Текст книги "Герцогиня на службе у Короны (СИ)"

Автор книги: Вера Ширай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 29 страниц)

Чуть сбоку стояла ещё одна пара: судя по надписи под рамой, старшая сестра короля Эдварда и её муж. Но больше всего моё внимание привлекла маленькая девочка с густыми чёрными волосами и тёмными глазами, в которых читалось слишком много для её возраста. Взгляд ребёнка был исполнен превосходства и какой-то пугающей уверенности в собственной значимости. Она стояла чуть впереди, а женская ладонь покоилась на её плече – жест поддержки и материнской любви.

Эти глаза… знакомые, до дрожи в груди. Слишком родные, слишком узнаваемые. Я не могла отвести взгляд, словно портрет сам впивался в моё сознание.

И пугающие мысли собирали факты прошлого, словно мозаика, складываясь в картину, от которой у меня перехватывало дыхание. В голове роились голоса, обрывки чужих разговоров, намёки, недосказанности – и всё это будто толкало к выводам, которых я боялась. Глупая мысль, но именно она расшатывала мою уверенность, заставляла сердце колотиться сильнее.

Я смотрела на мужа, не замечая, как мысли выдают меня, отпечатываясь на моём лице. И только когда его взгляд настойчиво встретился с моим, я поняла – он уже давно следит за мной.

Феликс подошёл ближе. Его шаги были ровными, спокойными, и в них не было ни капли спешки. Он бросил короткий взгляд на портрет, словно проверяя, что именно так привлекло моё внимание. Потом взял мою руку, наклонился и легко коснулся губами моей кисти.

– К сожалению, после завтрака нам придётся вернуться во дворец, – сказал он почти шёпотом, так, будто это была не новость, а признание. – Но я ещё придумаю, как продолжить наши занятия.

Он слегка потянул меня за руку, уводя прочь от портрета, и я покорно пошла за ним. Его пальцы отпустили мою руку, а я всё ещё ощущала на себе холодный, полный превосходства взгляд девочки с картины.

Глава 26

ОЛИВИЯ ФОРШ

Прошлая жизнь. События до смерти и возвращения Оливии в прошлое.

Я никогда не забуду, как впервые въехала в стены королевского замка. До этого момента весь мой мир ограничивался городом, где я родилась: шумными улицами, лавками, рынками, домами, тесно прижатыми друг к другу. Всё казалось привычным и простым – величественные здания в столице, всё равно были «человеческого» масштаба.

А здесь… здесь всё было иным. Стены замка поднимались ввысь, словно горы, – не каменные блоки, а монолитная крепость, построенная не для красоты, а для вечности. Башни уходили так высоко, что я задирала голову, и всё равно не видела конца. Ворота, через которые мы въехали, казались воротами не в дом, а в другой мир.

Мы ехали верхом, только вдвоём. Ни свиты, ни почёта. Лишь конский топот, отдающийся эхом в тишине двора. Нас остановила стража – и проверили так строго, будто мы были подозрительными путниками, а не супругами, получившими приглашение служить здесь. Пропустили нас без лишних церемоний, и мы оказались внутри, как потерянные мотыльки в огромном светильнике.

Здесь всё было знакомо и незнакомо одновременно. Каменные арки, которые должны были казаться холодными, сияли разноцветными витражами. Широкие дворы, где мог бы разместиться целый городской квартал, пустовали, и от этого казались ещё более безразмерными. Люди, которых мы встречали, не задерживали на нас взгляда: каждый спешил по своим делам, так работает слаженный механизм.

Мы сами искали управляющего замком, сами вышли на кастеляншу, и даже устроить быт пришлось без чьей-либо помощи. Ни приёма, ни приветственного ужина – ничего. Лишь ощущение, что мы крохотная песчинка, которую унесло ветром прямо в этот каменный улей.

И всё же я видела, как муж держался уверенно, с горящими глазами. Его сердце кричало: «Это наш шанс». А я… я смотрела вокруг и пыталась поверить, что смогу вписаться в этот чужой, строгий, прекрасный и пугающий мир.

И вот через некоторое время, я ощущала себя частью этого замка, я любила гулять по саду, смотреть с городских стен на столицу, стоять во дворе, прислонившись к холодному камню стены, и наблюдать за жизнью замка.

