Текст книги "Закон Талиона (СИ)"

Автор книги: Валентин Пригорский (Волков)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 32 страниц)

– Получается, заочно мы давно знакомы. Тогда, – Фёдор, достав из пачки сигарету, по-щёлкал зажигалкой, прикурил, с видимым удовольствием затянулся, – давай, друг мой, Колька, по делу. Скоро долгая стоянка, курильщики, как водится, рванут на перрон, а мы тут, без лишних ушей. Я не ошибаюсь, ты в Среднегорск? Что-то этот город стал часто мелькать в наших сводках. Такое впечатление, будто именно там находится некий центр. Выясним, никуда не денется. Давай-ка коротко о поставленной задаче.

"Друг мой, Колька", – так обращались к нему ребята из разведроты капитана Полежае-ва и, естественно, сам командир. Так сейчас обратился Сухов, и Николай с удовольствием признал за ним это право.

– В "Новой Азии" меня в киллеры вербанули. Я, как положено, не возражал. Вот еду выполнять заказ. Тамошний бизнесмен Жордания Илларион Константинович, известный в определённых кругах под кличкой Дато, им чем-то не угодил.

– Я и говорю, – задумчиво пыхнул дымом Сухов, – все нити тянутся в Среднегорск. Где Москва, а где…, и какое дело московским "азиатам" до какого-то там Жордании?…А те-перь по порядку.

…Вряд ли кто-то из водителей обратил внимание не невзрачную серую «Волгу», без наглости влившуюся в поток со стороны скрытого деревьями пятачка. Человек за рулём без-раздельно управляет собственным миром, поэтому отличается от пешехода особым миропо-ниманием, и все остальные миры интересуют его лишь настолько, насколько способны по-мешать его поступательному движению. А если устаревшая модель параллельного мира, ни с кем не соперничая и никому не мешая, куда-то там тащится – ради бога – обогнал и забыл.

Ната вела машину спокойно, и с нервами у неё всё было в полном порядке. Коля, иско-са поглядывая на неё, потихоньку удивлялся: откуда в молодой женщине столько…бессердечия, что ли? В каких купелях так закалилась её психика? Ведь только что она стала свидетелем события, по человеческим нормам, страшного, и рядом с ней сидит не просто безобидный попутчик, а, как ни крути, натуральный душегуб. Пусть там, на пятачке расстались с жизнью отвратительные, творившие беду нелюди, чья бесчеловечность принесла нескончаемый кошмар и пожизненную боль отдельным семьям, и могла бы обернуться болью для других, но она-то увидела их впервые и, по обычаю, должна была воспринимать, как людей. Сам он чувствовал себя далеко не безмятежно, а он за свою короткую жизнь повидал столько, что иному хватило бы на десять полноотмеренных.

Первые пару минут они не разговаривали – Ната пока отмалчивалась, а Николай никак не мог определиться по теме. Оправдываться нелепо, задавать наивные вопросы, тем паче, приставать с любовными уверениями – ещё нелепее. К тому же, судя по личному состоянию, сексуальный дурман напрочь выдуло из салона сквозняком. Помалкивать? Что может быть лучше уютного молчания рядом с любимой женщиной, особенно после такого…? Наконец…

– Как себя чувствуешь? – Спросила девушка.

– А что? – Коля сделал вид, что не понял подтекста.

– Ну, всё-таки…

Вопрос самый, что ни на есть, простенький, безобидный, можно сказать – органичный. Молодец, Натуся – профессионалка, психолог с ненавязчивым тестом. Только вот иной пси-холог, в своей профессиональной самоуверенности, иногда забывает, что всякая беседа пре-дусматривает обратную связь, и испытуемый вполне в состоянии использовать наводящие вопросы для создания нужного ему образа. Работаем привычного к смерти солдата с искале-ченной в окопах моралью. Что ему чужая жизнь?

