Текст книги "Царь Саул"

Автор книги: Валентин Пронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 39 страниц)

4

В царском доме пылали факелы. Сверкая воспалёнными глазами, мрачный Саул, одетый в длинную синюю рубаху, ходил по комнате большими шагами. Абенир, Адриэль, Киш, Нир и лекарь Гист стояли с виноватым и опечаленным видом. В переходах воины постукивали копьями об пол. Вошли Ард и другие начальники элефов, взъерошенные, заспанные, сердитые.

За ними появился Янахан. Он почему-то был в медном панцире, шлеме и полном вооружении: с мечом, щитом и копьём. Недоумённо посматривали кругом Аминадаб и Малхиша. Царевичи привыкли за последний год к сумасбродным выходкам и беспричинному гневу отца. Они боялись его и в глубине души осуждали, не зная о сложных интригах первосвященника, о горьких сомнениях и бессильной ярости царя, которые расстроили его здоровье.

   – Ты надел доспехи, чтобы защитить своего дружка? – неожиданно накинулся Саул на Янахана. – Может быть, ты поднимешь меч на своего отца, царя Эшраэля?

   – Нет, господин мой... Я только хочу от имени войска, от имени сотников и простых воинов просить тебя отвести гнев свой от Добида. Вспомни, что это он вышел против страшного пелиштимца и победил его. А ведь среди твоих людей не нашлось никого, кто бы мог сделать такое. Из-за его победы Ягбе послал спасение всему Эшраэлю. Ты тогда видел это и радовался, а теперь забыл. Зачем грешить на слугу твоего Добида, если он столько раз бился с врагами и сокрушал их и приносил тебе их отрезанные уши? Ведь дела его были полезны для тебя, он ничем против тебя не согрешил. Почему же ты желаешь пролить его кровь и умертвить без причины?

   – Скверный сын! – зарычал Саул, потрясая кулаками. – Для тебя ближе и лучше этот рыжий юдей, злокозненный и лукавый, чем твой собственный отец и царь! Ты готов противиться мне и потому напялил на себя панцирь, приготовил оружие! Но я не посмотрю на то, что ты мой сын и наследник! Я прикажу лишить тебя права наследования и чиноначалия в войске! А если ты не уймёшься, то потеряешь жизнь!

Тягостное молчание распространилось в доме царя. Все осторожно переводили дыхание и поглядывали кругом искоса, будто не доверяя друг другу. Копейщики в коридоре и во дворе тоже примолкли.

Послышались торопливые шаги и нарастающий шум. Вошёл Бецер, таща за собой куклу, завёрнутую в плащ и рыжую овчину. Пригнувшись, ступили в запретный чертог четыре стражника и с ними Мелхола.

   – Где Добид, подлый умыслитель на своего царя? Вы не нашли его, глупые бараны? – грозно обратился к вошедшим Саул.

Бецер прижал одну руку к груди, а второй указал на Мелхолу. В колышущемся свете огней, бледная от страха и горя, молодая женщина склонилась перед взбешённым царём. Лицо её и обнажённые руки (накидка соскользнула на пол) казались голубого цвета. Чёрные косы Мелхолы, потеряв заколки, скрыли её глаза и коснулись пола.

   – Господин мой и царь, – начал взволнованно объяснять Бецер, – когда мы пришли к Добиду в первый раз, госпожа Мелхола сказала, что муж её болен и заснул. Она обещала, что он явится к тебе утром, и указала на его постель. Но она обманула нас. Вместо Добида на постели было это тряпье и шерсть овцы. Мы поверили ей, тьма скрыла от нас истину.

   – У вас надо отнять оружие и послать вас к старухам перебирать чечевицу, – язвительно проговорил царь. – Вы недостойны быть воинами своего царя...

   – Когда же ты послал нас во второй раз, – продолжил Бёдер, горестно хватаясь за голову, – мы обнаружили обман. Но преступник давно сбежал и неизвестно – где искать его. Прости нас, нерадивых и доверчивых. Это случилось потому, что жена Добида твоя дочь.

