Текст книги "Долгий поцелуй на прощание"

Автор книги: Виктория Рутледж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 33 страниц)

Телефон не смолкал. Несомненно, плохие новости. Дант уже потерял бы терпение. Раздраженно фыркнув и преодолев слабость во всем теле, Кэт поднялась из ванны. Полотенце, которое она повесила на батарею, еще не высохло после утреннего душа. Она завернулась в него и нашарила непослушными ногами тапочки.

В прихожей после ванной было прохладно. Руки покрылись гусиной кожей.

– Алло, – крикнула она в трубку, чуть не сорвав телефон со стены.

– Кэти?

Она взволнованно открыла рот.

– Джайлс! О, боже мой, как замечательно слышать твой голос! Я как раз думала о тебе!

Все открыточные попытки изображать отчуждение испарились. Счастье хлынуло в кровь, как кофеин. Она закрыла глаза, чтоб лучше его слышать. Как странно – его голос звучит в доме, где он никогда не бывал.

– Я звоню с работы.

Его сдержанный тон предупреждал, что он не может говорить свободно, но Кэт была слишком взволнована, чтобы обратить на это внимание.

У Данта и Гарри были красивые голоса. Но голос Джайлса даже по телефону заставлял ее почувствовать себя голой. В его устах самые невинные замечания могли звучать эротично – если он этого хотел. Кэт при этом словно таяла и не понимала смысла его слов. Для человека, звонящего с работы, он говорил голосом, максимально напоминающим интимный шепот.

– У нас около семи, а у тебя, должно быть, обед? – Кэт плотнее затянула полотенце. – Ты вытащил меня из ванны. Я совершенно голая, если не считать полотенца.

– Правда?

В голосе его звучал неподдельный интерес. Кэт счастливо улыбнулась.

– О, да. На самом деле, – она сбросила полотенце, – ах, оно упало.

Джайлс на том конце провода засмеялся, затем кашлянул.

– Слушай, Кэти, мне бы очень хотелось поговорить с тобой о полотенцах, но я звоню по делу.

Так он звонит не просто ради общения? Кэт обиженно поежилась и ногой придвинула полотенце поближе.

– Я только что узнал замечательную новость. Я знаю, тебе она непокажется замечательной. Но я решил рассказать тебе сразу. Я, правда, узнал только сегодня утром.

– Выкладывай, – снисходительно согласилась Кэт, поглаживая пупырышки на коже. – Я прочитала твое письмо. Я не просто проглядела все, что ты пишешь про международное сотрудничество. – Она прислонилась к стене и вспомнила, как соблазнительно он выглядел в деловом костюме. Костюмах. У него их множество. – Продолжай, что ты сделал?

Пауза показалась бесконечной. Уловив веселые нотки в его голосе, Кэт сразу же догадалась, что нечто ужасное встанет между ними. Другая девушка? Болезнь? Увольнение? Кэт чувствовала себя беспомощной: она на другом конце провода и не может читать выражение его лица, держать его руки.

– Меня перевели на программу для продолжающих.

– Ах, но это же здорово! – Кэт облегченно вздохнула. Повышение. Всего лишь повышение. – Конечно,это замечательно! Молодчина! Ты чудо!

Снова пауза.

– Гм, да, я перешел в другой проект. Но это значит, что я остаюсь здесь до Рождества.

Пауза превратилась в дуэт молчания. Рот Кэт открылся в безмолвном крике. Рождество. До него – мозг Кэт бешено подсчитывал – тринадцать недель! Ее лицо сморщилось, словно у маленькой девочки.

– Кэти? Ты слышишь? – Голос Джайлса звучал озабоченно, даже виновато.

– Но ты мне нуженздесь! – выговорила Кэт, не в силах сдержаться.

Ей немедленно захотелось взять эти слова назад, но было поздно. Кэт открыла глаза и увидела остатки вчерашнего ужина, разбросанные по кухонному столу. Ей хотелось в детском отчаянии топать ногами.

– Мне на самом деле очень жаль, но это всего лишь еще несколько недель, и я просто не могу отказаться – такая блестящая возможность. Кэт?