– Чёрт, поспешил! Всё-таки надо было закопать. Машинёшку наверняка приняли бы за утиль. Может, ещё не поздно?

– Нет уж! – В голосе девушки прозвучала нормальная, человеческая паника, она поспе-шила соскользнуть на другую тему. – Где ты научился так драться? В Чечне?

– А у меня, – Коля подпустил гордости, – к этому с детства талант. Рождаются же, к примеру, люди с абсолютным слухом? Ну, и обучали, конечно.

– Да, опасный ты боец, Коленька. Если ещё и стреляешь так же…

– Когда-то умел. Пять лет без практики.

– Практика будет, – заверила Ната и, словно спохватившись, что сказала лишнее, зата-раторила, – о, мы подъезжаем. Паспорт при себе? Я-то проеду, а тебе, Коля, нужно будет с документами пройти через проходную. Сумку оставь, тебе её вернут.

Николай, коснувшись её руки, с надеждой спросил:

– Мы увидимся?

Девушка улыбнулась.

– Ты хочешь? Я постараюсь, Коленька. Всё, всё, иди!

Он, нехотя, вылез из машины и окинул рассеянным взглядом высокую кирпичную сте-ну. Приличная стеночка. По верху установлены прожектора, из-под кожухов целятся видео-камеры, похожие на "маузеры" времён Гражданской. Въездные ворота стальные, массивные, проходная торчит непробиваемым бастионом. Серьёзные здесь ребята. Интересно, от кого они намерены обороняться?

Поднявшись по ступенькам, он с удивлением уставился на стальную плиту без ручки, изображавшую дверь. Должна же быть где-то кнопочка звонка. Где? Дверь сама собой с гу-дением втянулась в стену. Коля перешагнул порог. В узком проходе стальными пальцами растопырился на три стороны блок турникета. Справа, за тонированным и, вероятно, пуле-непробиваемым стеклом смутное шевеление – силуэт, и ничего более.

– Документы, – прозвучал сверху металлический голос.

Из окантованного металлом лючка на уровне пояса выдвинулся этакий сегмент – лоток с бортиками, Коля положил паспорт в пенал, и тот, помедлив, уехал назад. Минут пять ничего не происходило, потом пенал вытолкнул паспорт обратно. Прошитый металлом голос подсказал:

– Из проходной сразу налево. Сто метров. Красное кирпичное здание в два этажа. Там вывеска – "отделка дров".

Отделка дров? Зачем она мне? Кому это надо?

Тем не менее, Коля пошёл в указанном направлении и, подняв глаза, чуть не расхохо-тался. На вывеске значилось: "Отдел кадров".

И в кого я такой бестолковый? Однако у этого на проходной совершенно чудовищное аканье. А, может, он прав? Может, ошибка в вывеске? Сюда подбрасываются полешки, а не-кий гуру по имени Урфин Джюс, тешет из них деревянных солдатиков. И это не смешно, а страшно – воинственные деревяшки выполнят любой, даже самый бесчеловечный приказ своего предводителя.

Тряхнув головой, он потянул за дверную ручку, которая, для разнообразия, оказалась на месте. Сразу за дверью сенки, или тамбур, или…, один чёрт, как ни называй – пусть будет прихожая. Николай приметил всё, что нужно приметить гражданину, попавшему в незнакомую обстановку. Примечать, по правде говоря, нечего. Дальше большая, квадратная комната с диванами вдоль стены слева, с секретарским столом у стены справа, и с красивой, но строгой, покрытой тёмным лаком дверью напротив. В приёмной – если это приёмная – посетителей не было; место секретаря – если это его место – тоже пустовало. Второй этаж есть, а вот выхода на лестницу ни в тамбуре, ни в приёмной не видать. Наверное, есть ещё один вход в здание. Здесь же всего одна дверь, вероятно, в кабинет специалиста по кадрам. Стучать? Он постучал. Секунду подумав, умная дверь отворилась. Что это, если не приглашение? Коля вошёл в кабинет и не особенно удивился – за столом, откинувшись в кресле, сидел тот самый знакомец с вокзала – Алексей Алексеевич, он же – Олег Олегович Керигин, он же – отец Елисей, и лицо его было серьёзным и печальным.

