Текст книги "Курс Йоги 310. Йога Сутра Патанджали. Комментарии"

Автор книги: Виктория Бегунова

Соавторы: Вадим Запорожцев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 53 страниц)

Дальше – больше. О, еще один атомик! Еще-еще-еще! И везде влияние, везде "Я", то есть я своим сознанием, как стержнями, все это пронизываю, а моя энергия, как клей, все это склеивает. Понимаешь? Я вот медузообразный такой какой-то, центр. Вот благодаря этому сформировалось тело.

Копнем еще глубже.

Мы дали определение, что такое эгоизм через неведение. Но Патанджали дает еще более, как бы это сказать, утонченное определение эгоизма. Это сочетание видящего и средства видения.

Это более утонченный разворот в описании, более утонченный и дающий, может быть, некий свой акцент. И говорит он о следующем: когда-то давным-давным-давным-давно был Видящий.

Ученик: Кто этот Видящий?

Вадим Запорожцев: Видящий – это наше "Я". Наша Пуруша, которая вне этого мира.

А инструмент видения – это разум. Ну, разум – это на уровне уже человека, а до тех пор, пока он плохо сформирован или вообще не сформирован – это аналог разума, я уж не знаю, какой он действительно у инфузории-туфельки.

Ученик: Психика?

Вадим Запорожцев: Или какая-то реакция на что-то… То есть фактически под разумом можно понимать все ее тело, если брать такую вот часть не тонкую, а грубую. И сочетание двух этих вещей порождает эгоизм. То есть…

Ученик: Тождественность.

Вадим Запорожцев: Тождественность, да.

Нам кажется, что инструмент, с помощью которого мы смотрим, и является нами самими. Вот мы смотрим через разум, нам кажется, что мы и являемся этим разумом. И, соответственно, здесь есть такой как бы бег по кругу.

До тех пор, пока ты отождествляешь себя с разумом, ты ни одной духовной высоты, по большому счету, никогда не ухватишь. Потому что разум изменяется.

Это то же самое, как тянуть себя за волосы в попытке приподнять. Понимаешь? Вот точно так же: пока человек оперирует и находится на уровне разума, достаточно трудно говорить о каких бы то ни было духовных прорывах. Потому что точно так же трудно себя вытащить за волосы.

И можно сколько угодно, бесконечно дискутировать на философские темы, сравнивать одну йогу с другой йогой, одну религию с другой религией и одну метафизику с другой и так далее, и так далее. Но это будет, по большому счету, превращаться все в болтовню если это не ведет к осознанию того, что Видящий, то есть наше "Я" и инструмент видения, наш разум, – две большие разницы.

Поэтому если ты встречаешь болтунов, которых много… Есть такие люди, которым лишь бы поговорить, поспорить, доказать одну истину, потом доказать прямо противоположную истину. Некоторые даже думают, что они что-то понимают в этом мире. Более того, они на всех смотрят свысока. Они думают, что они уже такие умненькие, а это вокруг все – лохи беспросветные. Им даже скучно среди этих лохов беспросветных, настолько им кажется, что они уже все знают, настолько они – тертые калачи. А на самом деле они всего лишь вращаются в этом болотце разума и даже не в состоянии понять, что они сидят в самой надежной тюрьме. Самая надежная тюрьма – это та, о которой ты не знаешь, когда ты думаешь, что ты свободен.

Вот, пожалуй, такой комментарий я бы дал на шестой афоризм второй главы "Йога-Сутр" Патанджали.

Следующий!

Ученик: Следующий, седьмой афоризм.

7. Влечение неразрывно связано с наслаждением.

Комментарий Вьясы: Желание, жажда, страстное стремление к наслаждению или к средствам его достижения, [возникающие] у познавшего наслаждение при воспоминании о прошлом наслаждении, и есть влечение.

Вадим Запорожцев: Еще раз афоризм сам. Ученик:

"Влечение неразрывно связано с наслаждением".

Комментарий Вадима Запорожцева: Дальше у Патанджали идут описания...

Ну, хорошо, возник эгоизм. А дальше что? Дальше Патанджали начинает описывать, какие следствия из того, что возник эгоизм.

