Текст книги "Гордость и булочки, или Путь к сердцу кухарки (СИ)"

Автор книги: Вейла Лили

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц)

ЧАСТЬ I. Глава 5

Следующие пару дней пролетели для Гленды почти незаметно, но довольно приятно. Она подружилась с Шелли, которая поделилась с ней немалой частью своего гардероба, готовила вкусности, кормила ими стражников и взамен слушала их рабочие байки, а иногда и другие истории – о том, например, как капитан Моркоу слетал на Луну и приземлился в Дунманифестине. Это поражало воображение. Одно дело – подозревать, что всякие там боги где-то, возможно, существуют, и другое – общаться с кем-то, кто их действительно видел. Особенно, если этот кто-то – не полоумный Старикашка Рон, а капитан Моркоу, которому довольно сложно не поверить. И уж точно это было поинтереснее, чем любовные романы Анжебеты Бодссль-Ярбоуз.

Впрочем, один такой роман Гленда всё же купила, поддавшись ностальгическому порыву – он продавался в привокзальном магазинчике в Охулан-Куташе, где поезд остановился на целых четыре часа. За это время они с Шелли и Моркоу (Ангва осталась в поезде, заявив, что от провинциальных развлечений её тошнит, а Детрит сопровождал патриция на неизбежный торжественный обед в мэрию) успели прогуляться по городу – Моркоу щёлкал их иконографом у каждой достопримечательности, которых, к счастью, оказалось немного, попасть на местный сырный фестиваль – Гленда напробовалась разных сыров до одурения и, пользуясь тем, что Стукпостук вручил ей приличную сумму на покупки для “кухни патриция”, нагрузила корзину Моркоу так, что та не закрывалась. Под конец они сели в привокзальном кафе и ели мороженое едва ли не до самого отправления поезда.

Гленда хотела было сама заплатить за своё мороженое – раз уж всё складывалось так удачно, она могла позволить себе потратить на развлечения небольшую сумму из собственных средств, но капитан настоял, что сегодня платит он. Гленда не стала возражать, но деньги будто жгли карман. В конце концов, выйти прогуляться в незнакомом городе и не купить себе какой-нибудь сувенир на память было просто глупо. Роман “Локомотивная любовь”, казалось, светил и подмигивал аляписто-яркой обложкой с витрины соседней с кафе лавочки, и Гленда не устояла перед искушением.

Книгу она проглотила за полдня, с первых страниц догадываясь, чем всё закончится, но, что странно, удовольствие от чтения ей это не испортило. Давно она не читала ничего настолько легковесно-бессмысленного. Книги, которые попадали к ней в руки в последние шесть лет, были в основном книгами из библиотеки замка леди Марголотты, а там ничего легковесного не водилось – мисс Здравинг, строгая библиотекарша, которую Гленда когда-то приняла за саму хозяйку замка, в свой храм знаний подобную ерунду не допустила бы даже на растопку.

Главной героиней романа была юная и невинная Клодина, дочь разорившегося из-за появления железной дороги владельца каретного двора. Клодина была влюблена в простого и честного машиниста, но жизнь ей отравляли преследования коварного железнодорожного магната, покушающегося на её невинность.

Дочитав книгу, Гленда задумалась о том, как поменялось её восприятие таких историй. Когда-то она, пусть даже боясь себе в этом признаться, хотела оказаться на месте одной из этих героинь, чьи волосы раздувает тёплый весенний морской ветер, а теперь… Теперь она была рада проследить за сюжетом со стороны, зная, что к ней он не имеет отношения. Честно говоря, сейчас, будь она на месте героини, она бы сто раз подумала, стоит ли доверять этому “милому парню и прекрасному сыну”, и присмотрелась бы к коварному магнату. В конце концов, он ведь дозрел до того, чтобы на коленях просить руки этой дуры-Клодины, хотя непонятно, чем она это заслужила кроме того, что до последнего держала коленки вместе. И потом, о его коварствах Клодина знала лишь от друзей и мамаши “хорошего парня” – что если они всё это подстроили?

