Текст книги "Морально противоречивый (ЛП)"

Автор книги: Вероника Ланцет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 51 страниц)

– Конечно, ты не понимаешь, – бормочет Бьянка, – мы выяснили, что ты не знаешь, что такое любовь, – говорит она с мечтательным вздохом, уставившись в компьютер и, без сомнения, представляя себя в этом своем костюме.

Я даже не решаюсь ответить, потому что она не так уж далека от истины. Я не знаю, что такое любовь. По крайней мере, не та любовь, на которую она намекает. Я знаю, что такое верность и семейные узы. Я знаю свою связь с Ваней, такую, которую не может разорвать даже смерть.

Но та любовь, о которой она говорит? Бабочки, смешанные с телесными нежностями и вечной преданностью? Я мысленно застонал от этой картины, решительно выбросив ее из головы.

Такая любовь не для меня, и, скорее всего, никогда не будет. В конце концов, у меня есть только одна цель.

Найти убийцу моей сестры и отомстить за нее. Когда это будет сделано, то посмотрю, останусь ли я здесь.



После стычки с Мишей дела дома становятся все хуже и хуже. Отец посылает меня на задание за заданием, только чтобы убедиться, что мы с Мишей не находимся в одном месте в одно и то же время. В любой другой момент я был бы счастлив совершать санкционированные убийства двадцать четыре часа в сутки. Однако через некоторое время даже перспектива крови перестала вызывать у меня интерес.

Мой разум, мой самый большой враг, не оставляет меня в покое. И это не только в виде маленькой Вани, постоянно витающей вокруг меня. Нет, на этот раз я все больше паранойю по поводу Миши и его намерений.

Его глаз осмотрел врач и вправил его на место, так что повреждение оказалось не слишком серьезным. Но его поведение после этого было очень тревожным. Он был… милым. Или настолько милым, насколько Миша может позволить себе быть таким. Тем не менее, это было слишком тревожно – быть объектом такой неассоциальной помощи.

Он даже извинился перед Еленой.

Совсем не похоже на Мишу.

Чем больше я подозревал своего брата, тем больше начинал делать ненужные вещи. Например, взламывать прямую трансляцию нашего комплекса. Или центрального компьютера. Или всех, кто связан с Мишей.

Когда ты такой антисоциальный, как я, то у тебя появляются увлечения, не связанные с… общением. Или людьми. Или всего, что живет, дышит и разговаривает. Кроме Вани, но она все равно не живая. Компьютеры – это манна небесная для таких, как я. Они не только чрезвычайно интересны, но и создают для меня постоянные проблемы, поскольку мое нетерпение может быть моим выигрышным качеством.

Мое время поделено между экраном компьютера и трупами, так что можно сказать, что я стал экспертом. И в том, и в другом.

– Ты собираешься продолжать в том же духе? – спросила Бьянка, зевая и потягиваясь.

Нам поручили проконтролировать поставку наркотиков за пределы штата. Немного необычно, поскольку наши задания в прошлом всегда заканчивались чьей-то смертью, но все же в пределах нормы, учитывая план моего отца держать нас с Мишей отдельно.

Я пожимаю плечами, закрываю ноутбук и откладываю его в сторону. Возможно, я занимаюсь этим без конца, поскольку мое любопытство не позволит мне докопаться до сути всего происходящего, но я не собираюсь сообщать Бьянке о своих подозрениях. Не сейчас, когда у меня мало доказательств в пользу моей теории. У меня есть только моя интуиция и не самые лучшие навыки чтения людей, которые ни один уважающий себя ученый не воспримет как нечто иное, кроме как ложь.

– Мне скучно, – отвечаю я.

Она вздыхает, почти с отчаянием.

– Тебе было скучно в течение последних трех заданий, – продолжает она, и я подавляю желание закатить глаза.

Может, мы и команда, но мы все равно действуем друг другу на нервы… чаще всего.

Чтобы скоротать время, я в какой-то момент переключаюсь на чтение, в промежутках обмениваясь с Бьянкой колкостями.

Только когда грузовик, перевозящий наши задницы и товары, внезапно останавливается, нарушая равновесие, мы понимаем, что что-то не так.