А следствия следующие: если то, с чем ты себя отождествил, испытывает наслаждение, то возникает такое понятие, как влечение. Мы хотим чего-то. Мы начинаем к чему-то стремиться. И здесь дано достаточно простое и логичное объяснение, почему возникает это влечение.

Оно возникает только лишь исходя из опыта, предыдущего опыта, когда мы что-то подобное делали и получали наслаждение. Сейчас тебе принесут мексиканское блюдо или китайское какое-нибудь или еще какое-нибудь экзотическое: что-то такое черное, непонятное, перемешанное. Ты будешь на это смотреть с опаской и вряд ли съешь. Но это может оказаться вкуснейшим корнем какого-нибудь экзотического дерева, и если ты хоть раз попробуешь его, в следующий раз, когда ты это увидишь, ты уже сразу будешь брать. А потом уже будешь стремиться к нему: "А где же то изысканное блюдо?" Да? Вопрос другой. С точки зрения эгоизма, что же является влечением, точнее, что же является наслаждением? И хорошо это – испытывать наслаждение или испытывать наслаждение плохо?

Ответ на этот вопрос достаточно любопытен. По большому счету, мы все стремимся к наслаждению. Вопрос в том, какого характера это наслаждение. Если наслаждения нас ведут по эволюционной лестнице, тогда это законные наслаждения. Если же нет, тогда это противозаконные наслаждения.

А дальше вообще оговорка очень странная. Допустим, ты на стадии формирования эгоизма, ты – животное, у тебя не развит разум, и, допустим, тебе получить следующий кусок мяса – это наслаждение. А вот чтобы его получить, ты автоматически начинаешь свой разум воспитывать, заставляешь его работать. То есть это наслаждение ведет тебя вперед по пути эволюции. Понимаешь?

Ученик: Движет?

Вадим Запорожцев: Да, движет: твой разум крепнет, твой эгоизм растет.

Один раз ты кусок мяса сожрал, ты окреп, сказал: "Да! Я! Мое! И все куски мяса вокруг мои!". То есть твой эгоизм уже начинает распространяться на все, что можно контролировать. И если ты на стадии еще додуховной, это хорошо для тебя. Да, действительно, иди этим путем! Пускай твой разум крепнет! Это будет стимулом для того, чтобы ты шел дальше.

Начиная же со стадии, когда ты с эгоизмом борешься, то же самое наслаждение, когда ты любой ценой выхватываешь у конкурента кусок мяса, будет, наоборот, бросать тебя назад.

Ученик: Просто он не будет приносить такого наслаждения?

Вадим Запорожцев: Нет! Даже если и будет приносить наслаждение, это будет, действительно, не то наслаждение. Это будет наслаждение как бы всего лишь для тела.

Ученик: Мелкое?

Вадим Запорожцев: Да. И оно перечеркнет наслаждение более тонкое, перечеркнет выход на более высокие уровни.

Но что самое страшное, это будет идти вразрез со следующей ступенью эволюции, когда ты должен от эгоизма отказаться.

На это очень многие ловятся. Все эти мафиози бесконечные, все эти монархи, все эти любители денег, любители власти, когда они не понимают, что все хорошо в меру, что ко всему надо стремиться до определенного предела. Если ты эту меру как бы перескакиваешь, это очень плохо.

Обычно говорят: "Нет, не надо ни к чему стремиться: ни к деньгам, ни к власти". Почему не надо? Надо стремиться! Надо, если ты находишься на этапе эволюции, когда это делать надо. Но, начиная с какого-то уровня, этого делать уже не надо!

Итак, вслед за эгоизмом возникает следующее качество – влечение. Основой для этого качества является наслаждение.

Наслаждение бессмысленно, если нет эгоизма. Что с чем наслаждается, и что чем наслаждается? Если ты себя не отождествляешь с каким-то одним набором атомов, который наслаждается другим набором атомов, то тебе это наслаждение непонятно. А вот если ты себя отождествил с ним, тогда ты получаешь наслаждение.

