Текст книги "Царь Саул"

Автор книги: Валентин Пронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 39 страниц)

   – Там шобские бога? – спросил язвительно Абенир.

   – Нет, светлейший господин. Эти изображения находятся здесь не меньше тысячи лет. Может быть, и больше, как считают седобородые мудрецы. Когда наши далёкие предки переселились в эти земли, статуи уже находились здесь, охраняя сокровища прежних владык.

Абенир с сомнением взглянул на заискивающе улыбавшегося визиря.

   – Хорошо, пошли дальше, – сказал Абенир, презрительно фыркая. – Хотя такие дерзкие упрямцы, как ваш царь, достойны богов безобразных и мерзких.

Визирь несколько раз поклонился, выразив полное согласие с его уничижительными словами. Он торопливо направился по узкому коридору в конец подземелья. Все спустились ещё на несколько ступеней.

После коридора возникла небольшая площадка. Она заканчивалась наклонным полустёршимся барельефом, на котором угадывались кроны перистых пальм и фигурки обнажённых девушек, несущих кувшины на головах.

Визирь остановился. Факелы тихо шипели, освещая угрюмым светом мрачное подземелье.

   – Ну, где сокровища? – подозрительно прищурившись, произнёс Абенир.

   – Нужно нажать кувшин у одной из носильщиц, и последняя дверь откроется, – ответил Адонишет, подходя к барельефу.

Бывшие рядом с ним конвоиры чуть отстали из-за тесноты. Визирь сделал ещё шаг и положил руку на стену.

Абенир открыл рот для следующего угрожающего вопроса. Внезапно раздался нарастающий гул. Сверху рухнул каменный блок с широкими зубцами, разможжив кости воинов, находившихся на расстоянии протянутой руки от Адонишета.

Визирь царя Шобы исчез из глаз поражённых эшраэлитов. В то же мгновение телохранители подхватили Абенира под локти и помчались прочь от страшного коридора.

Снова грохот, и ещё один каменный блок упал позади... Потом осыпалась лавина булыжников, полностью замуровавшая коридор. Побледневшие от ужаса телохранители и их растерявшийся вождь выскочили в подземелье с гладкими стенами.

   – Сын змеи и шакала! – бешено завопил Абенир, потрясая кулаками. – Он всё-таки перехитрил нас! Что же вы стояли, бараны? Что вылупили глаза на меня, как эти гнусные идолы? Сейчас же разбить на куски изображения дэвов и маридов[50]50
  Дэвы и мариды – демонические существа древних сказаний.


[Закрыть], будь они прокляты на все времена!

Около месяца силачи с кирками, молотами и зубилами пытались пробраться сквозь завал. Однако ни сокровищницы, ни тайного подземного хода из дворца Шамтагума обнаружить не удалось. Все усилия оказались напрасными. После множества преград они упёрлись в сплошную непроницаемую толщу базальта.

Рыскавших вокруг Шобы лазутчиков Абенира, тоже постигло разочарование. Коварный Адонишет пропал навсегда.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

1

Саул быстро опустошил царство Шобу. После чего взял несколько небольших городов, в которых жили хананеи, не желавшие подчиняться царю Эшраэля.

Расправившись затем с аммонитами, он воевал с аморрейским племенем эдомитов – смелыми воинами в высоких шапках, которые успешно пользовались не только пращами, но и луками. Эдомиты ездили на беговых верблюдах и начинали приучать к верховой езде лошадей. Несколько кровавых столкновений заставили эдомитов и союзное им племя беторцев – частично рассеяться по степи, частично укрыться в горах.

Но главной заботой были, конечно, столкновения с пеласгами. После нескольких кровопролитных стычек упорствующие и непремиримые соперники отошли в свои земли, ожидая случая для окончательной решающей битвы.

Воины устали после походов. Многие разбрелись, желая вернуться к семьям и заняться весенним севом.

Саул прибыл в Гибу. Его встретили как невиданного героя. С Саулом были его сыновья Янахан, Аминадаб и Малхиша. Героями в глазах народа стали не только сам Саул и до безумия смелый Янахан, но и его двоюродный брат Абенир. Показал себя стойким командиром сероглазый евуссей Ард.

