Текст книги "Повести и рассказы"

Автор книги: Владимир Мильчаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 37 страниц)

Глава 27
Русские здесь

В эту ночь двери «Золотого быка» закрылись значительно раньше положенного времени. Даже старый Клотце был удивлен. Куда девались господа офицеры? Куда провалились завсегдатаи, каждый вечер аккуратно появлявшиеся под гостеприимной кровлей «Золотого быка»? Не пришли ни старый доктор госпиталя Краузе, ни парикмахер Шульц, ни хромой часовщик Гецке – никто из тех, кого дядюшка Клотце привык встречать по вечерам дружеской улыбкой. Неужели вчерашнее нападение на лейтенанта Гольда так напугало господ офицеров и всех постоянных посетителей пивной, что они решили по вечерам не показываться на улице?

Часов около десяти в пивную забежал лейтенант Кольбе. Он прямо у стойки выпил кружку пива, наскоро выкурил сигарету и, заказав вторую кружку пива, распорядился вынести по кружке своим солдатам, сидевшим в грузовых машинах у входа в пивную. Торопливо расплатившись, лейтенант посоветовал Клотце:

– Закрывайте, дядюшка Клотце, своего «Золотого быка» и отправляйтесь на покой. Сегодня у вас работы не будет.

Затем он прикрикнул на солдат, сел в кабину рядом с шофером, и машины умчались.

Старый Клотце вышел на улицу и долго стоял около входа в свое заведение. Кругом было безлюдие и тишина. Городок словно вымер.

Пока Марта и Эльза занимались уборкой зала на ночь, дядюшка Клотце сам проверил, хорошо ли задрапированы окна. Этого ему показалось мало, и он обошел пивную снаружи.

Убедившись, что светомаскировка в порядке и с улицы через окна ничего невозможно рассмотреть, старик вернулся и крепко запер дверь пивной. Затем, не спеша, зашел за стойку и открыл крышку люка, ведущего в подвал.

После этого Клотце потушил в зале все лампы, кроме одной, и отправился в заднюю комнатушку. Сегодня в ней было тесно. Кроме Ганса, Генриха и Карла Зельца, здесь находилось еще человек шесть. Оглядев собравшихся, дядюшка Клотце кивнул головой в сторону зала:

– Пойдемте. Там удобнее.

Следом за Клотце все вышли в зал.

– На случай, если нагрянут «черные», – сказал дядюшка Клотце, – за стойкой открыт люк в подвал. Первым пойдет Ганс. Он знает выход из подвала. Последним пусть идет Карл и закроет люк. А мы тут сами разберемся. – Взглянув на племянниц, он добавил: – Идите, покараульте.

Девушки вышли через черный ход. Одна осталась у самых дверей, вторая узким темным двором прошла к воротам, ведущим на такую же темную улицу.

– Друзья, – негромко заговорил Ганс, когда все вошедшие в зал расселись по местам. – Друзья! – повторил он взволнованно. – У нас есть очень важная и очень радостная новость. Макс Бехер погиб не напрасно. Мы имеем все основания для того, чтобы сказать: «Русские услышали нас. Русские прислали к нам помощь».

Только привычка постоянно, в течение многих лет скрывать свои мысли и чувства помешала сидящим в зале людям бурно выразить свой восторг. Единодушный вздох облегчения был ответом на взволнованные слова Ганса.

– Где же они? – вырвалось у немолодого сутулого человека в засаленном комбинезоне из брезента. – Хоть посмотреть бы… Поговорить…

Он положил на стол покрытые ссадинами и темные от въевшегося мазута руки и поудобнее уселся на стуле, словно желая немедленно вступить в разговор с русскими, если они сейчас сядут против него.

– Ну, увидать русских, а тем более поговорить с ними, нам, как говорится, не позволяет политическая обстановка, – ответил Ганс. – Но о присутствии русских говорят несколько фактов. Во-первых, наше гестапо и эсэсовцы из Грюнманбурга носятся, так наскипидаренные. Ловят неизвестный радиопередатчик. Ловят уже несколько дней, но безрезультатно.

