Текст книги "Киноповести"

Автор книги: Василий Шукшин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 29 страниц)

– Нда-а...

– Да жить можно!– сказал Сеня, словно возражая кому.– От самих себя много зависит. Бежали-то когда? Когда действительно жрать нечего было. Счас же нет этого. Так уж... разбаловались люди, от крестьянской работы отвыкли. Учиться многие едут. Вот и нет никого. Ужинать будешь?

– А ты?

– Я не хочу что-то.

– Я тоже.

– Ты где был-то?

– К Ваське Девятову заходил. Чего-то мне, Сенька, мысли всякие в башку полезли... Шел счас дорогой, раздумался...

– Какие мысли?

– Всякие. Нехорошо как-то стало.

– Залезла бы тебе одна мысль в голову – вот было бы дело.

– Какая?

– Остаться здесь. Я не из-за себя, а так... вообще. А чего? Все равно же... семьи там нету...

– А ты сам не подумывал уехать отсюда?– спросил Иван.

– Нет. Я один-то год в армии и то едва прослужил – тянет домой.

– Привык бы. Меня первое время тоже тянуло....

– Сам же говоришь: покос снится.

– Покос снится. Вообще, какой бы сон ни увидел – все я вроде вот в этой избе.

Помолчали.

– Он сколько в больнице лежал?

– Месяц. Потом меня вызвали: вези, говорят, домой.

– Он знал или нет, что у него...

– Нет. Может, догадывался последнее время. Один раз, недели за полторы, подозвал к себе и говорит: «Я знаю, у меня рак». Я успокоил его, бумажки всякие начал совать – вот, мол, гляди, тут написано. Меня в больнице научили. А последние три дня знал, что умирает...

– Что говорил?

– Ничего. Молчал. Тебя ждал...

– Пораньше бы телеграмму-то дал.

– Я думал, поживет еще. Кхах... Не надо про это... Забудешься – вроде ничего, а как... это... Лучше не надо.

– Не буду.

– С семьей-то почему не получилось?

– Та... длинная история. И поганая. Спуталась она там с одним... На работе у себя. Ну ее к... Тоже не хочу об этом.

– Любил?

– Дочь жалко... Иной раз подкатит вот сюда – хоть на стенку лезь.

– Видаешь ее?

– Переехали они... В другом городе. Не надо, Сеня.

Долго молчали.

– Остался бы здесь, правда.

– Давай спать, поздно уже. Тебе ж на работу рано.

Выключили свет, легли.

Но не спалось обоим – лежали с открытыми глазами, думали.

...Утром чуть свет к братьям пришла Валя.

– Поднялись? Здравствуйте! Давайте сготовлю вам чего-нибудь...– Сразу в маленькой избе сделалось как будто просторней, светлее, когда появилась она и зазвучал ее молодой, сильный, свежий голос.– Сеня, давай за картошкой!.. Мясо-то есть?

– Господи!– воскликнул Сеня.– Завались! В погребе.

– Давай в погреб! А я пока приберусь маленько, а то заплесневеете тут. Иван, собирай половик, неси на улицу – вытрясем. Шевелитесь, ядрена мать! Мне тоже на работу надо.

Сеня побежал в погреб. Иван неумело – ногой, начал было скатывать половик.

– Да не так, господи! Руками! Спина, что ли, отвалится—нагнуться-то боишься? Вот как... Неси. Я сейчас выйду. Отвык от деревенской работы?

– Какая это деревенская?..

– Она тут всякая, милок. У нас вон ребята коров доят, ничего.

– Брось ты?

– Чего? Поломались маленько и пошли. Комсомол помог, правда. Еще как доят-то!..

– Руками?

Валя засмеялась.

– Счас аппараты есть. Но и аппарат тоже не ногами управляется. Первое время матерились, а потом ничего... Смешно только смотреть на них. Неси.

Иван взял половик, понес во двор. Валя шла следом. Развернули половик, начали трясти. Сеня вылез из погреба с куском мяса.

– Картошки я начищу.

– Давай.

Мимо ворот по улице прошел на работу Микола. Увидев Валю во дворе Громовых, склонил голову и прибавил шагу.

– Что же не здороваешься, Коль?– крикнула Валя.

Микола буркнул что-то и свернул в переулок.

Валя посмотрела на Ивана и засмеялась.

– Чего ты?

– Так. Смешинка в рот попала. Держи крепче... Пыли-то! Жени ты его, ради Христа, Иван. А то старуха-то измучилась...

– Какая старуха?

– Тетка Анисья-то ваша. Шутка в деле – с конца на конец деревни ходить старой хозяйничать тут.

– Он же говорит, в столовой ест.

