Текст книги "Повести и рассказы"

Автор книги: Владимир Мильчаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 37 страниц)

Мои позывные – «Россия»

Глава 1
Ночной разговор

Черные тяжелые тучи медленно ползли над самой землей. Выше туч, надсадно завывая, шли с запада на восток и с востока на запад косяки бомбардировщиков. Ниже туч, на земле, притихшей, ощетинившейся стволами зениток и счетверенных пулеметов, все было залито густой темнотой.

Дождь, начавшийся еще с полудня, к ночи перешел в бесконечный косой от ветра ливень. Ветер бесновался, сердито гудел в тугих телефонных проводах, сгибал почти до земли придорожные кусты, кидал в лица шагавших по шоссе солдат пригоршни холодной дождевой воды.

Было темно и не по-весеннему холодно. Ни одного приветливого огонька не светилось в этой холодной темноте. Казалось, на тысячи верст вокруг нет теплого человеческого жилья. С трудом можно было поверить, что совсем недалеко деловито гудят сотни военных заводов, сосредоточенно готовит победу затемненная, по-фронтовому суровая Москва.

Линия фронта далеко откатилась от столицы, но на каждом шагу все еще попадались, напоминали о недавних боях страшные следы вражеского нашествия. Вдоль шоссе, на месте недавно шумных, залитых ярким светом городков и поселков, тянулись развалины. Скорбно смотрели пустыми глазами оконных проемов обгорелые коробки каменных домов. Поля были изрубцованы десятками километров траншей, эскарпов и контр-эскарпов. Частые ряды надолб из отрезков рельс уходили бесконечными лентами в темноту пустых, незасеянных полей.

По шоссе проносились вереницы тяжело нагруженных машин, тянулись бесконечные колонны пехоты. И машины, и люди упрямо двигались в одном направлении – на запад, в погоню за отступающим врагом.

Темнота скрывала от глаз людей все, что лежало в десятке шагов от дороги. Самый зоркий человек не смог бы рассмотреть, что всего в полуверсте от магистрального шоссе раскинулась обширная дубрава. К ней вела неширокая, но хорошо замощенная дорога. Отделившись от шоссе, дорога скрывалась среди стволов могучих берез и, пробежав с километр по дубраве, заканчивалась у высокой каменной ограды. Крепкие тесовые ворота, окованные для прочности железными полосами, в любое время суток охранялись двумя автоматчиками.

Внутри ограды шумел все тот же густой вековой лес. Белоствольные в два обхвата березы закрывали своими ветвями одноэтажный дом, раскинувшийся в виде огромной буквы «П».

Снаружи дом кажется пустым, необитаемым. Но это впечатление обманчиво. Никогда не замолкают в доме звуки человеческих голосов, шелест военных карт, звонки телефонов. Здесь всегда много людей. Большинство одето в форму офицеров Красной Армии. Большинство, но не все. Нередко здесь можно встретить людей в потрепанных полушубках, армяках и куртках самых различных фасонов. Их одежда почти всегда попахивает хвоей или сеном, с чуть приметной, но стойкой примесью дымки от лесных костров.

Иногда в коридорах или в какой-нибудь из комнат встречаются давно не видевшиеся друзья.

– Жив?

– Как видишь!

– Оттуда?

– Да!

– Ну, что там?

– Звереют… А ты?

– Скоро снова туда…

– Может, вместе удастся…

– Про это, брат, начальство знает. Как прикажут.

Лаконические фразы произносятся обыденным, деловитым тоном, и только потеплевшие глаза да затянувшееся рукопожатие говорят о том, как рады эти двое выпавшему на их долю счастью встретиться живыми и здоровыми на коротком перепутье тайных военных дорог.

Но говор и шум, переполняющие старинное здание, стихают перед большой обитой войлоком и клеенкой дверью. Около нее день и ночь сидит дежурный офицер. За дверью тишина.

…Мотоцикл с коляской, свернув с магистрального шоссе, помчался по дороге, пересекающей дубраву, и круто затормозил у окованных железом ворот.

Навстречу прибывшим стрельнул зеленый луч карманного фонарика. Вспыхнул и сразу же погас.

– Кто идет? – негромко спросили из темноты, ставшей еще чернее.

– Гвардии майор Лосев. Прибыл по приказанию…

– Проезжайте! Ожидают.

