Текст книги "Закон Талиона (СИ)"

Автор книги: Валентин Пригорский (Волков)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 32 страниц)

Знакомство

1999 год.

– Правильно рассуждаете, Илларион Константинович, – сказал кто-то рядом.

Дато дёрнулся и повернулся на голос.

У столика стоял мужчина министерской наружности: дорогой, светло-серый костюм, модная рубашечка, весь из себя галстук, лёгкий светлый плащ. Нехило укомплектован. Руки в карманах, смотрит внимательно, с улыбочкой. Такому в забегаловке делать нечего. И ведь подкрался, чёрт, незаметно, как давеча тот с колуном. "Что-то я нюх потерял".

– Это вы о чём?

– О том, что этим, – лёгкий кивок в сторону выхода, – не в напряг устроить персонально для вас Варфоломеевские будни. А это всего лишь сержанты.

Дато не очень понравилась самоуверенность собеседника, ещё больше не понравилась собственная растерянность. Захотелось нахамить. Не получилось. Лишь спросил чуть резче, чем…, чем…, что? По-гусарски вышло.

– С кем имею честь?

– Ах, да, не представился, – мужик слегка шутовски прикоснулся двумя пальцами к правой брови, – зовите меня Алексеем Алексеевичем. Это я вас пригласил.

Ну, слава богу, нарисовался! Хоть что-то – всё лучше, чем ничего.

– Вот он я.

Важный "господин-барин" кивнул.

– Вижу. Илларион Жордания, в определённых кругах – Дато, человек спокойный, ре-шительный, в кармане рука, сложенная в кукиш. Пойдём, поговорим, а то здесь как-то, – "барин" обвёл взглядом столики, – не серьёзно.

Он повернулся и направился к дверям, не оглядываясь. Дато подхватил сумку и по-спешил следом.

"Что он ещё обо мне знает? Чего ему от меня надо? И чего я, как собачонка на привя-зи? Ладно, потерплю, ещё успею осадить".

"Барин" двигался уверенно, по-хозяйски, засунув руки в карманы расстёгнутого, раз-вевающегося плаща. Народец расступался. Дато пристроился след в след, сохраняя на лице независимое выражение. Когда массивные створки дверей, выходящих на привокзальную площадь, раскрылись, Илларион сбился с шага, и было от чего: слева от вокзального крыль-ца расположилась группа непринуждённо беседующих людей, которых Дато никак не ожи-дал увидеть вместе: оба тутошних сержанта, плюс пузатый, толстощёкий капитан милиции и… Вот бл…! Картинно отставив обтянутую синей джинсой ножку, демонстрируя при этом крутую попку, сложив руки скобочкой под высокой грудью, в компании с ментами тусова-лась давешняя девица из леса. Она рассказывала что-то весёлое, остальные скалились, и бы-ло видно, что отношения у этого квартета устоявшиеся. Немного в сторонке стоял белый микроавтобус, очень похожий на тот самый.

Ну, ни хера себе! Душегубы корешатся с мусорами! Беспреде-ел. Надо линять куда по-дальше, пока не приметили…. Поздно, бл…! Вся компашка разом повернула бошки в сторо-ну крыльца.

Бывал Дато в передрягах и похуже, но эта ему особенно не понравилась, имелось в ней что-то подленькое и непонятное. Вообще-то он не принадлежал к племени паникёров, ста-рался не дёргаться попусту и, сталкиваясь с непонятками, начинал усиленно думать, приме-чать и анализировать. Вот и сейчас он отметил некоторую странность: собеседники устави-лись не на него, а на "барина", потом стушевались и шустренько отвернулись, вроде как смутились все разом, оплошали, мол. При всем при этом капитан непроизвольно подобрал живот, а сержанты чуть ли не встали по стойке смирно. Похоже, "барина" здесь знают, и не просто знают, похоже, в его руках реальная власть. Вон, коптильник, аж щёки втянул и зу-бами прикусил, чтоб не выпали.

"А в таком случае, на крайняк, я ничего не теряю, кроме головы. Жалко, конечно, чай не казённая", – решил Дато и восстановил маршевый ритм.