– Да ест – одно, а прибрать вот, помыть, постирать.

Выскочил Сеня на крыльцо.

– Жарить будем или как?

– Это – как хотите.

– Иван?

– Мне все равно.

– Поджарим.

– Неси, хватит.

Иван свернул половик, и они ушли с Валей в избу.

На крыльцо опять вскочил счастливый Сеня... Пробежал по двору, набрал дров, снова исчез в избе.

...А над деревней, над полями вставало солнце... Тихо загорался нежаркий, светлый осенний день. Незримые золотые колокольчики высоко и тонко вызванивали прозрачную музыку жизни...

– Хо-о, Валюха!..– Сеня отвалился от стола.– На весь день наелся.

– Едок,– упрекнула Валя.– Съел-то всего ничего. Вот оттого и не вырос – ешь мало.

– Начинается старая песня,– недовольно заметил Сеня.– Шел я лесом-просекой...

– Спасибо, Валя,– сказал Иван.

– На здоровье.

Сеня заторопился на работу.

– Закурим, братка, и я побежал. Надо еще свой «шевролет» собрать. На ходу сыпется, зараза.

Валя принялась убирать со стола. С затаенной надеждой глянула на Ивана.

Сеня прихватил из-под кровати какие-то железки, остановился на пороге.

– Не тоскуй здесь один-то. Хошь, возьми у дяди Ефима ружьишко, перепелов сходи постреляй. Они жирные сейчас. Вечером похлебку заварим. Или порыбачь... Удочки в кладовке, в углу...

– Сеня,– сказал вдруг Иван,– возьми меня с собой.

Валя и Сеня посмотрели на него.

– Зачем?– спросил Сеня.

– Ну... посмотреть поля родные...

Валя усмехнулась и качнула головой.

– Поехали!– сказал довольный Сеня.

...Посреди поля стоят комбайн и грузовик. Неподалеку – «начальственный» «газик». В «газике» директор совхоза. Рядом стоит комбайнер.

Из-под грузовика торчат ноги шофера.

Сеня с Иваном подлетели на мотоцикле, вздымая за собой вихрь пыли. Сеня издали заорал:

– По пятьдесят восьмой пойдешь! Понял?– Осадил мотоцикл, взял гаечный ключ и пошел к шоферу. Тот торопливо вылез из-под капота.– Развинчивай!

– Сеня...

– Быстро! А то я тебе счас нос отверну и к затылку приставлю.

– Не я же взял-то, разорался.

– А кто взял?

– Вон.– Шофер кивнул в сторону директора. Тот уже шел к ним.

– Здравствуй, Сеня.

– Что же получается: я...

– Подожди, Сеня, я сейчас все объясню. Этот охламон залил в картер грязное масло и побил вал. А так как тебя нет...

– Что, меня век, что ли, не будет?

– Но комбайн-то стоит. А твоя все равно разобрана...

– Ее собрать – полчаса.

– Ну...

– Что же я-то делать буду?!

– Надо достать вал.

– Где?– Сеня подбоченился, склонил голову набок.– Интересуюсь, где? Адрес.

– Чего-нибудь надо придумать, Сеня. Такое положение...

Иван наблюдал эту сцену со стороны.

– Ну, тогда я рожу его.– Сеня высморкался на стерню.– Если получится – можно двойняшку.

Шофер, незнакомый Ивану, хмыкнул и сочувственно заметил:

– Трудно тебе придется.

– Чего «трудно»?– повернулся к нему Сеня.

– Рожать-то. Он же гнутый, спасу нет...– Он кивнул на свой израненный вал, валявшийся тут же.

Сеня пошел на него с ключом. Шофер отскочил.

– Сенька!..

– Ладно, Сеня, брось его,– сказал директор. И прикрикнул на шофера:

– Делай свое дело! Остряк... Ты мне еще за вал выплатишь.

Шофер полез под капот. Директор взял Сеню под руку, отвел в сторону.

– Знаешь, у кого есть валы?

– У Макара?

– У Макара.

– Не даст. Вообще, я не хочу иметь с ним ничего общего.

– Хочешь не хочешь, а надо выходить из положения. Я бы сам поехал. Но мне он принципиально не даст. Ты как-нибудь на обаяние возьми его...

– Я его взял вчера на обаяние... Ладно, попробую.

– Попробуй.

Сеня с Иваном уехали.

...Через десять минут они подлетели к правлению колхоза «Пламя коммунизма». Сеня опять высморкался, молодцевато взбежал на крыльцо... и встретил в дверях Макара Сударушкина. Тот собирался куда-то уезжать.

– Привет!– воскликнул Сеня.– А я к тебе... С добрым утром!– Сударушкин молча подал руку и подозрительно посмотрел на Сеню.