Ворота раскрылись. Подъехав к зданию, мотоцикл остановился. Пассажир вылез из коляски и взбежал на крыльцо, а водитель увел машину куда-то в темноту за здание.

Дежурный лейтенант у обитой клеенкой двери встретил прибывшего как старого знакомого.

– А, товарищ гвардии майор! Сейчас доложу. Генерал уже два раза спрашивал.

– Подожди, не спеши. Что у вас тут, пожар, что ли? Ведь я до десятого – свободный человек. Сам хозяин разрешил. А сегодня…

– А сегодня еще только третье на исходе, – соболезнующе подтвердил дежурный. – Генерал в шестнадцать ноль-ноль неожиданно приказал разыскать вас во что бы то ни стало. Где вас нашли?

Лосев рассмеялся.

– В театре, черти. Между вторым и третьим актом сцапали. Ну, ладно. Жми… Докладывай.

Дежурный скрылся за дверью кабинета. Лосев привычным движением провел рукой по борту кителя, проверяя, не расстегнулась ли пуговица, поправил волосы.

Высокий, худощавый, хотя и с широкой грудью, майор Лосев на первый взгляд не производил впечатления очень сильного человека. Лишь приглядевшись, можно было заметить, как натягивались рукава его широкого кителя, охватывая желваки мускулов, когда Лосев сгибал руку. Ему еще не было и тридцати лет. Волосы почти совершенно белого, льняного цвета вились и никак не хотели покорно лежать на голове майора. Очень голубые глаза, белая кожа, яркий румянец «во всю щеку» и широкие ладони с короткими пальцами – все это выдавало в майоре уроженца русского севера, знакомого со стужей, с тяжелым трудом на морозе.

– Войдите! – пригласил лейтенант, появляясь на пороге кабинета.

В большой полутемной комнате за столом, освещенным настольной лампой под низким плотным абажуром, сидел немолодой грузный человек в свободном, немного мешковатом кителе с погонами генерал-майора.

Лицо генерала, затененное абажуром, было почти невидимо. Тускло поблескивало золото погон.

Откинувшись на спинку стула и положив на стол большие тяжелые кулаки, генерал вглядывался в подходившего майора.

– Товарищ генерал! По вашему приказанию…

– Садитесь! – перебил генерал. – Знаю, что по моему приказанию.

Генерал говорил низким, немного хрипловатым голосом.

Майор сел в мягкое кресло перед столом.

– Я вызвал вас, майор Лосев, для того, чтобы поручить вам одно дело. Дело это сложное и… не совсем обычное. Генерал замолчал, как бы собираясь с мыслями. – Лосев, удобно устроившись в кресле, внимательно слушал, не отводя глаз от лица генерала. В глубокой тишине стало слышно тикание лежащих на столе карманных часов.

– Каждую ночь, – снова заговорил генерал, – неизвестная, расположенная во вражеском тылу радиостанция передает в эфир шифровку. Шифр – наш, но снят с употребления уж месяцев восемь. Вот, ознакомьтесь…

И генерал через стол протянул майору лист бумаги, на котором четким почерком было написано:

«Немедленно уничтожьте Грюнманбург. Готовится грозная опасность. Бомбите тяжелыми на километр севернее дубового леса. Бомбите немедленно, Грюнманбург – страшная угроза для Советской Родины…»

Возвращая прочитанную шифровку, майор удивленно посмотрел на генерала. Тот усмехнулся:

– Удивлены? Думаете, причем тут разведчики, коль можно послать тяжелые бомбардировщики, и они за полчаса от этого Грюнманбурга только дырку оставят. Так ведь?

Майор пожал плечами и ничего не ответил, но по лицу было видно, что он думает именно так.

Генерал подошел к занавеси, закрывавшей всю стену, и отдернул ее. Перед майором открылась карта Германии.

– На этой карте, – негромко заговорил генерал, – составленной для фашистского генштаба на основании самых последних данных, населенного пункта Грюнманбург нет. А на ней обозначено все, вплоть до путевых будок и отдельно стоящих деревьев.

Майор нахмурился:

– Разрешите спросить, товарищ генерал. Местонахождение передающей станции установлено?

– Очень относительно, – ответил генерал. – Наши пеленгаторы определили, что радиостанция где-то в этом районе. На северо-западе Германии.

Генерал очертил рукой значительный кусок в левом верхнем углу карты.

