Текст книги "Летний дождь"
Автор книги: Вера Кудрявцева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 27 страниц)
Наташа, чувствуя его взгляды, розовела, торопилась завершить свой визит, тем более что отец обычно как-то незаметно для всех засыпал.
– Посиди, – уговаривала тетя Галя и суетливо собирала пакет – «гостинчик для Лены».
Раньше, в их молодости, Наташа знала теперь об этом, они – ее мама и тетя Галя – жили на одной частной квартире. Мама училась в институте, а тетя Галя работала на кондитерской фабрике.
Сидя за столом кухни перед стопой непроверенных тетрадей и думая обо всем этом, Наташа вдруг поняла, чего стоило ее маме сохранить с отцом и его новой женой, бывшей своей подругой, мирные, родственные даже отношения. И все ради нее, Наташи. Мама давно знает, что обречена, и боится, что дочь останется на свете одна-одинешенька.
В доме отца и правда были всегда искренне рады ей. Вот только с Костиком все у них как-то натянуто.
В последний ее приход они опять едва не схватились. Началось с простого. Тетя Галя спросила гостью:
– Ну как у тебя с работой-то? Привыкаешь? Ох, нынче детки-то! И что это, Наташа, и зачем это ты в педагогический-то пошла, ведь и в школе ты хорошо училась, а…
– Мать! – гаркнул вдруг Костик, вскакивая с дивана. – Ты когда перестанешь молоть свои глупости? Не видишь? Она и так над нами посмеивается сидит! Она же умная! Она же – Чацкий в юбке! Мы для нее – тьфу! Жалкие существа! Обыватели!
– Ошалел? – спокойно сказала Наташа. – Тетя Галя, спасибо, все было, как всегда, вкусно. До свидания!
Онемевшая, ничего не понимающая тетя Галя переводила круглые глаза с гостьи на сына.
Он догнал ее у остановки.
– Пройдемся? – предложил нервно. После паузы попросил: – Не обращай внимания, я так – пошутил. Вчера смотрел по телеку «Горе от ума». Первый раз высидел от начала до конца. И наконец понял, про что это всё! В школе-то чужое повторяешь, как попка: Чацкий – передовой человек своего времени, ну и так далее и тому подобное. Передовой! – хмыкнул Костик. – Страшные они люди, чацкие эти, вот что я понял! Неудобные в жизни и… и скучные. Учит, учит всех! А сам – злой, невоспитанный… что молчишь? Молчишь, молчишь. Раньше, бывало, не переговорить тебя! Слова не давала вставить. Или считаешь – не о чем нам с тобой? Ну, ладно, с Чацким я полез не к тому собеседнику. Давай о другом. Ты стала девочка – первый сорт! Не то чтобы красавица, а… смотрю, смотрю… что-то есть в тебе такое… У нас девочки – просто есть кралечки, пальчики оближешь. Но, понимаешь, какие-то они похожие, что ли, все, и не одеждой только, но и глаза, и прически… А ты… Приходи к нам как-нибудь, а?
– Я и так прихожу.
– Да нет, не домой – в наш дискоклуб. Меня, между прочим, недавно жокеем выбрали!
– Растешь! – сказала Наташа.
– Издеваешься?
– Да нет.
– Дай слово, что придешь! Как ты не понимаешь: мне ведь хочется похвастать такой сестричкой. Не пожалеешь! У нас есть мировые ребята! Натанцуешься. Ты так танцевала, помню! Куда до тебя нашим ласточкам!
– Ласточкам? – переспросила Наташа.
– Да это мы так своих девочек зовем. Ласково, правда? – тонкие губы его изогнулись в ухмылке. – Так придешь?
– Ладно, как-нибудь соберусь – потанцевать, правда, хочется. Вот подберу ключики к своим архаровцам, и…
– Да вырастут они, архаровцы твои, и без твоих ключиков! – повеселел Костик.
Он чмокнул сестру в щеку и ловко подсадил на подножку трамвая.
– Смотри – слово! – крикнул вдогонку.
«А что, если и правда сбегать с Костиком? – подумала Наташа. – Сижу, сижу…» И размечталась, стыдясь самой себя… Вот бы прийти туда с ним, – покосилась на «Жигули» во дворе. Она представила себя в нарядном платье и в своих любимых туфлях, которые она не надевала с самого выпускного бала. А рядом он, взрослый, красивый.
