Текст книги "Гордость и булочки, или Путь к сердцу кухарки (СИ)"

Автор книги: Вейла Лили

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)

Часть II. Глава 25

– Сэм!

Голос Сибиллы вырвал Ваймса из сладкой вечерней дрёмы. Он неожиданно для себя прикорнул в курительной комнате, так и не дойдя до кровати, а теперь, судя по тону Сибиллы, добраться до спальни предстояло ещё нескоро.

– Да, дорогая, – он постарался подавить зевок.

– Мне доставили записку от доктора Газона. Он пишет, что Гленда рожает, а Хэвлок наотрез отказывается от неё отходить. Я хочу, чтобы ты пошёл во дворец и вразумил его, возможно, в твоём присутствии он быстрее поймёт, что некоторые моменты женщине проще переживать без присутствия мужа. И вообще, я уверена – ему не помешает поддержка.

– Очень сомневаюсь, что он станет меня слушать, – проворчал Ваймс, но принялся приводить в порядок одежду. В некоторым вопросах с Сибиллой лучше было не спорить.

Как он и подозревал, делать ему во дворце оказалось совершенно нечего. По словам одной из служанок, сновавших туда-сюда по поручениям доктора Газона, “леди Гленда заявила, что это он, то есть, его светлость с ней такое сотворил, и пусть только попробует теперь отлынивать – она не собирается расхлёбывать этот ужас одна”.

Ваймс устроился на стуле в приёмной у Продолговатого кабинета и с чистой совестью проспал несколько часов. Разбудил его голос патриция. Кажется, тот интересовался, что командор тут забыл в такую рань.

Ваймс продрал глаза. Патриций стоял перед ним. Один. В руках у него белел свёрток.

– Мисс Гленда? – выпалил Ваймс, подумав худшее.

– Отдыхает, – хрипло отозвался патриций. – С ней всё хорошо. Доктор Газон сказал, что роды были образцово-лёгкими. Кажется, моя жена с ним не согласна, но сейчас, к счастью, всё уже позади. И к счастью, у неё было недостаточно сил, чтобы запустить в доктора подсвечником. Точнее, чтобы попасть с необходимой точностью.

– А почему… – Ваймс не договорил, лишь кивнул на свёрток в руках у Ветинари.

– Не могу же я оставить ребёнка без присмотра, пока Гленда спит, – раздражённо ответил Ветинари, будто Ваймс сморозил несусветную глупость.

Выглядел патриций необычно – в свете занимающегося рассвета Ваймс только теперь начал это замечать. Он был ссутилившимся, ошеломлённым и подавленным.

– Зачем я сюда пришёл? – спросил он, хмурясь.

– Вам бы выпить, сэр, – предложил Ваймс.

– Верно. Да, я шёл за бренди, – кивнул патриций и уверенно зашагал в кабинет.

– Хотите, я позову няню, чтобы она взяла ребёнка? – осторожно предложил Ваймс следуя за ним.

– Что?! – патриций резко развернулся и смерил Ваймса таким гневным взглядом, будто тот по меньшей мере предложил сбросить ребёнка с крыши. – Ты предлагаешь мне отдать своего ребёнка в руки чужим людям, когда она такая…

Он снова развернулся, дошёл до своего кресла и медленно опустился в него, осторожно придерживая свёрток.

Ваймс не знал, где Стукпостук хранит бренди, поэтому просто сел напротив патриция. Выглядел Ветинари ненадёжно, и Ваймс подумал, не спятил ли тот часом.

– Что мне делать, Ваймс? – спросил Ветинари после долгого молчания таким потерянным голосом, что версия о помешательстве в голове Ваймса только укрепилась.

– Сэр? – настороженно спросил он.