"Барин", не обращая внимания на левую компанию, повернул направо, к одиноко стоящему УАЗику с брезентовым верхом, из-за руля которого угрем выскользнул громила в кожанке, подобострастно склонился и распахнул заднюю дверцу. Так распахивают дверь шикарного лимузина перед знатной особой. Заляпанный УАЗ до лимузина явно не дотяги-вал, однако процедура впечатляла.

– Погуляй пока. – Бросила "особа" лакею, влезая в "лимузин". – Присаживайтесь, Ил-ларион Константинович, здесь нам не помешают.

Илларион не стал артачиться и забрался на заднее сиденье, умостив сумку на коленях. Его по настоящему заинтриговала вся эта возня. То, что он увидел, позволяло рассчитывать на серьёзный разговор, сулящий определённые выгоды. Балаболить и задавать пустые во-просы ему не хотелось, поэтому он молча приготовился слушать.

Хозяин с одобрением посмотрел на Иллариона.

– А вы, Илларион Константинович, всё больше и больше нравитесь мне. Спокойны без базара, не суетливы, решительны. И с самодисциплинкой у вас всё в порядке. "Верной доро-гой идёте, товарищ", – процитировал Алексей Алексеевич какого-то Генсека. – Человек, давший вам рекомендацию, попал в точку. Почему не спрашиваете – кто? Верно! Умница! Сам скажу. Помните, наверное, такого вора в законе – Багор его зовут?

Как не помнить? С кем, с кем, а уж с Багром Илларион знался, чтоб не соврать, лет де-сять. Только неувязочка. Ещё четыре года тому, в девяносто пятом по зонам прошла инфор-мация, что замочили Багра. Замочили и в "Мерседесе" сожгли. Долго тогда, говорят, искали обидчиков, нашли и гвоздями прибили. Это как раз понятно – Багор общак держал. А вот чего Дато никак не мог понять: так это, как стал вором в законе человек глубоко набожный, верующий. Правда, вера у Багра была какая-то вывихнутая, идейная. Сектант, бл…, а за но-жик хватался. Ходил слух, что убивцы его, тоже сектанты. Видать, через веру свою и помер. Скатертью…, тьфу – земля пухом. Но четыре года!?

– Вы хотели сказать: "…звали"?

"Барин" с некоторой иронией покосился на собеседника.

– Удивительно, как чутко вы улавливаете нюансы.

Дато не стал спорить.

Алексей Алексеевич извлёк из кармана коробочку, покопался, достал какую-то соса-тельную таблетку, бросил в рот.

– Продолжим, – он причмокнул губами, – Илларион Константинович. Вот вы сидите молча, вопросов не задаёте, а сами наверняка ломаете голову: зачем да почему…. Это так по-человечески. Любопытно же, но вы молчите, и это плюс. Ваши сегодняшние злоключе-ния и неожиданные встречи вовсе не случайны. Они запланированы. Мной. Удивлены?

– Уже не очень, – Дато постарался перенять вежливую манеру ведения диалога, – кое-какие выводы напрашиваются сами собой, но в лесу-то меня могли убить. И это вы называе-те злоключениями?

– Могли. Это означало бы, что вы мне не подходите. Уточняю: через проводника я дал вам установку: не мешкая сделать то-то и то-то. Вы её восприняли, и тем самым сохранили себе жизнь. Там в лесу вас не просто охмуряли – вас гасили, определённым образом воздей-ствуя на сознание, лишая воли. Ваше сознание с помощью воспринятой установки поставило блок прямому и грубому внушению. Обратите внимание: моя установка, в отличие от сегодняшнего гипновоздействия, передавалась опосредствованно, через третье лицо, и, тем не менее, оказалась мощнее. Психосистема "транслятор – приёмник" эффективно сработала на уровне тонких энергий. Высший пилотаж! Понимаете?

Иллариону не хотелось выглядеть дураком, но ему нужна была максимальная ясность, поэтому, подумав про себя: "Ещё один бабахнутый чакрой по карме", – он ответил:

– Н-не совсем.

– Иными словами, – "барин" заговорил тоном с нотками превосходства, – вы обладаете уникальной восприимчивостью к моим командам. Нет и нет! Не дёргайтесь! Вы не станови-тесь куклой, вы становитесь единомышленником. Короче, вы мне нужны. Поэтому я при-глашаю вас к сотрудничеству.