Кэт закусила губу. Ей не хотелось говорить. Она больше не могла представить себе Джайлса. В голове ее звучал только надоедливый припев из песенки «Амадеус». Она как раз слушала ее по радио, когда зазвонил телефон. Ей хотелось придумать что-нибудь любезное в ответ, но единственные слова, приходящие в голову, были слова припева.

– Кэт? – У Джайлса был встревоженный голос. – Кэт, пожалуйста, скажи, что рада за меня. Я надеялся, что ты будешь за меня рада.

– Конечно, я рада, – автоматически ответила Кэт. Поймет ли он, что она лжет? Разве это важно? – Я просто… Я просто надеялась, что ты вернешься скорее. У меня были планы, – добавила она, вопреки собственной воле делая себе еще больнее.

– Судя по твоему письму, я подумал, что ты как раз только-только по-настоящему устроилась. – Джайлс уже вновь обрел почву под ногами. – Такой интригующий рассказ о работе, прелестная история про твоего соседа – как там его? Дарюс?

– Дант.

– Дант, да. Замечательное письмо. Мне очень понравилось. Было такое чувство, словно ты говоришь со мной. Я читаю его снова и снова.

Кэт с испугом заметила, что он понизил голос – как будто стыдится разговаривать с нею из офиса. Джайлс казался дальше, чем когда-либо.

Несколько мгновений оба тихо дышали в трубки. Они не могли придумать, что бы сказать такое, от чего не станет хуже. Во время молчания до Кэт вдруг дошло: раз Джайлс не вернется и не спасет ее в ноябре, ей придется расплачиваться за свои проступки на работе после возвращения Дженифер не месяц, а месяц и еще пять недель. Кэт стало дурно.

– Джайлс, я так скучаю по тебе. Я не думала, что могу так скучать.

Он был прав, когда решил, что лучше некоторое время не говорить друг с другом. Его голос теперь только обострял ее страдания. Слезы комом стояли в горле.

– Пожалуйста, не говори так, Кэт.

Она услышала отчаяние в его голосе. Кэт проклинала себя за то, что не умеет держаться как взрослая. Ему тоже трудно. Он там один, работает с напряжением. «Да, именно», – прозвучал саркастический голос в ее голове.

– Ты справишься. До Рождества не так много времени. У нас будет самое прекрасное Рождество. Я обещаю. Я привезу тебе из Америки все, что хочешь. Мы куда-нибудь съездим вместе, – он вздохнул. – Я просто хотел тебе рассказать как можно скорее, чтобы ты привыкла к этой мысли. Так лучше, чем узнать за неделю до моего предполагаемого приезда.

Кэт разрывалась между двумя равными по силе желаниями – швырнуть трубку, броситься на кровать и разреветься – или слушать его голос, пока это возможно. Ей не хотелось начинать плакать. Не по телефону. Это было бы некрасиво.

– Джайлс, я понимаю, что по моему голосу не скажешь, но я очень горжусь тобой, – удалось ей выдавить. – Ты такой умный, тебе надо идти вперед и делать все, на что ты способен.

Ей хотелось добавить: «Я всегда буду тебя ждать», но это звучало слишком похоже на эпитафию.

– Я знал, ты поймешь, – сказал Джайлс с облегчением в голосе. – А я очень рад, что ты становишься без меня самостоятельной. Вы никуда не ходили с Селиной? Она собиралась позвонить тебе и назначить встречу.

«Разве хорошо пинать лежачего? – подумала Кэт. – Выпить по стаканчику с сочувствующей Селиной? Я не настолькоодинока».

– Нет, она не звонила, но она привезла… ах, я даже не поблагодарила тебя за музыкальный центр. Он мне так помог. Я все время слушаю…

На линии послышался приглушенный шум. Джайлс отвечал на чей-то вопрос на иностранном языке. По-французски? Кэт силилась разобрать.

– Кэт, мне очень жаль, но я должен идти. Эта сделка, о которой я тебе писал, она срывается, и мне надо поговорить с коллегами из Парижа. Я с нетерпением жду встречи, правда. Правда, жду.

– Я тоже, – тихо сказала Кэт. – Я люблю тебя, Джайлс.

