Текст книги "Киноповести"
Автор книги: Василий Шукшин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 29 страниц)
Степан не смотрел по сторонам. Он как будто думал одну какую-то большую думу, и она так занимала его, что не было ни желания, ни времени видеть, что творится вокруг.
Так ввезли их в Кремль и провели в земский приказ.
Сразу приступили к допросу.
– Ну?– молвил торжественно думный дьяк.– Рассказывай... Вор, душегубец.
– Пиши,– сказал Степан.– Возьми лист...
– Чего писать?
– Три буквы. Побольше. И неси великому царю.
– Не гневи их, батька!– взмолился Фрол.– К чему ты?
– Что ты!– притворно изумился Степан.– Мы ж у царя!.. А с царями надо разговаривать ясно. А то они гневаются. Я знаю.
Братьев свели в подвал.
За первого принялись за Степана.
Подняли на дыбу – связали за спиной руки и свободным концом ремня подтянули к потолку. Ноги тоже связали, между ног просунули бревно, один конец которого закрепили. На другой, свободный, приподнятый над полом, сел один из палачей – тело вытянулось, руки вывернулись из суставов.
Кнутовой мастер взял свое орудие, отошел несколько назад, взмахнул кнутом обеими руками над головой, с громким криком опустил его на спину. Удар лег вдоль спины. Судорога прошла по телу Степана. Палач опять вскрикнул – второй удар рассек кожу рядом с первым. Точно вырезали ремень из спины. Мастер знал свое дело. Третий, четвертый, пятый удары... Степан молчал. Уже кровь ручьем лилась со спины. Сыромятный конец ремня размяк от крови. Палач сменил кнут.
Шестой, седьмой, восьмой, девятый удары. Упорство Степана раззадорило палача.
Фрол находился тут же. Он не смотрел на брата. Слышал удары кнута, вздрагивал и крестился. Но он не слышал, чтобы Степан издал хоть один звук.
...Пятьдесят ударов насчитал подручный палача, сидевший на бревне.
– Полета. Два боевых часа,– сказал он.
Степан уронил голову на грудь. На спине его не было живого места. Его сняли, окатили водой. Он глубоко вздохнул.
Подняли Фрола.
После трех-четырех ударов Фрол громко застонал.
– Терпи, брат,– сказал Степан.– Мы славно погуляли – надо и потерпеть. Ты думай – это не больно. Больно, а ты говори себе: «А мне не больно». Что это? Как блоха укусила, ей-богу! Они бить-то не умеют.
После десяти-двенадцати ударов Фрол потерял сознание. Его сняли, бросили на солому.
Стали нажигать в жаровнях уголья. Нажгли, связали Степану руки и ноги, просунули сквозь них бревно, рассыпали горящие уголья на железный лист и положили на них Степана спиной.
– О-о!..– воскликнул он.– От это достает! А ну-к, присядь-ка на бревно-то – чтоб до костей дошло... Так! Давненько в бане не был – кости прогреть! О-оо!... Так! Ах, сукины дети, умеют, правда!..
– Где золото зарыл? С кем списывался?– вопрошал дьяк.– Где письма?
– Погоди, дьяче, дай погреюсь в охотку! Ах, в гро-бину вас!.. Не знал я вперед такой бани – погрел ба кой-кого... Славная баня!
Ничего не дала и эта пытка.
Дьяк и палачи с удивлением переглядывались. Два палача принялись бить лежащего Степана по рукам и по ногам железными прутьями. Степан молчал.
– Заговорил?– спросил царь.
– Заговорит, государь!– убежденно сказал думный дьяк, который часто заходил в подвал.
– Спросить, окромя прочего: о князе Иване Прозоровском и о дьяках. За что побил и какая шуба?
Писец быстро записывал вопросы царя.
– Как пошел на море, по какому случаю к митрополиту ясырь присылал? По какому умыслу, как вина смертная отдана, хотел их побить и говорил? За что Никона хвалил, а нынешнего бесчестил? За что вселенских хотел побить, что они по правде низвергли Никона?
Степана привязали спиной к столбу, выбрили макушку и стали капать на голое место холодную воду по капле. Этой муки никто не мог вытерпеть.
Когда стали выбривать макушку, Степан качнул головой и слабым уже голосом сказал:
– Все думал... А что в попы постригут – не думал. Я ж грамоте не учен.
Началось истязание водой.
– С крымцами списывался?– спрашивал дьяк. Степан молчал.
Капают, капают капли... Головой пошевелить нет никакой возможности – она накрепко притянута к столбу. Лицо Степана точно окаменело. Он зажрыл глаза.