– Как делишки? Жнем помаленьку?– затараторил Сеня.

– Жнем,– сказал Макар.

– Мы тоже, понимаешь!.. Фу-у! Дни-то, а!.. Золотые денечки стоят!

– Ты насчет чего?– спросил Сударушкин.

– Насчет коленвала. Подкинь парочку.

– Нету.– Макар легонько отстранил Сеню и пошел с крыльца.

– Слушай, монумент!..– Сеня пошел за ним следом.– Мы же к коммунизму подходим... Я же на общее дело...

Макар невозмутимо шагал к своей «Волге».

– Дай пару валов!!– рявкнул Сеня.

– Не ори.

– Дай хоть один. Я же отдам... Макар.

– Нету.

– Кулак,– сказал Сеня, останавливаясь.– На критику обиделся?

– Осторожней,– посоветовал Макар, залезая в «Волгу».– Насчет кулаков – поосторожней.

– А кто же ты?

«Волга» плавно тронулась с места.

Сеня завел мотоцикл, догнал «Волгу», крикнул:

– Поехал в райком!.. Жаловаться. Готовь валы! Штук пять!

– Передавай привет в райкоме!– сказал Макар. Сеня дал газку и обогнал «Волгу».

Когда выехали опять в степь, Иван попросил:

– Завези меня домой, Сеня.

– Чего?

– Да... неловко мне как-то: люди делом заняты, а я, как... этот, как тунеядец. Да еще не знаю никого... Сколько много людей новых! Все приезжие, что ли?

– Есть приезжие. А Мишку-то Докучаева ты разве не знал?

– Какого Мишку?

– А шофер-то? Лаялся-то я с которым...

– Это Мишка?!

– Мишка.

– Не узнал. Гляди-ка!.. А директор приезжий?

– Он, вообще-то, из нашего района. В райкоме раньше работал, попросился в совхоз. Сам попросился. Толковый мужик. А Макар – кулак.

– Ты не боишься так с ними разговаривать-то?

– А чего?– удивился Сеня.

– Да нет, я так... Ссади меня здесь, я пешком пройдусь.

Сеня остановился.

Иван слез и пошел по малой тропинке в деревню.

– Не скучай там!– крикнул Сеня. И газанул – поехал, оставляя за собой пыльный шлейф.

Иван догнал по дороге медленно двигающуюся подводу. Молодой человек, очень не деревенский на вид, вез на дрожках листовое железо.

– Отца хоронить приезжал?– спросил молодой человек.

– Да,– ответил Иван.– Только не успел.

– Он был безнадежен.

– А вы кто?..

– Я здешний доктор. Он у нас лежал.

Иван с удивлением посмотрел на молодого человека – очень уж он не походил на доктора.

– Хороший старик,– продолжал доктор.– Совестливый. Сам попросился из больницы – неудобно, что за ним ухаживают, судно подкладывают. Не привык, говорит, так. Ну, как там город поживает?

– Поживает... Что ему?

Молодой человек вдруг посмеялся своим мыслям.

– Видите, как у нас: поменялись местами. Я – коренной горожанин.

– Вы что же, совсем сюда?

– Нет... Не думаю,– честно сказал доктор.– Наверно, как все: отработаю свои три года и поеду в свой город. А вас не тянет сюда?

– Как вам сказать...– замялся Иван.

– Значит, не тянет.– Молодой человек весело посмотрел на Ивана.– «Знать, в далекий тот век жизнь не в радость была, коль бежал человек из родного села». Так раньше певали? Все нормально, все естественно...

– Куда это железо-то?

– Холодильник будем делать. Выроем глубокую землянку, изнутри обошьем деревом и железом... Сам додумался: медикаменты хранить. Едва выбил железо – дошли до личных оскорблений с директором совхоза. Он говорит: буду жаловаться, а я: не буду ваш плеврит лечить. У него, видите ли, плеврит, так вот пусть дальше шагает с ним. Придет на прием, я ему велю клизму поставить...– Доктор весело поглядывал на Ивана.

– Но он же дал. Железо-то.– Иван тоже настроился на веселый лад. Как-то удивительно легко было с доктором.

– Да, но обозвал молокососом.

– А вы его как?

– Я? Я почему-то назвал его веником. Хотя почему веник? Сам не знаю.

Иван засмеялся.

В приемной райкома партии было человека три. Сидели на новеньких стульях с высокими спинками, ждали приема. Курили.

Мягко хлопала дверь кабинета... Выходили то мрачные, то довольные.

Сеня присел рядом с каким-то незнакомым мужчиной усталого вида. Мужчина держал на коленях большой желтый портфель.

