Текст книги "Подлинные мемуары поручика Ржевского"

Автор книги: Валерий Шамбаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 29 страниц)

– Значит, украинская разведка заключила союз с грузинской? Что ж, спасибо, Марьяночка, за ценную информацию, – и обратился к жрице. – Слушай, твои головорезы могут для меня перехватить одного из этих голых отшельников, которые тут поблизости крутились? Далеко они наверняка еще не ушли, а опознать его легко по черной шерсти и величине органа.

– Нет. Это джайны, их нельзя трогать, они святые.

– Ну так хоть проследить, куда они направляются?

– Это я тебе сразу могу сказать. В Калькутту. Там скоро большой священный праздник.

– Значит, и мне срочно нужно в Калькутту. Слона у вас можно нанять? Ну хоть подержанного, бэ-у?

– Слон-то у меня есть – хороший, работящий, мы на нем и пашем, и запрягаем, когда на ярмарку ездим. Я бы тебе и за так его дала, но через джунгли ты сейчас не проберешься.

– Почему?

– Там один проходимец объявился, Маугли. Поссорил волков с тиграми, и идет такая месиловка, что и думать нечего проехать.

– А как же джайны?

– Я ж тебе говорю, они святые, их никто не трогает.

– Понятно. Выходит, Гиви самый хитрый способ нашел!

– Да ты не переживай, я тебе еще хитрее способ найду. У нас ведь тут покойников много бывает. И люди для жертвоприношений ловятся самые разные – попадаются и состоятельные, знатные, из хорошей семьи. А таких положено в Ганге хоронить, в священной реке. Вот и оформим тебя эдаким покойником – доедешь без проблем, на носилках, со всеми удобствами.

– Ладно. Но только оформляй таким важным и привередливым покойником, которому приспичило не просто к священной реке попасть, а еще и непременно успеть к священному празднику. А с этой что делать думаешь?

– Как что? Придушим на алтаре в ближайшие моления. Конечно, не высший сорт, но тоже сойдет – девка сильная, упитанная.

– Хто, це я упытанна! – забушевала Марьяна, сотрясая всю клетку. – Ты на себе глянь, скоро сарафан лопне! Пупки нагуляла, шо тильки каменюки туда вставляты, бо нияки трусы не нализут!

– Да ты чего, Марьянку душить? – с сомнением покачал головой Василий. – Не стоит. Конечно, недостатки у нее имеются, но в целом дивчина неплохая, жалко по пустякам переводить. Может, еще кому-нибудь сгодится.

– А куда ж ее девать, раз уже поймали? – удивилась Никита Афанасьевна. – Да и не нравится она мне. То льстить пробует, то грубит. И ко всему прочему – явная обманщица, сам посмотри.

Она поднесла факел поближе, и Хряков невольно расхохотался. То, что он принял в полутьме за белое бикини, на самом деле оказалось незагорелым следом от бикини на коричневой коже. А полустершиеся рисунки домиков и паровозов, подновленные кем-то еще более неумело, чем в оригинале, сразу притягивали взгляд к этой контрастной белизне.

– Марьяна, ты что же, обжаривалась под негритянку в купальнике?

– А як же? Я ж стесняюсь. Я ж порядочна дивчина, а не твои бесстыдни индуски, шоб голышом скакаты тай колокольцы на сиськи чипляты!

– Вот видишь, опять грубит, – укоризненно нахмурилась Никита Афанасьевна. – Прямо и не знаю, что делать…

– Ай-яй-яй! – попенял Хряков разведчице. – Марьяночка, я, помнится, уже начинал тебе давать некоторые профессиональные уроки. Так вот, урок четвертый – грубить нехорошо. Потому что еще пара твоих комплиментов, и боюсь, спасти тебя уже не смогу. Впрочем, если ты предпочитаешь посверкать своими паровозами на алтаре, в горячих объятиях симпатичных душителей, то как знаешь.

Марьяна сосредоточенно ушла в себя, напряженно порылась в сознании, перебирая наличные мысли и идеи, и наконец, выбрала самую подходящую:

– Ни. Я бильше не буду.

– Ну вот, она уже исправляется. Так что можно взять ее на поруки.