И Бьянка, и я реагируем на потенциальную угрозу: ее руки на пистолетах, мои пальцы обхватывают шашки.

Мы не сразу поняли, что нас заманили в засаду, и люди наступают на нас со всех сторон.

Но они не учли одного. Несмотря на все наши препирательства, мы с Бьянкой – первоклассные убийцы, и вынужденная близость только улучшила нашу совместимость в работе. Мы убивали быстро и синхронно. Тот, кто послал этих парней, явно не выполнил свою домашнюю работу.

Когда на земле появились трупы, стало ясно, что это было не простое нападение.

– Братва, – хмурюсь я, заметив их татуировки.

Внезапно мои прежние заботы становятся неотложными, и я с трудом сдерживаю свой гнев, сажусь за руль и кричу Бьянке, чтобы она села в машину.

– Это месть, – добавляю я, не отрывая глаз от дороги и нарушая все скоростные ограничения.

– Месть? Но кто? – она хмурится

– Мой тупой братец, вот кто. Черт! Я должен был это предвидеть. Миша всегда был жаждущим власти, но я не думал, что в нем это есть, – слова льются из меня.

Я должен был доверять своим инстинктам.

– Но…

– Никто другой не мог приказать солдатам Братвы преследовать нас. Подумай об этом, Би, – говорю я, когда она кажется неубежденной.

Миша, должно быть, пообещал им что-то в обмен на помощь в свержении моего отца. Он всегда был недоволен своей ролью в организации, в основном потому, что знал, что отец не доверяет ему настолько, насколько следовало бы, будучи первенцем и наследником.

Однако наши постоянные конфликты, должно быть, только укрепили его решимость взять дело в свои руки.

Я должен был знать, что такой человек, как он, никогда не удовлетворится тем, что он не главный. Но независимо от того, что Миша делает, чтобы захватить Братву, больше всего я беспокоюсь за Елену и Катю.

Черт!

Если он избавился от отца и его верных солдат, то ничто не стоит между ним и тем, чтобы сделать с ними все, что он захочет.

Мысль об этом, в сочетании с криками Вани в моих ушах, только заставляет меня сильнее жать на педаль газа, разгоняясь по шоссе в надежде, что я успею вовремя.

– Он убьет их, – Ваня продолжает быть рядом со мной, ее слова не помогают моему и без того напряженному состоянию.

Я едва отрываю взгляд от дороги, чтобы Бьянка загрузила запись с камеры в комплекс.

Как только экраны оживают, я не удивляюсь, когда вижу повсюду кровь: мой отец убит собственным сыном, его тело лежит посреди большого зала.

Миша приказывает своим людям перенести труп отца в выставочный зал – место, предназначенное для предателей и врагов Братвы.

– Черт, – бормочу я, понимая, что, возможно, недооценил Мишу. Он не такой тупой, как заставил меня в это поверить.

И тот факт, что он выставляет тело отца в таком виде в большом зале, является предупреждением для всех, кто думает пойти против него.

Мы достигаем комплекса в рекордное время, и Бьянка предлагает использовать свои навыки снайпера, чтобы прикрыть меня и достать Мишу.

Когда мы разделились, она направилась к хорошей точке обзора, а я – в зал, обращаясь к Ване.

– Видишь, это будет не от моей руки, – шучу я, а она мне лучезарно улыбается. Осознание того, что не я буду избавлять этого ублюдка от страданий, похоже, творит чудеса с настроением Вани.

Несколько охранников встают на моем пути, но я быстро разделяю их пополам, мои клинки плавно проходят по их животам.

Раздается сигнал тревоги, и я понимаю, что это лишь вопрос времени, когда меня окружат. Улыбаясь про себя, я просто жду.

Конечно, довольно много солдат выходят из большого зала и окружают меня. Я позволяю поймать себя, потому что знаю, что Бьянка сейчас должна быть почти у южной башни, что даст мне несколько минут непрерывного разговора с моим дорогим братом.

Пара пинков, и мужчины решают, что я упал, берут меня за руки и тащат внутрь комнаты.

Миша стоит посреди зала, заложив руки за спину, и смотрит на труп отца.

