Текст книги "Собрание сочинений. Том 1"

Автор книги: Валентин Овечкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 32 страниц)

А Назаров на такой же вопрос – о препятствиях не местного происхождения – повел разговор не о своем колхозе, а об МТС.

– Да в колхозе-то у нас сейчас ничто вроде не мешает мне. С Дмитрием Сергеичем в основном поладили. При Тихомирове хуже было. За все в районе отдувались передовые колхозы… Вот на МТС нашу больно глядеть. Что получается – ни копейки ведь не дают им на капитальное строительство! Постройки у них до войны были богатейшие. Немцы все спалили. И вот до сих пор бедствуют. Мастерской нет, есть там сарайчик, три трактора только загнать, наша колхозная кузница куда просторнее. Весь инвентарь зиму и лето – под открытым небом. Не на что построить хотя бы простенькие навесы – министерство не дает денег. Это что – государственная экономия? Не могу понять такой экономии! Сам хозяин, знаю, на чем можно натянуть, а на чем нельзя натягивать. Копейку пожалеешь – рубль потеряешь! Самоходные комбайны, молотилки, тракторные сеялки под снегом зимуют. Срок службы инвентаря сокращается в три-четыре раза. Почему раньше у мужика лобогрейка работала двадцать пять лет? Кончил косовицу, обтер ее тряпочкой, разобрал, смазал и – в сарай. А тут – сеялки под открытым небом, солнце, дождь, снег. Дисковую сеялку правильно наладить на севе, вы знаете, это же – что скрипку настроить. И вот эти скрипки – под снегом! Дерево гниет, коробится, высевающие аппараты ржавеют. Эх!.. Взять бы тем финансистам, что фонды в МТС спускают, карандаш в руки да подсчитать: сколько стоит крыша без стен, столбы, дрань и сколько стоит тот инвентарь, что можно под этой крышей спасти?.. А трактористы зимою как у них живут? Приходят на ремонт, некоторые за пятнадцать – двадцать километров, каждый день туда-сюда не находишься. Надо тут где-то и жить, так чтоб поспать в тепле, переодеться, помыться. Общежитий в МТС нет. Ютятся где попало: кто в конторе, кто в кочегарке. И разобраться – директор не виноват. Опять же – не дают ему денег на строительство. Выше головы не прыгнешь. Спрашивал я нашего директора: «Может, это ты один такой в области несчастливый? Или не умеешь выпросить денег, или рассердились на тебя за что-то, в черном теле держат?» – «Какое там один! – говорит. – Съедемся в областное управление на совещание, директора, станем спрашивать друг друга – никому почти не выделяют фондов на капитальное строительство». Но как же существовать? Как же работать? Эта «экономия» нам боком выйдет! И другие машины калечим прежде времени, и кадры теряем, старые трактористы уходят из МТС… Министр сельского хозяйства, что ли, у нас такой несмелый? Не решается обратиться к правительству, доложить все, как оно есть?..

Пожаловался мне однажды Стародубов на Назарова:

– Мужичок. Замкнулся в рамках своего колхоза, ни о чем больше знать не хочет.

– Замкнулся? Вот это на него что-то не похоже.

– Член бюро, член исполкома, а не живет интересами района. В прошлом году он вывез по хлебопоставкам авансом, в счет нынешнего года, восемьсот центнеров. Мы ему сейчас этот аванс засчитали. Но нам-то, району, не засчитывают! Да вдобавок после того, как мы уже довели планы до колхозов, получаем телеграмму: еще вам десять тысяч центнеров. В других районах с заготовками хуже – боятся, что там хвосты останутся, и в порядке страховки дают нам дополнительно. Спрашиваем: «Как же размещать их?» – «Как хотите, так и размещайте…» Говорю Назарову: «Павел Федорович! Махни-ка еще, в счет будущего года, центнеров тысячу!» Жмется… «Подумаем, Дмитрий Сергеич… Я же не директор – председатель. Что колхозники скажут?..» А мне что скажут в обкоме, если я эти десять тысяч не выполню?..

– Но если они вывезут еще тысячу центнеров, то этот передовой колхоз поравняется в выдаче хлеба на трудодень с отстающими?.. Может быть, Дмитрий Сергеич, это и есть те случаи, когда нужно обращаться в высшие инстанции? И у вас и у Назарова сколько наболевших вопросов! Вот бы вдвоем – такие практики колхозного строительства! – сели бы, обдумали все и написали – что, по-вашему, мешает укреплению колхозов.

