Текст книги "Каин: Антигерой или герой нашего времени? (СИ)"

Автор книги: Валерий Замыслов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 29 страниц)

Глава 24
В Кашине

Через три дня состоялся грабеж купца первой гильдии Гурьева, через два – купца второй гильдии Сарафанникова, затем графа Шереметьева и князя Голицына…

Москва загудела тревожным именем: Каин, Каин, Каин…Он грабит самых именитых людей.

Генерал-аншеф Семен Андреевич Салтыков, начальник Московской Тайной канцелярии, член Сената метал громы и молнии.

Фома же Зыбухин, глава Сыскного приказа, места себе не находил. По Москве бушевал неслыханный разбой, никогда еще так дерзко и виртуозно не девствовали воры.

Не зря когда-то Фома Зыбухин подумал, что преступную банду возглавил новый гопник, чьи неуловимые разбои вызывают восхищение даже у самого генерал-губернатора. Он готов этого Каина на Болотной площади четвертовать, но отдает должное его воровскому искусству.

– Это не жулик, а какой-то дьявол. Его способности не поддаются здравому смыслу. Им обеспокоена сама матушка императрица. Ограблен родственник любимца Анны Иоанновны, князь Голицын. Она предписала Бирону, дабы тот полностью переключил московскую полицию на поимку Каина… Тебе ж, Фома Кузьмич, в другой раз говорю: не примешь самых жестких мер – не только вымету из Сыскного приказа сраной метлой, но и в тюрьму посажу за преступную бездеятельность.

Фома приуныл. Этот Каин, наверное, и в самом деле дьявол. Попробуй, излови. Вот, сволочь! А ведь, если честно признаться, у губернатора тоже рыльце в пуху. Не он ли лично выдал Ваньке Осипову абшит? Правда, тогда Салтыков не знал о кличке Осипова, не доложили. Но прежде чем на документе расписываться, надо было всю подноготную о Ваньке изведать. А ныне ишь какой выверт получился. Вся Москва трепещет от дьявола-злодея.

А простолюдины довольно толковали:

– Ерой наш Каин. Вот те и Ванька, ишь, как богатеев потрошит.

– Так им и надо, кровопивцам. Нуждой задавили. Глянь, сколь люду от голодухи помирает. Всех бы их лишить добра.

– Молодцом, Каин.

– Это не кличка. Его нам сам Бог послал, чтоб неправедных людей наказывал…

Разговоры народа, разумеется, доходили до Ивана, и он с радостью убеждался в своей правоте: он не вор, а заступник народный. Мститель! Все его действия весьма боготворимы черным людом. Не к этому ли он стремился?

Но, резанула вдруг иная мысль. Добра награбили столько, что и на возу не увезти. И все это кучке гопников. Но в три горла им ни пить, не есть, да и когда смерть настанет, у гроба карманов нет. Что же это ты, народный заступник, о нищих и убогих забыл?

Со своей мыслью поделился с ватагой:

– А не пора ли нам, господа воры, и с голью перекатной поделиться? Небось, слышали, как о нас по-доброму толкуют. Надо обойти все паперти и подать милостыню каждому нищему и обездоленному в городских слободах, у коих голодных ребятишек мал-мала меньше. И не по семишнику! Пусть молва пройдет, что мы не какие-то крохоборы, а истинные помощники простому люду.

В комнате повисла безмолвная, настороженная тишина: Каин взорвал давно устоявшийся воровской обычай. Одно дело сунуть денег караульным солдатам, чтобы выручить из каталажки своего товарища, другое – поделиться с нищей братией, и немало поделиться. Не дело придумал Каин.

Иван без лишних слов понял, что на сей раз его слова наткнулись на глухую стену, но повелеть он не имеет права, так как воровской мир живет по другим понятиям. Уповать же на совесть – дело бесполезное, ибо совесть у воров под спудом лежит.

Иван глянул на братву недовольными глазами и сухо (не без язвы) бросил:

– Не смею приказать, господа честные. Я ж пошел по папертям.

Вскоре за ним подались Камчатка с Куваем. Последним вышел с кислым лицом Васька Зуб.