«Дурочка! – одернула она себя. – Запридумывала! Давно ли точно так же мечтала о физике. А чем все обернулось? А до физика…»
А до физика целую осень и целую зиму бегала она в городскую библиотеку ради мимолетных встреч. Они так и не познакомились. Но она чувствовала, знала: и он замечает ее, ждет, садится неподалеку, сдает книги с ней одновременно, идет следом в раздевалку.
А потом он перестал приходить. Ей, когда убедилась, что больше его не увидит, казалось, будто опустели не только залы библиотеки, но и весь город.
Долго еще потом она вздрагивала от неожиданности, и ее начинало лихорадить: он ей чудился то в трамвае, то в кинотеатре, то просто в городской толчее.
«Не судьба», – вздохнула Наташа, наблюдая, как опускается над двором осеннее небо.
Ей захотелось усесться поудобнее у окна, положить на руки голову и помечтать, восстанавливая миг за мигом те как бы случайные, но так заполнявшие ее душу встречи. В мечтах ее они, конечно, знакомились… В мечтах они так любили друг друга…
Но даже и помечтать Наталье Юрьевне было некогда. Ее ждали две стопы тетрадей и четыре конспекта уроков. Да еще эта красавица бабочка, про которую надо непременно сегодня все-все разузнать.
Проснулась мама.
– Будто живой воды напилась! – улыбалась она дочери. – Так хорошо спала, так спала! Что ночь буду делать? A-а, вспомнила: проверю-ка сегодня все твои тетрадки!
– Мам, только по математике, если тебе нетрудно, – стыдно было Наташе, но уж очень она обрадовалась помощи.
Вдвоем они управились пораньше, чем всегда, и уже в два часа ночи были готовы к завтрашним Наташиным урокам.
А про Сашину бабочку Наташа опять забыла.
В эти дни многие в доме замечали движение около «Жигулей». Иван Тимофеевич, гуляя рано утром с Капи, поинтересовался:
– Нашелся, значит, хозяин этой игрушечки?
– Потеряли? – засмеялся Василий.
– А где это вы пропадали?
– В лесу! Отпуск у меня длинный! Я на Севере работал. Оттуда и игрушечку эту привез. Поставил под окна, думаю, кто ее тронет? Да на все лето в лес! Друг у меня лесник…
Капи, убедившись, что в машине женщин нет, тоже подкрался, дал себя погладить новому знакомцу.
– Ну, пошли, Капи: нам с тобой еще Елену Егоровну надо попроведать…
– Вон, полюбуйтесь! – кивнул в окно отчим Саши. – Тосковали, не могли дождаться: вот и явился – не запылился! – сказал он, чем-то, как всегда, недовольный.
Женщины промолчали в ответ. А Саша поскорей распрощался с бабочкой, собрал портфель и – фьють! – на улицу.
– Саша! А завтракать? – остановила было бабушка. – Ты куда в такую рань?
– Надо!
Саша, конечно, торопился не в школу. Уж очень любопытно посмотреть на человека, который так долго не появлялся около своей машины. Может, даже прокатит!
– Здравствуйте! – вежливо сказал Саша и на всякий случай, чтобы его не увидели из окна отчим, или мама, или бабушка, спрятался за бок машины.
– Здравствуй! – улыбчиво откликнулся голос.
– Ваша? – кивнул Саша на «Жигуля».
– Мо-оя!
– А у меня тоже есть, – сразу понял Саша, что с этим человеком можно обо всем разговаривать.
– Что же у тебя есть? – не отрываясь от работы, спросил дядя.
– Бабочка! Такая прекрасная! Крылышки у нее ярко-рыженькие, а по краям будто кружева пришиты, вот!
– Живая, что ли?
– Пока живая, – вздохнул Саша. – Но, наверно, скоро умрет. Потому что никак ничего не ест. Ползает, ползает по окну, а не ест никогда…
– Не умрет, – уверенно сказал дядя. – Не умрет. Это она место себе ищет, где бы ей уснуть. На всю зимушку.
– На всю зиму? – ахнул Саша. – А летом проснется?
– Должна. Мухи же просыпаются. А не ест она, знаешь, почему? Потому что сперва бабочка бывает вовсе и не бабочка, а… как бы тебе популярно объяснить….
И веселый этот человек вытер руки тряпкой, достал карандаш и стал рисовать:
– Сперва бабочка бывает вот таким вот червяком, не веришь? Гусеница называется. Вот тут уж она настоящая обжора! Жрет-жрет все подряд! Листья в основном. Вот тогда она даже вредная! А как насытится, в куколку превращается, смотри, вот в такую неподвижку, без ног, без крыльев. Лежит, лежит и вдруг – фррр! И вылетела из этой куколки раскрасавица бабочка! Тут уж ей не до еды! Тут уж ей бы полетать вволюшку, на солнышке погреться!