– А может, это английский или американский передатчик? – нерешительно сказал кто-то из сидящих в зале.

– Сказал тоже, – насмешливо оборвал другой. – Англичане или американцы сюда не полезут. Я уверен, это русский передатчик.

– Конечно, – улыбнулся Ганс, – всем нам хочется, чтоб это был передатчик русских. И, пожалуй, оно действительно так. Солдаты из охраны Грюнманбурга слышали от своих офицеров, что передатчик русский. Кроме того, у нас есть еще кое-какие факты. Эрих Лонге, расскажи товарищам о том, что случилось с тобой.

Человек, к которому обратился Ганс, снял с головы порыжевшую от долгой носки кепку и нервно провел рукою по светлым слегка вьющимся волосам. От волнения его смуглое лицо покраснело, и особенно стал заметен шрам под левым глазом.

– Вчера мне было поручено уничтожить одного эсэсовского лейтенанта. Этот сукин сын мог выдать гестаповцам кого-то из наших товарищей, – тихим голосом начал Эрих Лонге. – Я поручение выполнил, но скрыться не успел. За мною погнались. В переулке, ведущем на запасную ветку, что идет к элеватору, меня догнал офицер… – Эрих запнулся и неуверенно закончил: – Тоже эсэсовец. Я его… ножом… А он выбил нож и говорит: «Дурак! Разве так надо прятать концы в воду? Засохни вот тут в темноте, а затем беги следом за всеми». И толкнул меня в темный угол. Ласково так толкнул, а я отлетел и спиной чуть угол дома не отворотил, – пояснил Эрих, улыбаясь. – А сам отбежал немного и начал кричать: «Вон он! Держи!» Кричит, а сам стреляет. Тут прибежали патрули, толпа собралась. И я в толпу замешался. Даже помог этому офицеру с колена подняться и кинжал ему свой с земли поднял. Вот и все.

Лонге умолк и снова надел кепку. Несколько мгновений стояла тишина.

– Непонятный эсэсовец, – протяжно проговорил один из присутствующих. – Мне про таких слыхать не приходилось.

– И не услышишь больше, наверное, – рассмеялся Ганс.

– Ты хорошо его лицо запомнил? – поинтересовался дядюшка Клотце.

– Ну, еще бы, – вырвалось у Эриха Лонге. – На всю жизнь.

– А до этого ты его видел? – допытывался Клотце.

Эрих Лонге, вопросительно взглянув на Ганса, ответил:

– Видел и до этого и сегодня днем видел.

– Кто же это? Какой он с виду? – загорелся старик.

– А вот этого, товарищи, всем, пожалуй, знать не следует, – прервал вопросы хозяина дома Ганс. – Ведь если мы не ошиблись и это действительно русский, то мы можем только помешать ему. А в случае какого-либо неуспеха это даст нашим врагам, и не только в Германии, повод для шумихи и клеветы. Важен сам факт, что русские здесь. Значит, мы должны поставить свою работу так, чтобы она содействовала им… Помогла сделать, то, зачем они сюда приехали. Отвлекла от них внимание и черных и коричневых.

– А по-немецки он чисто говорит? – сутулый смазчик задал этот вопрос тоном человека, глубоко убежденного в том, что неизвестный может быть только русским.

– Чисто. – Лонге помолчал и добавил: – Можно подумать, что он познанский немец.

– Молодец! – неизвестно кого, русского или Лонге, похвалил сутулый смазчик.

– Теперь, товарищи, мы послушаем сообщение Карла Зельца, – объявил Ганс и, заметив разочарование на лицах своих друзей, добавил с улыбкой: – сообщение по этому же вопросу.

В зале воцарилась мертвая тишина. Карл заговорил почти шепотом, но никто не выразил неудовольствия. Все придвинулись поближе к Зельцу, а дядюшка Клотце взял свой стул и поставил его около стула Карла.

– К нам поступили сведения, что в Грюнманбурге в самые ближайшие часы кое-что произойдет. Может быть, и не во всем Грюнманбурге, но в главной его кухне обязательно. А самое важное то, что при этом исчезнут такие вещи, без которых наци придется начинать все сначала.