На другой день слава о Каине поднялась до небывалых высот. Наконец-то он достиг вершины неслыханной известности. Мечта его свершилась, но оставаться в Москве он уже не мог, ибо каждый день пребывания в Первопрестольной становился все более для ватаги угрожающим..

– Пора уходить, братва. Двинем на Волгу и там вдоволь разгуляемся.

Думы Ивана звали к претворению в жизнь еще боле возвышенной мечты.

* * *

Облюбовали город Кашин, остановившись под видом московских купцов в Ямской слободе у местного старосты.

Город невелик, тихий, улежный, и к тому же древний. Когда Кашин основан, никто в городе не знают, зато с гордостью рассказывают историю, что сам хан Батый с превеликим трудом смог одолеть кашинцев, а вот великий князь Дмитрий Александрович и вовсе не мог взять Кашин.

В 1288 году, во время нападения на Тверское княжество, он пытался овладеть городом, но безуспешно простоял перед ним девять дней, ибо Кашин был сильно укреплен.

Неприступности города много способствовало его положение. Река Кашинка огибала древний город со всех сторон, так что он стоял как бы на полуострове, доступ к которому был только с одной стороны, в узком (не более 50 саженей) перешейке между изгибами реки. Перешеек этот был перерыт глубоким рвом и укреплен валом с тыном и частоколом.

Но Каина интересовали не древности. В первый же день он пешком обошел весь город, и на торговой площади столкнулся с ярославским купцом Терентием Светешниковым.

– Это надо же, как нас судьба сводит, Василий Егорыч.

– И впрямь, Трентий Нифонтович. Значит, сведет еще раз. Давно здесь?

– Два дня. Никогда не думал в Кашине побывать, да вот привелось. Приехал в Москву помолиться мощам преподобных чудотворцев и в Успенском соборе разговорился с протопопом Серафимом, кой зело желудком мается. Мы с ним давно дружны, а посему я в Кашине оказался, дабы привезти отцу Серафиму целебной воды. Освятил ее в кашинском соборе и сегодня вспять отбываю.

– Какая жалость, Терентий Нифонтович. Так мы с вами и не потолкуем. Я только что прибыл и пока худо знаком с городом.

– Сам по себе город не плохой. Одних церквей боле двух десятков да три монастыря. Как купцу скажу, что Кашин имеет войлочно-валяльную и свечную фабрики, а так же известный завод виноградных «кашинских» вин купца Зызыкина. Весьма хорошо идет и хлебная торговля. Сам помышлял заключить сделку с местными купцами на сорок тысяч пудов, да нет времени. Надо отца Серафима спасать.

– А хотите, я вам помогу, Терентий Нифонтович? Закуплю хлеб, перевезу на подводах к Волге, найму расшиву и в Ярославль под парусами.

– Но это же займет массу времени, Василий Егорович. Да и как-то неловко отрывать вас от своих дел.

– Пустяки. Времени у меня будет достаточно.

– Не знаю, право…И все же мне очень неудобно, Василий Егорович, занимать вас моими делами.

– Ради Бога, не уничижайте себя, Терентий Нифонтович. Я сегодня вам помогу, вы – завтра.

– Непременно. На всю жизнь буду у вас в долгу…

– Да Бог с вами, любезный Терентий Нифотович. Лучше скажите, чем еще Кашин может заинтересовать?

– Дважды в год в Кашине проводятся ярмарки, базары же – еженедельно. Но больше всего прославился город своими целебными минеральными водами, коими богата река Маслянка, и куда нередко приезжают на лечение богатые люди…

Ямская слобода, где остановилась ватага Каина, как раз находилась неподалеку от «пользительной» реки, чем не преминул воспользоваться Иван.

Свой же приезд в Кашин он объяснил старосте слободы следующим образом:

– Москва нуждается в хлебе. Намерены закупить после Покрова сорок тысяч пудов, а пока намерены здоровьишко поправить, кашинской водицы попить.

– С хлебушком дело верное, пока родит, слава Богу, да и цена гораздо ниже московской. Я сам малость хлебом приторговываю… А вот на счет здоровьишка, может, и закавыка выйти. Купец Савелий Зызыкин на источники руку наложил. С каждой бутылки – полушка[100]100
  Полушка – монета в ¼ копейки.


[Закрыть].

– Да то ж – кружка пива!

Староста развел крупными жилистыми руками.