– Вы крайний?– спросил его Сеня.

– Э... кажется, да,– как-то угодливо ответил мужчина.

Сеня тотчас обнаглел.

– Я вперед пойду.

– Почему?

– У меня машина стоит. Так бы я ничего.

– Пожалуйста.

К Сене подсел цыгановатый парень с курчавыми волосами, хлопнул его по колену.

– Здорово, Сеня!

Сеня поморщился, потер колено.

– Что за дурацкая привычка, слушай, руки распускать!

Курчавый хохотнул, встал, поправил ремень гимнастерки. Посмотрел на дверь кабинета.

– Судьба решается, Сеня.

– Все насчет тех тракторов?

– Все насчет тех... Я сейчас скажу там несколько слов —курчавый заметно волновался.– Не было такого указания, чтобы закупку ограничивать.

– А куда их вам? Солить, что ли?

– Тактика нужна, Сеня,– поучительно сказал курчавый.– Тактика.

Из кабинета вышли.

Курчавый еще раз поправил гимнастерку, вошел в кабинет... И тотчас вышел обратно. Достал из кармана блокнот, вырвал чистый лист, пошел в угол, к урне. Сеня с недоумением смотрел на него. Когда он чего-нибудь не понимал, он чуть приоткрывал рот. Курчавый склонился и стал вытирать грязные сапоги.

Сеня хихикнул.

– Ну, что?.. Сказал несколько слов? Или не успел?

– Ковров понастелили,– проворчал курчавый. Брезгливо бросил черный комочек в урну.

Усталый гражданин пошевелился на стуле.

– Что, не в духе сегодня?– спросил курчавого (он имел в виду секретаря райкома). Курчавый ничего не сказал.

– Не в духе,– сказал усталый, повернувшись к Сене.– Точно?

– Я сам не в духе,– ответил Сеня.

...– Вот, так,– сказал секретарь курчавому.– Так и передай там.

– Ладно.– Курчавый вышел.

Вошел Сеня.

– Здравствуйте, Иван Васильевич.

– Здорово. Садись. Что?

– Прорыв. Один наш охламон залил в картер грязное масло... И, главное, без меня! Она, говорит, у тебя все равно стоит!..– Сеня даже руками развел.

– Что случилось-то?– Секретарь тряхнул головой.– Короче можно?

– Вал полетел. В результате стоит машина. А запасных нету...

– У меня тоже нету.

– У Сударушкина Макара есть. Но он не дает. И главное, убеждает: нету. А я знаю...

– Так что ты хочешь-то?

– Позвоните Сударушкину, пусть он...

– Сударушкин пошлет меня куда подальше и будет прав.

– Не пошлет!– убежденно сказал Сеня.– Побоится.

– Ну, так я сам не хочу звонить. Что вам Сударушкин, снабженец? Докатились, что ни одного вала в запасе нету! Передай своему директору, чтобы он к обеду позвонил мне и доложил: «Вал достали». Я узнаю, будет стоять машина или нет. Все.

– Все понятно. До свиданья. Значит, мы звоним?

– Звоните.

Сеня вышел.

– Великолепно!– Сеня не знал, куда теперь двинуть.

В приемной остался один усталый гражданин. Сидел, не решаясь входить в кабинет.

– Пятый угол искали?– вежливо спросил он и улыбнулся.

Сеня грозно глянул на него... И вдруг его осенило: городской вид, а главное, желтый портфель – все это вызывало в воображении Сени чарующую картину склада запчастей... Темные низкие стеллажи, а на них, тускло поблескивая маслом, рядами лежали валы – огромное количество коленчатых валов. И городской незаметно сует ему пару...

– Слушай, друг!..– Сеня изобразил на лице небрежность и снисходительность.– У тебя на авторемонтном никого знакомого нету? Пару валов вот так надо. Пол-литра ставлю.

Городской снял со своего плеча Сенину руку.

– Я такими вещами не занимаюсь, товарищ,– сказал он. Потом деловито спросил: – Он сильно злой?

– Кто?

– Секретарь-то?

Сеня посмотрел в глаза городского и опять увидел стройные ряды коленчатых валов на стеллажах.

– Нет, не очень. Бывает хуже. Иди, я тебя подожду здесь. Иди не робей.

Городской поднялся, поправил галстук. Прошелся около двери, подумал...

Дверь неожиданно распахнулась – на пороге стоял секретарь.

– Здравствуйте, товарищ первый секретарь,– негромко и торопливо заговорил усталый, ибо секретарь собирался уходить.– Я по поводу своей жалобы.

Секретарь не разобрал, по какому поводу.

– Что?

– Насчет жалобы. Она теперь в вашем районе живет и...

