Текст книги "Повести и рассказы"

Автор книги: Владимир Мильчаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 37 страниц)

– Что вы носитесь, как наскипидаренный? – спросил растерявшегося гестаповца вернувшийся обратно Кольбе.

– Не ваше дело, – огрызнулся Цехауер. – Государственные дела не терпят отлагательств. Почему вы не сошли с дороги? – уже миролюбивым тоном обратился он к Бунке.

– Не привык бегать, – насмешливо ответил танкист. – А когда в ноге дырка не совсем зажила, то и вообще не побежишь. Кстати, я ранен на фронте.

– Прошу без намеков! – снова взорвался гестаповец. – Я здесь тоже служу фюреру.

– Не кипятись, Цехауер, – осадил гестаповца Гольд. – Никакого особого дела у тебя не было. Просто ты торопился к девке. Лучше попроси у капитана Бунке извинения и катись дальше.

– Зигфрид может тебе сильно напакостить, – подчеркивая свою близость с Бунке, положил Кольбе руку на плечо капитана. – У него дружков побольше, чем у тебя. Он ведь из «Мертвой головы». Знаешь, какие там ребята.

– Ночью не разберешь, – проворчал явно встревоженный Цехауер. – Капитан, вы на меня не сердитесь?

– Ни капельки, – усмехнулся Бунке.

– Может быть, вас подвезти? – пригласил офицеров Цехауер, открывая дверцу машины.

– Не стоит, – ответил за всех Бунке. – Нам близко.

– Хайль! – поднял, прощаясь, руку Цехауер. – Доброго здоровья, капитан. Надеюсь, что мы с вами еще встретимся. – Последняя фраза гестаповца невольно приняла угрожающий оттенок.

– Вряд ли, – беспечно усмехнулся танкист. – Мне ведь скоро на фронт. Может быть, и вы за компанию…

Цехауер, яростно просигналив, на большой скорости сорвал машину с места.

– Что это за сумасшедший? – спросил Бунке, провожая машину глазами.

– Начальник здешнего гестапо, – ответил Кольбе. – Ретивый уж очень.

– Ну и ну! – изумился Бунке. – Привел господь. Ладно! Пошли за чемоданами.

Глава 10
Ночные встречи

Подвыпившие офицеры шумной ватагой ввалились в гостиницу. Гостиница была переполнена. Из-за плотно закрытых дверей в коридор доносились нетрезвые голоса мужчин и возбужденный хохоток женщин. Всякий, кто хоть на один день сумел очутиться в безопасном тыловом городке, торопился насладиться жизнью, старался алкоголем приглушить страх перед недалекой отправкой на фронт.

Глубоко втягивая ноздрями пахнущий вином, пудрой и еще чем-то неуловимым душный воздух коридора, Фриц Гольд завистливо посмеивался, прислушиваясь к женским повизгиваниям за дверями номеров.

– Вот где раздолье-то! Конюшня, честное слово, тракененская конюшня, – возбужденно заговорил он.

– Завидно? – насмешливо спросил Кольбе.

Гольд не успел ответить. Бунке, дружески взяв его за локоть, негромко произнес:

– А тебе что мешает? Ведь в любое время…

– В любое время… – перебил танкиста Кольбе. – В любое время мы можем понадобиться. Дьявол побрал бы генерала фон Лютце. Ни одного вечера целиком свободного. Каждую ночь…

Эсэсовец, не кончив фразу, замолк. Оттянув рукав мундира, он взглянул на часы. То же самое сделал и Гольд.

– Еще два часа в нашем распоряжении! Если на часок… – он вопросительно взглянул на Кольбе. Но тот решительно качнул головой.

– Нет. Сегодня мы определим на квартиру капитана Бунке. А тогда уж заставим его хорошо угостить нас.

– И девочками, – уточнил Гольд.

– Все будет, – заверил приятелей Бунке. – Все, что положено. Только насчет девочек я еще не в курсе. Девочек доставайте вы. Ну, вот и мой блиндаж.

