Текст книги "Гордость и булочки, или Путь к сердцу кухарки (СИ)"

Автор книги: Вейла Лили

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц)

ЧАСТЬ II. Глава 20 (музыкальный эпизод)

Утро у Хэвлока выдалось просто прекрасное. Он не ожидал от Гленды ответных подарков, но был чертовски рад получить из Почтамта пачку писем. Он не сомневался в авторстве идеи и удивлялся только одному: почему сам не потребовал в своё время у Губвика отдать ему эту головоломку.

Он разгадал уже четыре адреса, когда в дверь постучали, и вошёл Стукпостук. Выражение лица у секретаря было до крайности странное. Патриций вопросительно вздёрнул бровь. Стукпостук напрягся и покраснел так, будто боролся с последствиями переедания стряпни Достабля, а затем, отчаянно мотнув головой, зажмурившись и взвизгнув, скороговоркой пропел:

– Я должен доложить Вам честно обстановку, Неловко говорить, Но я могу лишь петь!

Он сжал губы и виновато посмотрел на Ветинари. Очевидно было, что Стукпостук предпочёл бы прямо сейчас провалиться сквозь пол, пролететь вниз все шесть этажей и, очутившись в подземелье, добровольно запереться внутри Железной Девы с котятами, чем вести себя подобным образом.

Интересно, подумал Хэвлок и попытался для начала утешить секретаря. Однако, вместо тщательно выверенной отеческой реплики, из его уст вырвалась возмутительно песенная строфа: – Сочувствую всем сердцем, О, друг мой дорогой!

Хэвлок зажал рот ладонью. Без преувеличения можно было сказать: такого с ним не случалось прежде никогда! Настолько потерять контроль над собственным телом – это было чертовски унизительно.

С минуту они со Стукпостуком безмолвно переглядывались, затем из приёмной донёсся удар – похоже, кто-то яростно (возможно, с ноги) толкнул дверь, отчего та влетела в стену. Вскоре точно так же открылась дверь кабинета. – Ху-уй-ая како-ого зде-есь происхо-одит?! – зычным баритоном пропел командор Ваймс. – Я-а всех на ча-асти гото-ов разорва-ать!

Не успели патриций с секретарём отреагировать на это явление, как в спину Ваймса, в вальсовом темпе, ударил громоподобный бас Чудакулли: – Эт-то-о не ма-агия, Честно-ое сло-ово! Мы всё-о проверили На-вер-няка!

Последовала ещё одна неловкая напряжённая пауза, когда каждый боялся открыть рот и снова выставить себя на посмешище. Ваймс решительно подошёл к окну и открыл его, раздражённо указав в сторону улицы. Хэвлок прислушался: вместо привычного городского шума за окном царила странно ритмичная какофония. Это было похоже на то, как звучит оркестр перед концертом, когда музыканты только настраиваются, и каждый играет что-то своё. Несомненно было одно – люди за окном тоже пели, вместо того, чтобы говорить.

Неизвестно сколько продолжалась бы театральная пауза, но тут снова послышался стук – на этот раз мерный, будто гигантский метроном, и в кабинет вошёл сержант Дорфл.

– Доброе Утро Господа, – сказал он совершенно нормальным не-песенным голосом и в ответ на изумлённые взгляды пояснил: – Это Проклятие, Или Что бы Это Ни Было, Не Действует На Големов. Мы Предположили – Это Потому, Что Мы Атеисты. Сержант Посети Уже Отправился За Первосвященником Чудакулли, Поскольку Мы С Капитаном Моркоу Считаем, Что Это Связано С Религией, А Сержант Посети Вспомнил Подобный Случай Из Эфебской Религиозной Литературы.

– Ведь о-он же Омниа-анин, како-ой ему Хьюно-он? – возмущённо пропел Ваймс, а Чудакулли, как обычно, скептически поморщился при упоминании брата.

– Вот, Возьмите, Сэр, – сказал Дорфл, достав из сумки небольшую табличку с привязанным к ней кусочком мела. Когда-то, когда големы ещё были рабами и не имели речевого аппарата, они общались с помощью таких табличек. Теперь, очевидно, пришёл черёд всех остальных жителей Анк-Морпорка приобщиться к этой големской культурной традиции. Следующую табличку он протянул патрицию, и тот немедленно написал:

“Как наши гости из Убервальда? Это не связано с ними?”

