Текст книги "Царь Саул"

Автор книги: Валентин Пронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 39 страниц)

2

Они собрались походными колоннами и двинулись по песчаной равнине.

Скоро Хиян показал Добиду тёмное пятно на желтоватом склоне холма.

   – Там лежит человек. Он шевелится, – промолвил зифей.

   – Приведи его.

Хиян с двумя воинами поспешили исполнить приказ. Поддерживая под локти, они притащили костлявого, с проваленным животом, темно-бронзового и коротко стриженного юношу. Он был почти гол. Кроме рваного передника, ничего не прикрывало его тела. Юноша тяжело дышал запёкшимся ртом. Провалившиеся чёрные глаза выражали страдание и мольбу.

   – Кто ты? И почему оказался один в пустыне? – спросил Добид на языке хананеев, рассматривая измождённое лицо найденного юноши.

   – Я из сынов Мицраима, раб знатного амаликца. Он бросил меня, ибо уже три дня, как я заболел, – едва прохрипел тот.

Добид приказал дать ему воды, хлеба, пригоршню смокв и две связки вяленого винограда. Пока египтянин утолял жажду и голод, он продолжал разглядывать несчастного раба, воздерживаясь от вопросов.

Почувствовав, что силы к нему возвращаются, египтянин поцеловал песок у ног Добида. Молодость быстро восторжествовала в его изголодавшемся теле. Он невольно улыбнулся и взглянул на белокурого полководца с преданностью накормленной собаки.

   – Кажется, ты обрадовал своё сердце пищей. Душа твоя вернулась на своё место, а разум твой просветлел, – сказал бетлехемец.

   – О да, будь благословен, начальник войска, похожий на царевича благородством и красотой.

   – Ты был слугой амаликца. Значит, здесь прошли сыны Амалика. – сделал заключение Добид. Его помощники и часть воинов окружили темнокожего юношу, не сводя с него глаз.

   – Воины племени Амалика, пешие и на верблюдах, перешли рубеж страны Пелиштим и напали на город Шекелаг. Они убили всех, сопротивляющихся мужчин, всех, кто пытался бежать. Женщин и детей амаликцы поместили в обоз и увезли с собой, а город сожгли.

– Это мне известно, – мрачно проговорил Добид. – Сколько амаликцев участвовало в набеге? И что ты можешь ещё сообщить? – Сжимая копья и рукояти мечей, эшраэлиты напряжённо слушали рассказ брошенного раба.

   – В войске амаликцев две тысячи воинов. Но царь Магаха после взятия Шекелага велел разделить их на пять отрядов. Они порознь вторглись в пределы Юды, а также в южную часть Халеба и Керети. Они грабят селения, пьют вино и празднуют захват добычи из земли пелиштимской и из земли юдейской...

Крик радости разнёсся по окрестной равнине. Воины готовы были плясать. Они подкидывали и ловили свои копья, стучали мечами по щитам, били в ладони и хохотали.

   – О, бог наш, ты спасаешь нас волею своей! – вскричал Добид, сияя глазами, которые из серых вдруг стали голубыми и ясными, как утреннее небо над пустыней. – Сын Мицраима, ты можешь указать путь к ближайшему лагерю наших врагов?

   – Поклянись, что не умертвишь меня и не предашь в руки моего господина... – умолял Добида египтянин. – И я отведу тебя к тому месту, где они держат захваченных в Шекелаге.

   – Клянусь богом, ты останешься жив и свободен, если я сам избегну смерти в бою. Можешь не сомневаться в том, что ты не будешь возвращён бросившему тебя амаликцу. А если он будет схвачен, я отдам его в твои руки. Принесите нашему другу пояс и накидку, – приказал Добид. – Вручите ему копьё и прикрепите к поясу меч. Веди нас, если в состоянии идти самостоятельно. Если же здоровье не вернулось к тебе, мы понесём тебя на руках.

   – Благодаря пище, воде и твоему благоволению, господин мой, я снова здоров, – ответил Добиду египтянин. – Пойдёмте сейчас же. К ночи мы приблизимся туда, где разбит амаликский лагерь.

Река стремительно несла свои взбаламученные воды далеко позади. Солнце золотым диском начало падать за край пустыни, небо над которым окрасилось в густо-красный, кровавый цвет.

Котловина между пологими холмами радушно кивала верхушками пальмовой рощицы. Вокруг неё чернели шатры амаликцев. В самом центре среди повозок находились женщины и подростки из Шекелага со связанными ногами, и ремёнными петлями, накинутыми на шеи.

