глубоко ввалившимися глазами, он шел, тяжело дыша и с трудом переставляя ноги. Увидев генерала и штандартенфюрера, эсэсовец попытался вытянуть и поднять для приветствия руку, но разрешающий кивок генерала остановил его, и он поплелся к столу.

– Как вы себя чувствуете, друг мой? – глухо из-под маски спросил врач.

– Неплохо. Ей богу, неплохо, – ответил раненый, с помощью ассистента ложась на стол. – Как по-вашему, доктор, скоро я буду готов на выписку?

– Скоро, очень скоро, – торопливо заверил его врач.

– Вы знаете, дружок, что вам нельзя больше служить в войсках фюрера? – спросил, подходя к столу, фон Лютце. – Вы теперь инвалид.

Раненый с трудом приподнялся на локте и с угрюмой настороженностью взглянул на генерала.

– Я с самого начала верно служил фюреру, – с обидой ответил он. – Воевал в Испании, Франции, Африке. Фюрер не может выбросить меня просто так.

– Конечно, конечно, – согласился фон Лютце. – Пенсия вам будет обеспечена. И хорошая пенсия.

– Так чего же мне горевать, – хмуро улыбнулся раненый. – Кость у меня крепкая. И инвалидом проживу сто лет.

– Да ложитесь вы! – нервно прикрикнул на него врач.

Когда бинты с раненого были сняты, один из ассистентов подал врачу плотно закрытую пробирку с бесцветной жидкостью. Открыв пробирку, врач обмакнул в жидкость вату, зажатую в пинцете и, многозначительно показав ее генералу, осторожно смазал края хорошо зарубцевавшейся, подживающей раны.

– Бинтуйте! – приказал врач одному из ассистентов, бросая вату и опустевшую пробирку в металлический бак. Второй ассистент сразу же закрыл бак плотной крышкой и вынес его из комнаты.

Слой за слоем ложились бинты на похудевшую, с выпирающими ребрами грудь раненого. В комнате стояла гнетущая тишина. Фон Лютце и Брук, забыв снять уже ненужные сейчас маски, с интересом смотрели на раненого. Врач, нервным движением сорвав маску с лица, отошел в сторону.

– Вы сможете сами дойти до койки? – спросил он, не глядя на раненого.

– Конечно, смогу, – ответил тот.

С помощью кончившего бинтовать ассистента он спустился со стола. Затем, отстранив ассистента, медленно направился к выходу.

– Конечно, смогу, – тяжело дыша, заговорил он на ходу. – Ведь мне пора на выписку. Скоро домой… Ой! Что это?..

Мучительная судорога свела все тело раненого. Он оглянулся и глазами, полными боли и ужаса, посмотрел на врача. Новый приступ судороги опрокинул его навзничь, и он, тяжело рухнув на пол, умолк.

– Вот и все! – весело пискнул генерал. – В этой концентрации «Цеэм» действует безотказно, не будь я фон Лютце. Пойдемте, дорогой Брук. Опыт удался.

Шагая вместе с Бруком по коридорам подземного города к своему кабинету, генерал сиял от удовольствия. Ему не терпелось поскорее рассказать Бруку, каких трудов стоил ему этот препарат, как благосклонно отнеслось к идее создания такого препарата высшее командование. Но, не желая, чтобы часовые у дверей слышали его слова, генерал сдерживался. Зато едва лишь за ними закрылась дверь кабинета, фон Лютце испытующе спросил Брука:

– Ну, как наш «Цеэм»? Интересная штучка?

– Блеф! – процедил сквозь зубы Брук.

– Ты просто завидуешь, – игриво хохотнул фон Лютце. – Мы нашим «Цеэмом» поставим русских на колени…

– Чепуха, – отрезал Брук. – Хорош только для индивидуального потребления. – Увидев изумленный взгляд генерала, Брук неожиданно рассердился и ядовитым тоном спросил: – Вы что же, дорогой кузен, хотите русских поодиночке ловить и смазывать их этим самым «Цеэмом»? Пока вы, высокочтимый барон, справитесь хотя бы с одним русским Иваном, он из вас мартышку сделает.