– Входите, Николай, присаживайтесь, – он указал на кресло подле стола, – я вас ждал. Здравствуйте.

– Здравствуйте, – Коля присел на краешек, слегка подавшись вперёд.

Алексей Алексеевич, нахмурив брови, пытливо, как и положено менеджеру по персо-налу, смотрел на Колю поверх сползших на нос очков в массивной роговой оправе. Он по-молчал ровно столько, сколько позволяли приличия, потом, не сводя глаз, выбил дробь хо-лёными пальцами на столешнице.

– Ну-с, я в курсе сегодняшнего инцидента, – медленно и тяжело начал он, – но хотел бы услышать, м-нэ-э…, вашу версию.

Коля, собираясь с мыслями, скосил глаза в угол. Вряд ли работодателю нужны мои оп-равдания, скорее всего, ему нужна моя личная оценка. А для чего? А для того, чтоб соста-вить представление, как далеко я готов зайти ради собственного благополучия. Иными сло-вами, годен ли я на роль платного палача. Однако начинать надо с оправданий.

– Алексей Алексеич, я же никого подставлять не хотел, случайно вышло. Ну, останови-лись мы в тени передохнуть, а эти…, сами, короче, напросились. У них же бейсбольные би-ты, что ж мне, ждать, когда голову раздолбают?

– Да, действительно. Как же ты один – троих?

Уже на "ты"? Обнадёживает. Коля позволил себе немного, чтоб не приняли за бахвала, совсем чуть-чуть самодовольства.

– Бывало и посложнее. Это ж не профессионалы – шушера.

– Бывало?

– Ну, в Чечне.

– Здесь не Чечня, – веско молвил Алексей Алексеевич, – там ты выполнял приказы ко-мандиров, а тут…. На тебе три трупа, Николай.

Прижав руку к сердцу, Коля преданно выкатил глаза.

– Не найдут, чем угодно поклянусь, не найдут. Ни одного следочка не оставил, ни пы-линки.

– Я не о том, – слегка поморщился менеджер, – всё-таки человеческие жизни отнял. Сердце не болит?

– А-а, вот вы о чём, – Коля упрямо выпятил челюсть, – меня, когда в Чечню загнали, не спрашивали, хочу я жить или нет. Большие дяденьки пнули под зад и сказали: "стреляй, или…" Я там всякого насмотрелся. Перевоспитался. Меня теперь, как патологоанатома, удивить трудно. Не бегал, не прятался, награды имею. А меня потом другие дяденьки на зо-ну определили. Что ж мне теперь, всех жалеть? Не подхожу? Так и скажите…

– Не горячись, Коля, – сыграл отступного Алексей Алексеевич, – не горячись, я ж не в упрёк. Характер твой проверял.

Пожалуй, пора. Сколько можно представляться крутым дураком?

Николай, выпрямив спину, иронично глянул на работодателя.

– В прошлый раз на вокзале вы, Алексей Алексеич, были откровеннее…в намёках. Се-годняшнюю игру не я начал. Но я подыгрывал, как мог. Не знаю уж, за кого вы меня держи-те? Может, я и дурак. Допускаю. Только я – дурак учёный. Из нашей прошлой беседы я сде-лал определённые выводы. Стоит ли ехать на Урал, чтобы навербовать охранников? Не смешно. Вряд ли сегодняшний инцидент произошёл по вашей наколке. Сомневаюсь, и имею на то основания. А вот приказ доставить сюда покойничков на "Опеле" показывает явную переоценку моей глупости. Полагаете, я не мог "Опель" завести, чтоб жмуриков притара-нить? Или не понял, как меня Наташа на секс брала? Короче, если вам нужен профессионал по особым поручениям – вот он я. Уж, какой есть.