Утро шумело вокруг: стража менялась на постах, слуги торопились к кладовым и кухням, в воздухе витали запахи дыма и свежеиспечённого хлеба. Но я слушала не это. Моё внимание привлекли женские голоса – тонкие, журчащие, с колкой усмешкой в каждом слове.

– Говорят, герцог Терранс вновь приехал один. Оставил свою жену в родовом замке, – хихикнула одна из девушек, перебирая ленты в корзине.

– Ну а что, – подхватила другая, – с принцессой он теперь всегда рядом. И отношения у них… ближе, чем положено. Все это знают.

– Так и что же? Если жену он оставил, а принцесса явно глядит на короля, значит, место рядом с герцогом свободно. – В её голосе скользнула мечтательная нотка. – Любая женщина хотела бы оказаться на месте той, что сумеет его удержать.

– Побойтесь богов. А вы не думали, что жена беременна. Вот он и не везёт её сюда? – рассудила последних еще одна девушка.

Смех, сдавленные вздохи, шелест юбок. Их слова зацепились за меня, будто шипы. Я злилась, неужели нельзя быть добрыми людьми. Неужели для них чужой брак – пустая вещь? Мужчина, оставивший жену ради другой женщины, достоин лишь осуждения, а не восхищённых пересудов.

Но больше всего меня раздражали не слухи о нём – о его холодности, его якобы «близости» с принцессой. Нет. И даже не то, что темой пересудов стала моя сестра. Мы никогда не были близки: с детства между нами стояло соперничество – молчаливое, но непримиримое. Мы соревновались во всём: внимание родителей, успехи в обучении, даже наряды.

И лишь когда я покинула родной дом, я вдруг осознала, что моя душа больше не тяготится этими чувствами. Словно соперничество растворилось без влияния мачехи, оставив после себя лишь лёгкую пустоту. Я даже позволила себе подумать: может быть, когда мы обе повзрослеем и отодвинем прошлое, у нас появится что-то вроде слабого уважения друг к другу. А там, в далёком будущем, – и робкая, осторожная дружба.

Меня терзали именно эти женские голоса. Голоса женщин, для которых честь и счастье другой жены ничего не значит. Для которых чужое место в сердце и в доме мужчины – лишь лакомый кусок, который можно вырвать, если потянуться посильнее.

Я чувствовала, как сжимаются пальцы, будто сама хотела вцепиться в этих болтливых дурочек. Разве им неведомо, каково быть объектом всех взглядов? Разве они никогда не боялись стать мишенью для насмешек?

Я всё ещё ловила на себе тени чужих разговоров, когда мысли переключились на господина Форша. Он недавно получил приглашение от лорда Хоммея, а теперь получил назначение на постоянную службу. Наверное, это означало, что мне, как его жене, придётся жить здесь и искать общий язык с теми самыми девушками, что только что язвили о браке моей сестры и герцога.

Я думала о своём муже. Он часто взывал к религии и строгости нравов, и в его представлении «достойная женщина» не имела права на лишний смех или взгляд. При близком общении, я поняла насколько муж был далёк от светской жизни и, казалось, даже презирал её, но всё равно отчаянно пытался занять лучшее место при дворе.

Я видела, что господина Форша тяготит пребывание в королевском замке. Слишком много здесь было шума, лицемерия и завуалированных интриг.

Меня раздражали его страхи, которые падали и на меня холодной тенью. Он боялся любого осуждения, боялся не угодить и не соответствовать. Даже мои платья – скромные, по меркам других дам и вовсе неприметные – оказались под его пристальным взглядом. Он считал их слишком нарядными для нашего положения.

И вот я стояла во дворе, терпеливо ожидая прихода швеи, которая должна была «упростить» и без того мой скромный гардероб. В груди зрела обида. Казалось, что с каждой снятой лентой, перешитым декольте, я все больше убеждаюсь, как сильно не доверяет мне муж.

Повозка въехала во двор, колёса скрипели по камням, гружёная свёртками тканей, перевязанными золотыми шнурами. Слуги, толкаясь, торопливо снимали рулоны и раскладывали их на скамьях. Женщины восторженно перешёптывались – кто-то ахал при виде тончайшего шёлка, кто-то трогал бархат, словно боялся, что он исчезнет.