   – Позор своей матери, мерзкая лгунья! – взревел Саул, он схватил дочь за длинные косы и поволок её по полу, как мешок. – Для тебя важно спасти мужа и оставить в дураках отца! Как ты смела обмануть моих стражников! Я прикажу связать тебя и бросить в яму с мышами!

   – Прости меня, отец мой и царь... – рыдала Мелхола, целуя ноги Саула. – Добид пригрозил убить меня, если я не сделаю, как он скажет. Я боялась...

   – Ах, ты боялась! Нет у тебя совести и благонравия! Недаром сказано: усиль надзор над бесстыдной дочерью, чтобы она не сделала тебя посмешищем для врагов, притчею в городе и упрёком в народе...

   – Оставь её, сын мой Саул, – подходя и поднимая Мелхолу, произнёс старый Киш со страдальческим выражением на морщинистом лице. – Девочку запугали, а сердце её оказалось не столь твёрдо, как бы хотелось. Ты сам выдал Мелхолу за Добида. Такую весёлую и богатую свадьбу устроили... Эх! Чего ж теперь её ругать, бедную. Не надо бы впутывать женщин в дела мужчин. К тому же, по закону, всякая жена должна прежде всего повиноваться своему мужу... Пойдём, внучка, я отведу тебя к бабушке, она тебя пожалеет.

Янахан поднял и подал сестре её накидку с заметным сочувствием. Киш обнял за плечи всхлипывающую Мелхолу и удалился из царского дома. Саул не стал им препятствовать.

   – Бецер, подай мне венец и скипетр, – неожиданно приказал он и сел на раскладное кресло из красной тиснённой кожи.

Бецер торопливо принёс золотой обруч с сердоликом в трилистнике. Он помог царю надеть венец на его взлохмаченную седеющую голову. С поклоном подал ему бронзовую булаву с железными лепестками в навершии.

   – Знайте все: с этого дня... – Он указал на оконный проем, где чёрная тьма превращалась в бледно-лиловый фон рассветного неба. – С этого дня тысяченачальник Добид объявляется врагом царя Эшраэля. И каждый из вас, кто встретит Добида, должен его убить.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

Крутокурчавый, с вихрастой бородкой, расторопный Шуни появился на пороге угловой («деловой») комнаты. Первосвященник в простой длинной рубахе и плоской шапочке, прикрывавшей макушку, разговаривал с малоприметным человеком в широком плаще. Человек говорил что-то еле слышно, приближая губы к бледному уху Шомуэла. Шуни слегка поклонился и округлил глаза.

   – Что там? – прерывая человека в плаще, спросил Шомуэл.

   – При входе во двор стоит путник, который просит стражу впустить его.

   – Какой-нибудь деревенский пророк или обворованный горожанин? – хмуря седые брови, уточнил первосвященник.

   – Нет, у твоих ворот стоит... – Шуни недоверчиво глянул на собеседника Шомуэла. – Мм... там стоит... это важно...

   – Ну хорошо. Мы продолжим наши подсчёты сегодня вечером, – сказал первосвященник человеку в плаще, который опустил куколь на глаза, и ушёл.

   – Господин мой первосвященник, – оживлённо заговорил Шуни и даже улыбнулся, предвкушая впечатление от важной новости. – Твоего внимания просит тысяченачальник, победитель пелиштимского великана...

   – Добид! – воскликнул Шомуэл, вставая. – Скорей пропусти его! Беги за ним и прикажи кухарю Яшубу срочно готовить угощение. Да пусть служанка Лие принесёт воды омыть ему ноги...

Первосвященник поднялся в помещение второго этажа и не садился на подушки, пестревшие на ковре. Он величественно опирался на свой посох, довольно поглаживая седую длинную бороду.

Когда Добид вошёл в сопровождении Шуни, благообразный старик тронул свободной рукой лоб и торжественно произнёс:

   – Приветствую тебя в моём доме, помазанный царь Эшраэля Добид бен Ешше...