Его голос упал до шепота.

– И я тоже тебя люблю. Закутывайся быстрее снова в полотенце, а не то простынешь.

Несмотря ни на что, по ее телу пробежала дрожь.

– Пока, – прошептала она.

Горячие слезы потекли по щекам, бороздя уже засохшую маску, стянувшую кожу. Она представила себе Дорис, которую хозяева оставляют в приюте просто потому, что им понадобился еще один месяц каникул. Большие грустные собачьи глаза полны непонимания. Слезы полили сильнее.

– Пока, – непреклонно, но нежно.

– Пока.

Джайлс грустно вздохнул:

– Я напишу тебе, как только вернусь домой, ладно?

– Пока.

Рывком Кэт бросила трубку раньше, чем услышала щелчок на другом конце провода, и тут же пожалела об этом. Ее немедленно окружил запах немытых тарелок, слишком давно лежащих в раковине.

Словно зомби, Кэт доплелась до ванной и взглянула на свое лицо. От кожи отставали белые пласты глины с глубокими серыми канавками на месте пролившихся слез. Похоже на иллюстрацию к одному из идиотских триллеров Джо.

Кэт ополоснула лицо, спустила воду в остывающей ванне, натянула самые старые джинсы и первую попавшуюся футболку и пошла за бутылкой вина.

Когда музыка смолкла, Кэт услышала стук в дверь спальни. Уже почти час она слушала песни, которые напоминали ей о Джайлсе, а когда они закончились – те, что напоминали о бывших парнях. Кэт все больше пьянела и дурнела. Она плакала, пока оставались слезы, – на удивление долго.

– Кэт?

Тук-тук-тук.

«Убирайся, я умираю», – подумала Кэт.

Она вылила все, что оставалось в бутылке, в кружку. Вина оказалось мало – она выпила его одним махом.

– Кэт?

Тук-тук-тук.

Прокручивая в голове разнообразные трагические сценарии, Кэт колебалась: притвориться, что ее нет дома, и в тишине растравлять свои раны или продемонстрировать их кому-нибудь в ожидании сочувствия. Она попыталась встать, но внезапно почувствовала головокружение. А левая нога затекла.

– Кэт, я знаю, что ты дома. Дант говорит, что если ты еще раз поставишь ту же кассету, он придет и собственноручно тебя прирежет. Ножом для резки хлеба.

Из-за двери показалась голова Гарри. Он сморщился от отвращения.

– Черт возьми. Что ты пьешь?

Кэт подняла на него несчастные глаза.

– Красное вино, – поставил Гарри диагноз. – У тебя очаровательные усы из красного вина. – Он вошел и взял в руки бутылку. – Ты выпила ее одна? Еще только половина восьмого!

– Неужели?

Кэт была удивлена. Ей казалось, что намного позднее.

– Слушай, – он поставил бутылку. – Ты не можешь сидеть дома и пить в одиночестве. Это, прежде всего, не по-дружески. Пошли с нами. Мы с Дантом едем с приятелями в кабак.

Кэт тупо взглянула на него. На нем была красивая синяя рубашка. Поглаженная. Под ней еле виднелась футболка. Он недавно побрился, если судить по сильному аромату лосьона, наполняющему воздух. Гарри казался сильным, заботливым и добрым. Ей хотелось обнять его, но в сознании сохранились еще какие-то проблески трезвого рассудка. Она понимала, что эта идея неудачна.

– Можно будет потанцевать. Будет еда. Притворяться счастливой не надо, если тебе не хочется.

Кэт кивнула.

– Дай я переоденусь. – Она произносила слова тщательно, чтобы у него не сложилось впечатления, что она слишком пьяна и не может говорить.

– Чудненько. – На лице Гарри появилось облегчение. – Встречаемся в гостиной через пять минут. Вот умничка.

Он ушел.

Кэт оглядела беспорядок в комнате. Всюду вещи, напоминающие о Джайлсе. Но она не позволит себе больше думать о нем сегодня вечером, а не то можно оказаться в полночь на вокзале Виктории с рюкзаком за плечами и билетом домой. Она подошла к своему календарю и сорвала его. Затем с некоторым усилием стянула через голову футболку и принялась искать в комоде соблазнительную коротенькую маечку, одновременно прыская на себя духами.

