Текст книги "Подлинные мемуары поручика Ржевского"

Автор книги: Валерий Шамбаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 29 страниц)

Обмывальщица: Все-таки неудобно. Мышцы от воды шевелятся. А у настоящего трупа спина ровная, твердая. Ниже пояса надо мыть?

Хан: Откуда я знаю? Сама посмотри, обделалась она, или нет?

Обмывальщица: Нет, вроде не обделалась.

Хан: Погоди. Если не обделалась, значит, еще не умерла. Зачем же ты ее обмываешь?

Обмывальщица: Ты же сам сказал…

Хан: Сам-сам! Ты и самого меня пришла живого обмывать. Ты случайно не заболела, обмывальщица трупов? (Входит Лекарь). Смотри-ка, лекарь пожаловал, и очень кстати! Лекарь, ты видишь этих женщин? Они натворили вполне достаточно, чтобы их казнить. Сделай это, пожалуйста.

Лекарь: Но я же лекарь, а не палач.

Хан: Вот именно. Ты настолько опытен, что даже лучшие палачи у тебя учились.

Лекарь: Я привык иметь дело с больными, а не приговоренными.

Хан: Какая разница? Ведь если разобраться, то безнадежных больных тоже можно считать приговоренными. А эти женщины, думаешь, здоровы? Одна второй день порывается вместо трупов обмывать живых, другая вообразила государя своим рабом. Кстати, можешь просто дать им свои лекарства, если они отравлены.

Лекарь: Нет, государь. Законы моего ремесла не позволяют мне делать зло. В том числе даже и ускорять смерть безнадежных больных.

Хан: Брось! Я только что объяснял тебе, сколько смертей на твоей совести.

Лекарь: Они умерли не от моих рук.

Хан: От моих. Будем считать, что ты убил сотни тысяч моими руками. А теперь я хочу убить всего двоих твоими руками. Разве это не справедливо?

Лекарь: Прости, государь, но я не буду этого делать. Посуди сам, кто же потом ко мне обратится? Кому нужен лекарь, который кого-то преднамеренно убил?

Хан: Ну хорошо. Раз не хочешь – не будем. Тогда давай, я их тебе подарю. Забирай обеих, мне они и задаром не нужны.

Лекарь: Благодарю тебя, государь, но ведь и мне тоже.

Хан: Почему? Раз ты превыше всего ценишь знания, то должен же ты хоть когда-нибудь познать, что такое жизнь. Предположим, что степь – слишком сложно для тебя. Так начни с того, что попроще, с женщин. Давай, я сейчас женю тебя на них. А ты ведь не рискнешь дать развод тем, с кем сочетал тебя сам властелин. Только погляди, какие невесты! Скажу тебе по секрету, вон у той весьма аппетитные прелести. Вторая почему-то стесняется своего тела, но, по-моему, оно у нее тоже недурное, сильное и зрелое.

Лекарь: Государь, может, для кого-то другого эти прелести и соблазнительны, но для лекаря это всего лишь складки, в которых может притаиться лишай, грибок, гнойные выделения и другие болезни. Как же я смогу выполнять свой долг, если буду обременен двумя постоянными пациентками, которые будут отнимать все мое внимание и искусство, и к тому же бесплатно?

Хан: Вот и лечи их! Я вполне согласен с тобой, что обе серьезно больны. А платить тебе они будут – своей заботой. Они очень любят заботиться.

Лекарь: И все же я прошу тебя, позволь мне остаться свободным!

Хан: Свободным? У тебя все равно не получится. Вот это для тебя и впрямь слишком трудно.

Лекарь: Да, это трудная жизнь. Полная лишений. Но иначе мне нельзя. Иначе для меня будут закрыты все дороги. Я не смогу обобщить свой опыт для потомков, основать свою школу, ко мне не придут ученики. Кому нужен ученый, связанный по рукам и ногам будничными хлопотами и неурядицами?

Хан: А кому ты вообще нужен?

Лекарь: Людям. Я помогаю им.

Хан: Как ты можешь хоть кому-то помочь? У каждого своя жизнь. А ты даже не знаешь, что это за штука.

Лекарь: Жизнь в компетенции высших сил, но устроены все люди одинаково.

Хан: Одинаково устроены только их трупы. Да и то опытная обмывальщица различает их между собой. Старые и молодые, мужчины и женщины, красивые и уроды, целые и изувеченные.