– Откуда эти сведения? – не выдержал Клотце.

– Нам об этом сообщили друзья Макса Бехера.

– Какие друзья? Ведь мы знаем всех друзей Макса! – не унимался Клотце:

– О том, кто эти «друзья» Макса Бехера, я знаю не больше вас. Но за то, что в Грюнманбурге будет жарко, ручаюсь головой.

– А что должны делать мы? – спросил Генрих.

– Друзья Макса Бехера просят нас сохранять спокойствие и в Грюнманбург не совать носа, – несколько угрюмо ответил Карл.

– Здорово получается! – весело рассмеялся Эрих Лонге. – Друзья Макса Бехера просят друзей Макса Бехера не совать нос туда, куда сами сунули уже не только нос, а, наверное, и еще кое-что похлеще. Такую просьбу нельзя не исполнить.

– Тем более, что ее исполнить очень легко, – подхватил Ганс – Ведь в Грюнманбурге из наших только один Карл Зельц.

– Не совать носа в Грюнманбург – этого мало, – увесисто, как положил булыжник, сказал сутулый смазчик. – Мы все-таки должны сунуть свой нос, хотя бы не в Грюнманбург. Совесть-то у нас есть или нет? Те друзья Макса Бехера будут жизнью рисковать, а мы будем пить доброе немецкое пиво? Плохо получается.

– Вот-вот, – кивнул Ганс. – Правильно. Я советовался с товарищами. Надо нам часть работы взять на себя.

– В Грюнманбурге? – спросил Клотце.

– Просьбу друзей нашего Макса надо уважать, – шутливо и в то же время почтительно ответил Ганс. – В Грюнманбург нам не так просто попасть. Да, пожалуй, и незачем. Там все, что можно, сделают другие. А вот об теплоцентрали следует подумать нам.

– Мы же хотели к Первому мая, – напомнил Клотце.

– Давно пора, – горячо поддержал Ганса Эрих Лонге. – И Первого мая ждать незачем.

Молчавший до сих пор Генрих заговорил, для убедительности при каждом доводе загибая палец на левой руке.

– Теплоцентраль отдает весь ток Грюнманбургу. Значит, жители не пострадают. Это раз. Оставить Грюнманбург без электроэнергии в самую трудную минуту – значит, сделать большой вклад в дело борьбы с фашизмом – два; показать народу, что мы не только листовки можем расклеивать, а и по-настоящему бороться – это три; и, наконец, если русские действительно здесь или в Грюнманбурге, то взрыв теплоцентрали отвлечет от них внимание гестапо – это четыре. Теплоцентраль надо взорвать.

– Как вы думаете, товарищи? – обратился Ганс к остальным.

– Взорвать! – в один голос ответили сидящие в зале.

– Надо так рвануть, чтоб от теплоцентрали только пыль осталась, чтоб наци долго очухаться не могли, – дополнил Эрих Лонге. – Чтоб гул по всей Германии слышали!

Словно в подтверждение этих слов здание «Золотого быка» вздрогнуло, в окнах зазвенели стекла.

– Что это? – с удивительной для толстяка легкостью вскочил со стула Клотце. Ему никто не ответил. Все сидели, прислушиваясь. Наконец донесся приглушенный расстоянием звук взрыва.

– Почти четыре секунды, – раздался спокойный голос Карла Зельца. – По прямой около тысячи двухсот метров.

Посыпались различные предположения:

– Это не в городе…

– И не в Грюнманбурге.

– Конечно! До Грюнманбурга двенадцать километров.

– Может быть, на шоссе?!

– Взрыв небольшой…

– Ну, не скажи. Взрыв нормальный… Тряхнуло неплохо.

В этот момент в зал вбежала Эльза. Торопясь выложить распиравшие ее новости, она от самой двери защебетала:

– Ой, что было! Сначала, как только я стала на пост, шесть грузовиков с солдатами проехали в сторону развалин пивного завода. Потом за ними помчалась машина Цехауера. Потом ка-ак что-то взорвется!.. Огонь от наших ворот видно было.