Замерев с баллончиком в руке, Кэт вдруг подумала, что Гарри, Дант и их приятели не стоят таких усилий. Она знала своих соседей. Они вряд ли едут в какое-нибудь приличное место. Ладно, пусть только привезут в бесчувственном состоянии обратно. Ей все равно, куда ехать.

ГЛАВА 17

– Так тебя зовут Оскар? – Кэт старалась перекричать громкие визги.

– Нет, Тоска, – сказал Тоска в пятый раз.

– Доска?

– Тоска!

Кэт театрально возвела глаза к потолку.

– Прости, не расслышала ни слова.

Официантка записала заказ Данта (он указывал ей пальцем нужные пункты в меню), облокотилась на стол и закричала:

– Итак, вам мезе [32]32
  Традиционное греческое блюдо.


[Закрыть]на семерых, два графина красного вина, один белого для дамы и порцию узо [33]33
  Греческая анисовая водка.


[Закрыть].

Гарри в знак согласия поднял большой палец. Кто-то сзади кинул ему на шею бюстгальтер с большими чашечками. Хоть это казалось невозможным, визги стали еще громче. Ухмыльнувшись, Гарри замерил размер чашечек и бросил бюстгальтер обратно – на столик, откуда он, по-видимому, прилетел. В зале целых четыре столика были заняты группками истеричных девушек, так что Гарри пришлось швырять наугад. Бюстгальтер поймала женщина в ожерелье из презервативов и с буквой «У» на треугольной пластине, на груди (такие ставят на машины учащихся курсов вождения). Ее пришлось удерживать: она порывалась подойти поздравить Гарри с выигрышем главного приза этой ночи.

Сперва Кэт казалось, что она двигается и говорит в замедленном темпе. После первого стакана узо, которая по вкусу напоминала антисептическое средство, а по действию – анестезирующее, ей стало все равно.

– Итак, Доска, – Кэт сделала еще одну попытку поговорить, – тебе, должно быть, везет в жизни?

– Нет. Насколько я знаю – нет, – ответил он смущенно. Тут его рябое лицо расплылось в похотливой улыбке: – Если только ты сегодня не докажешь мне обратное.

Кэт отшатнулась и обратилась к Данту, который сидел с другой стороны от нее.

– Какой подонок, – доверительно сообщила она ему громким голосом.

Дант засмеялся.

Впервые с тех пор, как Кэт поселилась в доме Данта, он показался ей сносно-привлекательным в черной рубашке поло и джинсах. Как и всегда, в его глазах было выражение насмешки и превосходства; как и всегда, он был небрит, но темная щетина шла к его растрепанным волосам. Как это ни удивительно, на людях он мог напускать на себя вид «такой грубый, что даже красиво». Кэт подумала: если бы она не знала, что лежит в его коробке в ванной, то Данта можно было бы считать симпатичным. Теоретически.

Дант придвинулся ближе и прошептал прямо ей в ухо:

– Кэт, у тебя ширинка расстегнута. Возможно, это возбуждает Тоску.

Кэт посмотрела вниз и поняла, что на ней джинсы не на пуговицах. Когда она ходила в уборную, то застегнула верхнюю пуговицу и совсем забыла о молнии. С усилием она втянула живот и дернула молнию вверх. Собачка застряла на середине пути. По какой-то причине Кэт отнеслась к этому спокойно и просто заткнула за ремень салфетку, чтоб прикрыть дыру.

– Дант. – Между словами начали появляться длинные паузы. – Мы в этом… месте.

– Тоттенхэм-корт-роуд, – учтиво объяснил Дант. – Этот греческий ресторан называется «Кебабарама».

– Вокруг нас одни девичники.

Взгляд Кэт сфокусировался на женщине, вытягивающей из рукава бюстгальтер и поглядывающей на их стол.

– Да.

– Могу ли я тогда думать… что мы на… мальчишнике?

– И да, и нет.