Пошатываясь от выпитого вина, воины Амалика бродили во всех направлениях. Тут же сновали полуголые рабы, тащившие какие-то узлы. Они подгоняли ослов, нагруженных хворостом. Доносился отдалённый гул разговоров, иногда рёв верблюда, блеянье коз, неприятный, терзающий слух крик баранов. Были замечены молодые женщины в цветных платьях и бледно-серых платках. Как объяснил египтянин, это свободно прогуливались жёны и наложницы царя Магахи, которых он брал с собой даже в грабительские набеги.

   – Я знаю, как поступал царь Саул, нападая с рассветом на лагерь кочевников, – тихо говорил Добид Абеше и Хетту. – Убирали караульных и без шума начинали.

Они сидели в укрытии среди колючего дрока, зоркими глазами осматривая прилегавшую к лагерю местность.

   – Верно, под утро люди крепко и сладко спят, – подтверждал соображения вождя Хетт. – Особенно если они с вечера хорошо выпили.

   – Вон там, рядом с обозом... сейчас там загорелся костёр... видите? Большой шатёр из пёстрой материи... это шатёр самого Магахи... – Раб-египтянин всхлипнул; вспомнил, наверное, свою жизнь среди жестоких амаликцев. – В соседнем шатре его жены и самые красивые пленницы.

Добид снова представил обугленный Шекелаг, зловонные струйки сточных вод, окрашенных кровью зарезанных защитников города... Он тоже нападал на селения врагов, оставляя трупы мужчин, детей и женщин... Были случаи, когда за упорное сопротивление бетлехемец приказывал перепилить жителей тупыми тесаками и пилами, а иных спалить в печах, где обжигают известь[72]72
  Книга Царств. Гл. 12, 31.


[Закрыть]. Надолго потом в развалинах селений поселялись ядовитые змеи, ушастые ежи и ящерицы...

Добид случайно отодвинул небольшой плоский камешек. Из-под него вылез золотистый скорпион с загнутым ядовитым хвостиком и пошевелил жалом. Молодой полководец осторожно убрал руку и пересел на шаг в сторону. Он мог бы раздавить ногой опасное насекомое, но не стал этого делать. Пройдёт ночь, и он, как безжалостный скорпион, вонзит жало в сонную плоть беспечно отдыхающего царя Магахи...

Ночь, как обычно в пустыне, была непроглядно-черная, безмолвная и тревожная. Однако амаликский царь чувствовал себя в безопасности. Здесь бесплодная привычная равнина, до которой никому нет дела. Наибольшее влияние здесь имели его воины, поставлявшие в пограничные крепости царства Кеме пленников из Пелиштима и Ханаана. Он очень мудро разделил своё войско на пять четырёхсотенных отрядов. Один из них находился с ним, остальные грабили сейчас Юдею. За два дня он хотел выгодно продать египтянам пленных из Шекелага и присоединиться к своим победоносным бойцам, ездившим на мчащихся, как вихрь, беговых верблюдах.

Магаха был сластолюбив. Самых красивых пленниц он решил оставить на последующие два дня, чтобы позабавиться с ними до продажи. Но сегодня он пригласил к себе своих жён-амаликянок.

Ночь подходила к концу. Тьма дрогнула и посинела, разрывая паутины черноты и безмолвия. А охотники уже бесшумно подползали к задремавшим у костров стражам амаликского лагеря.

Лишь только побледнел восток, начался приглушённый гул, сопровождаемый сдавленными криками и случайным звяканьем металла. И вдруг страшный вой и грохот обрушились на спящий лагерь... Что за звериный рёв и дикие вопли понеслись над пустыней? Откуда эти метавшиеся между шатрами сотни людей, блестящая медь доспехов и удары копий?

Из шатра в шатёр бешено метались воины Добида, пронзая тела амаликцев копьями, круша черепа палицами, кромсая человеческое мясо мечами. Добид ворвался в шатёр царя. Навстречу ему, размахивая кривым кинжалом, бросился широкоплечий человек в зелёном халате. Это и был Магаха, такой же рыжебородый, как его двоюродный брат Агаг, убитый пять лет назад у алтаря разгневанным Шомуэлом.