Генерала передернуло. Последние слова американского родича он воспринял как намек на свою наружность. Эрнст Брук и сам почувствовал, что перегнул, и заговорил примирительно:

– Надо продолжать изыскания, дорогой кузен. Надо сделать препарат устойчивым и добиться возможности использовать его в артиллерии. Надо научиться покрывать им поверхность снарядов, вводить его в состав, употребляемый при воронении. Добиться того, чтобы даже мельчайший осколок артиллерийского снаряда нес смерть.

Генерал угрюмо кивал головой. Про себя он поклялся, что никогда не простит обнаглевшему американцу эту «мартышку» и при первой возможности отплатит за нее сторицей. «Только представится ли когда-нибудь эта возможность?» – уныло спросил себя генерал.

– Когда же ты повезешь меня в лабораторию? – нарушил молчание Брук.

Генерал, не отвечая, снял трубку.

– Дайте четвертый, – сердито пискнул он. – Фрейлин Шуппе? Здравствуйте! Как обстоят у вас дела?

Несколько секунд карлик слушал ответ начальника лаборатории, недовольно морщась. И вдруг закричал высоким, срывающимся на писк голосом:

– Работу надо начинать не позднее, чем послезавтра. Послезавтра – последний срок. Через два часа я сам к вам приеду. Да, сам, сам! Сам все проверю! – раздраженно закончил он и бросил трубку на рычажки аппарата.

– За два часа я успею переговорить с Берлином, – делая вид, что не замечает раздражения генерала, поднялся с места Брук. – Я буду на радиостанции.

Фон Лютце кивнул головой и, закрыв с утомленным видом глаза, откинулся в уголок кресла.

Радиостанция подземного города находилась в самой вершине холма. Брук неторопливо прошел по коридорами лестницам, критическим взглядом оценивая прочность железобетонных перекрытий между этажами.

«Холм внутри совсем пустой, как ореховая скорлупа, – сделал он неутешительный вывод. – Если накрыть тяжелыми фугасными бомбами, расколется до самой преисподней». Преисподней практичный американец называл пустовавшие сейчас помещения для военнопленных. Остановившись перед дверью радиостанции, он неодобрительно подумал: «Дверь стальную, в двадцать сантиметров закатили, а над головой всего полтора метра железобетона да метра два-три земли. На маскировку надеются. Не просчитались бы».

Два радиста – немолодой рыжеватый сержант и здоровенный верзила-рядовой, вскочив, приветствовали штандартенфюрера громогласным «хайль Гитлер!» Сержант с лихостью старого служаки доложил:

– На радиостанции все благополучно, никаких происшествий нет. Производим смену дежурств. Докладывает сержант Гиберт.

– Кто сейчас на дежурстве? – довольный четким рапортом, спросил Брук.

– Принимает дежурство сержант Гиберт, – отчеканил рыжеватый.

– Так заканчивай прием, и пусть твой напарник отправляется на отдых, – потребовал Брук.

Через минуту в помещении радиостанции остались только сержант и штандартенфюрер.

– Вот тебе волна и позывные, – сказал Брук, кладя перед радистом листок бумаги. – Когда вызовешь, передавай текст и жди ответа. – Он положил второй листок рядом с первым.

Радист начал выстукивать позывные, Брук, глядя, как под светом электрической лампы золотится шевелюра сержанта-радиста, думал: «Почему это среди немцев так много рыжих? Ведь немцы должны быть белокурыми».

Запрашиваемая станция ответила сразу, словно ждала этого вызова. Сержант взял второй листок.

«Лично фон Гейму, – читал он текст радиограммы, в то время как рука его, лежавшая на ключе, посылала в эфир короткие точки и тире. – Что предпринято для лечения Греты Верк? В какой больнице она находится? Возможно ли выздоровление? Ответ ожидаю у аппарата. Брук».

Закончив передачу, радист облокотился на стол перед аппаратом. Несколько минут в помещении стояла тишина. Брук нетерпеливо заерзал на своем стуле, но лицо радиста сохраняло выражение бесстрастного внимания. Вслушиваясь в гудение эфира, он даже прищурил глаза, чтобы не пропустить сигнала вызова.

