Текст книги "Повести и рассказы"

Автор книги: Владимир Мильчаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 37 страниц)

Глава 26
Разведчики «схвачены»

Майор Попель не ошибся. В эту ночь в глухом Борнбурге произошли значительные события. Но начались они задолго до того времени, когда майор произнес свою пророческую фразу.

Утром, торопясь к сроку поспеть на работу, Зельц забежал позавтракать в солдатскую столовую Грюнманбурга. Здесь царила обычная утренняя суета. Все столики были заняты. Проголодавшиеся солдаты шумно выражали свое нетерпение. Торопливо сновали официантки. Около буфетной стойки толпилась порядочная очередь.

Зельц осмотрелся, разыскивая местечко, где бы пристроится. В этот момент один из кончивших завтракать эсэсовцев поднялся со стула, и Зельц поторопился занять его место. За втиснутым в угол столик могло усесться не более двух человек. Взглянув на сидящего за столом, Зельц довольно улыбнулся. Его соседом оказался один из новых радистов.

Зельц уже знал, что этого дюжего, пышущего здоровьем красно-рыжего парня зовут Петер Брунер. Он и до этого не раз пытался завязать с ним знакомство, да все как-то не получалось. Брунер оказался на редкость нелюдимым человеком. Но сейчас Зельц решил не торопиться. Брунер только что начинал свой завтрак – значит, есть еще время втянуть его в разговор. Зельц вытащил из кармана газету и начал просматривать ее, незаметно наблюдая за радистом. На первой полосе газеты был напечатан большой портрет Гитлера.

– Эй! Карл! – окрикнул Зельца рябой, добродушного вида, здоровенный эсэсовец, стоявший в очереди к буфету. – Дернем сейчас в город. Я до восемнадцати гуляю. А в кармане у меня кое-что завелось.

– Не выйдет, Фридрих, – отрываясь от газеты, дружески ответил Карл. – Новая начальница лаборатории не дает ни минуты передышки, загоняла. Вечером можно.

– Жаль, – покачал головой рябой. – Вечером мы в наряде.

– Как в наряде? – удивился Зельц. – Ведь ваша рота, кажется, только утром сменилась?

– Да не во внутреннем, а по городу. Радистов ловить поедем.

– Каких радистов?

– Говорят, что русских.

– Русских! Откуда они здесь взялись?

– С неба свалились, – усмехнулся рябой. – А теперь кругом Грюнманбурга ползают.

– Ну, ну! – добродушно, с оттенком недоверия, улыбнулся Зельц. – Раз ползают, то желаю наловить их тебе полные штаны.

– Иди ты к черту, – расхохотался рябой. – Сам лови таких радистов, если они тебе нравятся.

Официантка с подносами, заставленными мисками с похлебкой и кружками пива, подошла к столику Зельца. Карл, кинув на стол так и непрочитанную газету, встал и, любезно поблагодарив официантку, сам снял с подноса миску с похлебкой. Поставив ее на газету, он потянулся за кружкой пива, совершенно не заметив, что дно миски попало как раз на лицо гитлеровского портрета. Брунер, увидев это, сердито нахмурил брови.

– Черт бы побрал наших поваров, – не замечая недовольствия Брунера, заговорил, обращаясь к нему, Зельц. – С каждым днем наша похлебка становится все хуже и хуже.

– Что же требовать от поваров, если мы сами с каждым днем все больше превращаемся в свиней, – раздраженно ответил ему Брунер.

– Ты это о чем, дружище? – не понял Карл.

– Не о чем, а о ком, – явно напрашиваясь на скандал, крикнул Брунер. – В данном случае о тебе.

– Какая муха тебя укусила? – недоумевал Зельц.

Брунер, не допив кофе, с сердцем отставил табуретку и встал. Табуретка с шумом отлетела в сторону. Подойдя к Зельцу, он грубо, расплескав похлебку, вытащил из-под миски газету.

– Ты что, – вскочил Карл, – обалдел?

– Нет, это ты обалдел, – рявкнул Брунер. – Куда ставишь миску со своей бурдой? Видишь? – Он торжествующе развернул газету. На гитлеровском портрете, как раз на физиономии, расплылось жирное пятно.

В столовой многие с интересом ждали, что начавшаяся ссора перейдет в драку. Но Зельц сокрушенно покачал головой и, взяв из рук Брунера газету, осторожно свернул ее и спрятал в карман. Затем взглянул на рассерженного радиста и миролюбиво проговорил:

– Мог бы и попросту сказать. Кидаешься, как бык. Похлебку вот пролил.