“Не думаю, сэр, – написал в свою очередь Стукпостук, получивший табличку последним – после аркканцлера. – Леди Марголотта покинула дворец этой ночью. Её поезд уже идёт на Убервальд. Думаю, если бы это была её идея, она осталась бы посмотреть.”

Возможно, она и осталась, подумал Хэвлок, да мы об этом не знаем. Впрочем, версия с божественным вмешательством, какой бы ни была неприятной, показалась ему более привлекательной. Уж лучше иметь дело с богами, чем с обиженной Марголоттой.

“Тогда подождём, – написал Хэвлок, – что даст расследование сержанта Посети. И, кстати: действительно, почему он?”

Стукпостук написал записку и лифтом отправил её на кухню, а Дорфл ответил на вопрос патриция:

– У Сержанта Посети Приятный Тенор, Сэр, К Тому Же Он Знает Толк В Религиозных Песнопениях, Ему Не Так Сложно Формулировать Мысли При Пении, Как Остальным.

“Понятно.” – написал патриций.

Загрохотал лифт, Стукпостук достал поднос с чаем, лимонным пирогом и небольшой запиской, адресованной “Его светлости лорду Ветинари”.

“Это какой-то кошмар! – писала Гленда. – Вы уже в курсе, что все кругом ПОЮТ?! Вы когда-нибудь слышали, как поёт мистер Паддинг? А Губвиг? А шеф Джолсон? Я начинаю жалеть, что не сбежала в Убервальд. Сделайте с этим что-нибудь, вы же патриций!”

Хэвлок невольно усмехнулся и, пока остальные в чопорном молчании пили чай, быстро написал:

“Увы, моя дорогая мисс Гленда, тот факт, что я патриций, нисколько не спасает меня от всеобщей напасти. Я тоже, если можно так выразиться, пою, стоит только попытаться заговорить. Можете подняться и убедиться в этом сами.”

Он отправил записку на лифте и не успел выпить и половины чашки, как пришёл ответ:

“Не могу пропустить такое, поднимаюсь!”

Вошла Гленда в хвосте длинной процессии представителей самых разных анк-морпоркских религий. Она поглядывала на них с подозрением, они же, казалось, не утруждали себя тем, чтобы замечать кого-либо, кроме коллег, на которых каждый из них косился неодобрительно. Тем не менее, ритуальные музыкальные инструменты у них в руках играли довольно слаженно.

“Итак, господа, – написал патриций крупными буквами, – вы в понимаете, что происходит?”

В ответ ему грянул слаженный хор, зачем-то – видимо, иначе не ложилось в мелодию – повторяющий каждую строчку:

– Это бог Рег, – пропели баритоны.

– Это бог Рег! – ответили им теноры.

– И он для вас…

– И он для вас!

– Своё зада-ани-ие-э

при-ипа-ас! – голоса соединились.

– Он говорит,

– Он говорит!

– Что вы должны,

– Что вы должны!

– Исполнить а-арию-у

Лю-убви-и!

““Вы должны” – это кто?” – сразу же уточнил Хэвлок.

Священники переглянулись.

– Он попросил, – снова затянули баритоны. – Он приказал! – уточнили теноры. – Чтобы патри-иций исполня-ал! – Но перед тем, – Но перед тем! – Пусть позовёт, – Пусть позовёт! – Молитву Регу вознесё-от!

“Я должен молиться этому…”– начал писать Хэвлок, но быстро стёр написанное и уточнил: “Рег – это бог песен?”

Священники закивали.

– И му-узыки! И му-зыки! И музы-музы-ки! – прозвенел из-за спин священников торжественный гимн в исполнении сержанта Посети.

“Где?” – коротко спросил патриций.

– О, опера, – О, опера! – О, храм для песнопе-ений!

Мотив изменился, но повторы от этого, увы, не исчезли.

– Что может быть, – Что может быть?! – Прекрасней для явлений!

“Значит, в оперу.” – постановил патриций. “Стукпостук, нам понадобится больше карет.”

– Нет-нет-не-эт! – Хьюнон Чудакулли вышел вперёд, патетически разводя руками: – Это чётко и строго нам явлено, Это было яснее всего! Лишь патриций Анк-Морпорка вправе, Видеть лик и сияньего его! Бо-ога! Ре-эга!

Очевидно, пение не доставляло Первосвященнику никакого удовольствия, поэтому он вырвал дощечку из рук брата и криво накарябал:

“Короче, он велел, чтобы к нему явился патриций. Один. Потом добавил: но можно с той цыпочкой. Понятия не имею, что это значит”.