– У тебя настоящая русская душа! – восхитилась жрица. – Она тебе погибель готовила, а ты всеми силами ее выручаешь! Ты великодушен, как сам Афанасий Никитин! Но неужели ты хочешь взять эту подозрительную девку с собой?

– Нет, конечно. Душа-то у меня русская, но не до такой же степени дурная. Будет лучше, если вы пока оставите ее у себя в храме.

– Служанкой? Вообще-то для девки-чернавки вид у нее подходящий, и мне в самом деле требуются служанки для ухода за священными змеями. Но ведь змеи ласку любят, а она такая грубая… А что еще она умеет?

– О, многое. Умеет исцелять и от запора, и от отравления. Знает очень любопытные способы косметики – она, между прочим, для красоты сметаной мажется. А можно ее храмовой проституткой назначить, у нее для этого тоже все задатки есть. Думаю, классная баядерка получится.

– Шо? Шо ты казав, москальска морда? Яка така балядерка?! – задохнулась от гнева Марьяна, а Никита Афанасьевна, уже не обращая на нее внимания, терпеливо разъяснила:

– У нас нет проституток. А баядерки, выполняющие такую обязанность – это храмовые танцовщицы. Но они сначала проходят очень трудную и длительную подготовку, священным танцам учатся лет по десять.

– Именно то, что надо! – с радостью подхватил Василий, – У нее к танцам тоже талант исключительный! Видела бы ты, как гопака отплясывает, когда поднапьется и запоет “Купыла мамо мени коня”! Так что глядишь, даже в пять лет сумеет уложиться.

– Пъять рокив? Здеся? А як же мое задание? Опъять обманув, ирод! – взорвалась ошеломленная Марьяна, норовя через решетку брыкнуть его связанными ногами. А он, со всем вниманием наблюдая за ее яростными телодвижениями, авторитетно кивнул Никите Афанасьевне:

– Кстати, и к вашей основной работе способности неплохие – видишь, сколько злости? Со временем из нее хорошая душительница выйдет.

– Та жаль, шо я тебе ще в поезди не прыдушила! – выкрикнула вдогонку Марьяна, когда Хряков и Никита Афанасьевна пожелали ей спокойной ночи и приятных сновидений.

* * *

Поднимаясь из подвала, жрица упруго коснулась Хрякова горячим бедром. Прошептала: «Я должна тебе показать еще одну нашу достопримечательность».

Повела вдоль стен, зажигая развешанные светильники, и перед Василием предстали многочисленные барельефы и скульптурные группы откровенно порнографического содержания. Во всех мыслимых и немыслимых вариациях пышногрудые женщины совокуплялись с круглозадыми мужчинами, мужчины с женщинами, женщины с женщинами, мужчины с мужчинами, и те и другие с козами, лошадьми, слонами, черепахами, жуками, цветами, булыжниками, тряпками, утюгами и чайными сервизами на двенадцать персон.

– Ничего не скажешь, хорошо кто-то развлекся, – укоризненно констатировал майор. – Кто же это вам так храм разукрасил?

– Не знаю, это очень древние изображения, двенадцатый век.

– Ага, – понимающе посочувствовал Хряков, – такое и у нас порой еще бывает. Помню, под Новгородом видел развалины церквушки – тоже, кстати, двенадцатый век, а на стенах такое намалевано – еще и похлеще, чем здесь!

– Ну правильно, я же говорила, что наши культуры имеют общие корни. А вот эта стена поновее, пятнадцатый век…

Тут изображения немножко отличались. Один и тот же бородатый мужик в расшитой рубахе занимался различными видами секса с одной, двумя, тремя и четырьмя пышногрудыми и круглозадыми красотками, точными копиями его спутницы, если без сарафана.

– Афанасий Никитин! – благоговейно пояснила жрица. Лицо ее разрумянилось, дыхание стало глубоким и прерывистым, а сердце колотилось так сильно, что удары прокатывались по всему телу металлическим лязгал украшений:

– Ты когда уезжаешь?

– Чем раньше, тем лучше. Желательно, утром.

– Значит, у нас впереди еще целая ночь! – Никита Афанасьевна прильнула к нему, и он даже сквозь одежду ощутил возбужденную твердость ее колокольчиков и подвесок. Кивнул:

– Ну что ж, это можно.

