Текст книги "Гордость и булочки, или Путь к сердцу кухарки (СИ)"

Автор книги: Вейла Лили

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)

ЧАСТЬ II. Глава 22

Джульетта воплощала собой первозданный хаос. Гленда искренне порадовалась, что прислушалась к совету Ветинари и попросила помощи у леди Сибиллы. Гостиную джульеттиного дома и пару спален отмыли даже до того, как прибыл экспресс из Щеботана, и теперь, пока они втроём сидели за чаем в этой самой гостиной, остальной дом приводился в порядок силами незаметных, но исполнительных слуг, рекомендованных герцогиней.

Джульетта говорила – без остановки, эмоционально и быстро, что прежде было для неё совсем нехарактерно, будто боялась, что её вот-вот силой оторвут от собеседниц. Впрочем, в какой-то момент Гленда начала понимать, почему.

– …И потом Пепе придумал это платье, в котором, Джуниор, дорогой, не выкручивай брату руку, она ему ещё пригодится, так вот, в котором можно только стоять, и чуть-чуть ходить, но если попробуешь сесть – всё разлетится на кусочки. А этому недоумку из “Куль дё мар” припёрло сделать иконографию на фоне, Гленди, солнышко, не бей брата этой штукой, возьми хотя бы подушку. Мисс Фанс! Отберите, пожалуйста, у Чарли кота! На фоне моря. И он потащил меня на балкон, а я не могла быстро идти и вообще боялась остаться голой, так что я, нет, Чарли, котик не противный, не жуй ему хвост – он не будет царапаться. Так вот, о, обязательно попробуйте это печенье, с твоим, Гленда, дорогая, оно, конечно, не сравнится, но из того, что можно купить в Щеботане, нет, Джуниор, ты уже съел достаточно! В общем, так и получилось, что я на него наорала, и все решили, что это были какие-то грязные приставания, и Трев разбил ему иконограф, и пришлось извиняться, но потом Пепе…

У Гленды взрывалась голова. Конечно, когда-то ей было приятно, что Джу назвала дочь в её честь, но сейчас, когда это имя то и дело проскальзывало в сочетании с просьбами не бить братьев, не сморкаться в шторы и не откручивать уши собаке, это… Запутывало. Как будто всего остального мало! Она чувствовала, что сидит с остекленевшим взглядом, и не понимала, как леди Сибилле удаётся поддерживать беседу с непринуждённым видом, без всякого видимого раздражения или даже напряжения. Ещё учиться и учиться тебе быть благородной дамой, сказала она себе.

Наконец все детские были готовы, няня и гувернантка увели троих юных Навроде наверх, и Джульетта торжественно распаковала коробку с тканями и эскизами. Леди Сибилла улыбнулась, давая понять, что это достойная награда за пережитые минуты хаоса.

Ткани были… Во-первых, они были непохожи ни что, что Гленда видела раньше. Никогда прежде ей не доводилось встречать ткани, которые светились бы сами по себе.

– Экспериментальная партия, – прошептала Джельетта. – Мадам Шарн очень просила тебя выбрать одну из них – они вытканы из волокна тех растений, что капитан Моркоу привёз с Луны, ну, её ещё собираются везде высаживать, чтобы получать электричество. Конечно, им пришлось повозиться, чтобы она не жглась – поначалу было довольно противное ощущение, но проблему решили. Теперь тут отличная изоляция, я специально в одном таком снималась в бассейне, чтобы показать, что совсем не жжётся! Удивительно, да? Мадам сказала, что раз мы получили такие ткани благодаря тебе, тебе первой их и демонстрировать.

Гленда приподняла мягкую тряпочку, сверкавшую и переливавшуюся, будто чистый горный снег под ярким солнцем.