Гленда размышляла об этом всю ночь, пока превращала многочисленные сыры в ужин – слои для пиццы, рулетики с ветчиной и воздушно-мягкий ягодный десерт с купленным всё на том же фестивале вареньем. Внезапно она поймала себя на мысли, что уже продумала полноценное продолжение пресловутой книги – о том, как несчастная Клодина страдает в крошечном домишке машиниста, вечно понукаемая его любезной, но вездесущей матушкой, как она узнаёт, что магнат вовсе никаких коварных планов и не строил, а оказался жертвой оговора. Как “хороший парень”, напившись, устраивает железнодорожную катастрофу, в которой сам же и погибает, оставив жену с маленьким ребёнком и своей противной матушкой в придачу, а коварный (оправданный) магнат из-за аварии оказывается разорённым. В воображении Гленды Клодина как раз подбадривала магната, сообщая, что оценила его душевные качества и готова, несмотря на банкротство, оставаться на его стороне и не просто как добрый друг (следующей планируемой сценой было сообщение о том, что разорение отменяется, далее должна была последовать пышная свадьба, такая, чтобы у всех недоброжелателей Клодины челюсти свело от зависти), когда Гленда поняла: все эти фантазии – неспроста.

Среди книг из библиотеки Замка, которые Гленда от скуки читала, ругаясь на авторов, не способных писать простым понятным языком, были и книги по психоанализу, которые позволяли Натту проделывать его “штуки” – на втором году их жизни в Убервальде Натт как раз закончил перевод основных. И теперь она – пусть совсем этого не хотела! – не могла не растолковать себе, что значат её фантазии.

Сколько бы она ни говорила себе, что за героиней приятно наблюдать со стороны, однако же она поставила себя именно на место дуры-Клодины. Стало быть Натт – это обманчиво-хороший парень-машинист, а его противная мамаша – леди Марголотта (Гленда с удовольствием отметила про себя, что перестала мысленно называть её Госпожой, как делали все в Убервальде). И что же это выходит – она пожелала Натту смерти? Гленда ужаснулась, но размышлять не перестала.

Нет, смерти Натта она определённо не хотела, тут и думать нечего, а машинист просто сильно не понравился ей ещё в самом романе – слишком уж он был гладко-положительный. Гленда таким не доверяла, вот и преувеличила его плохость, чтобы воображаемая Клодина не слишком страдала от потери. Но в остальном… Приходилось признать, что всё, чем она занималась с начала поездки – болтовня со стражниками, готовка, внезапные покупки, чтение, даже разговоры с Ветинари – в общем, всё это нужно было ей для того, чтобы не думать о Натте. О том, как же так вышло, что она сбежала из дома, а он не поехал за ней. О том, когда же всё сломалось настолько, что его поступок вызывал скорее обиду, чем тоску.

Гленда не скучала по объятиям Натта, по его голосу, по возможности обсудить с ним что-то. И это не вчера началось, это продолжалось… Да, довольно долго. Пожалуй, “медовый месяц” закончился, как только они переселились из Дальнего Убервальда под крылышко к леди Марголотте, то есть, где-то через полтора года после того, как уехали из Анк-Морпорка.

Они строили собственный дом, помогали оркам освоить “цивилизованное поведение”, работали не покладая рук плечом к плечу. Это было больше похоже на крепкую дружбу, чем на те чувства, которые положено испытывать друг к другу мужчине и женщине, когда они образуют пару (ну, или мужчине с мужчиной, если речь шла о типах, вроде Пепе и Тупса; или женщине с женщиной, если вспомнить парочку знакомых Гленде служанок из университета). В общем, в этом не было того огня, о котором писали в романах. То есть, Гленде казалось, что изначально он был, но по ходу дела, кажется, подрастерялся.