Большим железным мечом Галата Добид отсёк Магахе правую кисть и пронзил грудь бросившегося на помощь амаликского воина. Схватившись левой рукой за окровавленную культю, Магаха пытался бежать. Эшраэлиты торжествующе повергли его на ковёр, заваленный трупами.

   – Перевяжите ему руку и охраняйте, он мне нужен, – торопливо приказал Добид и кинулся в соседний шатёр. Там визжали и рыдали жёны Магахи. Некоторых наскоро насиловали воины ибрим.

   – Где пленницы из Шекелага? – крикнул Добид, убивая на ходу одну из амаликянок, замахнувшуюся ножом.

   – Они только что выбежали из шатра... Оставь нам жизнь, – плакала красивая девушка с длинными светлыми косами, звеня браслетами и монистом.

   – Кто ты? – на мгновение остановился Добид.

   – Наложница царя, рабыня-пелиштимка...

   – Хетт, я дарю её тебе, – сказал Добид. – А сейчас за мной. Ни один амаликец не должен уйти. Хиян, где твои лучники?

   – Они достают стрелами тех, кто пытается убежать на верблюдах, – ответил зифей и резко повернувшись, звякнул тетивой. Стрела пробила горло амаликцу, уже сидевшему на верблюжьем горбу.

   – Добид, господин мой! – с таким воплем повисла на шее мужа Абиге, похудевшая, чумазая, в разорванном платье.

   – Где Ахиноам и мой сын? – Добид едва вырвался из объятий жены, покрывающей поцелуями его одежду и доспехи.

   – Я покажу... Скорее... – Абиге подняла с пола копьё и, внезапно рассвирепев, нанесла удар в грудь раненому амаликцу, стоявшему на коленях перед Хеттом. Хетт только что оглушил врага дубиной. Но довершила его мщение Абиге, повторно ударившая амаликца копьём. Красивый молодой воин со смолистой бородкой и высокими бровями посмотрел на Абиге молящим взглядом. Внезапно он улыбнулся бледными губами и хотел что-то сказать, но Абиге в третий раз ударила его копьём. Амаликец упал лицом вниз и больше не двигался.

   – Это кто? – спросил Хетт светлокосую пелиштимку, указывая на убитого. Ярость красавицы Абиге показалась ему довольно странной.

   – Старший сын царя Магахи. Он её... – Хетт схватил пелиштимку за косы, вытащил из шатра и убил ударом дубины.

Резня среди амаликского лагеря и рядом с ним постепенно прекращалась. Две сотни амаликцев были сразу убиты во время сна. Остальные успели проснуться и схватить оружие. Но сопротивление их оказалось разрозненным, хотя отдельные воины бились яростно, с отчаяньем обречённых.

Добид, Абиге, Хетт и Абеша быстро разыскали шекелагских пленниц. По счастливой случайности, Ахиноам с ребёнком, другие женщины и дети содержались в обозе, в самой середине амаликского лагеря. Когда раздались первые крики о помощи и рёв ворвавшихся эшраэлитов, они забрались под повозки, накрылись кожами и тряпьём.

Крики радости, слёзы счастливых детей и женщин, освобождённых мужьями, отцами и родственниками, смешивались с последними рыданиями и стонами амаликцев. Добид приказал уничтожить всех. Сейчас не оставалось времени разбираться с пленными. Надо было накормить и создать охрану для своих.

Неожиданно возглавила лагерь, устроила порядок и обеспечила сохранность имущества, увезённого из Шакелага, прекрасная Абиге. Она успела умыться, сменить одежду и поговорить с Добидом.

Абиге надела поверх женской туники амаликский кожаный панцирь, алый кидар одной из жён Магахи и, опоясавшись мечом[73]73
  Опоясаться мечом (библейское выражение) – надеть пояс, с прикреплёнными ножнами для меча.


[Закрыть], не выпускала из рук копьё. Ей помогали три её служанки и пятеро легко раненных воинов, которых Добид оставил Абиге в помощь. Кстати, остающихся воинов предупредили.

   – Если кто-нибудь не выполнит приказа госпожи Абиге или посмеет возражать, – сказал надменно Абеша, – то после моего возвращения его ждёт смерть.

   – Я тоже это обещаю, – добавил Хетт, зная нравы эшраэлитов, которые могли счесть за оскорбление подчинённость женщине. Один из них всё-таки попробовал открыть рот, но Абеша прервал его.

   – Ты бы служил усердно жене царя? – спросил строптивца знатный юдей, начиная злиться.

   – Царя?.. Жене царя-то конечно...