Бениаминцы радостно вопили, угощая воинов вином и кемахом. Звучали жильные струны арф, тростниковые свирели, флейты из дерева ситтим и дребезжащие гудки из козлиного рога. Девушки и венках и украшениях танцевали при встрече царя и трёх тысяч его постоянных бойцов. Они пели, размахивая трещотками и стуча в гулкие бубны. Сцепившись под локти, девушки устроили танцующую, резво прыгающую цепочку. Хороводом кружились и молодые воины. Гортанные крики неслись отовсюду, народ ликовал:

Грядите, смелые, и невесты ваши скажут: приди!

Блаженны будьте, бесстрашные, и слышавшие

О вас скажут: придите к нам!

Возвеселитесь, неумолимые перед врагом, и любимые

Ваши скажут: приблизьтесь, как звезда утренняя!

Воспойте песнь победы, и мудрые скажут: вы есть

Слава и честь – придите к нам!

Встречали Саула, его сыновей, Абенира и прочих старый Киш, брат его Нир, жена Саула Ахиноам с дочерьми, её отец Ахимахац.

Седобородый машал-певец разливался высоким голосом, играя на арфе. Поднимая тон выше и выше, он дёргал себе кожу на горле, чтобы голос вибрировал и блеял, подобно молодому барашку. Старый жрец Ашбиэль поднял руки к небу и вскричал торжественно:

   – Во имя бога, Саул, ты блистаешь доблестью, как раскалённый уголь в ночном мраке!

Саул стоял на колеснице, закутанный в коричневый плащ с пурпурной полосой по краю, в медном шлеме и бронзовых наручах. При всеобщем радостном ликовании он один выглядел хмуро-озабоченным. В самом рисунке его густых чёрных бровей было страдание, которое окружающие воспринимали, как обычное состояние грозного полководца и повелителя.

После всех праздненств начался сев. Саул поехал в поля, отведённые его семье, и провёл, нажимая на сошник, первую борозду. Продолжили пахоту рабы под наблюдением Киша. Люди торопились засеять землю, пока в ней сохранилась влага от зимних дождей. Женщины работали в садах и огородах. Юноши подвязывали виноградные лозы и окапывали масличные деревья. Природа расцветала, народ трудился в бодром и слаженном настроении.

Но первосвященника Шомуэла по-прежнему донимали неутолимая ревность и жажда власти. Он получал сведения о победах Саула, о восторженном мнении народа, прославлявшем царя, и о том, что знать северных областей, раньше пренебрежительно отвергавшая безвестного бениаминца, стала покорно отсылать ему воинов для ополчения. Некоторые попросту боялись расправы.

Саул доказал, что больше не потерпит ущемления своих царских прав. Крови он не боялся; впрочем, крови не боялся никто из тех, кого судьба наделила властью.

Однажды многознающий Гист процитировал Бецеру поучение мудрецов Мицраима: «Держи себя подальше от человека, способного умерщвлять, и ты не будешь вздрагивать по ночам, смущаемый страхом смерти». Низкорослый человечек с клиновидной бородой лукаво подмигнул и продолжил: «Знай, что в упомянутом положении ты словно пробираешься среди сетей или проходишь по зубцам городских стен, а опасность подстерегает».

Бецер рассмеялся и заявил со свойственной молодости беспечностью:

   – Дураки эти мудрецы Мицраима. Скучные, трусливые дураки Только вблизи высокого человека всегда будешь сыт и одет в тонкие ткани. Да ещё, может быть, и прославишься...

   – Если успеешь, – уклончиво заметил Гист.

В другой раз Гист отвлечённо заинтересовался, почему царь, такой могучий мужчина, да теперь ставший благополучным и состоятельным в силу многократного увеличения царских доходов, довольствуется единственной женой.

   – Ну, вовсе не единственной... – Царский слуга ухмыльнулся. – Есть в Гибе дом, где живёт пленная девица Рицпе из земли Шоба. Ей шестнадцать лет, она красива, носит сидонские украшения и ершалаимские платья. С ней находятся две служанки и старик-сторож.

   – А госпожа наша Ахиноам не горюет по царю Саулу?

   – Чего ей горевать-то? По закону муж не осуждается, если содержит и четырёх жён. Кроме наложниц, конечно.

   – Но ведь первосвященник требует убивать пленниц? – Лицо Гиста многозначительно и хитро сощурилось. На всякий случай он оглянулся на дверь.

   – Девственницу разрешается посвятить Ягбе. Она делается имуществом самого бога, и правоверный может на ней жениться, – серьёзно объяснил Бецер.