И вдруг увидел он, как из всех углов смрадного подземелья на него смотрят глаза... Много глаз! Старые, молодые лица, изможденные нуждой и горем; и глаза, глаза – внимательные, умные русские глаза. Они пристально смотрят на него.
– Я хотел дать вам волю...
Степан почти прошептал эту фразу. Но ее услышали, засуетились.
– Что?.. Кому волю? Кому волю?
– Не вам...– Степан открыл глаза, посмотрел на своих палачей.– Не вам... Вы рады бы продать Русь... Июды...
Его ударили прутом по лбу. И продолжали лить воду.
Степан опять долго молчал. Опять закрыл глаза. И вдруг отчетливо сказал:
– Тяжко... Помоги, братка, дай силы!
И вдруг палачи в ужасе откачнулись от Степана, попятились...
В подземелье загремел сильный голос:
– Кто смеет мучить братьев моих?!
Вошел Иван Разин, склонился над Степаном.
– Братка!..– Степан открыл глаза – палачи на месте, смотрят вопросительно.
– За брата казненного метиться хотел?– спросил дьяк.– Так?
– Ну?
– Молчит...
Царь гневно затопал на дьяка, закричал:
– Чего умеете?! Чего умеете?!
– Все спробовали, государь... Из мести уперся, вор. Царю вдруг пришла какая-то мысль.
– Давай-ка его суды.
Через некоторое время ввели в царскую палату связанного Разина. Он был плох. Сперва не узнал царя... Потом вгляделся – узнал. Приосанился сколько мог.
– Здравствуй, царь!– сказал весело.
– Выдь,– велел царь дьяку.
Тот оторопело помедлил... вышел. И стал за дверью.
– Ну?– молвил царь.– Царем хотел быть?.. В Москву-то шел.
– Эва!– притворно-скромно удивился Степан.– Куды мне!.. Мне вот глянуть на тебя перед смертью – и то радость великая.
Царь угадал притворство пленника.
– Не умаляйся, Стенька, не умаляйся. Хотел, мне сказывали.
Начался странный поединок: кто кого ухватит за душу.
– А – садись!– воскликнул вдруг Алексей Михайлович.– Ну! Что ж, так и не попробуешь! Садись. Вот тебе стула моя. А я буду холопом у тебя – как ты хотел. Давай-ка сыграем в комедию... Как у меня немцы игрывают.
Степан сел в удобное кресло.
– У меня казаки тоже игрывали... Только связанные-то цари бывают ли? Или холопы такие трусливые?
– Не гневись, батюшка-царь, посиди уж так,– продолжал несколько суетливо играть Алексей Михайлович.– Ну, что ж ты, царь-государь, перво-наперво сделал бы в своей державе?
– Наклонись-ка, я негромко скажу. А то изменников кругом...
Царь наклонился к Степану. Тот что-то сказал ему. Алексей Михайлович выпрямился, отступил несколько и начал лупить Разина посохом по плечам и по голове. Разин склонил голову и сносил удары.
– Когда надоест – скажи,– попросил он.
Царь перестал драться.
– Вот, царь,– назидательно подытожил Степан,– ты и холопом-то минуту был, а уж взбунтовался. Как жа всю жизнь-то так жить?
– Сколько душ загубил, злодей?– Царь опять замахнулся посохом.– Где грабленое спрятал?
– Я ишшо царь или уж не царь?– спросил Степан.
– Холоп ты проклятый!
– Вот – велел ты меня спросить: пошто поднялся? Теперь как холоп – скажу: чтоб ни холопов, ни бояр, ни царей на Руси не было, а были бы вольные казаки. И чтоб они полюбовно выбирали себе атаманов и собирались в круг. Не одни богатые да знатные, а все, что ни есть, вольные люди. И чтоб даней никому никаких не платить; а только когда нужда объявится, то разделить на всех поровну и с дворов собрать. А всякие промыслы и торговлю вести по своей охоте. Только чтоб никому выгоды не было: чтоб никто обманом ли, хитростью не разживался. А кто будет так промышлять или торговать – убыточно для других,– разорять его и животы дуванить. И судьи чтоб были – тоже миром излюбленные...
– Завтра расскажешь думы свои перву товарищу свому – дьяволу. С кем списывался?! Кого посылал к Никону? Что он сказал посыльщикам?
– Царь,– устало сказал Степан,– комедия прикончена. Что ж ты спрашиваешь? Ты не сильней дыбы.
Царь крикнул дьяка.
– Суметь надо!– Он стукнул посохом в пол.– Надо!