– Хочешь здоровье поправляй, не хочешь – и дальше пребывай в недуге… Но я, как погляжу, никто из вас здоровьем не обижен.

– Это ты напрасно, Еремей Лукич. В нутро не заглянешь. Иногда так прихватит, хоть на стену лезь.

– Прости, коль не так, ваша милость.

Каина же заинтересовал заводчик Савелий Зызыкин.

– Выходит, пошлину на ключи наложил? Чего ж народ не возмутился?

– Возмутился, а Савелий грамотку от тверского наместника привез. Золото не говорит, а чудеса творит. Вот таким Макаром весь люд и объегорил.

– Никак, башковитый?

– Куды там. На наших землях виноград сроду не растет, а Зызыкин целых пять десятин им занял. Народ хихикал, а Савелий всем нос утер. Взрастил! Да такой добрый виноград получился, что заводчик из него стал стоящие вины выделывать, коими даже и в Москве и в Петербурге заинтересовались. Знаменит и богат стал Савелий Зызыкин.

– Лихие не шарпают богатых-то?

– Пока Бог миловал. Покойный городок, но заводчик всегда настороже. И завод под надежным караулом, и дом его каменный высоким тыном обнесен. Одних сторожей, поди, с десяток. И чего с такой опаской живет? У нас, чай, не Москва.

– А чем Москва не по нраву, Лукич?

– Аль сам не ведаешь? Мои ямщики, что на Москву гоняют, такие страсти рассказывают, что волосом дыбом. Какой-то страшный разбойник там объявился, коего Каином кличут. То ли человек, то ли дьявол. Вся Москва от него в ужасе. Да вы, чай, ваше степенство, лучше меня о сем лиходее наслышаны.

– Наслышаны, Лукич, покоя от него нет, – хмуро высказал Каин, а на душе его будто серебряный колокольчик заиграл. Вот она – покатилась слава по всей Руси. Покатилась!

Честолюбие с небывалой силой охватило Ивана, но он с замкнутым (для старосты) лицом распрощался с ним и направился к речке Маслянке – глянуть на живительные источники. Возле одного родника какой-то человек (дворянского виду) покрикивал на кучера, набирающего в ведерную стеклянную бутыль целебную воду:

– Мимо не лей, чурбан! Вода денежек стоит.

Подле источника стояла довольно богатая карета, а возле кучера – дюжий мужчина в сером сюртуке и с большой деревянной «пошлинной» кружкой, имевшую прорезь для проталкивания монеты.

Каин наблюдал в сторонке. Он не стал вступать в разговор с покупателем воды, а когда тот, заплатив пошлину, поехал к городу, Иван подошел к сборщику дани.

– И многие за водой наезжают, братец?

Сборщик кинул внимательный взгляд на незнакомого «купца», и неспешно ответил:

– Хватает, ваше степенство. Сей водицы цены нет. Никак, тоже намерены подлечиться?

– Есть такое желание… А те, что издалека наезжают, пологу в городе живут?

– По-разному, ваше степенство. Бывает, недели две, а некоторые и до зимы здесь обретаются.

– Живут в Гостином дворе?

– И здесь по-разному, ваше степенство. Многие стараются комнату, а то и весь дом снять.

– А куда ж хозяева?

– Хозяева? – усмехнулся сборщик. – За хорошие деньги рады и в сараюшке перебиться. Один житель даже в курятник ушел. Никак, замес-то петуха будет, хе-хе… Сами-то, ваше степенство, надолго к нам? Могу доброе местечко подсказать.

– Сделай милость.

– А чего же не сделать, коль алтына не пожалеешь.

– Ушлый ты мужик, своего не упустишь. Держи два алтына.

– Сразу видно солидного купца. Благодарствую… На Покровской улице, четвертый дом от храма, спросить купчиху Евдокию Семеновну Ножкину.

– Вдова?

– Сметливый вы, ваше степенство. И всего-то четыре года с мужем пожила, – словоохотливо рассказывал сборщик, – а тут напасть приключилась. Поехал супруг на расшиве хлеб в Ярославль продавать да угодил под разбойные струги Мишки Зари, что на Волге промышляет. Гаркнул он работным людям: «Сарынь на кичку»[101]101
  Сарынь на кичку – выражение это считается остатком воровского языка волжских разбойников. Сарынь означает чернь, толпа; кичка – нос судна. Это было приказание бурлакам убираться в сторону и выдать хозяина, что всегда и исполнялось беспрекословно, отчасти потому, что бурлаки были безоружны и считали разбойников кудесниками.