– Но ведь тут нет ни дорог, ни крупных промышленных городов… – начал майор.

– Дорога, во всяком случае, уже появилась, – прервал Лосева генерал. – Здесь сейчас новая автострада проложена. С побережья к восточным границам. Вон она нанесена на карту карандашом, от руки. А вот в этом лесном массиве немцы для чего-то построили мощную теплоэлектроцентраль. Строительство велось спешно, в условиях полной секретности. Куда идет электроэнергия с этой новостройки, неясно. Во всяком случае, не в центр страны.

Оба замолчали, вглядываясь в интересовавший их участок карты.

– Грюнманбург где-то здесь, – продолжал генерал. – В треугольнике, нижней стороной которого является автострада до ее поворота на юго-восток, а вершиной – вон тот мысок на побережье. Железная дорога пересекает треугольник с севера на юг.

– Но ведь в каждой стороне треугольника будет чуть не сотня километров, – на глаз прикинул Лосев.

– Сто двадцать, – поправил генерал. – Уже измерили.

– Да-а, – протянул майор Лосев. – Есть где погулять, пока разыщешь этот самый Грюнманбург.

И снова установилось молчание. Лосев изучал указанный генералом треугольник карты уже как место своих будущих действий. В натренированной памяти разведчика запечатлелись названия населенных пунктов, извилистые дороги местного значения, голубые линии речек и речушек.

– Вот откуда-то из этого места Германии каждую ночь несется к нам голос друга, – нарушил молчание генерал, задергивая карту, и Лосев услышал в его голосе непривычное волнение. – Неизвестного друга… Каждую ночь, чаще всего между двадцатью четырьмя и часом.

– Странное название у этого населенного пункта, – вслух размышлял Лосев. – Грюнманбург – Город зеленых людей. Оно или очень старинное, или придумано каким-нибудь мистиком. И почему ориентиром для бомбежки избран дубовый лес? В городе – и дубовый лес… Странно.

– Странного во всей этой истории немало, а бесспорно только одно: шифровку передает наш человек. Дезинформация исключается по целому ряду причин. Я лично думаю, что автор шифровки – наш советский летчик или радист, захваченный в плен фашистами. Держат сокола за решеткой, а он и оттуда пытается Родину об опасности предупредить. Передачи начинаются в самые различные часы ночи и обрываются всегда неожиданно, иногда на середине слова. Полного текста шифровки принять ни разу не удалось. А координаты Грюнманбурга, видимо, в самом конце текста. Видимо, радисту что-то мешает, – продолжал генерал, усевшись на свое место. – Ясно, что фашисты замышляют какую-то пакость. И, конечно, в первую очередь эта пакость угрожает нам. Хотя что-то уже пронюхали и наши союзники. Они серьезно обеспокоены. Вот, познакомьтесь.

И генерал, достав из папки, лежавшей на столе, документ, протянул его майору.

Пока Лосев внимательно читал поданную ему бумагу, генерал позвонил. Дежурный офицер вошел в кабинет.

– Материалы, которые я приказал подобрать, готовы?

– Так точно!

– Давайте.

Дежурный скрылся и через минуту вернулся с объемистой папкой. Подав ее генералу, он снова вышел, плотно притворив за собою дверь.

– Безусловно, союзники тревожатся о том же, о чем идет речь в шифровке, – задумчиво проговорил майор, возвращая документ генералу. – Только, что это с ними? Ведь они прямо в панику ударились.

– Ну, у нас нервы покрепче, как-нибудь выдержим, не испугаемся. Но шифровка – сигнал серьезный. К сожалению, координаты Грюнманбурга нам неизвестны. Установить же их необходимо, и в самый короткий срок. – Генерал пристально взглянул на майора, быстро поднявшегося с места. – Установить местонахождение пункта Грюнманбург и разведать, что там фашисты готовят на нашу голову, поручается вашей группе, майор Лосев. Сегодня ночуете здесь. Комната вам приготовлена. Ознакомьтесь с материалами. – Генерал подал майору папку, принесенную дежурным. – Организация переброски вашей группы в тыл противника, связи с вами и прочего поручена, как всегда, подполковнику Черкасову. На всю подготовку даю трое суток – семьдесят два часа. Понятно?

– Вполне, товарищ генерал.