Алексей Алексеевич выслушал эту тираду молча, не сделав ни единой попытки вкли-ниться, лицо его оставалось невыразительным, и лишь глаза хитренько поблескивали. А ко-гда Коля высказался, он нацелил ему в грудь, как пистолетный ствол, указательный палец.

– Знаете, – он снова перешёл на "вы", – таким вы мне нравитесь больше. А то я уж ду-мал, что ошибся в выборе. Вижу, что нет. Мы с вами сработаемся. Уверен. Теперь уверен. Но, не забывайте, Николай, всё-таки деньги плачу я. И деньги большие. И отрабатывать их придётся по полной. Согласны?

– За малыми бы не пошёл, а большие отработаю.

– Хорошо. Ближайшую неделю проведёте в тире, восстановите навыки, а потом…потом обсудим одно серьёзное дело. Здесь, как вы, безусловно, заметили, не переход со станции "Пролетарской" на "Крестьянскую заставу", однако режимы секретности здесь, как матрёшки. О вашем существовании знают лишь видевший вас охранник с проходной и Ната, тем и ограничимся. Надеюсь, вы не сильно обиделись на девушку?

– Обижаться на такую женщину?! – Совершенно искренне удивился Коля.

– Очень хорошо. Она скоро сюда зайдёт, и будет тебя, – опять перескочил на "ты", – опекать в течение недели. Прошу выполнять её рекомендации, она плохого не посоветует.

Где-то рядом неожиданно зазвучала знакомая всем и каждому мелодия – "Болеро" Мориса Равеля.

Алексей Алексеевич достал из внутреннего кармана пиджака мобильник-раскладушку, поиграл кнопочками, глядя на дисплей и, удовлетворённо кивнул.

– За трупы не беспокойся, наши сотрудники следы зачистили – только что доложили.

Вот в этом Коля не сомневался: хозяева Наты, если не лохи – а держать их за таковых было бы слишком самонадеянно – просто обязаны были удостовериться в наличии жмури-ков на пятачке.

…Ага, – товарищ Сухов, тщательно растерев сигарету в пепельнице, сдул пепел с паль-цев, – эк ты его! Голова не вскружилась от столь стремительной карьеры? Ты его, конечно, поддел, но не обольщайся, он раз в сто хитрее тебя. Нет, слежку за тобой он не направил по одной простой причине – не захотел расширять круг посвящённых. Я, на всякий пожарный, проверился, не случайно же я задержался и прошёлся по вагонам. Слышал поговорку: «На всякого мудреца довольно простоты»? Это я называю «эффектом перебора», когда хитрец перехитривает сам себя. Нам бы тоже не перемудрить.

Поезд ощутимо замедлил ход, деревья поредели, набежали маленькие домишки, потом дома.

– Вековка, – сообщил Сухов, – стоянка двадцать три минуты. Значит, в ближайшие пол-часа нас не потревожат даже самые заядлые курильщики. Перейдём к полученным тобой инструкциям. Просто прибыл – провёл акцию – убыл?

Николай задумчиво посмотрел на типичный станционный перрон, на снующих по нему в умеренном количестве людей. Хлопнула дверь между тамбурами, мимо них целеустремлённо проскочила симпатичная девица в форме поездной бригады.

– Нет, не просто – без спешки. Заказчик не хочет шума.

– Тогда…?

– Керигин неплохо изучил моё досье в колонии. Он знает о моём участии в самодея-тельном театре и знакомстве с худруком Вавиловым. Игорь Вавилов был на зоне личным другом Жордании, и теперь работает в его фирме менеджером. Я должен буду подъехать к Вавилову на кривой козе, втереться к нему в доверие, и через него выйти на Жорданию. Мол, ищу, куда приткнуться после зоны. Керигин, нанимая меня, видимо, заранее просчитывал этот вариант.

