Текст книги "Подлинные мемуары поручика Ржевского"

Автор книги: Валерий Шамбаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 29 страниц)

После долгого плавания перед нами наконец-то предстал Остров Сокровищ. Он выглядел мрачно и угрюмо, заросший лесом и кустарником. На каждой поляне стоял памятник Ленину, а между деревьями густо свисали плакаты “Слава КПСС!” Каждый шаг в этих жутких джунглях приходилось прорубать топорами, потому что поперек тропинок перехлестывались и переплетались сплошными непроходимыми преградами транспаранты и лозунги с призывами выполнять решения съездов, цитатами классиков и плановыми показателями. Сам воздух был душным и тяжелым, как в зале после многочасового партсобрания. Остров оказался необитаемым. Даже звери тут не водились, а птицы облетали его далеко стороной.

С трудом пробравшись через чащу, мы обнаружили на лужайке здание островкома КПСС. Конечно же, мы его сразу приватизировали и отправились на поиски клада. Место нашли довольно легко, ориентируясь по скелетам репрессированных – главные коммунисты считались изрядными шутниками и любили отмечать подобным образом свои рубежи. Уже начали копать, но не тут-то было!

Вся команда нашего судна вдруг оказалась подпольной парторганизацией, а добродушный Ян Сильверс, как выяснилось, был вовсе не демократом, а полковником КГБ, которого в свое время побаивался сам Дзержинский. И ногу он потерял тоже не на войне, а при штурме Зимнего от выстрела крейсера “Аврора”. Теперь коммунисты начали путч на борту и подняли на мачте “веселого Йосифа” со скрещенными серпом и молотом. Сперва они, как водится, захватили судовую радиорубку и стали транслировать свои речи вперемежку с классической музыкой. Но у нас нашелся транзисторный приемник, и мы в ответ принялись слушать “Би-Би-Си”. Потом мятежники запретили судовой журнал. Однако, у доктора был блокнот, и мы все равно писали правду на листочках. Тогда они ввели комендантский час и высадили на остров вооруженный десант. В знак протеста мы сплотились, как один, объявили забастовку и преградили им дорогу к зданию бывшего островкома, окружив его живой цепочкой. Мятежники испугались, вывели войска с острова, а затем пошли сдаваться. Мы посадили их в матросскую тихую каюту и решили предать суду, когда найдутся смягчающие обстоятельства.

А сами взялись за лопаты и продолжили мирный труд. Вскоре показалась потемневшая от времени крышка огромного сундука. С замиранием сердца взломали мы замок, и перед нашими изумленными взорами открылись главные ценности КПСС – полное собрание сочинений Ленина. Глядя на монолитные ряды синих томов, я, кажется, начал понимать, почему товарищ Вилен Бонч, став обладателем такого богатства, выскочил из окна…

Каждый из нас получил свою долю сокровищ и распорядился ею по-своему. Капитан Смолин подарил Музею Трудовой Славы речного пароходства. Доктор Лившиц загнал на толкучке. Депутат Треплонин украсил книжными полками интерьер своей очередной новой квартиры. А я открыл собственное дело – книготорговую точку. Но до сих пор мне снятся по ночам буруны, разбивающиеся о берега проклятого острова, и я в ужасе вскакиваю с постели, когда в завывании ветра мне чудятся хриплые голоса, горланящие старую коммунистическую песню:

“Пятнадцать человек за марксизм Ильича,

Йо-хо-хо, и вся власть Советам!

В бой, и Ленин доведет до конца,

Йо-хо-хо, нас в борьбе за это!”

ПРИРОДА НЕ ШУТИТ!

Конец XX века, экологические изменения, уже принесли человеку достаточно неприятностей. Катастрофическое уменьшение популяции одних животных и катастрофическое увеличение числа других, мутации флоры и фауны, непредсказуемые отклонения стереотипов поведения…

Новое бедственное явление отмечено в Московской и Рязанской областях. Это нашествие диких веников. Ученые предполагают, что мягкая зима и ранняя весна способствовали их небывалому размножению. Дикие веники могут гнездиться в квартирах – за шкафами, холодильниками, под диванами и кухонными плитами, в мусоропроводах и под лестничными площадками. Они очень агрессивны. Выждав удобный момент, выскакивают из своего укрытия, набрасываются на человека и начинают его подметать.