   – Мир тебе, господин мой первосвященник. Прости, что без предупреждения нарушаю твои молитвы, – вежливо ответил юноша; он был бледен, взгляд его отражал грусть и волнение. Служанка уже омыла ему ноги. Он и сам совершил омовение и, по просьбе заботливых слуг, переоделся и накинул плащ с узорчатой полосой по краю. Кроме того, Добид отдал Шуни меч и пращу.

   – Потребность благочестивой беседы или важное дело привели тебя в Рамафаим? – продолжал приветливо Шомуэл, жестом приглашая гостя садиться.

Они расположились на подушках друг против друга. Желтоватое, со старческими пятнами и морщинами лицо первосвященника слегка порозовело от тайных мыслей, которые давно заставляли его напрасно выстраивать в уме сложные и пространные планы по замещению Саула вторым помазанником, угодным ему и поддерживавшим его «адирим».

Все эти долгие месяцы Добид преданно служил Саулу, совершил несколько прославивших его воинских побед над пелиштимцами и стал его зятем. Но Шомуэл терпеливо ждал своего часа. Его люди распространяли всевозможные сплетни о злом духе, вселившимся в неправедного, нелюбимого богом царя, о его суровости в отношении неповинных людей ибрим, о его алчности и разврате. Кажется, наконец Добид явился, чтобы стать знаменем в борьбе против Саула.

Шомуэл ясно сознавал трудность и опасность противостояния действующему венценосцу. За шесть лет царствования Саул приобрёл множество приверженцев и почитателей среди народа. Он построил мощную крепость в Гибе. При нём постоянно находятся пять тысяч отлично выученных бойцов. Когда требуется, он легко собирает ополчение всех колен Эшраэля и не стесняется жестоко расправляться с теми, кто не исполнит его приказ. Он отстаивает права царя и не забывает об увеличении своего богатства. В этом ему умело помогают опытные служители и хозяйственные родственники.

И всё-таки появляется возможность начать энергичные действия против бывшего пахаря по замене его более удобным для текущего времени бывшим пастухом. Главное, есть, наконец, человек, ради которого могущественные люди северных областей готовы приложить свои силы и не постоять перед затратами. Основная задача – сместить бениаминца. А уж, когда понадобится, исключить из политической игры юного Добида будет гораздо проще. Во всяком случае, первосвященник так себе представлял дальнейшее расположение обстоятельств, до которых нужно дожить. Разумеется, Добид здесь неспроста. Итак...

   – Господин мой, – сказал Добид, вздыхая, – я постучал в дверь твоего дома, чтобы спастись от смерти. Царь хотел меня убить.

   – Как! – вполне искренне изумился первосвященник. – Тебе угрожает смерть от твоего тестя? Я слышал, царь страдает припадками беспричинного гнева, бессонницей, головными болями и потерей сознания. Но я не мог и предполагать исходящей от него смертельной угрозы в отношении близких людей.

   – Царь иногда приглашал меня играть на арфе, чтобы музыка изгнала из него мятежного и злого духа...

   – Да, ты прекрасно играешь. Я сам могу это засвидетельствовать, – подхватил рассказ юноши Шомуэл.

   – Но последнее время царь не обретает покоя, слушая мою игру. Он приходит от неё в ярость. Думаю, причина здесь не в том, что я стал хуже владеть арфой. Царь видит во мне врага Кто-то сообщил ему о помазании, которое ты совершил надо мной по воле бога, господин мой первосвященник. Однако я никогда не считал и в мыслях, что достоин при моём ничтожестве надеть царский венец.

   – Ты не должен так думать и тем противиться в сердце своём велению Ягбе. Великий и единственный Эль-Эльон, Баал-Берит посетил меня и донёс до моих ушей своё повеление. Оттого я и отправился искать тебя, мальчика, пасущего овец вблизи стен Бет-Лехема. Разве ты не понял, что только волей бога ты, слабый и почти безоружный, убил закованного в медные доспехи необрезанного великана?