– Дальнозоркий мужичок, – прокомментировал Фёдор себе под нос.

– Ещё какой. Я так понимаю, сидевший при всех режимах Дато, у настоящих хозяев за Фукса. В ближайшее время хозяева заставят Жорданию выставить фирму на продажу, это мне Керигин сказал. Мне, всяко-разно, надо дождаться, когда фирму перекупят, и только потом убрать Жорданию и Вавилова, но так, чтоб все думали, будто они, окончательно рас-прощавшись, выехали из Среднегорска куда-нибудь поближе к столице. Допускается экс-промт в заданных рамках. В общем, чтоб их никто не искал, и всё шито-крыто. – Николай усмехнулся. – Одна интересная деталь: в первую же ночь, ну, в "Новой Азии", когда я уснул, в комнату подпустили какой-то дурманящий газ с довольно приятным запахом. Уж не знаю, какие-такие у него свойства, только Ната, считая меня спящим без задних ног под его воз-действием, профессионально нашёптывала мне программу самоуничтожения на случай провала. Вот чертовка! Её и этот газ не брал, антидотами напичкана, что ли? Словом, подстраховался Керигин.

– Во-от, это и называется "эффектом перебора", слишком уж он уверовал в действен-ность всяких дурманов, отрав и гипнозов. Хотя, если б тебя не подготовили…. Перекупят, говоришь? Скорее всего, новым владельцем станет кто-то из своих. Слышь, а фамилия Шефчук не звучала?

– Нет, кроме Жордании и Вавилова никаких.

– Угу. Тогда намотай на ус: мы тут по наркотикам поработали, с содержанием коноп-ляного масла, и вышли на махонький заводик в Среднегорске. Опять Среднегорск, чтоб ему…! Директор и владелец завода, некий Шефчук Анатолий Демидович. Запомни эту фа-милию. Есть уверенность, к сожалению документально не подкреплённая, что именно там, на заводике, производились таблетки, пропитанные конопляной вытяжкой. Производство расположено за городом в довольно глухом месте, да к тому же имеет прерывистый цикл из-за вынужденных простоев по сырью. Минимум раз в месяц рабочие отправляются в недельный отпуск. Вся стать организовать там подпольное производство. Тогда заводская охрана – сто процентов, керигинская. То ли Шефчук – ставленник Керигина, то ли наоборот. Вот, возьми, – Сухов протянул Коле мобильный телефон, – здесь в память забит всего один номер. В случае необходимости вызовешь. Не удивляйся тишине, через секунду скажешь: "для Сухова", и надиктуешь сообщение. Понадобиться силовая поддержка – вызывай, помогут. Пока всё. Бабка с внуком, поди, нас потеряли. Время есть, договорим. А я, покамест, обдумаю…

Шаман

По вагону прокатилась растянутая во времени волна торможения. Пассажиры не ощу-тили инерции, лишь суетливо мелькавшие вдоль полотна верстовые столбики стали реже проплывать мимо окна, да частый перестук под ногами сменился размеренным потукивани-ем. За стеклом всё тот же российский лес, разве что в массиве возобладали хвойные. Тот же, да не совсем – словно природную заповедность пронизывало излучение миллионного горо-да, привнося в души тревожное волнение. К волнению примешивался запах дальнего костра.

– Торфяники тлеют, – пояснила баба Клава, – дождя бы хорошего.

Громко причитывая, прошла проводница Валентина.

– Граждане пассажиры, подъезжаем. Подъезжаем, граждане. Не забывайте свои вещи. Счастливого всем прибытия!

Граждане благодарили, самые нетерпеливые потянулись к выходу.

Вагон качнуло, стальная колея за окном раздвоилась, расстроилась, проползла будка переезда с опущенным шлагбаумом, с вереницей пережидающих автомобилей, вынырнули длинные, приземистые лабазы, подалее выросли самые крайние серые многоэтажки.