Свет в номере был выключен. В глубине комнаты послышалась возня. Кто-то встал с дивана и щелкнул выключателем. Слабо, не в полный накал, загорелась лампочка.

Денщик капитана, мешковатый увалень в заношенной, не по росту форме, отошел к двери.

– Франц! Чемоданы! – коротко приказал Бунке.

Денщик послушно вытащил из-под койки два объемистых, тяжелых чемодана. Он с унылым видом взял их за ручки, и офицеры в сопровождении тяжело сопящего денщика покинули гостиницу.

Ночь по-прежнему была темна. Плотно задрапированные окна домов не пропускали ни одного лучика света. На темном небе смутно вырисовывались острые крыши построек и бесформенные шапки молчаливых лип.

Однако и в темноте город жил. Слышались звуки шагов, обрывки разговоров, иногда раздавался женский смех. Откуда-то издалека доносились заглушенные расстоянием звуки аккордеона.

По черному небу безмолвно, один за другим, пробегали бледные столбы света. Казалось, где-то далеко, за горизонтом, крутится ступица огромного огневого колеса, и только его спицы бесшумно проносятся здесь, над городом. Несколько минут офицеры шли молча, следя за лучами прожекторов. Первым нарушил молчание Бунке.

– Бомбят?

– Наш город только один раз, а соседним достается. – ответил Кольбе. – А несколько дней назад и нашу автостраду разворочали…

Завернув за угол, приятели столкнулись с двумя солдатами, нерешительно топтавшимися на тротуаре. Рассмотрев офицеров, солдаты метнулись было в сторону, но властный окрик Кольбе заставил их вернуться.

– Кто такие? Почему шляетесь? Увольнительную! – приказал он оробевшим солдатам.

– Сержант Гуго Гиберт и рядовой Брунер, – доложил один из задержанных. – Мы не по увольнительной, господин капитан. Мы следуем по предписанию.

– Куда?

– В распоряжение генерала фон Лютце.

– Какого же дьявола вы шляетесь по улицам, а не идете туда, куда направлены? – вмешался Гольд.

– Темно, дороги не знаем. Идем на пересыльный пункт, – оправдывался сержант.

В глубине улицы послышались шаги. Кольбе молчал, словно раздумывая, что ему делать с задержанными. Шаги все приближались, и к офицерам подошли еще два солдата. Один из них сильно прихрамывал, рука второго, насколько позволяла рассмотреть темнота, висела на перевязке.

– А вы откуда? – рявкнул Кольбе.

– Только что с поезда, – бодро доложил прихрамывающий солдат. – Следуем к коменданту для направления в команду выздоравливающих. Докладывает старший сержант Рихтер.

– А кто второй?

– Рядовой Ганс Гунке, – доложил солдат с перевязанной рукой.

– Документы! – потребовал Гольд.

Здоровенный денщик капитана-танкиста, поставив чемоданы около офицеров, встал за спиной Кольбе.

Хромой сержант полез в карман за документами, но в этот момент в разговор вмешался Бунке.

– Хватит! – энергично запротестовал он. – Время идет, а мы тут будем еще возиться целый час! – И, беря инициативу в свои руки, спросил сержанта: – Адрес комендатуры знаете?

– Так точно, – ответил сержант. – Геринг-штрассе, 17. На вокзале дежурный комендант указал.

– Пусть вместе со старшим сержантом Рихтером и эти двое направляются к коменданту. А утром они явятся к вашему генералу… как его… фон Лютце, что ли? Ты согласен, Кольбе?

Тот помедлил с ответом. Видимо, в нем боролись два каких-то противоположных желания.

– Специальность? – бросил он первым двум солдатам.

– Радисты.

– Оба?

– Так точно!

– Мы могли бы взять их с собою… – начал Гольд.