– Она же крошечная, Ваймс! – воскликнул патриций. Свёрток издал недовольный вздох. – Крошечная, – повторил Ветинари шёпотом. – Совершенно беззащитная! Такая маленькая…

Ваймс отвернулся. Он мог вынести многое, но не то, каким взглядом смотрел патриций на ребёнка в своих руках. Это было что-то слишком… личное. И потом, даже пары секунд вида патриция Анк-Морпорка с растерянным и беззащитным выражением лица было для Ваймса более чем достаточно. Кажется, он начинал понимать, в чём дело. Какое счастье, подумал он, что когда родился юный Сэм, он, Ваймс, был слишком измотан, чтобы осознать то, что теперь, похоже, осознавал патриций. Когда он очнулся, Сибилла уже выстроила целую систему заботы о ребёнке, и Ваймсу в этой системе отводилась не самая значительная роль. Он безропотно принял на себя те обязанности, которые Сибилла на его возложила – брать ребёнка из её рук или рук очередной Мэри или Эммы, когда это дозволялось, наблюдать за купанием и читать на ночь, когда ему было сказано.

Патриций Ветинари представлял собой совсем иной случай. Этот человек привык к тому, что именно он всем распоряжается, всё контролирует, и теперь осознание свалившейся на него ответственности, похоже, придавило беднягу к земле с силой взбешённого тролля.

– Что мне делать Ваймс? – повторил патриций. – Не могу же я не спать двадцать четыре часа в сутки. Но, кто, если не я…

– Для начала неплохо бы вам выпить, сэр, – мягко предложил Ваймс. – Где здесь бренди?

Ветинари кивнул на шкаф, стоявший у стены, затем мотнул головой и встал. Затем снова сел.

– Там небольшой замок под ручкой, – вздохнул он, очевидно не без внутренней борьбы раскрывая секрет. – Поверните колёсико трижды вправо, дважды влево и снова вправо.

К собственному удивлению Ваймса, брать в руки бутылку с бренди и наливать двойную порцию в бокал патрицию оказалось совсем не сложно. Он просто не мог думать о выпивке, когда с Ветинари на его глазах творилось такое.

Ветинари осторожно выпростал левую руку из-под свёртка, не глядя на Ваймса взял бокал и, поморщившись, залпом его осушил. И лишь после этого в замешательстве посмотрел на Ваймса и на бутылку в его руке.

– О, сэр Сэмюэль, прости. Я не должен был просить тебя…

– Всё в порядке, сэр, я не впадаю в неистовство при виде алкоголя, иначе не пережил бы ни одного из этих гадских аристократических сборищ. Вам налить ещё?

– Нет, – наконец в голосе Ветинари появилась прежняя твёрдость. – Нет убери это. Не хватало ещё напиваться с ребёнком на руках.

– Как скажете, сэр.

Ваймс спрятал бутылку на прежнее место.

Когда он вернулся к столу, патриций снова смотрел на ребёнка. Ваймс рискнул подойти ближе и заглянуть в кокон из одеяльца. Боги! Ваймс полагал, что до определённого возраста все дети выглядят милыми ангелочками (даже если по сути являются мелкими пакостниками), но личико в пелёнках милым не выглядело. Это была сосредоточенная на сосании пальчика, нахмурившаяся копия лорда Ветинари – с его выдающимся носом и бровями, похожими на крылья хищной птицы. Казалось, ей снится как минимум заседание Совета Гильдий, и она очень недовольна собравшимися. Да и маленькой, на взгляд Ваймса, она не была – Сэм при рождении определённо был меньше, а эта девочка выглядела довольно крупной. Бедная Гленда!

– Кхм, сэр, – начал Ваймс осторожно. – Я мог бы усилить охрану дворца, если вам так будет спокойнее. И устроить ловушки в садах и в коридорах, ведущих к вашим покоям. Конечно, у вас уже есть ловушки…

– О, боги, это детская головоломка, а не ловушки, – поморщился Ветинари. – О чём только я думал, следовало бы заранее… Но что ж теперь. Нужно действовать. Да, Ваймс, ловушки. Лорд Низз жаловался, что немало его лучших выпускников оставили профессию после попыток проникнуть в твой дом.

– Да, сэр, насколько мне известно, это правда, сэр.