– Кто живет в нашем районе?

Усталый досадливо поморщился.

– Я вот здесь подробно, в письменной форме...– Он стал вынимать из портфеля листы бумаги.– Целый «Война и мир», хе-хе...

– Вот тут на улице, за углом, прокуратура,– сказал секретарь,– туда.

– Не в этом дело, товарищ секретарь. Они не поймут... Я уже был там.

Секретарь прислонился спиной к дверному косяку.

– Идите. Там все понимают.

Усталый помолчал и дрожащим от обиды голосом сказал:

– Ну что же, пойдем выше.– Повернулся и пошел на выход совсем в другую сторону.– Все забыли!..

– Не туда,– сказал секретарь.– Вон выход-то!

Усталый вернулся. Проходя мимо секретаря, горько прошептал: – А кричим: «Коммунизм! Коммунизм!»

Секретарь проводил его взглядом, повернулся к Сене.

– Кто это, не знаешь?

Сеня пожал плечами.

– А ты чего стоишь тут?

– Уже пошел, все.

Грустный грустно шагал серединой улицы – большой, солидный. Круглая большая голова его сияла на солнце.

Сеня догнал его.

– Разволновался?– спросил он.

– Заелся ваш секретарь-то,– сказал грустный, глядя перед собой.– Заелся.

– Он зашился, а не заелся. Погода вот-вот испортится, а хлеб еще весь на полях. Трудно.

– Всем трудно,– сказал грустный.– У вас чайная где?

– Вот, рядом.

– Заелся, заелся ваш секретарь,– еще раз сказал грустный.– Трудно, конечно, такая власть в руках – редко кто не заестся.

– Ты из города?

– Да.

– У тебя там на авторемонтном никого знакомого нету?

– А что?

– Пару валов надо...

– Волов?

– Валов. Коленчатых.

Грустный человек грустно посмеялся.

– Мне послышалось: волов. Надо подумать.

– Подумай, а?

Подошли тем временем к чайной. Вошли в зал. Грустный сказал:

– Сейчас... Сделаем небольшой забег – что-нибудь сообразим.

– Какой забег?

– В ширину.

Сеня не понял. Грустный опять посмеялся.

– Ну, выпьем по сто пятьдесят... Выражение такое есть.– Он грузно опустился на стул, портфель поставил на стол.– Садись.

– Слушай, тут же нет по сто пятьдесят.

– Как?

– Не продают.

– Тьфу!.. Демократия!

– Красного можно.

– Ну, возьми хоть красного. На деньги.

Сеня принес бутылку вина, стакан.

– А себе стакан!

– Мы же в город поедем. На мотоцикле же. Как я поведу-то?

– А валы-то...– Грустный налил полный стакан, выпил, перекосился...– Ну и гадость!.. Чего только не наделают.– Налил еще полстакана и еще выпил.– От так.

Закурили.

– Валы, говоришь?

– Валы.

– Прямо хоть караул кричи?

– Точно. Погода стоит...

– Мне бы ваши заботы... А на кой они тебе сдались, эти валы?

– Я же тебе объяснял: полетел...

– Нет, я про тебя говорю. Машина-то чья?

– Моя.

– Личная?

– Какая «личная»...

– А, государственная?

– Ну.

– А почему тебе жарко?

– Так я же на ней работаю!

– А ты не работай. Нет валов – загорай. У них же все есть – пусть достанут. Они же самые богатые в мире. Они, вообще, самые свободолюбивые. Законов понаписали – во!– грустный показал рукой высоко над полом.– А все без толку. Что хотят, то делают.

Сеня оглянулся в зал.

– Чего ты орешь-то?

– Братство! Равенство!..– Грустного неудержимо повело. Он еще выпил полстакана.– Они на «Волгах» разъезжают, а мы вкалываем – равенство.

Сене было нехорошо. Он не знал, что делать.

– Брось ты, слушай, чего ты развякался-то? Поедем за валами.

– Вот им, а не валы! Пусть они на своих законах ездят. Я им покажу валы...– Грустный вылил остатки в стакан, выпил.– Пусть они – петушком, петушком... Пошли их к...

– Да мне нужны валы-то, мне-е!– Сеня для убедительности постучал себя пальцем в грудь.

– Вот им – принципиально!– Грустный показал фигу.

– Значит, не поедем?

– Нема дурных, как говорил...

– Что же ты мне, гад, голову морочил? Я счас возьму бутылку, как дам по твоей люстре, чтоб ты у меня рабочее время не отнимал. Трепач.