Стародубов взял со стола книжечку: «Устав Коммунистической партии Советского Союза», раскрыл ее, полистал.

– Да… Для нас написано черным по белому: «Член партии не имеет права скрывать неблагополучное положение дел, проходить мимо неправильных действий, наносящих ущерб интересам партии и государства… Член партии имеет право… обращаться с любым вопросом и заявлением в любую партийную инстанцию, вплоть до ЦК…» «Член партии обязан… бороться против парадного благополучия и упоения успехами в работе».

Был у меня еще разговор с «летописцем» колхоза «Красное знамя», Никитой Родионычем Королевым.

– До Дмитрия Сергеича у нас и такие секретари бывали, – рассказывал Королев, – что все больше в богатые колхозы ездили. Душою отдыхали там, голова у них там от бабьего крику не болела. А мимо какой-нибудь бригады в отстающем колхозе промчатся, – сто километров в час, – люди только пыль понюхают. То – хуже. То значит – руководители боятся трудностей, не нашли общего языка с народом. Распоследнее дело!..

– А вы, Никита Родионыч, в своей «Истории колхоза» и про секретарей райкома пишете?

– А как же! Я считаю, нет горше беды колхозу – плохой председатель, а для председателя колхоза нет ничего хуже – плохой секретарь райкома. А когда и тот и другой неудалые, то колхозу, значит, беда вдвойне… Товарищ Стародубов у меня под девятым номером идет… Эх, был у нас товарищ Круглых! При немцах в партизанах погиб. Орел! Тот бы нас тревожил! Каждый день пускал бы ежа под череп нашему Павлу Федорычу!.. А про Дмитрия Сергеича не знаю, чего написать. Пока что ничего такого не заметил, ни положительного, ни отрицательного. Так вообще, по делам в районе, слышно, неплохо он руководит, а как он к нашему колхозу относится – не поймешь. Приезжает к нам с людьми, экскурсии проводит, показывает им наши достижения – вот так нужно бы вам! А нам еще ни разу не сказал – как нам нужно! Да неужто мы высшей точки достигли? Вроде как на Северный полюс пришли: куда ни глянь, все на юг дороги, назад, а вперед нету?.. Почему мы, колхозники, тревожимся об этом – что вроде приостановились мы? Так ведь мы хозяева, нам здесь жить. Может, и товарища Стародубова куда-нибудь на учебу пошлют, и Павла Федорыча заберут от нас, переведут на руководящую работу. Пока попались нам хорошие люди – хочется с ними подальше вперед продвинуться!..

А насчет того, почему между ними дружбы нет, я вам так скажу. Всегда дружат либо толстый с тонким, либо длинный с коротким, так уж оно как-то в природе устроено. А когда оба ровные – скучно им, что ли, глядеть друг на друга? Да ежели еще по уму равны – кому же у кого поучиться, кто кого должен вперед подтолкнуть?..

Но в последний приезд к ним я застал горячий спор у Стародубова с Назаровым в райкоме.

Этому предшествовали такие события.

Стародубов возвращался как-то поздно вечером из района домой. В пути, в Сухоярове, его захватил такой ливень, что даже его «газик»-вездеход забуксовал. Вдобавок спустил скат. Пришлось заночевать. От колхозников он узнал, что Назаров еще днем уехал на грузовой машине в МТС и не вернулся до сих пор – тоже, вероятно, где-то застрял. Стародубов не пошел к нему, остался ночевать в той хате, возле которой забуксовал в балочке его «газик». Это была хата бывшей звеньевой, а теперь старшей птичницы колхоза Марины Фомичевой. Соседки, узнав, что у Фомичевых ночует секретарь райкома, собрались к ним на «посиделки». Часов до двух ночи горел свет в хате, много было рассказано секретарю о жизни колхоза, много вопросов было ему задано, были и шутки и серьезные разговоры, были даже жалобы на председателя колхоза, непогрешимого и непревзойденного Павла Федорыча Назарова.

Вот после этой-то задушевной беседы с колхозницами – в домашней обстановке, не на общем собрании – и произошел у Стародубова крупный разговор с Назаровым. Я застал спор в разгаре.

– Если бы ты послушал этих женщин! – говорил Стародубов. – Эх, какой народ!..

– А что же я – не видел, не слышал их никогда? – отвечал Назаров. – По десять раз на дню с ними встречаюсь.