– Сержант! – окликнул радиста Брук. Гиберт с быстротой хорошо выдрессированного служаки вскочил на ноги. – Сиди, сиди. Давно в армии?

– С тридцать второго, господин штандартенфюрер.

– Воевал?

– Так точно. В Испании и Польше.

– Награды имеешь?

– Имею. Крест и две медали.

– Если будешь молчать, получишь третью, – после короткой паузы пообещал Брук. – Мои радиограммы в журнал не заносить. Понял?

– Так точно, господин штандартенфюрер, понял. Только…

– В следующий раз для записи в журнал я принесу другой текст. Согласен?

– Так точно. Готов служить, господин штандартенфюрер.

– Молодец. Кроме медали, получишь еще кое-что.

Брук вынул из кармана сигарету и стал разминать ее, готовясь закурить. Но в этот момент запищал аппарат, и радист начал прием. Штандартенфюрер вскочил и, наклонясь над плечом записывающего радиста, стал читать ответ на свою радиограмму:

«Положение неопределенное. Подробную информацию получите у доктора Попеля, выехавшего к вам. Гейм».

Брук вскипел. Немецкие, американские и даже итальянские ругательства посыпались с его языка. Весь этот букет крепких выражений адресовался «болванам», не способным разыскать «девчонку», которую сами же запрятали в один из своих «собачьих ящиков».

Сержант, вскочив с места, почтительно вытянулся и с сочувственным видом выслушивал длинный набор ругательств. Красноречие Брука было остановлено резким звонком телефона. Брук сам поднял трубку.

– Сейчас пятнадцать сорок. В шестнадцать часов я должен быть в лаборатории «А», – услышал он недовольный голос фон Лютце. – Намерены вы ехать со мной?

– Иду, – ответил в трубку штандартенфюрер. Взяв со стола радиста листки с записями радиограмм, он скомкал их, сунул в карман и, бросив на прощанье радисту «Не болтай!», торопливо вышел из комнаты.

Радист, проводив глазами разъяренного эсэсовца, усмехнулся, подошел к двери и запер ее. Затем, присев к столику, он торопливо взял чистый листок бумаги.

«Волна 11,5 позывные «Викинг», лично фон Гейму. Что предпринято для лечения Греты Верк…» —

мелким бисерным почерком записывал сержант, восстанавливая по памяти только что переданную и полученную радиограммы.

Комфортабельный «Мерседес» доставил фон Лютце и Эрнста Брука в лабораторию «А» за семь-восемь минут. Брук обратил внимание, что значительную часть пути над их головой тянулись маскировочные сети. Никакого шоссе и в помине не было. «Мерседес» шел на средней скорости по слабо укатанной полевой дороге. Колеи дороги были едва обозначены двумя полосами смятой травы. Брук про себя отметил, что достаточно одного хорошего дождя или прекращения движения на неделю, чтобы дорога снова исчезла, слилась с травою.

«Неплохо, – одобрительно подумал Брук. – Самолету, даже с небольшой высоты, эту дорожку заметить невозможно».

Через минуту машина остановилась у входа в лабораторию «А». Замаскированная кустами невысокая стальная дверь охранялась эсэсовцами. Генерал достал из кармана ключ с очень сложной фигурной бородкой и, сунув его в замочную скважину, повернул. Раздалось тиканье часового механизма. Выждав положенное время, фон Лютце на циферблате, окружавшем замочную скважину, набрал какое-то число, затем последовательно нажал несколько заклепок, покрывавших дверь. Негромко шурша, дверь медленно пошла вправо, скрываясь в откосе холма. Генерал и Брук вошли в темный спускавшийся вниз коридор. Так же медленно дверь пошла обратно, закрывая вход. Едва лишь она закрылась, как коридор осветился тускловатым электрическим светом, и генерал в сопровождении Брука начал спускаться вниз.

– Сколько ключей имеется в обращении? – негромко спросил Брук.

– Два, – коротко ответил генерал. – У меня и начальника лаборатории.

Брук одобрительно посматривал на железобетонные стены коридора, уходившего вниз отлогой четырехугольной спиралью. Каждый завиток спирали отделялся от другого стальной дверью.