– В таком случае, я поручаю тебе как можно быстрее оборудовать дворец ловушками. Самыми современными. И ещё дом на улице Пекарей. У меня есть туда тайный проход из дворца.

– Я догадывался, сэр.

– Там тоже нужно будет поработать.

– Так точно, сэр.

– Но не так, чтобы в эти ловушки попался кто-то из нас, Ваймс!

– Разумеется, сэр.

– Или любопытный ребёнок.

– К тому времени, как она начнёт ходить, мы всё обновим, сэр.

– Замечательно.

Какое-то время они молчали.

– Ваймс? – Ветинари вскинулся и снова посмотрел на Ваймса беспомощно. – Это когда-нибудь пройдёт?

– Сомневаюсь, сэр, – честно признался Ваймс. – Просто… Надо научиться жить с этим. Как игнорировать страх в пылу схватки.

– Только эта схватка – вся оставшаяся жизнь, – мрачно отозвался Ветинари, уставившись в пространство перед собой невидящим взглядом.

– Вы бы поспали, сэр, – мягко предложил Ваймс. – После этого полегчает, точно говорю. Я подежурю у вашей спальни, если хотите.

– А ты сам? Ты спал? – по лицу Ветинари было заметно, что предложение кажется ему крайне соблазнительным.

– Отлично выспался, сэр! – отрапортовал Ваймс и не покривил душой – жизнь стражника научила его прекрасно восстанавливаться, даже если спать пришлось сидя. Собственно, он мог бы отлично выспаться и стоя, и патрулируя улицы под дождём, так что ночь на стуле в тёплом сухом помещении считалась в его понимании роскошным отдыхом.

– В таком случае я действительно лучше пойду, – пробормотал патриций. – Нехорошо, если Гленда проснётся одна.

– Да, сэр, – согласился Ваймс и, не удержавшись, спросил: – Вы уже придумали имя, сэр?

– Я предлагал Гленде назвать дочь в честь её матери, – ответил патриций, медленно бредя по коридору и по-прежнему не сводя с дочери взгляда, – но Гленда сказала, что у её матери была не самая счастливая судьба, и дочери она такой не желает. Мы назвали её Робби, в честь моей тётушки. И Августой – в честь глендиной бабушки, с которой я имел честь быть знакомым. Роберта-Августа. Надеюсь, когда она вырастет, ей понравится. Говорят, бывают дети, которые не выносят свои имена.

– Случается, сэр, – согласился Ваймс. – Тут заранее не угадаешь. Во всяком случае, я думаю, у неё к вам будет меньше вопросов, чем у сына Моркоу и Ангвы к родителям.

– Кажется, они назвали его в честь приёмного отца Моркоу?

– Так точно, сэр – Фаундер Айронфаундерссон.

– Фаундер* – в этом есть определённая игра слов, не так ли? Учитывая, что ребёнку передались таланты капитана Ангвы в… поисках пропавшего.

__________

*Founder – англ. “основатель”. Корень found (основывать) входит в фамилию Моркоу – Ironfoundersson – Железобетонссон. Я не нашла в книгах упоминания имени приёмного отца Моркоу, так что Фаундер – это моя придумка. Что касается игры слов, Ветинари намекает на то, что found – это также причастие прошедшего времени от глагола find – находить, т. е. найденный, а Фаундер в данном контексте может быть понят как “тот, кто находит”.

__________

– Возможно. Как по мне, это в стиле Геральдической палаты, будь она неладна, простите мой клатчский, но Моркоу нравится.

– Не сомневаюсь, – впервые за это утро на губах Ветинари появилась привычная язвительная усмешка.

Они остановились у двери спальни.

– Спокойной ночи, сэр, – сказал Ваймс.

– Сэр Сэмюэль, – Ветинари поднял на него глаза. – Я редко говорю это, во всяком случае, в такой манере, в какой ты счёл бы это… желательным. Но сейчас, пожалуйста, поверь, я говорю искренне: спасибо.

– Рад помочь, сэр, – кивнул Ваймс.