– Забросим вас в район автострады, так сказать, в середину основания треугольника. Здесь сплошные леса, правда, молодые, но в первые дни они вам будут надежным укрытием. Для того, чтобы выполнить задание, кому-нибудь из вас, а может быть, и всей группе придется легализоваться. Познакомьтесь с материалами, уточните детали с Черкасовым, подготовьте группу, а за сутки до переброски доложите мне свои соображения Вопросы есть?

– Все понятно, товарищ генерал, вопросов не имею, – негромко ответил Лосев.

Генерал подошел к Лосеву, и, дружески положив руки ему на плечи, слегка потряс майора.

– Загонял я тебя, Николай Михайлович. Сам дал тебе десять дней отпуска, да, видишь, ничего не вышло. Не обижайся. Некого послать. Лучше тебя с этим делом никто не справится.

– Что вы, товарищ генерал, – растроганно ответил Лосев. – Какая обида! Отдых нам сейчас и не положен. На то и война. Отдыхать после войны будем.

– Ой ли! – лукаво улыбнулся генерал, все еще держа майора за плечи. – Боюсь, что и после войны у нас дел будет не меньше. Кое-кому очень не понравится, что мы бьем, а не нас бьют. Так что после войны… Ну, да это еще когда будет!.. Ты вот сейчас смотри. Береги себя и людей. Ну, пока, действуй. – И генерал с грубоватой нежностью похлопал майора по плечу. – Иди!

Забрав папку и попрощавшись, Лосев, направился к двери. Уже на пороге он услышал окрик генерала.

– Николай Михайлович!

– Я слушаю вас, товарищ генерал, – повернулся майор.

– Позывные для радиосвязи я тебе дам сейчас. Твоими позывными будет слово, – генерал на мгновенье замолк и затем, понизив голос, торжественно произнес: – «Россия». Понял?

– Понял. Мои позывные – «Россия», – почти шепотом ответил генералу майор Лосев.

Глава 2
В госпитале

Расположившись в отведенной ему комнате, майор Лосев решил перед сном познакомиться с материалами, полученными от генерала.

Папка была объемистой. В ней было много вырезок из иностранных, в том числе и немецких газет, записей перехваченных радиосообщений, копий, донесений, несколько брошюр. И все это относилось к району будущей деятельности группы разведчиков майора Лосева.

Увлекшись, Лосев не замечал, как проходила ночь. Уже под утро, взглянув на часы, он с сожалением оторвался от папки и стал раздеваться. Но в этот момент в дверь постучали.

– Войдите, – разрешил Лосев, натягивая на себя только что снятый китель.

В дверях стоял незнакомый лейтенант.

– Вы гвардии майор Лосев? – спросил он.

– Да.

– Только что звонил подполковник Черкасов. Он просит приехать в госпиталь номер два. Приказал передать, что в госпиталь доставлен раненый, с которым вам необходимо поговорить.

– А где этот госпиталь номер два? – недоумевая, о каком раненом идет речь, спросил лейтенанта Лосев. – И как я туда доберусь?

– Машин, к сожалению, сейчас нет. Вам придется ехать на мотоцикле. Водитель знает дорогу. Да это совсем недалеко. Километров четырнадцать-пятнадцать. Что прикажете ответить подполковнику Черкасову?

– Доложите, что я выехал, – ответил Лосев.

«Что это за раненый? – размышлял майор, сидя в коляске мотоцикла, мчавшегося сквозь ночь и непогоду. – Может быть, найден кто-либо, бывший в тех местах до войны? А может быть, радист? Да нет, невозможно. Ведь шифровку передавали еще вчера. Кто же?..»

Не найдя подходящего ответа, майор поплотнее надвинул капюшон плащ-накидки, стараясь уберечься от хлеставшего прямо в лицо дождя.

Подполковник Черкасов встретил Лосева в вестибюле госпиталя, разместившегося в двухэтажном здании школы-десятилетки.

Щуплый с виду, подвижной человек лет сорока, всегда занятый десятками неотложных дел, подполковник Черкасов был кадровым офицером. Лучшей из всех существующих на земле профессий он считал профессию разведчика. Источником постоянной и тайной скорби подполковника было то, что рост его, даже при двойной подошве сапог, не превышал ста пятидесяти сантиметров. Это делало фигуру Черкасова слишком необычной, привлекавшей внимание. А ведь разведчик ничем не должен выделяться, даже малым ростом. Короче говоря, уже более десятка лет подполковник Черкасов не был за рубежом, хотя ни одно ответственное разведывательное мероприятие не обходилось без его незаметного, но совершенно необходимого участия. Затаив в глубине души горечь, подполковник весь свой талант и опыт разведчика отдавал на то, чтобы помогать своим друзьям по оружию, облегчать им путь к успехам.