На самом деле она не имела ничего против крепкой дружбы. Это намного вернее, чем страстная любовь, которая вспыхнула и сгорела, считала Гленда. А что касается огненной страсти, в библиотеке леди Марголотты было несколько книжек – совсем не детских и с весьма интересными картинками. Гленда думала, что добрая половина этого – чистая выдумка, невозможно же на самом деле так изогнуться! Но кое-что из этих книжек они с Наттом взяли на вооружение, и это было… Приятно. Даже более того. Так почему же, исступлённо спрашивала себя Гленда, почему, чёрт возьми, сейчас она не чувствует потери? Злость – да, обиду – да, но также и освобождение. Будто за спиной у неё постепенно распрямляются смятые ураганом крылья. Будто это её, а не наттовы цепи перерубили мечом, и надо скорее бежать, бежать без оглядки, пока кто-нибудь не вернул её…

Вернул куда? Не в рабство, нет. В серость. В обыденность. В правила и пользу. Под гнёт невидимой, но ощутимой дубинки, которая в Убервальде вовсе не воображаема и находится в руках у леди Марголотты. Гленда тяжело выдохнула. Значит, всё дело в леди Марголотте? Да, скорее всего, в ней. Должно быть в ней, иначе получается, что Гленда ошиблась с самого начала, а ведь так не должно быть! Ведь если бы… Если бы Натт всё-таки догнал её, и вместо того, чтобы возвращаться домой, они оба поехали бы в Анк-Морпорк… Конечно, Натт никогда бы не бросил свой народ, тут и думать нечего, но гипотетически – если уж фантазировать, это наверняка доставило бы ей удовольствие.

Гленда попробовала представить себе прогулку по Охулану в компании Натта и… Нет, она не могла сказать, что его присутствие сделало бы её более счастливой. Это было бы приятно, но не более. Значит, дело вовсе не в леди Марголотте, как бы ни хотелось обвинить её во всех грехах. Гленда наконец поняла, что не скучает по Натту даже как по другу, и вот это уже было чертовски странно и совершенно необъяснимо.

Она собиралась подумать об этом ещё немного, но тут её взгляд упал на обложку закрытой книги, где худющая брюнетка с полуприкрытыми глазами, очевидно Клодина, была изображена между двух мужчин, одного – юного и прекрасного как сказочный принц блондина, и другого – мрачного-тёмного, с мерзкой ухмылкой на лице и седыми прядями над висками, как у Ветинари. Ветинари!

Гленда подавилась воздухом. В её фантазии магнат, с которым в итоге осталась Клодина, выглядел намного симпатичнее, чем тип на обложке и – к ужасу Гленды – чем-то напоминал патриция. Выходит, как ни крути, именно его подсунуло ей подсознание, придумывая это дурацкое продолжение.

– Ну нет! – решительно сказала Гленда. – Ни в коем случае, – добавила она образу Ветинари, появившемуся прямо перед ней по другую сторону кухонного стола.

– Мисс Гленда? – спросил вполне живой, настоящий Ветинари, вздёрнув бровь.

Гленда от неожиданности и испуга дернулась на стуле, поезд дёрнулся тоже, и упасть бы ей затылком об пол, если бы не сверхъестественная реакция Ветинари, который мгновенно оказался рядом и успел подхватить стул вместе с ней. И если в романе про худющую красотку такая сцена могла бы выглядеть романтичной, то Гленда лишь ощутила собственную ущербность от того, как неловко, полубоком и переваливаясь, она возвращала себе и своему стулу устойчивое положение. Это выглядело не как роман, но как комическая (в стиле площадного юмора) на него пародия.

Гленда невольно вспомнила рассказ Моркоу о богах с их играми и теперь, зная, что эти пакостники на самом деле существуют, от души выругалась:

– Да провалиться вам в гиннунгагап всем Дунманифестином! – рявкнула она, отбрасывая всё ещё поддерживавшую её руку Ветинари, и поднялась резко – так, что стул упал почти на ногу патрицию, но тот сумел вовремя отступить.