И вдруг меня будто ударило в грудь. В глазах потемнело, лоб покрылся липким потом. Я смотрела на свои руки – и с ужасом заметила, как из пальцев вытягиваются тонкие тёмные нити. Они колыхались в воздухе, будто живые, и тянулись в сторону повозки.

Шаг. Ещё один. Ноги подгибались, дыхание сбивалось, а сердце билось так громко, что гул эхом отдавался в ушах. И вот – на середине пути я начала задыхаться. Горло сдавило, словно невидимая петля затянулась у меня на шее. Воздух будто вырвали из лёгких. В ушах звенел пугающий шёпот: «Беда. Беда. Беда».

Я развернулась – и тут же споткнулась. Передо мной возникла морда коня, блеснувшая влажными глазами. Зверь, почуяв моё движение, всхрапнул и рванулся.

Я застыла, словно приросла к земле. Секунда – и копыта обрушатся мне на грудь.

– Назад! – чей-то голос прорезал гул двора, звон копыт и сильные руки резко дёрнули поводья сбежавшего от конюхов жеребца.

Лошадь встала на дыбы, брызнув пеной с уздечки. Сердце упало в пятки – я рухнула на колени, не смея ни вдохнуть, ни выдохнуть.

Высокая фигура одним движением соскользнула из седла. Мужчина – в дорожном плаще, в полном обмундировании, тот самый, что остановил коня на скаку, – бросился передо мной, заслоняя от взбесившегося животного. Его сапоги гулко ударились о камень, и я впервые подняла на него глаза.

Взгляд – холодный, пронизывающий, почти враждебный. Он смотрел так, словно видел меня насквозь, но при этом не узнавал. Его глаза, темные, почти стальные, скользнули по моему платью, оценивая ткань, фасон, каждую мелочь, способную выдать положение в обществе.

– С ума сошли? – голос прозвучал резко, властно, словно приговор. – Дама должна стоять там, – он кивнул в сторону, где другие женщины наблюдали за разгрузкой, – а не шататься под копытами.

Я пыталась заговорить, но слова не шли. Он не ждал ответа. Он поставил меня на ноги, помог отряхнуть мое платье, еще раз небрежно осмотрел мое тело на предмет повреждений.

Его пальцы поправили поводья, сдерживая коня. А взгляд обратился к конюхам, упустившим животное, мужчины виновато смотрели вниз, ожидая свой строжайший выговор. Он снова осмотрел меня.

– Позаботьтесь о девушке и конюхах. – бросил он небрежно своим людям.

В следующую секунду он снова забрался в седло, будто ничего и не произошло. Я же осталась стоять, дрожа, сердце билось где-то в груди. Слуги тем временем осторожно заносили рулоны тканей в замок, а я всё ещё слышала внутри тот чужой шёпот: «Беда. Беда. Боль».

* * *

Стоило провести целый день, разглядывая свои пальцы, чтобы я понять – это не сумасшествие и не чёрное проклятье, спустившееся на мою голову, а проявившийся дар отца. Тот самый дар, о котором я мечтала с самого детства.

Я поняла, что каждый раз, оставаясь одна, украдкой рассматриваю свои ладони. Гладкая кожа, длинные пальцы – всё так же, как прежде. Но стоило задержать взгляд и сосредоточиться, как я видела нечто большее.

Я словно ждала, что из глубины, из внутренней тьмы снова проступят эти жуткие тёмные нити, которые я видела во дворе. Они будто существовали отдельно от меня, дышали собственным холодом, предупреждая, угрожая.

За обедом моё внимание привлёк разговор за соседним столом. Швеи оживлённо обсуждали новые ткани, доставленные во дворец. Платья, которые им предстояло сшить для принцессы Элинор, казались почти сказкой: тончайший шелк, мягкий, как облако; бархат глубокого пурпурного королевского цвета; золотые нити, переливающиеся в свете факелов. Женщины щебетали, будто речь шла о чуде, ниспосланном с небес.