[Закрыть] – и нет купца.

– Не повезло Евдокии.

– Это как взглянуть, ваше степенство. Занятная бабенка, пригожая, мужики к ней липнут, но Евдокия – женщина с разбором, многим от ворот поворот.

– Дети есть?

– Бог не дал. Супруг-то ее квелым был, без перца. Народ языки чешет, что купец не мог свою роскошную кралю ублажить.

К источнику подошел новый покупатель целебной воды, и Иван вернулся к Ямской слободе. В голове его созрела новый любопытная наметка.

Дом у Еремея крепкий, просторный, в два этажа. Нижний – каменный, верхний – из кондовой сосны. В семье, кроме супруги, два сына и три дочери на выданье. Девки ядреные, щедротелые, в самой цветущей поре.

Иван как-то спросил:

– Аль женихов в Кашине нет, Еремей Лукич?

Еремей поскреб кудлатый затылок пятерней.

– Да как тебе сказать, ваше степенство. Женихи, конечно, есть, но не первого сорта. За голь не хочу выдавать, а купцам да всяким городским чинам ровня нужна. Вот тут и покумекаешь… Сам-то, небось, оженок?[102]102
  Оженок – т. е. женатый человек.


[Закрыть]

– Не угадал, Лукич. Добрую жену взять – не вожжей хлестнуть, приглядеться надо.

– Приглядись, ваше степенство. Бывает, возьмешь неровню, а она клад.

– Бывает, – ухмыльнулся Каин, поняв намек старосты.

Братве же Иван строго настрого наказал:

– В Кашине – никакого грабежа. Здесь гопников не знают. Стоит нам заняться разбоем, как слух долетит до Москвы, и прощай покойная жизнь. Забудьте наши имена и клички. Отдыхайте, пейте минеральную водичку, интересуйтесь хлебными ценами. К дочерям хозяина не приставать, воровским языком не трепаться, иначе каждый сразу уяснит, что за люд в Кашин прибыл. Кормежка – в трактире, но чарка – в меру, не упиваться до чертиков, ибо мы степенные купцы. Тот, кто мой наказ преступит – будет изгнан с позором.

– Плотником заделаешь? – ощерился Зуб.

– И заделаем, коль того будешь достоин.

– Так что же нам тут один квас лакать? – с прокислым лицом спросил Легат.

– Тебе что, уши заложило? Дважды повторять не люблю, я все сказал.

Каин как всегда говорил твердо, не терпящим возражений языком. Не каждому из братвы это приходилось по нраву, и все же никто не переходил в ропот, так как все уже давно убедились (особенно по Ярославлю), что вожак всегда говорит толковые вещи, и что всегда его планы по тому или иному грабежу были на редкость удачны, а посему приходилось терпеть его крутые наказы.

На другой же день, подгоняемый своей новой затеей, Каин направился на Покровскую улицу, дабы встретиться с купчихой Евдокией Ножкиной. Дом ее выглядел весело, нарядно, срублен в виде хором с башенками, кокошниками и резными петухами.

– Извольте спросить, милейший. Принимает ли госпожа Ножкина?

Привратник, увидев перед собой молодого купца в черном сюртуке тонкого сукна и в бархатной жилетке с золотой цепочкой, учтиво спросил:

– Как прикажете доложить, ваша милость?

– Московский купец Василий Егорыч Корчагин.

– Доложу, ваша милость, а уж там, как моя сударыня сызволит. Ждите.

Сударыня «сызволила» принять.

«А теперь, – подумалось Ивану, – все будет зависеть, от того, как мне удастся сыграть новую роль».

Умение перевоплощаться – своеобразный, редкий дар Каина, который позволял ему разговаривать в любом обществе, с людьми разных сословий[103]103
  Удивительный дар перевоплощения Ваньки Каина был отмечен его современниками, в том числе секретарями Сыскного приказа.


[Закрыть] на их языке. Каин в который раз благодарил бывшего камердинера Филатьева, происходившего из дворянской среды.