Дант встал, поймал бюстгальтер раньше, чем он коснулся плеч Гарри, и отдал Тоске. Тот принялся с интересом его рассматривать.

Координация движений Данта впечатлила Кэт.

– Почему ты не… пьяный?

– Потому что, девочка, я гораздо больше привык пить, чем ты. Вдобавок ты начала, когда мы еще не пришли домой.

Каким-то уголком размягченного мозга Кэт отметила, что это был ее самый длинный разговор с Дантом.

– Ты женишься?

– Черт, нет.

– Гарри?

Дант гадко засмеялся.

Кэт медленно обвела взглядом стол. Гарри выплевывал в миску оливковые косточки, не подозревая, какое возбуждение он вызывал за столиком позади. Сет – его она узнала. Оскар – похож на бухгалтера, мерзко пялился на нее. Какой-то рыжий, то ли Игорь, то ли Угорь, распоряжался деньгами и бегал в туалет еще чаще, чем Кэт. Высоченный Том – Кэт помнила его имя только потому, что оно было единственным понятным из всех, которые она слышала в этот вечер. Том испортил впечатление о себе, упомянув, что является управляющим художественной галереи – той самой, где часто пропадал Дант. Кого из них можно избрать в спутники жизни?

– А ктоже женится? – упрямо спросила Кэт.

– Ладно. – Дант небрежно положил ладонь на ее руку. Кэт была слишком пьяна, чтоб обратить внимание на это оскорбление. Она только заметила, какие длинные у него пальцы. – Сосредоточься. Парни, которых ты видишь перед собой, никого не могут подцепить. Даже если поместить их в школу для девочек-подростков при монастыре.

Кэт взглянула на ребят. Они плевались друг в друга оливковыми косточками. Кэт была склонна согласиться.

– Поэтому очень часто, – продолжал Дант, убирая руку и зажигая новую сигарету, – когда нам безнадежно одиноко, мы устраиваем мальчишник. Скидываемся по пятьдесят фунтов. В порядке очереди назначаем Подставного Жениха. Напиваемся вдрызг в каком-нибудь местечке, где нам гарантировано достаточное количество женщин, которые отчаянно хотят, чтоб их подцепили. И даем волю инстинктам.

– Боже, какой ужас! – воскликнула Кэт.

Официантка принесла новый поднос с узо. Кэт быстро взяла свой стакан, чтоб Тоска не мог его выпить.

– А кто сегодня жених?

– Том. Я хотел бы, чтоб это был Гарри. Из-за моей сестры он слишком правильный. Придурок. Все знают…

– Все, кроме Гарри, – сказал Тоска.

Он перебил с уверенностью, что вмешивается в нужный момент, как человек, услышавший знакомый анекдот.

Кэт сверкнула на него глазами.

– По-моему, к тебе не обращались, Доска.

Тоска заметно съежился.

– Все знают, – продолжал Дант, – что Кресс интересуется только собой. Честно говоря, у него столько же шансов переспать с ней, как со мной. В любом случае, – Дант затушил спичку, – нам никогда не удается подцепить даже этих баб. Так что это все теоретические рассуждения.

– Самое подходящее определение.

Кэт залпом выпила свой стакан и ударила по руке, блуждающей по ее бедру.

Тоска пролил красное вино на белые льняные брюки.

_____

Когда появилась исполнительница танца живота, аудитория, как и следовало ожидать, разразилась требованиями увидеть и мужской танец. Безнадежно набравшаяся Кэт в смятении сжалась на своем стуле, когда четыре окосевшие дамы в тесных платьях, спотыкаясь, подошли к их столу. Гарри тотчас извинился и умчался на второй этаж. Одна из женщин, видимо, решила, что это открытое приглашение, но тут рыжий, имени которого Кэт не помнила, тоже поднялся и скрылся. Тома и Тоску «против их воли» вытащили на крошечный танцпол. Смотреть на дальнейшее Кэт не могла.