– Я вижу, – спокойно, но несколько насмешливо заметил Ветинари, – общение с гномьей частью Стражи не прошло для вас даром, мисс Гленда. Но подскажите, чем вам боги-то не угодили?

– Это личное, – холодно сказала Гленда, одёргивая платье и пытаясь понять, не задралось ли где-нибудь что-нибудь в одежде неподобающим образом.

– В таком случае, прошу прощения, – патриций отступил ещё на шаг, будто Гленда была опасным животным, к которому нельзя поворачиваться спиной, но, увы, не сбежал, а сел на своё уже привычное место. – Мне жаль, что я невольно помешал вашим размышлениям над книгой, – он кивнул на оставшийся на столе роман, и Гленда почувствовала, как заливается краской вся, от корней волос до кончиков пальцев на ногах, а патриций продолжал, как ни в чём не бывало: – Но, раз уж вы всё равно отвлеклись, не мог бы я узнать, что так пахнет в этой духовке? И желательно не только узнать, но и попробовать.

Гленда отмерла, быстро сунула тонкую книжицу в карман передника и кинулась к духовке.

– Это пицца, – быстро сказала она. – Вроде той, что называется “Четыре сыра”, только тут их шесть.

– И баклажаны? – уточнил патриций, оказавшийся у неё за спиной и вытягивающий шею, чтобы разглядеть содержимое противня.

– И баклажаны, – сердито подтвердила Гленда, резко разогнувшись – так, что почти ударила патриция затылком в нос, и уперев руки в бока. – Но вы не получите ни кусочка, если не прекратите так… Подкрадываться! Честное слово, ваша светлость, это ни в какие ворота. В смысле, невыносимо!

– Сожалею, что доставил вам неудобство, – сожалеющим он не выглядел, скорее уж довольным. Будто только и ждал, чтобы Гленда его хорошенько отчитала.

– Не слишком-то похоже, – пробурчала Гленда себе под нос и отрезала большой кусок пиццы. Положила на тарелку, поставила её перед патрицием, выдала ему нож с вилкой, а затем, немного подумав, отрезала пиццы и себе. Посмотрела на патриция, пытающегося отделить горячий сыр от ножа, села напротив и взяла свой кусок салфеткой. – Можете извращаться с ножом и вилкой, раз вас положение обязывает, но лично я буду есть руками. Не хочу портить себе удовольствие.

– Вы сами положили мне приборы, – возразил Ветинари, откладывая нож в сторону, – лично я считаю: на кухне шеф задаёт правила. М, – выдохнул он, откусив первый кусочек. Это было очень тихое “м”, едва слышное, особенно в грохоте поезда, но такое выразительное, что на сердце у Гленды потеплело. – Должен признать, вы ужасно на меня влияете, – покачал головой Ветинари, примериваясь, чтобы откусить ещё раз. – Мало того, что я ем руками, так ещё и издаю звуки в процессе поглощения пищи, – он откусил снова и снова издал тот же звук. – Это невыносимо хорошо. Боюсь, если так дальше пойдёт, моим портным придётся снимать с меня новые мерки.

– Если вас это заботит, могу перейти на диетическое меню, – ехидно предложила Гленда. – Кашки, мюсли, овсяные хлопья…

– Ни в коем случае, – Ветинари не повышал голоса, но его возмущение ощущалось как ледяная волна, – просить вас перейти на диетическое меню всё равно, что просить Леонарда Щеботанского рисовать свои картины палкой на песке.

– А он правда живёт у вас в замке пленником? – ухватилась за его слова Гленда. После того, что рассказывал Моркоу, ей очень хотелось это выяснить.

– Правда. Но, должен заметить, пленником добровольным. По большей части. В том смысле, что задумай я отворить эту клетку, сомневаюсь, что птичка даже нос из неё высунет.

– От сидения в четырёх стенах кто угодно спятит.