   – Считай, жена господина нашего Добида и есть царица. Забыл, что Добид помазан на царство первосвященником Шомуэлом? Не говори лишнего, а то тебе отрежут язык.

После наведения порядка и перенесения лагеря на новое место, подальше от разлагающихся амаликских трупов, Добид дал воинам короткую передышку. Во время этой передышки к нему привели бледного от потери крови царя Магаху. Царь озирался по сторонам, как зверь, попавший в охотничью западню.

   – Если ты укажешь, где находятся отряды, грабящие Юдею, я оставлю тебе жизнь, клянусь богом, – сказал Добид. – Если откажешься, тебя будут поджаривать на угольях всю ночь. А я всё равно найду амаликские отряды. Выбирай.

   – Раз твой бог победил наших богов, сопротивляться бесполезно, – опустив голову, тяжко вздыхал Магаха. – Амаликцы сейчас осаждают Бет-Эль, гуляют по Рамоте, в Кинане и Рахале, и в городах Кенейских. А может быть, уже дошли и до Хеброна.

   – Понятно, – раздумчиво произнёс Добид, строя в уме планы новых воинских уловок. – Абеша, скажи, чтобы этого злобного негодяя зарыли в песок по шею. Пусть он проживёт ещё, пока голова его испечётся на солнце или её расклюют стервятники.

   – Ты же поклялся богом оставить душу в моём теле, – заплакал Магаха, – а теперь нарушаешь свою клятву...

   – Разве я приказал тебя убить! – сделал удивлённое лицо бетлехемец. – Ты можешь прожить столько, сколько позволят тебе твои боги. Всё равно у тебя осталось мало времени. Рука твоя уже издаёт дурной запах, будто дохлая мышь, а лечить её никто не собирается. Да и, скажи честно, достоин ли долгой жизни начальник войска, предавший своих воинов? А мой бог меня простит, ибо я обманул не единоверца, а нечестивого язычника. Сделайте, как я сказал, – кивнул он Абеше и Хетту, которые с жестокой готовностью потащили закапывать в песок амаликского царя.

3

Последующие нападения на четыре лагеря амаликцев осуществились также удачно.

Разбойники, грабившие юдейские города, разгульно праздновали, объедаясь жареной бараниной, наслаждаясь с пленницами и упиваясь крепким вином. Потом они валились спать в шатрах или в домах, очищенных от хозяев. Небрежно выставив для ночного караула зевающих стражников, усталые от грабежа, пресыщенные амаликцы не ожидали возмездия. У них были благоприятные сведения: царь Саул собрал своё войско в отдалении от мест их набегов и готовится к сражению с многотысячным полчищем меднобронных пеласгов. О том, что есть ещё мститель за убитых детей и опозоренных девушек ибрим, они не предполагали.

Воины Добида действовали по налаженному распорядку. Они совершали стремительный ночной переход. Подкрадывались во мраке, окружая лагерь. А ранним утром, зарезав часовых, бесшумно врывались в шатры. Все жертвы заранее распределялись: каждому десятку поручался определённый шатёр. Неожиданных помех почти не случалось. Половина беспечных бедуинов умирало в первые же минуты. Другая половина, едва успев проснуться, с мутными от вина головами защищалась, как в тумане, не соображая, откуда наносятся смертельные удары и кто эти неожиданные убийцы.

Из людей, пришедших мстить амаликцам, погибло всего несколько человек. Ранено было около пятидесяти. Большинство отделались лёгкими порезами и ссадинами. Многие не имели даже царапин. Погибло почти полторы тысячи амаликских воинов. Но четыреста счастливчиков успели сесть на беговых верблюдов и умчаться в пустыню.

Добид возвращался в Шекелаг, везя на повозках, запряжённых волами и лошаками, на ослах и верблюдах разнообразное имущество, оружие и прочее богатство. Стада коз и овец, верблюдов, вьючных и беговых, и особенно дорогих дромадеров белой масти гнали его пастухи.

На обратном пути легко перешли угомонившийся, обмелевший и сузившийся Бошор. Испугавшиеся бурной воды, измождённые люди ждали победителей на противоположном берегу. Они издавали крики восхищения и детской радости при виде нагруженного обоза, многочисленных стад и почти не пострадавших в боях товарищей. Скот амаликцев гнали отдельно от животных, которые были забраны ими из Шекелага и областей Юдеи.