Лекарь: Но эти частности тоже зависят от судьбы, как кому повезет в жизни. Например, мне повезло, что наши жизненные пути пересеклись, когда тебе нужен хороший лекарь…

Хан: Мне? Да я уже одной ногой в могиле, и мне гораздо нужнее хорошая обмывальщица трупов. А моя заболела – уже два дня порывается обмывать живых. Даже не представляю, что делать! Знаешь, лекарь, пожалуй, я назначу тебя обмывальщицей трупов. А что? Из тебя получится прекрасная обмывальщица! Что такое жизнь, тут знать не надо, а человеческое тело ты изучил в совершенстве.

Обмывальщица: Повелитель! А как же я?!

Хан: Ты? Ты служила мне давно и верно, тебя следует наградить. У тебя хорошо получается развлекать меня, да и тело твое мне нравится, оно сильное и зрелое, хотя ты его и стесняешься. Я хочу оказать тебе честь и назначаю моей наложницей.

Обмывальщица: Мне… идти к тебе?

Хан: Ну конечно, нет. Моя спина сейчас не мерзнет. К тому же, моя прежняя наложница, уволенная по болезни, приговорена к порке. Вот и ложись на ее место, замени ее. Вроде, все устроилось? Ах, нет. Я же тоже болен, и мне нужен хороший лекарь. Но моя прежняя наложница осталась без дела! Как удачно! Женщина, я назначаю тебя лекарем. Ты же любишь беречь мое здоровье и всегда знаешь, что для этого требуется! Новый лекарь, возьми у новой обмывальщицы трупов ее халат. Он… то есть она его все равно намочит, а лекарю не пристало ходить с голыми грудями. Новая обмывальщица трупов, чего же ты ждешь? Снимай халат и начинай обмывать мою новую наложницу. (Лекарь неуверенно подступается к Обмывальщице Трупов). Смелее, смелее! И не ленись, уж постарайся. Я очень любил эту женщину, нас многое связывало в прошлом. И ты, новый лекарь, займись делом. Там есть какие-то лекарства, но вдруг они отравлены. Поэтому попробуй их сам. Новая наложница, а ты почему еще не разделась?

Обмывальщица: Я не знала, принято ли это. Все же наложница самого государя, а меня сейчас касается мужчина. Как бы люди не заподозрили в каком-нибудь влечении к его телу.

Хан: Здесь никого нет, и никто тебя ни в чем не заподозрит. Так что снимай одежду, она мешает работать обмывальщице трупов, и по закону ее все равно придется отдать палачу. Палачей надо поощрять, иначе они начинают брать взятки. Да ты не стесняйся, одна старая славянка на базаре говорила – мертвые сраму не имут… Лекарь, лекарь! Это же не едят, это мазь!

Наложница: Значит, это не надо пробовать?

Хан: Надо. А вдруг мазь отравлена? Ешь, ешь, лекарь. Кстати, осмотри-ка мою новую наложницу. Вот она как раз разделась, погляди на нее и скажи, сколько плетей она сможет выдержать. Она дорога мне, и мне хотелось бы, чтобы она осталась жить… Новая обмывальщица трупов, отойди от наложницы! И ты еще утверждаешь, что хорошо знаешь человеческое тело! Смотри, на спине мышцы от воды шевелятся. А у трупа спина твердая, ровная. Выходит, что она еще жива! И вообще, у тебя нездоровый вид, обмывальщица трупов. Ты почему-то бледна, рассеяна. Может быть, у тебя сейчас месячные? Старика можно не стесняться, скажи – месячные?

Лекарь: Нет, государь.

Хан: И в недавнем прошлом не было месячных?

Лекарь: Не было…

Хан: Тогда, наверное, обычное переутомление и пройдет само… Ну что скажешь, лекарь? Сколько она сможет выдержать?

Наложница: Тело у нее сильное. По-моему, плетей тридцать-сорок…

Хан: Слышишь, звезда моих очей? Лекарь сказал, что тридцать-сорок плетей ты выдержишь, это не опасно. Не волнуйся, если он ошибся, я прикажу похоронить его вместе с тобой… Лекарь, а теперь осмотри мою новую обмывальщицу трупов. У нее нездоровый вид и давно не было месячных. Может, она беременна?

Наложница: Этот… эта? (Неуверенно идет к Лекарю).