Быстро оглядев комнату, я не вижу здесь никого – ни матери, ни сестер.

– Брат, – плюет он в меня, когда солдаты останавливаются перед ним.

– Такое себе приветствие, – говорю я.

– Ты уже должен был умереть, – продолжает он, явно раздраженный моим внезапным присутствием.

– А ты уже должен был понять, что меня не так-то просто убить, – отвечаю я.

– Ах, но не волнуйся. На этот раз я это сделаю от своей руки, – говорит он, расхаживая передо мной.

Я слишком нервничаю.

– Где женщины?

Он останавливается, поднимает глаза, чтобы найти меня. Он удерживает мой взгляд на мгновение, прежде чем начать смеяться.

– Женщины? – спрашивает он, широко раскинув руки в удивлении. – Больше никаких женщин, – отвечает он ехидно, и я прищуриваюсь.

– Что ты сделал, Миша?

– Что я сделал? – повторяет он, выглядя не в себе, продолжая расхаживать по комнате. – Я наконец-то там, где мне место. На вершине.

Уголком глаза я вижу, как Ваня садится напротив отца, на ее лице непостижимое выражение. Ее глаза опущены, уголки рта скошены вниз. Она… грустная.

Обернувшись к Мише, я с удивлением вижу, что он болтает о том, как собирается повернуть Братву вспять, и о сделке, которую он уже заключил от имени отца.

– Ты не должен был остаться в живых, урод. Тогда отец не был бы так против торговли людьми. Наркотики не приносят таких денег, как раньше, но люди… – он присвистнул.

А, так вот в чем была его цель.

– Правда? И как ты собираешься это сделать? – я слежу за его движениями, чтобы его тело было на одной линии с отверстием в окне. – Ты знаешь, что Агости имеет монополию на этом, – добавляю я, любопытствуя узнать, с кем он разговаривал.

– Мой контакт еще более влиятелен, – фыркает он, – и когда мы объединим усилия, то возьмем город штурмом, – он продолжает рассказывать о своем грандиозном плане, но никаких подробностей об этом таинственном партнере не сообщает.

– Сомневаюсь, что кто-то пойдет на союз с тобой, – начинаю я, пытаясь растормошить его, чтобы он раскрыл, с кем он работает. – Разве он не знает, что у тебя есть опыт принятия глупых решений?

Он останавливается на секунду, подходя ближе ко мне.

– Они доверяют мне, брат. В отличие от других, они видят мой потенциал.

Они… интересно.

Я уже собираюсь открыть рот, чтобы спросить что-то еще, когда слышу резкий звук, и на лбу Миши появляется круг. Из него вытекает кровь, его глаза закатываются к затылку. А потом он падает.

Воспользовавшись легкой дезориентацией держащих меня солдат, я вырываю руки и тут же берусь за клинки, спрятанные в сапогах.

У мужчин нет шансов, когда я бросаю ножи. Они вонзаются глубоко в их горло, попадая в идеальное место.

И они падают.

Я поворачиваюсь к окну, где Бьянка, вероятно, все еще смотрит на меня через свою винтовку, и подмигиваю ей.

Теперь…

Ваня радостно скачет вокруг, глядя на труп Миши с таким восторгом, какого я давно не видел.

Покачав головой, я возвращаюсь в основное жилое помещение, нужно убедиться, что Катя и Елена в безопасности.

Коридор пуст, и по мере того, как я пробираюсь ко второму этажу, то все больше волнуюсь.

Я ничего не слышу…

Я врываюсь в комнату девочек и дважды моргаю, прежде чем отвести глаза. Ваня убегает от меня, а я тихонько закрываю дверь.

Обнаженное тело Елены лежит на полу, на шее злобный порез. Весь ковер пропитан ее кровью.

Я делаю еще один шаг, и мои худшие подозрения подтверждаются.

Синяки вокруг ее бедер и кровь между ног говорят мне о том, что именно здесь произошло. И кто это сделал.

Я глубоко вздыхаю, разочарованный таким поворотом событий. Я надеялся, что с ними все будет в порядке…

Ваня, с другой стороны, стоит на коленях перед Еленой. Она плачет навзрыд, касаясь руками ее лица, волос. Она плачет по сестре, которую постигла та же участь, что и ее.