– Взрыв был на развалинах завода? – спросил Ганс.

– Нет, гораздо дальше. Скорее всего, на холме.

– Спасибо, Эльза. А теперь пойди обратно и смотрите там с Мартой внимательно. Не подведите вас.

Девушка исчезла в дверях.

– Может быть, это русских накрыли? – нерешительно проговорил Генрих.

– Тогда была бы стрельба. Разве русские сдадутся без борьбы? – запротестовал Зельц.

– Спокойно, товарищи. Сейчас мы ничего не можем сделать. Завтра все узнаем. – Ганс встал и, опершись обеими руками о столик, с улыбкой посмотрел на друзей. – У меня тоже такое предчувствие, что этот взрыв имеет отношение к тому делу, ради которого русские появились здесь. Этот взрыв, товарищи, мне кажется могучим голосом наших русских друзей.

– Почему же они не свяжутся с нами? – с обидой вырвалось у Клотце. – Что они нас боятся, что ли? Мы бы им помогли.

– Не нам учить русских конспирации, – отрезал Ганс. – Ведь они приехали не как представители братской компартии, а как военные люди, разведчики. А за помощь они нам будут благодарны. Ты, Эрих, – взглянул Ганс на Лонге, – и ты, товарищ Митман, сегодня получите все нужное для того, чтобы завтра перед рассветом теплоцентраль взлетела на воздух. Сигналом вам послужит взрыв в Грюнманбурге. Товарищ Зельц, надеюсь, звук взрыва в Грюнманбурге будет слышен на теплоцентрали?

– Будет не только на теплоцентрали, а вдвое дальше, – подтвердил Зельц.

– Ну, так вот. Вам разрешено отстать от грюнманбургского взрыва не больше чем на пять минут. План операции старый, как намечали раньше. Разница только в количестве взрывчатки. Ее вы получите вдвое больше, чем намечалось. Взрывать надо так, чтобы не могло быть и речи о восстановлении.

Лонге и сутулый смазчик встали, словно солдаты, поручающие боевой приказ от командира.

– Будет исполнено, – ответил Лонге.

– Сделаем, – отрубил Митман.

– Помните, что не только наша группа, а многие другие группы отдают вам с трудом и смертельной опасностью добытую взрывчатку. Ни один грамм ее не должен пропасть.

– Не пропадет! – заверил Лонге.

Митман молча поднял кверху сжатый кулак.

– Обо всем, что произойдет в ближайшее время в Борнбурге и Грюнманбурге, мы должны правдиво рассказать нашему народу. Значит, как только будут готовы листовки, они должны быть расклеены в ту же ночь в городе и на вокзале.

– Нужно рассказать и о положении на фронтах, – напомнил Генрих. – Мы давно уже ничего не давали. В газетах печатается сплошная брехня. Надо ее разоблачить.

– Пока что мы не можем сами принимать сводки советского командования, – развел руками Ганс. – Как там, Карл, с новыми радистами в Грюнманбурге? – обратился он к Карлу Зельцу.

– Не подступишься, – махнул рукой Зельц. – Самые густопсовые. Не люди – звери. С тридцать третьего года эсэсовцы. Только и разговоров, как они преданы фюреру и как им доверяет начальство.

– Значит, ничего нельзя сделать?

– С такими не сговоришься.

– Что же, они из Грюнманбурга не вылезают? – недоверчиво полюбопытствовал Клотце. – Пиво-то они все-таки пьют, наверное?

– Как не пьют? Пьют, – пожал плечами Зельц. – Им по приказу генерала Лютце все доставляют. Они держатся отдельно от других солдат и очень высокомерны. Любимчики начальства!.. Нет, с ними ничего не выйдет. Надо искать другие пути.

– Ищем, – ответил Ганс. – Товарищи из других групп обещали помочь, На следующей неделе приемник у нас будет. Мне кажется, что попытку завязать отношения с радистами из Грюнманбурга надо прекратить. Опасно.

– Да. Я точно так же думаю, – согласился Зельц.