Я же слушала и думала совсем о другом. Я видела перед глазами не платья, а чёрные нити, тянущиеся к тем свёрткам. В отличие от отца, который предупреждал лишь о несчастьях связанных с его судьбой, и только за секунды до события– я чувствовала нечто большее, великую беду, и внутренние чувства мне подсказывали, что все это не произойдет в этот момент.

Но как такую угрозу могли таить ткани? Это ведь не еда, куда легко подмешать яд. Это не оружие, спрятанное под видом подарков. Это просто платье.

Мысли терзали меня. Я накручивала себя весь вечер, пока в голове не сложилась жуткая картина: ткани станут причиной ссоры, недоверия между королём и принцессой. А оттуда – рукой подать до разрыва союза и новой войны.

Я не могла больше молчать. Я не могла носить это в себе, пока сердце разрывалось от тревоги.

И с этими мыслями, с тяжёлым комом в груди, я направилась к единственному человеку, который мог меня поддержать. К моему мужу – господину Форшу.

Я рассказала ему всё. О той волне нахлынувшего страха, о нитях, что тянулись к моим пальцам. О странной тягучей боли, о чувстве беды, которое сковало меня, когда я увидела ткани. Всего лишь ткани.

Форш слушал молча, сидя в кресле, удобно откинувшись назад. Его руки, сложенные на груди, казались слишком спокойными для моих слов. И когда я закончила, он… рассмеялся. Не зло, – сдержанно, тихо, так, будто я рассказала ему о каком-то наивном сне.

– Моя милая, – протянул он, глядя на меня так, словно я была капризным ребёнком. – Ты же знаешь, у нас обоих низкий потенциал. Я ничего не вижу, никаких нитей. Возможно, твоя впечатлительная натура… – он сделал выразительный жест рукой, мягкий, будто бы сочувствующий, – немного разыгралась, мы совсем недавно в замке Короля, много впечатлений и усталость…

Я понимала о чем он говорит, в нас обоих таились следы магии. Но я видела силу, видела эти нити. А его недоверие лишь заставляло меня злиться больше. Проследив за эмоциями на моем лице, лорд Форш неожиданно заключил:

– Если ты так боишься тьмы перед глазами, я могу поговорить с людьми из Ордена. Они помогут. Мы можем завтра на службе обсудить нити.

Моё сердце рухнуло вниз. Я сразу поняла – этого допустить нельзя. Кто знает, что решат служители о моем даре и здоровье. Орден редко был благосклонен к женщинам.

– Нет, – выдохнула я быстро. – Нет нужды. Нити лишь метафора моих чувств. Никаких нитей. Просто чувство.– поспешила я солгать.

Я сглотнула, осознав, что сказала слишком много. Его вера в Орден была безграничной, и он мог в любой момент решить, что моё поведение – уже сумасшествие.

– Но… – я не выдержала. – А если с тканями действительно что-то не то?

Он посмотрел на меня с тем самым терпеливым взглядом мужа, который объясняет жене прописные истины.

– Дорогая, – сказал он мягко, но с нажимом, – прекрати. Ткани – инициатива сторонников лорда Хоммея. Благодаря этому человеку мы имеем крышу над головой, достаток и уважение во дворце. Ты хочешь всё испортить своими фантазиями?

Я почувствовала, как лицо вспыхнуло от его тона. Но он продолжал, словно не замечая моей обиды:

– Ничего не произойдет. Я лишь призываю тебя молчать. Во благо нашей семьи.

– Но предчувствие было слишком сильным, – прошептала я упрямо.

Форш вздохнул и поднялся, словно разговор был окончен. Его ладонь лёгким движением коснулась моего плеча – жест, который должен был быть утешением, но чувствовался как приговор.

– Оливия, – сказал он спокойно. – Иногда женщины слишком много чувствуют. И слишком часто ошибаются. Оставь это. Не порть всё.

Глава 27

ДАР ОЛИВИИ ФОРШ

Прошлая жизнь. События до смерти и возвращения Оливии в прошлое.

Нельзя отвергать свой дар.

Нельзя отвергать свой дар – так подсказывала мне интуиция.