Взяв с кровати одеяло, я накрываю тело Елены, надеясь придать ей хоть немного скромности, хотя бы в смерти.

Ваня безутешна, она все время пытается разбудить сестру. Все безрезультатно.

Качая головой, я оглядываюсь вокруг в поисках Кати, растерянный тем, что ее здесь нет.

Внутри меня вспыхивает маленькая надежда, что ее могли спасти. Я обыскиваю все комнаты в доме, нахожу труп матери и тела тех, кто был предан отцу.

Кати нет…

Случайно я натыкаюсь на человека, который стонет от боли. Понимая, что он еще жив, я приседаю рядом с ним, думая, что смогу получить ответы.

Он лежит лицом вниз на ковре, и, повернув его, я замечаю, что это семейный врач – Саша.

– Саша, – говорю я, хлопая его по лицу, чтобы привлечь его внимание.

Его глаза расфокусированы, но в конце концов он произносит слова.

– Влад…

– Где Катя? – спрашиваю я, сразу переходя к теме.

– Катя… – кривится он, стоная от боли, – он отдал ее ему, – наконец говорит он.

– Ему? Кому?

Саша качает головой.

– Партнер Миши, – это все, что он говорит, прежде чем его глаза закрываются.

Все еще чувствуя пульс, я перекидываю его через плечо и встречаюсь с Бьянкой в большом зале. Ваня вяло идет следом, на ее лице выражение опустошения от потери обеих сестер.

Положив Сашу на стол, ко мне приходит осознание, что теперь за все отвечаю я. Поэтому я просто отдаю приказы, достаю телефон и набираю контакт за контактом, зная, что все здесь должно быть вычищено.

– Твои сестры? – спрашивает Бьянка, и я просто качаю головой.

Елена может быть мертва, но Катя – нет.

Я просто должен найти человека, который забрал ее.

– Ты заставишь их заплатить, брат. Обещай мне, – Ваня обходит меня, ее глаза затуманены слезами.

Я смотрю на нее и чувствую, как мое сердце слегка бьется в груди.

– Обещаю, – говорю я, беря ее маленькую руку в свою.

Похоже, у меня много работы.

Две сестры. Два безликих врага.

Улыбка тянется по моим губам.



– Тсс, начинается, – шикает на меня Ваня, направляя взгляд на сцену, ее большие глаза полны любопытства.

Почему-то сегодня ее больной глаз не так сильно выпирает из глазницы.

Откинувшись на спинку кресла, я отпиваю немного шампанского, зная, что пройдет немало времени, прежде чем они перейдут к самому интересному.

Со скучающим выражением лица я наблюдаю, как человек в маске собаки пробирается по сцене, называет номер и приглашает на сцену мужчину и женщину.

Некий в маске приказывает им обоим встать на колени, затем расстегивает молнию и достает свой член, погружая его в рот мужчины и женщины.

Я настороженно смотрю на Ваню, думая, что она слишком молода, чтобы видеть такое. Но потом вспоминаю, что она не настоящая.

Ее внимание полностью сосредоточено на людях на сцене. За короткое время их позы меняются. Женщина стоит на коленях, ее партнер трахает ее сзади, а парень в маске трахает мужчину в задницу. Шоу становится еще интереснее, когда они называют еще один номер, и к ним на сцене присоединяется еще один мужчина. Человек в маске делает шаг назад, позволяя новичку присоединиться к оргии, а затем снова берет его член в руку и садится на его задницу.

Это похоже на бесконечную цепочку, особенно когда они продолжают называть имена, к ним присоединяются все новые и новые люди, а человек в маске всегда контролирует ситуацию в конце очереди. Мужчины и женщины располагаются поочередно, так что всегда есть член, трахающий дырку.

Как ни странно, сцена – наименее проблемный аспект этого места. И призрак она или нет, но я прошу Ваню не смотреть по сторонам, особенно вверх.

Как в оперном театре, вся комната разделена на ложи на разных уровнях, и все они смотрят вниз, на сцену.