Здесь уже не было никакой охраны. Не вынимая ключа, генерал открыл двери простым нажимом кнопки, каждый раз безошибочно находя ее среди десятков заклепок, покрывавших дверь.

– Охраны нет, – заговорил генерал, предупреждая вопрос Брука. – Она здесь не нужна и, пожалуй, опасна. Люди всегда болтают… даже эсэсовцы, – язвительно закончил фон Лютце.

Брук сердито покосился на генерала. Намек на болтливость эсэсовцев он не без основания принял на свой счет.

Генерал и его спутник прошли четыре полных витка спирали. На десяток метров дальше коридор заканчивался тупиком. Штандартенфюрер уже протянул руку, чтобы остановить семенившего впереди фон Лютце, но вдруг заметил справа очень небольшую, сливавшуюся со стеной дверь. Повинуясь нажиму кнопки, она тоже отошла вправо, и генерал с американцем вошли в просторное, залитое ровным спокойным светом помещение.

От тянувшегося вдоль противоположной стены пульта поднялась высокая белокурая девушка, одетая в синий плотный комбинезон, и подошла к гостям.

– Фрейлин Лотта Шуппе, начальник лаборатории «А». Штандартенфюрер СС, господин Эрнст Брук, уполномоченный господина рейхсминистра, – кислым тоном познакомил девушку и эсэсовца генерал. – Прошу садиться, – пригласил он и направился к круглому столу, стоявшему вправо от двери.

Этот уголок помещения представлял как бы гостиную в миниатюре. Небольшой круглый стол застилала пушистая темно-бордовая скатерть. На столе стояли пепельница, сифон с сельтерской водой и стаканы. Вокруг стола группировалось полдюжины стульев, состоящих из гнутых металлических трубок и обтянутых искусственной кожей пружинных сидений.

– Садитесь, господа, – повторил приглашение фон Лютце, забравшись на стул.

Девушка и эсэсовец тоже сели к столу.

– Ну, как дела, фрейлин Шуппе? – начальственным тоном спросил генерал. – Я обещал Берлину, что послезавтра вы начнете работу.

Девушка устало улыбнулась.

– Начнем работу… по проверке готовности аппаратов, – ответила она. – Проверка тоже потребует времени.

Фон Лютце недовольно завозился на стуле, но Грета, будто не замечая впечатления, которое произвели на генерала ее слова, спокойно подтвердила:

– Да, потребуется время, и немалое. Во всяком случае, несколько дней. Мы и так работаем на пределе человеческих возможностей. Торопиться, чтобы в результате спешки взлететь на воздух, как мои предшественники, я не намерена.

Генерал поежился. Он вдруг вспомнил, что находится в лаборатории, где всегда возможны десятки неожиданностей, и любая, самая безобидная из них, не оставляет от человека никакого следа. Он уже собирался, сократив свое инспекторское посещение, ретироваться, когда Брук спросил:

– И это вся ваша лаборатория?

С того момента, как Брук увидел девушку, он не спускал с нее восхищенного взгляда. Ослепительная красота Греты поразила его. Однако от лаборатории Брук явно был не в восторге – в тоне его вопроса звучало разочарование.

– Нет, что вы, – скупо улыбнулась Грета. – Здесь только приборы параллельного контроля и сейф с документацией. Это вспомогательное помещение. Лаборатория там, внизу. Хотите посмотреть? – деловито осведомилась она, поднимаясь. Брук встал следом за нею. Недовольно покряхтывая, слез со стула и генерал.

В дальнем углу комнаты, куда направилась Грета, лежало что-то такое, что Брук вначале принял за большое колесо. Только подойдя ближе, он рассмотрел, что это железобетонное колесо является горловиной шахты, закрытой толстым металлическим кругом. Девушка повернула рукоятку подъемного механизма, и круг с легким скрежетом отошел в сторону.

Вниз на большую глубину уходил отвесный ствол шахты диаметром чуть больше метра. Узкая железная лестница типа пожарной, укрепленная на крепких стальных штырях, была намертво вмурована в стену шахты. Неосвещенный ствол выглядел мрачным и глубоким. Нижний конец его упирался в следующее подземное помещение, где горело несколько мощных электроламп.