Схватив Лосева за руку, подполковник потащил его на второй этаж. Там начальником госпиталя Черкасову была отведена на сегодняшнюю ночь маленькая изолированная комната.

– Понимаешь, Коля, – зашептал он, плотно закрыв дверь комнаты. – Тебе здорово повезло. Партизаны под Винницей захватили немецкую машину. А в ней, оказывается, ехал-какой-то Отто фон Бломберг. – Так его со всеми чемоданами и портфелями сюда доставили. И, понимаешь, как получилось. Уже на нашей территории этот самый Бломберг под бомбежку попал. Ну, и… в общем, кажется, не выживет. Он бредит. Про Грюнманбург несколько раз упоминал. Понимаешь? Я поэтому и вызвал тебя.

– Где он сейчас, этот Бломберг?

– В отдельной палате, конечно. Там двое наших. С тех пор, как он в госпитале, каждое его слово стенографируют.

Накинув белоснежные халаты, оба офицера вышли в коридор и направились в противоположный конец здания.

Шагая впереди и поминутно оглядываясь на идущего следом майора, подполковник Черкасов с довольным видом говорил:

– Если даже и не удастся привести этого Бломберга в сознание, мы все же многое узнаем из его бумаг. У него в чемодане – целая связка писем и альбом фотографий.

– Это хорошо. Но лучше, если бы он сам заговорил…

Коридор был пуст. Из-за плотно закрытых дверей палат не доносилось ни звука. Только в самом конце коридора около крайней двери неслышно шагал взад и вперед пожилой автоматчик.

Офицеры вошли в палату.

В небольшой комнате с широким многостворчатым окном помещалась одна койка. На ней неподвижно вытянулся человек, укрытый белой простыней. Только длинные тонкие руки багровели поверх простыни. Одна рука была вытянута вдоль тела, другая, согнутая в локте, опущена на грудь. Ее пальцы беспрерывно двигались, как бы подбирая что-то, лежащее на груди, и брезгливо отбрасывая в сторону.

Лосев обратил внимание на холеные ногти фашиста. На безымянном пальце сверкал старинный перстень с печаткой.

«Из крупных, – пронеслось в голове майора. – Аристократ».

Лицо фашиста было пунцово-красным, глаза широко открытые, но мутные, без всякого проблеска мысли. Запекшиеся губы беспрерывно произносили то бессвязные слова, то целые фразы, обращенные к кому-то отсутствующему. Бред иногда понижался до шепота, то вдруг поднимался до крика. Но глаза по-прежнему были бессмысленными, лицо неподвижно и только пальцы конвульсивными движениями все сбрасывали и сбрасывали что-то с груди.

У изголовья раненого на раскладном стуле сидела девушка и, вслушиваясь в бессвязный бред фашиста, заносила на разлинованный лист блокнота размашистые стенографические знаки. Ее напарница отдыхала, сидя на таком же стуле с противоположной стороны кровати.

Рядом с небольшим столиком, поблескивавшим склянками с лекарствами и шприцами, оперлась спиной о стену молоденькая медицинская сестра. Тут же сидел на табуретке врач. Оба с таким напряженным вниманием вглядывались в лицо раненого, что це заметили вошедших в палату офицеров.

– Ну, что? – нетерпеливо спросил Черкасов.

– Все так же, – подняв голову, ответил врач. – Агония. Минут через двадцать наступит конец.

Майор Лосев подошел к изголовью фашиста. Одна из стенографисток поднялась со стула, уступая майору свое место. Бломберг что-то шептал. Чтобы не упустить ни слова, Лосев склонился над раненым. Тот уставился на него мутными бессмысленными глазами и заорал по-немецки:

– Фран! Осел! Давай назад! Партизаны!