– А потом опять спать? – сомневаясь, спросил Саша.
– Ага! Опять на покой!
– Вот хорошо-то! Вот бы и нам так! Спишь-спишь себе зиму, проснулся, а ты уже – третьеклассник!
И оба засмеялись.
– А мне вот в школу, – вздохнул Саша и посмотрел вслед бегущей и, как всегда, опаздывающей своей учительнице.
– Это и есть твоя учительница? – посмотрел на нее и новый Сашин знакомый.
– Да, – вздохнул Саша.
– А почему ты вздыхаешь? Строгая?
– Нет, – опять вздохнул Саша. И тут его осенило. – А знаете, я сегодня могу не торопиться.
– Как это?
– Я вспомнил: сегодня не будет первого урока. У них в это время педсовет будет.
– А откуда тебе известно про педсовет?
– Известно! Послала меня вчера Наталья Юрьевна в учительскую за тетрадками, я и прочитал. Я всегда везде все читаю! У меня привычка с детства… Потому что мне хотелось поскорее читать научиться, и я стал всякие разные объявления, плакаты, афиши читать. Я их, как ребусы, разгадывал и научился. Я их много знаю! Руку подниму, когда надо предложения придумывать. Но Наталья Юрьевна не любит мои предложения. Сам думай, говорит, а то готовенькое берешь…
– Ну, и что же ты берешь? Готовенькое?
– Запоминаю, как прочту – так и запоминаю. – «Выше качество продукции!» – выпалил Саша. – «Трудовой и общественной дисциплине – гарантию коллектива!» – Он закрыл глаза и застрочил: – «Выпускное сочинение пишут сначала на черновиках, а потом на чистовик. А жизнь свою мы пишем сразу и навсегда на чистовик. В ней ничего не исправишь, не вычеркнешь, не перепишешь…»
– Ну?
– Да!
– Ну ты и экземпляр! – во все глаза смотрел на Сашу Василий. – Значит, сразу на чистовик, говоришь? А дисциплине, значит, гарантию коллектива? – хохотал он. – А про педсовет не сочиняешь, братишка?
– Нет, – вздохнул Саша. – Не умею я сочинять. Наталья Юрьевна задала сказку сочинить хоть про волка, хоть про Серую утку… ффу, опять! Про Серую Шейку! Хоть просто про камень на дороге. А я так и не сочинил. Вот если бы про бабочку, я бы, может, и сочинил. Но Наталья Юрьевна опять рассердится, потому что я уже всем надоел с бабочкой.
– Понятно, – засмеялся дядя, закручивая какие-то гайки в машине. – Хочешь – вместе сочиним сказку?
– А про что?
– Ну, хоть про волка!
– И трех поросят!
– Годится. Начинай!
И Саша бойко начал:
– Жил-был Волк! И он был злой и голодный. И он решил съесть трех поросят! И вот пришел к ним и говорит…
– Поросятки! – басом подхватил сказку дядя. – Откройте!
– Нет-нет-нет! – тоненьким голосом продолжил Саша. – Не откроем! Мы тебя узнали, ты – Волчище Серый хвостище!
И тогда Волк пошел к кузнецу…
– Э-э, нет! Это уже было! – прервал Сашу его новый знакомый. – Давай что-нибудь поинтереснее придумаем!.. И тогда Волчище Серый хвостище позвонил… кому же это он позвонил…
– Позвонил! Волк позвонил!.. – Саша так и покатился от хохота. – Ну-ну, кому же он позвонил? Придумал! И тогда Волк позвонил коту Леопольду! «Леопольдик, помоги мне съесть трех поросят!»
– А Леопольд?
– А Леопольд: «Ребята! Давайте жить дружно!»
И они так смеялись!
– Ну, брат, пора, – сказал наконец дядя Вася, взглянув на часы.
– Уходить не хочется – так с вами интересно! – вздохнул Саша.
– Надо!..
– Надо, – повторил Саша. И тут он придумал вот что:
– Дядя Вася! – шепотом сказал он. – Дядя Вася! А вы не смогли бы побыть моим папой? Ненадолго…
– Как это? – опешил Василий.
– Ну на один только вечер! Вы и Наталье Юрьевне понравитесь, вот увидите!