2

Не успели отцвести виноградники, гранатовые деревья и дикая повилика в горах, как на дороге от Рамафаима появилась крепкая повозка, запряжённая мулом в зелёной сетке. За возницу был курчавый Шуни, а на удобном седалище расположился первосвященник Шомуэл. Во второй повозке ехали слуги и два стражника с копьями и мечами. В третьем тесно сидели левиты, всегда бывшие при особе первосвященника.

Вооружённые юноши, охраняющие ворота Гибы, бросились бегом в крепость. Там находилось теперь обиталище царя, его семьи и близких людей. Когда повозка подкатила к царскому дому, Саул вышел навстречу.

   – Мир тебе и счастливого прибытия, господин первосвященник и судья, – приветствовал он старца.

   – Я предупреждал тебя и других, – сварливо произнёс Шомуэл, не ответив на приветствие, – чтобы не называли меня судьёй. Я только служитель и молитвенник Ягбе.

   – Войди в мой дом, отдохни и вкуси от яств моих.

Шомуэл величественно опёрся на чёрный посох, оправленный в слоновую кость. Он не сошёл с повозки и, взглянув сверху на просто одетого, немного растерянного Саула, медленно сыпал:

   – Бог назначил меня помазать тебя царём над народом его. Ты защитник и управитель людей ибрим. Я молился в Скинии, при Ковчеге Завета, и бог пришёл ко мне. Теперь послушай, я передаю и тебе повеление божие.

Саул низко наклонил голову. Его жена Ахиноам, две дочери, Янахан, Аминадаб, Малхиша – сыновья царя, военачальник Абенир, все вышедшие из дома слуги и служанки опустились на колени.

Шомуэл продолжал сердито:

   – «Вспомнил я, – сказал мне бог, – как потомки Амалика[51]51
  Амалик – сын Исава, старшего брата Якуба (Иакова), которого тот обманом лишил первородства.


[Закрыть] противостояли народу моему, когда шёл он из Мицраима, избавившись от казней египетских. Нередко с тех пор нападали они на земли колена Шимонова и Юды, убивали людей, забирали юношей, девиц и детей для рабства в царстве фараоновом. И угоняли стада, и забирали всякое достояние. Презренные сыны Амаликовы сговаривались с князьями пелиштимскими и участвовали в их походах на Эшраэль. Теперь иди, Саул, и порази мечом своим Амалика. Истреби без пощады всё, что есть у него в стране. Предай смерти каждого – от мужа до жены, от отрока до грудного младенца, от вола до овцы, от верблюда до осла». Ты слышал повеление всемогущего и единственного? Так поспеши исполнить его.

   – На глазах и в сердце моём,[52]52
  Ритуальная фраза, означающая беспрекословное повиновение.


[Закрыть] – сказал Саул, прикоснувшись ладонями ко лбу и груди. Он понял, что должен выполнить приказ Шомуэла как можно скорее.

Первосвященник и его сопровождение удалились в Рамафаим. ( аул посмотрел им вслед и угрюмо кивнул Абениру:

   – Шли гонцов во все колена. Пусть присылают ополчение. Я иду на Амалика.

   – На Амалика так на Амалика, – с готовностью согласился воинственный Абенир. Заулыбались сыновья и другие воины, обрадованные новым походом.

Когда Саул ушёл в дом, Янахан крикнул: «Хедад!» Взявшись за руки с братьями и несколькими молодыми воинами, приплясывая, он весело закружился по двору.

Вечером того же дня Гист спрашивал потихоньку умного неторопливого Нира, ведающего хозяйством царя, и своего сына Абенира, а потому знающего кое-что из тайных донесений соглядатаев:

   – Почему препочтеннейший Шомуэл так разгневался вдруг на амаликцев, живущих в пустыне Негеб... вернее, в оазисах поблизости от границ Мицраима? То есть, разгневался-то бог, разумеется, а первосвященник передал нашему господину... Но всё-таки, а?

Нир сообразил, что Гиста интересуют чисто людские причины очередной войны. Поскольку Нир вполне доверял расторопному и полезному чужеземцу, считая его принадлежащим к близким людям Саула, он негромко ответил:

   – Кажется, Шомуэл через своего управляющего Ханоха имеет долю в товарах, которые доставляют караванами из фараонова царства. А разбойники-амаликцы караваны время от времени щиплют. Ну и... что-нибудь особо ценное, ожидаемое Ханохом, захватили. Нет, вообще-то всё правильно: когда наши предки убежали от египтян семь... а, может, шесть веков тому назад, сыны Амалика действительно препятствовали Эшраэлю пройти в Ханаан. Было, говорят, такое, хотя и очень давно. Первосвященнику виднее, он с самим богом разговаривает. А наше дело выполнять божие повеление.