Я понимала: ослушаться мужа – значит подорвать хрупкое доверие, которое может зародиться между нами. Но и оставить всё как есть, забыть, закрыть глаза на тревогу… я не могла. Предчувствие жгло меня изнутри, словно раскалённый уголь, и я знала: если не последую ему, то не прощу себе.

Разрываясь между верностью и страхом, я решила пойти на компромисс: не открытое противостояние, а маленький шаг – моё собственное тихое расследование.

Утро в замке выдалось оживлённым, за длинным столом собирались не только слуги, но и приглашенные мастера. Я выбрала место рядом со швеями – будто случайно. В руках у меня была корзинка сладостей, я разложила их перед девушками, и глаза их тут же засияли благодарностью.

– Вам ведь как раз предстоит работа над новыми платьями? – сказала я с лёгкой улыбкой, как бы невзначай. – А мои наряды требуют перекроя.

Швеи приняли меня охотно, как будто я была одной из них. Мы вместе смеялись, обсуждали фасоны, перешёптывались о том, какие цвета идут южным красавицам, а какие только подчеркнут чужеродность.

Я умело напросилась взглянуть на ткани и теперь стояла посреди комнаты, окружённая целым морем сверкающих рулонов. Я смотрела на ткани, оценивая их одну за другой. Алый бархат. Цвет высшей знати королевства.

Песочные и светлые ткани. Я представила себе: как цвета собственного народа на принцессе будут истолкованы как отказ подчинится, отказ от наших традиций. Его Величество, гордый и подозрительный, сочтёт это оскорблением? Может ли такой пустяк привести к беде?

Шёлк изумрудного оттенка. Я вообразила, как платье тянется за Элинор, и вдруг вижу в своём воображении, как её каблук цепляется за подол. Принцесса спотыкается, падает на глазах всего двора. Смех, позор… но ведь это не смерть. Это же тоже не страшно?

Я медленно протянула руку к тканям – и нити, эти тёмные нити, послушно потянулись из моих пальцев. Сердце сжалось: я всё ещё не привыкла к их виду, они пугали меня, словно чужие, живущие своей собственной волей существа, выползающие из моей руки.

Я сжала ткань в руках, и почти вслух спросила свой дар:

– Как платье может навредить? Не умрёт же никто.

И тут нити зашевелились, словно ожили, сплелись в узел у меня на ладонях и хором, в гулкой тишине, заговорили во мне:

Смерть. Смерть. Смерть.

Мои пальцы задрожали, ткань выпала на пол. Я отшатнулась, ударившись спиной о стол. Швеи ничего не заметили, продолжали увлечённо спорить о вырезах и кружеве. А я стояла среди этого роскошного богатства и едва дышала. Никто не видел ни нитей, ни ужаса на моём лице.

Как? Как обычный кусок материи может нести в себе смерть?

* * *

Вечером, когда слуги принесли приглашение на обед от лорда Хоммея, я уже знала, что не смогу туда пойти. Слишком тревожно, слишком часто звучало в моей голове то «смерть, смерть, смерть», что я слышала днём.

– Мы должны пойти, – сказал Форш, перебирая приглашение в руках. – Отказ – это оскорбление. А Хоммей один из тех, кому мы обязаны положением здесь.

Я лежала на постели, укрытая одеялом, и даже старалась выглядеть бледнее, чем была на самом деле. Силы уходили не на то, чтобы спрятать болезнь, а наоборот – убедить мужа, что всё серьезно.

– Я не могу, – тихо ответила я. – Живот… болит. Это… нормально для женщины.

Он тут же отложил бумагу и подошёл ко мне. Его ладонь коснулась моего лба, будто он пытался уловить жар.

– Ты не горишь, – сказал он, нахмурившись. – Но если тебе плохо, я не могу уйти. Мы останемся дома.

Я почти рассмеялась, если б не было так горько. Я как раз и ждала его ухода. Но знала, что Форш уверен: если мы откажемся пойти, это ударит по репутации и положению здесь и планировала это использовать.

– Нет, – я взяла его за руку. – Тебе нужно идти. Ради нас. Ради нашего положения. Иначе люди станут задавать вопросы.

Он колебался, я видела, как сомнение сжимает его губы в тонкую линию. Но я не позволила ему задуматься. Я сделала вид, что отворачиваюсь к подушке, словно с трудом сдерживаю боль.