Поскольку никогда не известно, что или кого они подметали перед этим, дикие веники являются опасными разносчиками инфекционных заболеваний. Особенную угрозу они представляют для домохозяек и одиноких людей, которых постоянным выскакиванием и подметанием могут довести до нервных припадков. Избавиться от диких веников очень непросто. Даже если основательно протравить квартиру сильными инсектицидами, они по дымоходам, отдушинам, вентиляции и балконам переползают к соседям. Поэтому травить их нужно комплексно, во всем доме сразу, с привлечением опытных специалистов санэпидемстанции.

Дикие веники, попав в квартиру, могут маскироваться, прикинувшись домашними. Мы настоятельно рекомендуем обматывать ручки ваших домашних веников изолентой. Во-первых, это поможет вам своевременно распознать непрошеного пришельца, а во-вторых, эффективно предохраняет ручные веники от одичания при общении с бродячими собратьями.

В настоящее время ряд научных учреждений, исследуя повадки диких веников, пытаются найти надежное средство, которое позволило бы сократить до разумных пределов их популяцию и сдержать нашествие в рамках двух областей. Ну а нам остается ждать результатов и тщательно соблюдать меры предосторожности. Ни в коем случае не покупайте веники с рук у незнакомых людей!

КАПИЩЕ

В воскресенье с утра празднично одетые жители Старосвинска ручейками потекли к окраине. Мероприятие намечалось необычное и историческое – открытие первого в России капища Перуна. Изначально открытие и посвященные этому ритуалы намечались на полночь, но областное телевидение подобный вариант не устроил за ненадежностью осветительной аппаратуры. И сейчас телевизионщики опутывали лужайку перед капищем своими кабелями, среди которых спешили занять места зрители и зеваки.

Событие отнюдь не было неожиданной сенсацией. Скорее – логическим завершением давнего процесса. Кутерьмой вокруг капища Старосвинск жил уже несколько лет. Сначала коммунистические власти преследовали группу энтузиастов-язычников, милиция устраивала облавы на Перуновой пустоши, а районная газета “Красный Коммунист” изливала на них крокодильское остроумие фельетонов. Но репрессии лишь способствовали количественному росту и сплочению идолопоклонников. Поговаривали даже, что сначала началась кампания репрессий, а уже потом под ее влиянием идолопоклонники появились. Потом коммунистов переместили в оппозицию, и их лидеры в поисках союза со всеми гонимыми и ущемленными уже сами увеличили ряды язычников. Но тут как раз за идолопоклонников крепко взялась церковь, понося их с амвонов, местных телеэкранов и радиоточек, и требуя от новых властей оградить от посягательств неверных Перунову пустошь как церковную собственность – там некогда стояла часовня, варварски разрушенная безбожниками в 13 веке. Однако язычники и теперь не сдались. Устраивали на пустоши манифестацию за манифестацией, осаждали инстанцию за инстанцией и дошли аж до президентской администрации, куда направили свою делегацию – пешком, босиком и с петицией, вырезанной глаголицей на дубовых бревнах. Копии этой петиции были высланы в Совет Европы и Генпрокуратуру с жалобами на антиконституционное нарушение свободы совести и вероисповеданий в Старосвинске и с доказательствами, что пустошь принадлежала идолопоклонникам еще в 11 веке, а уже потом была незаконно занята христианами. И, наконец, когда правда восторжествовала, верующие и просто патриоты-энтузиасты целый год на свои средства и пожертвования сограждан трудились в свободное время над реставрацией древней святыни.

К полудню лужайка была уже целиком заполнена горожанами и приезжими. Коллегия жрецов – школьный историк, директорша Дома культуры, художник-любитель и пенсионер-энтузиаст, наполовину еще в галстуках, наполовину в русских рубахах, буквально разрывалась на части. Уточняли по бумажкам сценарий ритуала, обхаживали столичных гостей, встречали и размещали участников церемонии, лезущих из подруливающих автобусов. Существенно нервировала жрецов и Танька-Комбинашка, то и дело нарушающая всю торжественность праздничной обстановки. Эта городская сорвиголова и притча во языцех прославилась пару лет назад убедительной победой в конкурсе “Мисс-Старосвинка”, а затем упрочила свою славу местной порнозвезды, став первой и единственной исполнительницей стриптиза в вокзальном ресторане, а также единственной фотомоделью районной газеты “Красный Демократ”. Понятное дело, в таком ответственном и современном мероприятии участие знаменитости было признано весьма желательным, и Таньку постарались привлечь к язычеству вместе с остальными видными деятелями старосвинской культуры, что оказалось совсем не трудно, поскольку слово “язычница” она понимала по-своему. Но теперь звезда совсем некстати настырно лезла из-за кулис на публику, перекликаясь через всю лужайку с каждым из многочисленных знакомых и всячески стараясь продемонстрировать, что под расшитой рубахой на ней ничего нет.