Но тут есть одна тантрическая особенность. Поскольку реальной связи у тебя с твоим эгоизмом нет, то, соответственно, и реального наслаждения от эгоизма ты не можешь получить.

Ученик: Но если я не могу получить наслаждение, откуда же оно берется?

Вадим Запорожцев: Вот здесь и вступает в свои права Тантра, которая говорит: "Ребята, не существует наслаждения вовне. Оно внутри. Ты как бы сам с собой договариваешься, что если кусок мяса, с которым тебя связывает отождествление, то есть эгоизм, получил что-то, что ему полезно, то на высшем уровне у тебя высвободится какая-то часть наслаждения".

Получается, что отождествление есть, а наслаждение-то не идет от тела. Наслаждение идет по более тонкому каналу. Не то, что есть какие-то "провода", по которым наслаждение идет от этого эгоистичного тела, с которым мы себя отождествляем, к нашему высшему "Я".

Нет! Все наслаждение уже у "Я"! Внутри тела нет наслаждения. Нет его и в стакане водки. Нет его вообще ни в чем снаружи. Его нет. Есть только очень хитрый договор, механизм: будешь делать здесь так-то и так-то – там высвободится то-то и то-то. Все! Дальше идем. Следующий афоризм…

Ученик: Следующий, восьмой афоризм.

8. Враждебность неразрывно связана со страданием.

Комментарий Вьясы: То сопротивление страданию или средствам, его вызывающим, отвращение, злоба, гнев по отношению к нему, [которые возникают] у познавшего страдание при воспоминании о прошлом страдании ¹, и есть враждебность.

Комментарий Вадима Запорожцева: Другая сторона возникновения эгоизма, – соответственно, враждебность. Мы что-то не любим, что-то нам не нравится, от чего-то мы стремимся уйти, чего-то избежать. И точно так же, как и в случае с наслаждением, мы отождествляем объект нашей ненависти или нелюбви со своим страданием. Опять же, отождествляем только лишь после того, как у нас уже был опыт. Иначе бы мы просто его не распознали.

Неандертальцу кто-нибудь скажет: "Ты знаешь, сюда сейчас вот метеорит летит". Он ответит: "Ну и что? Ну, летит себе и пускай летит". Он не может еще понять, что если метеорит грохнется, то всем будет плохо. А человек разумный, увидев в телескоп, что летит ужасный метеорит, будет в панике предпринимать какие-то меры, будет всячески стремиться избежать страданий. Это обратная сторона влечения и наслаждения, которое мы перед этим рассматривали.

Ученик: Каких страданий следует избегать, а каких не следует?

Вадим Запорожцев: Опять же, если это все идет согласно эволюционному закону, ты должен поступать так, как он велит. Если ты еще на уровне неандертальца и увидел саблезубого тигра, ты понимаешь, что тебе будет совсем невесело в его зубах. Ты начинаешь избегать с ним встречи, всячески его игнорировать, недолюбливать и не уважать: то копьем в него кинешь, то булыжник, дабы его присобачить.

Потом начинают проявляться страдания и попытки их избежать на более высоком уровне. Ты, например, знаешь, что если ты будешь продолжать квакать в бюргерском болоте, то тебя засосет в самый омут, тиной затянет, и ты захлебнешься. Предвкушая эти страдания, ты начинаешь убегать от них в сторону духовности.

Но есть и другой момент. Допустим, ты стал заниматься хатха-йогой. У тебя не гнутся руки и ноги, но ты, даже превозмогая боль, все равно их гнешь.

Ученик: Почему? А как же рекомендации выполнять асаны только в состоянии комфорта? Чтоб было приятно?

Вадим Запорожцев: Да, казалось бы, ты идешь против естественного закона не причинять себе ничего такого… неприятненького.

Но ты знаешь, что, преодолевая себя, ты тем самым получаешь что-то большее потом. И ты на это идешь сознательно. Как и наслаждение, так и страдание невозможны без эгоизма. Если эгоизма нет, нет ни наслаждения, ни страдания.

Ученик: А откуда берется страдание?