– Иди, – повторила я. – Это не болезнь. Просто… женское. Завтра всё пройдёт.

Форш медленно выдохнул, и я услышала в его голосе облегчение, даже радость:

– Хорошо. Но если станет хуже – я немедленно позову лекаря.

Он задержался ещё на мгновение, наклонился и прикоснулся губами к моим волосам.

И вот, когда за ним закрылась дверь, я впервые за весь день позволила себе выдохнуть свободнее.

* * *

Я позвала свою служанку, велела ей принести её уличный плащ. Накинув плащ Эвы, я велела девушке остаться в моих покоях, и если прийдет мой супруг ждать меня снаружи и предупредить о его появлении.

А сама отправилась в крыло, которое к моему счастью было целиком выделено для семьи герцога Терранса, а проживал сейчас там лишь только он один.

Каменные коридоры казались бесконечными, звук шагов отражался от поверхностей стен, пола и даже потолка, сливаясь в один глухой гул, уведомляющий о моём прибытии. А сердце от страха стучало так, что я боялась, что стража услышит его биение, а не мои шаги.

В крыле герцога я наткнулась на его помощника. Карл, так представился он мне. Служащий, спокойно отвечал отказом на любые мои просьбы увидеть герцога. И всячески пытался преградить мне путь, мешая пройти по широкому коридору.

Сначала, он просто слегка закрывал мне дорогу собой, но когда я ловко уворачивалась и делала новый шаг вперед. Карл более настойчиво призывал остановиться и объяснить ему причину моего визита. К его чести он ни разу не дотронулся до меня. Хотя в худших моих мыслях, он вызывал стражу, и мужчины просто выкидывали меня на улицу.

Уже у большой гостиной Карл заметно занервничал. Его взгляд снова и снова возвращался к закрытой двери, словно за ней скрывалось нечто опасное. Лицо его мрачнело с каждой секундой, становясь похоже на тёмное, беззвёздное небо.

Я видела, как он нервно потирал ладони, как дрожь пробегала по его пальцам. Его глаза метались – от двери ко мне, будто он пытался удержать меня, но не решался преградить путь.

И в этот момент у меня уже не осталось сомнений: именно здесь был герцог. В этой комнате. И, сделав глубокий вдох, я шагнула к двери.

– Госпожа, это… неприлично. Вам здесь не место! Женщинам не место здесь, да ещё и в такой час, – его голос был взвинчен до предела, пропитанный нравоучениями и страхом. – Подумайте о своей чести. О вашей репутации. – вскрикнул он слишком громко с надеждой в голосе, взывая к моему благоразумию.

Я уже хотела что-то ответить, но шум у двери – наши голоса – донеслись до ушей герцога. И из-за двери раздался низкий голос:

– Что за крики?

Дверь отворилась.

Герцог посмотрел на меня, и в его глазах я уловила мгновенное узнавание. Он указал на стулья в своём кабинете, приглашая зайти, а свет от камина делал его лицо ещё суровее, а ситуацию всё хуже для меня.

– Вы, – сказал он тихо, но отчётливо. – Та самая девушка, которую я встретил во дворе.

Он перевёл взгляд на Карла:

– Жди за дверью. Когда дама выйдет – проводи её до дома.

Мы остались одни. А я пожалела, что оставила Эву караулить мужа. Молчание герцога Терраса было тяжелее любых слов. Он смотрел на меня так, словно я не только нарушила все правила приличия разом, но и совершила жесточайшее преступление. Я опустила взгляд, не находя в себе силы начать разговор.

Он усмехнулся холодно:

– Вы, наверное, решили, что должны прийти и поблагодарить меня за спасение вашей жизни?

Я кивнула. Как неудобно. Действительно – во дворе, когда он вырвал меня из-под копыт, я не нашла слов для простой благодарности. Я не нашла добрых слов для человека, который рискнул и встал между мной и лошадью, но я думала о нитях.

– Ну так действуйте, – его голос прозвучал как вызов. – Снимайте плащ.

Я резко подняла глаза. Взгляд мой встретился с его, полный шока и непонимания. Чувство вины за не высказанную благодарность покинули меня так резко, что я не успела прийти в себя.