– Фюрера уважать надо, – сердито бросил Брунер и, четко повернувшись, направился к выходу. Отойдя на несколько шагов, он снова повернулся к Зельцу и уже тише, но с угрозой добавил: – Раньше за это к стенке ставили.

Через минуту в столовой все забыли о возникшем инциденте. Только рябой, подождав, когда за Брунером закрылась дверь, кивнул вслед ему головой и сказал, обращаясь к Зельцу:

– Из идейных, видать. Зеленый еще. На фронт бы его.

– А вообще-то он прав, – взял под свою защиту радиста Карл, продолжая трудиться над миской. – Я, конечно, сделал глупость.

«Дежурная машина в зону лаборатории «А» отходит от центрального города через пять минут, – раздался из рупора, висящего над дверями, четкий голос диктора. – Всем, едущим в зону лаборатории «А», через три минуты быть у главного входа центрального города. Повторяю…»

– Вот всегда так, – проворчал Зельц, торопливо отхлебывая кофе. – Поесть не дадут. Как наша новая начальница, все бегом да поскорее.

Оставив пустую кружку и пожелав рябому выловить всех «радистов», Карл Зельц торопливо вышел из столовой.

Весь этот богатый событиями день Карл Зельц не забывал слова своего рябого приятеля о предстоящей операции по розыску русских радистов. Думая об этих неизвестных ему, Зельц почему-то невольно вспомнил радиста Грюнманбурга – Петера Брунера. «Могут и застукать настоящих, хороших ребят, – тревожно думал он, – а вот такая гнида, как Брунер, еще много лет будет корпеть под солнцем».

Уже вечером, направляясь на мотоцикле в Борнбург, он обогнал несколько грузовых машин с солдатами из охраны Грюнманбурга. С одной из машин ему приветливо помахал рябой.

– Чтоб вас, чертей, тряснуло, перевернуло и еще раз тряснуло, – сердито проговорил Карл, обгоняя машины по обочине шоссе.

А на Борнбург и его окрестности опускалась темная и теплая весенняя ночь.

Тоненький серп молодого месяца долго, но безуспешно, пытался бороться с густой темнотой весенней ночи. Убедившись в бесплодности своих попыток, молодой месяц сконфуженно юркнул за горизонт, предоставив землю в полную власть ночной темноты.

Темнота была такой густой, что, казалось, ее можно ощущать на ощупь. Она закрыла собой все дороги и тропинки, превратила отдельные кусты в черные массы самых причудливых очертаний, а опушку леса – в высокую черную стену, зубчатая верхушка которой едва различалась на фоне темного беззвездного неба. Природа спала. Но тишина теплой весенней ночи не была сонной тишиной мирно уснувшей природы. В этой тишине постоянно слышались шаги людей, то осторожно крадущиеся, то четкие, уверенные; раздавались резкие, но негромкие окрики, взволнованные, робкие ответы, изредка лязгало оружие.

Заросшая травой тропинка, ведущая к развалинам заброшенного пивного завода, была совсем незаметна в ночной темноте. Но и на ней время от времени слышался шелест травы, помятой тяжелыми сапогами патрульных. Вот очередной патруль прошел от города к развалинам, встретился на пути со встречным, обменялся парой негромких фраз, и на некоторое время установилась полная тишина. Но не надолго.

Где-то в стороне сонно прострекотала сойка, из-под большого куста, росшего у самой тропинки, ей отозвалась вторая, и послышался шелест травы. К кусту осторожно подошел человек с двумя плоскими металлическими коробками в руках. Из-под куста на секунду приподнялся второй. Оба улеглись рядом и совершенно слились с темнотой. Только что пришедший тяжело дышал.

– Все в порядке? – шепотом спросил подошедшего его товарищ.

– В порядке, – прошептал тот в ответ. – Только патрули кругом. С километр ползти пришлось.

– Нервничают, – послышалось в ответ и, несмотря на темноту, было понятно, что это слово сопровождалось довольной улыбкой. – Взрывчатку всю забрал?

– Всю.

На несколько минут установилась полная тишина.

– Отдышался? – спросил один из лежавших.

– Отдышался. Можем двигаться. Если напоремся на патруль с собаками – нападаем. Первым делом – людей. Ножами. Собаки – потом… Ты, берешь правого. Ясно?