Ветинари кивнул в ответ и скрылся за дверью.

***

Даже во сне Гленда выглядела уставшей. И после того, через что она прошла – не удивительно. Не зря он не подчинился доктору Газону и остался. Это определённо нужно было видеть, чтобы понимать, чего стоит рождение ребёнка. Нет, он и прежде знал, что это долгий и тяжёлый процесс, но знать и видеть – вещи совсем разные. Если теперь Гленда скажет, что больше она детей не хочет, он не то что не посмеет возразить, он сам побежит покупать изделия Сонки.

Хэвлок осторожно распеленал дочь, устроил её в середине кровати, избавился от пропахшей потом и кое-где перемазанной кровью одежды и наконец лёг под одеяло к Гленде сам. Она почувствовала его сквозь сон и потянулась к нему, едва не перекатившись на дочь. Пришлось повозиться, чтобы возвести на краю кровати баррикаду из подушек, зато после этого можно было устроить Робби под правой рукой и притянуть Гленду к левому боку. Она обняла его во сне и улыбнулась. И Хэвлок впервые за сутки почувствовал, что может расслабиться.

Возможно, он переборщил, заставив Ваймса охранять дверь спальни, но сопение у правой подмышки наполняло его сердце дрожью и заставляло верить, что никакая предосторожность не лишняя.

Гленда тоже завозилась, подтянулась выше и поцеловала его в шею. Прошептала:

– Хорошо, что ты не ушёл.

Хэвлок погладил её по плечу, поцеловал в лоб и позволил себе отключиться.

***

Гленда проснулась от детского плача и поспешила взять дочь на руки. Хэвлок завозился во сне и приоткрыл один глаз.

– Спи, – строго сказала Гленда.

– Мн-сл-о-ра-т, но я-н-н… – пробормотал он и спрятался от утренних лучей под подушкой.

“Мне следовало бы возразить, но я не буду” – расшифровала Гленда и порадовалась – наконец-то! С рождения Робби прошёл месяц, и всё это время Хэвлок старательно брал на себя обязанности няни при любом удобном случае. У Гленды грудь распирало от молока, она едва успевала его сцеживать, но ощущение было такое, что ребёнок чаще ест из бутылочки, потому что “тебе нужно восстановить силы, дорогая, я её возьму”. Честное слово! Как будто она в одиночку выиграла битву с какими-нибудь глубинниками или д’рыгами. Иногда ей казалось, что Хэвлок воспринял процесс родов слишком близко к сердцу (а иногда – что он решил, будто лично произвёл Робби на свет).

Она покачивала дочь, мгновенно присосавшуюся к груди, а в голове вспыхивали рассказы Хэвлока – о том, сколько ловушек они с Ваймсом установили во дворце и в доме на улице Пекарей, о том, что он выдал Лиге Женинизма значительную сумму из личных средств, потому что “нельзя же выпускать дочь в мир, где некоторые до сих пор считают, что кусок плоти между ног обязан давать преимущество обладателю”, и о том, что к зиме Продолговатый кабинет нужно будет утеплить, иначе Робби будет холодно.

– Боги мои, – прошептала Гленда, вглядываясь в сосредоточенное крохотное личико, – тебе всего месяц, а ты уже трижды участвовала в собрании глав гильдий. Что будет дальше?

Брать дочь на собрания было не её идеей, но, похоже, Хэвлок считал, что всякий момент, когда он не держит ребёнка на руках, прожит зря, поэтому глав гильдий он принимал, покачивая Робби или даже давая ей бутылочку. И горе тому несчастному, на чьём лице появлялась хотя бы тень сомнения в том, что такое поведение нормально. Впрочем, это вызвало одобрение всех женщин, а их среди глав гильдий за последние годы прибавилось.

