Текст книги "Царь Саул"

Автор книги: Валентин Пронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 39 страниц)

3

Подъехав к своему дому, грустная Абиге услышала пьяные песни. Её муж с тремя скупщиками шерсти веселился за пиршественным столом. Набал не вспоминал, конечно, о приходивших к нему людях Добида. Он выпил столько вина, съел столько жареного мяса и прочих яств, сдобренных кардамоном, сельдереем, кориандром и мятой, не считая перца и чеснока, что потерял остатки своего неустойчивого разума. Его гости тоже были пьяны. Они рассказывали скабрёзные истории, безудержно гоготали, опрокидывая в глотки полные чаши неразбавленного вина, хватали служанок за ноги и шлёпали их по бёдрам. Такое поведение правоверных поклонников Ягбе считалось недопустимым и беззаконным. Но эти краснорожие корыстные люди, хоть и считали себя истыми эшраэлитами, своим поведением далеко отошли от заповедей. Им больше присущи были излишества и языческие беснования хананеев, ублажающих на временных алтарях своих бесчисленных баалов.

Наконец скупщики шерсти, икая, бормоча ругательства и опираясь на слуг, стали выползать из-за стола. Они отправились ночевать в отведённые им помещения.

Набал тупо уставился на вошедшую Абиге. Он никак не мог вспомнить, где она находилась до его приезда с горы Кармил. Абиге поняла, что разговаривать с ним сейчас бесполезно. Она удалилась к себе в спальню, а мужа, храпевшего и пускавшего толстогубым ртом пузыри, приказала слугам уложить на коврах.

Когда настало утро и Набал проснулся опухший, багровый, с мутными глазами и потребовал прохладительного напитка из чернослива, к нему вошла Абиге.

   – Горе мне и тебе, безумный человек! – закричала красавица, глядя на него с отвращением. – Что ты натворил, несчастный!

   – А что такое случилось? – прохрипел Набал, он морщился и потирал гудящую после пьянства голову.

   – Ты вчера оскорбил Добида и прогнал его людей, просивших еды. Они вернулись к своему начальнику. Они всё ему рассказали. Добид опоясался мечом и поклялся перерезать твоих овец, убить ослов, разорить сады и угодья. А также схватить тебя и потребовать возмещения за охрану стад и за нанесение бесчестья... – Абиге заплакала от досады, бросила на пол кувшин с напитком и ломала руки, воздев их в безысходной тоске. – Он сказал, что убьёт тебя и каждого смеющего ему противостоять...

Набал дико вылупил кровавые глаза. Он решил, будто Добид с отрядом воинов идёт его убивать.

   – А-а! – сипло завопил Набал. – Помогите, спасите! Скорей сюда, ко мне!

Он попытался вскочить со своей постели, но зашатался и упал, ударившись головой о стену. Пена выступила на его губах и стекала по всклокоченной бороде. Набал пополз в угол комнаты, схватил край ковра и потянул на себя, чтобы спрятаться от неминуемой смерти. Внезапно он взвыл утробно, считая, наверное, что Добид уже подходит к нему с обнажённым мечом.

В испуге Абиге позвала слуг. Пятеро слуг вбежали и подскочили к хозяину, лежавшему на полу. Когда его подняли, положили поверх постели и брызнули в лицо холодной водой, Набал с ужасом посмотрел на них и заплакал. Он всхлипывал, хрипел, а лицо его посинело.

   – Гх... Добб... хш... – сказал Набал, снова заплакав. Язык ему не повиновался. Набала хватил удар, который обездвижил безрассудного богача.

Абиге послала за местными лекарями. Они тотчас явились, но помочь больному не смогли. Набал пролежал неподвижно десять дней, мочась под себя, и умер. Его похоронили в наследственной погребальной пещере.

Внезапно овдовевшая Абиге пригласила судью Мешуллама из Адорагима.

Судья приехал на осле, сопровождаемый помощником. В его кожаной сумке находились обожжённые глиняные плитки с отпечатанными на их поверхности клиновидными знаками. Там же лежали вощёные таблички с письменами, нацарапанными костяной палочкой. Мешшулам вёл учёт имущества владельцев стад и землепользователей. После согласований с родственниками Набала, судья провозгласил следующее.