Но эти ложи принадлежат самым богатым и развратным. Тем, кто жаждет анонимности, которую не может дать им толпа.

Я позволяю своим глазам блуждать вокруг, но образы слишком велики даже для меня.

У мужчин за пятьдесят сосут члены мальчики-подростки. Некоторые отбросили всякую мораль и активно трахают детей. Но, наверное, самая страшная комната – это та, где несколько человек смотрят, как дети трахают друг друга.

Я знал, что увижу здесь больных людей, просто не понимал, насколько безумных.

– Как ты думаешь, мы ее найдем? – Ваня снова заговорила, в ее голосе звучит надежда.

Я пытаюсь выбросить из головы то, что видел, и переключаю свое внимание на нее.

– Я не знаю, – честно отвечаю я.

Прошло несколько месяцев с момента исчезновения Кати, и я использовал все имеющиеся в моем распоряжении ресурсы, чтобы изучить информацию о торговле людьми в этом районе, думая, что она появится на аукционе.

В конце концов, она девственная дочь Пахана. За нее везде можно выручить немалые деньги. Поэтому я прислушивался к разговорам в подпольном мире, зная, что в конце концов что-нибудь найду. И я нашел. Мне удалось узнать об этом.

Блок, названный так в честь своих знаменитых аукционов, – один из самых эксклюзивных сетей по торговле людьми на Восточном побережье. Управляемый неуловимым наркобароном, он обслуживает элиту и самых развратных.

Получить приглашение оказалось немного сложнее, и мне пришлось приложить весь свой опыт работы с компьютерами, чтобы создать для себя совершенно новую личность в Темной паутине.

Приманка тут и там, и мне каким-то образом удалось получить приглашение. VIP-приглашение.

Но справиться с Блоком оказалось не так-то просто. Они регулярно проводили аукционы, и со временем шансы на то, что я найду Катю, значительно уменьшались.

Я приезжаю сюда уже давно, а ее все нет и нет.

– Но мы не сдадимся, – быстро заверяю я ее.

После окончания массовой оргии второе мероприятие вечера предполагает приготовление живого человека. Ну, это я переношу лучше.

Побывав несколько раз здесь, и я понял, что могу отделаться от некоторых мероприятий, которые не… щекочут мое воображение.

Я, конечно, отмазался от секс-феста. Даже сейчас я содрогаюсь при мысли о том, что буду находиться рядом с таким количеством телесных утех… это так не привлекательно.

Достаточно того, что я купаюсь в человеческих внутренностях, когда теряю рассудок, часто просыпаюсь в лужах крови, с органами, свисающими с моей одежды. Я не собираюсь заниматься этим, пока нахожусь в здравом уме.

Человек должен сохранять достоинство.

Но в свой первый приезд сюда я попробовал человеческую плоть. Не очень плохо, но я ее пережарил. Виновата в этом Ваня, она отвлекала меня, пока мясо не подгорело.

После этого, как постоянный член клуба, я смог высказать свои предпочтения.

К началу аукциона Ваня уже зевает, а я беру со стола бинокль и внимательно изучаю каждую девушку, подходящую Кате по возрасту и окраске.

Однако спустя несколько часов мы возвращаемся к тому, с чего начали.

– А что, если… – начинает Ваня, когда мы выходим из клуба.

Я смотрю на нее, но тут на меня обрушивается мужчина в черном костюме. Я хмурюсь, глядя, как он возится с какими-то листами бумаги, упавшими на землю, и помогаю ему поднять их.

– Спасибо, – говорит он, пристально глядя на меня, его глаза странно знакомы. Но я не могу сказать, что видел его раньше.

Его рука немного задерживается на моей, пока я не стряхиваю ее, двигаясь вперед и не обращая внимания на то, как пульсируют от боли мои виски.

Странно.

– Хм? – я поворачиваюсь к сестре, ненадолго отвлекаясь.

– Что, если тот человек не продал ее? Что если… он оставил ее себе? – спрашивает Ваня, и я замираю, мои глаза расширяются от осознания.

Черт!

Я направил все свои ресурсы на поиск очагов торговли людьми, думая, что она может попасть на продажу. Но это… Ваня совершенно права.