– Да? Ты так думаешь? А зачем тебе нужен на один вечер папа?
И Саша рассказал. И про родительское собрание отцов. И про свою домашнюю жизнь.
– Да, задачку ты мне задал, – обнял своего маленького друга Василий. – Ну, ладно: на вечер так на вечер.
– Не позабудьте! Завтра в шесть часов! Как вызовет Наталья Юрьевна: «Сергеев!» – строгим голосом показал Саша, – так вы и скажите: «Я Сергеев!» И все!
– Договорились, – засмеялся новоявленный «Сергеев». – А теперь – беги-ка, сынок!
И Саша поскакал к школе то на одной ножке, то на другой. Скакал, оборачивался и радостно махал рукой. Совсем уже до школы доскакал, да вдруг стремглав назад:
– Я, знаете, я еще не спросил вас, а мне это очень интересно: а где вы так долго были?
– Где был? А я белок в лесу считал! Не веришь?
– Я теперь вам всегда буду верить, – серьезно сказал Саша.
И спросил:
– Всех сосчитали?
– В том лесу всех.
– В том? – показал Саша наугад вдаль, где небо опускается за многоэтажные дома.
– Нет, я был во-он в той стороне, где солнце садится…
– А где вы там жили?
– В избушке лесника. Он мой большой друг.
– А вы мне расскажете, как вы считали белок?
– Расскажу.
– А вы еще поедете считать белок?
– Поеду…
– А меня возьмете?
– Посмотрю на твое поведение! А ну – марш в школу!
И Саша помчался к школе.
Он опоздал даже на второй урок.
– Ты почему пропустил первый урок? – спросила Наталья Юрьевна, когда он, запыхавшись, ворвался в класс.
– А… а разве первый урок был?
Классу только это и надо было: все опять захохотали.
– Почему бы ему не быть? – сдвинула Наталья Юрьевна брови.
– Так ведь… так ведь у всех учителей педсовет сегодня на первом уроке… Я думал – и у вас тоже…
– Педсовет? На первом уроке? Откуда ты взял?
Класс изнемогал от смеха.
– Я сам вчера прочитал: педсовет в восемь часов…
– Да, в восемь. Но не утра, а вечера, после второй смены. Садись на место!
– Просто беда с тобой! – строго сказала ему Людка. – И что делать? Что делать? Ты бы еще про бабочку опять начал…
– Про бабочку я уже все-все знаю! – громко зашептал в ответ Саша, так что и класс, и учительница услышали этот шепот. – Мне мой папа все-все про бабочку рассказал!
– Тихо! – одернула его Наталья Юрьевна, – Откройте тетради!
«Странно, – подумала она. – То говорил – нет папы, то – „мой папа мне рассказал…“ Надо будет с его отцом серьезно поговорить обо всех этих фокусах… что-то надо делать с парнишкой…» – О собрании отцов завтра не забыли? – напомнила она.
– Нет! Не забыли, Наталья Юрьевна! – громче всех откликнулся Саша.
Ради собрания отцов Наталья Юрьевна принарядилась и весь день тайно волновалась. На уроках и на переменах и потом, проверяя в учительской тетради, она продумывала еще и еще раз, что скажет каждому отцу о его сыне или дочери.
И вот наступил этот час.
– Здравствуйте! – сказала Наталья Юрьевна. Ее тоненький голосок задрожал, и ей показалось на мгновение, что она забыла, с чего собиралась начать свою речь. И тут увидела Василия, владельца желтеньких «Жигулей». Он улыбался ей с последней парты ободряюще и, кажется, даже подмигнул: мол, держись!
«…Почему он здесь? Зачем? Что ему надо на родительском собрании?..» – растерялась она. И в то же время сердце запостукивало уже не от волнения перед отцами учеников, а от радости: «Узнал, что у меня собрание, и пришел… Зря, конечно, – мог бы и на улице встретить… Чудак…»
– Арефьев! Беляев! – начала она перекличку, стараясь не встречаться с ним взглядом. – Балобанов, Вехов…
– Я! Я! – охотно откликались молодые голоса.
На фамилию «Сергеев» никто не отозвался.
– Товарищи, кто Сергеев?
– А-а, – вскочил запоздало Василий. – Я! Я Сергеев! Совсем было забыл, – прибавил он, и все засмеялись.
«Что? Что он сказал? Он – отец? Этого не может быть! Неправда!»
Она стояла и во все глаза смотрела на Василия. Отцы стали переглядываться, удивленные затянувшейся паузой.