Дом умершего господина из рода Халеба со всем содержимым остаётся за его вдовой Абиге. Ей же принадлежат по закону пятеро служанок и двое рабов-мужчин. А также тысяча овец из принадлежавших Набалу стад. Остальные рабы, две тысячи овец с приплодом и тысяча чёрных коз распределяются между родственниками умершего по мужской линии, так как у Набала не оказалось детей ни от Абиге, ни от какой-либо другой женщины.

Спустя семидневье, о смерти вздорного богача стало известно Добиду.

Перед Абиге торжественно предстал левит Абитар. С ним были Хетт, Абеша, зифейский охотник Хиям и ещё несколько бойцов с копьями и мечами. Они вежливо поклонились хозяйке дома.

   – Наш господин Добид бен Ешше из Бет-Лехема желает взять тебя в жёны, – сказал левит твёрдо. – Он обещает тебе покровительство и защиту.

   – Я с радостью исполню желание господина моего, – ответила Абиге.

Она приказала погрузить на ослов имеющееся у неё продовольствие и сложила в сумку ценные вещи. Двух рабов оставила охранять дом и сад. Сама села на осла, покрытого цветистым чепраком, накинула на голову самое дорогое малиновое покрывало и вместе с пятью служанками отправилась в лагерь Добида.

Так Абиге стала второй женой бетлехемца, без сожаления поменяв привычные для неё праздность и изнеженность на суровую жизнь в пустынных горах.

Прошло не больше месяца после свадебного веселья, когда разведчики привели к Добиду усталого смуглого до черноты человека. Бывший тысяченачальник узнал его. Это был оруженосец и доверенный царевича Янахана, смелый и преданный Абиро.

   – Приветствую тебя от имени господина моего Янахана, – сказал Абиро. – Я с трудом нашёл. Хорошо, что натолкнулся на твоих людей. Царевич послал меня сообщить о грозящей тебе опасности. Абенир и другие начальники вновь побуждают царя Саула схватить тебя. Он хочет собрать большое войско, оцепить эти горы, перекрыв все дороги и тропы. Тогда ты не сможешь от него ускользнуть. Уходи, пока ещё есть время. Позволь мне немного отдохнуть, а потом я возвращусь в Гибу.

   – Передай Янахану благодарность за его заботу о сохранности жизни ничтожного раба Добида. Любовь к царевичу и почитание его всегда останутся в моём сердце, – растроганно произнёс Добид. – Выпей воды, поешь и отдохни сколько захочешь. Потом опытные охотники проводят тебя ближайшим путём.

После ухода Абиро Добид приказал складывать шатры, навьючивать на ослов корзины с провизией и мехи с водой. Окружившим его приверженцам белокурый вождь сообщил:

   – Нам опять угрожает смерть. Всё по воле бога, но ждать на одном месте приближения врагов неразумно. Царь вынуждает меня принять новое решение. Я ухожу из Ханаана. Буду искать убежища за рубежом его, у чужих властителей. Кто из вас не согласен с моим решением, пусть поступает, как считает нужным.

   – Мы пойдём с тобой, потому что овцам суждено следовать за своим вожаком, – сказал от лица всех Абитар.

ГЛАВА ПЯТАЯ

1

Царь Саул приказал изгнать из пределов Ханаана колдунов и пророков. Гонцы поехали к старейшинам всех колен Эшраэля, требуя исполнить его приказ.

Колдуны попрятались, а пророки собирались толпами во многих городах и кричали истошно, что они следуют примеру великого Моше, приведшего хебраев в Страну обетованную. Они пускались плясать, бить в бубны и привлекать народ, который боязливо на них косился. Многие люди считали Саула правым, называя пророков лжецами и обманщиками. Другие говорили обратное: осуждали царя, лишившего эшраэлитов прорицаний.