Хан: Эта, эта. Обмывальщица трупов, покажись новому лекарю. В вопросах охраны здоровья он знает все на свете. А ты, лекарь, смотри хорошенько. Ведь она собирается обмывать мой труп. Мало ли, что люди подумают? Вдруг заподозрят неладное. И если мои подозрения верны, то разумнее будет вытравить плод.

Наложница: Мне кажется, что она не имела связей с мужчинами.

Хан: Только кажется или ты в этом уверена?

Наложница: Полной уверенности, конечно, нет. Некоторыми способами это могло и произойти. Но можно сказать со всей определенностью, что в ее детородные органы мужчина не входил.

Хан: Выходит, она девственница? В таком возрасте, при дворе, и сумела себя соблюсти? Вот это добродетель! Столь редкий случай достоин высокой награды! Слушай, обмывальщица трупов из тебя все равно никудышная, так пожалуй, я назначу тебя наложницей. Я давно не имел дела с девственницами, а одна старая славянка на базаре рассказывала, что царю Сулейману на старости лет специально клали в постель девственниц для поддержания сил. Займи свое место.

Лекарь: Какое… место?

Хан: Ну, разумеется, не в постели. Меня сейчас не знобит. К тому же, моя наложница сейчас приговорена к порке. Вот и замени ее. Жди, когда тебя высекут. Или казнят, я еще не решил.

Наложница: А мне теперь лечить тебя, повелитель?

Хан: Да какой из тебя лекарь, если ты ешь мазь? К тому же, я все равно скоро умру, а обмывальщицы трупов опять нет, вот незадача! Вот что, с моим телом ты обращаться умеешь, ты решила оставаться со мной до самого конца – я назначаю тебя обмывальщицей трупов!.. Ох, погоди! Но так я остался без лекаря… О, вон та женщина освободилась! Слушай, бывшая наложница… то есть бывшая обмывальщица трупов… то есть… Одним словом, я назначаю тебя своим лекарем! А что, человеческое тело ты знаешь прекрасно, хорошо умеешь делать массаж. Конечно, не так как твой друг Фархад – уж он-то про каждую жилочку знал. Но руки у тебя ловкие, привычные. Справишься?

Обмывальщица: Справлюсь, повелитель.

Хан: Тогда возьми у прежнего лекаря халат. Он ей все равно мешает и может намокнуть, а лекарю не пристало стесняться своего женского тела. А раз она так кстати разделась, то заодно и осмотри ее. Ведь ей предстоит обслуживать меня, а мало ли, с кем она имела дело раньше.

Обмывальщица: Мне кажется, она здорова. Тело мягкое, гладкое.

Хан: Нет, настоящий лекарь должен смотреть на эти вещи несколько иначе. Для кого-то ее органы могут показаться и соблазнительными, но для лекаря они – возможный источник болезней. Проверь повнимательнее, нет ли лишая, грибка, гнойных выделений.

Обмывальщица: Кажется, нет. Хотя к работе обмывальщицы трупов она недостаточно готова.

Хан: Почему?

Обмывальщица: Профессиональные обмывальщицы обривают волосы на теле, потому что насекомые с мертвых всегда норовят перелезть на живых.

Хан: Ай-яй-яй! Видимо, ты неопрятная обмывальщица трупов. Надо еще посмотреть, можно ли тебе доверить меня. Вон там лежит моя очередная наложница. Она по должности приговорена, ну и сама знаешь, обмой ее, а мы поглядим… (Наложница неуверенно подступается к Лекарю). Остается решить, чем займется новый лекарь.

Обмывальщица: Я готова… готов заняться твоим лечением. Ведь я хорошо знаю человеческое тело и умею делать массаж. Только надо разобраться с лекарствами…

Хан: Погоди, мы еще не разобрались с тобой. Как же ты знаешь человеческое тело, если путаешь живых с мертвыми, а мужчин с женщинами? Сними этот халат! Говоришь о себе, как о мужчине, а у самой женское тело! Неужели ты надеялась обмануть меня лекарской одеждой? Но ведь я тебя насквозь вижу, даже через шаровары – вижу, например, что под ними не только женское лоно, но даже то, что оно обрито. Скажешь, не так?

Обмывальщица: Так, повелитель…

Хан: Стало быть, ты не лекарь. А просто шарлатанка. Это серьезное преступление. Ложись рядом с моей наложницей и жди своей участи.

Наложница: Повелитель, а ниже пояса мыть?