Внешний вид нарядных хором далеко не соответствовал внутреннему убранству комнат, ибо в них ничего не напоминало на роскошную обстановку, свойственную богатым купцам. Все выглядело простенько без затей, лишь кабинет купчихи был более менее украшен приличной мебелью, красивыми обоями и бледно-розовыми кисейными шторами.

Что же касается хозяйки, то она превзошла все ожидания Каина. Это была довольно красивая женщина лет двадцати пяти, с волнистыми соломенными волосами и светло-голубыми глазами, которые излучали насмешливую задоринку, свойственную веселым, шаловливым женщинам.

– Присаживайтесь в кресло, милостивый государь, – внимательно поглядев на гостя, мягко произнесла купчиха. Сама же она расположилась на кушетке, обтянутой шагреневой кожей.

– Благодарю вас, сударыня. Мое воображение оказалось слишком скудным. Я и представить себе не мог, что увижу такую привлекательную даму.

Евдокия Семеновна улыбнулась краешками полных карминовых губ. Она привыкла к восторженно-хвалебным словам поклонников. Любопытно, что будет говорить дальше этот молодой купец, который представился Василием Егоровичем Корчагиным.

(К сведению читателей скажем, что Евдокия Семеновна на редкость для купеческой среды) была довольно образованной женщиной и всеми силами старалась походить на дворянку, что подтверждали и открытая крышка фортепьяно, на котором стояли ноты в специальной подставке и фижмы[104]104
  «В те времена величина фижм соразмерялась со знатностью особы, бока которой они украшали. Всякая знатная дама считала тогда обязанностью походить на венгерскую бутылку с узеньким горлышком и широкими боками или на земной шар, у которого поперечник от южного полушария до северного был несколько менее поперечника экватора. Вероятно, с этого времени вошло в употребление для знатных гостей отворять обе половинки двери, ибо и тут многие дамы проходили не иначе как боком. Сообразно с табелем о рангах, начиная с 1-ого до 14-го класса, фижмы суживались, и у жен купцов и других нечиновных лиц среднего класса заменялись обручниками, которые нередко, по благоразумной бережливости и хозяйственной расчетливости, снимались с рассохшихся огуречных бочонков» С таким тонким юмором рассказал о фижмах беллетрист первой половины 19 века К.П. Масальский


[Закрыть]).

– Ваша фамилия довольно известная. Ваш батюшка, как мне известно, широко торговал хлебом, поэтому и вы, как я полагаю, приехали не только на воды, сударь?

– Вы правы, сударыня. Без хлеба я из Кашина не уеду.

– Но вас привели в город не только торговые дела?

– Вы правы, сударыня. Прельстили и ваши знаменитые кашинские источники.

Евдокия сверкнула игривой белозубой улыбкой.

– И это говорите вы? Молодой, крепкого сложения мужчина? Ваши слова я принимаю за шутку.

Иван в свою очередь так же улыбнулся.

– На здоровье я и впрямь не жалуюсь, сударыня, но ваши воды настолько хороши, что грех ими не воспользоваться. Сегодня я видел, как воды закупал весьма почтенный человек, приехавший в богатом экипаже. Похоже кто-то из дворян.

– Ничего удивительного. Дворяне из Твери, Москвы и других городов стали в Кашине частыми гостями. Экипажи же их действительно хороши. Сказка!

Последние слова Евдокии не остались без внимания Каина. Купчиха явно завидует и, несомненно, мечтает о роскоши. Это ее слабое место, которое и нужно употребить.

– Сказку не так сложно претворить в жизнь, особенно при вашей замечательной наружности, любезная Евдокия Семеновна.

– Вы намекаете на богатого селадона, Василий Егорович?

Иван некоторое время помолчал, ибо он не знал, что означает иноземное слово «селадон», но интуитивно догадался, что сие близко к бабнику.

– Разумеется, может и дамский угодник подарить сногсшибательную тройку и шикарную карету.

– Увы, Василий Егорович, Каширин – не Москва. Здесь виверов днем с огнем не разыщешь.

«Опять иноземным словцом дамочка щегольнула, – про себя усмехнулся Каин. – Ну да не на того напала. Сие слово мне от Ипатыча знакомо».