   – Истинно, истинно, – благочестиво согласился Гист.

3

После отъезда и возвращения гонцов стали прибывать войска из всех областей Эшраэля.

Теперь, когда пеласги уже не могли следить за ковкой металла в городах и селениях, воины были вооружены лучше, чем прежде У многих сверкали медными бляхами панцири из воловьей шкуры, окованные бронзой щиты, копья с медными наконечниками и бронзовые короткие мечи. По-прежнему праща являлась основным оружием дальнего нападения, а луков со стрелами оказалось мало. Железными мечами и железными наконечниками копий обладали только знатные – начальники элефов, сыновья судей, старейшин, богатых купцов.

Большая часть ополчения состояла из пеших отрядов. Но прикатили от эфраимитов и северных областей пятьдесят колёс ниц, напряжённых чёрными и рыжими лошадьми. С тридцатью колесницами, находившимися в Гибе, это получалось грозное и быстрое войско.

За годы своего царствования Саул полюбил шум и блеск войны, хриплый вой военных рогов, дружные возгласы воинов, ржанье лошадей и дребезжание окованных колёс по каменистым дорогам. Впереди войска шли небольшие группы разведчиков. С ними были юноши – самые быстроногие и сообразительные, связывавшие разведку с начальниками. После ополчения тащились неуклюжие повозки с продовольствием и шатрами, их тащили покорные волы. В обозе среди поваров и лекарей находился Гист, он тоже считался здесь кем-то вроде начальника. С ним ехал старый левит Ашбиэль.

Войско разделилось на три отряда, по семь тысяч воинов в каждом. Первый отряд вёл Абенир, слегка выдвигаясь и обгоняя остальные. Второй возглавлял Саул с младшими сыновьями. При нём находились все колесницы – на каждой возничий, стрелок из лука и секироносец с большим щитом. Третий отряд вёл Янахан. А четвёртый – из трёх тысяч юдеев – ершалаимец Ард.

Тридцать тысяч бойцов Саула двигались несколькими колоннами. Шли ночью, чтобы меньше утомляться от жары и слегка опасаясь внезапного нападения пелиштимских колесниц. Однако передвижение войска происходило удачно.

Пройдя пустыню Негеб, увидели место, где были колодцы, росли финиковые пальмы и зеленела трава. Там обнаружили шатры, людей и верблюдов. Разведчики донесли, что это кочевое племя кинейцев, сделавшее привал в оазисе. Саул пригласил шейхов племени к себе.

Трое седобородых бедуинов в длинных одеждах и наголовниках с чёрным войлочным кружком вокруг головы явились к шатру царя. Войдя, низко поклонились и стояли молча, в знак покорности сложив руки на животе. Увиденный ими боевой лагерь поразил людей пустыни своим многолюдьем и мощным вооружением.

Саул тихо совещался с жрецом Ашбиэлем. Шейхи стояли безмолвно. Наконец царь повернулся к ним и сказал:

   – Не уподобляетесь ли вы поклоняющимся Ашиме аббийцам, молящимся также рогатым идолам Нибхаза и Тартака? Не сжигаете ли вы детей своих перед быкоподобным Адрамелехом и Анамелехом, как люди Шепер-Боима?

Один из шейхов ответил с поклоном:

   – Нет, господин. У нас нет ничего такого. Мы кинейцы, пасём коз и верблюдов.

   – Не приобщились ли вы к разбойничьим обычаям племени Амалика, отличающегося беззаконием и высокомерием?

   – Нет, мы живём сами по себе. А сборище беззаконных и высокомерных – куча пакли, и конец их – пламень огненный.

   – Ты прав, почтительный и разумный человек. В давние времена вы, кинейцы, оказали благосклонность людям Эшраэля, когда они шли из Мицраима фараонова. Пойдите отсюда в сторону, отделитесь от среды Амалика, чтобы мне не погубить вас.

Кинейцы погрузили свои шатры на верблюдов, угнали стада худых коз и растаяли в желтоватой дали пустыни.

Войско Саула двинулось дальше у югу, и в скором времени передовые отряды различили у черты окоёма белые постройки (башни, колодцы) в окружении сикомор и пальм. Ночью не зажигали костров, хотя ночью здесь холодно даже в начале лета.