Из города запылила, прыгая на ухабах, колонна легковушек. Прибыли депутаты городской Думы во главе с председателем и муниципальное руководство во главе с мэром. Встреченные жрецами, они заняли первые ряды на специально сколоченных для них скамеечках, и для всех стало ясно, что сейчас наконец-то начнется. Бледный от волнения жрец-конферансье мысленно вознес молитву Перуну, и объявил ритуал открытым.

Сначала выступил высокий гость из Москвы, профессор и зам. председателя Всероссийского общества идолопоклонников. В своем докладе он рассказал, что язычество является единственной исконно-славянской религией, остальные же культы пришлые и чужды истиннорусскому человеку. Что с отходом от поклонения Перуну нарушилась органическая связь людей с родной природой и ее силами, откуда и пошли российские несчастья, начиная с княжеской междоусобицы и татаро-монгольского нашествия. Поэтому возврат к вере предков знаменует начало духовного и нравственного возрождения нашего народа. За ним выступил другой москвич, кажется – из художников. Он попытался было атаковать господствующую религию и разъяснять, что христианство пришло из Иудеи – а значит, вполне может являться частью всемирного жидомасонского заговора. Но чтобы не спугнуть сразу же насторожившихся телевизионщиков, оратора деликатно оборвали и выпустили местного юмориста из “Красного Демократа”, который прошелся крокодильским остроумием фельетона по посрамленным гонителям язычества.

Потом выступали мэр города, школьный историк – от коллегии жрецов, кто-то от спонсоров и экзальтированная дамочка средних лет от группы поклонников Перуна из Верхнего Устюга. Говорилось об энтузиазме верующих при восстановительных работах. О гуманной направленности язычества и его демократизме в отличие от тоталитарного монотеизма. Подчеркивалось, что с открытием первого капища Старосвинск выдвигается в число мировых религиозных центров наряду с Римом, Иерусалимом, Меккой и Лхасой. Высказывалась твердая уверенность, что отныне язычество будет распространяться семимильными шагами, покрывая всю Россию сетью капищ истинных славянских богов. Когда отзвучали речи, духовой оркестр Старосвинского гарнизона заиграл что-то древнеславянское, а коллегия жрецов вручила мэру кривой жертвенный нож для разрезания ленточки. Причем главе городской администрации явно льстило, что при этом ему кланяются до земли и величают князинькой.

Традиционно цепляясь и путаясь, поползла вниз холстина, и перед зрителями предстал идол Перуна с рекламными плакатами спонсоров – местной спичечной фабрики и совместной российско-папуасской фирмы “Эдельвейс”. Вообще-то Перуна брался изваять известный столичный скульптор, приставший было к Всероссийскому обществу идолопоклонников. Но он в порядке обмена опытом и утечки мозгов совершенно не вовремя уехал за границу, где его вдруг признали. Так что пришлось и здесь довольствоваться местными силами. Поэтому изготовленный умельцами Перун чем-то напоминал Ленина с указующей дланью, только без кепки, с большими зубами и голого. Но жрецам после некоторых размышлений сходство даже понравилось, потому что такой Перун для новообращенных был вроде как ближе, роднее и привычнее.

Перед открывшимся идолом начались игрища. Группа девушек из хореографии Дома Культуры в сарафанах и венках из искусственных цветов некоторое время покружилась хороводом. Потом качки клуба имени Шварценеггера показали свои плавки и вымазанные вазелином бицепсы. А в их мускулистом окружении появилась Танька-Комбинашка и продемонстрировала собственный ресторанный номер, стилизованный под древнее идолопоклонство. Затем довольно известный народный шоу-хор из Северодымова, по личному знакомству домкультуровской директорши приглашенный на торжества, исполнил народные шоу-песни и шоу-пляски Северодымщины. Воины местного гарнизона показали приемы рукопашного боя, а детишки из школьной самодеятельности сплясали разученный по недоразумению перуанский танец.