Оба ходили по кабинету, навстречу друг другу, по разные стороны длинного узкого стола, приставленного в виде ножки буквы «Т» к письменному столу Стародубова, – оба в офицерских гимнастерках, с орденскими колодками, оба рослые, с сильными покатыми плечами, чуть располневшие… Было у них даже в глазах какое-то сходство – живые искорки юмора, усмешливые морщинки под глазами и на висках. Только Стародубов – брюнет, с отброшенными назад длинными волосами – загорел как-то нежнее Назарова. Его лицо было матово-смуглое, словно припудренное. А Назаров, которого все же больше обжигало солнце на полях, – остриженный под машинку безбровый блондин, – был краснокож, как индеец.

– Это вам, может, в диковину. Первый раз с ними встретились. Вынужденная посадка! А я в колхозе живу. Труженицы, стахановки, болеют о хозяйстве, знаю их!

– Но ты же не даешь этим стахановкам разворота.

– Я не даю им разворота?..

– Погоди, не сердись!.. Что-то мы, Павел Федорыч, с тобою вместе проглядели. А раз ты ближе всех к этим людям, то, значит, ты в первую очередь и проглядел… Скажи, какая бригада у вас самая передовая?

– Третья бригада, Николая Грачева. Мы вам представляли материалы по проверке соревнования.

– Да нет у вас соревнования!

– Как – нет соревнования? Все бригады имеют договора, есть проверочная комиссия, по три-четыре раза в лето проверяем!..

– Не в договорах, не в бумажке дело!.. А чья бригада у вас самая отстающая?

– Васюкова Михаила, шестая.

– И какая же разница между ними по урожайности зерновых, между третьей и шестой?

– Восемьдесят килограммов.

– Меньше центнера?.. Не намного отстал Васюков от Грачева. Какая же это отстающая бригада?

– Значит, моя вина в том, что у нас в колхозе нет отстающих бригад?..

– Я был бы полным идиотом, Павел Федорыч, – рассмеялся, остановившись против него, Стародубов, – если бы упрекнул тебя в том, что у вас нет отстающих бригад. Не в том беда, что нет у вас отстающих бригад, а в том, что нет резко вырвавшихся вперед! Дошло?.. А звенья на свекле? Еще не подсчитали вы урожай, знаю, но тоже небось не будет большой разницы между худшими и лучшими? Поравнялись? Да?..

Стародубов спорил с азартом, горячо жестикулировал, иногда даже, остановившись, пристукивал кулаком по столу, но был весел, вероятно, от сознания своего превосходства в споре, ощущения найденной твердой точки опоры. Назаров хмурился, раздраженно курил одну за другой папиросы, поглядывал на Стародубова исподлобья. Когда тот посылал в его адрес резкое слово, у Назарова даже дрожали губы от обиды… Отвык, отвык Павел Федорович от критики! Сколько лет уж все к нему да к нему ездили люди учиться.

Он долго собирался с мыслями, прежде чем ответить секретарю райкома.

– Я, Дмитрий Сергеич, – сказал он, – с первых же дней, как пришел в колхоз председателем, решил: нужно кончать с этим очковтирательством! Утешаемся рекордами с трех гектаров, а на остальных тысячах гектаров государственного плана урожайности не выполняем!

– Правильное решение… Только зря ты называешь вообще всякие рекорды очковтирательством. Поначалу нужно было, хотя бы на маленьких участках, показать колхозникам: вот что может дать наша земля, если применить передовую науку и приложить руки!.. Ну, может быть, потом где-то кто-то превратил это в очковтирательство…

– Да не где-то! У нас, в нашем районе было два прославленных звена – в колхозе «Вперед» Агриппины Плотниковой и в колхозе имени Чкалова Ефросиньи Сомовой. Только и было чем похвалиться! Шуму, треску вокруг этих звеньев! На всех слетах только и разговору о них. А в целом район три года подряд плана хлебопоставок не выполнял!.. Я пришел в колхоз и сказал женщинам: будем бороться за урожай сообща. Минеральных удобрений завезем вдесятеро больше, всем хватит! И не лазьте вы, пожалуйста, в уборные за фекалием. Этого вам еще недоставало!

– Вот насчет фекалия я с тобой вполне согласен. Действительно, этого только не хватало нашим колхозницам – фекалий собирать! Как будто не можем заменить его другими удобрениями. Химикатами можно заменить. И так у девчат мало женихов, а тут еще какие-нибудь хулиганы пустят похабные частушки про них по селу!..