Идумей Доик и евуссей Ард-ершалаимец с отрядами жестоких воинов разгоняли пророков. Они безжалостно пронзали их копьями и раскалывали черепа булавами. Тех, кто после дерзких протестов пытался спастись бегством, настигали меткие стрелы.

   – Лучше бы Саул убивал пелиштимцев и «ночующих в шатрах». Мы что-то давно не слыхали о его подвигах и не видели рвения при защите людей ибрим, – ворчали знатные из северных областей, которые осуждали любые действия царя.

Саул то впадал в состояние тоски или внезапного гнева, то собирал ближайших соратников, выезжая в степи Заиорданья охотиться на антилоп и онагров. Затем в больших шатрах устраивались пиры. На эти пиры тайно привозили на верблюдах укутанных пёстрыми покрывалами блудниц.

Будто царь аморреев, прославившийся постоянными поисками красивых рабынь, Саул не жалел золота, падавшего в пригоршни хозяев разъездных гаремов.

Маслиноокая сириянка Хашиме в ожерелье из синих аметистов, звеня на запястьях и щиколотках серебряными браслетами, кричала в угаре веселья:

   – Господин мой и царь, я нарочно упилась вином и оставила на себе только короткий передник, чтобы развлечь тебя!

   – Ты так раздразнишь нашего господина, что он захочет тебя съесть вместо жареной газели, – сказал блуднице Абенир, обнимая огненно-рыжую танцовщицу из Суз, города, известного растленными нравами.

   – Если царь захочет меня съесть, я протяну ему любую часть тела. «Вот, повелитель, отведай меня!» – крикну я. – Хашиме бросилась на ковёр у ног Саула, соблазнительно изгибая нагое тело, на котором отсвечивало пламя двух светильников.

   – Ты уже не можешь танцевать, дочь греха? – хватая её за волосы и притягивая к себе, смеялся Саул. Полуседой, бледный, с воспалёнными веками, он был ещё привлекателен суровой красотой воина.

Под звуки песен, переливы флейт и перебор струн в шатёр пробрался Бецер. Хмурясь, осторожно обходя лежавших на коврах женщин и мужчин, он подошёл к царю. Опустился на одно колено и прижал руки к груди.

   – Что тебе, Бецер? – недовольно спросил Саул, отрываясь от поцелуев сириянки, уже освободившейся и от короткого передника.

Абенир тут же грубо оттолкнул рыжеволосую женщину из Суз. Он насторожился, повернув в сторону Бецера пристальный взгляд и свою всегда торчавшую вперёд бороду. Чтобы лучше слышать, Абенир приложил ладонь к уху.

   – Сейчас приехал на колеснице лазутчик твоего дяди Нира, – сообщил Саулу Бецер. – Он узнал про Добида...

   – Что там Добид? Он ещё жив?

   – Он жив, господин мой и царь. Но он покинул Ханаан. Со всеми своими людьми, скарбом и стадом он ушёл к границе страны Пелиштим.

   – Теперь бетлехемец предаст свой народ, – вмешался Абенир, и глаза его вспыхнули злобой. – Он станет молиться чужому богу и служить пелиштимским князьям. Если безбородые узнают о его помазании, они с удовольствием поддержат бетлехемца против тебя. – Абенир вдруг ударил но лицу сузиянку. – Нечего слушать то, что тебя не касается! Убирайся прочь от меня, грязная подстилка! – Абенира явно расстроило сообщение Бецера.

   – Я понимаю только по-хананейски... – Женщина вытерла лицо тыльной стороной руки и заплакала. – Я не знаю вашего... собачьего языка... – Последние слова рыжеволосой могла разобрать только её подруга Хашиме.

   – Добид ушёл к пелиштимцам? – переспросил царь равнодушно. – Это его дело. А душа его в воле бога. Ну, что же ты не пляшешь и не поёшь? – обратился он к сириянке. – Где твой бубен с серебряными колокольцами?