– Надеюсь, твоя жена-богиня не разгневается за одну ночь, подаренную ее скромной служительнице?

– Конечно, нет. Откуда ж она узнает?

– Возьми это кольцо, – жрица стащила с пальчика один из золотых перстней с миниатюрным изображением многорукой богини. – Это вручается каждому моему избраннику. Бери-бери, не стесняйся, у меня в запасе еще целый сундук.

На сброшенные лапти с кокошником полетел сарафан, и освобожденные колокольчики весело зазвенели в такт вибрациям бюста. А Никита Афанасьевна, лихо запрыгнув на камень алтаря, потопала ножками и прислушалась, проверяя настройку навешанного на ней оркестра. Объяснила:

– Только я все-таки жрица, поэтому сначала должна исполнить для тебя священный танец.

– А долго это? – зевнул Хряков.

– Да, это один из самых древних и сложных танцев, он длится часа три-четыре…

– Ладно, валяй, – благосклонно согласился майор. Он прикинул, что как раз успеет выспаться.

Глава 6

АХ, КАЛЬКУТТА, ЖЕМЧУЖИНА У МОРЯ!

Назвался грузом – полезай в кузов! Русская народная мудрость

К священной реке Ганге, где нетрезвые хмыри, монополизировавшие берег спекулировали по бешеным ценам местами для погребальных костров, дровами и прочими ритуальными услугами, четверо жилистых индусов с одинаково выбитыми челюстями притащили очередные носилки с крупным широкоплечим мужчиной. Как обычно, в предвкушении лакомого зрелища тут же устремились с разных сторон группы туристов, щелкающих фотоаппаратами, стервятников, щелкающих клювами, а также плакальщиц и крокодилов, умильно размазывающих по щекам слезы.

Но похоронная мафия и прочие заинтересованные особи остались в этот раз ни с чем. Покойник вдруг открыл глаза, сбросил свое богатое покрывало, шумно высморкавшись в него, и встал, потягиваясь и разминая затекшие от неподвижности ноги. Разинувшим рты туристам небрежно пояснил:

– Больно уж тут на Ганге воздух здоровый! Прямо-таки живительный! – а разинувшим рты крокодилам показал кукиш. Индусам, принесшим его, он в виде благодарности вставил на место челюсти четырьмя точными ударами слева, и они, почтительно поклонившись и подхватив пышные носилки, со всех ног припустили обратно.

– Ну, чего уставились? Воскресшего, что ли, не видели? – отмахнулся Хряков от все еще пребывающих в трансе зевак и зашагал в город. Попетляв по улицам, обнаружил за собой четыре хвоста. Три из них принадлежали увязавшимся голодным дворнягам, а четвертому пришлось дать трепку. Он взял трепку и ушел, поблагодарив с гондурасским акцентом.

Перед майором раскинулась знаменитая Калькутта в крайне неприличной позе. Чего тут только не было – не было ни порядка, ни тишины, ни спокойствия. Туристический бизнес был здесь поставлен на широкую ногу, и так и стоял, балансируя на одной ноге. Женщины торговали своим телом по десять рупий за килограмм. Подозрительные притоны предлагали опиум для народа. Вовсю шла подпольная торговля органами для трансплантации, и в подворотне смурного вида индус совал из-под полы туристам чьи-то грязные почки. Из кварталов трущоб доносилась стрельба и завывание сирен – там местная полиция вела напряженную погоню за прибылью.

Василий направился к морю, внимательно приглядываясь по сторонам. На набережной огромными грудами продавались свежие дары моря – только что выброшенные волнами тряпки, банки, пакеты и презервативы. Радостные рыбаки потрошили капиталистическую акулу, а рыбачки предлагали морскую капусту, морскую картошку и морскую свеклу. Местный зоомагазинчик рекламировал породистых сторожевых змей, убеждая покупателей, что для охраны квартир и служебных помещений они гораздо эффективнее собак и намного экономичнее в питании. Рядом у нетрезвого моряка с серьгой продавался попугай-автоответчик, а сердобольная бабушка задаром отдавала щенков крокодила в хорошие, вкусные руки.