Разина повели. Он остановился в дверях, повернулся к царю.
– А ишшо, царь, я б сделал перво-наперво в своей державе: случил бы тебя с моим жеребцом...
Его ударили по лицу. Он упал.
Красная площадь битком набита.
Показались братья Разины под усиленной охраной. Площадь замерла.
Степан шел впереди... За ночь он собрал остатки сил и теперь шел прямо, гордо глядя перед собой. Больше у него ничего не оставалось в борьбе с врагами: только стойкость и полное презрение к предстоящей последней муке и смерти. То и другое он презирал вполне. Он был спокоен.
Сам, без помощи палачей, взошел он на высокий помост лобного места. Фролу помогли подняться.
Дьяк стал громко вычитывать приговор:
– «Вор, и богоотступник, и изменник донской казак Стенька Разин!
В прошлом 175-м году, забыв ты страх божий и великого государя царя и великого князя Алексея Михайловича крестное целование и его государскую милость, ему, великому государю, изменил и собрался, пошел з Дону для воровства на Волгу. И на Волге многие пакости починил, и патриаршие и монастырские насады и иных многих промышленных людей насады ж и струги на Волге и под Астраханью погромил, и многих людей побил...»
Слушает люд московский, затаив дыхание. И опять – глаза, глаза, глаза русских людей.
Слушает и не слушает Степан историю вольных своих походов. Он помнит их без приговора. Спокойно его лицо и задумчиво.
– «...Ты ж, вор, и в шахове области многое воровство учинил. А на море шаховых торговых людей побивал и животы грабил, и городы шаховы поймал и разорил, и тем у великого государя с шаховым величеством ссору учинил многую...».
Степан посмотрел на царскую башню на Кремлевской стене...
...Оттуда смотрел на него царь Алексей Михайлович.
– «...А во 178-м году ты ж, вор Стенька с товарищи, забыв страх божий, отступя от святые соборные и апостольские церкви, будучи на Дону, и говорил про спасителя нашего Иисуса Христа всякие хульные слова, и на Дону церквей божиих ставить и никакого пения петь не велел, и священников з Дону збил и велел венчаться около вербы...».
Течет могучая Волга... Неведомо ей, что славный герой ее, которого она недавно еще качала на волне своей, слушает сейчас в Москве последние в жизни слова себе.
– «...Ты ж, вор Стенька, пришел под Царицын, говорил царицынским жителям и вместил воровскую лесть, бутто их, царицынских жителей, ратные великого государя люди идут сечь. И царицынские жители по твоей прелести своровали и город тебе здали. И ты, вор, воеводу Тимофея Тургенева и царицынских жителей, которые к твоему воровству не пристали, побил и посажал в воду...».
Слушает народ московский.
– «...Ты ж, вор, сложась в Астрахани с ворами ж, боярина и воеводу князя Иван Семеновича Прозоровского, взяв из соборной церкви, с раскату бросил. И брата его князя Михаила, и дьяков, и дворян, и детей боярских, кои к твоему воровству не пристали, и купецких всяких чинов астраханских жителей, и приезжих торговых людей побил, а иных в воду пометал мучительски и животы их пограбил...».
Смотрит Степан куда-то далеко-далеко.
Слушает народ московский.
– «...А учиня такое кровопролитие, из Астрахани пришел к Царицыну, а с Царицына к Саратову, и саратовские жители тебе город здали по твоей воровской присылке. А как ты, вор, пришел на Саратов, и ты государеву денежную казну, и хлеб, и золотые, которые были на Саратове, и дворцового промыслу, все пограбил и воеводу Козьму Лутохина и детей боярских побил.
А от Самары ты, вор и богоотступник, с товарищи под Синбирск пришел, с государевыми ратными людьми бился, и к городу Синбирску приступал, и многие пакости починил. И послал в разные города и места свою братью воров с воровскими прелестными письмами и писал в воровских письмах, бутто сын великого государя нашего благоверный государь наш царевич и великий князь Алексей Алексеевич жив и с тобой идет.
Да ты ж, вор и богоотступник, вещал всяким людям на прелесть, бутто с тобою Никон монах, и тем прельщал всяких людей. А Никон монах по указу великого государя по суду святейших вселенских патриарх и всего Освященного престола послан на Бело озеро в Ферапонтов монастырь и ныне в том монастыре.
А ныне по должности к великому государю царю и великому князю Алексею Михайловичу службой и радением войска Донского атамана Корнея Яковлева и всего войска и сами вы и с братом твоим с Фролкой пойманы и привезены к великому государю к Москве.