   – Да, господин мой, конечно, это было по воле бога.

   – Значит, и всё остальное, случившееся с тобой, назначено его волей. Что же сделал безумный царь?

   – Однажды он бросил в меня копьём, но оно не достигло моего тела и упало рядом. Я немного растерялся тогда, хотя и подумал, что царь просто меня пугает. А вчера, в начале ночи, когда я играл, стоя у входа в царёвы покои, копьё из руки его полетело с такой силой...

   – Но ведь Саул – могучий воин и копьём владеет, как немногие.

   – И всё-таки я успел увернуться и убежать.

   – О, это воля Ягбе! Если бы не божественная защита, ты бы погиб. Бог с тобою, а Саул лишён его благой помощи. Это великий знак – Господь не дал ему тебя погубить. Ты должен стать вождём тех, кто выступит против Саула, ибо в этом есть благословение божие.

Шомуэл воздел руки к потолку, глаза его горели страстной мыслью. Он верил: Добид станет своевременным и нужным орудием в его руках, пока не будет свергнут Саул.

   – Отдыхай, Добид, помазанник божий, вкушай со мной пищу и обрадуй своё сердце, – произнёс Шомуэл и хлопнул в ладони.

Тотчас появился тучный и румяный повар Яшуб, а с ним ещё двое слуг, расстеливших белую скатерть. Перед Добидом поставили блюдо с горячими лепёшками, политыми маслом, глиняную миску с чечевицей в чесночном соусе, свежий козий сыр, кусок говяжьего окорока, мёд и финики. Слуга налил в бокал из сидонского стекла красное вино для Добида и отвар из изюма и чернослива в серебряную чашу первосвященника.

   – Я ныне пощусь во имя Эль Шаддаи, – сказал первосвященник. – Завтра мы поднимемся на высоту в Набате, посреди Рамафаима, и я принесу жертву богу. А после того буду пророчествовать. Будут пророчествовать другие, одержимые духом божьим. Затем мы приступим к обеду, и ты познакомишься с почтенными и славными людьми, которые желают тебе благоприятствовать.

2

На другое утро первосвященник в своей жёлтой шайке с золотыми подвесками, в драгоценном пурпурном нагруднике и полосатом плаще, картинно выкидывая впереди себя посох, поднялся к главному алтарю Рамафаима. Его сопровождали левиты и слуги. Добид, одетый скромно, шёл рядом с Шомуэлом.

Были и гости, неизвестные Добиду пожилые холёные эшраэлиты в светлых одеждах, с золотыми перстнями на указательном пальце правой руки. Здесь собралось и множество горожан, а среди них пророки из разных мест – в высоких шапках и пёстрых плащах. Некоторые дурно пахли, просвечивая немытым, пропотевшим телом сквозь рубища и лохмотья. Они ещё не начали петь и пророчествовать, но уже размахивали бубнами и кимвалами.

К концу жертвоприношений около Шомуэла появился озабоченный Шуни и предупредил, что в город вошли пятьдесят воинов из Гибы. Во главе их находится бывший начальник пастухов Саула по имени Доик-идумей, человек сильный и жестокий. Видимо, лазутчики царя донесли о присутствии Добида на богослужении, и он послал своих людей взять его.

Воины Саула скоро приблизились, расталкивая народ. Они были в кожаных панцирях с медными бляхами, в медных кону сообразных шлемах. Все со щитами и копьями. Первым выступал рослый сутулый полусотник. Хмуря брови, толстые и мохнатые, как шерстистые гусеницы на листьях тутовника, рослый идумей зорко высматривал кого-то среди окружения первосвященника.

Шомуэл торопливо приказал Шуни накинуть на Добида плащ с куколем и тайком увести в дом. Никто не заметил исчезновения юноши. Все присутствующие следили за окончанием жертвоприношений. Люди ожидали раздачи оставшегося от сожжения мяса. Готовили кувшины и мехи с вином, доставали для освящения хлеб.