Целыми рядами, завлекая туристов, расположились йоги, застывшие в позах лотоса, рака и оскорбленного достоинства. Факиры на забаву публике глотали огонь, воду и медные трубы, а заклинатели заклинали своих кобр не кусать зрителей, пока они не заплатили. Знаменитые индийские маги ловко снимали с клиентов порчу, сглаз, часы и золотые украшения. Предсказатели-хироманты гадали по линиям руки, ноги, живота и других органов. А филиппинские хирурги выражали готовность кого угодно без ножа зарезать. Василий подошел к одному из йогов, уныло восседавшему на доске с гвоздями, и остановился рядом. Сказал:

– Здорово. Меня, что ли, ждешь?

– Тс-с-с!.. – опасливо прошептал йог, – Вон третий слева…

– Да, я уже обратил на него внимание, – покосился Хряков на типа в синих семейных трусах, с дудкой и коброй. – Настоящие заклинатели столько перстней не носят.

– Да вы присаживайтесь, в ногах правды нет, – засуетился собеседник, широким жестом уступая половину доски с торчащими вверх остриями.

– Ничего, я постою, – успокоил майор. – Но что-то я тебя не помню.

– А я вас знаю, – расплылся в улыбке йог. – На доске почета видел. Только я не к вам, а по другому заданию. Я из отдела экономических преступлений. Лейтенант Зеленкин, можно – Коля.

– От наших какие новости? А то у меня связи давно уже не было.

– Да так, по мелочам все. Женю Культяпкина в звании повысили – ух и обмывон был! А капитана Кирпичова в Бурунди послали, у них там государственный переворот.

– Что-нибудь серьезное?

– Нет, случайность. Проходило мимо стадо слонов и неосторожно перевернуло государство. О вас все беспокоятся. Полковник Домовой велел привет передавать, если вдруг увижу, а буфетчица Фрося интересовалась, не надо ли покушать прислать.

– А ты тут что делаешь?

– Танкер пасу с паленой водкой.

– А этот третий слева?

– А он меня пасет. Из братков он. Так насел – совсем житья не дает, – печально вздохнул Зеленкин.

– Понятно. Танкер-то куда гонят, от нас или к нам?

– Сначала от нас. А здесь индийской мафии перепродадут, и обратно к нам, чтоб вроде уже как импортная, цену взвинтить.

– А с местной полицией не пробовал связаться?

– Бесполезно. Мафия им платит, а мне их и перекупить нечем – еще за май получку не перевели. Так и торчу тут, не знаю, что делать.

– Ладно, Коля, – сосредоточенно закурил Хряков, взвешивая ситуацию. – Давай так договоримся: с танкером я тебе помогу, могу даже вообще эту проблему на себя взять. Только и мне некоторая помощь требуется. Корабль или другую подходящую посудину нанять.

– А документы у вас есть какие-нибудь?

– Есть. Справка о смерти.

– Нет, это, пожалуй, не стоит. Здешние моряки ужас какие суеверные. Давеча тоже нанял джонку, хотел за танкером в море последить – и представляете, обычной летающей тарелки перепугались, за “Летучий Голландец” приняли. Так и повернули обратно.

– Ну а без документов разве никак нельзя?

– Какое нельзя! Можно. Я бы вас хоть сейчас с лучшими контрабандистами свел, только ведь под колпаком торчу – заметит противозаконное, враз настучит, чтоб избавиться.

– Ах, этот! Я про него и забыл. Тогда посиди еще маленько, что-нибудь придумаем.

Майор потолкался на толкучке и вскоре увидел то, что нужно. Один из оккультистов продавал на счастье белых мышей, и Василий купил самую откормленную. Незаметно пряча ее в кармане, подошел к заклинателю. Мордоворот с наколкой “не забуду мать родную” и в тюрбане из грязного вафельного полотенца старательно выдувал заунывную индийскую мелодию, а перед ним, распустив капюшон, тащилась от народной музыки обшарпанная кобра. Послушав и полюбовавшись, Хряков невзначай спросил:

– А “Мурку” можешь?

– Обижаешь, начальник, – хмыкнул тот и задудел “Мурку”. А когда сообразил, что делает не то, было уже поздно. От незнакомого мотива кобра озадаченно завертела башкой, а майор, показав ей мышку, быстрым движением запустил грызуна в штанину трусов заклинателя. В следующие несколько минут счастливые туристы имели возможность полюбоваться уникальным зрелищем: как индийский факир исполняет какой-то очень редкий танец с воплями, перепрыгиванием через головы людей и торговые палатки, стремительными верчениями на месте, а потом, будто даже и не устал, легко обгоняет в беге автомобили по пути к ближайшей больнице.