Лосев даже вздрогнул от неожиданности, но раненый, уже успокоившись, заговорил ласковым, немного снисходительным тоном:

– Лотта, девочка, это мой последний выезд на Восток. Мне обещал Гиммлер… Генералу Лютце давно пора в архив… Через две недели мы встретимся в Грюнманбурге… Сейчас я должен ехать… Опасности никакой. Ведь в Виннице ставка фюрера… фюрера… русские… Я тебе привезу… – и вдруг, без всякого перехода, умирающий замурлыкал джазовую нескромную песенку:

 
Каждой девочке в наследство
от мамаши перешло…
 

Лосев поднялся со стула и подошел к врачу.

– Скажите, товарищ, есть ли какая-либо возможность хотя бы на минуту вернуть раненому сознание?

– Никакой! – развел руками врач. – Слепое ранение черепа, проникающее в мозг. Кроме того, уже наступила агония. Если бы его доставили к нам хотя бы на час-два раньше…

Переглянувшись, Лосев и Черкасов попрощались и вышли из палаты. По коридору несколько минут шли молча.

– Кто он такой? – заговорил Лосев, когда друзья вошли в комнату подполковника.

– Полностью, понимаешь, еще не установили, – пожал плечами Черкасов. – Звание у него немалое: что-то вреде генерала и к тому же эсэсовского, но из новоиспеченных. И притом какой-то странный этот самый без пяти минут генерал. Он, по-моему, химик или физик.

– Да-а? – вопросительно протянул Лосев.

– Да, да! – подтвердил Черкасов. – У меня есть подозрение, не родственник ли он маршалу фон Бломбергу. Хотя… Бломбергов в Германии – как у нас Петровых. К утру установим все данные полностью.

– А что за альбом обнаружен в его чемодане? – спросил Лосев, усаживаясь на табуретку.

– Альбом интересный. Этому Бломбергу, видимо, здорово доверяют заправилы Германии. В альбоме есть фотографии, на которых Бломберг снят и с Гитлером и с Гиммлером.

– Это, пожалуй, интересно, хотя и не самое главное, – словно размышляя вслух, заговорил Лосев. – А пейзажные снимки в альбоме есть?

– Специально пейзажных мало. Фотографий женщин, снятых на фоне природы, много.

– Очень хорошо, – довольно потер руки Лосев. – Знаешь что, Сеня? Можно будет к утру приготовить мне запись бреда, письма и альбом?

Черкасов рассмеялся:

– К утру? Да ты, дружище, спятил. – Подполковник подошел к окну и отвернул светомаскировочный занавес. На улице было светло, солнечный диск поднимался над омытой ливнем землей. – К утру, понимавши, никак не могу. Разве к завтрашнему…

– Что ты! – даже привскочил на табуретке Лосев. – К завтрашнему нельзя. Ведь генерал дал на подготовку только семьдесят два часа.

Подполковник подошел и сел рядом с Лосевым.

– Вот что, товарищ гвардии майор, – заговорил он строго, в то время, как глаза его смеялись. – Как старший по званию и ответственный за организацию твоей экскурсии приказываю поехать и немедленно лечь спать. Спать до… – Черкасов взглянул на ручные часы, – до восемнадцати ноль-ноль. Без разговоров, – погрозил он кулаком, видя, что Лосев хочет протестовать. – Когда материалы будут готовы, сам разбужу.

Видя, что возражать бесполезно, Лосев поднялся и стал надевать шинель. Черкасов, не двигаясь с места, смотрел на него ласково, по-отечески. Когда Лосев, уже затянув ремень, надел фуражку, Черкасов вдруг соскочил с табуретки, побежал к майору, обнял за талию и, заглядывая снизу вверх ему в глаза, таинственно зашептал:

– Эх, Колька, какую я тебе переброску к фашистам в тыл придумал! И генерал утвердил. Слова не сказал. Пальчики оближешь. – Отступив на шаг, он вдруг строго спросил: – Ты самолетом-то управлять не разучился?

– Думаю, нет. А что? – удивился Лосев.

– А если придется вести тяжелый? Двухмоторный?

– И двухмоторный поведу. А что?

– Ничего. Приказываю ехать и спать до моего прихода. Выполняйте приказание, гвардии майор Лосев.

– Есть выполнять приказание! – с подчеркнутой четкостью откозырял Лосев. – Поеду спать, но после сна я злой бываю. Не будут готовы материалы – съем тебя без остатка, с петлицами и даже с сапогами, – свирепо прорычал Лосев, – не посмотрю, что ты подполковник. Учти это, Сеня. Пожалей свою молодость.