Бабка с внуком и Николай терпеливо сидели возле баулов. Сам Коля был налегке, но бросать попутчиков не хотел – надо бы помочь с вещами, довести хотя бы до троллейбуса.

Товарищ Сухов сошёл с поезда двумя часами раньше на станции Дружинино. Напос-ледок он успел сделать две вещи: дать Николаю подробные инструкции и снять с Лёньки зубную боль.

Перебравший с вечера сладкого, будущий офицер Леонид, утром, попив чаю, вдруг ух-ватился за щеку и принялся мужественно стонать.

Зубная боль по-разному отражается на поведении людей. Лёнька принадлежал к кате-гории, считающей необходимым донести свою муку до окружающих, чтоб все видели, как стоически он её переносит. Он чуть-чуть морщился, чуть-чуть поскуливал, как бы ненаро-ком лез пальцем в рот, закатывая при этом глаза, и так же ненароком бодал головой подуш-ку. Естественно, такие тщательно скрываемые, непереносимые мучения моментально были замечены.

Баба Клава попыталась грозно нахмурить брови.

– Зуб болит? А я тебе говорила…, – и тут же засуетилась, – погоди, Лёнечка, погоди, где-то тут мамка таблеток насовала. – Она вытащила из-под подушки маленький рюкзачок и, бормоча под нос и морщась, словно чувствуя внукову боль, торопливо зашарила по кармашкам, нашла перетянутый резинкой пакетик, – вот, тут она написала, что, от чего…

Товарищ Сухов с каким-то холодным любопытством – так, во всяком случае, показа-лось Николаю – наблюдал за суетой, а потом спросил:

– Леонид, ты знаешь, что такое боль?

Лёнька только замычал, потыкав пальцем в щеку, мол, мне ли не знать.

– Да я не о нынешней, – уточнил Сухов, – я вообще…?

Мальчишка отвернулся – причём тут "боль вообще", он де страдает сию минуту, и ещё как!

– А ты, – не отставал Сухов, – послушай знающего человека. Между прочим, боли те-лесной, хоть вообще, хоть ни вообще, как таковой, нет.

Страдалец нашёл в себе силы почти улыбнуться, мимолётно, но красноречиво, словно говоря: "Если бы я не знал тебя, товарищ Сухов, так хорошо, как я тебя знаю, я бы решил, что ты бредишь. А поскольку ты не бредишь, значит, заговариваешь мне зубы. Ну, ну".

Чуткий к мыслям Сухов согласно кивнул.

– Не спорю, друг мой, не спорю, тут я, пожалуй, загнул. Но зубы не заговариваю, по-верь, только хочу пояснить, что так называемая боль – это всего лишь сигнал или, если хо-чешь, жалоба, просьба, крик о помощи, адресованный твоему мозгу нездоровым кусочком твоего же организма.

Лёнька дёрнул щекой, что означало: "мне от этого не легче", – а вслух сказал.

– Дядя Сухов, что вы мне, как маленькому? Про сигнал я и без вас знаю, только он всё равно болит!

Последнее слово прозвучало с таким надрывом, что баба Клава едва не выронила по-лураспотрошённый пакетик с лекарствами в дорогу.

Фёдор развёл руки в недоумённом жесте.

– Ну-у, знаешь…! А если знаешь, так чего мучаешься?

Тут уж мальчишка выкатил глаза от удивления и возмущения, даже про зуб забыл на секунду.

– Как, чего?!

– Ну, ты же можешь с ним договориться.

Лёнька понял, что дядя Сухов всё-таки сбрендил, если не шутит, и это понимание явственно отразилось в его глазах. Спросил так, на всякий случай, чтобы не спровоцировать у душевнобольного вспышку немотивированной агрессии:

– Это как?