– С той цы-ыпочкой из кух-ни-и! – визгливо уточнил Посети.

“Возможно, стоит принести в жертву курицу,” – написал Хьюнон.

Ветинари осторожно глянул в дальний угол, где красная от смущения Гленда пыталась слиться со стеной. Он поймал её взгляд и коротко качнул головой – не нужно ей в это впутываться. Он уже имел дело с богами, прекрасно справится сам. Гленда нахмурилась.

“Не стоит задерживаться,” – написал Ветинари на табличке. “Я отправляюсь немедленно”. Затем сменил надпись на “Дождитесь меня здесь.” и показал её Ваймсу и старшему из Чудакулли. Оба кивнули.

– Прошу за мно-ой! – торжественно провозгласил младший Чудакулли и тут же поморщился, поняв, что опять не удержался.

Ветинари кивнул и быстрым летящим шагом вышел из зала. Вслед за ним устремилась толпа священнослужителей, и никто не заметил, как в этой толпе Гленда скользнула в сторону большого старинного шкафа в середине комнаты и исчезла. Ну или почти никто.

“Говорят, – написал Чудакулли, подойдя к Ваймсу, – во дворце немало секретных ходов.”

“И по ним можно передвигаться намного быстрее, чем по главным лестницам…” – написал Ваймс в ответ.

***

– Ми… – начал было патриций, увидев Гленду в карете, но осёкся и лишь одарил её неодобрительным взглядом.

Гленда вздёрнула бровь всем своим видом показывая: да-да, я внимательно слушаю. Ветинари покачал головой и забрался внутрь.

“Решили принести себя в жертву?” – написал он, когда карета тронулась.

Гленда отобрала у него табличку и аккуратно вывела: “Разве что в жертву своему любопытству.”

Ветинари усмехнулся, и дальше они ехали молча, но Гленда от души наслаждалась возможностью сидеть рядом с патрицием, чувствуя своим плечом тепло его плеча. О том, чтобы пересесть на противоположное сиденье, ни один из них так и не подумал.

***

– Привет, чуваки! Чо-каво?

Гленда и Ветинари переглянулись. Последнее, что они ожидали увидеть на сцене оперы, – субъекта в мятой мешковатой одежде и с чем-то похожим на разворошённый муравейник на голове. Даже стоя на месте, он постоянно едва заметно двигался, будто в такт слышимой одному лишь ему мелодии. Впечатление складывалось не лучшее – от божества как-то ждёшь большего, даже если ты циничный анк-морпоркец.

– Прошу прощения? – первым не выдержал патриций и удивлённо вздёрнул бровь – в его реплике не было и намёка на песенность. Обычная разговорная речь. Оказалось, разговаривать прозой – это очень приятно. – Так проклятие снято? – быстро уточнил Ветинари. – Горожане могут спокойно возвращаться к нормальной манере общения?

– Не, – продолжая кивать головой в такт внутренней мелодии, божество ей же отрицательно помотало. – Эт, типа, только ща, чтоб поговорить норм. Кароч, эт не проклятие, эт, как его… Божественный промысел, во. Испытание. И чтоб всё вернуть как было, вам надо, ну, с честью исполнить задание бога, то есть, меня.

– Но зачем?! – не выдержала Гленда. – Чем мы так перед тобой провинились, что ты, простите, вы, ваша… божественность? – решили нам такое устроить?

– Можно просто старина Рег, – отмахнулся “старина Рег”. – И вы, тип, не провинились, просто мне надо было это… Ну, чтоб вы ко мне воззвали, кароч. А то тут Рок твоему парню мозги чуток запудрил, так надо было эт, распудрить обратно. Чтоб он, тип, не ждал целый год, чтоб снова к тебе подкатить. Кароч, парень, можешь ничо не бояться, за фигли-мигли с этой дамочкой ничё те не будет. Ну и ей, тип, тоже. Она уже такая крутая, что этого никто не перешибёт.

Гленда воззрилась на Ветинари. Хэвлок мельком отметил, что на слове “парень” она вспыхнула и, возможно, хотела возразить, но “фигли-мигли”, упомянутые применительно к его поведению, лишили её дара речи.

– И почему я должен вам верить? – скептически отозвался Ветинари, решив, что с Глендой он объяснится потом.