– В какой-то степени он давно, как вы выражаетесь, спятил. Не вижу смысла подвергать его риску спятить ещё сильнее, столкнувшись с реальностью.

– Вот значит как, – прищурилась Гленда. Она не была уверена, что в данном случае стоит спорить, но делала это будто наперекор тем силам, которые, как ей показалось, толкали её к Ветинари. Она всё ещё помнила про корабли в штиль, но надеялась в этот раз выйти из ловушки без эмоциональных потерь. – Значит, запираете бедного старика, не давая ему и глотка свежего воздуха?

– Мисс Гленда, – Ветинари неодобрительно посмотрел на неё и отложил пиццу, впрочем, от куска уже оставалось меньше половины. – Чего вы добиваетесь? Чтобы я лишил почтенного старика места во дворце, которое он считает домом, и поддержки в виде материалов для его безумного творчества?

– Нет, – поспешила ответить Гленда, поняв, что, пожалуй, заходит слишком далеко, увлекшись этой словесной игрой. – Конечно, нет. Но вы могли бы, например, выпускать его погулять.

– И в очередной раз подвергнуть мир опасности? Впрочем, раз вас так волнует его судьба, обещаю – я познакомлю вас с Леонардом. Сможете у него сами выяснить, насколько он страдает от своего заточения.

– Не откажусь, – Гленда понятия не имела, зачем ей это нужно. Мало что ли она безумных учёных в своей жизни видела. – Хотите ещё пиццы? – спросила она смягчившись.

– Боги, мисс Гленда! – на этот раз возмущение в голосе Ветинари было явно притворным. – Разве можно делать такие неприличные предложения пожилым тиранам посреди ночи? Похоже, вас всё-таки завербовали мои враги – с целью медленно убить меня ожирением. Конечно, я хочу. Но, боюсь, ещё кусочек, и я просто не поднимусь со своего стула.

– Тогда десерт, – безмятежно отозвалась Гленда, чувствуя от этих слов непонятную садистскую радость – она-то со своего места спокойно поднялась (хотя, справедливости ради, кусочек она себе сразу отрезала поменьше). – Он очень лёгкий, – добавила она, увидев выражение лица Ветинари.

– Мисс Гленда, – это прозвучало почти как мольба, но затем он согласно махнул рукой. – Это будет стоить мне пары лишних часов кочегарной работы, но я не могу сказать “нет”. И будьте любезны, заварите чай. Я уже понял, что в этом вам нет равных.

– Будет исполнено, сэр, – отчеканила Гленда, затем нахмурилась, – или что в таких случаях говорит ваш секретарь?

– Обычно он говорит “да, ваша светлость”, и мне этого вполне достаточно, – отозвался патриций, откидываясь на спинку стула так лениво и вместе с тем элегантно, что любой кот мог бы позавидовать его сытой грации, – но на вас, как я смотрю, всё ещё оказывает влияние общение со Стражей. Ничего не имею против, если вас это развлекает, главное – не давайте им себя переманить.

– Не дам, – улыбнулась Гленда, разжигая огонь под чайником, но затем – по ассоциации со Стражей – внезапно вспомнила ещё кое-что, что волновало её в связи с Ветинари. Об этом они говорили с Шельмой, когда та рассказывала о своих первых днях в страже. О том, как пытались отравить патриция и том, что тогда погибли два невинных человека. И о том, что патриций разгадал загадку чуть ли не в самом начале.

Она едва не выпалила вопрос сразу же, но затем всё же прикусила язык, дождалась, пока вскипит чайник, поставила на стол маленькие кувшинчики, в которых десерты отлично хранились и смотрелись, залила заварку кипятком, и только после этого посмотрела на Ветинари, думая, как сформулировать вопрос, чтобы это не прозвучало очередной бестактностью.

– Спрашивайте, мисс Гленда, – взгляд Ветинари стал серьёзным и пронзительным. – От вашего невысказанного вопроса вот-вот задымится воздух.