– А чего вы ожидали? – он встал, обошёл стол и приблизился. – Замужняя женщина. Ночью. Одна. Пришла в покои женатого мужчины «поблагодарить» за спасение. Как думаете, кто-нибудь отнёсся бы к вам иначе? На какое отношение вы рассчитывали?

Его слова били не хуже пощёчин. Каждое – резкое, хлесткое, оставляло невидимые следы на моей коже. Я почувствовала, как уши обожгло жаром, а пальцы до боли вцепились в ткань плаща, будто только так я могла удержаться и не дрогнуть.

Ну конечно. В его глазах всё выглядело именно так: я пришла ночью, одна, в его кабинет – и, конечно же, он решил, что я… пришла благодарить своим телом. Я сидела, словно на меня вылили ведро грязи, не зная как начать разговор.

– Считайте это жестоким уроком, – заключил он.

Герцог уже шагнул к двери, открыл её и молча указал на выход. Его жест был твёрдым, окончательным, словно он поставил точку в разговоре, который даже не дал мне шанса начать.

– Стойте! – воскликнула я, не выдержав, когда он уже открыл дверь, словно выталкивая меня прочь. – Я пришла к вам не из-за этого!

Мне тяжело далось знакомство с нравами королевского двора. Тень герцога упала на меня, и тяжёлый взгляд заставил затаить дыхание. Я не знала, как начать этот разговор.

– Вы ведь отвечаете за жизнь принцессы? – слова вырвались сами, слишком громко для полуночной тишины. – Вы её сюда привезли?

Герцог остановился. Его глаза сузились, раздражение не скрывалось ни в тоне, ни в лице:

– Да. И что вы хотите этим сказать?

Я сделала шаг к нему, собирая остатки смелости. Голос дрогнул, но я заставила себя говорить:

– Сегодня… во мне проснулся дар. Я… я почувствовала беду, исходящую от тканей, что привезли для принцессы. Я знаю, как это звучит. Но это правда. Мне кажется, эта юная девушка не заслужила никакого зла.

Феликс нахмурился, его взгляд стал колючим, будто клинок упёрся в горло.

– А до этого вас не проверяли? – спросил он холодно. – Почему нигде не заявлен ваш потенциал?

Я опустила глаза, чувствуя, как горит лицо.

– Не проверяли, ваша светлость. Только во время брака засвидетельствовали следы магии. И мой потенциал невелик… – слова казались жалкими даже для меня самой.

Он продолжал сверлить меня взглядом, будто пытаясь разоблачить ложь. А я лишь в отчаянии добавила:

– Может быть, угроза и не велика… но, прошу, послушайте. Я нарушила приказ мужа, соврала ему, наплевав на все приличия, пришла к вам ночью, одна. Я делаю это не ради себя. Пожалуйста, отнеситесь к моим словам серьёзно.

Я натянула капюшон на голову, стараясь скрыть дрожь в руках, и почти выбежала из кабинета, прежде чем он успел что-то ответить.

Глава 28

ВОЗВРАЩЕНИЕ ВО ДВОРЕЦ

Вторая жизнь. После охотничьего домика.

Мы смогли провести в охотничьем доме всего одну ночь, и уже утром Феликса снова вызвали во дворец. Но и этой одной ночи оказалось достаточно, чтобы многое изменилось.

Он не просто позволил мне тренироваться с ним – он сам организовал занятие. Не смеялся, не называл моё желание наивным или бесполезным. Напротив: отнёсся серьёзно. Не тешил моё самолюбие, не подбирал мягкие слова, чтобы расположить меня к себе. Феликс просто объяснил всё, как есть: мои слабости, мои шансы, мою тактику выживания при столкновении с врагом. И это сработало, я впервые ощутила, что он по-настоящему заинтересован во мне.

Он был груб, когда этого требовала ситуация, и нежен, когда я в этом нуждалась. И именно в этой честности, в этом контрасте, было что-то, что мне… безумно понравилось.

Но портрет не выходил у меня из головы. Девочка с тёмными глазами, изображённая на нём, словно вырвала часть моего душевного спокойствия, одержав явную победу над моей тихой радостью. Я узнала её. И взгляд этой женщины преследовал меня даже в дороге.