– Садитесь, – наконец сообразила Наташа. – Садитесь, Сергеев.
«А как же, он говорил, квартира номер пять? И машина под окнами?..»
– Ваш сын, товарищ Сергеев, – начала она жестко, – доставляет нам в классе много хлопот. Вы, пожалуй, нужны мне больше, чем кто-либо. Опаздывает… каждый день почти… Не без способностей, но к урокам готовится небрежно… И все-то у него другие дела… то бабочка, в существовании которой я очень сомневаюсь…
– Почему же? – запальчиво возразил «отец Сергеев». – А я не сомневаюсь! Почему же не верить мальчишке?
– Так есть она у него или нет? – в упор спросила учительница.
– Я думаю, что есть, – ответил «Сергеев», чем опять рассмешил отцов.
– Между прочим, вы очень похожи, – съязвила Наталья Юрьевна. – Не внешне – поведением. Дальше: придумывает он у вас много, мягко говоря, а точнее – обманывает…
– Опять не согласен! – вскочил Сергеев. – Парнишка – выдумщик! Я сразу это понял! Но не лгун!
– Слушайте! Нельзя ли посерьезней, – одернул этого странного папу один из отцов.
– Хитрить учится, – перечисляла немилосердно учительница грехи Саши. – Вчера вот что придумал, – и она рассказала о педсовете, который (так захотелось, видите ли, Саше Сергееву) должен был состояться во время первого урока.
– Ну, почему, почему вы не можете поверить: мальчик просто неуемный фантазер! – защищал Сашу «папа».
«А-а, – думала, глядя на него учительница. – Поняла! Он поставил машину так, чтобы видеть из окон! А про пятую квартиру придумал… И кольца тоже не носит… Все одинаковые…» И она, не дослушав Сергеева, перешла к другим фамилиям.
После собрания некоторые отцы ушли сразу, другие долго толкались у стола, надеясь услышать еще что-нибудь, и конечно приятное, о своих чадах.
Сергеев тоже не уходил.
«Нет уж – больше я с ним ни слова!» – твердо решила Наталья Юрьевна. И, распрощавшись со всеми, пошла мимо него с независимо поднятой головой.
– Наталья Юрьевна! – попытался он все же остановить ее.
Но тут вывернулся из соседнего класса физик.
– Привет, Виктор Евгеньевич! – дружески подхватила его под руку Наташа.
– Наталья Юрьевна! – встал на их пути «Сергеев», – Мне необходимо поговорить с вами!
– Товарищ Сергеев! Я все сказала, до свидания!
– О-о! Наталья Юрьевна! – воскликнул физик. – Вот опять шарада: «Найди. Люби. Возьми. Умчи». Придется снова ехать в библиотеку. Заставят они меня изучить поэзию…
– Это Блок, – устало сказала Наташа. – Неужели вы даже этого не знаете?
И она вдруг зашагала прочь.
Физик растерянно посмотрел ей вслед, пожал плечами и, смущенный своим невежеством, скрылся в учительской.
А Наталья Юрьевна стояла в полутемном пустом классе, смотрела сквозь слезы на холодноватые отблески осеннего вечера. В классе пахло вымытым полом и сухим мелом.
«Найди… Люби. Возьми. Умчи… Найди. Люби. Возьми. Умчи…» – злорадствовала над ней и билась в висках блоковская строка.
И вдруг ей почудилось, что кто-то зовет ее. Прислушалась.
– Наталья Юрьевна! На-та-ша! – донеслось издалека.
Она выглянула в полутемный коридор.
– Вот вы где! – искал ее физик. – Вас к телефону!
– К телефону? – испугалась Наташа. – Мама! Наверно, с мамой плохо! – кинулась она в учительскую.
– Нет-нет, – едва успевал за ней физик. – Приятный, спокойный голос. О беде так не сообщают, – пытался он успокоить Наташу.
– Да-да-да! – задыхаясь, закричала она в трубку.
– Ты с пожара, что ли? – засмеялся на том конце Костик.
– Далеко бежала. Здравствуй!
– Ну так как, сестренка, не забыла наш уговор?
– Какой уговор?
– Забыла, значит. Понятно. А мы вот решили вырвать тебя на часок из твоих бесконечных «надо» да «должна».
– Кто это – «мы»?
– Мы с другом. У нас сегодня дискотека. Ты обещала, между прочим…
– Прямо сейчас? – засмеялась Наташа и подумала: «А может, взять да и пойти…» Ей бы теперь куда угодно, только бы не домой. Не домой, где мама, по своей тактичности, конечно, ни о чем не спросит Наташу. Но так горестны будут ее глаза, следящие за каждым движением дочери…
– Ну так как?