Гленда поёжилась. И как он это проделывает? Жуткий тип.

– Госпожа Ветерок, – выдавила Гленда, так и не придумав лучшего начала. – Вы догадались раньше, чем Ваймс, но не предупредили. Почему? Простите, что спрашиваю, но я должна знать – люди, которые работают во дворце, кто они для вас? Просто игрушки, которые не жаль пустить в расход, если ситуация требует, а они, вроде как, сами виноваты – не нужно всё тащить в дом, или как? Об этом много говорили тогда в городе среди слуг.

Ещё в самом начале её вопроса, услышав имя, Ветинари помрачнел.

– Не игрушки, мисс Гленда, – ответил он, хмурясь. – И вы зря полагаете… – он отвернулся к окну и продолжил говорить, глядя на занимающийся рассвет. – Помните, что я рассказывал вам о крысах? Так вот, в тот день, когда я всё понял – это было утро, и Милдред Ветерок пришла менять свечи. Я чувствовал себя лучше, потому что накануне меня уложили спать, не зажигая этих проклятых свечей, и я слышал, что происходит в соседней комнате. Пришла служанка. Затем послышался топот бегущих ног. Кто-то что-то быстро сказал. Служанка вскрикнула и выбежала. Меня это заинтересовало. Тёмным клеркам я тогда доверять не мог, но мог позвать крыс – от них-то я и узнал, что произошло. А также о том, что они больше не едят огарки, потому что несколько их сородичей от этого умерло. Дело прояснилось мгновенно. Увы, слишком поздно для госпожи Ветерок.

В его голосе не было ничего трагического – он был тихим, даже монотонным. Но от того, как это звучало, Гленда едва не расплакалась. И жаль ей было не только покойную госпожу Ветерок и её внука, не только оставшуюся без бабушки и брата Милдред, но и, что удивительно, патриция. Похоже, он вовсе не такой бессердечный, каким хочет казаться.

– Простите, – сказала Гленда и невольно, поддавшись порыву, сжала в ладони запястье Ветинари, чьи руки безвольно лежали на столе, а пальцы теребили край салфетки.

Ветинари вздрогнул и посмотрел на неё. И опять – на несколько секунд, показавшихся бесконечно долгими, его глаза заслонили от Гленды весь остальной мир.

– С вами ничего подобного не случится, – произнёс Ветинари, внезапно сжав запястье Гленды в ответ. Тон его был серьёзен, как никогда прежде. – Я обещаю. С тех пор мы усилили меры безопасности, этого больше не повторится.

– Я… – Гленде понадобилось встряхнуть головой и отвести взгляд, чтобы убрать руку и избавиться от накатившего морока. – Я не из-за себя спрашивала. Я не боюсь. Просто мне важно было понять, кто мы для вас – люди из обслуги. Просто пешки, которыми можно жертвовать, или… Или нет.

– Пешки – возможно. Но, поверьте, мисс Гленда, – Ветинари улыбнулся, но явно искусственно, дежурно, – я очень не люблю жертвовать своими пешками. И те, кто вынуждает меня это делать, дорого за это платят.

“А ведь они правы! – поняла Гленда, глядя на этот несомненно хорошо отрепетированный спектакль. – Он действительно пытается казаться хуже, чем есть. Вот сейчас, ведь явно же на самом деле он не считает Милдред и её погибших родственников просто пешками. Но почему-то притворяется. Странно всё это…”

– Ешьте, – сказала она, не зная, что ещё можно предложить в такой ситуации. – Сейчас налью вам чай.

– Спасибо, – ответил Ветинари, и это, в отличие от предыдущей реплики, прозвучало просто и искренне. И ещё показалось, что благодарит он её не только за десерт.

Гленда приподнялась, чтобы долить кипятка в заварник. В кармане передника сдвинулась и упёрлась ей в ногу треклятая книга. И внезапно, в одну секунду, глядя на бегущую воду и вспомнив свои размышления по поводу романа, Гленда поняла, что было не так в её отношениях с Наттом.