Хан: Разве ты сама не знаешь таких вещей? Может, ты вообще не знаешь, зачем обмывают трупы?

Наложница: Знаю. В момент смерти внутренние органы сжимаются в судороге, а потом все отверстия расслабляются, и человек обделывается.

Хан: Вот – обделывается! А ты спрашиваешь у государя, нужно ли это обмывать! Не зря мой прежний опальный лекарь уличил тебя в неподготовленности. И ты еще намеревалась обмывать властелина! Это тоже попахивает самозванством. Ложись рядом с ними!.. Хороши, хороши! Что же теперь с вами делать?

Обмывальщица: Что будет угодно, повелитель.

Хан: Мне угодно, чтобы вы повернулись лицом, а не задницами, когда говорите с властелином! И на колени!.. Ну что, воронье? Слетелись полакомиться издыхающим хищником?

Лекарь: Но, государь…

Хан: Разве я разрешал вам открыть свои клювы, воронье? Ну, о чем вы хотели мне покаркать?

Наложница: Мы ведь желали тебе только хорошего…

Хан: Мне больше не нужно вашего хорошего. Пожелайте хорошего себе, вам оно сейчас нужнее.

Лекарь: Но она сказала правду…

Хан: Еще бы вы посмели обманывать властелина! Трудились, рисковали. Ну и как, добились своего? Уютно пристроились возле полудохлого зверюги?

Обмывальщица: Мы старались ради тебя.

Хан: Не болтай ерунды. Каждая курица высиживает свои яйца, только не стоит выдумывать, что она это делает ради хозяина. Ты, кажется, уже убедилась, что я вас насквозь вижу. И думаешь, я не знаю, почему вы послушно включились в мою игру с назначениями? Считали – пусть потешится, раз из ума выжил. Он скоро испустит дух, а от нас не убудет, он же беспомощен. Поэтому лучше подыграть, потянуть время. И уцелеешь, и местечко возле падали удержишь. Вы считали – пусть властелин поиграет нами, ведь мы-то знаем, что на самом деле это мы играем властелином. Нет, воронье. Вы ошиблись. Это все-таки властелин с вами играл. Пока ему не надоело. И что же будем делать дальше?

Наложница: Что прикажешь, государь…

Хан: Приказать? Да уж я бы приказал. Например, утопиться в этом ведре. И вы бы к нему по очереди на карачках поползли! Дрались бы, кому первому! Только грязи разводить не хочу, подтереть будет некому. Надоели вы мне все. Понятно?

Наложница: Как же так, повелитель? Кто же за тобой будет присматривать?

Хан: Успокойся, женщина, уже не ты.

Наложница: Все равно больше некому.

Хан: Ты ошибаешься. Свято место пусто не бывает – так, кажется, говорила одна старая славянка на базаре? (Вбегает Танцовщица, начинает пляску). Видите, это танцовщица. Она вспомнила, что пришло время обеда и пора развлекать государя. Правда, она глупа, зато дисциплинирована.

Обмывальщица: Смотрите, она рискнула танцевать “Извивающуюся кобру”‛ Это же варварский ритуальный танец! Половина танцовщиц, пытающихся его исполнить, ломают себе позвоночник.

Лекарь: Главное внимание здесь надо обращать на поясницу и шею. Чтобы не упустить момент, когда это произойдет.

Хан: Стоп, хватит! Девочка, мне нужна твоя помощь. Ты сумеешь казнить этих трех человек?

Танцовщица: Нет, повелитель, нас этому не учили. Нас учили лишь танцам и прочим способам угождать повелителю.

Хан: А как вас учили угождать?

Танцовщица: Нас учили всем ласкам, всем играм и всем способам любви для повелителя. Учили, как говорить с повелителем, как глядеть на повелителя, а если не угодим ему, учили держаться при любой казни, чтобы это понравилось повелителю.

Хан: Тьфу, шакалы! Даже из смерти ухитрились понаделать бирюлек.

Танцовщица: И моя смерть, и моя жизнь принадлежат повелителю. Если пожелаешь, я даже готова специально сделать ошибку в танце “Извивающаяся кобра”.

Хан: Нет, девочка. Ты нужна мне живая. Сегодня ты достигнешь цели своей жизни и угодишь повелителю. Так, как не смог ему угодить еще никто.

Танцовщица: Все что у меня есть – твое, повелитель.

Хан: У тебя есть красивые, сильные ноги. И гибкие руки. Твои ноги донесут тебя до выхода моего шатра, а руки откинут настежь проклятый полог!