Глава 28
Вызов в гестапо

Утром по Борнбургу поползли десятки новых слухов. Одни говорили, что гестапо накрыло русских десантников и был настоящий бой. Русские, увидев, что они окружены и спасения ждать неоткуда, взорвали самих себя. Другие под строгим секретом сообщали, что все было наоборот: гестапо заманило русских десантников на минное поле и взорвало их. Третьи уверяли, что никакого десанта не было, а просто неизвестный самолет сбросил какую-то небывалую бомбу, которая взорвалась и перебила всех, кто оказался поблизости.

Однако самые осведомленные люди говорили только о грузовике, наполненном трупами гестаповцев и эсэсовцев, погибших при взрыве, и о двух санитарных машинах, до самого утра вывозивших раненых с холма, на котором произошел взрыв.

Фрау Нидермайер еще до завтрака побывала в пяти-шести знакомых домах и вернулась к утреннему кофе с целым ворохом новостей. Всю эту разноголосицу слухов она и высказала перед капитаном Бунке во время завтрака. Капитан слушал ее, не прерывая, но, когда старушка выговорилась, недоуменно признался:

– Ничего не понимаю. Зачем русским понадобилось высаживать десант в такой глухой дыре, как Борнбург? Здесь же ничего интересного нет.

– Как нет? – подскочила на стуле экспансивная старушка. – А Грюнманбург?!

– Лагерь, о котором вы говорили? Так разве мало у нас таких лагерей?

– Э… э… нет, – погрозила пальцем старушка. – Грюнманбург – не обычный лагерь. В городе говорят…

Фрау Нидермайер готова была выложить капитану Бунке все, что говорят в городе о грюнманбургском лагере, но капитан перебил разговорчивую старушку на середине фразы:

– Кстати, скажите, фрау Нидермайер, почему этот лагерь назван Грюнманбургом? Что это за «Город зеленых людей»? На картах нет никакого Грюнманбурга.

– Не знаю, есть на карте или нет, – обиженная невниманием капитана, ворчливо ответила старая фрау, – а только знаю, что Грюнманбургом называют большую лощину – болото между холмами. И лощина, и все, что окрест ее – все это земли господ фон Бломбергов. Да, из молодежи никто не знает, почему эта лощина зовется Грюнманбургом. Старики – те кое-кто помнят.

– Но причем тут город и зеленые люди?

– Города там никакого нет. Развалины, правда, были в нижнем конце лощины, где болото не засыхает даже в самое жаркое лето. Рассказывают, что очень давно, лет, может, тысячу назад, шла здесь война. Немцы воевали с каким-то народом. А народ тот жил в этих местах спокон веков. Воевали, воевали да весь народ и завоевали. Осталось взять всего один город, да и не город, а так, одно название, что город – поселение. Однако жители этого поселения или города не хотели сдаваться. Много раз немцы начинали бой, вся лощина была трупами покрыта, а городок все не сдавался. Тогда решили не брать городка.

Стало войско на холмах вокруг лощины и ни в город ни из города никого не пропускает. Много месяцев стояло войско. Все ждали, когда жители города сдадутся. Но никто не пришел договариваться о сдаче. Тогда полководец послал отряд проверить, что делается в городе. Пошли солдаты, подошли к воротам, а в городе тишина. Взобрались на стены и видят: все, кто был в том городе, мертвые лежат. И не просто от голода или ран умерли, а, видать, ядом каким-то отравились. Все мертвецы зеленые-презеленые. Ну, солдаты, конечно, не зевали – пошарили по домам да амбарам, взяли, что ценное, и вернулись к войску. Докладывают: так, мол, и так, город можно занимать. И вещичками, принесенными из города, хвастаются.

Начальники войска обрадовались и решили на утро занять город. Однако ночью все, кто побывал в городе, заболели какой-то непонятной болезнью. Целую ночь мучались, а к утру все, как один, скончались. Это бы еще ничего!.. В войске солдат много. Но от умерших солдат заразились другие, и пошел мор по войску. Такой страшный мор, что тогдашние лекари ничего не могли сделать. Тут самый главный над войсками полководец приказал всем здоровым бежать и собраться где-то в другом месте. Приказал всех больных оставить, где кто упал. Войско убежало, а все, кто заболел, умерли и тоже после смерти стали зелеными, как трава.