Едва край солнечной короны показался из-за чёрных холмов, войско устремилось вперёд. Но пятьсот беговых верблюдов уже мчались навстречу отряду Абенира. Сидевшие на верблюдах стрелки из луков и метатели дротиков готовились сразиться с бойцами ибрим.

Люди Абенира внезапно разошлись в стороны. Навстречу верблюдам с гиканьем, звоном щитов и стрельбой из луков понеслись колесницы.

Амаликские верблюды испугались. Они стали шарахаться и поворачивать вспять, несмотря на все усилия всадников их удержать. За колесницами бросились пешие бойцы. Абенир и Янахан, разворачивая отряды двумя полудугами, стали замыкать вражеское воинство в огромное кольцо.

Чёрный вихрь камней, пущенных из пращей, стрелы и метательные копья обрушились на смешавшихся в кучу амаликцев. Стоя на колеснице, царь с холма наблюдал за сражением.

Амаликские верблюжьи всадники и пешие воины, привыкшие к набегам на мирные селения, не выдержали последовательного и сосредоточенного наступления опытных бойцов Саула. За годы походов его воины привыкли к столкновениям с разными племенами Ханаана. Сейчас они были уверены в себе. Амаликцев теснили всё больше, сжимая их живым кольцом, ощетинившимся копьями.

В центре сражающихся бился с эшраэлитами широколицый и густобородый, рыжий, будто охра, человек в египетском шлеме и львиной шкуре на плечах. Он ревел, как буйвол, размахивая палицей, окованной медью. Под его ударами гибли многие воины Саула. Камни, посылаемые в голову рыжему силачу, отбивали бронзовыми щитами прикрывавшие его оруженосцы. Однажды рыжий так ударил эшраэлита в ухо, что раздробил черепную кость. Кровь хлестала изо рта сражённого бойца, и он долго бил пятками по земле, пока не умер.

   – Туда правь, – приказал Саул возничему.

Стоявший рядом Бецер подал царю копьё. Возничий дёрнул вожжами, и кони золотистой масти понеслись в самый опасный круговорот сражения. С другой стороны, в первом ряду эшраэлитов, рубя врагов тяжёлой секирой, к рыжему пробивался Абенир. Стрела вонзилась в левую руку Саула. Бецер прикрыл царя щитом ещё от двух, но сам оказался раненым в бедро.

Приблизившись к рыжему в львиной шкуре, Саул с силой метнул копьё и сбил с него шлем. Буйные кудри амаликского вождя поднялись дыбом и стали похожи на львиную гриву, будто слившись с той, что была на его плечах.

В то же мгновение Абенир убил огромного, темнокожего, как нубиец, соратника рыжего бойца.

   – Сдавайся, моли о пощаде! – крикнул Абенир, сцепившись с заменившим убитого.

   – Царь Агаг не просит пощады! – продолжая бешено отбиваться, вопил силач с палицей, похожий на пылающий факел. – Подойдите ближе, двоюродные братцы! Я выбью вам мозги!

Вместе с жестокой решимостью уничтожить врага в сознании Саула внезапно пронеслась странная мысль о воинской доблести этого Агага, амаликского царя, и о том, что они и правда находятся в дальнем родстве: ведь Амалик сын Ишаба, а Ишаб родной брат Якуба, праотца всех колен Эшраэля.

Воины Абенира добивали оруженосцев Агага. Саул метнул с колесницы второе копьё. Оно пронзило грудь воина в белой шапке, который рухнул под ноги своего вождя. И тут же Абенир рубанул малицу Агага близко к её рукояти. Агаг оказался обезоруженным. Завизжав от ярости, он попытался выхватить кинжал из-за пояса. Но на него навалились воины Абенира.

   – Не убивать! – раздался низкий голос Саула.

   – Свяжите его, – торжествуя, приказал Абенир и подумал о том, как приятно будет повесить потом Агага вниз головой, а перед этим отрезать ему язык, нос, уши и выколоть глаза.

   – В обоз амаликца. Зорко следить за ним, охранять, – распорядился Саул и добавил: – Остальным – смерть!

Приказ царя Эшраэля был исполнен. Воины ибрим ворвались в главный город-оазис амаликцев Хабилу. Над оазисом взмыл разноголосый горестный вой, потому что эшраэлиты безжалостно резали население.