– Ясно.

– Пошли.

Оба осторожно поднялись и направились к развалинам. У второго в руках оказался небольшой по объему, но, видимо, довольно тяжелый чемоданчик, а за плечами вещевой мешок. Путники были уже почти у цели, когда впереди послышался легкий шум. Отступив на несколько шагов от тропинки, они легли в траву. Теперь уже ясно слышались звуки приближавшихся шагов. Негромко звякнуло оружие. По тропинке медленно прошли два солдата с висящими на груди автоматами. Проводив глазами неторопливо вышагивающих патрульных и убедившись, что впереди ничего подозрительного не слышно, притаившиеся в траве люди поднялись и снова вышли на тропинку.

Миновав развалины, они подошли к густой лесопосадке. Елочки, посеянные здесь лет восемь-десять тому назад, выросли, переплелись густыми колючими ветвями и стали непреодолимой преградой для пешеходов. Тропинка повернула вправо, вдоль посадки, но путники свернули влево. Скоро трава исчезла, и под ногами зашуршала твердая каменистая почва. Идущий вторым несколько раз останавливался и из обычной резиновой спринцовки посыпал тропинку каким-то порошком. Пройдя метров двести, путники опустились на землю. Передовой начал осторожно исследовать низко склонившиеся ветки елочек. Продвигаясь ползком по краю посадки, он скоро нашел то, что искал.

– Здесь, – наклонившись к уху подползшего спутника, сказал первый.

– Сигналь! Я наши следы надежно припудрил. На десяток собак хватит.

Первый лег грудью на землю, приложил руки ко рту, и негромкий плач зайчонка, попавшего в зубы ночного хищника, нарушил тишину. В глубине лесочка встревоженно завозилась и пискнула спросонок какая-то птица.

– Ждет. Ползи! – шепнул второй.

Первый раздвинул густые ветки, низко наклонил голову и, плотно прижимаясь к земле, вполз в ельник. Второй последовал за ним. Молодые упругие ветви согнулись под напором человеческих тел и, пропустив их, снова выпрямились. Даже при дневном свете самый зоркий глаз не смог бы разыскать место, где два человека проскользнули в глубину зарослей.

Под густым навесом ветвей царила такая непроглядная темень, что ползущий впереди вынужден был включить фонарик. Стекло фонарика было заклеено светонепроницаемой бумагой, и только в самом центре оставалось отверстие величиной с булавочную головку. Но и при свете такого слабенького луча можно было рассмотреть, что кто-то заранее подготовил здесь проход. Нижние ветви елочек были срезаны, давая возможность ползти на четвереньках. Если бы дело происходило днем, путешественники могли бы убедиться, что проход в ельнике сделан уже давно, во всяком случае, не меньше года тому назад – места срезов густо заплыли смолой и потемнели. Секретная тропа начала круто забирать вверх, к вершине холма. Минут десять два человека ползли по этому узкому, как звериная тропа, коридору. Неожиданно впереди прозвучал негромкий голос:

– Это вы, Николай Михайлович?

– Нет, это я, Глушков. Николай Михайлович следует за мной, – ответил ползший впереди. Коридор неожиданно расширился, насколько позволяли стволы молодых елочек. Сидеть в этом логове можно было только согнувшись. Старший лейтенант Глушков поспешно отполз в сторону, освобождая место для майора Лосева.

– Здравствуйте, Валерий Григорьевич, – поздоровался Лосев, влезая вслед за Глушковым.

– А я уже начал беспокоиться, – заговорил капитан Сенявин. – Вы задержались…

Разговор велся шепотом. Лосев, устроившись поудобнее, сказал:

– Иван Ильич! Вставайте на пост, как условились. Валерий Григорьевич, второй лаз подготовлен?

– Так точно. В отличие от этого, он скрыт и со стороны вершины.

– Очень хорошо, – удовлетворенно сказал Лосев. – Смотрите, Иван Ильич, в случае чего, себя ничем не обнаруживайте. Дайте сигнал и скрытно отходите к вершине, – напутствовал он старшего лейтенанта Глушкова, уже начавшего спускаться по старому лазу к подошве холма.

– Как дела у Степана Дмитриевича? – спросил Лосев капитана Сенявина.

– Все в порядке, Николай Михайлович. Он на дежурстве. Вместе мы отлучаться не можем.

– Вас не подозревают?