– Потише, молодой человек. Сопляк. Разговаривать научились! Еще гадом обзывается... Я тебе найду место. Надо честно работать, а не махинациями заниматься!– Грустный явно хотел привлечь внимание тех немногих посетителей, которые были в зале.– А я на махинации не пойду!

Сеня оглянулся – никого знакомых мужиков не было. А одному такую глыбу не свалить. Это, видно, понял и грустный, и это его приободрило.

– Щенок еще, а уже махинациями занимаешься! Химичишь уже... Я вот отведу сейчас в одно место, там тебе покажут валы.

– Вот сука!– удивился Сеня. И хотел было уже идти. И увидел, как в чайную вошел Микола... Повернулся к грустному и коротко и властно скомандовал: – Встать!

Теперь удивился грустный. Маленькие его глаза вовсе сошлись у переносья.

– Что-о?..

– Микола!– позвал Сеня.– Иди-ка сюда, тут твои поршня требуются.

Огромный, грязный Микола пошел к столику...

Грустный трухнул.

– Чего?– спросил Микола.

– Шпион,– показал Сеня на лысого.– Счас мы его ловить будем. Встать!

– Брось дурить-то...

– Микола, ты бери портфель – там факты лежат,– а я буду его окружать.– Сеня двинулся «окружать».

Лысый взял портфель и пошел из чайной.

– Хулиганье, черти.

Сеня провожал его до двери. У двери дал ему хромой ногой пинка под зад.

– От-тюшеньки мои!

Лысый оглянулся во гневе...

– От так!.. по мягкой по твоей!– Сеня еще разок достал лысого.– Микола, иди, тут с моей ногой ничего не сделаешь – она у него как перина. Тут кувалду надо...

Лысый плюнул и ушел от греха подальше.

Все сидевшие в зале с интересом и любопытством наблюдали за этой сценой.

Сеня вернулся к столику, где стоял Микола.

– Ты чо делаешь-то? С ума, что ли, сошел?

– Посулил гад такой вал достать, а сам обманул.

– Какой вал?

– Коленчатый. У нас вал полетел, а запасного нету. У вас нету?

– Что ты!..

– Хоть матушку-репку пой. К Макару, что ли, еще съездить...

– А что это за человек-то был?

– А хрен его знает.

– Так он же тебя счас посадит.

– Не посадит. А в «Заре» нет запасных, не знаешь?

– Ты лучше иди отсюда, он счас с милиционером придет.

Сеня посмотрел в окно, потом на Миколу.

– Да? Вообще-то лучше, конечно, без приключений...– И Сеня скоренько похромал из чайной.

Микола подошел к стойке, посмотрел меню... Задумался, посмотрел в окно и тоже пошел из чайной.

– Еще в свидетели счас запишут,– сказал он буфетчице на прощание.

...Только к вечеру Сеня добыл вал. Но теперь у него стал мотоцикл. Сеня, грязный по уши, копался в нем.

...Микола издалека узнал знакомую маленькую фигурку на дороге. Подъехал, остановился.

– Чего у тебя?

– Прокладку пробило... Зараза. Весь изматерился.

Микола подошел, тоже склонился к мотоциклу.

– Вроде сделаю, начну заводить – чихает пару раз и глохнет.

Микола внимательно исследовал неполадку... Покачал головой.

– Надо новую.

– Надо... Курево есть?

– Есть.

– Давай перекурим это дело.

Микола, вынимая из кармана папиросы, увидел коленчатый вал.

– Достал?

– Достал. Новенький. Если теперь кто сунется еще раз к моей машине, стрелять буду.

– А где достал?

– Тайна, папаша, покрытая мраком.

– Трепло.

– Там больше все равно нету.

...Сидели, курили.

Мимо, по тракту, шли и шли машины, груженные хлебом. Навстречу ехали пустые. А когда машин не было, слышно было, как в сухом теплом воздухе стрекочут кузнечики и заливаются вверху невидимые жаворонки.

Поле за трактом было уже убрано; земля отдыхала от гула машин и тучной ноши своей – хлеба. Только одинокие свежие скирды соломы золотились под солнцем.

Парни смотрели вдаль, думая каждый о своем.

– По двадцать семь на круг выходит,– сказал Микола.– Такой – даже у нас редко бывал.

Сеня взял с земли какой-то плоский предмет, обернутый тряпкой... Развернул тряпку, показал – патефонная пластинка.

– В районе купил.– Сеня прищурил глаза, прочитал: – Рада Волшанинова. «Уйди». «Когда душа полна» – в скобках. Нет, вот эта: «Не уезжай ты, мой голубчик». Тоже Рада. Братке везу, пусть послушает. Тонкий намек...

Микола глянул на Сеню... Поднялся, задавил каблуком окурок.

– Нужны ему твои... голубчики, как собаке пятая нога.