Добид подошёл к остававшимся воинам и сказал:

– Не огорчайтесь и не стыдитесь. Всё в руках бога. Может быть, он нарочно остановил вас, чтобы нас оставалась горстка. Зато потом он дал нам победу пять раз подряд. Вот мы везём добычу, отнятую у сынов Амалика. Вы получите свою долю, как и те, что воевали эти дни под моим началом.

Но нашлись среди ходивших за Бошор злые и жадные люди. Особенно негодовали чванливые эфраимиты и диковатые шимониты. В глубине души они всё-таки считали Добида чужим, юдейским вождём.

   – Мы не желаем делиться с трусами и слабаками, – говорили они. – Мы в бою проливали кровь, рисковали жизнью, а они здесь отдыхали. Это несправедливо. Пусть Добид делится со своими юдеями собственной добычей. А то, что принадлежит нам, не трогать.

Большинство воинов было против таких суждений, но некоторые начинали поддакивать и поддерживать злобных.

   – Не будьте жадинами, – обратился к самым сварливым Хетт. – В следующий раз кто-нибудь из вас не найдёт в себе сил из-за раны или болезни. Поделитесь с товарищами, и они не забудут вашей доброты.

   – Нет! Не хотим делиться! – упорствовал здоровенный косматобородый зифей, надевший на себя две цветные рубахи, женскую вышитую накидку, серебряную цепочку на шею и два браслета на запястья – золотой и серебряный. На поясе у него висело два амаликских меча, а кривой кинжал царя Магахи был заткнут за пояс, белея костяной рукоятью.

Не участвовавшие в сражениях стояли с мрачным и подавленным видом. Кое-кто заплакал, в горести ударяя себя по голове. Началась ругань между воевавшими и оставшимися, а также и среди воевавших слышались взаимные обвинения в коварстве, злобе, алчности, трусости, нечестивости и других пороках.

Дошло до того, что блеснули обнажённые мечи, и противники нацелили друг против друга копья.

   – Не делайте этого, братья мои! – закричал Добид, становясь между враждующими. – Бог дал вам богатство. Он послал нам победу над амаликцами, которых было в пять раз больше. По воле бога, сыны Амалика разделились на пять отрядов и разошлись в разные стороны. По воле бога, лагеря их охранялись небрежно, а сами их воины упились вином и спали, не заботясь о безопасности. Если бы случилось по-другому, вряд ли удалось бы их легко победить. Неизвестно, сколько бы из вас осталось в живых. Знайте: это победа Ягбе, которую он одержал вашими руками. Потому и добыча тоже его. Не моя это добыча и не ваша. А раз так, то весь скот, вещи, шатры, оружие и дорогие украшения должны быть разделены поровну. Какова часть ходившим на войну, такова и оставшимся при обозе. И так будет всегда, пока я начальник войска. Молитесь, верьте, и вы опять победите.

Почитание молодого вождя оказалось настолько высоким, что перебранка и свара скоро закончились. Даже самые жадные перестали ворчать.

Большой обоз, соединившееся войско, освобождённые женщины и дети, стада, оглашавшие окрестности блеяньем и рёвом, – всё это пёстрое, поднимающее пыль, галдящее, сияющее на солнце медью щитов и доспехов, растянувшееся шествие наконец прибыло в Шекелаг, который начали уже восстанавливать.

Добид пригласил выборных людей из пострадавших селений и городов Юдеи. Он объявил, что посылает часть добычи старейшинам этих мест с тем, чтобы они распределили её и возместили ущерб пострадавшим от амаликских набегов. «Вот вам подарок из взятого у врагов господних» – такими словами он сопровождал гружёные повозки.

Принимая подарки бетлехемца, выборные юдеи благословляли его щедрость и праведность.

Всевозможные ценности, украшенное серебром оружие, а также волов и телиц (Добид знал, что пелиштимцы предпочитают их овцам) направили князю Анхусу. Ближайшими днями молодой вождь собирался приехать в Гет, чтобы обсудить с князем участие вспомогательного войска в походе против царя Саула.

При последнем свидании Анхус намекнул Добиду о готовящимся нападении пеласгов на Эшраэль и свержении Саула. Тогда же он сказал, что во время совещания пелиштимских князей намеревается отстаивать особое положение, когда для людей ибрим будет назначаться наместник. А лучшего наместника, чем преданный бетлехемец, по его мнению, не нужно и желать.