Шуни увёл Добида безлюдной тропинкой от толпы богомольцев, пророков, женщин и слуг. Дома он спрятал юношу в каморке, находившейся позади священной Скинии, куда разрешался вход только левитам.

Глядя на грозно нахмуренное лицо царского посланца, Шомуэл ускорил ритуал жертвоприношений и сразу приступил к пророчеству.

– Выслушайте слово божие, дети Эшраэлевы! – громко и властно начал первосвященник. – Выслушайте меня, благовестивые, и растите, как роза, растущая в поле при ручье! Издавайте благоухание, как ладан ливанский! Цветите, как лилия, распространяя благовоние духа божьего! Величайте бога великого и единственного! Благословляйте его во всех делах его, величайте имя его и прославляйте его песнями уст ваших и игрою на струнах!

Тут запели и заиграли многочисленные бродячие пророки, сошедшиеся в священный город на праздник. Величественный старец с повелительным взглядом и сильным голосом привлёк к пророчеству всю эту шевелящуюся, галдящую, фанатичную толпу.

Не прошло и получаса, как уже пророчествовали и крутились волчками, раздувая грязные лохмотья, пророки, нищие, богомольцы из дальних городов и селений. Музыканты гремели кимвалами, звенели бубнами, бренчали на струнах.

Многие из пророков закатили глаза и кричали дико, широко разевая рты. У других пена извергалась из глоток, словно они отравились ядовитым отваром или наглотались гашиша, привезённого египтянами. Визгливо и резко завопили женщины, стоявшие поодаль. Одна нарядно одетая девушка вдруг упала и стала биться в судорогах. Служанки и родственницы бросились к ней с радостными лицами и криком: «Дух снизошёл, дух божий снизошёл! Осчастливил дух божий!»

   – Бог наш снизошёл к вам! – подхватил их крики первосвященник. – Благословение его покрывает, как река, и, как потоп, наполняет сушу! Для добрых он создал добро, а для грешников – зло! И ветры, созданные для лишения, в ярости своей усилят удары свои для тех, кто несёт злонравие! Огонь и град, голод и смерть будут отмщением воспротивившимся служению божию! Зубы зверей, скорпионы и змеи, и меч, гибельно мстящий нечестивым, обрушатся на головы их!

Толпа пела, плясала и взывала к богу. Воины, пришедшие из Гибы, захваченные общим неистовством, побросали щиты и копья. Некоторые запели известные им молитвы и заклинания. Другие пустились в пляс, тяжело топая в пыли грубыми башмаками. Нашлись и такие, что стали пророчествовать не хуже остервеневших бродяг, выкликая страшные слова.

   – Смерть и убийство, ссора и бедствие, сокрушение и удары, огонь и меч – всё для беззаконных! И потоп от бога был для них! Имения неправедных иссохнут, как песок в пустыне, а славные имена праведных, как гром при проливном дожде, прогремят! – восклицали они ржавыми и хриплыми голосами, привыкшими к проклятиям и воинским командам.

Доик-идумей стоял среди них, злобно сверкая глазами, и с досады кривил губы. Он ничего не мог поделать, даже когда обнажил меч. «Чтоб вас истерзали львы и косматые чудовища гор, чтоб на вас напал чешуйчатохвостый скимен, шакалья порода...» – бормотал Доик и, увидев спускающегося с возвышения Шомуэла, подошёл к нему.

   – Жрэц, мэне посылал мой царр Шабул взять у тебэ Добид, бэтлэхэмца, – коверкая слова, произнёс идумей. – Гдэ он, жрэц? Я должен его убыть.

   – Моё ведение состоит в божественном служении и приношении жертвы. – Шомуэл с презрением взглянул на насупленное лицо чумазого, словно от грязи, косноязыкого идумея. – Если тебя интересует другое, спроси моего слугу.

   – О, доблестный Доик, – с хитрым видом заворковал гибкий курчавый Шуни, – известность твоя донеслась и до Рамафаима. Однако твои соглядатаи ошиблись. Тысяченачальник господина нашего и царя с именем Добид не появлялся в нашем городе.