– О, господин, я чувствую такую сильную любовь к тебе, что у меня колотится сердце и кружится голова, – льстиво ответила хитрая Хашиме. – Я не могу словами выразить свои чувства, будто немая. Но они очень сильны и горячи. – Она снова склонилась к ногам царя. Длинные волосы сириянки упали на её накрашенное лицо, скрыв его, как пенистый водопад скрывает под собой красную гранитную скалу.

Саул довольно засмеялся. Абенир махнул музыкантам. Музыка зазвучала громче, и пиршество продолжалось.

2

Приблизился зимний месяц тебеф. Нарождающаяся и убывающая луна, изглоданная чумазыми тучами, мрачно всходила по ночам. А утрами хлестали дожди, свирепели ветры с Великой Зелени. Вместе с морскими ветрами опять явились отряды пеласгов, предпочитавшие воевать в прохладное время года.

Лазутчики доносили: на этот раз пеласгов собралось много. Это не были разноплеменные шайки грабителей. В Ханаан двигались воины главных городов страны Пелиштим – Аккарона и Аскалона. Пеласги даже взяли с собой в поход статую своего бога Дагона – в короне из золота и с длинным веслом вместо копья.

Саул обеспокоился. Он постоянно слал разведчиков в те местности, где расположился лагерь пеласгов. Затем приказал собрать ополчение против исконных врагов, хотя они медлили и как будто выжидали, не решаясь начать стремительное продвижение в земли Эшраэля.

Однажды вечером царь, его старший сын Янахан и брат Абенир, укутавшись шерстяными накидками, отправились на трёх колесницах к пелиштимскому лагерю. Тьма ещё не спустилась. Тучи приглушали багровый закат, делаясь от этого освещения окровавленными и мрачными, словно предвещавшими жестокую битву.

Колесницы въехали на высокий холм. Полководцы долго рассматривали бесконечную россыпь костров, мерцающих вдали между шатрами.

Абенир пытался считать, но сбился. Если на каждый шатёр приходилось примерно десять-пятнадцать воинов, то... в одних местах костры разгорались так ярко, что заметны были силуэты врагов, блестели медью гривастые шлемы, отсвечивали щиты и доспехи. Иногда ветер приносил запах дыма, шум, ржание лошадей. В других местах костры уже потухали. Шатры сливались с мутью наползающей мглы. Да, разведчики правы: войско пеласгов казалось необычайно многочисленным.

Саул безмолвно вглядывался в темнеющую даль, понимая, что положение становится угрожающим.

   – С севера пришло ополчение? – спросил Саул Абенира.

   – Пока нет никого. Может быть, подойдут какие-нибудь селяне с самодельными копьями, – с кривой усмешкой ответил двоюродный брат. – Но хорошо вооружённые воины не являются.

   – Если бы все мужчины от шестнадцати до шестидесяти лет собрались под твоим водительством, отец, и ударили на безбородых, я бы не сомневался в нашей победе, – взволнованно сказал Янахан, стоя рядом с царём и сжимая рукоять меча.

Абенир посмотрел на них сбоку, очень похожих в полумраке: высоких, могучих, с чеканными профилями, – только борода Саула была почти белая, а Янахан прикрыл подбородок густой чёрной порослью не так давно.

Абенир почему-то вздрогнул и потёр переносицу, чтобы отогнать наваждение: и Саул и его старший сын внезапно показались ему мертвенно бледными и будто бы неживыми.

   – Дело не только в численности войска, – задумчиво произнёс Саул. – Главное в слаженности и выучке воинов, их смелости, доверии своему вождю. А у нас продолжаются междоусобицы и грызня, как в собачьей стае. Мне так и не удалось добиться послушания старейшин северных колен Эшраэля.

   – Надо было повесить хотя бы десятка два этих самодовольных стариков, – заметил сердито Абенир. – А наиболее упрямых посадить на кол.

   – Заповеди Моше не разрешают мне поступать так с избранниками народа, с единоверцами, – тихо сказал Саул. – Я и так виновен в смерти священников из Омбы... Поехали обратно. Жаль убивать своих...

   – Да чего их жалеть, – возразил непримиримый Абенир. – Вон северные племена в Бет-Эле и Дане открыто поклоняются быку. И ничего, Ягбе их не карает.