ГЛАВА ПЯТАЯ

1

Укрывшийся за мощными стенами Аскалон издавна славился богатыми постройками княжеского дворца, домов знати и величественного храма. Вдоль его узких улиц теснились домики простых горожан. К вечеру город постепенно затихал. Перестали громыхать кузницы. Смолк стук топоров и звонкое пение пилы у причала, где строились корабли. Люди запирали двери мастерских – гон парных, литейных, оружейных, канатных, ткацких.

На фоне янтарного заката усталое солнце уже коснулось лиловой линии моря. С востока небо начало меркнуть, и в каждом углу дворцовой террасы запылали трепетными огнями бронзовые треножники.

Терраса выдвигалась к морю двумя ступенями. От анфилады комнат её отделяла деревянная колоннада. На колоннах яркими красками пестрели крупно нарисованные цветы, странные растения, напоминающие водоросли, рыбы, морские звёзды, а также белые и красные луны – полные или вновь родившиеся. Стропила из кипарисовых стволов заканчивались вырезанной в естественную величину головой коня с золочёной гривой.

Княгиня Алесо сидела за небольшим ткацким станком. Слегка откидывая назад красивую голову, отягощённую на затылке тяжёлым узлом рыжих волос, она ткала материю для священного одеяния – подарок старшему жрецу Долону. Её белые пальцы ловко проводили челнок между натянутыми нитями основы Льняные нити словно светились при этом и чуть посвистывали. Чувствовалось, что занятие этим ремеслом нравится княгине, а не только является ритуальным действием. Она слегка улыбалась и с лукавым видом поглядывала на стоявшего рядом флотоводца пеласгов Кратоса.

   – Конечно, у меня нет причины попусту болтать языком и хвалить жену Полимена, моего побратима, когда её достоинства и красота всем известны, – рокотал низким голосом Кратос, отблёскивая при свете треножников бритой головой с оставленным длинным клоком волос. – Но одарённая красотой, плодородием и благонравием жена есть благословение богов, а жена сварливая и худосочная, бесплодная и чванливая похожа на змею, заползшую на грудь человеку.

Алесо рассмеялась и сказала, подшучивая над побратимом мужа:

   – Что-то мне удивительны твои сетованья, Кратос... Думается, тебе надоели женщины острова Алании, где ты так часто бываешь. Приелись тебе их короткие платья, оголённые плечи да напомаженные пряди, закрученные у них на висках... Может быть, смелый мореход возьмёт в жёны красавицу из народов, ночующих в шатрах? У них ведь на лице синей краской татуированы звёзды и волнистые линии. Кольца они носят не только на пальцах и в ушах, но и в носу... Такой у тебя ещё не было? Поторопись, отправь сватов к какому-нибудь шейху из потомков Амалика и посватай у него дочь...

   – Не шути со мной, как с неопытным юнцом, прекрасная Алесо. Но в одном ты права: пора мне взять жену, чтобы писк младенцев наконец раздался под кровлей моего дома. Вот князь Азота Стихос предложил мне взять одну из его дочерей. У него их пять...

   – Смотри, не ошибись, Кратос, – продолжала посмеиваться княгиня. – А то погонишься за знатностью рода и богатым приданым, тебе и подсунут втихомолку такую, про которую ты сам рассказывал: худосочную и сварливую.

   – О нет, я уже видел дочерей Стихоса, когда они танцевали с другими девушками на празднике Весеннего равноденствия... Все пятеро хороши: миловидные, синеглазые, косы будто из чистого золота... Все стройные и соразмерные, обученные музыке и пляскам...

Поодаль от княгини Алесо две служанки в красных платьях также сидели за ткацкими станками и усердно работали. Слушая шутливый разговор своей госпожи с прославленным флотоводцем, девушки позволяли себе переглядываться и хихикать. Впрочем, у пеласгов при общении между знатными и свободными простолюдинами не требовалось соблюдать особенной церемонности, хотя дерзость, конечно, не допускалась. Мужчины не скрывали своих дел, разговаривая при домочадцах на разные темы, кроме военных тайн.

Приоткрыв у входа занавеску с вышитым изображением дельфинов и птиц, вошёл юноша в белой рубашке без рукавов. Он поклонился, приложив руку к груди.

   – Господин мой, у князя Полимена собрались благородные правители пелистимских городов и главный жрец святилища Дагона, мудрейший Долон. Ждут только тебя, о несравненный вождь мореходов, – сказал юноша, невольно скашивая взгляд в сторону княгини и девушек.