К уборным нужно было спускаться по жутковатого вида лестнице. Кэт уже после первого пролета почувствовала, что ей надо сесть. Она закрыла глаза рукой. Все кружилось. Она не напивалась так с вечеринки по случаю окончания университета. Тогда, по крайней мере, она знала, где что находится. В голове предупреждающе звенели маленькие колокольчики: она уже не может и на ногах держаться – одна в городе, которого не знает, с компанией незнакомых мужчин («И у всех у них на уме только одно!» – добавил мамин голос). Или этот звон – просто шум в ушах от выпитого? Или пожарная сирена.

Кэт изо всех сил старалась не двигаться – или сделать резкое движение, чтобы прекратилось кружение. В ее перегруженном мозгу всплыл обрывок песни «Кеники»:

Вся моя одежда в пятнах, и теперья хожу перед друзьями, прижимаясь спиною к стене.

Блестки, синтетика, громкая музыка, мини-юбки с металлическими бляшками, встречи, хохот, классные местные девчонки из пивных, которые они посещали в Дареме…

– Боже! – простонала Кэт. Ее круглые зеленые глаза расширились от ужаса, потому что холодная рука страха перед надвигающейся старостью впервые сжала ей сердце. – Я слишком старая, чтоб стать поп-звездой!

– О, боже! Похоже, у тебя в желудке завелись вертолеты, – на ее плечо опустилась чья-то рука. – Кэт, как ты себя чувствуешь?

Она подняла голову. Это был Гарри.

Ее охватила волна благодарности за его заботу, но от усилия посмотреть вверх все закружилось с новой, опасной скоростью.

– Гарри, я н-никогда не б-буду в десятке лучших в хит-параде, – выговорила она со слезами на глазах.

– Ах, милая, – сказал Гарри, садясь рядом с ней и обнимая за плечи.

Кэт снова опустила голову, и ее стошнило на его ботинки.

Потом в памяти Кэт был провал, после которого они внезапно очутились в ирландской пивной. Музыканты играли «Ирландского скитальца». Перед ней на стойке бара стояли три большие кружки «Гиннесса». Рыжий парень исчез. «И спер все деньги», – ворчал Дант. На щеке Тома были пятна помады двух цветов – но этим его успех у участниц девичников ограничился.

– В следующий раз ты снова должна пойти с нами, – заявил Гарри, заглатывая пивную пену.

Низенький человечек без передних зубов подмигнул Кэт с другой стороны стойки. Кэт в ответ вежливо улыбнулась.

– Понимаешь, они думают, что ты – самая ирландская девушка из всех, которых они видели. Только не открывай рот. Особенно если чувствуешь тошноту.

Кэт уже прошла стадию невидимки («Неважно, как я танцую, все равно никто не смотрит!»), стадию молчания («Эта женщина – проститутка? Что ты говоришь, заткнись! Никто меня не слышит! Я же шепотом!»)и теперь блуждала по зоне полной потери оперативной памяти.

Шум в пивной стоял невероятный.

– Мне хорошо, – сказала Кэт и нетвердой рукой взяла кружку. Она чувствовала, что в желудке стало больше места.

– Но тебе не было хорошо, когда мне пришлось разнимать тебя с той девицей в греческом ресторане.

– У-ух, – выдохнул Тоска, стоящий за ними в ожидании своей кружки, и взмахнул рукой, – красивая девушка, и дерется красиво!

С сильным дублинским акцентом Кэт велела ему заткнуться.

Тоска и Гарри в изумлении уставились на нее.

– Что за девушка? – спросила Кэт обычным голосом, сосредоточенно потягивая пиво.

– Ты прыгнула на нее с криком: «Изабель, не надо!» Она как раз лезла целоваться с Томом. – Гарри пьяно приподнял бровь. – Ты не помнишь? Она, кажется, не знала тебя, но ты, похоже, ее знала.

– Нет, не помню.

– Надеюсь, Том помнит. Она записала свой номер телефона помадой ему на ноге. Почему у вас, девчонок, в сумочках так много помады и совсем нет ручек?

Музыканты доиграли одну мелодию и начали другую, собственного сочинения, под названием «Болота графства Голуэй». К бару подходило множество людей.