Дато усмехнулся про себя, изобразив на лице вежливое внимание.

"Вот теперь я начинаю помаленьку въезжать. Нужен, значит. Ништяг, пусть дальше базарит, а я послушаю".

Он молча ждал продолжения. Однако Алексей Алексеевич тоже помалкивал, глядя на Иллариона с каким-то нездоровым интересом.

Молчание затягивалось. Примерно через минуту Дато мысленно забеспокоился. Пауза приобретала неприличную окраску, и чем дольше она тянулась, тем сложнее казалось вот так вот взять и заговорить. А этот долбанный "барин" сидит, смотрит и молчит. И даже не моргает. Ну, всё, надо прекращать эту тягомотную игру в молчанку.

Как раз в ту секунду, когда Дато набрал в лёгкие воздуха, Алексей Алексеевич сморг-нул.

– Я жду пояснений, а вы…

– Великолепно! – Заорал потенциальный наниматель.

Дато даже вздрогнул. Чего это он…?

А тот возбуждённо заговорил:

– Я дал мысленную установку: будете молчать, пока я не моргну. Получилось! Уф, – Алексей Алексеевич помассировал виски, – совсем не просто контролировать ваши порывы. Но результат ошеломляющий. Это доказывает, да, доказывает, подтверждает мои выводы. Теперь, – он успокоился и вновь стал походить на крупного бизнесмена, желающего осчаст-ливить мелкого предпринимателя, – перейдём к делу. Ваша встреча с милицией была при-звана продемонстрировать всю беззащитность одиночки перед лицом любого закона или беззакония. О нет, с милицией я не сотрудничаю, но эти…эти у меня на жаловании. Угроз не было, однако сознайтесь: навели они страху. Ведь навели? То-то. А когда вы увидели их вместе со злоумышленниками? Вы, Илларион Константинович, сели при одной власти, а вышли при другой. Да и не во власти дело – мир стал другим. И в этом мире волку-одиночке не прожить – задерут и сожрут. Чем уж вы займётесь на свободе – не знаю, только точно знаю, что долго не протянете. Может, потрепыхаетесь годик-другой и опять на зону, если доживёте. Я к тому клоню, что нормально существовать можно только в Организации. – Так и сказал: с большой буквы "О". – Вот я и предлагаю вам влиться в нашу Организацию. За-чем? Поясняю: мы выделяем вам крупную, очень крупную, более чем достаточную для реа-лизации разработанного бизнес-плана, сумму в валюте. Вы решаете поставленную задачу и начинаете зарабатывать деньги. Ваш гонорар – двадцать процентов от прибыли, само собой, после вычета налогов. Всё остальное – в фонд Организации. При расширении дела сумма отчислений дифференцируется. Вы понимаете, о чём я?

Дато кивнул. Пять лет общения с Игорем не прошли даром.

– Значит, вы понимаете, что такой шанс выпадает раз в сто лет и одному на миллион?

Дато опять кивнул. Он лучше многих знал, где бывает бесплатный сыр, а за подарки надо платить втрое, но всё равно ликовал в душе, прекрасно понимая – другого шанса ухва-тить золотую рыбку за хвост более не представится. Очень уж хотелось ему выпасть из по-рочной формулы, озвученной в одном добром фильме: "Украл, напился, в тюрьму…".

– Отлично! Значит…?

– Я согласен и благодарю за доверие.

Алексей Алексеевич удовлетворённо улыбнулся.

– Вы умный человек, Илларион Константинович. Иного ответа я и не ожидал. Да, ещё одно уточнение: для налоговиков, для властей, вообще для всех вы будете единоличным владельцем предприятия. Да не введёт вас нечистый во искушение. Впрочем, установленные меж нами тонкие связи…, – "барин" многозначительно помолчав, предложил, – давайте-ка проедем в одно местечко, и вы своими глазами увидите преимущества организованной жизни. Там же на месте вас посветят в детали бизнес-плана. Поехали?