Что, если он оставил ее у себя?

– Тогда нам нужно удвоить наши усилия и найти того, кто был партнером Миши.

Партнеры… Он упомянул множественное число.

– Мы справимся, – уверенно кивает мне Ваня.

– Да, – отвечаю я.

Мы найдем всех, кто в этом замешан. А когда Катя будет в безопасности и вернется домой, то я сосредоточусь на поимке убийцы Вани.

Кто бы мог подумать, что время идет.

И не в мою пользу…

Глава 8

Ассизи

Настоящее

Двадцать лет

– Где именно болит? – спрашивает меня сестра Магдалина, и я слегка опускаю голову, симулируя боль в животе.

Она заставляет меня растянуться на кровати в лазарете, пока похлопывает меня по животу.

– Здесь? – спрашивает она, и я издаю слабый стон боли. Ее брови сходятся вместе в сосредоточенности. – А что здесь? – она опускает руку ниже, и я реагирую на это движение, зажмурив глаза.

Отойдя от меня, она качает головой, поджав губы и задумчиво глядя на меня.

– Думаю, у нас новая партия обезболивающих в подсобке. Давай я пойду поищу их, – в конце концов говорит она, подпирает меня подушками и выходит из комнаты.

Мне почти жаль, что я собираюсь сделать, ведь сестра Магдалина – милая женщина. Она может быть немного ворчливой, но она была ко мне так добра.

Как бы я хотела, чтобы она заведовала лазаретом, когда я была моложе.

Все травмы, которые я получила за эти годы, создали мозаику шрамов на моем теле. Возможно, все было бы не так плачевно, если бы она…

Мне пришлось встряхнуться от своих размышлений, потому что я пришла сюда с определенной целью, поэтому не могу мешкать.

Спустив ноги с кровати, я иду к аптечке, открываю ее и просматриваю этикетки.

Я одолжила у Каталины телефон и нашла в Интернете то, что мне нужно сделать. После моей последней ссоры с матерью-настоятельницей я решила дать им попробовать их собственное лекарство.

Кроме нескольких оправданных шуток здесь и там, я в основном держалась в стороне от неприятностей. Держась в стороне и выполняя свои обязанности, я старалась избегать конфликтов с новой Крессидой. Но каким-то образом я все равно попала под пристальное внимание матери-настоятельницы, и она ни с того ни с сего решила удвоить мне нагрузку.

Я никогда не пренебрегала своими обязанностями, поскольку знала, что каждый делает свою часть работы на благо всей общины. Будь то дежурство на кухне или уборка, но я всегда старалась делать свою работу качественно.

Однако в этот раз количество обязанностей, которые поручила мне мать-настоятельница, было слишком много. Какая причина? Я закончила образование, поэтому теперь я могу посвятить все свое время общине.

В течение недели ежедневно я должна была помогать готовить еду на завтрак и обед, а затем убирать классы после обеда, когда заканчивались уроки. Вначале все шло хорошо.

Но по мере накопления работы я начала работать в автоматическом режиме, как робот. Я даже не замечала, как один день медленно сменялся другим, моя сосредоточенность ослабевала, силы угасали.

Пока не наступил момент расплаты, когда мать-настоятельница послала меня приводить в порядок ее кабинет. Слегка недосыпая и с напряженными от всех усилий мышцами, я была немного рассеянна, пытаясь тщательно все убрать. Однако, когда я убирала ее стол, то, должно быть, задела одну из ее ваз, потому что в тот момент, когда я сосредоточенно вытирала пыль, то была напугана звуком падения чего-то на пол.

Когда мать-настоятельница пришла проверить мои успехи, то взглянула на меня, убирающую осколки с пола, и разразилась тирадой.

Я все стерпела, поскольку ваза разбилась по моей вине. Но ей пришлось ударить ниже пояса.

– Не знаю, зачем мы тебя взяли, если даже твои родители тебя не хотели, – самодовольно сказала она, а я изо всех сил старалась не показать, как сильно эти слова меня задели.