– Чтобы доставить удовольствие этому сухопарому мерину Фишеру? – заартачился Кольбе. – Ему уже сегодня досталось от генерала. Пусть и впредь достается. Я не обязан приводить ему пополнение…

Чувствовалось, что этот «сухопарый мерин» Фишер – личность, немало насолившая Кольбе.

– Старший сержант! – обратился он к человеку, назвавшему себя Рихтером. – Прихватите с собою и этих двух оболтусов. Помогите им добраться до коменданта. А то эти сосунки забредут, куда не надо.

– Ну, долго мы будем тут торчать? – нетерпеливо крикнул Бунке. – Кольбе, далеко еще до твоей старушки?

– Совсем недалеко. Вон в ту калитку. Ты только самой тетушке не скажи, что она старушка. Съест, – рассмеялся Кольбе.

Через полминуты негромко стукнула калитка маленького, окруженного деревьями и густыми кустами домика, и на улице остались только четверо все еще стоящих на вытяжку солдат.

– Ну, что же! Пошли! – первым нарушил молчание Рихтер.

Впереди шагали сержанты, за ними молча печатали шаг рядовые. Разговор завязался только тогда, когда все четверо оказались за квартал от домика, в котором скрылись офицеры.

– С какого фронта? – спросил Гиберт шедшего рядом с ним Рихтера.

– С Восточного.

– Давно ранены?

– Еще осенью. А вы в маршевую направлены?

– Нет, – важно ответил Гиберт. – Таких, как я и мой напарник Петер Брунер, в маршевую не посылают. На фронте воевать любой дурак может, были бы руки да ноги. Офицеру, тому, конечно, и голова нужна… Нас на фронт не пошлют. Нам доверяют… – Сержант замолчал, всем своим видом показывая, что он мог бы рассказать много любопытного, если бы его попросили. Но Рихтер не проявлял никакого интереса к рассказу собеседника, и это задело Гиберта. Ему показалось, что старший сержант смотрит на него, Гиберта, свысока и в глубине души презирает его, как окопавшегося в тылу шкурника. Он надулся и несколько минут шагал молча, независимо сплевывая через зубы. Но долго выдержать сержант не смог. Искоса поглядывая на старшего сержанта, Гиберт с независимым видом повторил:

– Нам доверяли, доверяют и будут доверять. Такие, как мы, нужны именно здесь.

– То-то тебя капитан сейчас чуть раком не поставил. Доверие оказывал, – насмешливо фыркнул Рихтер. – «Такие, как мы…» Сами дорогу не могли найти, няньки понадобились.

Гиберт вскипел:

– Не нуждаемся мы в няньках. И к коменданту нам незачем. Здесь всего двенадцать километров по новому шоссе. Нам объясняли в штабе. Петер! – повелительно обратился он к шагавшему следом солдату. – К коменданту заходить не будем. На восточной окраине спросим новое шоссе.

– Пошли, – апатично согласился Петер. – Ведь нам говорили, что отсюда до Грюнманбурга рукой подать.

– Замолчи, дурак! – остановившись, заорал на него Гиберт.

– Разболтался, как баба.

– Я не нарочно, – сконфуженно забормотал Брунер. – Да и чего особенного? Ведь здесь все свои.

– Правильно, – поддержал его Рихтер. – И посему требуется… – и старший сержант выразительно пощелкал себя пальцами по горлу.

– Никаких выпивок, – запротестовал Гиберт. – Нам надо явиться по предписанию.

– Послушай-ка, сержант, чего ты кипятишься? Я ведь совсем не хотел тебя обидеть, – примирительно заговорил Рихтер. – Уж очень ты торопишься явиться в часть.. Что, у тебя там друзей много?

– Это не часть… Это такое… – медленно заговорил Петер Брунер.

– Никого мы там не знаем и нас не знают, – все еще сердясь, прервал спутника Гиберт. – Но порядок есть порядок. У нас не на фронте. Дисциплина – ого!

– Дисциплина дисциплиной, а часок-другой и для себя урвать не вредно, – совсем дружелюбно ответил Рихтер. – У меня ведь тут совсем рядом сестра замужем. У ее мужа усадьба здесь. От города всего с километр. И новое шоссе от них рукой подать.