– Вот это да! Высший класс! – восхищенно встретил Василия лейтенант. – Теперь воочию убедился, что не зря вас всем в пример ставят! Кстати, а как же вы вычислили, что я тоже из русской разведки?

– Очень просто, – снисходительно потрепал его русые вихры майор. – Доска-то у тебя березовая. И гвозди тоже наши, стопятидесятки, если не ошибаюсь, Череповецкого завода.

– Ах, это… – смущенно потупился Зеленкин. – Это из-за ностальгии, уж очень по России соскучился. Хочется, знаете, под собой ощущать хоть что-то родное… Извините, вы мне встать не поможете? – он достал из узелка гвоздодер, и Хряков пособил ему отделиться от доски.

– Ну что, пойдемте, познакомлю вас с этими головорезами.

– Погоди, у меня еще один должок есть неоплаченный. Ты, как йог, должен быть в курсе, – здесь, вроде, большой праздник намечается, куда собираются святые отшельники – ну эти, которые голышом ходят…

– Так это как раз сегодня! Главная церемония возле храмов скоро начнется.

– Тогда поспешим. Проводи-ка меня к этим храмам…

* * *

На празднестве помощь Зеленкина оказалась как нельзя кстати. Сюда стекались огромные массы народа, чтобы поглазеть, как мудрецы и святые, собравшиеся со всех концов Индии, важно шествуют в натуральном виде, а на площади перед храмовым комплексом протыкают себя вдоль и поперек стальными спицами и пляшут на горячих углях. Туристы все так же щелкали фотоаппаратами и разинутыми хлебальниками, а многочисленные местные болельщики подбадривали участников и приветствовали самые удачные протыкания восторженными криками. Однако под напором лейтенантской доски, утыканной гвоздями, зрители волей или неволей вынуждены были расступаться, и благодаря этому Хряков с Зеленкиным сумели протиснуться в первый ряд.

Гиви Дидклеани в вереницах шествующих джайнов заметили издалека по выделяющей его из общей колонны густой черной растительности. Да и размеры органа вызывали дружные вздохи и аханье обомлевших туристок – и это аханье так и катилось волной за ним следом по мере движения. Похоже, что в данный момент такое повышенное внимание в планы Черного Гиви не входило, и он старался прикрыть ладонью свои мужские части, для чего потребовалось бы, по крайней мере, еще пять ладоней. А сам явно замедлял шаг, озираясь и высматривая возможность нырнуть в толпу. Но удрать ему не удалось. Потому что рядом вдруг образовался майор Хряков. Он любил возникать неожиданно и как бы ниоткуда. И приветливо помахал сопернику рукой:

– Привет, Гиви! А ты знаешь, что в Индии очень строгие законы насчет нравственности? Тут даже поцелуи из фильмов вырезают, а уж голышом разгуливать – сразу за решетку загремишь.

– Я нэ Гиви! – мотнул головой Гиви. – Я святой, а святым можьна!

– Ах, ты святой! Прости, значит обознался. А что ж ты тогда на сторону косишь? Раз святой, иди уж исполнять ваши ритуалы, – Василий сделал пригласительный жест к главной площади, где полным ходом шло протыкание собственных конечностей, щек, носов, мышц груди и живота. Гиви было заколебался, но Хряков выразительно показал на ближайшего полисмена. – Нет, наверное ты не святой. Наверное, все же придется тебя заложить…

И Дидклеани обреченно шагнул вперед…

– Пойди, помоги нашему другу, подай ему нужные инструменты, – заботливо попросил майор Зеленкина. Неуверенно вертя в руках первый острый штырь, Гиви еще раз с надеждой оглянулся, однако Хряков с лейтенантом надежно перекрывали ему пути отступления.

– Давай-давай, генацвали! У тебя же такой большой опыт! На турбазе-то сколько раз баб на шашлыки водил, мясо на шампуры нанизывал!