Гарри забрал все оставшиеся кружки и отнес их на столик, за которым Сет и Дант поджигали картонные подставки под пиво. Колокольчики в мозгу напомнили Кэт: еще полчаса – и она свалится замертво. А падать замертво здесь, на руки этих парней, – идея неудачная. Она постаралась запомнить, что надо рассказать Кресс, как добр был Гарри – нисколько не ругался по поводу своих замшевых ботинок.

– Не хотел тебя спрашивать, но раз мы оба нахрюкались… Почему тебе так хочется упиться сегодня до беспамятства?

Голос Гарри звучал почти трезво, только он зачем-то косился на ее ухо.

– Мой парень бросил меня. – Кэт знала, что говорит цельными предложениями – пусть даже короткими, – но в памяти могла удержать лишь последнее. – Он роскошная дрянь. Любит больше свою карьеру, чем меня. А я люблю его. И ненавижу Лондон. Ненавижу мою дурацкую работу. Но я не могу уехать домой. Я просто хочу забыть все это. Или буду только реветь.

– Не реви.

Гарри не обнял ее. Кэт покосилась на него, но он по-прежнему не тянул руки обниматься. Она отчего-то почувствовала разочарование.

– Он, в конце концов, вернется. Он, по крайней мере, не говорит всем вокруг, что ты нестандартной ориентации, – вместо того чтобы спать с тобой.

– Но и она такого не говорит, – начала Кэт, но внезапно промелькнувшая боль в глазах Гарри заставила ее замолчать.

Может, она-то как раз говорит.

Дант положил на стол зажигалку.

– Ты только подумай. Ты можешь выбрать себе любого из нас. Сет с самой школы ждет такую милашку, как ты.

Кэт не сочла нужным поднять глаза от кружки.

– Я лучше умру, спасибочки.

– Да кто ты такая? – Том смотрел на Кэт, словно в первый раз за весь вечер.

– Это тебе знать не нужно. – Кэт повернулась к Гарри, совершенно погруженному в свои невеселые мысли. – Тебе не кажется, что здесь жарко?

Пьяно извиваясь, она сняла пиджачок – гораздо медленнее, чем обычно, потому что сидела на его подоле.

– Ух ты… О, эээ, прости, – произнес Тоска.

– Ты цыпочка Гарри? – продолжал Том.

– Нет, – ответила Кэт.

Ее охмелевший мозг отметил, что Гарри не хватило вежливости, чтоб вскочить и громко опровергнуть это.

Том и Тоска о чем-то пошептались. Потом Том хитро посмотрел на Данта.

Кэт постучала пустой кружкой по столу:

– Еще пива!

– Я схожу, – сказал Гарри, хотя его кружка была пуста только наполовину.

Он осторожно поднялся из-за стола.

– Тогда ты… – похабная улыбка появилась на ярко-красном лице Тоски, – пташка Данта!

– Нет! – вскричали в один голос Кэт и Дант.

За столом на несколько секунд воцарилось недоумение. Музыканты настраивали свои инструменты для третьей, последней мелодии.

– А, понял! – Тоска направил на нее дрожащий палец. – У нас мальчишник, так что, если ты не пташка Гарри или Данта, ты должна быть… – он облизнулся, – стриптизершей!

Снова повисло молчание. Парни ожидающе смотрели на Кэт.

– «Мои ирландские глаза плачут по Уотерфорду», – объявил певец и поднес ко рту жестяной свисток.

– Пойдем выйдем, и ты это повторишь. – Кэт поставила свою кружку.

Лицо Тоски загорелось. Парни ободряюще зашумели. Он поднялся и пошел к двери, с петушиным видом кивая вышибалам.

– Ах, черт, – воскликнул Гарри, вернувшись с пятью кружками.

Он осторожно поставил их на стул и схватил свое пальто.

– Брось ты. – Сет толчком усадил его на стул. – Тос ее зацепил, приятель.

– Не думаю, – саркастически усмехнулся Дант. – Выпьем, ребята. Пора идти.

Гарри поднялся и увидел, что Кэт возвращается в зал. Сквозь крутящиеся двери был виден Тоска, растянувшийся на тротуаре.

– Я хочу домой, – с трудом произнесла Кэт и наткнулась на стену. – Но сперва съем кебаб.