Три колесницы, запряжённые сильными лошадьми, скатились с холма. «Цо, цо!» – крикнули возничие, и колесницы помчались к Гибе. «Э-ххо!» – под такие вопли они остановились у Сауловой крепости. Лошади возбуждённо ржали и стучали копытами. Все разошлись, а царь послал Бецера за старым левитом Ашбиэлем.

Саул нетерпеливо его дожидался. Когда левит пришёл, сонно моргая, он сказал старику:

   – Надень ефод, Ашбиэль. Приготовь курения, и всё, что тебе понадобится. Может, сжечь жертву? Пусть принесут ягнёнка. Я хочу говорить с богом.

   – С богом ты сможешь говорить, если он сам этого захочет, – промолвил старик, не боясь царского гнева. – А насчёт жертвы – остерегись... Ибо сказано: «Не приноси жертву всесожжения на всяком месте, но только там, где указал тебе бог с помощью грозовой молнии. Например, если загорелось дерево на холме или на горе, там можно соорудить алтарь. А если появится кто-нибудь с тёмным ликом и будет превозносить мерзостных духов, какой-то лукавый прорицатель, чародей и воскрешающий мёртвых, то убей его».

   – Хорошо, обойдёмся без всесожжения, – угрюмо согласился Саул. – Пошли на восточную башню, она ближе к небу. А может быть, к Эдему[64]64
  Эдем – «неувядающий сад» – рай; в нём жили до изгнания Адам и Ева.


[Закрыть], где, наверное, живёт бог.

   – Эдем, по мнению мудрецов, находится на север от Ханаана. Он располагается недалеко от Суз, где живут, как говорят, люди развратные и преисполненные пороков. Сказано, райский сад цветёт беспрестанно на высоких, под самый небесный свод, закрытых облаками горах, и место это между истоками великих рек Эпрато и Хидеккеля, а также – менее полноводных рек – Тихоном и Фисоном, – пояснил Ашбиэль.

По узким ступеням царь и старик-левит поднялись на сторожевую башню крепости. Остановились посреди квадратной площадки под остроконечной крышей.

Ночь заглядывала в узкие бойницы. Мириадами холодных огней сияли звёзды. Проносившиеся тучи закрывали их временно, погружая башню в полную тьму.

Слуга постелил толстый войлок и скрылся.

   – Становись на колени, Саул, – сказал Ашбиэль попросту, как говорил в те годы, когда сын Киша ещё не был царём. – Повторяй за мной всё, что сможешь запомнить и повторить. А в сердце своём зови Ягбе, собственными мыслями. Может быть, бог снизойдёт к тебе.

Саул опустился на колени, прижал к груди ладони и закрыл глаза.

Левит стал немного поодаль, низенький и нескладный, в коротком ефоде и белой шапочке. Серебряная седина бороды поблескивала при отсветах звёзд.

– Благословен ты, видящий бездны, восседающий на херувимах и на престоле своего небесного царства, – начал взывать Ашбиэль хрипловатым и слабым голосом. – О, бог наш, бог Абарагама, Ицхака и Якуба, отзовись и снизойди ко мне, ничтожному рабу твоему. Благословен ты и благословенно всё созданное тобой: ангелы и твердь небесная, и воды превыше небес, солнце с луной и звёздами, дождь и роса, ветры, огонь и жар, холод и зной, ночи и дни, свет и тьма, лёд, мороз, иней и снег, молнии и облака, горы и холмы, всякое произростание на земле, источники, реки и моря, рыбы, киты и всё в морях, птицы небесные, звери и скот, и сыны человеческие. Благословенны священники, духи и души праведных, и смиренные сердцем. Благослови, бог мой, раба твоего Саула у ног твоих... – Саул старался повторять то, что довольно быстро, нараспев говорил левит. Постепенно слова слились в монотонную мелодию, от которой холодело сердце и волосы шевелились на голове. Он не понимал уже слов, слышал только возгласы: «О, Эль-Шаддаи! О, Баал-Берит! О, ЙАхбе!»