– В Грюнманбурге не подозревают. А вот в гестапо меня уже вызывали. Пока сошло благополучно.

– Благополучно? Нет, не благополучно. Майор Попель неспроста приехал в Борнбург. Гестапо о нас узнало.

– Что узнало? Как?

– Мы допустили грубый промах. Гестаповцы нашли наши пуговицы, звездочки, пряжки.

– Ну-у-у!

– Да. Попель – не дурак. Он установил место нашей высадки, связал это с появлением в эфире наших передач, видимо, еще что-нибудь заметил, сделал выводы и начал охоту. Его пеленгаторы засекают нас моментально. Два раза чуть не захватили.

– Это очень серьезно, Николай Михайлович! Они могут помешать нам.

– Думаю, что не успеют. Задачу свою мы выполнили. Через двадцать четыре часа должны исчезнуть отсюда… Ну, а сюрпризы, конечно, могут быть.

Негромко зашуршала развертываемая карта. Луч электрического фонарика забегал по ней бледным пятнышком света.

– Все, что нам известно о Грюнманбурге, полностью нанесено на карту. Вы не желаете ничего уточнить?

Сенявин, внимательно вглядевшись в очерченные на карте два небольших овала, покачал головой:

– Трудно будет бомбить. Жаль, взрывчатки мало, – своими бы руками поднять все это гнездо на воздух.

– Да, взрывчатки мало, – согласился майор Лосев. – Сегодня мы ее израсходуем… Добавлять к отметкам на карте вы ничего не будете?

– Хватит и этих двух пунктов. Центральный подземный город и лаборатория «А», гаражи и прочее не стоят внимания. Впрочем, – усмехнулся капитан, – и им достанется. Все недолеты и перелеты на их долю пойдут.

– Хорошо, – свернул майор карту. – А не смогли бы мы дать еще какие-либо указания?

– Нет. К лаборатории «А» не подступишься. Зато маяк подземного города упрятан надежно. Два раза я поднимался на холм, антенну ремонтировал. Под шумок и заложил маяк в самую вершину холма. Если первая фугаска ляжет хотя бы в полукилометре, детонатор маяка сработает. Загорится такая люстра, что света хватит с избытком.

– Значит решили так. Сейчас передаем координаты. Вызов самолетов на завтра, в двадцать четыре ноль-ноль. Радиограмму я уже зашифровал. Завтра в двадцать три ноль-ноль встретимся у третьего километрового столба на Грюнманбургском шоссе. Ясно?

– Ясно.

– На всякий случай запомните, что на место встречи придет еще один человек. Пароль при встрече: «Какая чудесная ночь! Она напоминает мне ночи Венеции». Это на случай, если вы придете раньше или вообще произойдет что-либо непредвиденное. Но постарайтесь сразу не выдавать себя. Если я задержусь, тогда другое дело. В двадцать три тридцать все должны быть на месте посадки самолета. Даже в том случае, если я не смогу придти.

– Это что, приказ? – нахмурился Сенявин.

– Да, приказ. В двадцать три тридцать, если я не приду, группу возглавите вы.

– Понятно. Но, может быть, лучше…

– Приказы не обсуждаются.

– Слушаюсь. А кто еще может придти?

– Девушка. Так называемая Лотта Шуппе. Начальник лаборатории «А». Ее тоже берем с собой.

Капитан Сенявин негромко присвистнул:

– Вот это номер!.. А документацию она забирает?

– Все, что можно, заберет.

– Хорошо… О! Черт!

Капитан, забывшись, распрямил спину и основательно поцарапал затылок об острый сучок.

– Что это вы так переживаете, капитан? – усмехнулся майор Лосев. – Нервы сдают? Подлечиться надо. А как вы отнесетесь к тому, что фрицы нас сегодня накроют?

– Как накроют? – забеспокоился Сенявин.

– Вот так, возьмут и накроют. Во время передачи.

– Не понимаю.

– Мы должны пожертвовать этим передатчиком, Валерий Григорьевич. В крайнем случае, выкопаем резервный. Взрыв на время отвлечет внимание Попеля от вас и от меня, а может быть, и Попель взлетит на воздух. Он сейчас разъярен и, наверное, сам прискачет ловить нас. Если Попель попадется на удочку… то мы, хотя бы на сутки, будем в безопасности.

– Понятно, – одобрил капитан Сенявин и, взглянув на циферблат светящихся часов, добавил: – Ну, пора готовиться. Сейчас без двадцати минут двенадцать.