И Дато снова, в который раз, согласно кивнул, поскольку отказ от поездки автоматиче-ски воспринимался бы, как отказ от сотрудничества. Нафиг, нафиг, лучше к сатане в зубы. Терять ведь и вправду нечего, зато приобрести можно чёрт знает, как много. У Иллариона захватывало дух от рисовавшихся перспектив. Однако радужные образы не смогли оконча-тельно застить глаза сидящему внутри, вечно насторожённому зверю и Дато чисто маши-нально отметил одну детальку: стоявший спиной к УАЗику водила-громила, без какого-либо сигнала со стороны хозяина, словно услышав приказ, вернулся за баранку. Интересно, что это: мысленный посыл или японская электроника?

Секта

1999 год.

Автомобиль вырулил с привокзальной площади, совсем немного попетлял по улочкам и выскочил к одноэтажной, перекошенной, огородно-запойной окраине, за которой начинался лес. Дорога шла с горушки на горушку, заросшие ельником холмы то закрывали небо, то опускались ниже колёс, а хозяин, между тем, неспешно выкладывал откровение за откровением, и у Дато глаза постепенно вылезали на лоб. Где-то в печёнке созрела мысль: «Для чего он мне всё это рассказывает?»

– Фундаментом нашей Организации является вера. Да, да, вера цементирует крепче любой идеологии. Только вот христианство, иудаизм, буддизм, синтоизм или ислам тут ни при чём, как и прочие признанные конфессии. Концепция нашей религии основывается на Космической целесообразности всего сущего.

"Мог бы как-нибудь попроще выражаться. Я ж всё-таки не из академии вышел, а толь-ко-только с зоны".

– Понять наше учение разумом невозможно, им надо проникнуться, духом воспарить, и оно само себя раскроет. Один лишь миг озарения, и даже самый закоснелый атеист стано-вится адептом нашего учения. В этом наша сила!

"Это, как шкет дури попробует, а потом на всю оставшуюся жизнь, которой и останет-ся-то с херову душу, попадает в кайфоломщики. Тока я лучше помолчу, пускай чешет".

– Конечно, апологеты мировых религий – эти недоумки, утонувшие в море словоблу-дия, нарекут нас сектой. Пусть! Их конфессии тоже некогда начинались с сектантства. При-дёт время…, – Алексей Алексеевич осёкся, видимо сообразив, что впадает в кликушество, – ладно, я о другом хотел сказать: Организация наша тайная, и обо всём, что вы вскоре увиди-те, вы обязаны молчать. Разглашение смертельно опасно для несдержанного на язык. Впро-чем, как я успел заметить, вы, Илларион Константинович, молчун. Похвальнейшее качество, я вам доложу.

Илларион утвердительно кивнул, мол, всё понятно.

– А красиво, – вновь заговорил "барин", указывая подбородком за окно, – ели стеной сомкнулись. Европейские леса хилые, по сравнению с этим богатством. Мы в Азии. Я лично воспринимаю Азию не как географическое понятие, скорее, как особое мироощущение. В прозрачных европейских лесах иголку не спрятать, а в этакой глуши, в этом хвойном масси-ве город запросто затеряется. Кстати, мы уже подъезжаем.

УАЗик, взрыкивая, перевалил через мелкий кювет и углубился в чащу. Дато показа-лось, будто на фоне кустарника мелькнула человеческая фигура в пятнистой форме. Потом густые ели как бы разъехались в стороны, открыв довольно приличную грунтовку. Автомо-биль въехал под сень деревьев. Дато оглянулся, ёлки снова сомкнулись.

Дорога – не дорога, тропа – не тропа, вилась, огибая мощные стволы, и была укрыта столь густой тенью, что казалось, будто авто пробирается по вырубленному в малахитовой толще туннелю. Подумалось, что если кинуть глаз сверху, ни черта кроме леса не увидеть.

"Хорошо секретятся, ребята. Мрачновато тут".

– Ещё минут двадцать, – подсказал хозяин, – и мы на месте. Улавливаете сакральный смысл происходящего? Скрытая от посторонних глаз тропа ведёт нас к таинственному, не-доступному для непосвящённых месту, где под покровом одного лишь Космоса, зреет Вели-кое Таинство, Великая Воля? Слышите шорох бесконечности?

"Чем дальше в лес – тем больше шизы, – подумал Дато, – в городе разговаривал, как тверёзый человек, а тут то ли потихоньку сходит с ума, то ли сам себя накручивает. Шорох вечности! Каково? Я слышу, как воет движок, да хрустит под колёсами всякая древесная ме-лочь, и больше ничего. Однако подыгрываю во всём. Тем более, мочканут ещё сдуру".

