Текст книги "Собрание сочинений. Том 1"
Автор книги: Валентин Овечкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 32 страниц)
Такой секретарь райкома раньше, бывало, во время хлебозаготовок переключал всех и вся на очистку и вывоз зерна на элеваторы, о других срочных полевых и хозяйственных работах в колхозах запрещал и думать. Зябь в эти «штурмовые» по хлебу пятидневки и декады не пахали, озимые не сеяли, корма для скота не заготавливали – будто мы одним днем живем и в будущем году нам уже ни хлеб, ни мясо, ни молоко не потребуются. В оркестре при хорошей игре каждый инструмент издает именно те звуки, которые ему отведены в общей симфонии, и в нужное время, и нужной силы. А тут секретарь как бы схватил одну какую-то трубу, самую громкую, бас или контрабас, как они называются у музыкантов, – и дует в нее, заглушая все прочее. И мелодия получается – хоть святых выноси.
Но вот в чем главное. Чему он, такой секретарь, учит свой районный актив? Какие кадры растит у себя в аппарате и других районных учреждениях? Может ли такой партийный руководитель – сам формалист и, по сути дела, конъюнктурщик-очковтиратель – воспитывать у других людей, у своих сотрудников творческую смелость мысли, инициативу, настоящую, а не показную деловитость, честную принципиальность, самые ценные качества человека, занимающего ответственный пост на государственной службе? Вряд ли способен он воспитывать эти качества у других, поскольку у него самого-то их нет. Вблизи таких людей не создается – прибегнем к агротехническому термину – благотворный микроклимат для расцвета талантов.
Знал я еще такого секретаря обкома. Много повидавший в жизни, неплохо разбиравшийся в людях и несколько скептически-холодный в обращении с окружающими, он не любил угодников и подхалимов, едко подшучивал над ними, а не подхалимов, не «молчаливых», работников с головой на плечах и самостоятельным взглядом на вещи, пытавшихся иногда даже возражать ему кое в чем, совершенно не терпел. С течением времени число таких дельных работников в аппарате обкома и других областных учреждениях уменьшалось. Либо они сами вынуждены были просить о переводе куда-нибудь в другую область, либо их откомандировывали, «по согласованию», в распоряжение министерств и главков. Освободившиеся штатные должности, естественно, занимались другими лицами, которые, учитывая печальный опыт предшественников, не решались уже ни в чем перечить секретарю обкома Лобову, держались «ниже травы, тише воды».
Не питал Лобов теплых чувств к подхалимам, с неприязнью и брезгливостью относился к «флюгерам», семь раз на неделю менявшим свои убеждения и «научные теории», и все же такие люди благополучно уживались возле него и даже численно множились. Он, Лобов, сам своей нетерпимостью к инакомыслящим и развел вокруг себя этот «холуизм», над которым порою издевался на заседаниях бюро или пленумах обкома.
Заведующий городским отделом коммунального хозяйства в порыве служебного усердия и угодничества заасфальтировал часть переулка, в котором занимал квартиру Лобов, – от главной улицы до секретарского особняка и чуть дальше, на несколько метров, чтобы только хватило «ЗИСу» развернуться по ровному. А еще метров сто переулка до другой мощеной улицы так и остались без асфальта, в колдобинах. Лобов, вернувшись из отпуска и увидев перед своим домом такой совершенно «крокодильский» факт подхалимского недомыслия, возмутился, вызвал незадачливого благоустроителя в обком, поносил последними словами, заставил в течение суток заасфальтировать переулок до конца, вспоминал потом этот случай на сессиях городского и областного Совета, цитировал под громовой хохот зала строки Щедрина из «Истории одного города». И все же этот завкомхоз остался на своем месте, даже взыскания не получил. А заместитель председателя облисполкома по строительству – хороший работник, заботливый хозяин, которого всегда в семь часов утра уже можно было видеть на лесах какой-нибудь стройки, заслуженный, авторитетный в народе человек, командир партизанского отряда во время Отечественной войны – однажды крепко поспорил с Лобовым по поводу генерального плана восстановления и реконструкции двух городов области, не согласился с понравившимися Лобову проектами, довел спор до Москвы, добился пересмотра одобренных в обкоме проектов и… поплатился за это трехмесячным отпуском и пособием на лечение, которых не просил, а затем переводом на другую работу, более легкую и соответствующую его слабому здоровью, – на должность директора лесостепного государственного заповедника.