– Это потрясающе, – сказала она. – Но я боюсь, что всё это сияние… Понимаешь, когда речь идёт о твоей талии… То есть, тебе-то такое можно, а вот я…

– О, не волнуйся! – отмахнулась Джульетта. – Пепе знал, что ты так скажешь, он специально сделал на всех эскизах вставки на талии, они темнее – золотые, серебряные, красные или синие. Я бы на твоём месте сделала золотые, они так подойдут к твоим волосам! А что ты скажешь насчёт голубого для подружек невесты? Если ты спросишь моего мнения, то я за голубой, потому что лиловый мне не очень идёт. И госпоже Сибилле… Ой, простите, я такая глупая, даже не спросила…

– Конечно! – тут же вмешалась Гленда, предотвращая неловкость. – Да, леди Сибилла, для меня будет огромной честью, если вы будете среди подружек невесты. Думаю, командор Ваймс не будет против?

Герцогиня расцвела.

– Я с радостью разделю этот день с вами, дорогая, – сказала она так искренне, как, наверное, не смогла бы ни одна другая женщина её положения, тем более почти не знакомая с будущей невестой. Но было в леди Сибилле что-то такое, что заставляло верить каждому её слову. – А что касается моего мужа, – добавила она, явно сдерживая улыбку, – вы просто не представляете, как его обрадовало ваше предложение. Быть посажённым отцом на свадьбе у Хэвлока – о, он выжмет из ситуации максимум удовольствия! Особенно из напутственной речи жениху.

Гленда невольно пожалела Ветинари, но и скрыть усмешку не смогла.

– Тогда, голубой? – неуверенно спросила Гленда.

– Прекрасное решение, – кивнула леди Сибилла.

– И, может быть, синие вставки для меня? – робко продолжила Гленда. – Всё-таки золото это немного…

– В самый раз, – твёрдо возразила леди Сибилла. – Вам нечего бояться, милая. Формы – это прекрасно, тут совершенно нечего стесняться.

– Ой, по поводу стесняться, – встряла Джульетта, – дорогая, мне неловко тебя просить, но надеюсь, ты не будешь возражать – я хотела бы быть в накладной бороде. В конце концов, это часть моего образа, и мадам Шарн очень просила…

Гленде было немного стыдно от того, какой радостью наполнила её сердце эта просьба. Только теперь она поняла, как сильно на самом деле опасалась, что вид Джульетты, способной даже в мешке из-под картошки затмить кого угодно, уничтожит все её, глендины, усилия выглядеть красивой на собственной свадьбе.

– Да, всё в порядке, конечно, – быстро отозвалась она. – Тем более, среди подружек будет Шелли Задранец, она тоже гном. В смысле, просто гном – тоже с бородой.

– Я помню, ты про неё писала! – оживилась Джульетта. – Мне не терпится с ней познакомиться, и с остальными – с капитаном Ангвой и с мисс Нитт, они ведь тоже будут?

– Да, – подтвердила Гленда.

– И надо ещё обсудить меню! – внезапно загорелась Джульетта. – Ты ведь не собираешься, – сказала она с неожиданной суровостью, – подавать устриц? Ты знала, – она перешла на шёпот, – что их едят живьём?! Бедные малютки пищат, пока люди вгрызаются в их плоть – от-вра-ти-тель-но!!! Я ещё могу понять необходимость мяса, но корову или курицу мы, по крайней мере, быстро избавляем от страданий. Но есть вот так, будто кошка дергающуюся мышь…

Гленда никогда не думала об устрицах с этой стороны, но ещё меньше она ожидала такой сознательности от Джульетты.

– Нет, я не планировала устриц, – сказала она быстро.

– Отлично! – Джульетта засияла. – И, если у меня будут брать интервью, я обязательно об этом расскажу, да? Нашему Обществу гуманного питания в Щеботане это очень поможет, ты не представляешь, какие там бывают кулинарные извращения.

Потом они поболтали ещё немного, и леди Сибилла откланялась, явно ощущая, что старым подругам хочется поговорить наедине.

– Ну и как? – прошептала Джульетта с заговорщическим видом, проводив знатную гостью. – Ты и патриций – с ума сойти! Ты уже пробовала, как у него с этим делом? А то вдруг…

Гленда внезапно поняла, что при всём желании посплетничать, не сможет подробно говорить с Джульеттой об этом. Это было слишком… Чисто и свято, чтобы облекать в слова для дружеского трёпа.

– Он потрясающий, – только и смогла сказать она. – Прости, но я не могу это описывать словами.