Робби на руках у Гленды успокоилась, и она осторожно переложила её в кроватку, где её сон охраняли Мистер Умник и Мистер Шатун – вычищенные, как следует заштопанные в протёршихся местах и с новыми ленточками. Хэвлок, дай ему волю, всё время держал бы ребёнка под боком, но Гленда надеялась, что жизнь скоро вернётся в привычную колею, а значит, неплохо бы заранее приучить дочь спать отдельно. А ещё нужно было наконец написать Агнессе и попросить прислать те травы, о которых она говорила. В чём-то Хэвлок был прав: Гленда и подумать не могла, что захочет повторить опыт деторождения в ближайшую тысячу лет, но и смиряться с постоянным присутствием в своей жизни изделий Сонки не собиралась.

В дверь поскреблись хорьки – живая часть глендиного герба. (Гленда назвала девочку Умницей, Хэвлок хоря – Блестером. Гленда догадывалась, что последнее как-то связано с Мокристом, но решила не уточнять). Их забрали из Геральдической палаты и поселили на улице Пекарей после того, как Ангва пообещала сделать из них боевых охранных животных. Злоумышленников они пока не ловили, но на приёме по случаю рождения Робби, который пришлось по каким-то (явно устаревшим!) правилам приличия устроить всего неделю спустя после этого самого рождения, Умница, сидевшая у Гленды на руках по аристократической моде, тяпнула лорда Силачию за палец. Гленда была ей за это благодарна – с тех пор у остальных лордов поубавилось желания вторгаться в глендино личное пространство.

Гленда открыла дверь и шикнула на хорьков. Те понятливо притихли и шмыгнули в кроватку к Робби. Было ли дело в воспитании Ангвы, или в пропитывавшей город университетской магии, но хорьки были необыкновенно понятливы – гораздо более понятливы, чем среднестатистическая кошка или собака и уж тем более обычный дикий хорёк. Они стали для Робби прекрасными пушистыми няньками, и даже терпеливо сносили, если их тянули за хвост или тыкали пальцем в глаз.

Робби, обложенная пушистыми тельцами с двух сторон, уснула, и Гленда скользнула обратно под одеяло, но спать уже не хотелось. В голове который день роились рифмованные строчки, и Гленда сдалась – похоже, свадебный подарок Рега нагнал-таки её, и теперь придётся записывать песню. Она вытащила из прикроватной тумбочки блокнот с карандашом, села так, чтобы боком чувствовать прикосновение Хэвлока (тот вынырнул из-под подушки и устроился головой у Гленды на животе) и принялась писать: о том, что его объятия – её крепость, о том, что они идут рука об руку через плохое и хорошее, о том, что если она падает, то поднимается благодаря ему.

Мелодия, которая при этом возникала у Гленды в голове, была странной и какой-то нездешней. Она напоминала те песни, что пели когда-то для неё под окном кухни нанятые Хэвлоком музыканты. Благодаря Шелли (точнее, её особым отношениям с Регом) они уже знали, что эта группа – из какого-то другого (Круглого – этого они так и не смогли понять) мира. А ещё знали, что второго пришествия Музыки Рока опасаться не стоит, хотя оно вот-вот случится. Рок или не рок, но что-то необычное было в мелодии, заполнившей Глендину голову. Увы, записывать ноты она не умела. Пришлось вылезать из тёплой постели и искать бес-органайзер, чтобы напеть ему получающуюся песню.

– Неужели отплатишь мне и выступишь перед публикой? – усмехнулся Хэвлок, когда она закончила.

– Подслушивать неприлично, – проворчала Гленда, откладывая органайзер и ныряя ниже под одеяло. – Но нет, петь на публику – это точно не для меня. Джульетта давно думает сменить работу, говорит, ходить по подиуму на этих безумных каблуках становится с каждым годом тяжелее. Отдам песню ей и тем ребятам, которых ты отправлял ко мне с серенадами. Думаю, должно хорошо получиться.

– Пожалуй, – согласился Хэвлок. – Но лично я хотел бы слышать, как это исполняешь ты – для частного прослушивания.

Гленда почувствовала, что заливается краской. Обняла Хэвлока за плечи, так, что его голова оказалась у неё на груди, и принялась едва слышно мурлыкать ему на ухо. Она не видела его лица, но чувствовала, что он улыбается.