– Не, ну можешь не верить, если не хочешь, – пожал плечами Рег. – Но, я так думаю, тебе интересно было б знать, что Рок поспорил с… Ну, с Той, Кого Нельзя Называть, если ты понимаешь о чём я. Она свой зелёный глаз на твою подружку положила из-за Либертины с Электрисией, те, тип, хотели, чтоб вы были вместе, потому что она, вроде как, их жрица, – он кивнул на Гленду, – а Рок утверждал, что без войны вы не сойдётесь. Ну и вот, слово за слово.

Гленда застыла – ещё бы, не каждый день узнаёшь, что являешься жрицей аж двух богинь сразу. Хэвлок ободряюще сжал её локоть и уточнил:

– Либертина – это богиня яблочного пирога?

– В точку, – Рег прищёлкнул пальцами. – А Электрисия, как, типа, из имени следует – электричества, у вас его ща тут много будет. И они, тип, решили, что хватит с их жрицы всякой херни в жизни, так что тебе придётся взять себя за задницу и уж хотя бы не увиливать от того, что тут у вас завязалось. Ну и эт, песню ты написал классную, чо уж. Давай теперь, исполняй, шоб все слышали. Нефиг такой красотище в ящике пылиться. Как исполнишь – снова заговорите нормально.

– Песню? – переспросила Гленда, неверяще глядя на Ветинари. – Вы? Написали песню?

Хэвлок виновато развёл руками. Он не собирался признаваться в этой позорной слабости никому и никогда, но по пути из Убервальда в Анк-Морпорк, думая о Гленде под мерный стук колёс, он действительно написал песню. Она не казалась ему шедевром, и уж тем более он не планировал её исполнять. Тем более – при свидетелях.

– Что значит “чтобы все слышали”? – мрачно уточнил он.

– Ну, тип, концерт устрой на центральной площади, – пояснил Рег. – Можешь для поддержки кого прихватить, если один на сцене стоять боишься.

– Я не боюсь, – резко ответил Хэвлок. – Но я не пою. Тем более на публику.

– Теперь поёшь, – нагло ухмыляясь заявил Рег и фамильярно хлопнул патриция по плечу. – Считай, удостоился божественного благословения. Ну всё, я, тип, всё сказал, чего хотел, чао-какао, детишки. Мир и любовь, как говорится.

И он исчез. Затем появился на прежнем месте вновь, мотнул головой, пробормотал:

– А, тип, божественно ж уйти надо.

Он щёлкнул пальцами, прозвучал мощный гитарный аккорд, и Рег исчез снова.

Гленда и Ветинари посмотрели друг на друга.

– Я-а, – начала Гленда и тут же закрыла рот рукой – песенное проклятие, или что это там было по мнению наложившего его бога, вернулось.

– По-озже, – протянул Хэвлок, изо всех сил пытаясь сделать так, чтобы это как можно меньше походило на песню.

Гленда согласно кивнула.

***

Сцену соорудили возле университетской библиотеки. Библиотекарь очень хотел сыграть на органе, но патриций решительно возражал против такого музыкального сопровождения, и в качестве уступки Библиотекарю главное действо развернули под его окнами – чтобы у него был лучший обзор из привычного места.

Скамьи для знатных особ занимали половину Саторской площади, остальная часть площади, а также прилегающие к ней Чамская улица и Площадь Разбитых Лун были забиты до отказа. Всем было интересно, как выкрутится патриций. Задание Рега было делом строго секретным, поэтому неудивительно, что о нём быстро узнал весь город.

Гленда сидела в третьем ряду – оттуда сцену было видно лучше всего. Она заранее предупредила Ветинари, где расположится, чтобы он мог смотреть на неё и не отвлекаться на толпу – этот трюк для людей с боязнью сцены ей подсказала Агнесса Нитт, с которой Гленда поддерживала переписку. Конечно, патриция вряд ли можно было назвать человеком с боязнью сцены – в обычном смысле слова, но видя, как темнеет его лицо при мысли о пении на публику, Гленда решила, что надо действовать, и отправила в Ланкр не обычное письмо, а сверхсрочный клик с предоплатой ответа.