Мужчин и мальчиков убивали сразу, женщин сначала насиловали. Детей поднимали на копья и подбрасывали, затевая жестокую игру. Младенцев разбивали об угол дома или древесный ствол. В лужах человеческой крови, оскальзываясь, валили верблюдов и овец. Верблюды нелепо дёргали длинными уродливыми ногами, когда им перепиливали ножами шею, страдальчески стонали и плевались кровавой пеной. Бараны и козы орали и блеяли от ужаса.

   – Бросьте животных, – сказал Саул Абениру. – Преследуйте остальных амаликцев. Они побежали на запад, к границе Мицраима. Оставь здесь тысячу воинов и – в погоню.

Из восьмидесяти колесниц только десять оказались сломанными. Лошади валялись, утыканные амаликскими стрелами. Оставшихся невредимыми снова запрягли. Колесницы помчались за убегавшими амаликцами, подпрыгивая на камнях. Некоторые воины ибрим влезли на амаликских верблюдов, растерянно стоявших без всадников. Верблюдов гнали за колесницами, вонзая им в горб ножи.

Лавина эшраэлитов заливала долину, достигавшую территории, за которой цепью возвышались пограничные крепости египтян. По всей долине тысячи пехотинцев Саула окружали группы отчаянно сопротивлявшихся амаликцев.

Сын Агата Ярим, подъехав к одной из крепостей, умолял начальника гарнизона пропустить его и нескольких приближённых в царство Кеме. Но начальник покачал головой. «Нет приказа. Сверху объявлено: пусть аму[53]53
  Аму или амуру (егип.) – общее название семитских племён.


[Закрыть] разбираются между собой, как хотят» – насмешливо произнёс он и пожал плечами.

Вытирая слёзы, прощаясь друг с другом, амаликцы повернули обратно.

   – Может быть, удастся вырваться и уйти в пустыню, – с обессиленной надеждой предположил Ярим. Из клубов пыли с гиканьем и боевыми криками вылетели колесницы. На одной из них находился Саул, наскоро перевязавший левую руку и заменивший раненого Бецера новым оруженосцем. Рассыпавшихся по плоской равнине сынов Амалика преследовали, избивая палицами, рубя топорами, пронзая копьями.

Скоро к Саулу подвели молодого амаликца с бледным от страха лицом. Что-то удивило царя при взгляде на этого нарядного молодца. Пожалуй, он внешне напоминал Янахана. Только Я пахан бесстрашный удалец, а этот дрожит, как ягнёнок, в ожидании смерти.

   – Кто ты? – спросил Саул.

   – Я старший сын царя Агага. Пощади меня. Я не убивал твоих воинов. Я хотел уйти подальше в пустыню. – Ярим заплакал.

   – Твой отец храбро сражался, и я оставил ему жизнь. Ты не достоин своего отца, ты его позор. – Саул презрительно отвернулся и сделал рубящий жест здоровой рукой.

Стоявший позади Ярима воин ударил его топором по шее. Голова упала, хлопая ресницами и продолжая плакать. Подошедший в это время Янахан ловко поддел отрубленную голову ногой и покатил её со смехом, как тыкву.

Саул смотрел на своего великолепного сына, на смелого безжалостного бойца, и внезапно содрогнулся. Лицом и фигурой Янахан был необычайно похож на обезглавленного Ярима.

Амаликцы умирали на поле битвы, а в оазисах гибли их жёны и дети. Все осёдлые поселения, стоянки с шатрами, встречных караванщиков и пастухов постигла одна участь. От Хабилы до границы Мицраима, страна Амалика обезлюдела. Редким счастливцам удалось бежать вглубь пустыни или, добравшись до горных кряжей, скрыться в пещерах и ущельях. Огромные стаи орлов-стервятников слетались со всех сторон.

Саул приказал похоронить, возможно достойнее, своих убитых воинов, перевязать и лечить раненых. По сравнению с вражеским войском, его элефы понесли небольшие потери.

Во время привала к шатру Саула собрались не только его близкие: Абенир, Янахан, Аминадаб, Малхиша, Ард. Пришли и начальники других элефов со своими родственниками и младою ми командирами.