***

Джульетта Навроде вышла на сцену. На ней было короткое кольчужное платье, открывавшее непозволительно много ног, но менеджер музыкального фестиваля – пришелец из Круглого мира мистер Коллинз утверждал, что для поп-музыки так положено. “Отцы города” наверняка подадут жалобу, но у Хэвлока был козырь – благословение самого бога музыки.

Не то чтобы ему действительно хотелось устраивать этот фестиваль, но он согласился с мыслью, что подобные мероприятия “носят объединяющий характер” и “создают мирную альтернативу футбольной толкучке”, которая, как ни крути, объединялась на основе противостояния. К тому же фестиваль способствовал денежному обращению, а этот фактор всегда был для Анк-Морпорка решающим.

И всё же на сцену для торжественного приветствия он сегодня не пошёл – предпочёл смотреть представление из окна. Хотел взять с собой Робби, но вынужден был признать, что громкие звуки вредны ребёнку.

С момента её рождения прошёл почти год, и он наконец примирился с тем, что изредка можно оставлять ребёнка на попечение надёжной няни – бывшей няни Ваймсов, Пьюрити Вилликинс. К тому же сэр Сэмюэль вызвался охранять юную мисс Роберту лично и смотрел при этом так, что Ветинари не мог ему отказать: охрана единственной дочери патриция – определённо благовидный предлог, чтобы не идти на так называемую “афтепати”, что бы это ни значило (а значило оно, скорее всего, очередное сборище людей, считающих, что возможность выпить с “большими шишками”, делает их особенными).

К тому же Ваймс отлично ладил с детьми, и Ветинари совершенно не возражал (хоть и ни разу не говорил этого вслух), если тот воспроизводил при Робби собственный, анк-морпоркский вариант истории про поиск коровки*. В конце-концов, Робби в этом городе жить… Ваймс шедеврально копировал интонацию патриция в финале повествования, и Робби явно была от этого в восторге, но Хэвлок ни за что бы не сознался, что когда-либо это слышал.

__________

Оба варианта истории про коровку, правда с Ваймсом в финале второй, можно услышать здесь:

https://knigavuhe.org/book/gde-moja-korova/

__________

Стукнула дверь – в кабинет вошла Гленда.

– Ну и суета у них за сценой! Я пожелала Джу удачи и сбежала. Не могу вынести больше получаса такой толкотни.

– Разве ты не должна выйти на сцену как автор главной песни? – спросил Хэвлок протягивая к ней руку.

– Да, они хотели меня вытянуть, – проворчала Гленда обнимая его сбоку, – но я не далась. Решила, что лучше мы романтически посмотрим концерт вдвоём. И, кстати, я испекла булочки, чтобы было веселее, ты их не забыл?

– Всё на столе, – Хэвлок кивнул на маленький столик у окна, за которым они обычно пили чай.

– Сядем? – предложила Гленда.

– Подожди немного, – пробормотал Хэвлок ей в волосы, крепче обнимая Гленду. – В конце концов, у меня тут есть десерт поинтереснее булочек. Главная булочка, можно сказать.

– Ну знаешь ли!

– Исключительно в хорошем смысле слова, дорогая.

– Ладно, допустим, я поверю, что у этого сомнительного комплимента есть какой-то хороший смысл. Но чай остывает. И это, между прочим, твой собственный аргумент. Ты меня им заманил за стол ещё тогда, в поезде из Убервальда.

– Что ж, придётся быть последовательным.

Он обошёл Гленду и сел, но взял её за руку и попросил, похлопав второй ладонью по колену:

– Садись.

– Если бы ты чуть больше общался с Диком Симнелом, то слышал бы о такой штуке, как сопротивление материалов. Я тебя раздавлю, – назидательно ответила Гленда. – К тому же ты всё никак не растолстеешь до того, чтобы на твоих коленях было удобно сидеть.

Хэвлок вздёрнул бровь.