За все те годы, что они провели в Убервальде, она ни разу не почувствовала, что он готов защитить её. Нет, не от смертельной опасности, вроде нападения глубинников на орочье поселение – когда это случилось, Натт весьма ловко орудовал “Прощением”, впрочем, и Гленда изрядно помогла ему, вооружившись самой тяжёлой из своих сковородок. Но когда речь заходила о простых вещах, вроде деревенских традиций или каких-нибудь дремучих убервальдских обычаев, Гленда чувствовала себя чудовищно беззащитной. Натт всеми силами стремился вписаться в общество и “вписать” в него свой народ. Поэтому, когда в городке по соседству на Гленду бросали осуждающие взгляды за слишком короткий рукав или слишком глубокий вырез, Натт не говорил им заткнуться или ей – не обращать внимания. Он – весьма вежливо и многословно – просил её больше так не одеваться. И если Гленде вздумывалось в каком-то споре встать на позицию, отличную от позиции леди Марголотты, она знала, что вряд ли получит поддержку Натта. В лучшем случае тот попытается примирить две точки зрения, но не выйдет при этом за рамки установленных леди Марголоттой правил.

Патриций с видимым удовольствием поглощал десерт – красные ягоды на белом воздушном суфле из сыра, а Гленда вспоминала, как в таверне рядом с замком барона фон Убервальд слышала разговор оборотней – о том, как при неком Вольфганге они выслеживали по запаху крови на зимнем снегу самого командора Ваймса, охота почти удалась, жаль, проклятая сестрица Вольфганга вмешалась и всё испортила. Кабы не это, не было бы всех этих дурацких перемен.

Когда Гленда, тогда ещё наивно пытавшаяся построить какие-то человеческие отношения с леди Марголоттой, спросила её об этой истории, та загадочно улыбнулась и ответила, что она, конечно, не позволила бы им по-настоящему убить командора, но “пока человек может справиться с трудностями сам, он должен справляться сам”. Гленда от такого ответа пришла в ужас и больше не обманывалась насчёт того, что из себя представляет эта вампирша. Но, когда она поделилась своими соображениями с Наттом, тот снова ответил что-то неясно-обтекаемое.

Интересно, что сказал бы Ветинари, узнай он, как обошлась его возлюбленная с его посланцем? И Гленда, хоть беседа была и не застольной, решила узнать его реакцию, не откладывая в долгий ящик.

Ветинари слушал внимательно, хмурился, задал пару уточняющих вопросов, а затем долго молчал.

– Спасибо, что поделились, мисс Гленда, – наконец произнёс он, так и не перестав хмуриться. – Оказывается, всё несколько серьёзнее, чем я думал. А теперь мне и в самом деле пора, боюсь, капитан Моркоу вот-вот появится в коридоре, и мне придётся как-то объяснять свой внешний вид.

– Подождите, я проверю, – Гленда осторожно выглянула в коридор. Ей показалось, что в коридорном туалете (были тут и такие, несмотря на душевые в каждом купе) кто-то сопит, но в остальном коридор был пуст. – Быстрее! – махнула она патрицию, который мгновенно просочился мимо неё и молнией преодолел расстояние, отделявшее его от его собственного купе.

– Хорошей ночи, мисс Гленда, – улыбнулся он, перед тем, как окончательно скрыться за дверью. – Или хорошего утра…

– Идите уже! – шикнула Гленда. – Иначе будете с Моркоу любезничать.

Голова патриция немедленно втянулась в купе, но улыбка будто осталась в коридоре. Во всяком случае, какой-то призрак улыбки.

Гленда вернулась на кухню и взяла себе ещё один десерт.

***

– И что ты теперь думаешь? – могла бы услышать Гленда, если бы не удалилась так спешно.