Много лет никто не подходил к этому проклятому месту, и прозвали его Грюнманбургом. Вокруг развалин сделалось непроходимое болото. На болоте по ночам горели огни. Большие огни, ростом с человека, и маленькие, чуть от земли видные. Народ говорил, что это светятся души умерших на болоте не погребенных и не отпетых людей. Однако, – улыбнулась старушка, видя, с каким вниманием слушает ее капитан, – эту легенду теперь мало кто помнит. Сказки все это глупые…

– А вот это уж совсем напрасно, – недовольно покачал головой капитан. – Легенда интересная и, мне кажется, в основе ее лежит подлинный исторический факт.

– Ну, что вы, – усомнилась старуха. – Может, что и было, но чтобы целый народ умер, но не захотел сдаться – в это я не поверю.

– Все могло быть, дорогая фрау Нидермайер. Ведь мы здесь живем на земле, тысячу лет тому назад принадлежавшей полабским славянам, племени бодричей.

– Славянам? – удивилась старуха. – Это, значит, вроде русских. Вот ведь они куда заходили. Пол-Германии захватывали.

– Никуда они не заходили, а просто жили здесь, – пристально рассматривая ногти на руке, медленно заговорил капитан. – Сами же вы рассказали, что народ, с которым воевали тогда немцы, жил в этих местах испокон веков. Эльбу они называли Лабой, и сами прозывались полабскими славянами. Завоевал их Генрих Лев. Правда, не сразу. В открытом бою его разбили, а уж потом он…

– Об этом замечательном немецком рыцаре я, кажется, что-то читала, – довольно закивала головой старая фрау. – Только уж не помню что. Он ведь очень давно жил.

– Да порядочно. Лет восемьсот тому назад, – уточнил капитан.

– Значит, все-таки меньше тысячи, – с сомнением в голосе произнесла старушка. – Не о нем, наверное, эта легенда.

– А на месте развалин раскопки не делали?

– Ну, кто же позволит! Господа фон Бломберги не хотели, чтобы про их имение разные глупости рассказывали, а кто же захочет ссориться с господами фон Бломбергами? Вот почему, наверное, Грюнманбурга и нет на картах. Старое название. Народ так назвал.

– Интересная легенда, – одобрил капитан.

– А вот я еще вам расскажу…

Но на улице хлопнула калитка. Фрау Нидермайер, выглянув в окно, всплеснула руками:

– Макс! И в каком виде! Боже мой! Что с ним такое случилось?

В комнату вошел лейтенант Кольбе. Куда девался его бравый вид! Голова лейтенанта была забинтована так, что рыжие волосы совсем скрылись под повязкой. Правая рука висела на перевязке. Он сильно хромал.

– Макс, дорогой! Что с тобою?! – воскликнула фрау Клара, обнимая своего любимого племянника.

– Осторожнее, осторожнее, тетушка, – взмолился Макс – У меня, наверное, ни одной косточки без щербинки или трещины не осталось. Из самого ада полуживым выскочил.

– Да что с тобою, Макс? С кем подрался? – заинтересовался капитан.

– Какое там подрался!.. Это нам по морде дали. И как дали. Тридцать шесть убитых и семьдесят два тяжело раненных, не считая таких, как я, – ходячих.

– Фю-и-ть, – присвистнул капитан. – Солидно. Как это так!

– Черт бы брал этих русских! – воскликнул Макс – Все это их штучки. Не по правилам, свиньи, действуют. Ну, смылись, так и смылись бы по-честному. А зачем мины расставлять?

– Вот, господин капитан, – не утерпела фрау Нидермайер. – Я вас ночью будила, говорила, а вы не поверили.

– Да и сейчас не верю, – упорствовал капитан. – Откуда здесь взяться русским?

– Дьявол их знает, откуда они здесь появились, – обозлился Кольбе. – Но такую мясорубку, какую они нам устроили вчера, до самой смерти не забудешь. Подумать только, тридцать шесть убитых… и какие это были люди… бульдоги!.. вепри!.. гориллы!.. каждый был в два метра ростом и кулачище – во!.. Отборный народ! Хоть на выставку.