– Вчера мы вели передачу прямо из Борнбурга. Я думаю, Попель решит, что сегодня мы будем километрах в пяти-шести от города и, соответственно, разгонит своих людей. На передачу и исчезновение нам останется минут двадцать пять. За глаза хватит. Вызывайте Глушкова.

Жалобный заячий крик дважды прорезал тишину ночи. Через несколько минут Глушков присоединился к друзьям.

– Все в порядке, – шепотом доложил он. – Темно, как в коровьем желудке, и тихо, как в могиле.

– Ползите вперед, – скомандовал Лосев.

Один за другим Глушков, Лосев и Сенявин скрылись в проходе, ведущем к вершине холма.

С полчаса на вершине холма шла осторожная возня, слышался шорох раскапываемой земли, негромкое потрескивание сучьев. На каменистой вершине холма оказалась небольшая впадина. Тол, принесенный лейтенантом Глушковым, был разделен майором Лосевым на четыре равные части и заложен в края и середину впадины. Сверху его завалили всей оказавшейся поблизости щебенкой. Из сучьев, чемодана и плащ-палатки капитан Сенявин соорудил над миной нечто, похожее на фигуру человека, лежащего перед портативным передатчиком.

Майор Лосев сам вставил запалы в подготовленный фугас и натянул бечевку. Теперь достаточно было сдвинуть с места чучело человека, чтобы два с лишним десятка килограммов тола разнесли в клочья все, что в момент взрыва будет находиться на вершине холма. Закончив установку мины, майор Лосев облегченно вздохнул:

– Готово. Ну, Иван Ильич, – обратился он к старшему лейтенанту Глушкову, – действуйте. На всю передачу даю вам десять минут. Даже меньше. Через десять минут мы должны уже исчезнуть отсюда, – и майор подал лейтенанту подготовленную шифровку.

Глушков развернул радиопередатчик в десятке метров от заряженных мин. Натренированный слух разведчика различал, как от негромкого постукивания ключа под рукой лейтенанта в эфир полетела «морзянка», складываясь в слова: «Говорит Россия! Говорит Россия! Слышите ли вы меня?..»

Отзыв пришел сразу. Видимо, радисты на далекой родине ни на секунду не уходили с волны майора Лосева. Облегченно вздохнув, лейтенант Глушков начал передачу текста.

Стоя на самой высокой точке холма, майор и капитан вглядывались в ночную тьму. В том, что враг уже засек работу передатчика, майор не сомневался.

– Сейчас у них начнется кутерьма, – шепотом проговорил Лосев. – Забудут и про светомаскировку, с зажженными фарами помчатся.

– Подождите, Николай Михайлович, дайте им с духом собраться, – усмехнулся Сенявин. – Ведь пеленгаторы-то должны нас засечь с трех точек. Пока засекут, пока уточнят координаты да передадут их самому Попелю, время нужно немалое. Не торопите их очень.

– Да я и не тороплю. Пусть себе действуют не спеша, – добродушно ответил Лосев. – А нам лучше всего здесь не задерживаться. Кажется, лейтенант уже кончает?

– А там, кажется, начинается, – сразу стал серьезным Сенявин. – Всполошились.

С холма было видно, как по главной улице Борнбурга пронеслось несколько машин. Судя по огню фар, шли грузовики.

– Шесть машин, – подсчитал Лосев. – Идут, капитан! Здесь будет знатный кегельбан! – переиначив слова запавшего в голову стихотворения, ударил майор по плечу капитана Сенявина.

– Товарищ майор! – доложил старший лейтенант Глушков. – Закончил! Передали благодарность и привет. Нашу просьбу выполнят.

– Давайте сюда передатчик.

Майор осторожно поставил передатчик перед заминированным чучелом радиста и подсунул под короткий конец ключа заранее приготовленную им деревянную пластинку.

– Зачем это? – удивился старший лейтенант.

– Надо же помочь попельским пеленгаторам разыскать нас, – усмехнулся майор. – Пусть думают, что у нас рация барахлит. Пошли.

Фашистские машины, ворча моторами и помахивая световыми столбами фар, расползались вокруг холма.

«Мерседес» начальника Борнбургского гестапо круто затормозил около самой подошвы холма. Из машины вылезли майор Попель и Брук.

Встретивший майора Попеля Цехауер доложил:

– Запеленгованный участок полностью окружен. Автомашины расставлены. Свет фар поможет прочесыванию.