Дверь коридорного туалета стукнула, как могут стучать лишь раздвижные двери поезда, и наружу выскользнули две тени – высокого человека и крупной собаки.

– Чисто, выходим, – сказала одна из теней голосом капитана Моркоу.

Тени молча прошагали до следующего тамбура и перескочили в другой вагон.

Когда от купе патриция их отделяло два коридора, тень собаки задрожала, искривилась и постепенно превратилась в человеческую, хоть и пониже первой (и намного женственнее).

– Ну? – требовательно спросила первая тень.

– Скажу, что у меня шок, – отозвалась вторая, спешно натягивая на себя одежду.

– Значит, я был прав?

– Боги, ещё как! Никогда бы не поверила, если бы Гаспод не научил меня распознавать эти запахи, а Салли – слушать пульс. По уши, Моркоу, по уши! Он втрескался так, что другой на его месте уже стоял бы на коленях с розами и бриллиантом, не в силах и двух слов связать, или… Не знаю, пытался бы сорвать с неё одежду, как какой-нибудь герой-варвар.

– Думаю, он догадывается, что человек, который попытается сорвать с мисс Гленды одежду, дорого за это поплатится. К тому же это не в характере па…

– Тихо!

Вторая тень метнулась к первой, зажала ей рот ладонью и опасливо огляделась по сторонам.

Поблизости никого не было видно, а стук колёс заглушал звуки. Но в том-то и проблема поездов – кто знает, какое из купе может быть совсем немного приоткрыто, и кто скрывается за раздвижной дверью – на Убервальдской линии созданий с чутким слухом наверняка немало.

Высокая тень кивнула и осторожно, поглаживая ладонь второй, отвёла её от своего лица. Голоса теней стали ещё тише, чем прежде.

– Да, ты права. Но насчёт него я, честно говоря, не сомневался. А что она?

– Почти то же. Ей мешает страх, но он же делает чувства более острыми. Он будто плавает в розовом облаке, а она – в напряжении, словно… Словно летит сквозь разноцветный фейерверк и не знает, куда приземлится.

– Интересно, можем ли мы им как-то помочь?

– Даже не думай! Разве можно вмешиваться в такие дела?

– Боюсь, па… Кхм, в смысле – он, он может сам не справиться.

– Как-то же справлялся с этой… Леди без тебя!

– Ещё вопрос, кто из них с кем справлялся.

– А я говорю – не лезь!

– Хорошо. Я буду… приглядывать. И вмешаюсь, только если моя помощь действительно понадобится.

– Надеюсь, ты правильно оцениваешь свои силы. С головой на плечах ты мне нравишься больше, чем без неё. А если твоё вмешательство окажется некстати…

– Я буду… Я буду действовать деликатно, вот как!

Вторая тень ничего не ответила, лишь недоверчиво покачала головой и потянула первую обратно к вагону патриция.

***

Либертина, богиня Яблочного Пирога, Некоторых Сортов Мороженого и Коротких Кусков Веревки, а также (временами) Моря, довольно потирала перепачканные мукой руки. Самая верная из её жриц слишком долго оставалась без помощи и вознаграждения, вынуждена была справляться с трудностями сама. И всё потому, что всякие идиоты, вроде Рока, любят играть чужими фишками и прятать их от хозяев! А Ому, этому старому дураку, вообще давно пора бы вправить мозги своим служителям: шесть лет не давать человеку и орку разрешение на свадьбу – это же просто издевательство! Шесть лет для людей, с их крошечной жизнью – немалый срок (а с точки зрения яблочного пирога так и вовсе гигантский). Пусть облезет теперь вместе со своими последователями без её прекрасной жрицы!

В общем, ситуацию пора было исправить. Моркоу понравился Либертине ещё в тот раз, когда приземлился на своём диковинном аппарате в Дунманифестине – он и сам выглядел как хороший яблочный пирог, такой, которому можно доверять. И теперь Либертина намеревалась при случае воспользоваться его помощью.