– Ничего говорить не буду, заведу молчком и сяду. Вот поет, слушай... Я давеча в раймаге чуть не заплакал. Давай забросим к тебе мотоцикл, а то я тут ночевать буду. Бери его...– Сеня завернул пластинку, взял коленчатый вал и понес в кабину.

Микола повел мотоцикл к задку кузова.

Вместе забросили мотоцикл в кузов.

Поехали.

Сеня положил пластинку в багажничек. Вал держал в руках, как ребенка.

Некоторое время молчали.

Иван курил, сидя на кровати.

Валя подошла к нему.

– Встань-ка, я застелю.

Иван поднялся... Оказались друг против друга. Близко. Иван засмотрелся в ее чистые, чуть строгие от смущения глаза...

– Сватать меня вчера приходили,– тихо сказала Валя.

Иван молчал.

– Что же не спросишь – кто?

– Я догадываюсь.

– Ну?– требовательно и нетерпеливо спросила она.

– Что?

– Что же не спросишь, чем кончилось-то? Сватовство-то.

– Я знаю.

– Господи!.. Все-то он знает. Какой ведь еще... Чем?

– Отказом.

– Отказом... Легко сказать: мне их жалко обоих. Сеньку даже жальчее.

Помолчали.

– Почему ж ты молчишь-то, как каменный?

– Потому что мне тоже жалко.

– А меня так вот никому не жалко!.. Или ты это – из жалости?

Иван повернул ее лицом к себе.

Валя быстро смахнула ладошкой слезу.

– Господи... так скоро и такой дорогой стал.– Валя сняла у него с подбородка табачинку, прижалась горячей ладошкой к заросшей щеке, погладила.– Колючий...

Иван обнял ее, прижал к груди. Долго стояли так.

– Валя, Валя... Мне кажется, я сумку отнимаю у нищего на дороге.

– Ты про Сеню?

– Про Сеню и про...

– Ну а что же мне-то делать, Ваня, голубчик? Мне ведь тоже любить охота. Кто же любить не хочет?

– Все хотят,– согласился Иван.

– Если бы я пожила-пожила да снова родилась – тогда можно и так как-нибудь. А снова-то не родишься.

– Тоже верно. Все понимаешь.

– Господи, я вообще все понимаю! Мне, дуре, надо было мужиком родиться, а я вот...

– Не жалей.

– Как не жалеть! Были бы у нас права одинаковые с вами, а то...

– Что?

– Вам все можно, а наше дело – сиди скромничай.

– Что – «все»-то?

– Да все! Захотел парень подойти к девке – подходит. Захотел жениться – идет сватает. А тут сиди выжидай...

Иван крепко поцеловал ее.

– Чего глаза-то закрыла?

– Совестно... И хорошо. Как с обрыва шагнула: думала – разобьюсь, а взяла – полетела. Как сон какой...

Иван поцеловал ее в закрытые глаза.

– Теперь смотри...

Когда он ее целовал, вошел Сеня... Мгновение стоял, пораженный увиденным, потом повернулся и хотел выйти незамеченным. Но споткнулся о порог... В этот момент его увидел Иван. Валя ничего не видела, не слышала. Открыла глаза, счастливая, и ее удивило, как изменился в лице Иван.

– Ты что?

Иван прижал ее, погладил по голове.

– Ничего. Ничего.

– Ты как-то изменился...

– Ничего, ничего. Так.

Сеня загремел в сенях, закашлял.

– Сеня идет.

Валя отошла к столу, принялась готовить.

– Как раз к ухе-то. Он ее любит. Сейчас – страда, некогда, а то все время на речке пропадает.

Вошел Сеня. Улыбчивый.

– Привет!

– Здравствуй, Сеня! Как раз ты к ухе своей любимой подоспел.

– Так я ведь... Где только не подоспею!– Сеня мельком глянул на Ивана, проверяя: видел тот его, как он выходил из избы? Иван ничем себя не выдал – сидел, как всегда, спокойный. Он боролся с собой, как мог – горько было.– Ходил удить?

– Посидел маленько. Плохо клюет.

– Э-э, это уметь надо! Мы вот с дядей Емельяном всегда вместе ходим и сидим на одном месте – он нарочно подсаживается... И что ты думаешь? Я не успеваю дергать, а он только матерится. А я и сам не знаю, как у меня получается. Иной раз и не хочешь, а смотришь – клюет.

Иван кивнул головой, поддакнул:

– Бывает. Что это у тебя?

Сеня положил пластинку, достал патефон, завел.

– Ты чего это, Сень?– спросила Валя.

– Пластинку одну купил... Услышал давеча в раймаге – поглянулось...