Рихтер умолк, ожидая, как на эти слова будут реагировать спутники. Но Гиберт все еще дулся и выжидательно молчал. Молчал и Брунер, не решаясь высказывать свое мнение раньше старшего товарища.

– Чего раздумывать, ребята, – прервал затянувшуюся паузу Рихтер. – Я вам предлагаю отправиться вместе к моей сестренке. У нее, конечно, найдется для наших желудков кое-что получше солдатского пайка. Вы нам порасскажете, как и что. А то мы, кроме передовой да госпиталей, четвертый год ничего не видим. У сестренки за бутылкой шнапса ночку проведем не скучно.

– А нас не попрут? – осторожно осведомился Брунер.

– Где у нее муж? – буркнул Гиберт.

– Не попрут, – заверил Рихтер. – Муж на фронте. Обер-лейтенант. Рубаха-парень. А какую сестра настойку готовит… Я ведь ей писал, что приеду. Пошли.

Настойка оказалась решающим аргументом.

– Если не попрут, то почему не пойти, – нерешительно протянул Брунер.

– Ладно, идем, – кивнул головой Гиберт. – Усадьба, говоришь, рядом с новым шоссе – это очень хорошо.

– А главное – дом в молодом сосняке стоит. Запах там… – мечтательно заговорил Рихтер. – Хорошо ночью гулять по лесу, и чтобы сосновой смолой пахло.

Глава 11
Где же русские?! Слышат ли они нас?

Ровно в половине двенадцатого ночи дядюшка Клотце выходил из-за стойки, неторопливо шел к двери и отодвигал стопор замка. Негромко клацал запор, и запоздалый посетитель не мог уже зайти в залу «Золотого быка». Зато покидающие пивную гости могли в любую минуту открыть дверь изнутри, нажав широкую бронзовую ручку. Это негромкое клацанье деликатно напоминало посетителям, что пора расплачиваться и отправляться по домам.

Исконные жители городка, покидая пивную, подходили к прилавку, чтобы на прощанье пожать руку дядюшке Клотце и пожелать ему доброй ночи. Офицеры расположенных в городке запасных частей не удостаивали Клотце рукопожатием, но каждый, выходя из пивной, прикладывал к козырьку фуражки два пальца. Большинству офицеров было невыгодно портить отношения со старым трактирщиком. Тем, кто поддерживал с ним хорошие отношения, дядюшка Клотце открывал неограниченный кредит пивом.

Из-за своей стойки хозяин пивной видел всех, кто входил под гостеприимную сень «Золотого быка».

Много посетителей повидал дядюшка Клотце с тех пор, как встал за стойку своего заведения. В старое доброе время борнбургские социал-демократы провели не один десяток собраний в просторном зале этой пивной. Здесь же за кружками с пивом, в клубах трубочного дыма разгорались ожесточенные схватки между благонамеренными, благодушными социалистами и непримиримыми, звавшими к немедленным классовым боям коммунистами.

В Борнбурге, где до самого последнего времени почти не было промышленных рабочих, социал-демократы сохранили господствующее положение в общественной жизни городка. Только среди железнодорожников коммунисты создали прочную организацию, и все попытки социал-демократов изгнать оттуда крамольников-коммунистов не увенчались успехом.

Нужно откровенно сказать, что в те годы дядюшка Клотце не отдавал особого предпочтения ни той, ни другой стороне. И социал-демократы, и коммунисты с одинаковым одобрением относились к пиву, которым дядюшка Клотце наполнял их кружки. И монеты, которыми они расплачивались за пиво, были тоже совершенно одинаковыми. Дядюшка Клотце добродушно и с уважением выслушивал доводы тех и других, не вмешивался в споры и, казалось, с вежливым безразличием относился и к социал-демократам, и к коммунистам.