Наложница: Нет! Одумайся!

Хан: Цыц, воронье! Вы верно служили мне в немощи. Заботились о моей беспомощности и нянчились с моей слабостью. Вы заслужили награду. И, пожалуй, я подарю вам ваши жизни.

Лекарь: Ты отпускаешь нас?

Хан: Разве можно так просто? У каждого своя жизнь, не похожая на другие. Значит, и дарить их нужно по-разному. Тебе, женщина, я дарю тебя в качестве рабыни.

Наложница: Выходит, я теперь свободна? Я хозяйка самой себе?

Хан: Наоборот. Ты – рабыня самой себя. А твоей хозяйке я приказываю отвести свою рабыню на базар и продать. Ты получишь неплохую выручку за саму себя, вот и будешь вознаграждена за труды. А тебе, лекарь, я отдаю тебя в жены. Ты сам соглашался на роль наложницы, так что законной женой быть тем более не зазорно. А развод дать ты не осмелишься, потому что тебя сочетал браком сам властелин. Я объявляю тебя мужем и женой!

Лекарь: Значит, теперь я ни от кого не зависим?

Хан: А от самого себя? Я приказываю тебе всенародно оповестить о своем браке и устроить пышную свадьбу. Заботься о своей жене, ласкай, не изменяй ей, регулярно выполняй супружеские обязанности, следи за ее здоровьем. Да, и уж постарайся народить детишек, а первенца назови в мою честь. Ну а если твоя супруга окажется бесплодной, ты ее вылечишь, правда?… Кто там еще остался? Ах, обмывальщица трупов. Бедняжка, какое рискованное у тебя ремесло, и какое непостоянное – чуть не погибла, а самый выгодный клиент из-под носа ушел. Не горюй, я помогу тебе. Ты станешь единственной обмывальщицей трупов, имеющей постоянного клиента. Ты ведь все равно уже мысленно распрощалась с жизнью, я же тебя насквозь вижу. Вот я и дарю тебе тебя в качестве покойницы.

Обмывальщица: И что я должна буду делать?

Хан: Как что? Если в твоем доме каждый день будет покойница, ты должна будешь каждый день себя обмывать, обряжать, готовить к погребению и оплакивать. На моей службе ты поднакопила деньжат, значит, и платить себе сможешь щедро. Вот и все. Вы получили те награды, которые выслужили. А больше я не хочу вас видеть.

Наложница: Но почему, повелитель?

Хан: Да потому что вы мне надоели! Кыш, воронье! Не мешайте мне – я чую запах! Я же говорил, сегодня ветер из степей! Спасибо, девочка!

Танцовщица: Я жду дальнейших указаний повелителя.

Хан: Возьми этот перстень. Это знак моей власти. Увидев его, все упадут к твоим ногам. А они у тебя здоровые и сильные. Они могут быстро бегать. Ты быстро побежишь, покажешь перстень и передашь мои приказы.

Танцовщица: Я готова.

Хан: Нет, ты еще не готова. Но ты танцовщица, у тебя хорошее чувство ритма. Повторяй за мной и запоминай. Раз-два-три, еще – раз-два-три, теперь так – раз-два, раз-два. Теперь все вместе: раз-два-три, раз-два-три, раз-два, раз-два… Ты запомнила этот ритм?

Танцовщица: Да, повелитель. Раз-два-три, раз-два-три, раз-два, раз-два.

Хан: Ты побежишь. Ты быстро побежишь своими красивыми ногами к большому барабану. И прикажешь барабанщику бить этот ритм! Повтори его… Правильно. Но еще не все. Если ты родилась и выросла при дворе, то знаешь, где конюшни.

Танцовщица: Знаю, повелитель.

Хан: Там ты покажешь перстень конюхам и приведешь сюда моего коня. Он очень норовистый и злой. Он может тебя искалечить, но это уже неважно. Главное, пока не искалечил, выпусти его из стойла. Он знает дорогу и знает сигнал барабана, услышав его, он сам прибежит ко мне. Ты все поняла? Не перепутай! Сначала к барабанщику! Если конь искалечит тебя, ты не сможешь передать ритм!

Танцовщица: Я не перепутаю, повелитель. Я никогда не путаю последовательности движений.