– Я нэ гэнацвали! – упрямо выкрикнул тот, как партизан на допросе, и с размаху просадил себе обе щеки. А Зеленкин уже услужливо протягивал ему новые спицы.

– Нэ гэнацвали!.. Нэ гэнацвали!.. – распсиховавшись, он вонзал их себе то в одно, то в другое место, все больше напоминая ощетинившегося ежа. Но майор и не думал отвязаться:

– Эй, сачкуешь, кацо! Помнишь, кино такое было – “Конец агента”? Разве настоящий святой эту штуку бережет? Зеленкин, подай-ка ему штырек потолще!

– Я нэ кацо! Нэ агэнт! И ныкакой минэ нэ канэц! – гордо бросил Гиви в лицо врагу, и затаившие дыхание туристки хором вскрикнули, хлопаясь в обморок, когда гипнотизирующий их орган тоже затрепыхался на железяке.

– Вах, молодец! Только ведь еще не все! Нанизал шашлычок – на мангал давай!

Испепеляя Хрякова взглядом ненависти и презрения, Дидклеани двинулся к собратьям по святости, пританцовывающим на пышущих жаром углях. И с отчаянным криком “асса!” вступил в их круг, лихо отплясывая лезгинку. А в следующую минуту толпы зрителей шарахнулись прочь, затыкая носы, потому что от пляшущего в костре отшельника пошли густые клубы черного дыма, воняющие паленой шерстью.

– Вот теперь все дела тут, вроде, сделаны, – удовлетворенно кивнул лейтенанту Василий. – Aйда к контрабандистам!

И под прикрытием стелющейся по площади дымовой завесы исчезнуть им удалось именно так, как больше всего любил исчезать майор – неожиданно и как бы в никуда.

Глава 7

ОДИНОЧНОЕ ПЛАВАНИЕ

Мужик мужика видит у нужника Русская народная мудрость

Свежий морской ветер надувал паруса и доверчивых граждан. Шхуна “Крутая Медуза” лихо резала волны, словно правду-матку. Команда подобралась отчаянная – настоящие морские волки, морские койоты и морские шакалы. Индусы, малайцы, китайцы – словом, бродяги и бомжи южных морей. Только капитан и владелец шхуны Хрякову определенно не нравился. Хотя на первый взгляд он немногим отличался от подчиненного сброда – в рваной тельняшке, с выглядывающей из дыр татуировкой какого-то азиатского владыки, но вел себя весьма подозрительно. С самого выхода в море передал командование старпому и почти не показывался из своей каюты. А при редких появлениях бросался в глаза странный, землисто-зеленый цвет физиономии – похоже, хватил лишку опиума.

До поры, до времени цель плавания Василий предусмотрительно не раскрывал, предпочитая каждый день лично вносить уточнения. Выйдя на палубу, подозвал в качестве переводчика боцмана, объехавшего весь свет и усвоившего многие языки, в том числе и русский мат. В рубке штурман прокладывал курс с помощью гигиенических прокладок. Барометр падал, то и дело стукаясь об пол

Видимо, в связи с расширением Северо-Атлантического блока на восток, с Северной Атлантики шли циклоны. Море вовсю качало права, и пучину сильно пучило от несвежей рыбы. А между тучами и морем гордо реял буревестник, вздернутый на рею во избежание бури. Василий спросил, где находится шхуна.

– На траверсе остров Цейлон.

– Какой сейчас курс?

– Двадцать шесть рублей за доллар.

– А ход какой?

– Десять узлов.

Он велел завязать еще два узла на память. Смуглые матросы, покрытые наколками и матюгами боцмана, ловко лазили по мачтам и по карманам друг у дружки. Палуба уходила из-под ног на обед, и жизнерадостно неслись команды – “Спустить в паруса!”… “Поднять фор-брамсель и бром-штепсель!”… “Отдать концы!”… “Вахтенный, фигли ботик потопили!”… Полюбовавшись этой суетой и проверив, надежно ли заперты в клетке корабельные крысы, чтобы не сбежали, Хряков решил спуститься к себе.