И абсолютно никто, даже из близко знавших Клотце людей, не подозревал, что младший брат хозяина пивной, еще зеленым юношей ушедший искать счастья на стороне, в далеком Гамбурге, стал не только коммунистом, но одним из вожаков гамбургских докеров.

Иногда дядюшка Клотце неторопливой походкой отправлялся на почту и посылал в Гамбург довольно крупную сумму денег. Никто не связывал эти денежные переводы с газетными вестями о том, что гамбургские докеры бастуют или что хозяева доков объявили локаут, и семьи докеров голодают уже вторую неделю. Досужие кумушки утверждали, что у старого вдовца дядюшки Клотце на стороне завелась сударка. Поэтому он раз-два в год выезжает куда-то из Борнбурга, а в остальное время возмещает свое отсутствие денежными переводами.

Со дня фашистского переворота дядюшка Клотце перестал переводить деньги по почте. Вскоре он выехал на несколько дней из Борнбурга и вернулся с двумя заплаканными голенастыми девочками-подростками, своими племянницами. Через год-полтора племянницы Эльза и Марта стали помогать дядюшке Клотце, и с тех пор вся работа в пивной «Золотой бык» выполнялась членами одной семьи.

Но, видимо, дядюшка Клотце привез из Гамбурга не только своих племянниц. То ли гибель младшего брата от рук гитлеровцев, то ли еще что заставило старого хозяина пивной взглянуть на жизнь других глазами и принять важные, далеко идущие решения.

Много раз за годы фашистского режима, обычно по утрам, когда в пивной не бывает посетителей, к дядюшке Клотце приходили люди, не принадлежавшие к завсегдатаям «Золотого быка». Одни из них, переговорив с хозяином пивной, а иногда получив небольшую сумму денег и документы, тотчас исчезали. Другие, наоборот, заходили за стойку и спускались в люк подвала. Через несколько дней и эти посетители исчезали так же тихо и незаметно, как и появлялись.

Пустовал подвал под пивным залом «Золотого быка» или в нем таился очередной постоялец, лицо дядюшки Клотце оставалось одинаково невозмутимым и доброжелательным. Его лоснящаяся физиономия была безмятежна, но узкие, как щелки, глаза замечали всякого нового посетителя, а уши улавливали каждое громко прозвучавшее слово.

В этот вечер внимание дядюшки Клотце привлек столик, за которым сидели капитан-танкист из дивизии «Мертвая голова» и лейтенант-эсэсовец. Эсэсовца Клотце знал давно, но капитана-танкиста видел впервые.

Незаметным для посторонних жестом хозяин «Золотого быка» указал одной из своих племянниц – хохотушке Эльзе – этот столик. Эльза – понятливая девушка. Она сразу догадалась, что у дядюшки Клотце нашлись особые причины заинтересоваться раненым капитаном-танкистом. Однако за весь вечер Эльзе удалось узнать только о том, что капитан служит в танковой дивизии «Мертвая голова», долго воевал в России и сейчас отдыхает после тяжелого ранения. Когда лейтенант Гольд заговорил о чьем-то расстреле, Эльзе показалось, что сейчас начнется самое важное. Но танкист не заинтересовался расстрелом, и разговор сам собою перешел на другое. А затем к столику подсел Кольбе и вскоре увел собутыльников с собой.

Едва лишь эти клиенты рассчитались, как столик у стены занял высокий черноволосый офицер, очень странно произносивший самые обычные слова. Он уселся и сразу же прислонил свободные стулья спинками к столику, в знак того, что они заняты. На вопрос Эльзы: «Что угодно господину офицеру», он любезно ответил: «Пока кружку пива, а дальше, как придется».

Подав кружку пива, Эльза махнула рукой на странного посетителя, но повелительный взгляд дядюшки Клотце показал, что и этот клиент заслуживает самого пристального внимания. Однако эсэсовец посидел в одиночестве над единственной кружкой пива весь остаток вечера. Время от времени он нетерпеливо поглядывал на дверь, видимо, кого-то ожидал. За несколько минут до закрытия пивной эсэсовец поднялся и, расплатившись за пиво, ушел, раздраженный бесплодным ожиданием.