Чуть не сорвался кульминационный обряд жертвоприношения. По сценарию, на роль жертвы уговорили все ту же Таньку-Комбинашку, для которой оказалось абсолютно все равно, каким образом стать центром внимания и шокировать публику – будут ли ее раздевать или резать. Но когда дошло до дела, вдруг выяснилось, что легкомысленная звезда уже куда-то упорхнула на машине с северодымовским режиссером, успевшим выразить восхищение ее исключительным талантом, пообещать ангажемент и гастроли по Белоруссии. Лихорадочные попытки найти замену к успеху не привели. Все опрошенные активисты-язычники отказывались, одни – ссылаясь на неподготовленность и отсутствие сценического мастерства, другие – на непрезентабельное состояние белья, третьи – на семейные обстоятельства или служебную необходимость. Пришлось жрецам срочно вытряхивать из карманов всю наличность и посылать бегом отроков к старой Шеманаихе, которая разводила кур и торговала ими на базаре. Тем временем еще разок запустили минут на сорок домкультуровский хоровод.

Наличности хватило на две курицы. Но пройдоха-Шеманаиха в спешке подсунула отрокам таких доходяг, что кровь из них чуть сочилась. Ее едва-едва хватило, чтобы торжественно вымазать губы Перуну и, в порядке благословения, мэру с председателем Думы. Перед остальным начальством, уже выстроившимся в очередь согласно табели о рангах, пришлось конфиденциально извиниться и попросить их обождать с благословением до следующего раза. Тут церемония сама собой подошла к концу, потому что пламя жертвенного костра как раз добралось до куриных трупов, а ветер некстати потянул в сторону зрителей… В живописных окрестностях Перунова капища начались народные гуляния.

РАССКАЗИКИ О РЕВОЛЮЦИИ

/ Посвящается Д. Хармсу /

1

Нарком Сталин очень не любил наркома Троцкого. Прибежал как-то к Свердлову жаловаться и кричит:

– Эти жиды мне всю революцию испортят!

Свердлов посмотрел на него внимательно, а Сталин сообразил что-то, сконфузился, и боком-боком из кабинета. Вечером за чаем Свердлов рассказал Ленину и Крупской про забавный случай и немало всех насмешил. А Ленин хохотал заразительно и повторял:

– Ай да Сталин, ай да Сталин, ну ду‛ ак! Ну ду‛ ак!

2

Владимира Ильича Ленина называли кремлевским мечтателем. Бывало, соберет он в Кремле ЦК и начинает мечтать:

– Эх, а настанет в‛ емя, когда жизнь будет, как в сказке! Своими руками реки вспять пове‛ нем, новые мо‛ я создадим, а ста‛ ые похе‛ им, своими руками новые го‛ ода пост‛ оим, заводы, ост‛ ова…

Зиновьев с Каменевым руками разведут:

– Владимир Ильич, а острова-то нам зачем?

А Ленин прищурится хитро и хохочет:

– Коммунистического вооб‛ ажения у вас не хватает! Вот това‛ ищ Сталин, небось, с‛ азу смекнул, как нам п‛ игодился бы новый а‛ хипелаг!

3

Сидят как-то чекисты и думают: на какой бы еще заговор красным террором ответить? Лацис с Петерсом в головах чешут, а Менжинский с Ягодой слушают, как у Лациса с Петерсом получается в головах чесать. Заходит тут Дзержинский и говорит:

– У чекиста должны быть чистые руки, горячее сердце и холодная голова.

Сказал и ушел. А чекисты сидят и гадают – что это с ним?

4

Как-то послали Сталина с Ворошиловым оборонять город Царицын от белых казаков. Приехали Сталин с Ворошиловым в город Царицын, сели в осаду и думу думают – как бы от белых казаков оборониться? Думали-думали и решили город Царицын переименовать. Приезжают тут белые казаки.

– Ого! – говорят, – Вот и город Царицын!

А Сталин с Ворошиловым отвечают:

– Не-ет, это не Царицын, это Сталинград. Брать будете?