– Да, да, так и я им сказал: сами себя не жалеете, так мы вас пожалеем. И чтоб не грызлись, не ссорились вы между собой из-за лишней пары волов и центнера навоза – вот вам всего поровну. Никаких никому привилегий!

– Ссору утишил и соревнование загубил…

– Загубил соревнование?.. Такое соревнование, как было, – это кустарничество, Дмитрий Сергеич! Знахарство! Колдовала каждая что-то на своей делянке.

– А чем ты его заменил – то соревнование?.. И у вас были рекордсменки, не такие, может быть, знаменитые, как Плотникова и Сомова, но тоже для своего времени сделали немало. Что ж, выходит, при высокой механизации, когда трактористы все площади засевают и убирают и когда председатель сам не профан, лучше других знает агротехнику – такие колхозницы выключаются из соревнования? Ох, что-то не так!..

Стародубов сел за стол, помолчал с минуту.

– Марина Фомичева говорит: «Много бы вы, командиры полков да батальонов, навоевали без нас, сержантов?» Слышишь? Армейские порядки знают! Всего за войну насмотрелись, наслушались. «Кто, говорит, на фронте бойцов в атаку поднимает? Сержанты! Армия без сержантов – не армия». Да… Очень обижалась на тебя Марина.

– За что?

– За твою доброту. Да сядь, не ходи, мельтешишь перед глазами!.. «Семь лет, говорит, работала я звеньевой, и людьми руководить немножко научилась, и к полю привыкла, и на курсы меня пять раз посылали, агротехнику учила, а теперь меня Павел Федорыч старшей птичницей назначил. «Отдохни, говорит, не век тебе с тяпкой гнуться». – «Да не хочу я отдыхать! Ликвидировали звенья на зерне, правильно ликвидировали, мешали они механизации – так дайте мне бригаду! Васюков Михаил, говорит, в шестой бригаде не бригадир, а нарядчик. Что Павел Федорыч ему прикажет – выполнит, а своей головой ничего нового не придумает. Дали бы мне эту бригаду да вот этих девчат, которых я семь лет учила, – их тоже рассовали кого куда: ту амбарщицей, ту учетчицей, – да съезжу в Москву в академию, узнаю, чего там нового по агротехнике выдумали, пока я тут кур не по специальности щупала. Может, какой академик шефство возьмет над нами. И – сделали бы! Показали бы людям, что нет конца-краю колхозному урожаю!.. Павел Федорыч, говорит, таких, видно, помощников любит, чтоб много не рассуждали. Лишь бы бригадир не безобразничал, не пил водку в неположенное время, да рано вставал, да все его распоряжения выполнял в точности, не перечил ему…»

– Ерунду городит Марина!

– Не знаю. Женщина она, видимо, наблюдательная… Это очень хорошо, Павел Федорыч, что нет у тебя отстающих, – продолжал Стародубов, – всех ты подтянул. Но кто-то же должен опять вырваться вперед?.. Ну вот, в самом деле – достигли вы общего высокого урожая, но это же не предел, все понимают. И вот с этого трамплина какая-то бригада у тебя захочет сделать новый большой скачок. Захочет испытать у себя более сложный агрокомплекс, нежели та агротехника, которой все сейчас у вас придерживаются. Что ж, на первых порах, может быть, этой бригаде придется больше помочь. Больше тягла им дать, – обработка полей у них сложнее, – и семян дать им больше – норму высева, может быть, они увеличат. И даже удобрений, может, лишних попросят у тебя. А главное – больше внимания этим людям, зачинщикам. А на свекле остались звенья. Может быть, какое-то звено захочет показать всем, как по тысяче центнеров с гектара можно брать, а не по триста? А ты скажешь: «Очковтирательство! Особые условия!» Нет! Это – маяк!.. Другое дело, что нельзя баловать передовиков «вечным первенством», нельзя давать соревнованию закостенеть. Вырвалась одна бригада вперед, проверили урожаем ее опыты, убедили людей, что это всем доступно, – сразу же подтягивай к ней все остальные бригады. А потом – опять рывок вперед! Так, по-моему, а?..

Назаров присел к столу.