Аккуратно в двенадцать часов ночи пивная закрылась. Свет в зале был потушен и старинные железные шторы опущены. Усталые девушки снимали скатерти и укладывали стулья на столики. Рабочий день дядюшки Клотце и его резвых племянниц закончился. Однако они не торопились расходиться на покой.

В задней комнате, примыкавшей к пивному залу и служившей квартирой хозяину пивной, их ожидали два человека. Хотя эти люди не принадлежали к семье дядюшки Клотце и не были ему даже дальними родственниками, оба держали себя, как дома. Придя задолго до закрытия пивной, один из них, одетый в поношенный пиджак и брюки с обвисшими коленями и бахромой внизу, бесцеремонно зажег лампу, вытащил из-под матраца какую-то книгу, сел к столу и углубился в чтение. Через полчаса пришел второй, молча улегся на кровать и преспокойно заснул.

Марта – вторая племянница дядюшки Клотце – часов в десять вечера заглянула в комнату и удивленно воскликнула:

– А Карла все еще нет?

– Нет, Марта. Еще не приходил, – ответил читавший книгу и, помолчав, добавил, кивнув головой на спящего. – Вон Ганс сказал, что видел днем, но переговорить не удалось.

Девушка убежала. Еще несколько раз она заглядывала в дверь и, молча окинув взглядом комнату, с недовольной гримасой скрывалась.

Уже самый запоздалый посетитель «Золотого быка» досматривал в своей постели десятый сон, а в комнате дядюшки Клотце все еще горел свет.

Марта и Эльза, обнявшись на кровати, перешептывались о чем-то своем, очень тайном, очень важном и очень интересовавшем их обеих. Дядюшка Клотце и двое пришедших сидели за столом и негромко разговаривали. Говорил, собственно, только Ганс, а остальные внимательно слушали.

– Туда мы быстро проникнуть не сумеем, – говорил Ганс. – Ясно, что на место Макса они подберут какого-нибудь отъявленного нациста. А передачу надо вести. Значит, остается только одно: отдать шифровку. Ее пустят в эфир в другом месте.

– Подожди, Ганс, – перебил говорившего товарищ. – Может быть, советское командование уже получило наши сигналы. Сколько передач сделал Бехер?

– Бехер сделал восемнадцать передач, – ответил Ганс – Может быть, ты и прав, Генрих. Я тоже думаю, что советское командование уже получило нашу шифровку, но догадка – еще не уверенность. Я советовался с товарищами. Они считают, что передачи надо продолжать. А сейчас наша главная задача – вытащить Макса. С этим медлить нельзя.

– А как с листовками? – спросил Клотце.

– Товарищи говорят, что печатать листовки стало очень трудно. И перевозить опасно. Слежка усилилась.

– Еще реже присылать будут?

– Верно, реже. Значит, нам нужно быть оперативнее. Все, что мы получим, будет сразу же распределяться по группам. Наша доля должна быть расклеена в день получения. Вернее, в ночь получения.

– Я думаю, что мы все же начнем печатать листовки в моем подвале, – предложил Клотце. – У меня там, за старыми бочками, местечко очень удобное…

– Нет, – решительно отрезал Ганс. – Наши товарищи считают необходимым сохранить «Золотого быка» чистым от подозрений и слежки. – Видя, что старик расстроен отказом, Ганс положил свою сухую твердую ладонь на пухлую руку Клотце: – Не хмурься. Ты и так немало делаешь для нашей борьбы. Листовки будут печатать на старом месте.

– Сейчас с информацией станет труднее. Некому перехватывать новости по радио. Макса-то нет… – озабоченно проговорил Генрих. – Но ослаблять борьбу мы не имеем права.

– Как ты думаешь, Ганс, – негромко осведомился Клотце, – его будут судить?

Ганс досадливо махнул рукой.