Прости, но не взыщи: его здесь нет. А царь, говорят, послал своего брата Абенира и сына Янахана перебить тысячу-другую идумеев, напавших на шимонитский городок. Не знаешь, чем там всё кончилось?

С руганью раздавая затрещины воинам, Доик долго приводил их в сознание. Наконец ему удалось собрать всех в тесную группу. Подобрав с земли оружие, они нестройно поплелись к воротам.

3

Вернувшись в Гибу, воины стояли посреди крепости на коленях, опустив головы, потому что Саул изрыгал на них угрозы и проклятия. Он сорвал с себя ремень и лупил по их тупым вихрастым затылкам.

   – Где твой лазутчик, Доик? – ревел царь, замахиваясь куда ком и хватая идумея за бороду. – Он не мог отличить Добида от какого-нибудь рамафаимского дурака? Он же болтал, что видел рыжего щенка с Шомуэлом!

   – Он отлычил рыжего, – отворачиваясь от страшного царского кулака, говорил Доик. – Он снова мэне шказал: там Добид. И старык был с ным, проклятый жрэц.

   – Бараны и ослы! Вам надо пастись на лугу, а не ходить в походы. Раз не под силу исполнить приказ царя, убирайтесь. Завтра я сам пойду ловить своего врага. А вас в следующий раз я повешу за такую службу. – Царь плюнул на иссушенную зноем землю и зарычал от неутолённой жажды мщения. – Доик, чтобы собрал завтра две сотни лучших бойцов. Я пойду с ними в Рамафаим.

На другой день, сопровождаемый копейщиками, с дядей Ниром, Бецером и лекарем Гистом Саул подъехал в колеснице к внешнему колодцу у стены города. Место это служило источником чистой воды для горожан.

Трое из ехавших в колеснице невольно вспомнили раннее весеннее утро, когда в поисках пропавших ослиц Саул с Бецером и приставшим к ним Гистом остановились здесь, чтобы узнать о великом прозорливце. И тогда стайка резвых девушек с кувшинами показала им, где его найти. Возле колодца и сейчас находились люди, пришедшие за водой, – женщины, слуги, молодёжь из предместья.

Распахнутые настежь ворота Рамафаима принимали вереницы богомольцев. Люди несли хлебы и мехи с вином, ягнят и козлят.

Тащили упирающихся баранов к главному алтарю в Набате. Там происходило праздничное жертвоприношение, там пророчествовали десятки своих и пришлых пророков. Именно в Набатее Рамафаимовой можно было увидеть служение первосвященника и услышать его пророчество.

Лицо Саула внезапно покрылось пятнами, глаза вперились в пустое пространство со страстью, ужасом и мольбой.

– Туда, – сказал царь, указывая возничему, – скорее.

В Набатее шло пророчество: восклицали косматые старики, молотя в бубны, плясали и пели сотни людей, падали на землю и бились в судорогах припадочные. Высоко на горе, рядом с алтарём, красным от крови жертвенных животных, пророчествовал Шомуэл. Его голос раскатисто доносился до близких улиц, и богомольцы, давя друг друга, старались оказаться ближе к чудодейственному старцу, к великому прозорливцу.

Толпы метались по прилегавшим улицам. Безостановочно кланялись, протягивая руки к алтарю, молебщики из всех колен Эшраэлевых со своими жёнами и дочерьми, разодетыми и накрашенными, бренчавшими золотом и медью браслетов; тут же подвывали дикарскими голосами приобщённые к вере, обрезанные мохабиты, аммонеи, аморреи и идумеи с курчавыми патлами, заплетёнными в косы, с кольцами в носу и ушах; тут глазели, ахая и болтая между собой, иноземцы из Тира, Сидона и Гебала, из древнейшего сирийского города Дамашки[61]61
  Дамашки (Дамашко) – современный Дамаск.


[Закрыть], из Митанни, даже из проставленной столицы Баб-Иллу, что находится в межречье Эпрато и Хидеккеля...