– А…а где это?
– Да мы с другом здесь, у твоей школы. Выходи и…
– Но… Маму бы предупредить. И… и не очень я для вечера, переодеться бы…
– Эх, дочки-матери! Ты всегда одета, сестренка! Ждем!
– Это Пьер, – представил друга Костик, и тот крепко сжал ее руку.
– Натали, – поторопился и за нее ответить брат.
«Пьер… Натали…» – усмехнулась Наташа.
Новый знакомый, больше похожий на князя Андрея, чем на Пьера, с полувзгляда понял ее усмешку.
– Петр я, конечно, Наташа, – сказал он. И ей сразу стало легко: кажется, с ним можно найти общий язык.
Костик, радуясь, что сестра понравилась другу, болтал ни о чем. Наташа понемногу отходила, оттаивала от пережитого сегодня.
Шла легко, каблучки весело постукивали по асфальту, волосы от влажного ветра стали еще пышней, щеки разрумянились, плащ, лаская шелком подклада, свободно летел сзади.
Петр хотел было взять ее под руку, но Наташа повела независимо плечами:
– Я люблю так, сама…
И почувствовала, как он опять оглядел ее оценивающе.
«Нравлюсь», – радостно дрогнуло в груди.
Она несмело покосилась на «князя Андрея». Да, не придерешься: одет неброско, но дорого, современно. А вот Костик, конечно, в белом – от моды ни на шаг. Расшитой косоворотки не хватает, как у Сашиного отца… И тут она вспомнила: однажды он остановил ее на улице, представился. Я такой-то такой-то, Саши Сергеева отчим. Как он там? Все понятно: а это был родной отец. Уезжал куда-то. А теперь явился. А я, как ненормальная, размечталась… Правда, молодой он для отца восьмилетнего сына… хорошо сохранился…
– О чем задумались, Наташа? – вернул ее в действительность «князь Андрей».
О чем она может думать? Конечно, о своих учениках! Так, сестренка?
Наташа засмеялась:
– Да, становлюсь, кажется, учительницей. Скоро только о них и буду говорить, всюду и везде!
Хорошая у вас профессия, – сказал Петр. – Я тоже мечтал, да не рискнул: не мужское, как мне внушили, это дело…
– Правда? Мечтали? – искренне обрадовалась Наташа, вскинув ресницы.
«Давай, давай! – подмигнул приятелю Костик. – Ты на верном пути…»
В кафе, которое иногда по вечерам превращалось в дискоклуб, было празднично. Приглушенный свет красивыми тенями ложился на лица нарядных девушек, красновато отражался в фужерах на столиках, высвечивал на полках бара этикетки дорогих и самых разнообразных вин, каких Наташа отродясь и не видывала.
Звучала музыка, текли за столиками, по всему видно, приятные беседы.
– Пьер! Пьер! – то и дело окликали ее нового друга. Наташе было неприятно, что его так называют.
Втроем они подошли к стойке бара. Петр что-то заказывал. Бармен, ослепительно улыбаясь, то и дело останавливал на новенькой пристальный и тоже оценивающий взгляд.
«А здесь ничего, уютно», – подумала Наташа и вдруг вздохнула с облегчением: кажется, наконец что-то сдвинулось в ее жизни. Разве не мечтает она давно и тайно вот так, после трудного дня, прийти, к примеру, хоть и вот сюда с добрым, надежным, все понимающим человеком, сесть за один из столиков, где-нибудь в уголке, расслабиться, положиться во всем, во всем на доброго, надежного, все понимающего человека…
Петр обернулся, улыбнулся ей ободряюще: мол, выше нос!
– Все – окей! – подошел он и, робко, трогательно даже прикасаясь к ее талии, подвел к одному из столиков. – Садитесь, Наташа, здесь вам будет удобно.
Из-за стойки, все так же ослепительно улыбаясь, поглядывал на нее бармен.
– Это его хобби, – зашептал, объясняя с восхищением, Костик. – Вообще-то он – подающий надежды, конструктор. Но… В Прибалтику даже специально ездил, чтобы перенять манеры самых классных барменов!
От вина у Наташи слегка закружилась голова, и все сразу стали ближе, понятнее. Смущали ее только глаза одной светлокудрявой толстушки. Она не спускала с Наташи изучающего вопросительного взгляда.