– Генерал Лютце солдат прислал?

– Так точно, прислал. Сто двадцать человек во главе с лейтенантом Кольбе. Они окружили холм с севера и запада.

– Собак по следу пускали?

– Пускали! Вон они… последние, – горестно указал Цехауер куда-то в сторону.

Майор пригляделся. Недалеко от тропинки лежали, вытянувшись, две крупные, похожие на волков собаки.

– Околели?

– Тот же яд. Только встанут на след и… капут.

Попель яростно топнул ногой:

– Ну, попадутся же они… – Свирепо взглянув на Цехауера, майор спросил: – А не удрали они оттуда?

– Нет, – уверенно ответил Цехауер.

– Никак нет, не удрали, – поддержал Цехауера стоявший за спиной пеленгаторщик. – Они тут. У них какая-то неисправность в передатчике. Сейчас их радист, наверное, устраняет поломку.

– Тогда начинайте, – приказал Попель.

Вспыхнули фары машин, осветив густые заросли молодого ельника. Говор, ругательства и треск ломающихся ветвей нарушили тишину ночи.

С каждым шагом приближаясь к вершине холма, цепь стягивалась, становилась все гуще. Теперь уже не только человек, а и мелкая зверушка не проскочила бы незамеченной. Между тем на вершине холма не чувствовалось никакой паники, не слышалось встревоженных человеческих голосов, не прозвучало ни одного выстрела. Попель и Брук в сопровождении Цехауера двигались, отстав от цепи на десяток метров.

– Кажется, птички упорхнули, – насмешливо посочувствовал майору Брук. – Опять неудача.

– Если Цехауер и сейчас прохлопал… – начал Попель и вдруг чертыхнулся, напоровшись на обломанную ветку дерева.

Цехауер метнулся к остановившейся цепи.

– Что встали? – свирепо зашипел он.

– Лес кончился!.. Дальше открытое место! – раздались в ответ голоса.

И в самом деле, цепь остановилась в последнем ряду елочек. Дальше начиналась лысая макушка холма.

Свет фар не достигал до вершины, но, насколько позволяла видеть ночная темнота, на холме никого не было. Не отходивший от Попеля радист азартно зашептал:

– Здесь они… Здесь… Передатчик гудит…

Майор, задумавшись на мгновение, приказал:

– Передать по цепи. По команде «Вперед!» штурмовать вершину холма.. Никоим образом не стрелять. Всех взять живыми. Быстрее!

Через минуту он властно скомандовал:

– Вперед!

Гестаповцы и эсэсовцы бегом кинулись к вершине. Майор схватил за руку рванувшегося вперед Брука:

– Не торопитесь! Ведь там русские… Пусть сначала скрутят их.

Здоровенный верзила-гестаповец, первым достигнув верхушки холма, закричал:

– Рус, сдавайс! Рука наверх!

Со всех сторон к ложбине бежали солдаты. Каждый спешил, рассчитывая получить награду. Увидев лежавшего человека, гестаповец заорал:

– Вот он! Я его держу! – и прыгнул на спину воображаемому радисту.

Взрыв разметал густую цепь солдат. Камни и щебенка брызнули во все стороны, разбивая головы фашистов. Майора Попеля и Брука, находившихся довольно далеко от взрыва, оглушило и свалило с ног. Цехауер после команды «Вперед!» предусмотрительно лег на землю, боясь получить шальную пулю, если русские задумают отстреливаться. Это спасло жизнь начальника Борнбургского отделения гестапо.

Только минут через десять майор Попель пришел в себя. Хромая и охая от ушибов, майор первым долгом разыскал Брука. Штандартенфюрер пострадал значительно сильнее Попеля. Отброшенный взрывом камень ударил штандартенфюрера в плечо, и Брук не мог пошевельнуть распухшей рукой.

– В какую историю вы меня втянули! – набросился он на Попеля. – Ведь это же настоящая засада! Вы не имели права рисковать моей жизнью!

Но всегда выдержанный майор ответил на этот раз не совсем в почтительном тоне:

– Это война, господин Брук! Мы воюем с русскими разведчиками. А русские приезжают к нам без визы рейхсминистра Гиммлера.

– Что вы этим хотите сказать? – забыв на минуту про боль, опешил Брук.

– Только то, что русские воюют, не считаясь с нашими желаниями. Сегодня победили они.