– Да ты садись, Макс, и расскажи толком, что произошло?

– Да, собственно говоря, и рассказывать почти нечего, – немного спокойнее заговорил Кольбе. В нескольких фразах, пересыпанных ругательствами, он изложил вчерашнее происшествие.

– Русских задержали? – спросил капитан.

– Нет. Все удрали. Как сквозь землю провалились.

– А собаки?

– Они еще до начала всей этой истории от яда передохли.

– Из офицеров никто не погиб? – осведомился Бунке.

– Никто. Легче всех отделался Цехауер. Ни одной царапины. Майора Попеля крепко стукнуло. С холма, говорят, сам уехал, а сегодня еле ходит.

– Очень рад, что майор Попель не стал жертвой этой глупейшей истории, – с выражением доброжелательности на лице проговорил Бунке. – Он на меня произвел самое приятное впечатление. Это, по-моему, способный и культурный офицер.

– Способный!.. – раздраженно фыркнул Макс. – Он-то и велел штурмом взять холм. Как будто не знает, что с русскими надо быть осторожным…

– Что ж, он действовал, как и подобает офицеру фюрера, – смело и решительно взял майора Попеля под свою защиту Бунке. – Я бы на его месте действовал так же.

Фрау Нидермайер не терпелось поговорить с племянником наедине. Кроме того, она боялась, чтобы в запальчивости ее Макс не сказал чего-либо резкого про майора гестапо. Кто его знает, как к этому отнесется капитан Бунке!

– Ну, начались служебные разговоры, – всплеснула руками фрау Нидермайер. – Это совсем не интересно. Расскажи лучше, Макс, как устроилась фрейлин Лотта? Как она сейчас выглядит? Поправилась ли после несчастья в Зегере?

– Я с нею почти не разговаривал… – угрюмо ответил Кольбе. – Когда приключилась эта штука с Фрицем, не до разговоров было.

Капитан Бунке поднялся из-за стола, поблагодарил фрау Нидермайер и вышел, оставив хозяйку наедине с племянником. Капитан закурил сигарету, спустился с крылечка и пошел во дворик, залитый жаркими лучами солнца.

По чисто выметенной и посыпанной песком дорожке он прошел в глубь заросшего кустами роз палисадника. От улицы кусты, кроме решетки, отделялись вставшими ровной шеренгой молодыми и стройными, как новобранцы, ясенями. Яркая, еще не запыленная весенняя зелень кустов радовала глаз. В центре небольшой цветочной клумбы, на невысокой подставке, переливался и сиял под лучами солнца большой зеркальный шар. В нем отражался весь окружающий пейзаж, правда, уменьшенный в тысячи раз, но зато ставший во много раз ярче.

Капитан с минуту постоял перед клумбой, докуривая сигарету. «Узок же кругозор немецкого мещанства, – подумал он, усмехаясь, – коль даже такой пустячный эффект доставляет ему удовольствие. Мещанину непонятна могучая красота природы. Он хочет видеть ее миниатюрной, меньше, чем он сам, отраженной на дешевом, покрытом зеркальной эмульсией стеклышке».

От калитки донеслись голоса. Капитан прислушался. Франц разговаривал с кем-то посторонним. Капитан не мог разобрать слов, но по тону голоса понял, что Франц чем-то встревожен. Сунув правую руку в карман, Бунке направился по дорожке в сторону калитки. Но Франц уже сам шел ему навстречу. В руках денщика белели две четвертушки бумаги.

– Что случилось, Франц? – негромко спросил Бунке.

– Повестки. Вас вызывают в гестапо.

– По делу об убийстве Гольда, – сказал капитан, прочитав текст повестки.

– Пойдем?

– Придется. Вызвали на восемь вечера, – медленно проговорил капитан, обдумывая что-то. – Рановато немного… Ну, что ж, ничего не поделаешь. – Затем шепотом, пристально глядя на Франца, добавил: – Сюда мы уже не вернемся. А там будем действовать по обстановке.