– Моя голова и так слишком полна, чтобы заполнять её болтовнёй мистера Симнела, – холодно сказал он, – к тому же лично для меня это приятная тяжесть, но если мои колени доставляют тебе неудобство…

– Ну хорошо, – протянула Гленда, сдаваясь. – Я придираюсь, нормальные у тебя колени. К тому же, будем честны, с моей задницей сидеть удобно почти на чём угодно.

– И это не единственное её достоинство, – прошептал Хэвлок Гленде на ухо. – И чтобы его не утратить, давай, – он кивнул на булочки, – покажи мне хороший пример, может, и на мои жёсткие колени это когда-нибудь подействует.

Гленда рассмеялась, взяла булочку, разломила её пополам и одну половинку поднесла к его рту.

– Кусай, – сказала она и, подумав, добавила: – Какая же я везучая, что села тогда в этот поезд. И что ты меня позвал.

– Полагаю, мне повезло больше, – тихо ответил Хэвлок и осторожно откусил – так, чтобы прижаться губами к руке, державшей булочку.

– Это спорный вопрос, – ответила Гленда и отложила обе половинки обратно на стол.

Они целовались, пока за окном не раздались первые аккорды мелодии.

– Твоё исполнение нравится мне больше, – вздохнул Хэвлок и погладил Гленду по спине.

– И ты хотел бы, чтобы я вышла на сцену в таком платье? – поддразнила его Гленда.

– Я не стал бы этого запрещать, если ты об этом, но… – ответил Хэвлок и картинно нахмурился.

– Но?

– Но я рад, что некоторые твои достоинства открываются исключительно мне.

– Налью-ка я тебе чаю, – прищурилась Гленда. – А то много болтаешь и всё больше глупости.

– Я всё ещё тиран, мадам.

– Да, и мы, кажется, уже выяснили, что отчитывать тиранов за глупости – одно из моих лучших умений.

– Разумеется. А зачем, по-твоему, я эти глупости говорю?

Гленда рассмеялась.

Джульетта за окном пела. Чай остывал. Гленда с Хэвлоком не замечали ни того, ни другого.

Почти конец…

__________

В Круглом мире песню, написанную Глендой, спела певица Cacsada:

Cascada – Everytime We Touch (Official Video)

https://www.youtube.com/watch?v=4G6QDNC4jPs

Перевод мой:

I still hear your voice when you sleep next to me

Когда ты спишь, я продолжаю слышать твой голос

I still feel your touch in my dreams

Во сне я чувствую твои прикосновения

Forgive me my weakness but I don't know why

Прости мне эту слабость, но я не знаю отчего

Without you it's hard to survive

Без тебя мне тяжело существовать

'Cuz everytime we touch,

Каждый раз, как мы касаемся друг друга,

I get this feeling,

У меня появляется это чувство,

And everytime we kiss,

И каждый раз, как мы целуемся,

I swear I could fly,

Клянусь, я могла бы взлететь

Can't you feel my heart beat fast,

Разве не слышишь, что моё сердце бьётся быстрее

I want this to last,

Я хочу, чтобы это не кончалось,

Need you by my side.

Мне нужно, чтобы ты был рядом.

'Cause every time we touch,

Каждый раз, как мы касаемся друг друга,

I feel this static,

Между нами искрит,

And every time we kiss,

И каждый раз, как мы целуемся,

I reach for the sky,

Я улетаю в небеса,

Can't you hear my heart beat so,

Разве не слышишь, что моё сердце так бьётся

I can't let you go,

Что я не могу отпустить тебя,

Want you in my life.

Хочу, чтобы моя жизнь была связана с твоей.

Your arms are my castle

Твои объятия – моя крепость

Your heart is my sky

Твоё сердце – мои небеса

They wipe away tears that I cry

Они осушают мои слёзы

The good and the bad times

Плохие времена и хорошие

We've been through them all

Мы через всё проходили

You make me rise when I fall

Ты помогаешь мне подняться, если я падаю.