Начальник метеорологической службы области Метелкин, следуя строжайшему указанию не давать в районы прогнозы погоды, не завизированные в обкоме (чтобы не «демобилизовывать» районных работников), дошел до того, что и в обком стал приносить лишь такие прогнозы, какие желательно было иметь Лобову. Если там принималось решение об увеличении площади посевов такой-то культуры, Метелкин давал прогноз, из которого явствовало, что погода для посева и роста этой культуры в весенние месяцы будет самая благоприятная. Если из обкома сыпались в районы телеграммы с требованием немедленно приступить к севу проса и гречихи, Метелкин, со своей стороны, не обращая внимания на холода и даже заморозки, предсказывал резкое повышение температуры в ближайшие дни. Если в обкоме поговаривали о том, что надо бы в этом году начать уборку сахарной свеклы несколько раньше, чем начинали ее обычно, – пойти заведомо на некоторое снижение урожая на первых убранных плантациях, потому что в сентябре корни еще растут и прибавляют в весе, но застраховаться таким образом от больших потерь при затянувшейся уборке, – Метелкин, в подтверждение необходимости таких мер, обещал раннюю и очень дождливую осень. Следовало бы решения принимать, исходя из обстановки, а тут прогнозы подгонялись под уже принятые и проектируемые решения.
Не то сам Лобов разгадал наконец технику составления Метелкиным его всегда приятных начальству прогнозов, не то кто-то из сотрудников бюро погоды написал на него заявление в обком, – Лобов хохотал до упаду, окрестил Метелкина «чемпионом области по холуизму», потешался над ним всласть, отвел ему целых десять минут в своем отчетном докладе на партийной конференции, опять с цитатами из Щедрина и Гоголя, сделал из него посмешище на всю область. Но с работы его все же не сияли. А начальник Управления сельского хозяйства Чеканов, который не удовлетворялся ролью простого собирателя сводок для обкома, пытался разрабатывать какие-то новые вопросы организации колхозного производства и даже выступать со своими предложениями в печати, опытный агроном с двадцатипятилетним стажем, желанный гость в каждом районе, где люди ценили его советы и уважали за смелое обращение с шаблонами, человек, который иногда отваживался и особое мнение записать на бюро обкома, – недолго продержался на посту. Всего лишь полгода поработал он с Лобовым. При первой же возможности его откомандировали «на укрепление кадрами» в новую соседнюю область.
Умен был Лобов. Это чувствовалось и по его содержательным выступлениям на пленумах и конференциях, и по тому, как он решал вопросы на бюро, и по его проницательному взгляду на людей. Интересно, что кадры секретарей райкомов у него были подобраны действительно по деловому принципу. Тут он не терпел краснобаев и очковтирателей, мирился даже с некоторой строптивостью и самостоятельностью районщиков. Понимал, что без хороших секретарей райкомов область ему не поднять.
Но почему же он держал в областных аппаратах малоспособных работников? Почему не гнал подхалимов, терпел этот «холуизм» в своем ближайшем окружении? Чем это объяснить?.. Подхалим противен, если смотреть на него, а если не смотреть, отвернуться и только слушать ласковое журчание его голоса – совсем не противно, даже приятно? Умный спорщик раздражает, а подхалим как-то успокаивает нервы. А может быть, из ревности к чужому авторитету не выносил он присутствия рядом с собой людей с ясной головой и незаурядными организаторскими способностями? Или при всем том, что он работал сам энергично и даже как будто старался поднять область, где-то в глубине души у него было холодное равнодушие к делу, которым он руководил? И совершенно безразлично было ему, кто здесь останется за него, в случае если его переведут на другое место? Кто из его воспитанников будет вершить здесь дела за первого секретаря, кто за второго – это его нисколько не интересовало и не заботило. «После меня – хоть трава не расти». Пусть хоть Метелкина назначают заведующим сельхозотделом обкома.
Бывает и хуже, чем с Лобовым. Способный и энергичный работник, что называется, видный деятель, как бы нарочно окружает себя бездарными, бесцветными людьми в роли своих помощников. Для того чтобы на их фоне его блистательная персона еще ярче сияла, что ли? И держит в первых заместителях, а затем рекомендует на самостоятельный пост человека, который заведомо провалит дело.