Белые казаки плюнули:

– Пошли вы на фиг со своим Сталинградом! – и уехали на Дон. А Сталин с Ворошиловым пошли в Дом Павлова праздновать победу.

5

Однажды враги ранили товарища Ленина. Лежит он в постели и глаза прикрыл мечтательно. Тут приходят к нему Лацис с Петерсом и про Фанни Каплан докладывают.

– Да? – удивляется Ленин. – Ведь в меня, в‛ оде, мужик ст‛ елял.

Лацис с Петерсом в головах почесали и говорят:

– Нет, баба она.

– Точно баба? – удивляется Ленин.

– Точно, – чешут в головах Лацис с Петерсом, – Разве ж мы в этом деле перепутаем?

– Ну ладно, – говорит Ленин, – тогда вы с ней поделикатнее. А сейчас выходите на цыпочках, я мечтать буду.

Лацис с Петерсом вышли на цыпочках, стоят и в головах чешут насчет деликатности. Комендант Мальков непонятный шум услышал и пошел проверять. Приходит, глядит, а это Лацис с Петерсом в головах чешут насчет деликатности.

– Вы чего? – спрашивает.

– Мы насчет деликатности, – чешут Лацис с Петерсом. И придумали Малькову, когда он Фанни Каплан расстреливать будет, ручку ей целовать и стихи читать. Ручку целовать Мальков у Фотиевой научился, а со стихами у него было трудно. И пригласил он пролетарского поэта Демьяна Бедного. Расстрелял Каплан и думает – куда ее? Закопать или в речку выбросить? А Демьян Бедный как всполошится, как замашет руками:

– Что ты, что ты! – кричит. – Давай в бочку засунем, керосином польем и сожжем!

А сам думает: “Хоть погреюсь”. Трудно тогда в Москве жилось. Холодно.

6

Приходит как-то Дзержинский к Троцкому и спрашивает:

– А почему меня называют Робеспьером революции?

Троцкий бородку потер и говорит:

– Потому что дела твои робеспьеровские.

– А что он делал? – спрашивает Дзержинский.

– Гильотину крутил. Машина такая. Крутишь ручку, а она контре головы рубит. Раз – и готово! Раз – и готово!

– Только ручку и крутить? – удивляется Дзержинский. – Удобно. И чисто. Рук не замараешь. И многих он накрутил?

– Многих, – уважительно кивает Троцкий. – Горячий был человек, – и Дзержинскому подмигивает. – А потом и самого, раз – и готово! Голова долой.

– Настоящий чекист был, – вздыхает Дзержинский. – Чистые руки, горячее сердце. И голова холодная.

7

Любимец партии Бухарин очень любил смотреть расстрелы. Подкрадется вечером к кремлевскому гаражу и подсматривает в щелочку. Насмотрится до истерики, прибежит к Ленину со Сталиным, трясется весь, плачет и спрашивает:

– А вы меня не расстреляете?

Ленин со Сталиным перемигнутся и шутят:

– Как же, Бухарчик, обязательно расстреляем.

Бухарин перепугается и не спит целую ночь. Все что-то пишет, пишет. А утром Ленин со Сталиным его встречают и ахают:

– Товарищ Бухарин, вы очень плохо выглядите! Нельзя же так много работать! Вы – любимец партии, а революции нужны только здоровые люди. Доведете себя до ручки – куда вас тогда девать?

Перемигнутся между собой и погрозят ему пальчиками.

8

Приходит Ленин вечером домой довольный-предовольный. Хихикает и ручки потирает.

– Что стряслось? – Крупская спрашивает. А он прищурился хитро и говорит:

– А ты знаешь, Наденька, что на Москве-Со‛ ти‛ овочной два па‛ овоза лишних починили?

– Ну и что? – не понимает Крупская.

– А ты знаешь, Наденька, что получится, если каждый у нас по два па‛ овоза починит?

– Не знаю, – жмет плечами Крупская.

– А получится, Наденька, если каждый у нас по два па‛ овоза починит – великий почин! – и засмеялся заразительно. А Крупская говорит:

– Ох и шутник ты, Володенька! – и пошла рассказать новый каламбур Фотиевой.

9

Как-то в престольный праздник сидит Калинин и на балалайке бренчит. А мимо Свердлов идет с топором и толовыми шашками. Калинин кричит:

– Здоров, Яша! По дрова, никак? Или рыбку глушить?