– Чо, правда? – Джельетта широко улыбнулась, взвизгнула и сердечно обняла Гленду, выдохнув: – Я так за тебя рада!

***

Письмо пришло за три дня до свадьбы. Гленда решила было, что это очередное поздравление. Впрочем, заметив убервальдский штамп, немного занервничала. Как оказалось, не зря. Письмо было от госпожи Марголотты. Она в высшей степени вежливо и пристойно поздравляла Гленду с предстоящим бракосочетанием, вплетя в витиеватый узор пышных фраз нехитрую мысль: а достаточно ли вы знаете будущего мужа, дорогуша?

К письму под благовидным предлогом (что-то о скоротечности жизни и интересе к судьбе соотечественников) прилагалась вырезка из “Сатблатта” о внезапной трагической кончине некого Эмбриона Ржава, молодого аристократа из среды анк-морпоркского дворянства. Мальчишка на иконографии не казался Гленде особенно симпатичным, но, подумала она, это ведь не повод считать, что он заслужил ужасную смерть в горах.

Ей пришлось отложить все дела и на три раза перечитать и письмо, и заметку, чтобы понять, к чему всё это. Выходило, что это нашли потомка Ржавов недавно, но умер он раньше. Нехитрые подсчёты давали понять – именно в то время, когда Ветинари был в Убервальде, причём уже без Стукпостука.

Гленда не могла не признать, что на этот раз удар Марголотты пришёлся в цель. Да, она знала, что Ветинари – выпускник школы Наёмных Убийц, сколько раз они вместе шутили на эту тему! Знала, что он выносит смертные приговоры, впрочем, в последнее время всё реже (а некоторым из тех, кому он их выносил, Гленда своими руками с удовольствием устроила бы отход в мир иной способом куда более болезненным, чем мистер Трупер). Но это… Убийство без суда и следствия. И ради чего? Какие-то политические интриги? Очередная “игра в шахматы”? Гленде было мерзко.

Первым её порывом было немедленно подняться к Ветинари, но – и это было самым ядовитым в письме Марголотты – она действительно задалась вопросом: достаточно ли она знает Ветинари, чтобы поверить в его ответ?

С момента объявления свадьбы прошло три недели, и за всё это время у них не было времени толком побыть вдвоём. Подготовка, даже с участием многочисленным помощников, оказалась сущим адом, а Ветинари гнал вперёд на всех парах, будто боялся… Что она передумает?

Гленда провела в беспокойных раздумьях целый день и в полночь всё ещё сидела на кухне. Традицию ночного нарезания сыра им с Ветинари пришлось оставить в прошлом – теперь, когда Гленда стала невестой патриция, за ней постоянно следили любопытные глаза, и на кухню то и дело кто-то заглядывал. Это её так достало, что она невольно начала с нетерпением ждать, когда сможет передать место шефа своему помощнику, хотя поначалу не хотела этого делать.

К счастью – хотя бы в этом повезло – сегодня её не тревожили. Может, что-то почувствовали, может, устали пытаться подловить и решили, что подлавливать не на чем. Так или иначе, но когда в полночь патриций привычно появился из-за тайной двери, Гленда подпрыгнула на стуле. Она не ждала его. И так не придумала, как заговорить о том, что её волновало. Действительно ли он хладнокровно убил человека просто потому, что тот мешал его планам?

– За весь день – не то что ни одного визита, ни одной записки или чашки какао, – мягко начал Ветинари, по-кошачьи осторожно приближаясь к столу. – Я заподозрил, что случилось что-то серьёзное, но мне доложили, что ты в полном порядке. Что произошло?

Он стоял рядом, и Гленда не смела поднять на него глаза. Она лишь протянула ему листы, присланные Марголоттой, и спрятала лицо в ладонях, не в силах решить, как заговорить об этом.

Несколько минут Ветинари читал. Затем произнёс короткое: “А!”. Затем раздался знакомый стук. Гленда подняла голову. Закатав рукава, Ветинари привычно нарезал сыр. Впрочем, было в его позе что-то странное. Он был неестественно собран, стоял ещё прямее обычного и старательно не смотрел в сторону Гленды.