УАЗик неожиданно встал, пара здоровенных елей сама собой сдвинулась с места, от-крывая затенённую площадку.

– Выходим, – скомандовал Алексей Алексеевич, – здесь меня зовут отцом Елисеем – это моё имя для здешней паствы, так что не удивляйтесь.

Илларион вылез из авто и осмотрелся. Небольшая поляна с парочкой бараков. Тут и там, будто колонны, высятся сосны, меж которыми натянута маскировочная сеть. Вот оно что, не хотят сектанты, чтобы их заметили с воздуха. Ну, правильно. А поляна-то не одна! Тянутся, как бы вереницей в зарослях, и на каждой бараки. У-у, да тут целый посёлок. А где люди?

Продвигаясь к отдельно стоящему, массивному дому с высоким крыльцом, "отец Ели-сей", словно прочитав мысли, заметил:

– В этом поселении живут только неофиты, им ещё предстоит пройти посвящение. А в это время все они работают на плантациях, добывают хлеб свой насущный. Но посёлок не пустует, стражники веры всегда на посту.

Он щёлкнул пальцами. Повинуясь щелчку, выдвинулись из кустов или выросли прямо из земли крепкие ребята в добротном камуфляже. Особей десять. Вооружены бичами. Дато по опыту знал, на что способна такая плеть в умелых руках. А эти, похоже, умелые. А рожи-то! Глянешь разок на такие, и в любую Космическую целесообразность поверишь. Глаза пустые, безжалостные, как у упырей.

Стражники веры низко кланялись "отцу" и тут же скрывались в чаще. Поляна опусте-ла.

Дверь массивного дома открылась, и на высокое крыльцо вышел большой, грузный че-ловек в сером балахоне.

– А вот и местный пастырь, – пропел "отец Елисей".

Дато споткнулся, мысль об упырях не показалась столь уж дикой: на пороге стоял вор в законе по имени Багор, давным-давно похороненный всем уголовным миром. Захотелось осенить себя крестом, а ещё больше захотелось дёрнуть отсюда со всех ног.

Багор хмуро посмотрел на растерянного бывшего кореша, зловеще ухмыльнулся и за-говорил загустевшим от чифиря голосом:

– Не ожидал, басурман? То-то! То ли ещё увидишь. Заходи, – и, обернувшись к "бари-ну", – отец Елисей, всё ли в порядке?

– Всё отлично, отец Егорий, – ответствовал тот.

"Во как, кругом святые отцы, а мне чего здесь надо? А надо мне совсем маленько: биз-нес-план и бабки на его реализацию. Мне, в конце концов, тут не жить".

А Багор продолжал рассматривать Иллариона с непонятной жалостью, так, бывало, он рассматривал пойманную собачонку, перед тем, как освежевать и бросить в котёл.

Комната, куда они вошли, оказалась под стать хозяину: мрачная, серая, обставленная тяжёлой кустарной мебелью. Отец Елисей без лишних разговоров деловитым шагом удалил-ся куда-то по переходам, слышно было, как заскрипели ступени, и хлопнула дверь наверху.

– Размещайся, – буркнул Багор, указывая на лавку у стола, – перекусишь немного и за-одно меня послушаешь.

Инструктаж занял примерно с полчаса и свёлся к нескольким позициям: куда ехать; к кому на месте обратиться; кто даст деньги; как себя вести с серьёзными людьми на том мес-те; как принимать и передавать информацию и документы для Организации; всякие связи по мелочам.

– А теперь слушай, – сказал Багор напоследок, и Дато по тону понял, что сейчас про-звучит едва ли не самое важное, – Организация имеет имя "Алиф-Ламед-Ферт – Заря Лого-са". "Ламед" – серединная, осевая буква еврейского алфавита, то же самое представляет из себя буква "ферт" в Кириллице. Алиф же – начальная буква арабского. Они символизируют Истину – ось всего сущего. Кроме того, в кириллическом алфавите "ферт" ещё имеет число-вое значение – "полтысячи". Именно столько лун отмеряет наша община человечеству во спасение. Но это на поверхности, сакральный же смысл общинного имени не разглашается, да и не поймёшь ты его. Одно скажу: даже во сне не моги говорить о том, что здесь видел. Про меня вообще забудь – сгорел Багор, нету! Намотай, Дато, на свой рыжий ус и помалки-вай. Тебе выпала редкая удача, пользуйся. Поработаешь на святое дело, и сам в накладе не останешься. Не хочу пугать старого кореша, но, чтоб уберечь тебя от соблазна, скажу: об-щинники тебя, где хошь достанут. А это будет пострашнее ментов с прокуратурой. Усёк? Да не мотай башкой, вслух скажи!