– Скуповаты местные купцы?

– Не то слово, сударь. В мороз льду не выпросишь, да и тех по пальцам можно пересчитать. Сынки их сватаются, но какой резон с ними судьбу связывать, когда их папеньки, скорее удавятся, чем приличное приданое пожалуют. Полнейшая безнадега, простите за простонародное словечко.

Разговор продолжался, но Ивана удивляло, что Евдокия Семеновна до сих пор не спросила о цели его визита. Нарочито или по какой-то странной забывчивости? Всего скорее она увлеклась беседой и не задала обычный для таких случаев вопрос. Если увлеклась, то пора сделать более прозрачный намек.

– И все же безнадеги я не вижу, любезная Евдокия Семеновна. Не желаете послушать одну весьма увлекательную историю, происшедшую в Москве с одной небогатой, но очень заманчивой купчихой.

– С удовольствием, – охотно согласилась Евдокия Семеновна.

– Мария Борисовна была примерно ваших лет. Рано овдовела, торговые дела без супруга пошли из рук вон плохо. Марии грозила нищета. И чтоб вы думали? И года не прошло, как бедная вдовушка превратилась в очень богатую женщину.

– Бедную золушку взял замуж заморский принц?

– Если бы так, Евдокия Семеновна. У Марии оказался весьма ловкий родственник. Он приходил в ресторацию, где собирались по вечерам приезжие купцы, кои останавливались в Гостином дворе, подсаживался к наиболее богатым купцам, представлялся видным торговым человеком и заводил игривые разговоры, о чем обычно толкуют подвыпившие мужчины.

– Вы хотите сказать о фривольных разговорах, сударь?

«Вот шпарит, но дамочка произнесла это слово опять-таки с игривой задоринкой в глазах. Выходит, ей по нраву мой рассказ. Продолжим!»

– Не буду ходить вдоль да около, любезная Евдокия Семеновна. Одним словом, сей ловкий человек приводил одного из сластолюбцев к Марии, та, разумеется, нарочито шла навстречу его похотливым желаниям, слегка оголялась, и в эту минуту в спальню входил грозный супруг со шпагой.

– Но позвольте, сударь. Какой супруг у вдовы, какая шпага? Вам не кажется, что вы, пардон, несколько заговорились?

– Ничуть, сударыня. Муж, конечно же, ненастоящий, его измыслил все тот же изворотливый сродник. И откуда было знать приезжему купцу, что Мария вдова? Шпага, приставленная к груди селадона, как вы только что изволили сказать, приводила незадачливого купца в неописуемый ужас. Он просил пощады и готов был отдать все, что при нем имелось: перстни, деньги, дорогой экипаж, на котором он приехал к вдове. Жизнь-то всего дороже.

Разъяренный «супруг», после долгих умоляющих слов купца, наконец-то соглашался на откупные, и отпускал сластолюбца без экипажа, украшений и денег, да еще при том тот умолял, чтобы о сем унизительном приключении не узнал ни один из купцов, а тем более в том городе, откуда приехал в Москву наш герой повествования, ибо торговые люди, как и дворяне, весьма дорожат своей честью. Вот такое прибыльное дело придумал для Марии ее оборотливый сродник.

– Какая гадость!

Евдокия Семеновна с пылающим от возмущения лицом, порывисто поднялась с кушетки и взад-вперед, колыхая необъятными фижмами, прошлась по кабинету.

– А теперь, милостивый государь, сообщите о цели вашего визита. Мы слишком увлеклись разговором.

– Великодушно простите, сударыня. Цель моя довольно проста. Ищу комнату месяца на два.

– Весьма тривиальная просьба, но я стараюсь воздерживаться от постояльцев. Не хочу лишних хлопот.

– Как вам будет угодно, сударыня. Разрешите откланяться.

– Прощайте, милостивый государь… Впрочем, если вы будете изнемогать от скуки, заходите, как вам заблагорассудится. Мило поболтаем, разумеется, без непристойных историй.

– Благодарствуйте, любезная Евдокия Семеновна, – галантно – поклонился Каин. – Зайду непременно-с.