Мало этому деятелю, что его хвалили, когда он работал здесь. Хочется ему, чтобы его еще не раз вспомнили, когда он будет переведен в другое место. «Вот был у нас товарищ Н., золотая голова! А этот, что теперь на его месте, и подметки его не стоит!» Для сравнения оставляет за себя никчемного работника. В жертву тщеславию приносятся государственные интересы. Но такой «подбор» заместителей настолько уж чужд духу нашей жизни, что об этом даже как-то горько и стыдно писать.
…Вспоминается рассказ, как в некой стране неглупые хозяева одного концерна устроили испытание директорам заводов. Все директора получили одновременно отпуск, а затем, когда они вернулись, часть из них была уволена. И, как ни странно, уволили именно тех «незаменимых», без которых дела на заводе заметно пошатнулись. А те директора, длительное отсутствие которых совершенно не отразилось на работе завода (значит, подобрали хороших инженеров и приучили их к самостоятельному ведению дела), остались на своих местах, с повышенными окладами и благодарностью от компании за образцовую организацию управления производством.
Партийная работа имеет ту главную особенность, что ее не назовешь ни профессией, ни специальностью. Это выборная работа. Ведь может случиться, что районная партийная конференция и пленум райкома изберут секретарем райкома заведующего конторой «Союзпечати» или директора совхоза, если коммунисты сочтут, что именно ему по праву, по его человеческим и деловым качествам, надо бы руководить партийной организацией.
Партийная работа не специальность, и секретарь может не быть агрономом или инженером, но ему приходится руководить и агрономами, и инженерами, и врачами, и учителями, и литераторами, и художниками, и рабочими, и колхозниками.
И еще особенность: партийных работников не часто премируют и награждают орденами; производственников, специалистов – чаще. Такова уж благородная задача у партийных работников: самим оставаясь как бы в тени, находить, выдвигать и поощрять таланты во всех областях нашего хозяйственного и культурного строительства, растить их, любоваться ими, открывать им широкую дорогу в жизнь и радоваться их успехам, как своим собственным.
Мне могут возразить, что не следует принижать роль партийных работников. Зачем же им, мол, «оставаться в тени»? Я говорю это иносказательно.
Не найдется, пожалуй, у нас в стране человека, которому неизвестно было бы имя Валерия Чкалова. А кто помнит имена его учителей-инструкторов, выпускавших Чкалова в первый самостоятельный полет? Все знают замечательного советского педагога и писателя А. Макаренко. А кто знает имена школьных и житейских учителей самого Макаренко? Кто знает имена учителей Паши Ангелиной, генерала Ватутина, Олега Кошевого? Не будь Дмитрий Фурманов писателем и не сделай режиссеры Васильевы по его книге фильм «Чапаев», мало бы кто знал сейчас про комиссара чапаевской дивизии.
Хотел бы или не хотел этого воспитатель, он всегда в силу особенностей его великой, но скромной работы несколько «в тени» рядом с теми, кого он выпускает в самостоятельную жизнь, на трудовые и боевые подвиги.
Через руки воспитателя пройдут сотни людей. Пусть десять из них выкажут незаурядные способности, а один станет большим ученым, художником, полководцем или государственным деятелем. И этот один своими подвигами «затмит» всех. Что ж, обижаться на это? Воспитатель может прославиться, лишь когда он сам в своем деле исключительный талант и к тому же способен талантливо рассказать о своей работе, как Макаренко или Фурманов.
Работа с кадрами, воспитание людей – главная задача партийных работников, потому что партия существует и работает не ради самой себя, а ради жизни всего народа.
Строитель наслаждается видом растущих заводских корпусов, новых жилых зданий, вокзалов, театров, воздвигаемых по его проектам. Энергетик, которому не дают спокойно спать огромные, не используемые до сих пор людьми и в миллионной доле силы солнечного тепла и ветра, вкладывает свою душу в новые испытательные установки. Нет большей награды для хорошего агронома, как увидеть в середине лета на полях пшеницу, выросшую вровень с его плечом, с колосом крупным и тяжелым, как виноградная кисть.