Хан: У тебя прекрасные ноги, девочка! У тебя лучшие ноги на свете! Беги! Беги и повторяй про себя сигнал: раз-два-три, раз-два-три, раз-два, раз-два! Раз-два-три, раз-два-три, раз-два, раз-два! Это сигнал похода! Это подо мною конь! Это в руке копье! Это ветер рвет халат! Это запах степи бьет в ноздри, захлебывает легкие, кружит голову! А за спиной диким ревом катится лавина моей атакующей конницы!

Большой барабан начинает бить сигнал похода.

ЗАНАВЕС

КРУГИ

Шпионская история

Действующие лица:

Он

Она

Он, просто и бедно одетый, снимает с себя рюкзак. Потом достает кусок мела и рисует на полу большой круг. Входит Она – тоже очень просто одетая с сумкой в руках.

Она: Здравствуйте, коллега. Решили заняться магией?

Он: Нет. Просто рисую круг.

Она: Зачем же ограничивать свою свободу?

Он: Он не ограничивает. Но когда окружен чем-то своим, чувствуешь себя уютнее.

Она: Войти-то к вам можно, раз ваш круг не магический?

Он: Круг не магический. Хотя честно сказать, хотелось бы, чтобы он стал магическим.

Она: Раз хочется, пусть будет.

Он: Но как же тогда вы войдете?

Она: Знаю способ. Вдруг мне захочется нарисовать свой круг? Чтобы тоже чувствовать себя здесь уютнее. (Она проводит вокруг себя линию так, что два круга пересекаются). Вот и все. Может, хоть теперь вы со мной поздороваетесь?

Он: Здравствуйте. Правда, сначала нам следовало обменяться паролями.

Она: Бросьте. К чему формальности? Разве в таком месте можно встретиться с посторонним? Нормальный человек разве сюда сунется? Тут ведь того гляди, бандита встретишь. Или – ужас-то какой, шпиона!

Он: Да, здесь ошибиться трудно. Хорошо хоть об этом подумали, назначая нам явку.

Она: Только не подумали, что если нас тут застукают, вряд ли отвертишься. Шпионом признают автоматически.

Он: Как добрались?

Она: Не знаю. То есть, не знаю, как отвечать на подобный вопрос. Если я здесь, значит, не повесили. Если не повесили, значит, не арестовали. А если не арестовали, значит, я добралась нормально.

Он: Вы – мой напарник или привезли инструкции?

Она: Инструкций у меня нет. А поскольку и вы о них спрашиваете, выходит, что мы с вами напарники.

Он: Я просто подумал, вдруг моего напарника по дороге взяли, а вы – связная?

Она: Вынуждена вас огорчить – меня по дороге не взяли.

Он: Интересно, почему нас не познакомили заранее?

Она: Как раз это не лишено смысла. Чтобы быть друг дружке чужими – как все. И тем самым не выделяться их общей массы.

Он: Вам не кажется, что мы хорошо влипли?

Она: Не кажется. Мы хорошо влипли на самом деле

Он: Я не удивлюсь, если связного просто-напросто забыли послать.

Она: Вполне вероятно. Или неправильно объяснили дорогу. Или перепутали время. Или он всего лишь не прошел.

Он: А если прошел, не исключено, что его поймали и повесили за шпионаж.

Она: Аварийных вариантов на эти случаи вам тоже не сообщили?

Он: Думаю, им они и в голову не пришли. А я не поинтересовался. У вас хоть деньги есть?

Она: В некоторой степени. Если можно назвать деньгами восемь шиллингов с мелочью.

Он: Можно. Потому что у меня и того меньше.

Она: И вы, конечно, подумали, что деньги вам передадут через напарника или связного.

Он: Вы это знаете из собственного опыта?

Она: Увы – да. Но у вас хоть снаряжения целый рюкзак. А у меня – то, что на мне, и эта дурацкая сумка.

Он: Вы не на много богаче. Я уже исследовал содержимое. Там одеяло, пара белья, две пачки сигарет и фонарь. Положили, правда, пистолет. Но он на вид какой-то странный. Не исключено, что игрушечный.

Она: Можно проверить. Все равно делать нечего.

Он: Не стоит. Если окажется настоящим, прибегут на шум. А мне хочется пожить, несмотря на весь идиотизм окружающего.

Она: Но он больше похож на игрушечный.

Он: Если окажется игрушечным, придется выбросить. А не хочется. С оружием чувствуешь себя увереннее.