Вадим Запорожцев: Вот этот краеугольный камень! Чтобы ответить на этот вопрос, мы призываем Тантру, которая утверждает: страдания самого по себе нет. А есть, грубо говоря, как и в случае с наслаждением, тонкий такой договор: если будет что-то там сворачиваться на уровне физическом, то на более тонком уровне будет сворачиваться наслаждение. И это нами воспринимается как боль.

Ученик: Боль – это уменьшение наслаждения?

Вадим Запорожцев: Можно так сказать. Подобно тому, как темнота – это отсутствие света, точно так же и боль – это отсутствие наслаждения.

Говорят, есть еще промежуточное состояние "не больно, но и не небольно". В некоторых трактатах это иногда еще называют болью без симптомов.

Например, кто-то мне говорит: "Я будто заморожен, мне все равно. Я не наслаждаюсь, но я и не страдаю". Или: "Как камень: ничего не чувствую". Это некий аналог жизни животного.

Ученик: Это тамас глубокий?

Вадим Запорожцев: Да. Но по большому счету, это скрытые страдания, потому что что-то не дает проявиться радости.

Это состояние отличается от обычных страданий, которые мы очень жестко ощущаем и пытаемся что-то сделать, как-то изменить ситуацию. А здесь как бы притуплена болевая составляющая, заставляющая нас дергаться и что-то делать.

Это утонченная форма страданий, как ее иногда называют, или как бы самая высшая форма страданий, когда ты боли не чувствуешь, но ты не чувствуешь и радости. Ты как будто заживо похоронен, находишься за гигантской интернетной стеной. И нельзя сказать, что ты даже живешь – как забальзамирован.

Кстати, такие периоды бывают предвестниками серьезной практики йоги.

Но вернемся опять к Патанджали. Итак, вторая составляющая эгоизма – это нежелание чего-то получить. Дальше идем!

Ученик: Девятый афоризм:

9. Самосущная жажда жизни возникает даже у мудрого.

Комментарий Вьясы: У всех живых существ постоянно присутствует такое пожелание самому себе: «Да не перестану я быть! Да буду я [вечно]!» И это пожелание [никогда] не возникает у того, кто не испытал состояния смерти. Тем самым устанавливается достоверность опыта прошлых рождений. И этот аффект – жажда жизни – самосущен ¹ даже у только что появившегося червя. Страх смерти, который по своей сути есть проницание (будущего] уничтожения и который не может быть объяснен ни посредством восприятия [как источника истинного знания], ни посредством логического вывода или авторитетного свидетельства, позволяет заключить, что страдание, вызываемое смертью, испытывалось в предшествующих рождениях. И, подобно тому, как этот аффект, [то есть жажда жизни], обнаруживается у крайне невежественных [существ], он точно так же возникает даже у мудреца, познавшего начало и конец [круговорота бытия].

– Почему [так происходит]?

– Потому, что этот бессознательный след испытанного через смерть страдания одинаков для обоих: и для мудреца, и для лишенного мудрости.

Комментарий Вадима Запорожцева: И еще раз афоризм прочитай.

Ученик:

"Самосущая жажда жизни возникает даже у мудрого".

Вадим Запорожцев: Вот афоризм Патанджали о том, что есть такое понятие, как жажда жизни.

Причем, как в дальнейшем здесь в комментариях добавляет Вьяса, она наблюдается как у червя, так и мудреца. Вьяса из этого делает вывод (достаточно любопытная точка зрения): раз есть страх смерти у существа, только что родившегося, которое в принципе не переживало смерть – откуда оно знает, может, это не так ужасно, – то откуда это знание? Это знание – из предыдущих смертей.

Ученик: Значит, был уже какой-то опыт?

Вадим Запорожцев: Значит, был опыт по умиранию. И, вероятно, это не самое приятное занятие – умирать, раз мы к нему не стремимся.

Ученик: А, может быть, это условный рефлекс? Генетически передающийся?

Вадим Запорожцев: Есть любопытный ответ. С точки зрения случайно возникшего и закрепившегося, может быть, да. Но, с точки зрения передачи опыта, – нет.

Тебя не может породить тот, кто уже испытал смерть. Потому что он уже мертвый. Понимаешь?