И партийный работник находит во всем этом радость и удовлетворение. Но первая и наивысшая радость для него – видеть рост людей вокруг себя, расцвет человеческих талантов во всем их многообразии. И от него требуется умение так руководить этими талантами, этими людьми, чтобы каждый работал в полную силу, вдохновенно, с зорким видением наших ближних и дальних великих целей.
Вот что говорил Ленин о талантах в статье «Как организовать соревнование?»: «…организаторская работа подсильна и рядовому рабочему и крестьянину, обладающему грамотностью, знанием людей, практическим опытом. Таких людей в «простонародье», о котором высокомерно и пренебрежительно говорят буржуазные интеллигенты, масса. Таких талантов в рабочем классе и крестьянстве непочатый еще родник и богатейший родник».
Еще раньше, в 1905 году, Ленин так говорил о молодых кадрах революционеров-организаторов:
«Нужны молодые силы. Я бы советовал прямо расстреливать на месте тех, кто позволяет себе говорить, что людей нет. В России людей тьма, надо только шире и смелее, смелее и шире, еще раз шире и еще раз смелее вербовать молодежь, не боясь ее».
Хороший секретарь райкома никогда не пожалуется на помощников, на свои колхозные кадры. Тем он и хорош, что умеет находить среди малопримечательных на первый взгляд людей талантливых организаторов, вожаков, больших мастеров своего дела, прирожденных строителей и загружать их трудной, но интересной, ответственной работой в полную меру их сил.
Очень нужны нам металл, хлеб, уголь, машины, строительные материалы. Мы должны стать самой богатой страной в мире, и чем скорее, тем лучше. Что бы мы ни делали, все сводится к этому – к могучему укреплению экономики нашего государства. Но решение всех хозяйственных задач – в человеке, в кадрах. Главный материал, с которым имеет дело партийный работник, – это человеческий материал. Для него это, если уж переводить на производственный язык, и материал, из которого он строит, и инструмент, которым строит. Кому что: художнику любоваться своей картиной, конструктору – своей новой машиной, а партийному работнику – людьми. И в общем партийный работник «не в убытке». Двойная радость: и за плоды трудового творчества наших людей, и за самих людей.
И тот партийный руководитель, который отдает всю страсть души этому делу, который любовно растит вокруг себя таланты, растит их на больших ответственных делах, где есть простор для умной и смелой мысли, растит терпеливо, не избивая за невольные ошибки, взыскивая за них с отеческой строгой доброжелательностью, настойчиво и мудро направляя эти таланты на верный путь, который именно в этом, в лепке человеческих душ и характеров, находит свое «профессиональное» наслаждение работой, – тот руководитель сам являет собой благородный и светлый, очень нужный в нашей жизни большой талант.
1955
О совещаниях, каких еще не проводили
В зрительном зале драмтеатра проходил областной слет передовиков сельского хозяйства. Партер, балконы – все, до последнего кресла, было занято председателями, бригадирами, животноводами, механизаторами из лучших колхозов области. Поскольку это было совещание передовиков, разговор, естественно, шел больше о достижениях. Каждый выступавший начинал с рассказа о производственных победах его фермы, бригады, колхоза и кончал обязательствами добиться еще лучших показателей.
В перерыве я вышел в сквер у театра. Подошел колхозник, видно не из делегатов слета, с мешком, одетый не по-праздничному, подсел ко мне на скамейку, скинул тяжелый мешок на землю.
– Это что ж тут за собрание идет? – спросил он, указывая на загромоздившие всю площадь у театра грузовики и легковые машины.
Я сказал ему, что за собрание.
– Передовики? Хорошо. Вон сколько машин! Народу-то привезли! А из отстающих колхозов не пускают туда представителей?
– Не знаю, – ответил я. – Вообще-то пройти можно, но куда вы свой мешок с покупками денете? Неудобно – с мешком.
– Да нет, я – то не пойду туда. Какой я представитель! Мне на вокзал надо. Домой еду. Трамвая жду. Просто – интересуюсь… О чем же они там совещаются?
– Ну, как еще больше поднять урожайность, доходы.
– Это дело. На месте никому нельзя топтаться, надо двигаться вперед. Передовики… – колхозник вздохнул. – А об отстающих там речи нет?
– В докладе была речь о них. А в прениях, конечно, передовики больше о себе говорят.