Наконец нечто странное и лёгкое объяло его, и перед ним возник город, сияющий позолоченными крышами и башнями. Одна из башен огромными ступенями поднималась ввысь, пронзая белоснежные облака, а там стояли два воина с прекрасными лицами, без шлемов, но в золотых панцирях и светлых одеждах. Один держал в руке копьё, похожее на солнечный луч, другой – меч, напоминающий ослепительный зигзаг молнии; у одного были багряные шестикратные крылья, у другого – такие же, но сапфирно-синии, переходящие в малахитовый оттенок. Они оба смотрели на поднимающегося к ним Саула и качали головами с серебряными – у одного и с золотыми – у другого – кудрями. «Нет, ты не пройдёшь здесь, Саул», – сказал первый (с серебряными кудрями) голосом умершего Шомуэла. «Тебе следует опуститься вниз, – голосом Добида произнёс второй, тот что с золотыми кудрями. – Да, тебе вниз, но забыт ты не будешь, о тебе вспомнят».

Саул покорно двинулся в обратном направлении, сходя по ступеням вниз.

А внизу он увидел нечто бескрайнее, сине-зелёное, шумящее и вздымающее белую пену. Саул сообразил: это море, хотя он никогда не достигал в своей жизни морского берега. Тут вода закипела, и вышел из неё огромный лев с густой гривой и орлиными крыльями. Лев выпрямился, поднялся на задних лапах и стал похож на стоящего человека гигантского роста. Потом на берег выбежал медведь с чёрными когтями невероятной длины и зубами, торчавшими из пасти его, как мечи. Третьим появился страшный и ужасный зверь, похожий одновременно на барса и обезьяну. Саулу показалось, что он умрёт сейчас от страха, настолько отвратительны и жутки были закрученные рога этого зверя, острые, как огромные кинжалы, клыки, растопыренные когтистые лапы, хвост с загнутым к спине жалом скорпиона.

И возникла откуда-то толпа нагих людей, бегущих вдоль берега, спотыкаясь и толкая друг друга. Здесь были и мужчины, и женщины, и старики, и подростки, и маленькие дети, пухлые и глупенькие, с короткими конечностями и ямочками на теле. Они бежали прямо к вышедшим из моря чудовищам и долго не замечали их. Увидев зверей, люди отчаянно закричали, заплакали и хотели броситься прочь.

Однако три зверя одним прыжком оказались среди людей и стали их пожирать. Дикий вопль тысячи голосов, громовой рёв чудовищ и плеск бурного моря превратились в нестерпимый шум, стон и плач. Кровь алыми пенистыми потоками окрасила море, ставшее темно-бордовым, как вино. «Почему я здесь и зачем мне это страшное видение? – страдая, думал Саул. – Я же хотел спросить бога о дальнейшей своей жизни или смерти, о судьбе своих близких и судьбе Эшраэля... Где же он, бог Ягбе, который столько раз приходил к первосвященнику Шомуэлу?» Тут звери растерзали последнего голого человека на берегу и повернулись к нему.

«Но у меня нет ни копья, ни меча, мне нечем защитить себя», – изводился Саул, в конвульсиях безумного ужаса он закричал...

И почувствовал, как кто-то трогает его за плечо.

Саул приоткрыл глаза, сообразил, что лежит на войлоке лицом вниз, а уставший, серо-бледный Ашбиэль старается его разбудить. За оконным проёмом синело небо и розовела заря. Ласточки мелькали перед окном, и залетал прохладный ветер.

   – Ну что, господин мой и царь, ты видел бога? Ты спросил Ягбе, о чём хотел? – допытывался старый левит.

   – Я не мог ни о чём спросить, потому что не увидел его, – ответил Саул, он приподнялся на локте и удивлённо оглядел внутренность башни.

   – Значит, ему сегодня не до тебя, – сказал Ашбиэль, зевая. – В следующий раз, может быть, снизойдёт, и ты его спросишь.

Старик отвернулся к лестнице и, прихрамывая, цепляясь рукой за выступавшие из стены неровности кладки, пошёл вниз.