Ученик: Не совсем…

Вадим Запорожцев: Смотри, говорят: "Вот этот страх смерти мы получили генетически от родителей". А родители-то откуда знали страх смерти, если они сами еще живы?! Кто-то скажет: "От их родителей". Но они-то тоже, когда родили наших родителей, были еще живы. То есть эта цепочка непрерывной жизни с безначальных времен говорит, что это не приобретенный инстинкт, потому что никто из наших предков не переживал смерть до того, как появились, соответственно, наши родители, в общем, следующее поколение.

Ученик: Откуда он, собственно, взялся?

Вадим Запорожцев: Кто-то на это говорит: "А это вот такая хитрость, что из всего многообразия возникших существ выжили именно те, у которых каким-то чудом запечатлевается такая программка: как только угроза жизни – сразу же бороться за выживание». А те, у кого не было такой программки, якобы просто вымерли.

Хорошая точка зрения, очень хорошая. Она действительно многое могла бы объяснить, только одного она не может объяснить: вариантов опасности слишком много. Понимаешь? Вариантов опасности очень много, а какова бы не была материальная, чисто генетическая, переносимая информация, она все равно ограничена чем-то. Невозможно передать все варианты поведения! Мало, мало там информации. Ведь еще надо и организм весь построить по этому сценарию, генетически заложенному, а какое уж там поведение?! Но в любом случае это, вероятно, открытие ближайшего будущего в науке. Рано или поздно ученые поймут, что генетически, на физическом уровне, может быть, многое передается, но этим всего не объяснишь. Когда концы с концами перестанут сходиться, будут искать тонкий план. Ну, да Бог с ними, пускай ищут!

Вопрос в другом. Есть жажда жизни, присущая всем, и она идет, как красной нитью. Эгоизм фактически ее сформировал. Инфузория-туфелька слабо понимает, жива она или мертва. Тем более, когда она, например, делится на две. При делении одной на две старая умирает, и возникают две новых? Или остается старое и новое? Сложно сказать. То есть степень самости, степень эгоизма, степень эгоцентризма у нее малая, эгоизм размыт. Потом, по мере того, как эгоизм начинает расти, соответственно, и цепляние за жизнь упрочняется, и у человека оно, может быть, одно из самых сильных. Недаром человек – самое приспособляемое существо. Он везде живет.

Ученик: Борется…

Вадим Запорожцев: Борется. Даже в космос уже научился летать и там тоже выживать.

Ученик: Это вопрос сохранения и поддержания тела физического?

Вадим Запорожцев: Абсолютно правильно. Но я бы сказал более широко: сохранения и поддержания того, с чем ты себя отождествил.

Ученик: То есть всей индивидуальности?

Вадим Запорожцев: Абсолютно! Не только физического тела, но еще и тонкого тела, эмоций, разума, памяти, привычек, своих представлений о себе – всего конгломерата.

Ученик: Но в основном это относится к физическому телу? Возникает какая-то угроза, например, порезался, тут же – раз! – и хватаешься за физические ощущения...

Вадим Запорожцев: Нет, не обязательно. Если, допустим, ты интеллектуально себя осознаешь, отождествляешь себя с тонким телом, ты точно так же начинаешь предпринимать какие-то шаги в направлении сохранения и поддержания тонкого тела.

Здесь опять отмечу: хватание за жизнь бессмысленно, если нет эгоизма. А за что хвататься, если его нет? Мы хватаемся только за то, с чем мы себя отождествили. Но мы не являемся этим!

В тот момент, когда человек действительно познает, что он – нечто совсем иное и Высшее, он перестает хвататься за свои представления о себе.

Причем, цепляемся мы не обязательно за тело. Это может какой-нибудь иной вариант. Помнишь, у писателя-фантаста Беляева в «Голове профессора Доуэля», эта голова в каком-то питательном растворе жила? Собственно, уже и тела-то нет...