– Да нет, – говорит Свердлов, – я в церковь.

– И то правильно, – кивает Калинин. – Чай, не жиды.

Свердлов посмотрел на него внимательно, а Калинин бренчит себе на балалайке. И так весело, так задорно – сердце радуется!

10

Зиновьев и Каменев друг без друга жить не могли. Бывало, на десять минут расстанутся, а встречаются, будто год не виделись. Встретятся в коридоре – и обнимаются, и целуются. Ленин это подметил и давай дразниться. Как Зиновьев с Каменевым встретятся, начинают обниматься и целоваться, он им и кричит:

– А! Политические п‛ оститутки! Политические п‛ оститутки!

Зиновьев и Каменев застеснялись, перестали обниматься и целоваться при Ленине. Но он мудрый, все равно догадается, спрячется за дверью и возьмет с собой Свердлова, Сталина, Троцкого, Бухарина. И только Зиновьев с Каменевым встретятся, начинают обниматься и целоваться, Ленин с соратниками как выскочат, как закричат:

– А, политические проститутки, политические проститутки!

Тогда Зиновьев и Каменев сговорились Ленина проучить. Идут по коридору, и вроде бы уже встретились. Дверь открывается, и Ленин с соратниками ка-ак выскочат! А Зиновьев – раз, шаг вправо, и Каменев – раз, шаг вправо. Уклонились от встречи и разошлись. Ленин стоит, аж рот разинул. А Сталин смекнул, вперед вождя вылез и кричит:

– А, правые уклонисты! Правые уклонисты! – и Ленину подмигивает. Как я их, мол!

11

Товарищ Ленин очень много работал. Бывало, целый день сидит на почте и телеграммы по стране шлет. Заработается, аж ночью не спит. Вскочит с постели и мечтает, что он все еще на почте телеграммы шлет, бегает и кричит:

– Расст‛ елять!.. Расст‛ елять!.. Расст‛ елять!

Крупская успокаивает:

– Угомонись! Ты ж в Кремле, кого тут расстреливать?

Ленин опомнится – и вправду, в Кремле, вроде, расстреливать пока некого, ни одной интеллигентной физиономии, и спать ложится. А Крупская гладит его по головке и приговаривает ласково:

– Спи, мечтатель ты мой кремлевский…

А Бухарин услышит ночью, как Ленин кричит, и думает, что это уже про него. Перепугается и не спит целую ночь. Все что-то пишет, пишет…

12

Пошел как-то Дзержинский по церквям искать опиум для народа. Заходит в храм Христа-Спасителя, а там динамит лежит. Да много – пудов сто! Обрадовался, вызвал Лациса с Петерсом и приказывает:

– Все взвесьте и расстреляйте соответствующее количество заложников. А потом не забудьте руки помыть!

Лацис с Петерсом аж замучились. Только взвесили, только расстреляли, как от Свердлова новый приказ – еще на сотню заложников. Три ночи трудились, в головах почесать некогда. Управились, сели в головах чесать и думают:

– А куда динамит девать?

– Давай Свердлову отдадим. Мы его заложников таскали, пусть теперь наш динамит таскает!

Пошли к Свердлову:

– Динамит нужен?

– Нужен! – обрадовался. – А много?

– Сто пудов.

– Ай, спасибо! – кричит Свердлов. – Я как раз хотел храм подорвать, но какая-то белая сволочь сто пудов динамита уперла! Спасибо чекистам, выручили! Теперь я ваш должник!

– Да чего там! – чешут в головах Лацис с Петерсом. – Мы ж от чистого сердца. Чай, не жиды…

Свердлов посмотрел на них внимательно, но почему-то промолчал.

13

А еще Дзержинского звали Железным Феликсом. А получилось это так. Гуляли как-то Ленин с Дзержинским в скверике у Большого театра. А тут как раз левые эсеры убили немецкого посла и бунтовать начали.

– Ай-яй-яй! – говорит Ленин. – Как нехо‛ ошо! Феликс Эдмундович, пойдите, а‛ естуйте левых эсе‛ ов.

Дзержинский пошел арестовывать левых эсеров. Приходит – а там эсеров видимо-невидимо! И все левые. Он им и говорит:

– Я вас арестовать пришел.

А левые эсеры смеются:

– Как же это вы, Феликс Эдмундович, один нас всех арестуете?