– Юный лорд Ржав, – наконец заговорил Ветинари, не прерывая своего занятия. – примечательная личность. Если вас интересует его более ранняя биография, вы могли бы поговорить с командором Ваймсом. Сэр Сэмюэль… Скажем так, пристально следил за судьбой Эмбриона и в некотором роде поспособствовал тому, чтобы с юного господина Ржава была снята ответственность по управлению семейным состоянием. Знаете, командор Ваймс – человек свято верящий в Закон, но иногда и его расстраивает, что этот Закон не имеет обратной силы. Например, когда молодые повесы ради увеличения и без того немалого состояния обращают в рабство тех, за кого некому заступиться. Вроде гоблинов. Вы помните, как относились к гоблинам, до того, как вы уехали в Убервальд? Впрочем, скандал с отправкой нескольких сотен гоблинов в Очудноземье на табачные плантации вы, вероятно, пропустили. Как бы то ни было, командора тогда очень расстроило, что юного Эмбриона всего лишь отправили на Фор-Экс. Он был уверен, что наследник Ржавов связан с жестоким убийством молодой гоблинки. Увы, доказательств не было.

Гленда наклонила голову, пытаясь поймать взгляд Ветинари, но патриций продолжал методично нарезать сыр, будто не было в мире предмета интереснее. И говорить тоже продолжал.

– У меня были основания полагать, что немногие оставшиеся ему годы Эмбрион Ржав посвятит общению с разнообразной и оригинальной фауной Фор-Экса, однако, неизвестным для меня образом он смог прийти к взаимопониманию с нашей посланницей на этом континенте и некоторое время назад объявился в Убервальде…

Ненадолго повисла пауза, и Гленда поняла – повествование приближается к кульминации. Похоже, дело не только в убитой гоблинке, было за этим Эмбрионом что-то ещё.

– Я думаю, вы прекрасно осведомлены о том, как…. специфически работает закон в Убервальде. И ещё, я полагаю, вам известно, что даже для такой специфической работы закона необходимо, чтобы к нему обратились. Чтобы к нему воззвали. Чтобы жертва или её законные представители захотели правосудия. Но что делать, мисс Гленда, когда жертва – не более, чем обуза для семьи? Лишний рот в бедной семье, который нужно кормить? Что делать, если за избавление от этой обузы семье ещё и приплатят, чтобы обращение к закону не бросало тень на потомка благородного семейства?

Гленда похолодела. Она догадывалась, что такое может происходить. Слышала истории про исчезнувших детей, особенно девочек. Она-то всегда надеялась, что они просто сбегали от тяжкой доли, и молилась, чтобы они нашли лучшую жизнь. Как же. Не в Убервальде.

Она встала и обняла Ветинари со спины. Он отложил нож.

– В конце концов, – вздохнула Гленда, прижимаясь лбом к его спине, – курицы, которым я, бывало, сворачивала шеи, виноваты лишь тем, что родились курицами. Прости, что не пришла сразу. Я… Растерялась. И, знаешь, я как-то однажды думала – на кухне полно предметов, которые позволили бы не только прикончить человека, но и без улик избавиться от трупа. Так что если ты обнаружишь ещё одного подобного мерзавца…

Ветинари развернулся и обнял её за плечи. Прижался губами к волосам и прошептал:

– К счастью, в Анк-Морпорке у нас для этого есть Закон и Ваймс, и это почти одно и то же.

– Знаю, но мало ли, – упрямо возразила Гленда. – Ты должен знать, что можешь на меня рассчитывать… Не только в хорошем.

– Я тебя люблю, – прошептал Ветинари едва слышно, и Гленда замерла, потому что именно этих, самых важных слов он до сих пор ни разу не говорил. – Пожалуйста, не позволяй ей больше забираться тебе в голову. Никогда.

– Не позволю, – пообещала Гленда и отстранилась, чтобы взглянуть ему в лицо. – И я тоже тебя люблю, если это вдруг было непонятно.

Он усмехнулся и поцеловал её. Гленда успела подумать, что кто-нибудь может ведь и увидеть, а потом решила – ну и пусть видят! Целовать мужчину, который уже почти стал твоим мужем, точно не преступление.