За окном замелькали косые тени, перестук стал гулким, как эхо в пустой трубе – поезд ворвался на мост, и сейчас пересекал небольшую реку. Сухов сидел вполоборота, прикрывая спиной угол рядом с дверью в купе и, склонив голову, чуть иронично посматривал на ху-денького мальчишку, пристроившегося у окна. Мост миновали в два счёта, невидимый бара-банщик отложил палочки, и Фёдор заговорил, не особенно напрягая голосовые связки, и ка-ждое его слово будто завораживало, сплетаясь в кружево ему подобных.

– Ты не думай, я в своём уме. Давай, дружок, разберём проблему. Я утверждаю, что твоё сознание неразрывно связано с твоим телом. Ты ведь управляешь своим телом? Или сие не бесспорно? – Лёня кивнул: что, верно, то верно. – Частичка твоего тела взывает к твоему сознанию, буквально вопиёт: "Хозяин, мне плохо! Кариес задолбал! Нерв обнажён! Сходи к врачу! А я уж отслужу!" Кроме тебя, у твоего зуба больше никого нет, и просить больше не у кого, а ты в ответ только морщишься, надеешься, что поболит, да перестанет. Ведь так?

– Ну-у…

– Так! И если сейчас он перестанет болеть, то завтра ты к врачу не пойдёшь. Я прав? Прав! Вот он и ноет, и ноет. Слушай сюда. Надо, всего-навсего, закрыть глаза, мысленно прикоснуться к зубу и твёрдо пообещать, что в любом случае завтра же пойдёшь в поликли-нику. Но помни, никогда не давай фальшивых обещаний. Он твой друг, а обмануть друга…, – Сухов выпрямился на полке и пальцами легонько коснулся руки мальчика, – я в тебя верю, будь искренним, и он тебя поймёт.

Сухов замолчал, стало очень тихо, словно кружево простых, только что прозвучавших слов отделило купе от остального пространства.

Баба Клава, отложив пакет с лекарствами, с удивлением и надеждой смотрела на Фёдора, потом перевела взгляд на внука и сделала движение рукой, точно хотела перекрестить. Присутствующие ждали.

Лёнька всё понял. Он, бессловесно зажмурил глаза и замер, еле заметно шевеля губа-ми. Колёса отсчитывали секунды.

Парнишка, не открывая глаз, поводил языком за щекой, отчего челюсть забавно съеха-ла набок, только после этого глаза распахнул и как-то задумчиво и строго сказал:

– Договорился.

После этих слов он на минутку впал в ступор, а баба Клава, облегчённо вздохнув, по-качала головой и обратилась к Фёдору:

– Спасибо вам, – что-то такое прорезалось в её голосе, что-то похожее на трепетное, ну, не преклонение, конечно – уважение.

– За что? – Удивился Сухов.

– За науку, – встрепенулся Лёня, оставаясь не по обычаю серьёзным.

– А, ну да. Всегда пожалуйста, – улыбнулся Фёдор и, взглянув на часы, добавил, – ну что, друзья, давайте скажем друг другу "до свиданья". Мне на выход минутки через три. Приятно было делить с вами все трудности пути. Надеюсь, когда-нибудь свидимся. – Он пластично поднялся, левой рукой подхватил с верхней полки сумку, пожав руки мужчинам, легко коснулся плеча старушки. – Доброго здоровьица. Провожать не надо.

И исчез, так же без напряга, как ровно сутки назад появился.

А когда поезд отошёл от станции, баба Клава сказала, почему-то шёпотом:

– Большой человек – шаман.

Лёнька оживился.

– Скажешь, бабуля – шаман. Сколько живу, ни одного не встречал. Товарищ Сухов – это товарищ Сухов!

– Иной век проживёт – не встретит, – серьёзно возразила баба Клава, – тебе Лёнечка по-везло.

Коля изобразил заинтересованность средней степени, ровно настолько, чтоб казаться естественным, как бы, между прочим, спросил.

– Почему вы так решили?

– В диковатых лесах росла, не то, что в городе-то, – не совсем понятно ответила ста-рушка.

До Екатеринбурга оставался последний двухчасовой перегон.