Только тут до Дзержинского дошло. Хлопнул он себя по лбу и думает: “А действительно, чего это я сюда один приперся?”

Когда он об этом потом рассказывал Ленину, тот хохотал заразительно и приговаривал:

– Ай, Феликс! Ай, Феликс! Ну умо‛ ил! Ты, видать, совсем за‛ аботался!

Дзержинский обиделся:

– Заработаешься тут! Что я, железный, что ли?

Так и прозвал Ленин Дзержинского Железным Феликсом.

14

Товарищу Ленину очень понравилось стихотворение Маяковского “Прозаседавшиеся”.

– Очень ве‛ное стихотво‛ение! – говаривал он. – П‛ авильно! Чего заседать, когда я уже а‛хиясно расписал, как надо социализм ст‛оить! Вон у Дзе‛ жинского, небось, не заседают, там раз – и готово!

15

Вышел как-то Калинин на Красную площадь, сел под елочками и бренчит на балалайке. А мимо Сталин шел. Калинин и говорит:

– А хорошо бы вон на том бугорке мавзолей построить.

Сталин спрашивает:

– Мавзолей – чей?

Задумался Калинин. Скажешь – Ленина, обидеться может. Скажешь – Сталина, может неправильно понять. Махнул рукой:

– А черт его знает! Я ж из народа. Ты у кого поумнее спроси – у Зиновьева, Каменева, Бухарина.

– Правильно, – говорит Сталин. – Придет время – спросим. И они нам ответят.

16

Ленин, бывало, сидит в Кремле и мечтает.

– Эх, – говорит, – д‛ уг Наденька! А ведь настанет когда-нибудь в‛ емя – всю интеллигенцию, всех бу‛ жуев ист‛ ебим!

Крупская задумывается:

– Ну, истребим, а дальше-то что?

А он хохочет заразительно:

– А дальше мы НЭП объявим. Новых бу‛ жуев наплодим. И новую интеллигенцию, рабоче-к‛ естьянскую.

Она посочувствует:

– Наплодим – и опять тебе трудиться придется.

А Ленин вздохнет:

– Ну с теми пусть уж Сталин т‛ удится. Мне, пожалуй, и не дожить.

17

Ленин и Дзержинский были мечтателями. Соберутся, бывало, и мечтают.

– А хорошо бы, – мечтает Дзержинский, – у нас гильотину построить. Раз – и готово! Раз – и готово! И руки чистые, и голова холодная.

– Хорошо бы, – согласится Ленин и глаза прикроет мечтательно. А Дзержинский разойдется, размечтается:

– А в Америке еще лучше. Электрический стул. Жми себе кнопку! Раз – и готово! Раз – и готово!

Ленин подумает-подумает и скажет мечтательно:

– Коммунизм – есть советская власть плюс элект‛ ификация всей ст‛ аны!

18

Как-то спрашивает Сталин у Дзержинского:

– Товарищ Дзержинский, а что ви думаете о задачах наших органов?

Дзержинский и ляпни:

– У чекиста должны быть чистые руки, горячее сердце и холодная голова.

Сталин головой качает:

– Вам надо отдохнуть, товарищ Дзержинский. Ви, кажется, савсем заработались. Что ви, железный, что ли? – и Ленину подмигивает.

19

Собрались однажды три мечтателя – Ленин, Сталин и Дзержинский. Всю ночь мечтали, аж голова кругом идет.

– Ну, хватит, – говорит Дзержинский. – Что я, железный, что ли? Пойдем, руки помоем, а потом на улицу, головы охладим.

Вышли – вся Москва спит. Тишина. Только слышно, как на Лубянке Лацис с Петерсом в головах чешут. Ленин и говорит:

– Благодать! Послушайте, това‛ищи, как на‛од от вековой спячки п‛обуждается…

А тут как раз Калинин проснулся и давай бренчать на балалайке! Ленин, Сталин, Дзержинский слушают и нарадоваться не могут. А Бухарин стучал-стучал Калинину в стенку, заткнул уши и что-то пишет, пишет…

20

Правил Ленин, правил, и случилось у него с головой плохо. Собралось ЦК решать, что же с Лениным делать. Сидят и молчат. Калинин бренчал-бренчал на балалайке и говорит:

– А чего? Пущай правит! Ну, натворит еще чего, ну изведет еще мильенов десять-двадцать, жалко, что ли? На то она и борьба классов!