   – Как ты долго шевелил губами, Мелета, – ухмыльнулся Кратос. – Может быть, перечислишь по имени и званиям всех приехавших на совет? Вот, Алесо, скоро пеласги станут вводить в обиход такие же ужимки и напыщенные восхваления, как раболепные египтяне или запуганные своими старшинами люди ибрим. И также будут стучать лбом об пол и целовать пыль у ног, забыв, что они принадлежат к вольному народу, у которого властители только боги четырёх ветров и обладатель волшебного весла Дагон... Хорошо, я иду. Наверно, будет назначено время нападения на Эсраэль. Я со своими бойцами тоже приму участие в решающем сражении.

   – Да покровительствуют вам боги, – отозвалась княгиня, провожая глазами удалившегося Крагоса.

В одной из комнат дворца на скамьях, покрытых дорогой тканью, расположились князья пеласгов.

   – Благородные друзья, мы собрались здесь, чтобы обсудить главное. Настал срок вернуть наше право владеть землями к востоку до самого Ярдона и Солёной ямы[74]74
  Яма, или Солёная яма, – Мёртвое море.


[Закрыть], – торжественным тоном начал совет аскалонский князь Полимен. – Говорите, князья. Говори и ты, отец Долой.

   – Когда наши далёкие предки высадились с кораблей на этот песчаный берег, никто не мог противостоять им – ни хананеи, давно смешавшиеся с козопасами пустынных степей, ни родственные нам в сороковом поколении хурриты и митаннийцы, ни примчавшиеся в колесницах, запряжённых огненными конями, могучие хетты, ни босоногое войско фараонов Черной Земли, собиравших налоги с местных жителей тысячу лет. – Жрец Долон подумал, поднял на сидевших вождей обесцвеченные старостью глаза и продолжал: – Когда же шесть столетий тому назад из южной пустыни вторглось дикое племя хебраев, называвших себя Эсраэлем или людьми ибрим, они стали захватывать земли Заиорданья, потом другие области Ханаана и наконец столкнулись с пеласгами. Долго мы соперничаем, то заставляя их платить дань, то упуская свою победу из-за нашей собственной несогласованности и междоусобной неуступчивости князей.

   – При скверном вооружении... ведь даже бронзовые наконечники копий и медные ножи были у них редкостью... сражаться с хебраями всегда тяжело, – признал князь Азота Стихос, плотный и ширококостный человек сорока пяти лет, единственный пришедший на совет в бронзовом панцире с выбитыми головами орлов и львов на груди, с пластинчатой юбкой до колен и железным мечом на поясе. – Их свирепое упорство и безумная вера в невидимого бога, избравшего их, как они считают, для господства на этих землях, делают хебраев опасными соперниками.

   – Положение наших гарнизонов в городах Ханаана ухудшилось после избрания эсраэльского царя. Бывший погонщик волов сумел набрать постоянное войско, к которому присоединялось ополчение племён, – перечислил для основательности рассуждений князь Аккарона Радорк. Это был ещё молодой, светловолосый и, как большинство пеласгов, рослый человек с суровым лицом и пристально-жёстким взглядом воина. – Саул истребил гарнизон в Гибе. Пришлось нашим отрядам покинуть и несколько других городов. Остался только Ярусалем, где нам платят дань богатые евуссеи. Саул объединил Эсраэль, победил мохабитов, аммонитов, захватил Едом и Бетор и покорил сирийское царство Шобу. Он разогнал разбойников Амалика. Почти десять лет нас преследовали неудачи даже в мелких стычках. Настало время разбить войско Саула, а самого царя казнить. Я привёл две тысячи бойцов и сто колесниц. Думаю, на этот раз победа неизбежна, я в том уверен.

   – Теперь и у Саула есть колесницы, – вмешался хозяин аскалонского дворца, черноволосый красавец Полимен, который недолюбливал Радорха за строптивость и излишнее самомнение. – А его бениаминцы имеют вооружение, не уступающее нашим воинам. Когда пеласги держали под своей рукой земли людей ибрим, им не разрешалось строить кузницы и ковать оружие. За время правления Саула они научились это делать. Лучшие отряды эсраэлитов приобрели мечи и копья с железными наконечниками. И – как говорил только что Стихос, – если и раньше столкновения с хебраями проходили с ожесточением и немалыми потерями, то теперь решающая битва против Саула наверняка не обойдётся без большой крови.