– Усёк, а-а, о-отец Егорий.

Багор хищно оскалился, глаза вроде бы равнодушные, как у стражников веры, но страшные, и хотя Дато никакого взгляда сроду не боялся, ему сделалось неуютно. Был Ба-гор, как вор, а стал людоедом.

В это время послышались шаги, в горницу вошёл отец Елисей, одетый в точности та-кой же балахон, что и на Багре. Он бросил на колени Иллариону какие-то тряпки.

– Накинь рубище, пойдёшь с нами, посмотришь, послушаешь, а потом, помолясь, в путь.

В рубище, так в рубище. Илларион развернул широкое дерюжное покрывало с проре-зью для головы, не грязное, но очень пыльное, продел голову в дыру, чихнул и стал похож на огородное пугало. Ясное дело: за годы, проведённые на нарах, чувство брезгливости ста-новится непозволительной роскошью, но почему-то именно в этот момент оно напомнило о себе.

"Кажись, меня продуманно втаптывают в навоз. Интересно, что ещё придумали эти отцы?"

Багор, то есть – отец Егорий, не особенно чинясь, цепко ухватил Иллариона за локоть и подтолкнул к выходу. Дато, едва не открыв толстенную дверь лбом, вывалился на крыльцо, следом степенно вышли святые отцы.

Так вот для чего понадобилось строить такое несуразное возвышение. Теперь крыльцо стало чем-то вроде трибуны, с которой так удобно бросать в толпу лозунги и воззвания. Под трибуной уже бурлило море не море, а так – озерцо народу сотни на полторы – в основном молодые и среднего возраста мужчины и женщины, одетые в чёрт знает какие лохмотья. Да-то пригляделся. Лохмотья не так уж давно были вполне приличными пиджаками, рубашка-ми, штанами и куртками, сохранившими признаки фасонистости, но сейчас одёжка заско-рузла от грязи – не всякий бомж рискнёт напялить на себя вот такую, пропитанную болот-ной сыростью робу.

Собравшиеся у подножия люди, казалось, не замечают убожества и неудобства своих одеяний. На устремлённых вверх лицах написано блаженство; в глазах светится истовая, фанатичная вера и ожидание чуда; из толпы слышится звериное поскуливание – никакого намёка на нормальную человеческую речь.

За годы на зонах Дато повидал такое, что законопослушному обывателю не приснится в самом кошмарном сне, но при виде этой толпы ему сделалось до чёртиков жутко. Стоящие внизу одурманенные люди, а в том, что они одурманены, Дато не сомневался, по знаку пастыря способны на самую невероятную мерзость. И сотворят! С такими-то глазами…. И будут думать, что действовали они по законам Высшей Космической Целесообразности. Если они ещё не разучились думать.

"Терпи, падаль, не дёргайся, – мысленно осадил он себя, – сам залез в лапы к этим упы-рям, вот теперь и делай вид, будто ты с ними заодно, что тебя умиляет это тряхомудие. А с другой стороны: был ли у меня выбор вообще? Обложили, как волка, с-суки!"

Между тем слово взял отец Елисей и прочёл проповедь, смысла которой Илларион, за-нятый своими раздумьями, не уловил. А был ли смысл? Зато он видел паству, копошащуюся под ногами. Большинство, подвывая, бухнулось на колени, некоторые падали на спину, ка-тались по земле, пускали слюни, царапали себе лицо. Стоящие на коленях ничего не замечали. Всё в порядке, братья! С нами Космос! Мы – лучшие из лучших! Мы – провозвестники! Мы – носители Истины! Грядёт Заря Логоса!