Сталин как взовьется:

– Да ви что? Это он здаровый дывятнадцать миллионов извел, а бальной на голову всех падчистую изведет! Кто ж на нашу долю останется?

Зиновьев, Каменев, Троцкий волнуются:

– Нельзя, нельзя! На нашу долю никого не останется!

А Бухарин решил, что раз всех изведут, то и его тоже, перепугался, плачет, трясется весь и кричит:

– Правильно, правильно! – а сам одной рукой что-то пишет, пишет…

И решили товарищу Ленину, как больному на голову, работать запретить и отправить в Горки. А чтобы он там не очень скучал, Горки назвали Ленинскими.

21

Сидит как-то Крупская и книги Льва Толстого запрещает. Книг много, все большие, аж умаялась. А мимо Сталин шел. Увидел и смеется:

– Что, Наденька, все перед зеркалом русской революции вертишься? Пора бы уж остепениться.

Крупская обиделась и побежала к Ленину жаловаться. А Ленин был больной на голову, ничего не понял, но рассердился и пишет Сталину: “Немедленно извинитесь пе‛ ед моей женой или я по ‛ву с вами всякие отношения!”

Сталин подумал – чего ссориться-то? Еще столько в мавзолее рядом лежать! И извинился.

ТЫСЯЧА ВОСЕМЬСОТ ДВЕНАДЦАТЫЙ

К очередной годовщине Отечественной войны 1812 года мы публикуем воспоминания ветерана этой войны, пенсионера и активного общественника, генерал-ефрейтора в отставке П. РЖЕВСКОГО.

* * *

Как сейчас помню, сто восемьдесят семь лет назад я, будучи еще поручиком, стоял со своим полком у Немана, и в аккурат 31 декабря был выпущен с гарнизонной гауптвахты, куда угодил за дуэль со шляхтичем Шпенторпшецким. Наш полковник фон Бокт вкатил мне 10 суток за факт дуэли с сопливым шляхтичем и еще ровно столько же за незастреление оного до смерти. Но в канун Нового года шляхтич Шпенторпшецкий все-таки преставился, и полковник фон Бокт, размягченный проводами старого, 1811 года, скостил мне оставшийся срок, чем подарил возможность встретить 1812-й в кругу своей офицерской семьи.

Погоды (как сейчас помню) стояли чудные. Падал легкий снежок. Из штаба доносился торжественный, как органная фуга, храп полковника фон Бокт и зычный голос ротмистра Буженинова, читавшего в ритме рондо секретные приказы Барклая-де-Толли. На плацу красовалась пышная елка, подле которой полковник выставил пост, дабы игрушек не поперли. У серебрящихся инеем дверей штаба супруга нашего командира, г-жа фон Бокт, завязав платком глаза часовому, целовалась с корнетом Сосискиным. Причем госпожа фон Бокт предлагала лечь в сугроб тут же, а более трезвый корнет Сосискин советовал прежде подстелить ее шубу или хотя бы подложить его высокоблагородие полковника фон Бокт, вытащив оное тело из штаба.

Подставив разгоряченное мечтаниями лицо студеному ветру, я пошел по берегу Немана, где солдатушки 4-го эскадрону, встав шеренгою, мочились в реку, дабы “спортить гадам-хранцузам воду, нехай пьют!” – как сказал мне фельдфебель Колбасов, будучий здесь за старшего. Я поразился патриотизму этого старого, суворовской закалки солдата и записал в книжку, чтоб при случае представить к поощрению в дисциплинарном порядке полтиною или еще чем.

Далее толкнул я дверь офицерского собрания и встречен был бурею оваций. Дал по уху подпоручику Сервелату, неудачно сострившему нечто про незваного гостя и инородцев (ибо при закупке шампанского на меня не рассчитывали). Облобызался с секундантом своим, прапорщиком Холодцовым. А после, по традиции тайного общества, в коем состоял, прострелил висевший в красном углу портрет Государя Императора из пистолета поручика фон Шпрот, ибо мой по нерадивости денщика Митьки так и пролежал разряжон. А полковой любимицы нашей всеобщей, дворянской дочери Марии Никитичны Выменевой, бравой ребятенки, при сем не было.