– Пойдём, – сказала она, отступив на шаг и потянув Ветинари за собой. – У меня осталось всего три ночи в комнате кухарки, будет обидно так её и не осквернить.

***

Изгибы тела… Хэвлок и подумать не мог, что они когда-нибудь будут иметь для него значение. Он вырос в убеждении, что красота тела – вещь третьестепенная, а даже если и заходит о ней речь, есть чёткие рамки этой красоты, заданные эфебскими статуями: ничего лишнего, ничего чрезмерного, только мускулы, которые выглядят функционально. Охотники и охотницы, тела, предназначенные для физических упражнений.

Избыток тела с точки зрения классического образования считался вульгарным, а примитивные фигурки народов Очудноземья – непристойными. Тем необычнее были чувства, которые вызывала у него Гленда – он упивался ею, роскошью её избыточной и щедрой телесности. Тело Гленды отличалось от тел классических красоток так же, как еда, которую готовила она, от прочей стряпни. Секс с Глендой превращался в пир из текстур и форм особенно для его собственного голодного и жадного до прикосновений тела.

Обхватывать ладонями налитую, точно спелый фрукт, грудь, стискивать мягкие, но упругие ягодицы, чувствуя, как движутся под пальцами мышцы, скользить по бархатистой поверхности, пробираясь кончиком пальца или языка между тонкими складками, напоминавшими по ощущениям бесподобно нежные глендины десерты – Хэвлоку становилось страшно от того, как сильно его это затягивало. И в то же время он не оторвался бы сейчас от Гленды, даже если бы ему к голове приставили арбалет.

Гленда поощряла его каждым движением и звуком, не стеснялась показать, что и как ей нравится, требовать ещё. В постели она оказалась куда большим тираном, чем патриций мог когда-либо стать в Анк-Морпорке, и, боги, как же это было хорошо. Впрочем, запросто уступать командование Хэвлок не собирался, это было бы слишком скучно. Её клитор он ласкал до тех пор, пока она не начала выворачиваться, рискуя свернуть ему шею, и только тогда он приподнялся на локтях, потянулся вперед, чтобы поцеловать, но оказался мгновенно сметён и распластан на постели.

– Мне… надоело… ждать, – тяжело выдохнула Гленда, оседлав его, и принялась медленно опускаться на дрожащий от напряжения член. Член, интересы которого за более увлекательным занятием Хэвлок в последние полчаса преступно игнорировал, взял управление на себя и подбросил тело резко вверх. Гленда вскрикнула. Какая-то часть Хэвлока испугалась, что это был крик боли, но Гленда опустила на него полный острого удовольствия взгляд и быстро наклонилась за поцелуем. И мир для Хэвлока исчез – осталось ощущение мягких горячих объятий, с каждой секундой становившихся всё теснее, утягивавших в болезненно-сладкую тугую воронку. Хотелось, чтобы это быстрее прошло – слишком ярким было удовольствие; и чтобы не проходило никогда.

Последний аккорд в симфонии ощущений был таким мощным, что Хэвлоку показалось, он ненадолго выключился. Очнулся он от осторожных прикосновений. Пресыщенное тело, похоже, не могло определить, нравится ему пощипывание в районе сосков, или это уже лишнее. Он перехватил ладонь Гленды, устроившейся у него под боком, и прижал её к губам.

Гленда приподнялась на локте. Такого довольного выражения он, пожалуй, ещё ни разу на её лице не видел. Это льстило и парадоксальным образом вливало в тело новые силы, хотя ещё секунду назад он был выжат досуха. Он развернулся на бок и поцеловал Гленду в краешек улыбающихся губ.

– А вы лентяй, сэр, – прошептала она, кашлянув, чтобы справиться с хрипотцой в голосе. – Так затянули, что пришлось действовать самой.