Она продолжала сыпать оскорблениями, и все это время я могла думать только о том, что это место должно быть местом для поклонения Богу и совершения добрых дел. Вся миссия Сакре-Кёр – помогать другим, но мать-настоятельница и ее армия монахинь только показали мне, что если ты не соответствуешь определенному образу беспомощного человека, то ты для них ничего не стоишь.

Они всегда ссылаются на более высокие моральные принципы, критикуя меня и Лину за обстоятельства, которые привели нас в Сакре-Кёр, часто забывая посмотреть на себя и на то, что их собственное поведение по отношению к нам не делает их лучше.

Что ж, посмотрим, насколько они высоки и могущественны в менее этичной ситуации.

Мои глаза блуждают по рядам, заполненным лекарствами, пока я не нахожу то, что ищу.

Сложив все в карман, я быстро набрасываю записку для сестры Магдалины о том, что мне уже лучше, и выбегаю из лазарета.

На улице уже стемнело, поэтому я стараюсь слиться с тенью, направляясь прямо к церкви и входя в нее так, чтобы никто меня не заметил.

Мне требуется некоторое время, чтобы обшарить алтарную зону, но в конце концов я нахожу сосуд с вином. Отвинтив крышку бутылки с таблетками, я читаю инструкцию, измеряя, какую дозу нужно добавить для достижения желаемого эффекта. Я пересчитываю граммы на предполагаемый объем емкости, а затем приступаю к работе.

Взяв нож с алтарного стола, начинаю измельчать таблетки в настолько мелкий порошок, насколько это возможно. Когда я делаю это до рекомендуемой дозы, то добавляю порошок в контейнер и хорошо перемешиваю.

Положив вино на место, ухожу в общежитие.

На следующий день мы все идем на мессу.

Священник начинает свою проповедь, и я не могу побороть головокружение в груди при мысли о том, что эти женщины наконец-то получат по заслугам.

Я почти не обращаю внимания на молитвы, мои мысли сосредоточены на результате моего плана. Жаль, однако, что он не будет быстрым.

– Сиси, что случилось? – спрашивает меня Лина, когда мы возвращаемся в нашу комнату.

– Ничего, – я улыбаюсь ей, хотя внутри слишком нетерпелива. Беру книгу и сажусь на кровать, пытаясь отвлечься на некоторое время.

Только через несколько часов, когда мы идем за фруктами, то узнаем о чудесном событии.

У всех старших монахинь, включая мать-настоятельницу, разболелся живот, после чего они быстро закрылись в ванной.

Однако существовала одна проблема: монахиням не хватало ванных комнат, и некоторым из них пришлось облегчаться на природе.

– Боже правый, с ними все в порядке? – спросила Лина сестру, которая передала новости.

– Не все, – качает она головой, ее губы сжаты от беспокойства.

– Но… как это могло случиться? – Лина заикается, выглядя обеспокоенной.

– Действительно, – притворно удивляюсь я. – Как это могло случиться? И все сразу? – я качаю головой, пытаясь подражать их озадаченному выражению лица.

– Мы не знаем. Те немногие, кто не успел добежать до туалета, были убиты горем. Бедные души, – говорит она, прежде чем подозрительно оглядеться вокруг, – они использовали кусты в саду, – заговорщически шепчет она.

И Лина, и я задыхаемся от этой новости.

– Как ужасно, – искренне добавляет Лина. Конечно, ей жаль этих монахинь, хотя они те же самые, которые терроризировали ее раньше.

Поэтому не удивительно, когда мать-настоятельница, справившись с кишечником, просит всех собраться на экстренное совещание.

Я все еще хихикаю внутри, особенно когда вижу всех жертв в одном углу, выглядящих не лучшим образом.

Моя верхняя губа постоянно подергивается, когда мать-настоятельница продолжает говорить об инциденте так, как будто это было святотатство.

– Тот, кто это сделал, будет наказан, – ее голос гремит в комнате. Все молчат, пока она смотрит на нас. Но затем в тишине комнаты раздается рокочущий звук желудка.

Одна из старших монахинь виновато смотрит вверх, а затем выбегает из комнаты, предположительно в поисках туалета.

Я больше не могу сдерживать свой смех, и крошечное хихиканье вырывается из меня. Локоть Лины соприкасается с моим боком, когда она бросает на меня взгляд.