Когда ты понимаешь, чем ты являешься, ты перестаешь хвататься за то, чем ты не являешься. Тебе, на самом деле, начинает быть наплевать на это. Вот только тогда исчезает страх смерти окончательно и бесповоротно. Потому что забываешь об этом, как забываешь о рубашке, которую ты носил десять лет назад. Где она сейчас? Сгнила на какой-нибудь помойке. Ты о ней много думаешь? Нет. Тебе до нее дела нет. Точно так же и здесь: человек перестает заботиться об этом всем механизме, и это, может быть, высшая степень отсутствия эгоизма. Высшая степень.

Ученик: Но это уже полное просветление?

Вадим Запорожцев: Да, это полное освобождение, полная независимость ни от чего. И все обычно говорят: "Ой, как плохо, бедолага: и тело у него все распадется, и он останется без тела". Но никто почему-то не спешит подумать над этим вопросом, а ведь, как правило, когда человек достигает такой способности, он может плодить себе тела. Он может сбросить одно тело и тут же сотворить другое, может в него перейти. То есть по мере удаления эгоизма начинают приходить какие-то способности, которые нам кажутся совершенно фантастическими.

Ученик: Выходит, можно тело вечно поддерживать?

Вадим Запорожцев: Абсолютно точно. Отсюда все многочисленные байки о бессмертных. Красной нитью проходит через алхимию тема – эликсир бессмертия.

Иногда спрашивают, а, действительно, реальность или вымысел – бессмертие? И ответить на этот вопрос просто. С точки зрения вашего представления о том, что у вас будет вечное бюргерское тело, которое вечно будет страдать от чего-то в каком-то забальзамированном виде, – вот это вы называете бессмертием? Так это легко достигается, как говорят многие традиции духовные. Действительно есть практики, есть специальные химические снадобья. В древности, вероятно, они были более широко известны, чем у нас, и такого плана бессмертных было много.

Ученик: Поддержание каких-то энергий?

Вадим Запорожцев: Да, просто поддержание тела.

У тебя есть рубашка, и ты можешь ей пользоваться, как тебе заблагорассудится, а можешь каждую пылинку с нее сдувать, не подвергать никаким воздействиям, или пропитать ее какой-нибудь жидкостью, которая бы вообще не давала ей разрушаться. Но такая жидкость не может не давать разрушаться, она может только замедлять процесс разрушения.

Собственно, это нельзя назвать процессом бессмертия. Потому что, с точки зрения человеческой, прожить десять тысяч лет представляется бессмертием. А прожить миллион? Да ни у кого даже мысли такой!

Вот все говорят: «Хочу жить вечно». А при более детальном изучении ты понимаешь, что для него есть предел такой «вечной» жизни – это 10-20 тысяч лет, не больше. Потому что дальше начинает меняться все: он привык к каменному веку, а тут уже тебе ракетопланы какие-то летают. Поэтому это бессмертие легко достижимо. Но фактически это не бессмертие, а продление жизни тысяч на 20-30 лет.

Ученик: Да, но в любом случае все, что рождено, разрушится.

Вадим Запорожцев: Абсолютно правильно! Как бы ты не бальзамировал свою рубашку, ты понимаешь, что она рано или поздно распадется на атомы. Потому что, в конце концов, атомы сами тоже распадаются. Соответственно, структура распадается. А есть понятие «истинное бессмертие».

Ученик: Что это значит?

Вадим Запорожцев: Истинное бессмертие – когда ты не хватаешься за эту рубашку и не пытаешься ее забальзамировать, а когда ты, за нее не цепляясь, всегда ее можешь воспроизвести, если она тебе нужна. Она у тебя уничтожается, но бессмертие достигается как бы не с точки зрения рубашки, то есть не с точки зрения эгоизма.

Ведь когда человек говорит: «Хочу бессмертия», он хочет бессмертия не своему «Я», а своему эгоизму. Он хочет, чтобы его представления о себе самом законсервировались. Миллиардер хочет бессмертия. А также хочет быть лысым, с золотыми зубами или платиновыми, или у него вставная челюсть, старым, магнатом, все контролирующим, сидящим на Уолл-стрит. И вот в таком состоянии он мечтает еще жить, жить и жить. И он цепляется за бессмертие. Вернее, за то, что он называет бессмертием. А на самом деле он цепляется всего лишь за поддержание оболочки. Он ею не является. Поэтому это не бессмертие – это не пойми что.