Я ехала в окружении нашего сопровождения, Феликс – чуть впереди. Я старалась смотреть на дорогу, на леса и поля, на привычный пейзаж.

Нет неразрешимых проблем, повторяла я себе, пытаясь ухватиться за мудрые слова, прочитанные когда-то в книге.

Мы въехали за крепостные стены королевского дворца. Слуги поспешно разбирали наши вещи, Феликс раздавал распоряжения чётким, властным голосом, а я, воспользовавшись этой суетой, решила ускользнуть в сад.

Уверенной походкой я пересекала двор, когда раздались громкие выкрики стражи. Началась проверка товара: гружёные телеги, купцы с их вечными криками о «лучшем качестве», торгаши, спорящие за каждую монету.

Швеи выходили из бокового прохода башни, возбуждённо переговариваясь о фасонах и узорах. Их смех и оживлённые голоса, казалось, прорезали воздух слишком резко, притягивая моё внимание.

Я оглянулась – и за всей этой суетой, словно случайно затерявшись, стояла повозка с тканями.

И вдруг… время словно замедлилось, я узнала ту самую повозку. Я перестала слышать шум двора, перестала видеть мельтешение слуг и стражи. Существовала только я и эта повозка. Ткани. Те самые ткани.

Я стояла, затаив дыхание, – в ожидании. Сердце стучало так громко, что казалось, его услышат окружающие. Я ждала чуда. Ждала, что вот сейчас, как когда-то… в прошлой жизни, мой дар снова пробудится.

Я была уверена: если в замке герцога я смогла почувствовать беду и ни раз, то теперь, здесь, в сердце королевской крепости, мой дар обязательно откликнется. Я верила, что увижу больше, чем просто предвестие беды и смерти.

Но ничего не происходило.

Девушки-швеи оживлённо обсуждали ткани, осторожно передавали их слугам, указывая, в какие покои нести. Всё выглядело так обыденно, так просто, что это казалось издевательством.

Я сделала несколько шагов к повозке. Каждый шаг был наполнен ожиданием – сейчас, вот-вот… Но никакой вспышки силы, ни намёка на магические нити, ни шума в ушах, что предупреждает о беде. Пустота.

Я в панике уставилась на свои руки. Пальцы дрожали. Я резко встряхнула ладонями, будто могла снять с них невидимую пыль и разбудить то, что спало внутри. Но ладони были обычными – лишь чуть покрасневшими от того, как сильно я сжимала поводья во время езды. Ничего больше.

Успокойся. Успокойся. Я приказала себе дышать глубже, закрыла глаза, расслабила пальцы. Магия не любит паники, внушала я себе. Если я соберусь, если успокоюсь – всё получится.

Я снова пошла навстречу этой проклятой повозке. Старалась ни о чём не думать. Потом попробовала другой метод, думала только о тканях. Спрашивала сама себя – где угроза? Но в ответ была тишина.

И тогда меня накрыло. Страх. Настоящий, холодный, выжигающий. Я не могла поверить, что мой дар… исчез. Что он просто покинул меня, как будто того дня и вовсе не было.

Я стояла среди оживлённого двора – потерянная, напуганная, словно в стеклянной клетке, отгороженная от мира. В ушах звенел лишь один вопрос:

Как я могла потерять свой дар?

Резко сильные руки мужа потянули меня на себя. Я даже не успела понять, как герцог оказался рядом – не верхом, не с сопровождением, а рядом со мной, как будто почувствовал неладное ещё раньше, чем это случилось. Его хватка была твёрдой, властной, не оставляющей мне ни единого шанса вырваться.

В следующее мгновение я поняла, что двор взорвался шумом. Конь, вырвавшийся из рук конюха, бешено рванул вперёд. Испуганный слуга закричал, предупреждая, и этот крик разнёсся по двору быстрее, чем удар копыт.

Но всё пошло иначе, чем я помнила. Я не упала, не оказалась под копытами. Слуги, конюхи и сам Феликс среагировали мгновенно – они взяли коня в кольцо, загнали, успокоили, не дав ему разнести двор. Всё произошло стремительно, почти слаженно, будто они были готовы к такому исходу.