К счастью, его быстро скрывает голос матери-настоятельницы, продолжающей свою речь.

– Мы исследовали лазарет, единственное место, откуда кто-то мог взять слабительное, – продолжает мать-настоятельница, извлекая из своей привычки бутылочку слабительного и держа ее на виду. – В ней отсутствует половина содержимого. Мы знаем, что кто-то из вас сделал это. Если никто не признается в этом, то нам придется заставить сестру Маргарет понести наказание, поскольку таблетки были под ее присмотром, – самодовольно говорит мать настоятельница, и сестра Магдалина бледнеет.

– Но, – начинает сестра Магдалина, но мать-настоятельница не выдерживает.

Подняв руку, чтобы остановить ее, она снова обращается к залу.

– У вас есть пять минут, чтобы раскрыть себя. Если нет, – кивает она на сестру Маргарет, которая тут же смиряется со своей участью.

Черт! Я не думала, что все зайдет так далеко. Конечно, я не могла предположить, что мать-настоятельница возложит вину на сестру Магдалину.

Глаза сестры Магдалины встречаются с моими из другого конца комнаты, и я понимаю, что не могу позволить ей взять на себя вину за то, в чем виновата только я. Кроме того, я могу добавить к своей мести еще кое-что.

Сделав шаг вперед, я выхожу из строя и обращаюсь напрямую к матери-настоятельнице.

– Это сделала я, – признаюсь я. – Я подсыпала слабительное в вино.

Мать-настоятельница смотрит на меня пристально.

– Я должна была знать, что это могла быть только ты, – выплевывает она слова, но я не унимаюсь.

– Но, – начинаю я, обводя взглядом комнату, – почему тогда все остальные в порядке? Все принимали вино для причастия. Почему только у некоторых возникли проблемы? – от моих слов она выглядит так, будто ее ударили.

Люди начинают перешептываться, задавая тот же вопрос, что и я. Почему они были в порядке, а старшие монахини – нет?

– Если вы посмотрите на коробку, то найдете инструкции, как употреблять таблетки, чтобы они подействовали. Да, они были в вине. Но только если бы вы выпили определенное количество вина, слабительное подействовало бы, – говорю я, почти гордясь собой за то, что не дрогнула.

– Сколько вина вы выпили, мать-настоятельница? – спрашиваю я, немного нахально.

– Как… что… ты, – лопочет она, ее глаза выпучиваются.

– Что, это правда. Вы, должно быть, много выпили… интересно, а это тоже грех? Поддаться пороку… – цокаю я.

Ее лицо становится красным, когда мои слова доходят до сознания, и все задыхаются, понимая, что я, возможно, права.

– Ассизи! Ты наказана! – кричит она, направляясь ко мне.

Я отступаю назад, но я уже в одном шаге от могилы, с таким же успехом можно прыгнуть в нее целиком.

– А как же вы? Или другие монахини? Разве кто-то не должен наказать вас за то, что вы напились вина для причастия? – знаю, что в этот момент я переступаю многие границы и нарушаю многие правила, но пока все смотрят на меня, ошеломленные, то я могу только улыбаться.

– Заткнись, Ассизи! – мать-настоятельница догоняет меня, обхватывая рукой мое запястье, когда пытается вытащить меня из комнаты. Лина смотрит на меня с тревогой в глазах, но я качаю головой. Это моя проблема.

– Почему? Теперь вы не такая уж и могущественная, да? – я говорю громче, обращаясь и к другим монахиням. Мать-настоятельница тащит меня за руку, пока мы не оказываемся за дверью.

– На этот раз ты действительно сделала это, Ассизи, – продолжает укорять меня мать-настоятельница, но я не могу найти в себе силы, чтобы заботиться об этом.

Особенно когда она бросает меня в темную, холодную комнату, которую я привыкла ассоциировать со всеми своими наказаниями, и говорит мне, что я буду проводить здесь все свое время, пока не раскаюсь.

Когда она закрывает за собой дверь, и я остаюсь в прохладной комнате, то сажусь на пол, подтягивая колени к груди, чтобы хоть немного согреться.