Дойдя до кают-компании, он вдруг замер, гадая, что же за компания здесь побывала. На грязном полу виднелись какие-то загадочные следы. Отчетливой цепочкой в пыли проступали отпечатки правой человеческой ладони. А далеко в стороне удалось обнаружить другую цепочку следов – левой ладони. Между ними грязь была основательно вытерта, словно здесь протащили что-то тяжелое. Присмотревшись повнимательнее, майор заметил и отпечатки ног – но только пальцев, без ступни. И подумав, пришел к выводу, что тут кто-то ползал по-пластунски. И ползал не один человек – следы ладоней были и поменьше, и побольше. А, судя по многочисленным царапинам на досках, они еще волочили какую-то непонятную металлическую конструкцию. Сняв отпечатки пальцев, Василий понял, что где-то их определенно видел, и кажется, не так давно. Но где, и кому именно они принадлежали, припомнить не удавалось.

Следы вели по коридору, делали отчетливый поворот у дверей его каюты, а дальше уходили к люку трюма. Подергав его, майор убедился, что люк закрыт снаружи висячим замком. А когда возвращался, напряженно размышляя над загадкой, его внимание привлекли странные звуки, доносившиеся из капитанской каюты – будто большим резиновым вантузом прокачивали засорившуюся канализацию. Осторожно заглянув в замочную скважину, Василий увидел, как капитан, высунувшись в открытый иллюминатор, раз за разом выворачивается наизнанку.

Пожав плечами, пошел к себе. И сразу почувствовал, что в каюте есть кто-то еще. На цыпочках, стараясь не шуметь, приблизился к койке и приподнял одеяло. В его постели, положив на тумбочку очки и уютно пристроив на подушку чернявую головку, сладко посапывала очковая змея. Это была уже третья гадина, которых настойчиво подкладывали ему после отплытия из Калькутты. Он потихоньку открыл окошко, ухватил змею за хвост, и пока она спросонья хлопала близорукими глазами, швырнул за борт, отчего следовавшие за кораблем акулы перепуганно шарахнулись в стороны и покрутили пальцем у виска. Да, на судне явно творилось что-то неладное, но как это наладить, Василий пока не знал.

* * *

Некоторое время Хряков постоял у открытого иллюминатора, любуясь на волны, покрытые белыми барашками и белыми овечками, разбивающимися о борт густой пеной шампуня “Хэд-энд-Шолдерс”. В прозрачных толщах воды стайками резвились сельди, кильки и спинки минтая, а на безрыбье важно выползали раки. Скакали морские коньки, мычали морские коровы, мяукали морские котики и хрюкали морские свинки. Носились торпедные катера, предлагая морякам торпеды от алкоголизма. А на отмелях ловцы губок старались поймать губки смазливых купальщиц.

Но и наслаждаясь этой идиллией, майор оставался настороже, поэтому сразу различил в коридоре крадущиеся шаги. Половицы поскрипывали все ближе, и за дверью раздался шорох, переходя в сосредоточенное пыхтение. Василий небрежно подошел к постели и принялся расстегивать рубашку, делая вид, что собирается лечь. А затем, выхватывая “маузер”, прыгнул к двери и резко рванул на себя. В каюту ввалился боцман, очевидно пытавшийся подсматривать и подслушивать, а кинжал в его руке свидетельствовал не о праздном любопытстве.

– Стучаться надо! – поучительно попенял ему Хряков и показал по роже, как это делается. После чего поинтересовался, что он тут, собственно, вынюхивает, и кто его подослал. Сначала боцман совершенно безосновательно счёл, что сумеет отмолчаться, но майор задумчиво поковырялся у него в носу стволом “маузера”, и это народное средство оказалось довольно действенным для развития ораторских способностей.

– Я ничего плохого не хотел, господин!.. Но на корабле едут два святых человека, и они потребовали проверить, как вы будете ложиться в кровать.

– Вот как? Интересно. Ну-ка пойдем, покажешь, где они прячутся.

– Нельзя, господин! – со страхом залепетал боцман. – Они не велели! Они очень святые и могущественные, их вся команда боится! Если рассердятся, испортят мне карму!

– А если рассержусь я, то испорчу тебе не только карму, но и корму.

Моряк тяжело вздохнул, выбирая, и под дулом пистолета покорно зашагал к люку трюма. Ключ от замка, оказывается, пребывал в его кармане.