Она: Тогда, по крайней мере, постели одеяло, чтобы можно было сесть. Ходить в грязной юбке мне не улыбается, а почистить ее в ближайшее время возможностей не предвидится.

Он: Кстати, с твоей точки зрения не лишено смысла и то, что мы остались без инструкций. Чтобы ждать их всю жизнь – как все. И тем самым не выделяться.

Она: О, здесь мы в лучшем положении.

Он: Ты думаешь, нам их все-таки пришлют?

Она: Нет. Просто уверена, что у нас побольше опыта. И мы имеем все основания полагать, что если нам даже и пришлют какие-то инструкции, они окажутся не менее дурацкими, чем наша экипировка. Поэтому можем считать, что очутились в положении Адама и Евы – выбросили, в чем есть, черт знает куда, и что хочешь, то и делай.

Он: Нет, Адам с Евой получили довольно исчерпывающие инструкции.

Она: Ах, да – плодитесь и размножайтесь.

Он: Я имел в виду другое. Добывайте свой хлеб насущный в поте лица своего.

Она: Все равно, начальная точка обозначается как нулевая. А конечная?

Он: Конечная очевидна. В обществе, где все только и знают, что ловить шпионов, быть шпионом – не самое приятное ремесло. Очень может статься, что рано или поздно нас поймают и повесят. Лично мне хотелось бы отдалить данную процедуру.

Она: Мне тоже. Вот видишь, мы нашли еще одну точку соприкосновения. Наши планы совпадают. Остается плодотворнее и ярче заполнить промежуток.

Он: Знаешь, я рад, что мой напарник оказался женщиной. Так все же интереснее.

Она: О вкусах не спорят. Я ничего не имею против того, что мой напарник оказался мужчиной.

Он: Исходя из этих соображений, можно для начала познакомиться.

Она: Разве мы недостаточно знакомы? Я – это я. Ты – это ты. Если понадобится отличать друг друга еще от кого-то, можно будет и усложнить обозначения.

Он: Ты здраво мыслишь. Может, у тебя есть и предложения, как связанные друг с дружкой я и ты будут проводить время, раз оно у нас пока есть? Какие возможны варианты?

Она: Ты мог бы попытаться мною овладеть.

Он: Не хочется. Не то настроение. К тому же, ты сказала “попытаться”, значит, все равно не дала бы.

Она: Конечно. У меня тоже не подходящее настроение. И я все равно тебя отшила бы. Но хоть какое-то развлечение. Так что если захочешь, можешь попробовать.

Он: Слишком пошло, прямолинейно и очевидно. И не очень-то большое удовольствие – наспех, в таком месте и таких условиях. Если не возражаешь, мы это отложим на будущее.

Она: Интересно, как я могу возражать, если не собираюсь заниматься любовью в одиночку?

Он: Какая прелесть! Появилось целое поле деятельности – можно строить планы, предвкушать, мысленно обставлять формальностями и удобствами.

Она: Надо же, так запутать совершенно простое! Хотя как знаешь. Только предупреждаю, какими бы ни были твои планы и предвкушения, если у меня не будет настроения, я тебя все равно отошью.

Он: Я все думаю, может, самим попробовать выйти на связь, поискать контакты?

Она: Не буду и тебе не позволю. Снарядили черт знает как, экипировали чем придется, денег нет, инструкций тоже! Ладно, работать я согласна, в конце концов, на это мы шли. Но ради чего я буду стараться за других, голову в петлю совать? Нужно же иметь и собственное достоинство. Это их дело, пусть сами и шевелятся!

Он: А ты с характером. Словом, интересная женщина.

Она: Иначе и быть не могло, потому что другого объекта для твоего интереса все равно нет.

Он: Как и для твоего.

Она: Допустим. Но не шпионить же нам друг за другом… Кстати, я хотела спросить, тебе эта работа нравится? Не претит следить за людьми?

Он: Что делать, если сами они разучились следить за собой? Кто-то должен заниматься и этим.

Она: Ты прав. С тех пор, как началась эта повальная ловля шпионов, они совсем опустились, ни до чего другого у них руки не доходят.

Он: К тому же, это дело напоминает мне театр. Будто вот эта черта сохраняется все время, а я за ней – чужой, посторонний. Зритель. А вокруг идет спектакль. И я по-своему оцениваю сценарий, игру исполнителей, развитие сюжета. Нравится?

Она: Не очень. Нельзя уйти с надоевшей пьесы и выбрать другую.