– Нижнее помещение в два с лишним раза больше, чем это; там находится сердце нашей лаборатории, – объяснила Грета. – Не угодно ли спуститься вниз? Правда, лестница несколько крутовата…

Генерал отрицательно затряс головою. Брук, взглянув испытующе на крутую узкую лестницу, на тонкие ступеньки из стальных прутьев, тоже не выразил желания воспользоваться приглашением хозяйки.

– А это что за проводка? – спросил штандартенфюрер, указывая на десятки проводов различного сечения, протянутых из глубины шахты. Часть проводов направлялась к пульту, но значительно большее количество уходило в стену.

– Это жизненные нервы нашей лаборатории, – все так же лаконично отвечала Грета. – Толстый – кабель, по которому к нам поступает электроэнергия. Эта часть проводов идет на контрольные аппараты и на пульт, а вот те, красные и пестрые, передают сигналы на записывающие аппараты, находящиеся далеко за пределами нашей лаборатории.

– Да, – важно подтвердил Лютце. – Эти аппараты стоят рядом с моим кабинетом. Я так приказал. Они установлены, так сказать, на всякий случай, – счел нужным добавить генерал. – Если здесь опять все взлетит на воздух…

Брук насмешливо покосился на генерала, но ничего не сказал, а фон Лютце уточнил:

– Если бы в прошлый раз записывающие аппараты не стояли вдали от лаборатории, мы бы так и не знали, на какой стадии остановились исследования. Ведь исследователи после взрыва ничего не могли сообщить мне.

Теперь и Грета не сдержала насмешливой улыбки. Брук, иронически поблагодарив генерала, отошел к пульту. Фон Лютце невозмутимо вглядывался в глубину шахты.

– Вам часто приходится спускаться туда, фрейлин Шуппе? – уже совсем не начальственным тоном спросил он.

– Каждый день по нескольку раз, господин генерал.

– Это, должно быть, очень… – начал генерал и вдруг, оборвав фразу, прислушался. Из глубины шахты до него донеслись тихие, но четкие звуки, похожие на щелкание метронома.

– Что это там? – встревоженно спросил фон Лютце.

– Сейчас идет проверка приборов, господин генерал. Часть приборов уже действует, их работу я и контролировала перед вашим приходом.

– Но, надеюсь, там не может произойти… какая-либо глупая случайность?

В глазах девушки мелькнул злой огонек.

– Испытываемое вещество уже спущено в нижнее помещение, – ответила она невозмутимо. – Теоретически всякая случайность исключена, но… когда ведутся исследования, никто не гарантирован от неожиданностей.

Генерал отпрянул от шахты и засеменил к столу, жестом пригласив Грету следовать за собой.

– Как вы устроились, фрейлин Шуппе? – осведомился он, опасливо поглядывая в сторону шахты. Не ожидая ответа собеседницы, фон Лютце торопливо добавил: – Я приказал, чтобы вас устроили возможно уютнее.

– Благодарю вас, господин генерал. Я всем довольна, – сдержанно ответила девушка.

– В военное время приходится мириться со многими неудобствами. – Генерал взглянул на часы: – Черт возьми, совсем забыл, что в семнадцать ноль-ноль мне необходимо говорить с Берлином. Поехали, господин Брук, – позвал фон Лютце своего спутника, внимательно разглядывавшего контрольные приборы.

– Простите, господин генерал, – с неожиданной почтительностью ответил штандартенфюрер, – мне хотелось бы побеседовать с фрейлин Шуппе. У меня разговор, совсем не связанный с ее работой, но чрезвычайно важный. Может быть, вы позволите…

– Хорошо, хорошо, – перебил генерал Брука. – Машина вернется за вами через пятнадцать минут. До свидания, фрейлин Шуппе, а с вами, дорогой Брук, я не прощаюсь. Нет, нет, не беспокойтесь!.. Я один!

И генерал заторопился к двери, провожаемый недоуменным взглядом Брука и снисходительной усмешкой девушки.