Впервые воины громко заговорили о том, что пора сохранить хороших амаликских овец, сильных волов, превосходных вьючных и беговых верблюдов. Нашлись и неплохие ослы, и даже редкие ослицы светлой масти. Кроме того, предлагалось не сжигать шатры и одежды, не уничтожать домашнюю утварь. Среди утвари немало оказалось дорогих египетских вещей, купленных у проезжих купцов или выменянных амаликцами в пограничных гарнизонах. Найдены были в доме царя Агага ларцы, полные прекрасных украшений из золота, серебра и меди с самоцветными камнями. Нашлись в домах и шатрах кошели, а в них множество золотых и серебряных колец со знаками фараона, овальные шекели сидонян, серебро и золото, которые ходят, как единицы платы, в Ханаане, у митаннийцев и в Баб-Иллу. Что же, всё это втоптать в песок? Разбросать между солончаками и каменными глыбами Синая?

Саул мысленно с ними согласился. Но начал ссылаться на своё обещание сделать всё по указанию первосвященника.

   – Непонятно всё-таки, – сказал начальник элефов из колена Рубена, по имени Махир, – почему, выбрав себе царя, мы должны выполнять до самых мелких придирок приказы бывшего судьи Шомуэла? С какой стати этот человек решает за царя и за нас?

   – Он первосвященник, – вяло напомнил Саул. – Он слушает голос бога.

   – Но он ведь не бог, а человек. Тем более, человек старый. Ухо его глуховато, сердце слабо, мышцы дряблы. Он может не точно расслышать сказанное богом и не правильно передать нам, – продолжал настаивать Махир, человек крупный, сильный, ширококостный человек влиятельный у себя на севере и очень упрямый.

Войско Саула несколькими колоннами двинулось в Ханаан. Погромыхивали колёсами и звенели на ходу колесницы. На этот раз в каждую запрягли по одной лошади. Некоторые лошади погибли, другие были сильно искалечены. Третьи везли повозки с захваченным добром.

Вереницами шли верблюды. На одних сидели легко раненные воины, другие несли громадные вьюки. Позади тащился обоз, состоявший из волов, тянущих гружёные повозки. Наконец выделенные из отрядов пастухи-бениаминцы гнали стада овец, коров и телят. Достаточно было и ослов, связанных последовательно верёвками за узду и хвосты. На ослах ехали раненые.

У горы Кармил Саул остановил своё воинство. По предложению начальников он согласился воздвигнуть на границе Ханаана пирамиду из каменных глыб в ознаменование победы над племенем Амалика.

Войска расположились несколькими лагерями. Задымились над кострами котлы с бараньей мучной похлёбкой. Местные /кители подвозили кувшины с водой, кислым молоком и вином. Доставляли к лагерям уток, голубей, кур. Привозили фрукты, свежеиспечённые лепёшки и даже рыбу с морского побережья.

Утром должны были начать возводить каменный памятник.

А ночью в шатёр Абенира вошёл Гист и прихрамывающий из-за раны Бёдер.

   – Господин, мы пришли с важным делом, – вкрадчиво произнёс Гист. – Разреши мне всё объяснить.

   – Говори, – сказал Абенир и приказал присутствующим в шатре младшим командирам и слугам удалиться.

После ухода посторонних, Гист выглянул из шатра. Убедившись, что никто не может его подслушать, он снова предстал перед Абениром.

   – Господин, я взял на себя смелость собрать ларцы с золотыми украшениями, кошели с серебряными и золотыми кольцами, медные и серебряные сосуды на одну повозку. Правда, одной повозки не хватило. Пришлось снарядить двадцать четыре. – Гист хитро усмехнулся.

   – Я думаю, ты поступил правильно. Что дальше?

   – В эти повозки надо запрячь лошаков, укрыть груз старым войлоком и соломой. Прикажи выделить охрану – надёжных и преданных бениаминцев. Следует сейчас же тайно отправить этот груз в Гибу, в царский дом. Там все эти вещи примут почтенные Киш и Нир.

   – Наверное, надо предупредить Саула... – нерешительно пожал плечами Абенир.

   – Зачем отвлекать царя хозяйственными делами? – слегка смутился Гист и огладил маленькой рукой клиновидную бороду. – У него и так хватит забот. Наши люди доложили, что из Рамафаима сюда едет первосвященник Шомуэл.

По этому поводу Абенир хмуро пробормотал что-то невнятное. Помолчав, он кивнул Гисту:

   – Делай, как задумал. Кто возглавит этот ценный караван?

   – Бецер и я, потому что ты остаёшься с царём.

   – Хорошо. Бецер, кликни пятидесятника Голана. Он будет сопровождать вас со своим отрядом.