Он: Это зависит от личного восприятия.

Она: Все равно скучновато. Твои герои не будут живыми.

Он: Почему?

Она: Они получатся слишком одинаковыми.

Он: Они вовсе не так одинаковы. А пол, возраст, одежда, поведение?

Она: Слишком незначительные отличия. В толпе они незаметны.

Он: А если одушевить их? Сделать настоящими?

Она: Тогда они тут же разбегутся ловить шпионов.

Он: Но должно же хоть что-то и тебя привлекать в нашей работе?

Она: Я как раз наоборот, люблю играть сама. Чувствовать себя актрисой.

Он: Так в чем же дело? Видишь, как все чудесно складывается. Эту черту можно провести и между нами. Я по одну сторону сцены – ты по другую.

Она: Разве в этом дело? Ты уверен, что я знаю, как играть?

Он: Это зависит от тебя.

Она: И от публики. Что интересного для публики я смогла бы сделать в данной ситуации?

Он: Не знаю, что хочешь. Самое простое – раздеться.

Она: Зачем?

Он: Чтобы играть наверняка. Публике всегда нравится, когда у нее на глазах раздевается женщина.

Она: Да какой публике-то?

Он: Любой. Одним нравится само раздевание. А другим – нет, и поэтому нравится, когда женщина прилюдно раздевается, чтобы это осуждать.

Она: Я не о том. Просто пытаюсь уяснить мотивы интереса. По-моему, сейчас трудно найти мужчину, который не видел бы раздетых женщин. А любая женщина может подойти к зеркалу и смотреть хоть круглосуточно. Почему же такое зрелище должно нравиться? Я устроена точно так же, как остальные.

Он: Важна не женщина как таковая, а сам процесс. Зрительниц он волнует как раз потому, что они так же устроены, и они мысленно переносят раздевание на себя. А зрителям интересно предвкушение. Ожидание незнакомого, хоть в мелочах отличающегося от виденного раньше.

Она: Значит, суть в процессе, а когда открыто все – уже не интересно?

Он: Совершенно верно. То, что еще закрыто, представляет собой поле для фантазии.

Она: Растолковал доходчиво. Ну что ж, если это действительно так интересно, я готова. Соответствующую музыку тоже можешь включить в план тренировок своей фантазии. (Она встает и медленными движениями, как в стриптизе, снимает туфлю. Немного подумав – вторую. Потом раскланивается).

Он: И все? А остальное?

Она: Остальное, как просил – поле для фантазии. Что тебя не устраивает? Виден цвет кожи, видны линии, а все прочее может дорисовать воображение. Видишь, какое богатое поле для фантазии я тебе оставила. Или я в чем-то ошиблась?

Он: В принципе, нет. Хотя поле для фантазии можно было оставить и поменьше. Вид некоторых предметов туалета сам по себе развивает воображение.

Она: Для этого, когда выберемся, тебе стоит заглянуть в магазин дамского белья. Там такие предметы выглядят и свежее и интимнее, поскольку еще свободны от своего прямого назначения. Ты, кажется, что-то говорил о сигаретах в рюкзаке?

Он: Да, прошу.

Она: Если уж хочешь быть любезным до конца, сядь пожалуйста ко мне спиной.

Он: Зачем?

Она: Чтобы я могла на тебя опереться. Посидеть вот так и поблаженствовать Сейчас мы с тобой похожи на нормальную супружескую пару.

Он: Разве?

Она: Поразительно похожи. Для чего же еще люди создают семьи?

Он: Наверное, надеются стать счастливыми.

Она: Они же не слепые. Они прекрасно видят и окружающих, и предшественников.

Он: Мне кажется, они обычно ищут другой опоры. Другими точками.

Она: Что ты! Это не из той оперы! Другими точками без предварительных ритуалов и взаимных обязательств действовать проще, а часто и приятнее.

Он: Значит, семья только для того, чтобы опереться?

Она: Ну да. Эдакое состояние неустойчивого удобства. Как у нас с тобой.

Он: Когда один захочет пошевелиться, другому станет неудобно.

Она: Совершенно справедливо. А если у одного устанет спина, и он захочет распрямиться, другой потеряет равновесие и может грохнуться.

Он: Ты была замужем?

Она: Каждая женщина должна быть загадкой, а уж шпионка тем более. Поэтому можешь разгадывать такие загадки сам, сколько душе угодно.