– Кто это? – улучив момент, спросила Наташа у брата.
– Не обращай внимания: это одна из последних ласточек Пьера. Ревнует, глупенькая, – и он, сюсюкая, подошел к светлокудрой: – Ласточка моя, пойдем – потопчемся?
Но и танцуя, та все оборачивалась, все искала глазами их, Наташу и Петра.
Танцевать Наташа любила и умела. Маме очень нравится смотреть, когда у дочери вдруг ни с того ни с сего появляется желание поколдовать под музыку. Так она это называет. Мама смотрит-смотрит, вздохнет: «Жалко, не отдала тебя в детстве в танцевальный коллектив. Ты же не танцуешь, ты же ткешь его, любой танец, как узор мастерицы ткут. Жалко – никто не видит…»
А сегодня пусть все увидят!
Петр оказался достойным партнером. И скоро на кругу остались они одни. Наташа, почувствовав вдохновение, забыла обо всем и обо всех. Стены будто раздвинулись, и в целом мире остались только музыка и она.
– Ты – прелесть! Ты – диво! Ты – чудо! – шептал Петр, когда они в танце приближались друг к другу. Но и издали Наташа читала в его глазах эти слова: «прелесть… диво… чудо…»
Им шумно и искренне аплодировали, кричали «браво!», «бис!».
А потом вдруг все начали сдвигать стулья, устанавливая их рядами. Девушки торопились занять места поближе к импровизированной сцене, нетерпеливо ахая и нервно поправляя прически.
– Ровно в полночь – у нас так заведено – поет наш бард Серж, – зашептал Наташе на ухо появившийся откуда-то из толпы Костик в обнимку со светлокудрявенькой.
«Полночь? – опомнилась Наташа. – Полночь? А мама? Она же теперь места себе не находит! Что я наделала?» – и она стала пробираться к выходу.
– Дамы и господа! – остановил ее приятный звучный голос. Она удивленно взглянула на певца: «Дамы и господа… Да они что, играют в кино, что ли…» У выхода ее догнал Петр.
– Мне пора, – шепнула она. – Мне давным-давно пора.
– Дамы и господа, – повторил приятный голос. – Сегодня я вам спою…
– А вы, Петр, оставайтесь, слушайте, не надо меня провожать, мне же недалеко. До свидания! Спасибо за вечер!
Петр, улыбаясь, вышел вместе с ней. На улице сказал:
– В гробу я видел и слышал этого барда! Ты – умница! Едем! – И он остановил такси.
– Зачем? Мне же рядом, два квартала, – бормотала Наташа, радуясь и покоряясь его поразительной заботливости и рыцарскому вниманию.
В такси он обнял ее и стал целовать, нашептывая ласковые слова.
Наташе, что скрывать, было приятно, но и стыдно. Перед водителем, а особенно перед ним, перед Петром. «Что он подумает обо мне? Не успела познакомиться и уже целовать позволяю. Какой стыд! Поскорее бы приехать, поскорее бы из такси выйти…»
– Не надо, не надо, прошу вас, – как могла защищалась она.
– Красавица! – нашептывал Петр. – Ласточка ты моя…
– Что?! – откуда у нее только силы взялись. – Остановите машину! Остановите! – приказала она водителю. Но тот сидел, как изваяние, будто был глухонемой.
– Мы не туда едем! – поняла вдруг Наташа. – Остановите!
– Ну ты что обиделась-то, что? – пытался обнять ее Петр.
– Остановите! – ухватилась Наташа за ручку двери. – Или я выскочу на ходу!
– Не ломай дверь! – гаркнул вдруг на нее водитель. – Доставлю, куда сказали, там и устраивайте семейные сцены!
– Какие, какие семейные? Куда мы едем? – закричала она.
– Ну что за истерики? – разочарованно отвернулся от Наташи Петр. – Будто не знаешь куда. Тоже мне – спектакль… к чему?
– Никакой не спектакль – мне надо домой… к маме, – и она заплакала беспомощно, по-детски.
– Завтра вернешься к своей маме, если, конечно, захочешь, – хихикнул Петр. И миролюбиво объяснил, обнимая ее за плечи: – А сейчас мы приедем ко мне, в мое уютное гнездышко. Разве тебе не хочется ко мне в гнездышко?
– Нет, не хочется! – дошел до нее наконец смысл происходящего. – Вы с кем-то меня путаете, Петр. Ласточки ваши там, слушают барда. Остановите машину! – потянулась она опять к дверце.