– Виноват, – ответил Хэвлок и тоже вынужден был откашляться, горло, похоже, перенапряглось от стонов. Сам он их не помнил, но ощущал последствия. – В своё оправдание могу сказать, что тут есть и ваша ответственность, мадам, – он положил ладонь ей на талию, в ложбинку с мягкими складочками. Крутой изгиб от пояса к бедру, – он мог бы ощупывать его целую вечность. – Вы так долго скрывали от меня свой лучший десерт… Я просто не мог оторваться!

– Ты! – Гленда вспыхнула и спрятала лицо в ладонях. И не было в этот момент ничего чудеснее, чем сгрести её в охапку, навалиться всем весом и целовать куда придётся: в макушку, в лоб, в локоть, выставленный в шутливой обороне. Кажется, именно эта весёлая возня и называлась "фигли-мигли", но сейчас Хэвлоку было не до лингвистики.

Очень быстро Гленда снова взяла верх, оставаясь при этом внизу – обхватила его ногами и сладко потянулась.

– Если ты ждёшь немедленной компенсации моей лени, – с сожалением вздохнул Хэвлок, – я пока…

– Не напрягайся, – прошептала Гленда. – Я просто… Хочу тебя чувствовать. Ты можешь…

Она не договорила, но её рука скользнула вниз. Хэвлок не был уверен, что из этого что-то получится, но Гленда как-то ловко подалась к нему, расслабилась, чуть сдавила под головкой и втолкнула в себя обмякший член, а затем, осторожно сжав мышцы, втянула его глубже. Это было не так остро-восхитительно, как секс, на короткий миг даже больно, но затем чертовски приятно. Они синхронно и довольно выдохнули. Какое-то время они лежали так, лениво целуясь, а потом Хэвлок почувствовал, что глендино тепло делает своё дело, и кровь приливает к паху.

– М? – заинтересованно оживилась Гленда.

– Тебе не кажется, – Хэвлок медленно подался назад и вперёд, чувствуя, как член становится твёрже с каждой секундой, – что пора бы уже называть меня по имени? Простого "М" недостаточно, дорогая, я отказываюсь на это откликаться.

Гленда смутилась! Боги, она лежала под ним – обнаженная, расслабленная, довольная, он входил в её тело, на котором перед тем не оставил ни миллиметра неисследованным, а она всё ещё стеснялась называть его по имени.

– Ну же, – прошептал он ей на ухо, чуть жёстче двинув бёдрами. – У меня не такое сложное имя. Всего два слога. Или ты предпочитаешь называть меня Леонардом?

Гленда рассмеялась. Вжалась ладонями в его спину, уткнулась лбом ему в ключицы и несмело произнесла:

– Хэв… Хэвлок?

Хэвлок и сам не ожидал, что это так на него подействует. Удовольствие было электрическим, он вздрогнул всем телом и ускорился.

Гленда всё поняла правильно.

– Хэвлок, – повторила она увереннее. – Хэвлок!

Больше подстёгивать его не требовалось. Хэвлок задвигался резко и быстро, так, что дыхание Гленды сбилось, и говорить она уже не могла – только стонать.

Кровать скрипела отчаянно, и Хэвлок начал опасаться, не сломается ли она в процессе… Не сломалась – во всяком случае, пока они с Глендой наслаждались друг другом. Но несколькими часами позже, когда он уже сидел в своём кабинете, а Гленда, светящаяся от счастья и явно хорошо выспавшаяся, принесла ему ланч, она показала синяк на локте. Зловредная кровать выронила-таки несколько досок, когда Гленда ворочалась во сне.

– Пожалуй, я приглашу мастеров Коренного и Рукисилы проверить крепление нашего брачного ложа, – проворчал Хэвлок, целуя ямочку на пострадавшем локте.

– Они ведь оружие делают, – удивилась Гленда.

– Вот именно, – подтвердил Хэвлок. – И очень надёжное.

– Ну, тебе лучше знать, – пожала плечами Гленда и с непередаваемым выражением лица пододвинула ему вазочку. – Я приготовила тебе ягодный мусс, поскольку ты жаловался, что я скрываю от тебя какие-то свои десерты.

– Не знаю, смогу ли теперь смотреть на твои десерты прежними глазами, – поддразнил Хэвлок, не в силах сдержать улыбку. Десерт он, конечно, съел до последней ложки.