А вот истинное бессмертие – это когда ты действительно бессмертен с точки зрения абсолютной не на двадцать тысяч лет, не на сто тысяч лет, даже не на миллион. А вообще, в принципе, вне времени. И ты не цепляешься за форму. Но ты не теряешь нить, которую мы со смертью как бы забываем. Ты не теряешь эту нить.

Поэтому бессмертный может умирать и рождаться. Любопытно, да? Бессмертный, который умер и родился! Вообще, нонсенс! Да? Он умирает и рождается, не потеряв непрерывность этого восприятия, сознания. То есть это для него, как игра, как переход из одной комнаты в другую. Или высшее бессмертие, когда человек действительно поднялся до этого уровня.

Вот именно к такому бессмертию по-настоящему все стремятся. Все остальное, еще раз говорю, – это просто бальзамирование. Это живой труп – ходящий, припудренный каким-то порошком, дабы не рассыпался.

Достигается бессмертие только при отсутствии жажды жизни. А жажда жизни исчезает лишь с исчезновением эгоизма. Бесполезно биться с жаждой жизни. Будь ты сколь угодно храбрым. Мне рассказывают, например, что, мол, вот тот человек безрассудно храбрый. Я обычно говорю, что он не безрассудно храбрый. Он тупой. Он не понимает опасности. Если бы он ее досконально ощущал и понимал, у него тут же проснулся этот инстинкт, если угодно, это качество – жажда жизни. И он еще верещал бы и не стал так безрассудно поступать. Но иногда это ощущение просто притупляется. Это степень, скорее, тупости, а не хладнокровия.

Настоящее хладнокровие возникает, только если ты преодолел жажду жизни путем растворения эгоизма. Если у тебя уже эгоизма нет, то у тебя действительно нет страха смерти. Потому что, а что тогда будет умирать?

Ученик: «Я» – оно и так и бессмертно.

Вадим Запорожцев: «Я» бессмертно, и поток осознания «Я» не теряется.

При смерти сознание начинает метаться, все забывает и рождается, как белый, как ему кажется, лист. Таким образом, у нас есть пять составляющих, которые, в общем-то, определяют наше поведение.

Первое – это тотальное, глобальное неведение. Это поле. На нем, соответственно, – фундамент из нашего эгоизма.

Тотальное неведение говорит, что мы все путаем, все неправильно воспринимаем, одно считаем другим, другое – чем-то третьим. В нашем конкретном случае, когда проявляется это неведение, мы начинаем считать себя не тем, чем мы являемся. Как следствие: мы к чему-то стремимся, что нравится тому телу, с которым мы себя ассоциируем, или, наоборот, чего-то избегаем – того, что, как нам кажется, этому телу не полезно.

И в довершение так или иначе проявляется жажда жизни как венец этого всего.

Ломать по отдельности каждую составляющую этого здания очень тяжело. Легче всего сломать, если выбить у него почву из-под ног – уничтожить неведение. Тогда все остальные колонны «прекрасные» из вот этих качеств – стремления, ненависти – рухнут сами. Бить надо туда, где легче всего разломить, а не там, где тверже. Легче всего разломить неведение.

Вот такой комментарий можно дать на девятый афоризм второй главы «Йога-Сутр» Патанджали с комментариями Вьясы.

10. Эти [аффекты] в «тонком» состоянии устраняются при свертывании [деятельности сознания]

Комментарий Вьясы: Эти пять аффектов, подобно прокаленным [на огне] семенам, погибают вместе с растворением [в своей первопричине] сознания, которое контролирует жизнедеятельность йогина. Что же касается устойчивых (аффектов], существующих в состоянии семени, [еще способного плодоносить], то…

Ученик: и дальше следующий, одиннадцатый, афоризм…

Комментарий Вадима Запорожцева: Итак, мы рассмотрели пять аффектов, которые воздействуют на наше сознание и заставляют его не быть сконцентрированным.