– На низком ли уровне, на высоком ли уровне – застой есть застой, дорогой Павел Федорыч. Опасное дело! В самом лучшем нашем показательном колхозе жизнь остановилась! За три года урожаи не выросли ни на полцентнера! Вопрос для специального обсуждения на бюро. Будем тебя ругать! Да и самим придется признать, что прошляпили, проглядели… Добрый ты человек, Павел Федорыч, – усмехнулся Стародубов. – За доброту тебя колхозники и полюбили. А теперь, вот видишь, обижаются… Народ, знаешь, любит, чтоб его и пожалели и подтолкнули, когда надо, легонько. А ты говоришь: «Не нужно! Не надо мне ни отстающих, ни рекордсменов! Все за всех обдумаю и сделаю сам!» Задавил все и вся собственным авторитетом… Может, золотую звездочку, кроме тебя, десятки людей в колхозе желают носить? И докажут делом, что достойны носить?..

Загорелое лицо Назарова то бледнело как-то плитами, то багровело до такой степени, что казалось, вот-вот брызнет кровь из кожи на скулах. Рука его, лежавшая на столе с зажатой в пальцах потухшей папиросой, дрожала.

– Не думал я об этой звездочке, Дмитрий Сергеич, и не об авторитете думал, когда загонял последние оборотные средства в суперфосфат да в семена клевера, – сказал он. – Мне в то время нужно было платить полмиллиона просрочки за Сторчака и всех прочих, кто до меня разваливал колхоз. Ладно, думаю, напишу в Совет по делам колхозов, войдут, может, в положение. А без урожая нам – не жить!..

– Верю, верю. Павел Федорыч, – положил ему руку на плечо Стародубов, – что ты ночей не спишь, думаешь о том, чтоб колхозу было лучше. Но сам всего не поднимешь. Тем умная голова и умна, что понимает – всего за всех сама не обдумает. Ты же фронтовик, знаешь: веди бой главными силами, а разведку вперед всегда пускай!.. Вот повешу замок на кабинет, приеду к тебе в колхоз еще дня на три, походим вместе по хатам, поговорим с людьми – найдем у тебя не одну новую Марию Демченко!..

Назаров встал, с треском отодвинул кресло, опять заходил по кабинету.

– Нашел бы и сам! Что ж я – людей своих не знаю? Знаю таких, что поедут поучиться и на Урал и на Дальний Восток, куда угодно, где только можно хороший опыт перенять. И сам бы поехал, да не знаешь, за что хвататься!.. Вы бы когда-нибудь захронометрировали рабочий день председателя колхоза, чем он занимается. Много ли времени у него остается подумать о самом главном?.. Председатель должен и от науки не отставать и от людей не отрываться. А нас мелочи заедают!.. Ведь о чем только не приходится хлопотать председателю колхоза: и где гвоздей добыть на строительство, и чем крыши покрыть, чем коней ковать, во что запрячь? На иного председателя посмотришь, так это же не председатель и даже не завхоз – экспедитор! Куда там ему соревнованием заниматься! Дни и ночи мотается по разным конторам, снабам, ищет, достает, выпрашивает, выменивает. Уголовное дело на любого председателя колхоза можно завести – как он это все добывает. И без блата не обходится и без взяток. От хорошей жизни, что ли, пооткрывали мы свои заводы? Кирпич палим, уголь древесный выжигаем для кузниц, мазь колесную сами делаем. И колеса делаем, и дуги гнем, и веревки вьем. Не колхоз, а какой-то кустпромкомбинат! Вот разгрузите меня от всего этого – больше буду заниматься урожаем!.. А как же вы разгрузите? Хорошо, закрою я кирпичный завод. И людей оттуда всех пошлю в полеводческие бригады. Но откуда же нам возить кирпич на строительство? Нам его много нужно! Из Курска, за сто пятьдесят километров? Дорого обойдется!

– Построим такой завод, Павел Федорыч, что всему району хватит кирпичей!

– Давно надо было! Местную промышленность надо развивать, Дмитрий Сергеич! Ваша обязанность об этом подумать! Завалите магазины и хомутами, и колесами, и мебелью!..

– Вот с твоей помощью все обдумаем. Ты тоже член бюро. Но эти колеса увозят нас в сторону.

– Нет, Дмитрий Сергеич, это очень серьезное дело! Как в паутине бьемся! Отпадут эти доставальческие заботы – наполовину очистятся мозги для других мыслей!..

Назаров присел на подоконник, распахнул створки окна. С улицы, вероятно, похоже было, что в райкоме пожар – табачный дым повалил из окна клубами.