Агнесса была по уши занята организацией Ланкрской оперы, которую решил создать король Веренс (чтобы талантливой молодёжи, вроде Агнессы, не приходилось искать счастья в чужих краях), но ответила настолько подробно, насколько позволял клик. Конечно, она не знала, что её советы предназначаются для патриция Анк-Морпорка (рекомендацию “не утягивать корсаж слишком туго” Гленда не стала передавать Ветинари), однако кое-что из опыта Агнессы определённо могло ему пригодиться. Например, совет поручить начало выступления кому-то, для кого подобные вещи более привычны. Вспомнив, что имеет право “позориться не в одиночку”, Ветинари заметно приободрился.

Оркестр в глубине сцены закончил настраиваться. Дирижёр кивнул Чудакулли, которого, очевидно, считал солистом их необычного хора. Аркканцлер сделал знак Ветинари, Моркоу и леди Сибилле приблизиться к авансцене. Толпа ожидающе зааплодировала и заулюлюкала, поторапливая артистов.

Ветинари тяжело вздохнул, распрямил плечи и обречённо посмотрел на Гленду. И полилась мелодия*.

_________

*Хотя в Круглом мире эта песня исполняется на итальянском, она принадлежит латвийской группе Bonaparti.lv и была исполнена на Евровидении в 2007 году в Хельсинки. Перевод мой, также в нескольких местах я изменила текст, чтобы он органично вписывался в историю – изменённые строчки помечены звёздочками *…*.

Bonaparti.lv – Questa Notte (Latvia) Live 2007 Eurovision Song Contest

https://www.youtube.com/watch?v=zghnafACJyE

_________

Гленда затаила дыхание. Её всю, от макушки до пяток охватил трепет при мысли, что вот эти ноты, которые сами по себе, даже без голоса звучали как ангельская музыка, Ветинари написал, думая о ней…

Il sorriso dolce da bambina che mi canta, e mi fa vibrare il cuore.

– Милая улыбка этой девушки будто поёт мне, – бодро вывел Моркоу, – и заставляет моё сердце трепетать.

Это был вульгарный диалект лататинского, и Гленда, благодаря долгим зимам Убервальда, знала его достаточно, чтобы разбирать текст.

* E la profondità nei tuoi occhi che mi chiama, e mi fa sentire l'amor. *

– Глубина твоих глаз зовёт меня, – подключилась леди Сибилла, – и пробуждает любовь.

* Quando sembra buio, tu mi fai vedere la luce, voglio stare qui con te, vivere per te, solo per te! *

– Когда падает тьма, ты показываешь мне свет, – вступил зычным басом Чудакулли, – я хочу быть рядом с тобой, жить ради тебя, только для тебя!

И на припеве, который исполняли хором, наконец стал слышен хорошо поставленный тенор Ветинари.

* Questa notte è stata l'immensità! *

– Эта ночь была невероятной!

Гленда вздрогнула – взгляд Ветинари ясно давал понять, о какой ночи идёт речь. У Гленды от этого взгляда сладко потянуло внизу живота, она невольно подалась вперёд, вдыхая глубже, чтобы справиться с чувствами.

L'amore fra noi mai più finirà,

– Наша любовь друг к другу не угаснет, – продолжал хор.

Ora e poi, per sempre di più, questa notte per sempre sarà!

– Сейчас, потом и навсегда, эта ночь пребудет вовеки!

…

Il profumo della pelle tua mi invita, a scoprire quel che non so…

– Аромат твоей кожи, – начал следующий куплет Чудакулли, своим басом заставивший фривольную фразу звучать солидно и благопристойно, – зовёт меня познать нечто неизведанное…

Tra le tante stelle, tu mi fa vedere la luna, e mi fai cantare l'amor!

– Средь множества звёзд ты заставляешь меня видеть луну, – вступил Моркоу, улыбнувшись Ангве, – и я хочу петь о любви!

Quando perdo la speranza tu mi dai la mano,

– Когда я теряю надежду, ты протягиваешь мне руку помощи, – Ветинари наконец запел соло.

Гленда невольно вспомнила, каким потерянным она нашла его в ту ночь, и её с ног до головы затопило пронзительным счастьем от того, что это уже в прошлом.

Voglio stare qui con te, vivere per te, solo per te!

– Я хочу быть с тобой рядом, – продолжал патриций, и Гленда чувствовала, что на глаза у неё наворачиваются слёзы, от решимости с которой Ветинари, не отводя от неё взгляда, пел: – Жить ради тебя, только для тебя!