То есть эти аффекты не позволяют ему рано или поздно изменить преломление сознания в субстанции разума. Это возникает, по большому счету, благодаря этим пяти аффектам. Мы их перечислили: неведение, эгоизм, страстное желание чего-то приобрести, страстное отвращение к чему-то и жажда жизни.

Они подчинены, прежде всего, неведению. Неведение, отнесенное к своему «Я», приводит к эгоизму.

В дальнейшем мы связываем свое «Я» с тем, чем мы не являемся – со своим разумом, со своим телом.

Есть какие-то явления и объекты, которые доставляют нашему телу удовольствие, мы это понимаем, и это вызывает страстное желание. Есть же другие моменты, явления, которые доставляют нашему телу, нашему разуму неудовольствие, боль, страдание, и мы от них стараемся избавиться. То есть мы отождествили себя с куском, грубо говоря, мяса. Если этому мясу что-то приятно, мы к этому стремимся, а если ему неприятно, мы от этого, наоборот, всячески стараемся отпихнуться. В результате этого всего возникает такое понятие, как жажда жизни. Все, что начинает угрожать этому куску мяса, мы воспринимаем как надвигающуюся смерть и всячески от этого уходим. А все, что, наоборот, способствует, мы за это цепляемся и притягиваем.

Но опять-таки помним: первопричина – неведение. Мы вдруг посчитали себя куском мяса и начинаем заботиться об этом куске мяса, как если бы это были бы мы. Конечно же, кусок мяса может развалиться. Конечно же, ему что-то может повредить, а что-то, наоборот, помочь. Вот мы и вовлекаемся в этот процесс гонки за выживание, гонки за поддержание существования этого конгломерата из грубого тела и из разума, что приводит к возникновению жажды жизни.

Вот эти пять аффектов.

Все остальные затемняющие моменты – эмоции, явления, проявления, жадность, гнев, ревность и так далее – это по большому счету производные. Они вытекают из вышеперечисленных базовых аффектов.

Ученик: Как с ними борются, с этими аффектами?

Вадим Запорожцев: Борются следующим образом: сперва их ослабляют посредством практики, а затем, когда они находятся полностью в ослабленном состоянии, но все-таки еще способны прорасти, мы окончательно эти аффекты прокаливаем, делаем их нежизнеспособными. А прокаливаем тонкими практиками – практиками различения, практиками приобретения знания.

Ученик: А что это значит? Что мы поймем? Приобретем знание чего?

Вадим Запорожцев: Знание, в первую очередь, того, чем мы являемся, чем является наше «Я». После этого уже ни один аффект не может плодоносить.

Итак, вот у нас, на нашем огороде выросли сорняки. Бурным цветом. И они разрослись. Совершенно не пройти среди них. Что мы делаем?

Мы методом практики вначале вырубаем самые явные сорняки, потому что каждый из них тысячи и тысячи семян выбрасывает, значит, засеивает нашу почву. Но даже после того, как мы вырубили все сорняки, на этом поле, где нет видимых сорняков, остались их семена, и на следующий год, как только возникнут условия, все то же самое вырастет по-новому. Чтобы этого не допустить, надо каким-то качественным образом изменить ситуацию, в частности, если бы это было возможно, взять – и прокалить всю почву. Выжечь. Тогда даже семена сорняков, находящиеся в ней, останутся внешне примерно такими же, но они уже не смогут причинять затемняющего действия на наше сознание. По этому же принципу работает и йога.

Идем дальше.

11. их функционирование должно быть устранено посредством йогического созерцания.

Комментарий Вьясы: Проявления аффектов в своих грубых формах, после того как они были ослаблены йогой действия, подлежат устранению посредством [различающего] постижения, [то есть соответствующего вида] йогического созерцания, пока они не будут доведены до «тонкого» состояния, а затем и до состояния «прокаленного семени». Подобно тому, как сначала стряхивается грубая грязь, попавшая на одежду, а затем уже устраняется и тонкая с помощью [определенного] усилия и [различных] средств, так и «грубые» проявления аффектов [требуют] незначительного противодействия, а «тонкие» – противодействия весьма большого.