– Какой там суд! Два-три офицера соберутся, напишут приговор военного суда, и все.

Генрих взглянул на часы.

– Странно, что Карл сегодня так запаздывает.

– Зато он узнает все о Максе Бехере, – по-прежнему тихо проговорил Клотце.

Шептание на кровати сразу прекратилось. Две сестренки, как по команде, настороженно подняли головы.

– С Максом дело обстоит плохо, – вздохнул Ганс. – Как только выясним, где он находится, надо срочно выручать его. Товарищи рекомендуют поручить это Карлу Зельцу. Ему в помощь дадут ребят с железной дороги.

– Тогда и Карлу нельзя будет оставаться здесь, – донесся с кровати встревоженный голос Эльзы.

– Это будет зависеть от обстоятельств, – ответил Ганс.

Негромкий стук в ставень заставил всех вздрогнуть.

– Это Карл! – радостно вскрикнула Эльза и, быстро спрыгнув с кровати, исчезла за дверью.

В самом деле, это был Карл. Высокий и широкоплечий, он, казалось, заполнил собой все свободное пространство небольшой комнаты. Карл медленно подошел к столу и, не здороваясь ни с кем, молча сел на свободный табурет.

– Что тебе удалось узнать, Карл? – нетерпеливо спросил Генрих.

Карл Зельц, словно собираясь с мыслями, молча осмотрел присутствующих. Но, прежде чем он успел ответить, в разговор вмешался Ганс.

– Послушай, Карл, – заговорил он, понизив голос – Посоветовавшись, мы решили освобождение Макса Бехера возложить на тебя. В помощь дадим тебе очень хороших ребят. Железнодорожников.

Карл перевел на него растерянный взгляд.

– Ребят не надо, Ганс. Поздно, – проговорил он сдавленным голосом.

– Как поздно? – схватил его за руку Клотце, приподнимаясь с места.

– Поздно. Макса расстреляли!

– А-а-а! – раздался в наступившей тишине вопль Марты.

– Когда? Где? – первым опомнился Ганс.

– Сегодня, около полудня. На Светлой полянке.

Несколько минут все молчали. Только рыдания Марты да шепот утешавшей сестру Эльзы нарушали тишину.

– А что в Грюнманбурге? – глухо проговорил Ганс.

– Все то же. Рация еще не работает. Сменщики Макса отправлены в концлагери. Едва ли их довезут: чуть живые после допроса. В лабораторию «А» приехала новая начальница, Лотта Шуппе. По отзывам, настоящая стерва. А в остальном все по-старому.

– Даже взрыв их не напугал, – сокрушенно проговорил дядюшка Клотце.

Зельц саркастически рассмеялся:

– Напугал!.. Да взрыв-то и показывает, что дело близится к концу, что у наших людоедов скоро будет оружие небывалой мощности. Все записи опытов сохранились. Этой самой Шуппе остаются только последние расчеты. А там…

– Неужели успеют? – воскликнул Генрих. – Да что же это будет? Где же русские?! Слышат ли они нас?

– Спокойнее, Генрих! Истерики никому не нужны, – твердо заговорил Ганс. – Русские не опоздают. Может быть, они уже здесь. Может быть, советские люди есть уже и в самом Грюнманбурге. Я знаю русских. Их ничем не остановишь.

– Ну, в Грюнманбург-то им пробраться трудно, но ведь это и необязательно. Лишь бы они узнали, – уже успокаиваясь, ответил Генрих.

– Сегодня в «Золотом быке» были двое новых, – словно отчитываясь, заговорил Клотце. – Один-то, сразу видно, – головорез. На Востоке не добили, лечиться приехал. А второй – подозрительный.

– Он по-немецки странно говорит, – отозвалась с кровати Эльза. – Он не немец, по-моему. Интересный мужчина, брюнет, а лицо белое, розовое.

– Но почему-то на нем был мундир эсэсовца… – задумчиво проговорил дядюшка Клотце.