– Где же ты раньше был, товарищ секретарь райкома? – заговорил после большой паузы немного успокоившийся Назаров, перейдя с вежливо-холодного «вы» на «ты». В глазах его заиграли усмешливые огоньки. Кажется, впервые за все мои встречи с ними он назвал Стародубова на «ты». – Это же счастье наше, что у тебя скат спустил в Сухоярове!.. Ни разу не задержался у нас на часок, не поговорили по душам… В собственном соку варюсь!.. Невзлюбил ты чего-то наш колхоз.

– Я невзлюбил ваш колхоз? Глупости!

– Ты тоже, видно, добренький. Бедных любишь, а богатых нет. А оно, видишь, и у богатых свои болезни… По обязанности ты, Дмитрий Сергеич, все делал, что нужно, и хвалил нас, и возил к нам людей поучиться, а душа твоя к нам не лежала… Или, может, я тебе не приглянулся?

– А что ты – девушка? Любоваться тобою? Не приглянулся!..

– Да нет, бывает так… Может, не нравилось, что я сам по себе существую, никогда ни в чем помощи у райкома не прошу? Так мне помощь нужна, может, не такая, как другим. Если мне неисправный комбайн вывезли на участок из МТС – я с таким пустяком в райком партии не побегу, как-нибудь сам добьюсь, чтоб исправили!..

Спор угасал. Я ушел в гостиницу за чемоданом – из райкома отправлялась машина в К-скую МТС, куда и мне нужно было съездить. Когда я зашел в кабинет Стародубова минут через двадцать, оба сидели на высоком подоконнике, свесив ноги, и предавались фронтовым воспоминаниям.

– Так, значит, ты на Крымском фронте был в кавдивизии генерала Книги? – разминая в руках папиросу, говорил Стародубов.

– Ну да. В Михайловке стояли, во втором эшелоне. Ждали прорыва. Потом нас спешили.

– А я был в восемьдесят второй бригаде, в морской пехоте. Ротой командовал. Так мы же вместе в Керчи дрались! Рядом!..

– Рядом, рядом… Ты знаешь, Дмитрий Сергеич, как мне в эту войну пришлось. Уже после Крымского фронта, в другой армии. До Берлина прошел с родным братом в одной дивизии! И – не встретились. В разных полках были. После войны уже списались: ты в какой дивизии служил? В такой-то. И я в такой-то! Как же так?.. До сих пор не могу с ним повидаться. Инженер. Работает начальником строительства в Казахстане…

В дверь заглянули посетители, ожидавшие приема. Стародубов спрыгнул с подоконника.

– Ну, до завтра, товарищ Назаров! Приеду на три дня. А к субботе готовь доклад на бюро: «О мерах дальнейшего повышения урожайности и продуктивности животноводства в колхозе «Красное знамя».

– О животноводстве мы вроде не говорили…

– Ничего, ничего, там поговорим. Походим по фермам, без экскурсии, вдвоем… И не обижайся на меня. Мне народ подсказал, и я тебе подсказываю. Давай поработаем так, чтоб никакие летописцы не смогли написать про нас: «Были, мол, у нас такие-то товарищи, с виду не хворые, при здоровье, а ничего особенно примечательного не сделали».

– Сам того боюсь, Дмитрий Сергеич! – усмехнулся Назаров. – Как бы не попасть в историю не с того конца!.. Никита Родионыч наш? Тот запишет!

– Запишет!..

Посмеялись.

– А вот подкалываешь ты меня зря: «Вынужденная посадка. Это вам, может, в диковину, а я – то в колхозе живу»… А я не живу в колхозе – что поделаешь? Такая моя должность. У меня двадцать три колхоза. Ночую дома. А дом в райцентре, не в колхозе. Может, и секретарю обкома прикажешь в колхозе жить?..

– Так и меня не упрекайте: ты ближе к ним живешь, ты в первую очередь проглядел. Я – ближе, а вам – с горы виднее. Вот и подсказывайте нам, куда двигаться? Зачем время терять?

– Да, время терять не нужно… А землю я тоже люблю, товарищ Назаров, как и ты, хоть и не в колхозе живу. И все, что на ней растет… И, может быть, не так люблю то, что сегодня на ней растет, как то, что завтра вырастет!..

Крепко пожали друг другу руки на пороге. Стародубов сел за стол…

…Звонил телефон, заходили очередные посетители, забегали заведующие отделами с проектами резолюций и докладных записок, помощник приносил только что доставленные, с мокрыми еще наклейками, телеграммы из области. Рабочий день секретаря райкома продолжался.

1952