Каин возвращался в Ямскую слободу в самом добром расположении духа. Во-первых, он был благодарен судьбе, что несколько лет вращался в купеческом доме и нередко, когда его вызывал по тому или иному делу Филатьев, он не торопился входить в его кабинет, дверь которого зачастую была приоткрытой и всегда прислушивался к разговорам господ, среди которых были не только знакомые купцы, и господа офицеры, но, случалось, и дамы, а именно вдовы, прибывшие к именитому Филатьеву с какой-нибудь просьбой. Все эти беседы и разговоры Каин впитывал в себя, как губку, сам еще не зная, насколько они ему пригодятся, как и многолетние уроки Ипатыча. И они изрядно пригодились, ибо первую серьезную победу он одержал в Ярославле.

Во-вторых, он с полной уверенностью мог сказать, что дамочка клюнула. Ее негодование относительно «похабной» истории, было откровенно фальшивым.

В-третьих: приглашение «мило поболтать» – открытый намек на то, что «пошлая» история про бедную купчиху ее явно заинтересовала.

Очередной хитроумной задумке суждено было сбыться, но для ее осуществления необходимо обломать заводчика Савелия Зызикина.

Разговор с Зызикиным состоялся лишь через два дня: Ивану не захотелось добиваться встречи с Савелием Григорьевичем на его заводе, ибо сие предприятие не входило в планы Каина, а посему он дождался воскресного дня и направился к двухэтажному каменному дому, возведенному на реке Кашинке.

Савелий Григорьевич уже знал о прибытии в город московских купцов, а посему принял Каина без волокиты.

Опустим для читателя ничего не значащий разговор и приступим к деловой части беседы.

– Не желаете, Савелий Григорьевич, на два месяца продать мне источники?

– С какой стати, ваше степенство? – поднял на Каина удивленные ореховые глаза под жесткими ершистыми бровями заводчик. – Вы должны знать, что оные источники принадлежат государственной казне.

– Я говорю всего лишь о сборе пошлины, из которой пятая часть идет в казну Тверской губернии.

– Вы недурно осведомлены. И все же, Василий Егорович, зачем вам это понадобилось?

– Два месяца я буду приходить на источники, и лечить свой желудок. Я не сторонник, кто закупает целебную воду ведерными бутылями, ибо уже на другой день вода заметно утрачивает свою целебную силу, если ее не освятить в церкви. Пить надо сразу от источника и не более трех кружек в день.

– Не понимаю, господин Корчагин, кто же вам мешает выполнять необходимую вам процедуру?

– Недужные люди. Кто только не ходит на источники! А мне нужен покой. Выпить, отдохнуть на гамаке, подышать свежим воздухом, поразмыслить о торговых делах. А тут лошади, брички, тарантасы, непотребный говор пьяных мужиков. И такие люди приходят. Какая уж там спокойная процедура?

Зызыкин выслушал чудаковатого купца с нескрываемой усмешкой.

– Да вы, голубчик, в своем уме? Вы хотите лежать кверху чревом на гамаке и никого не допускать к минеральным водам? Вы несете сущую белиберду.

– Ничего подобного, господин Зызыкин. Я займу всего лишь один источник и готов заплатить за него двойную цену за весь период.

– А два остальных? – многозначительно хмыкнул заводчик.

– Под моей опекой. Позвольте мне два месяца побыть хозяином пошлинной кружки. Назовите цену сбора за названный период?

– Любопытный вы, однако, человек, господин Корчагин. Да я вам назову такую цену, что вы тотчас выскочите из моего кабинета.

– Смело называйте, я не стеснен в средствах.

– Ну что ж… попробую потешиться над вами. Десять золотых червонцев!

– Благодарствую, господин Зызикин. Конечно, вы заломили бешеную цену, которую вы и за год не собираете. Но, как говорится, здоровье дороже денег. Я вам даю пятнадцать червонцев. Без договора и векселей. Наличными!

Савелий опешил. Этот купец либо, в самом деле, сумасшедший, либо сказочно богат.

– Получите, господин заводчик. По рукам?

– Однако, господин Корчагин, – все еще пребывая в некоторой растерянности, проговорил хозяин винного завода. – Не ожидал-с… И все же нам необходимо скрепить своими подписями договор. Порядок-с требует.

– Я к вашим услугам.

Через несколько минут подписали бумагу и ударили по рукам.