– Ну, ясно. Своя рубашка ближе к телу. Какая им печаль об отстающих. Они свои трудности перебороли… А нас, только и знай, в газетке поругивают, да уполномоченные шумят на нас. А сюда, – он кивнул на подъезд театра, – не приглашают. Передовики… Отделились от нас, как святые от грешных.
Я спросил, из какого он района и много ли у них там отстающих колхозов.
– Точно не скажу сколько, но есть. Да вот взять наш колхоз. Как началась война, с того самого времени и не видели мы хорошей жизни. Поедешь к соседям – другое царство-государство. Денег получают помногу, горы леса навезли из Кировской области, новые дома строят. А у нас – одни долги да просрочки. Их, соседей-то наших, и война как-то стороною обошла. Не при большой дороге. А наше село было на самой передовой. Четыре раза фронт через наше село перекатывался туда-сюда. Ни одной коровы, ни одной хаты в селе не уцелело. Так и пошло с первых послевоенных лет: соседи три шага вперед сделают, а мы – полшага, они еще пять шагов, а мы – шаг. Как отстали с самого начала, так и до сих пор. То председатели были пьяницы, нечистые на руку, а теперь вот и хороший человек попался, три года уже у нас, видим, старается, ночей не спит, и башка у него вроде варит, и к людям хорошо относится, а вот – не получается. Никак не вылезет из нужды.
Показался из-за угла трамвай. Колхозник встал.
– Все с передовиками совещаются, все с ними. А кабы я сейчас вот зашел туда да попросил слова, так, гляди, и не дали бы. Засмеяли б. Куда ты, мол, в калашный ряд! Ты на эту трибуну и взойти недостоин. Тут одни передовики собрались, люди знаменитые… А что же нам, незнаменитым, делать? Как нам от нашего позора избавиться? Собрали бы нас, ну, если недостойны с передовыми колхозниками в одном помещении сидеть, – собрали бы отдельно, без почестей, без музыки, может, и не в театре, а где-нибудь за городом, в лесу, и поговорили бы с нами. Да чтоб не ругали нас, а послушали. Мы бы рассказали! Кто лучше нас знает про нашу жизнь? Никакой передовик не болеет так о нас, как мы сами. Они забыли то время, когда сами копейки на трудодни получали… Второй номер. Мой. На вокзал. Ну, до свиданья!
И, взвалив мешок на плечо, он заспешил к трамваю.
* * *
…В самом деле, почему мы проводим в районах и областях только вот такие совещания – передовиков сельского хозяйства? Почему перед принятием каких-то новых решений о деревне мы держим государственный совет только с представителями передовых, лучших колхозов страны?
Из кого министерства составляют комиссии для подработки того или иного вопроса по сельскому хозяйству? Из представителей известнейших, а стало быть, богатейших колхозов страны. К голосу каких председателей колхозов прислушиваются больше руководители области, района? Конечно, к голосу выдающихся хозяйственников и организаторов, людей заслуженных, отмеченных наградами. Кто же будет принимать во внимание предложения и советы такого председателя, где урожай низкий, и скот голодает, и денег в банке на счету – ни гроша?
А почему бы и не принять во внимание?..
Разные есть отстающие колхозы. Есть такие, где надо немедля сменить руководство, председателя и бригадиров, и дело, может быть, пойдет. Но есть и другие причины отставания.
Я знаю немало хороших людей в должности председателей плохих колхозов. Послали их туда три-четыре года назад, работают они честно, добросовестно, бьются изо всех сил, но вот – «не получается». Почему? Об этом надо их самих расспросить получше.
Если бы отстающих колхозов у нас в стране был только один процент, и то мы должны принять какие-то специальные решения о них. Один процент – это сотни тысяч колхозников. Сотни тысяч людей, желающих и имеющих право, как и все, жить хорошо.
Надо бы держать совет о деревенских делах не только с передовиками сельского хозяйства, но и с отстающими.
У богатых колхозов – свои проблемы, нужды, запросы. Им – построй побольше консервных заводов невдалеке от их садов и огородов, дай стройматериалы в неограниченном количестве, оборудование для мастерских, чтоб ремонтировать технику собственными силами, дай набор новейших машин для комплексной механизации – все возьмут, деньги у них найдутся. У них и организационные задачи иного порядка. И где работы на колхозных полях и фермах высоко оплачиваются, там колхозники не очень дорожат уже и своим подсобным хозяйством.