Голоса вновь соединились в хор, и на этот раз они пели не о ночи, которая была, но о той, что будет:

Questa notte sarà l'immensità, – Эта ночь будет невероятной,

L'amore fra noi mai più finirà! – Наша любовь друг к другу не угаснет,

Ora e poi, per sempre di più, – Сейчас, потом и навсегда,

Per la ragione che sai solo tu

– По причине, о которой знаешь лишь ты,

Sai solo tu! – Только ты!

Песню подхватила толпа – наверняка к этому приложило руку капризное божество, ничем иным объяснить такое единение сограждан Гленда не могла. Она не оборачивалась, но чувствовала, что поют обе площади и перешеек между ними.

Это было одновременно пугающе и волнительно. Вроде магии футбольной толкучки, но выше, чище. Она не могла до конца поверить, что всё это (пусть об этом действительно знали лишь она сама и Ветинари) было предназначено ей. Это, как бы оно ни называлось, захватывало дух и заставляло дрожать колени.

Questa notte per sempre sarà! – Эта ночь пребудет вовеки!

Мелодия взвилась вверх воздушным змеем, накрыла хвостом обе площади, и растворилась в громоподобных апплодисментах.

Гленда быстро вытерла слёзы и тоже зааплодировала.

– Чёрт возьми, – хмыкнул рядом с ней командор Ваймс, о соседстве с которым Гленда успела забыть, – никогда не думал, что увижу что-то подобное. Крепко же проняло его светлость, – он неверяще покачал головой.

Гленда бросила на него испуганный взгляд.

– Не волнуйтесь, мадам, вряд ли кто-то, кроме меня догадается, – успокоил её Ваймс. – У них для этого недостаточно информации. Но, если не хотите пересудов, лучше посидите тут немного, перед тем как поздравлять его с дебютом – слишком уж у вас вид восторженный.

Гленда смутилась, но тут же вскинулась:

– Мы снова можем говорить! – радостно воскликнула она. – Это сработало!

Её возглас пришёлся на затухание овации, и слышавшие его немедленно заговорили с соседями, проверяя правдивость её слов, а когда поняли, что действительно снова могут разговаривать прозой, зааплодировали с новой силой.

Гомон, а вслед за ним и овация распространялись всё дальше. Анк-морпоркцы знали, что Ветинари вертит городом как хочет, но впервые на их памяти он лично вступился за Морпоркию перед богами и победил. Кажется, ему угрожало стать любимчиком сограждан наравне с капитаном Моркоу. Ваймс высказал эту мысль вслух и ехидно добавил, что самого Ветинари это вряд ли обрадует. Гленда была с ним согласна.

Овации не утихали. Послышались крики “Бис!”. Леди Сибилла и аркканцлер Чудакулли посовещались, затем Чудакулли развернулся к оркестру, а леди Сибилла величественным жестом призвала толпу к тишине.

– Поскольку наше небольшое выступление имело успех, – торжественно сказала она, – мы отпразднуем освобождение от этого божественного… испытания несколькими подходящими к случаю гимнами. И начнём с гимна Анк-Морпорка!

Пока все взгляды были обращены на неё, а знать, сидевшая на скамьях, вставала для исполнения государственного гимна, Ветинари и Моркоу исчезли со сцены. Чудакулли откашлялся, кивнул оркестру, и они с леди Сибиллой начали:

__________

We Can Rule You Wholesale

https://youtu.be/EAqCbOJc6RU?t=12

__________

When dragons belch and hippos flee, my thoughts, Ankh-Morpork, are of thee!

– Когда рыгают драконы и бегут бегемоты, мысли мои с тобою, Анк-Морпорк!

Гленда, вопреки совету Ваймса, начала осторожно выбираться из толпы, благо заранее выбрала место поближе к проходу. Ей не терпелось поговорить с Ветинари. Она не представляла, что ему скажет, но желание оказаться рядом с ним после такого, называя вещи своими именами, пылкого признания было сродни потребности дышать.

И действительно, найдя его за сценой в компании Моркоу, она вздохнула так, будто перед этим долго задерживала дыхание.

– Леди Гленда, – Ветинари улыбался глазами.

– Я пойду найду Ангву, – быстро сказал Моркоу и мгновенно исчез.

– Библиотекарь оставил для меня открытой тайную дверь, чтобы я мог уйти, не общаясь с… благодарной публикой, – Ветинари сделал приглашающий жест, выставив локоть, и Гленда, не задумываясь о том, что их могут увидеть, взяла его под руку.

Вслед им неслось великолепное сопрано леди Сибиллы:

Touch us and you'll pay!

– Тронь нас – и поплатишься!