И за такие ваши злые и мерзкие пред господом-богом дела, и к великому государю царю и великому князю Алексею Михайловичу за измену, и ко всему Московскому государству за разоренье по указу великого государя бояре приговорили казнить злою смертью – четвертовать».
Спокойно дослушал атаман длинный приговор...
Палач взял его за руку... Степан оттолкнул палача, повернулся к красавцу храму, перекрестился. Потом поклонился на три стороны, трижды громко сказал:
– Прости!
В сторону Кремля с царской башенкой не поклонился. Только посмотрел туда долгим взглядом... Из башенки глядел на него царь. Между ними плотной толпой тихо стоял народ.
– Подойди, дьяче,– скажу последнее слово,– негромко попросил атаман.
– Чего ишшо?– зло прошипел дьяк. И махнул палачу.
Палач бросился к Степану.
– Скажи, дьяк, царю: велел Стенька про жеребца помнить» – успел сказать Степан.– Пусть не забы...
Палач взмахнул топором...
...С сорока сороков белокаменной сорвались, загудели, накаляя синее июньское небо, литые медные гулы... И ушел, проклинаемый, скользя на кровяном пути...
Пять раз тупо, смачно ударил топор. И не стало человека, чью светлую память – бережно, в горьких веках – сохранил и пронес великий народ, породивший его.
Комментарии
«Живет такой парень»
Использованы мотивы рассказов «Коленчатые валы», «Гринька Малюгин», «Классный водитель». Фильм поставлен в 1964 году на Центральной киностудии детских и юношеских фильмов им. М. Горького.
«Ваш сын и брат»
Использованы мотивы рассказов «Игнаха приехал», «Степка», «Змеиный яд». Фильм поставлен в 1965 году на Центральной киностудии детских и юношеских фильмов им. М. Горького.
«Странные люди»
Использованы мотивы рассказов «Чудик», «Микроскоп», «Миль пардон, мадам», «Думы». Фильм поставлен в 1969 году на Центральной киностудии детских и юношеских фильмов им. М. Горького.
«Позови меня в даль светлую...»
Использованы мотивы рассказов «Космос, нервная система и шмат сала», «Забуксовал», «Вянет, пропадает». Фильм поставлен Г. Лавровым и С. Любшиным в 1979 году на киностудии «Мосфильм».
«Брат мой...»
Использованы мотивы рассказов «Сильные идут дальше», «Коленчатые валы», «Из Лебяжьего сообщают». Постановка фильма не осуществлена.
«Печки-лавочки»
Использованы мотивы рассказов «Петька Краснов рассказывает», «Генерал Малафейкин», «Пост скриптум». Фильм поставлен в 1972 году на Центральной киностудии детских и юношеских фильмов им. М. Горького.
«Калина красная»
Фильм поставлен в 1973 году. Удостоен Главного приза VII Всесоюзного кинофестиваля в Баку в 1974 году.
«Я пришел дать вам волю»
Сценарий написан во второй половине 60-х годов. Переработан в начале 70-х годов. Постановка фильма не осуществлена. Переработан в роман.
Шукшин В.
Ш 95 Киноповести.– 2-е изд., доп.– М.: Искусство, 1988.– 511 с., 1 л. портр.
Киноповести В. М. Шукшина, известного писателя, кинорежиссера и актера, помимо уже известных широкому читателю произведений «Живет такой парень», «Позови меня в даль светлую...», «Брат мой...», «Печки-лавочки» и «Калина красная» включают ранее не публиковавшиеся сценарии: «Ваш сын и брат», «Странные люди» и «Я пришел дать вам волю». Написанная ярким, образным языком, книга рассчитана на самые широкие круги читателей.
Василий Макарович Шукшин
Киноповести
Редактор: Л. Д. Ягункова
Художник: В. Е. Валериус
Художественный редактор: О. П. Богомолова
Технические редакторы: Н. С. Еремина, Т. Е. Ступина
Корректоры: Н. В. Маркитанова, А. С. Назаревская
ИБ № 2874
Сдано в набор 12.02.87. Подписано в печать 12.01.88. А09012. Формат издания 84 X 108/32. Бумага тип. № 1. Печать высокая. Гарнитура таймс. Усл. печ. л. 26,88. Усл. кр.-отт. 26,88. Уч.-изд. л. 27,778. Изд. № 15643. Тираж 100000. Заказ № 121. Цена 3 р.
Издательство «Искусство» 103009, Москва, Собиновский пер., 3.
Ярославский полиграфкомбинат Союзполиграфпрома при Государственном комитете СССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли. 150014, Ярославль, ул. Свободы, 97.