Вдруг всё это остро пахнущее, орущее, галдящее, беспокойно толкущееся месиво народного торжества шарахнулось в стороны, полезло на обрушенные ступени, на корявые суки теребинтов и тутовых деревьев, на плоские крыши низких домиков. Залаяли злобные собаки, зарыдали, икая, ослы, взревели верблюды с вьюками и всадниками на горбах...

«Царь, царь... – неслось всюду между людьми; выкатились белки чёрных глаз, взмахнули смуглые чумазые руки, сверкали оскаленные белые зубы хебраев... – Царь, царь Саул приехал к великому прозорливцу... Они враждуют... Что же будет! Что будет! О, Ягбе, Эль-Эльон, Баал-Беррит... О, Адонай! О Эль-Шаддаи!!!»

Двести отборных воинов Саула уже шатались, будто упившиеся крепким вином... Не могло вынести сердце человека зона божьего в пророчествах... Дух божий нисходил на них... А в некоторых, может быть, вселялся злой дух тёмных богов, изуверских, кровожадных, исступлённых и страшных...

Гист проклинал себя, что не уговорил Киша, Нира, Ахиноам, левита Ашбиэля, кого-нибудь ещё... удержать Саула, чтобы не ехал он в это змеиное гнездо первосвященника, владеющего чарами подчинения своему пророчеству, своему беснованию, своему торжеству... И случилось...

Саул отбросил расшитый серебром плащ и смахнул с седеющей головы белый кидар. Он бросился в середину вопящей от ужаса толпы и завыл, как волк в зимнюю ночь, зарычал, как разъярённый косматый лев, рявкнул, будто медведь, раненный острым копьём охотника...

   – Господин мой и царь! – кричал Бецер, безуспешно пытавшийся остановить его. – Не делай этого, прошу тебя! Не следуй за этими обманщиками! Не пророчествуй! Не надо!

Но было поздно, потому что затмение пало на голову царя, и духовный восторг обуял его сердце. Так и не добравшись до прозорливца, Саул скакал, словно – сивый козел, с другими, потерявшими разум стариками и молодыми. Они криком своим перебивали его бестолковые грозные посулы и проклятия. Они вместе с ним плясали и пели, терзая музыкальные инструменты. Они визжали и вопили, словно стая бесстыжих обезьян, которых привозили иногда на рынки Ханаана коварно усмехавшиеся египетские торговцы.

Саул изрыгал брань и пену, юродствовал и изгалялся. В конце концов, царь сорвал с себя всю одежду. Обнажённый, как раб в каменоломне, потеряв даже набедренную повязку, рухнул в пыль и раскинул посреди площади своё могучее, покрытое шрамами тело, будто пьяный Ной перед сыновьями...

Лупя кнутом направо и налево, Бецер бросился к царю, чтобы окутать его плащом. За ним последовали Нир и кто-то из воинов, сохранивших разум. С трудом они положили Саула на колесницу.

   – С дороги! – Бецер направил буйно храпящих горячих коней прямо на толпу.

Колесница понеслась к воротам и умчала из Рамафаима царя, впавшего в беспамятство. Нир и Гист, сожалея о происшедшем, находились с ним. Низкорослый лекарь влил в приоткрытый рот Саула лекарство из своей склянки. Через недолгое время тот заморгал и откашлялся.

   – Где я? – спросил царь.

   – Возвращаемся домой, – коротко ответил Бецер, правя лошадьми.

   – А Добида нашли? – опять спросил царь и сел, однако тут же застонал и обхватил голову руками.

   – Не до того, Саул, – без церемоний сказал ему дядя Нир. – Жив бог наш, ты пришёл в себя. Добида никто не видел, нечего и искать. А вот тебя, когда ты пророчествовал и плясал, могли в толпе ударить ножом. И кто бы это сделал – пойди узнай. Вот так вот. Лучше уж попить лекарства, которые тебе напарит наш Гист, поспать и отдохнуть. А Добид – пусть идёт себе куда хочет.