Перед отстающими же – другие проблемы. Валить эти разные проблемы в одну кучу – все равно что посадить за стол человека, который три дня не ел, и такого, что недавно сытно пообедал, и предлагать им одно и то же угощенье в одинаковом количестве.
Почему бы не проводить время от времени в областях и, может быть, при министерствах сельского хозяйства совещания с представителями отстающих колхозов? Не «собрания лодырей» с вручением им рогожных знамен – боже упаси! Никому не придет в голову возрождать эти осужденные в свое время идиотские формы «массовой работы». Нет смысла, конечно, приглашать на эти совещания заведомых бездельников или пропойц, кандидатов в отставку – ничего умного от них не услышишь. А пригласить бы именно вот таких председателей, бригадиров – честных трудяг, но у которых «не получается». И поговорить с ними по душам. И не надо удаляться в дремучий лес с такими совещаниями. Провести их в тех же помещениях, где и слеты передовиков созываем, но без музыки, без фанфар, без приветствий от пионеров. Очень серьезные и деловые совещания. Даже, может быть, без строгого регламента для выступающих. И конечно, без шпаргалок, этого бича многих наших собраний. Создавать на этих совещаниях особую атмосферу дружеского участия и искреннего желания глубоко выяснить все болезни и нужды экономически слабых колхозов, чтобы люди рассказали откровенно обо всем до конца – что мешает им поднять отставшие в свое время по ряду причин и продолжающие отставать до сих пор колхозы.
* * *
Многое зависит от председателя, от его энергии, способностей, душевных человеческих качеств, многое, но – не все. Есть предел его возможностям – вот это он в состоянии осилить, сделать сам, с помощью партийной организации и колхозного актива, а это уже – вне его возможностей, ключ к решению этих вопросов не в его руках и даже, может быть, не в руках районных и областных организаций. Здесь нужны меры высшей компетенции, какие-то большие организационные изменения, что-то новое в методах руководства колхозным строительством или, во всяком случае, в методах подъема экономически маломощных колхозов.
Может быть, этому «без вины виноватому», отстающему колхозу мешает продолжающееся администрирование местных властей и сельскохозяйственных органов, навязывающих ему сверху шаблонные рецепты на все случаи жизни?.. Старый, известный далеко за пределами своего колхоза председатель да еще, может быть, Герой Социалистического Труда – это фигура солидная, уважаемая, с ним считаются, он уже убедительно доказал фактами колхозных урожаев и доходов, что если иногда и «своевольничает», то – к лучшему. А у молодого председателя, недавно посланного, ничего видного еще не совершившего, – какие у него есть основания и право спорить, артачиться, делать на полях и на фермах что-то не совсем в точности так, как предписано из областного сельхозуправления или райисполкома?..
Может быть, не изжитый до конца формализм, губительный во всяком деле, а в руководстве сельским хозяйством особенно, связывает творческую инициативу колхозников, не дает возможности и посланным председателям в полную силу проявить свои организаторские способности? Может быть, местами соревнование районов и областей в выполнении планов и обязательств превращается в своего рода спор, в погоню лишь за лучшими показателями на сегодня – без особой заботы о том, что последует завтра?.. И все, что мешает и передовикам быстрее развиваться и богатеть, с особенной силой бьет по хозяйственно слабым колхозам?
Но я не собираюсь предугадывать вопросы, которые могут быть подняты колхозниками на таких совещаниях. Не в этом цель статьи. Ни один журналист, ни один писатель, как бы пристально ни занимались они деревенскими темами, не вскроют и не охватят в своих статьях всего того, что могут рассказать сами практики колхозного строительства.
Много у нас проводится всяких собраний, совещаний, в том числе и ненужных, лишних, зря отнимающих у людей рабочее время, пожирающих огромные суммы государственных денег. Бывают совещания и просто вредные – так как они создают видимость какого-то дела. Но думается, что от таких совещаний – с представителями отстающих колхозов, – если провести их не формально, не боясь отступления от шаблонов и искренне желая докопаться до причин неурядиц в этих колхозах, польза была бы немалая.
Ведь действительно «своя рубашка ближе к телу», и никто так много и упорно не думает о преодолении отставания, как сами отстающие.
1960