Увидев пробегавшего Цехауера, майор приказал:

– Осмотрите место взрыва. Все, что найдется, немедленно ко мне.

– Поехали, дорогой майор, – неожиданно миролюбиво заговорил Брук. – Здесь справятся и без вас. Да, русские – серьезный противник. Я всегда говорил это.

Грохот взрыва на холме за развалинами пивного завода разбудил весь Борнбург. Перепуганные жители осторожно выбирались во дворы и прислушивались: не гудят ли в небе моторы советских бомбардировщиков, не загромыхают ли новые взрывы.

Но убедившись, что бомбежки нет, что самолетов в воздухе не слышно, жители Борнбурга постепенно успокоились и разошлись по своим углам. Городок снова затих, и только гудки санитарных машин нарушали тишину.

Фрау Нидермайер в эту ночь уснула очень крепко. Возвратившись из поездки уже перед вечером, старая фрау была поражена обилием свалившихся на нее новостей. Подумать только: и проездила-то всего сутки, а за это время какие-то злоумышленники убили Фрица Гольда. И надо же было этому случиться как раз в ее отсутствие! И с Фрицем перед смертью не попрощалась, и фрейлин Лотту не повидала.

Фрау Нидермайер с пристрастием допросила денщика капитана Бунке. Но Франц мог рассказать ей лишь то, что видел сам. Кто и как убил Фрица Гольда, Франц не знал. Старушка хотела порасспросить соседей – ведь не может же быть, чтобы в городе не говорили об убийстве лейтенанта. Но Франц по-дружески предупредил ее, что перед смертью лейтенант Гольд о чем-то долго говорил с Цехауером, а затем капитан Бунке на руках отнес его и гестапо к приехавшему из Берлина майору Попелю. Любопытство фрау Нидермайер, ее желание разузнать, как и почему погиб лейтенант Гольд, может не понравиться гестапо или, что еще опаснее, может быть неверно истолковано приезжим майором. Поразмыслив, старушка согласилась, что, пожалуй, капитанский денщик прав. Она даже не решалась ничего спросить у своего жильца. Кто его знает, как капитан Бунке отнесется к расспросам фрау Нидермайер! Ведь Фриц Гольд ей совсем даже не родственник.

Задолго до обычного часа старая фрау крепко заперла все двери в своей половине дома, помолилась богу и легла спать, рассчитывая на другой день узнать подробности убийства у своего племянника. Обычно фрау Нидермайер с вечера долго ворочалась в постели, но на этот раз уснула сразу, едва улеглась. Взрыв на холме разбудил ее.

Старушка подпрыгнула от неожиданности и села в кровати, с трепетом ожидая новых взрывов. Страшные картины бомбежки Зегера с необычайной живостью встали перед глазами фрау Нидермайер. «Неужели и сюда, в Борнбург, прилетели русские?» – в страхе подумала она.

Прошло с полчаса. По улице, гудя сиренами, промчалось несколько машин.

«Санитарные, – тревожно прислушалась старая фрау. – Значит, бомбежка».

Замирая от страха, фрау Нидермайер добралась до двери, ведущей в комнату жильца, и постучала. Но капитан Бунке не отвечал.

«Крепко спит, – одобрительно подумала старушка. – И бомбежка его не разбудила».

Она направилась было к окну, чтобы из-за маскировочной занавески выглянуть на улицу, но в этот момент в комнате капитана Бунке послышался какой-то шум.

– Господин капитан, проснитесь, – с новой энергией забарабанила в дверь фрау Нидермайер. – Проснитесь! Нас бомбят!

Из-за двери послышался сонный голос капитана:

– Что с вами, фрау Нидермайер? Кто вас напугал?

– Бомбят! Борнбург бомбят русские!

– Чепуха! Какой дурак будет бомбить эту дыру, – непочтительно ответил капитан Бунке из-за двери. – Спите, фрау Нидермайер. Русские сюда не прилетят.

– Но я своими ушами слышала! – уверяла старушка.

– Пустяки, – сонно ответил капитан. – Я ничего не слышал… Франц!

– Я вас слушаю, мой капитан, – отозвался Франц из палисадника, где с наступлением теплых ночей он привык спать.

– Узнай, что там? Если бомбежка, помоги фрау Нидермайер спуститься в подвал. А я буду спать.

Немного постояв у закрытой двери, фрау Нидермайер забралась под одеяло, шепча:

– Вот что значит настоящий немец. Такой и под бомбежкой будет спать спокойно.