"Охереть – не встать…"

Отца Елисея сменил на трибуне отец Егорий. Он кого-то клеймил и обличал. Дато не слушал, его охватило совершенно не свойственное ему состояние оцепенелого безмыслия. Толпа выла всё громче, потом вой перешёл в визг, резко оборвавшийся на высокой ноте, ко-гда отец Егорий рявкнул, простерев длань над скопищем особей, лишь внешне похожих на человеков:

– Введите ослушницу!

Откуда-то со стороны выгребли пустоглазые стражники веры. Они, придерживая за руки, подтащили к крыльцу тщедушное существо, оказавшееся, при ближайшем рассмотре-нии, девицей в бесформенном балахоне. Девчонку ноги не держали, её било крупной дро-жью.

– Чада мои, – заревел отец Егорий, – каков будет ваш приговор ослушнице? Изгоним ли мы её из святой общины, или позволим заблудшей душе узреть Сияние Логоса?!

Узреть Сияние! – крикнул один из стражников.

"Сияние…,! Сияние…!", – подхватила толпа.

Отец Егорий величественно воздел руки.

– Быть по сему!

Уже после, восстанавливая в памяти виденное, Илларион понял, что представление го-товилось заранее и преследовало сразу несколько целей. В том числе: повязать неофитов общим преступлением, а также опутать и запугать самого Иллариона.

Слова и жесты Багра послужили сигналом. Тот же стражник, подсказавший одурма-ненным людям слова приговора, извлёк из котомки, притороченной за спиной жертвы – ка-кой изощрённый цинизм! – моток заготовленной верёвки с уже завязанной на конце петлей, сноровисто, на манер метателя лассо, перебросил через толстый сук ближайшей сосны. Вто-рой стражник накинул на голову девицы капюшон и, надев поверх него удавку, слегка затя-нул узел.

К свободному концу шнура подбежали несколько неофитов, ухватились, оттолкнув стражника. Тот не возражал, отошёл в сторонку, словно он тут совсем ни при чём. Багор то-же помалкивал, а люди всё набегали, цеплялись за одежду "счастливчиков", повизгивая от возбуждения, разом потянули.

Щуплое тельце взметнулось над толпой, задёргалось, по босым грязным ступням по-бежала, закапала на землю влага.

Может, и к лучшему, что Илларион пребывал в странном, заторможенном состоянии, иначе…, а что иначе? Спасать бы бросился? А потом и его бы самого рядом…, или чего по-хуже.

В себя пришёл он только в поезде. Смутно помнил, как привезли на вокзал, вручили билет, посадили в проходящий поезд в СВ. Всё это время его опекал толстощёкий капитан милиции. Когда в мозгу прояснилось, до Иллариона дошло, что в закуску или в чай, предло-женные Багром, был подсыпан какой-то дурманящий препарат. Не наркота, отрезвление пришло без похмелья. Но психологически Дато был надломлен и, может быть, впервые в жизни по-настоящему напуган. Надо думать, подмешанная в пищу гадость вкупе со сценой насилия поразили отравленный мозг, оказав долговременное, подавляющее психику воздей-ствие. Ещё помнилось, как на обратном пути отец Елисей втолковывал: "Неофиты общины – всего лишь первая ступень, как у насекомых стадия личинки, которой ещё предстоит пре-вратиться в куколку, а уж потом, взломав панцирь невежества, выйти в мир в образе имаго, несущего Зарю Логоса. Долог и чреват болью путь превращений! Не всем дано пройти его до конца. К свету выйдут самые сильные и страшные мудростью своей благоприобретённой! "

А той личинке, что обоссалась, умирая в петле, было от силы лет шестнадцать. Кукол-кой ей уже не стать. В чём таком провинилась эта пигалица? А где-то, поди, мамка с папкой ищут родную доченьку, надеются.

Позже, значительно позже, может быть, год спустя, исчезли боязнь и подавленность, их сменила глухая неприязнь к поганым упырям, а в душе постепенно вызрела острая, со-вершенно не характерная для прожженного вора, жалость к изуверски убитой девчушке. Ка-залось бы, сам "костлявую" не раз за мослы щупал, а тут…

Кое-что из прошлого.