– Отопри и лезь первым! – подтолкнул майор. В трюме было совсем темно. Спускаясь вслед за бормочущим молитвы боцманом, он услышал, как во мраке шепнули “тс-с-с!” А в следующее мгновение кто-то выдернул из-под ног лесенку, и на башку обрушился тяжелый удар…

* * *

Когда майор пришел в себя, он почувствовал, что связан. Боцман уже исчез, а над ним в мрачном свете коптилки грозно возвышались Марьяна Голопупенко с вороненым “ТТ” и Гиви Дидклеани с его “маузером” в руках. Впрочем, узнать их сейчас было довольно трудно. Гиви все так же украшали многочисленные штыри, продетые через различные органы, а вместо волос голое тело покрывала золотистая поджаристая корочка, от которой аппетитно тянуло шашлыком. Марьяна приобрела вид не менее экзотический. На ней была жовто-блакитная набедренная повязка, а на запястьях и лодыжках бренчали металлические браслеты от часов, от наручников и просто гнутые железки. Что-то болталось и в носу, уши отягощали подвески из альпинистских карабинов, а на выразительных блямбочках сосков повисли большие самодельные колокольцы из консервных банок, наподобие коровьего ботала. В дополнение ко всему, вокруг шеи изящным галстучком обвивалась змея, а в пупке сверкало стекло объектива от фотоаппарата “Киев”.

– Надо же, какое богатое сегодня меню! – удивился Хряков. – Сразу и украинская, и грузинская кухня, да еще и с индийскими приправами!

– Я ось тоби дам прыправы! Попався накинец! – зашипела Марьяна так злобно, что змея в крайнем недоумении оглянулась на хозяйку и на всякий случай попробовала пошипеть, как она.

– Тэперь нэ уйдешь, зладэй! – Гиви попытался пнуть его, но воткнутой в голень спицей задел ногу союзницы, и та с писком отскочила, разглядывая свежую царапину.

– Марьяночка, в каком же салоне ты сделала такой чудесный пирсинг? – поинтересовался майор.

– Ось ты зараз посьмеешься у мене! – взвыла она.

– За все ответишь! – вторил ей Дидклеани.

– За что же это я отвечу? – изобразил оскорбленную позу Василий. – За то, что одного не стал выдавать полиции, а другую от жертвоприношения спас?

– Ни, вы тильки послухайте, шо вин каже! – задохнулась от праведного гнева Марьяна. – Вин мене спас! Да я ж из-за тебе должна була через всю Индию ось в таком виде идты! Босая по каменюкам тай колючкам, с тими змеюками проклятущими!

Змея обиженная таким определением, надулась и хлопнула ее хвостом по губам.

– Ай видстань, не до тебе, дура– отмахнулась от нее хозяйка. Хряков обратил внимание, что прежде белые участки ее тела действительно потемнели, и счел нужным уточнить:

– Неужели прямо так и шла? Ну вот, а говорила, что стесняешься!

– Чого не зробышь ради батькивщины! – гордо вскинулась она и добавила, стараясь прикрыть груди пистолетом. – А ты на наши украиньски богатства не пялься, москаль! Ишь вылупывся!

– Нэчего с ным разгаварывать! Прикончить нада! – бесновался Черный Гиви, вновь замахиваясь ногой, но на этот раз Марьяна оказалась предусмотрительнее и вовремя отпрыгнула, поэтому спица зацепилась за мешок с сухарями, и сам Гиви обрушился на груду бочонков и ящиков.

– Ты что же, сбежала из храма? – любопытствовал Василий.

– Як же, сбежишь из той клетки! Прышлося в балядерки запысыватысь, ось и отправылы мене в командировку.

– В какую еще командировку?

– А я пообещала у нас на Украини ту секту организоваты, а по пути еще в Габони и Чуфырии.

– Ну-у, милые! Предположим, что Чуфырии не видать вам, как своих ушей…

– Эта тэбэ нэ видать уже! А нам пачему? – удивился такой нелепости Дидклеани, выбираясь из-под завала.

– Да потому что вы под колпаком.

– Пид яким таким ковпаком? – в свою очередь недоверчиво уставилась Марьяна.

– Под самым элементарным. Вы, братцы, слишком увлеклись своими успехами и даже не заметили, что работаете уже не на себя, а на дядю. Ведь наш капитан – казахский агент!