– Сссядь! Ты! – прошипел зло Петр и грубо, больно сжал ее руку выше локтя. – Ссказал – ко мне, и точка! Не на того напала, девочка! Весь вечер вертелась передо мной, а теперь – к маме…
От страха и омерзения у Наташи онемели руки и ноги. Потом страх холодом пополз выше, выше, по спине, к шее, к затылку, и она поняла, что означают слова «волосы на голове зашевелились». А страх все разрастался в ней, заползая в самое сердце. «Я это или не я? Где это я? А может, все это со мной во сне происходит?»
– Приехали, – сказал Петр, не выпуская ее занемевшей от боли руки. – Да успокойся ты, ласточка моя, я же не уголовник, в самом деле.
– Ма-ама! Ма-амо-чка! Спасите! – закричала вдруг Наташа на всю улицу.
– Дурра! – он хотел ударить ее, но промахнулся. – Дурра! – и «князь Андрей», то бишь «Пьер», добавил такой эпитет, что Наташа онемела, вцепившись свободной рукой в сиденье.
И тут водитель рванулся со своего места, барсом прыгнул на Петра, выволок из салона и отшвырнул его так далеко от машины, что спокойно успел захлопнуть дверцу и нажать на газ.
Первые мгновения ехали молча. Наташа сжалась в уголке машины. «Теперь, наверно, он повезет меня, куда захочет. Так мне и надо… Муравей муравью – друг, товарищ и брат… Муравей муравью – друг, товарищ и брат», – застучали по голове слова. Наташа всхлипнула.
– Куда? – не глядя на нее, спросил шофер.
Все еще не веря в спасение, Наташа назвала адрес.
Увидев свой двор, попросила:
– Остановите здесь, дойду…
– Подъезд! – заорал водитель. – Какой подъезд, спрашиваю?
– Второй, – навзрыд заплакала Наташа и зашарила в сумочке, ища кошелек.
А водитель, словно и забыв о ней и о том, что надо торопиться, разразился вдруг тирадой:
– Ссами виноваты! С пеленок начинаете шастать по ресторанам да дискотекам этим, кто их только придумал! По притонам этим! С пеленок спать начинаете с каждым встречным! Кошелек, что ли, потеряла? Вот он!
– Как? Как он к вам попал?
– Ты лучше спроси, как он к нему попал, к хахалю твоему? Сунул мне: «Бери вместе с кошельком, сдачи не надо!» А я сразу понял, чей это кошелек, – духами пахнет. Как же! Будут они за вас платить, такие вот… Так с вами и надо!
Кажется, от всего пережитого, услышанного провалиться бы сквозь землю. А надо – на пятый этаж. А надо перед мамой сыграть сцену.
Наташа постояла у двери квартиры, промокнула глаза, припудрилась. Осторожно вставила ключ в скважину.
В квартире было темно, тихо. У нее сжалось сердце: вдруг от волнения, от ожидания с мамой плохо. На цыпочках, ни жива ни мертва, вошла она в комнату. Мама спала. Спокойно, ритмично дышала, посапывая даже. Это было тоже не похоже на нее, ненормально. Мама должна сейчас метаться: никогда дочь не задерживалась без предупреждения ни на час. «Наверное, выпила снотворное», – подумала Наташа.
– Ты? – спросила мама. – Дочура? Ну как – весело было? Что не осталась?
– Где? – растерялась Наташа.
– Как где? Вечером забегал Костик. Сказал, что уговорил тебя пойти с ним на вечер. А потом, сказал, уйдете к ним, у них переночуешь, потому что, сказал, это рядом с их домом. Я и не ждала тебя, уснула. Хорошо было?
– Да, – выдавила Наташа.
– Ну, слава богу, – вздохнула мама. – Может, хоть компания у тебя появится. А то – все одна и одна. Есть будешь?
– Нет. Спи, мама. Я в ванную и тоже спать…
В ванной, открыв кран, она дала волю слезам. «Вот братик… Ужас какой… Брат – сводник… За что он так со мной, за что?.. „Князь Андрей“… „Дамы и господа“… „Ласточка“ – ужас!»
Она посмотрела на свое зареванное лицо.
«Ласточка, – стояла и повторяла немилосердно, казня себя, – ласточка…» «Найди. Возьми. Люби. Умчи», – навернулись на память слова, и Наташа разразилась громким нервным смехом. Просто сделать ничего не может – хохочет и хохочет. А по щекам слезы.
– Наташа! – постучала мама. – Наташа, ты плачешь или смеешься?