Иван, когда Сеня суетился с патефоном, смотрел на него. И ему нелегко было. Только Вале было легко и хорошо.

– Какую пластинку-то?

– Вот... слушай.

 
«Не уезжай ты, мой голубчик,
Печально жить мне без тебя;
Дай на прощанье обещанье:
Что не забудешь ты меня».
 

Цыганистый с надрывом голос больно ударил по трем потревоженным сердцам. Трое, притихнув, внимательно слушали.

 
«Скажи ты мне, скажи ты мне,
Что любишь меня.
Что любишь меня.
Скажи ты мне, скажи ты мне,
Что любишь ты меня...»—
 

стонал, молил голос.

Сеня, пытаясь унять боль и волнение, хмурился, шваркал носом. Ни на кого не смотрел.

Валя повлажневшими глазами открыто смотрела на Ивана.

Иван курил, тоже слегка хмурился, смотрел вниз, как виноватый.

 
«Когда порой тебя не вижу,
Грустна, задумчива сижу,
Когда речей твоих не слышу,
Мне кажется,– я не живу».
 

Слушают...

Сеня...

Иван...

Валя...

 
«Скажи ты мне, скажи ты мне,
Что любишь меня.
Что любишь меня.
Скажи ты мне, скажи ты мне,
Что любишь ты меня».
 

«Она» допела... Сене невмоготу было оставаться здесь еще. Он вскочил, глянул на часы...

– Я ж опаздываю! Елки на мать, у меня же дел полно еще!

– Уху-то,– сказала Валя.

– Не хочу,– сказал на ходу Сеня и вышел, не оглянувшись.

– Хорошая песня,– похвалила Валя.– Душевная.

Иван встал с места, принялся ходить по избе.

– Сенька все видел.

Валя резко обернулась к нему... Ждала, что он еще скажет.

– Ну? Что дальше?

– Все. Отнял все-таки сумку-то... Встретил на дороге и отнял. Среди бела дня.

– Так...– Валя села на стул, положила руки на колени.– Жалко?

– Жалко.

– Что же теперь делать-то? Ограбил нищих – ни стыда, ни совести, теперь хватай меня, догоняй этих нищих и отдавай обратно.– Валя насмешливо и недобро, прищурила глаза.– А как же?

Иван остановился перед ней. Тоже резковато заговорил:

– А усмешка вот эта... она ни к чему! Больно мне, ты можешь понять?

– Нет, не могу. Ты куда приехал-то? К нищим, к темным... И хочешь, чтобы его тут понимали. Не поймем мы.

– Ну и к черту все!– Иван обозлился.– И нечего толковать. Вас, я вижу, не тронь здесь: «Мы темные, такие-сякие»...

– Да не мы, а ты нас сюда жалеть-то приехал, болеть за нас.

– Значит, уехать надо!

– Уезжай, правильно. А то мы тут с жалобами полезли со всех сторон... с любовью. Обрадовались.

– Перестань так говорить!– резко сказал Иван.– Если не понимаешь, слушай, что другие говорят.

– Вот теперь понятно.– Валя встала, подошла к рукомойнику, сполоснула руки, вытерла их... И вышла.

Иван сел к столу, склонился на руки... Болезненно сморщился, скрипнул зубами.

– Ммх...

Встал, начал ходить.

Сеня пришел на берег родной своей бурной реки.

Река здесь врывалась в теснину, кипела, катила крутую волну. Купались в ней редко – холодно и опасно.

Неподалеку от деревни находился санаторий – белел издали поместьем.

Дул ветерок, похоже, нагоняло дождя. Река была вовсе неприветлива...

На берегу собрались туристы, отдыхающие... Смотрели на реку, бросали ей в рассерженную морду палки. Кто-то, глядя на эти палки, обнаружил такую закономерность:

– Смотри, чем дальше палка от берега, тем дольше ее не выбрасывает.

– Да.

– Простите, сэр,– это велосипед.

– Почему?

– Это давно известно. Корабли в шторм стараются уйти подальше от берега.

– Я думал не о законе как таковом, а о том, что это... похоже на людей.

– ??

– Сильные идут дальше. В результате: в шторм... в житейский, так сказать, шторм выживают наиболее сильные – кто дальше отгребется.

– Это слишком умно...

– Это слишком неверно, чтобы быть умным.

– Почему?

– Вопрос: как оказаться подальше от берега?

– Я же и говорю: наиболее сильные...

– А может быть, так: наиболее хитрые?

– Это другое дело. Возможно...

– Ничего не другое. Есть задача: как выжить в житейский шторм? И есть решение ее: выживают наиболее «легкие» – любой ценой. Можно за баркас зацепиться...