Отец Иллариона никогда не дружил с законом, сын пошёл по его стопам, а воровское ремесло не предполагает сердобольности. Наоборот, любое преступление предполагает на-личие жертвы, всё равно какой. Будь то материально ответственный завбазой Горпромторга или подпольный коммерсант, так или иначе эти люди становились пострадавшими. Благо-родных воров не бывает, и Дато не исключение. С детских лет отец – горячий грузинский парень, вдалбливал в Иллариона презрение к лохам-обывателям. И Дато никого никогда не жалел, но стать свидетелем хладнокровного убийства – уже перебор.

Конечно, к моменту его последнего освобождения, к сорока пяти годам по паспорту и к четвертаку по стажу Дато насмотрелся на всякое, и сам давно уже не боялся крови. Жало-стливые да прекраснодушные в уголовники не попадают, а если попадают, то не выживают. За редким исключением. Игорёк, например. Сам Дато мокрушников не уважал и не боялся. К акту убийства человека человеком относился с брезгливостью. Правда, была у него самого пара случаев, и оба вспоминались без тени раскаяния.

Первая история приключилась с ним давным-давно, в первые дни, когда Ларика пере-вели с "малолетки" на взрослую зону. К тому времени Илларион уже выучился управлять большегрузными машинами и его поставили на трелёвщик в напарники к длинному, костля-вому урке по кличке Лопарь. Какими соображениями при этом руководствовалось начальство, отлично знавшее за Лопарем биологическую тягу к активному мужеложству, непонятно. Был бы жив отец, зона бы встретила Ларика не в пример приветливее, а так… Грохнули папашу в пьяной драке, и остался малолетний преступник Илларион без протекции.

Ну, поставили и поставили, ан нет, оказывается ещё и подставили пацана, нашёлся среди лагерного начальства экспериментатор-извращенец. Дело прошлое, но Дато ни о чём таком не подозревал – сел в кабину трелёвщика и поехал.

Тайга, дебри, на полтыщи километров вокруг никакого нормального человеческого жилья, если не считать жильём лагерные бараки. Трактор ревёт и тянет за собой многомет-ровые хлысты – спиленные верхушки вековых сосен. Топливнывй чад и мошкара.

Лопарь заглушил движок, бросил: "Щас, погоди", – спустился по ступенькам на землю, отошёл в сторонку, огляделся.

– Эй, малый, подь сюды, дело есть!

Не таким уж и малым был в ту пору Илларион, вымахал поздоровее отца-покойничка, но по сравнению с Лопарем…

Какое такое дело появилось на пустой дороге – Ларик ни сном, ни духом, но раз на-до… Он выбрался из кабины и подошёл к напарнику.

– Погляди-ка, что там? – Грязный палец ткнул в чащу.

Илларион повернулся и… получил оглушающий удар по затылку. Очнулся почти сразу и несколько секунд ничего не мог понять. Почему кисти рук связаны и прикручены к довольно толстому суку на одном из хлыстов, да так, что он не смог бы встать с четверенек? Кто и зачем стаскивает с него штаны? Где напарник?

Ошеломлённый Илларион оглянулся через плечо, просёк, наконец, ситуацию и своё положение в ней, и его охватила ярость – это сначала, а потом пришёл страх. Лопарь расстёгивал ширинку и страшно сопел.

– А-а, оклемался, – просипел он, – щас я тебе вдую. Кому скажешь – насовсем в петухи попадёшь. А так, что ж, когда никогда подставишь очко втихаря, и все дела. Потерпи, мой сладкий, с недельку гноем потужишься, потом понравится. Сам проситься будешь. Можешь даже поорать маненько.

Скороговорка с придыханием от вожделения, слова страшные и грязные.

Невыразимый ужас почти захлестнул парня, но Илларион был не тем человеком, чтобы покорно ждать насилия. Он попробовал подобрать ноги, напрягся, стараясь разорвать верёвку или выломать сук. Ему повезло! Хлысты во время волочения тёрлись друг о друга, выбивались на поворотах из колеи, цеплялись за пни, теряя по пути сучья. Сук оказался надломленным, но до крайности возбуждённый Лопарь, привязывая пацана, надлома не приметил. Вот ему-то как раз и не повезло. Озверевший от ярости и ненависти парень, отломив деревяшку, извернулся и острым, зазубренным концом ударил насильника прямо в глаз. Он не боялся промахнуться, сизая морда казалась удобной, неподвижной мишенью, а бешенство придало быстроту, точность и силу каждому движению.